Делаем опалубки. Вибратором рыхлим раствор с галькой, как в фильме
      'Карьера Димы Горина'. Работа действительно тяжелая. Вибратор просто засасывает вглубь. Ручка у нашего менее удобная, чем у Диминого.
      Обедаем в вагончике-столовой – тарелка щей стоит одиннадцать копеек, или ходим в универсам за кефиром и хлебом.
 
      Второй курс начался с разделения группы на две части. Одна часть днем работает и вечером учится, другая в это время учится днем.
      Через неделю части меняются. Группу поделили по языковым признакам: на немецкую и английскую.
      Нас оформили в заводские цеха. Мы с Олегом попали в цех ПТК – подвесных толкающих конвейеров, электромонтерами третьего разряда.
      Олег из Смоленска, отслужил в армии, уволился сержантом, женат, под носом усы. Порядочный, не могу представить его, издевающимся над солдатом.
      Как и все новички, мы получили спецодежду бывшую в употреблении.
      Новую выдают через полгода.
      Подвесные толкающие конвейера разбросаны по всему заводу.
      Подвесные – потому что подвешены, бывают напольные. А толкающие, потому, что подвеска с деталями не прикреплена жестко к цепи.
      Кулачки цепи толкают подвеску, и она сама катится по направляющей.
      Удобство в том, что подвески могут переходить с одного конвейера на другой, сортироваться по признаку пустая – с деталями или по типу деталей, складироваться на перекрестках. Вся информация о типе деталей и значит, о маршруте пишется на две магнитные пластины на задней тележке подвески.
      Мы попали на конвейера в цех окраски. Грузовики привозят сюда кроватки со всевозможными деталями из других цехов в основном из
      Прессового корпуса. Эти детали рабочие навешивают на подвески.
      Дальше они едут на мойку, окраску и сушку. В конце цикла другие рабочие снимают детали и складывают их в кроватки. Машины отвозят кроватки на сборочный конвейер.
      В мастерской электриков две группы электромонтеров – те, кто смотрит и обеспечивает движение подвесок, и те, кто ремонтирует их.
      Мы с Олегом ремонтируем подвески.
      В цеху от многочисленных конвейеров стоит такой грохот, что позвать по имени кого-то просто не возможно. Рабочие друг другу кричат 'Эй!!!'. Если работы нет, просто сидим и курим, устаем от шума также как от работы.
      Зимой в цеху тепло. На сотни метров тянутся 250-градусные печи для сушки покрашенных деталей. Не здороваясь, бегают крысы. Тыловые и канцелярские.
      Летом мастерская электриков работает только до обеда. Никто домой не уходит, просто разбредаются кто куда. В цеху стоит невыносимая жара.
      Каждое утро начинается с раздачи заданий на текущий день. Задания записываются в замызганный, промасленный журнал с графами: Название работ | Исполнитель | Подпись. Для разнообразия пишу: 'Ремонт подвесок | Вел. Кн. Николай | подпись'. Никто даже не заметил. В институте у нас на курсе учился студент Федя. Он где-то доставал бланки для стипендии. Уже с печатью, оставалось вписать свою фамилию и расписаться за декана. Феде отказывали иногда в стипендии из-за задолженностей по зачетам и экзаменам, поэтому он прибегал к такой хитрости. Получал, получал Федя по поддельным справкам, потом ему надоело подделывать подпись декана, и он стал подписываться своей фамилией. Это заметили. Такого надругательства над отечественной высшей школой Феде не простили, отчислили.
 
      Ремонт подвесок – работа тяжелая. Больше слесарная, чем для электрика. Снимаем токосъемники с передней тележки и ставим новые, заменяем шток, заменяем магнитные пластины, если погнуты или вкручиваем винт, если она болтается на одном. Работают обе руки: в одной пассатижи, в другой отвертка. Ремонтная площадка под потолком, жарко. Часто приходится не скручивать винты, а сбивать зубилом – они пригорают после прохода через мойку и печи.
      Рядом с ремонтной площадкой шесть мягких сидений от грузовика.
      Кто-то давно принес их из соседнего цеха. Это не проблема, лишь бы не за территорию завода. На сиденьях мы курим с комфортом. Если кто-то задремал, комсомольцы – добровольцы обязательно запалят его шнурки сигаретой. Шнурки будут дымить, дымить, пока совсем не истлеют или пока сам вольтерьянец не проснется от запаха.
 
      Мы работаем с восьми до без пятнадцати пять. После работы умываемся и переодеваемся. В раздевалке у каждого свой шкафчик.
      Выходим из цеха и по пути к проходной пересекаем площадь перед
      Инженерным корпусом. Из корпуса в это время высыпает толпа инженеров. Они заканчивают в пять, но не тратят время на переодевание и умывание, как мы. Гляжу на эту толпу и думаю: 'Зачем их так много?' При любом цехе есть техчасть, в которой работает инженер-технолог. Он в состоянии решить все вопросы, связанные с технологическим процессом. А эти то, что делают? И так думает каждый рабочий рядом со мной. Прошло три года, и я сам оказался в
      Инженерном корпусе сначала в качестве техника-конструктора, потом инженера. Тогда я понял, что эти инженеры не едят хлеб даром. Заводу дешевле держать этот штат, чем заказывать в сторонних организациях автоматические линии, специальные станки или роботы.
 
      У студента выходит около ста рублей в месяц. Две недели мы работаем и две учимся. Получаем зарплату за пол месяца работы и стипендию за пол месяца учебы. За бездетность со студентов не берут
      – у них много времени уходит на учебу, никак не могут сосредоточиться на детях.
      Осенью и весной в институт я хожу в старом Димкином плаще. Мне он нравится, импортный бежевый, с множеством деталей спереди и сзади, погончики, ремень, по моде 70-х он выше колен. А к зиме мама сшила мне полушубок из какой-то старой шубы. Выкроила из лучших кусков. На груди пришлось сделать молнию – для пуговиц не хватило материала. По бокам широкие драповые вставки. Если держать руки по швам, то кажется, что полушубок полностью из меха. На моей голове – шапка из черного мертвого кролика. Тоже чья-то старая. Когда-то ее ежедневно били об пол, когда плясали 'Барыню'. Какой-нибудь Сатин или Лука.
      С третьего курса, шубу сменил на драповое пальто, а кроличью шапку на нутриевую. Светлая шерсть, похожая на кабана. Три года от моей головы пахло этим кабаном. Но она все-таки внешне приличнее, чем кроличья, если спереди смотреть.
      Некоторым студентам их обеспеченные родители покупают детям джинсы. Одни брюки или с джинсовкой. В нашей группе таких студентов нет. Цена на джинсы колеблется от шестидесяти рублей (за снятые с мертвого бездомного), до ста пятидесяти за 'Wrangler'. Зарплата инженера – сто двадцать рублей. В продаже джинсов нет, их покупают у фарцовщиков. С 82-го на ЗИЛе появились в распродаже индийские, румынские джинсы по цене семьдесят – восемьдесят рублей. Еще нужно выиграть талон на распродажу, только тогда можно стать их обладателем.
      Трудно, даже невозможно купить в Москве летнюю майку, более – менее приличную, с иностранными надписями и картинками на груди.
      Надписи могут быть любые, никто их особенно и не читает. Главное – латинские буквы – признак зарубежного качества. Майки, что висят в магазинах, можно носить только дома или зимой.
      В моде импортные полиэтиленовые пакеты с портретами зарубежных певцов и групп. Купить их можно только у фарцовщика, за пять рублей.
      Отечественные пакеты стоят шестьдесят копеек, но на них изображено что-то стыдное. Ручки импортных пакетов слабоваты, много учебников в него не положишь. Сашка Изюмов хитрит: внутри фирменного пакета он носит советскую сумку, прочную, как бронежилет. Со временем его фирменный пакет обветшал, изображение на нем стерлось. Однажды мы поняли, что Сашка вешает лапшу гражданам. На перемене, когда Сашка курил, Юра нашел в шкафу навесной замок и подвесил Сашкин пакет к трубе отопления. Ключ выбросил. Все, теперь только пилить.
 
      Дома комната студента оклеена фотографиями зарубежных поп- групп и певцов. Это вырезки из зарубежных журналов. Кто-нибудь приносит в институт, пять листочков. Какая прелесть. 'Абба', 'Мик Джаггер', еще
      'Абба', 'Смоки', как хочется повесить их у себя. Пожалуйста, пять рублей листок. Зарубежные журналы не продаются в стране.
      У своих знакомых и друзей студенты достают и переписывают записи групп 'Пинк флойд', 'Beatles', 'Queen', 'Kiss'. Из наших популярна
      'Машина времени'. Ни о Галиче, ни о Визборе, ни об Окуджаве ничего не слышно.
 
      На третьем курсе начался сопромат. 'Сдал сопромат – можешь жениться'- говорят студенты. Оказалось ничего страшного. Пол группы получили отлично. Человек семь решили сразу же, не откладывая, отметить успешную сдачу на третьем этаже, в свободной аудитории.
      Вообще-то третий этаж первого корпуса опасный, здесь расположены кафедра и кабинеты общественно-политических наук. Заперлись на стул, развернули на газетке колбаску, открыли несколько чекушек. Кто-то курит. Колбаска докторская. Мясомолочная промышленность СССР выпускает еще любительскую и отдельную колбасу. К праздникам из
      Финляндии завозят салями и сервелат, но в магазинах открыто они не лежат. Салями для нашей семьи достает Няня в своем магазине…
      Хорошо сидим. Кто-то в дверь рвется. Сняли стул, на пороге женщина-преподаватель. Что ли запах дыма она почувствовала или громкие голоса привлекли. Уверенность сошла с ее лица, когда тетя увидела задымленную аудиторию, семь раскрасневшихся комсомольцев, а нос ударил запах спиртного.
      – Мальчики, вы что, здесь курите?
      – Что Вы, тетенька.
      Тетенька вышла, а мы быстро собрались и унеслись в другой корпус.
      Юрка Антидюринг разбил бутылку портвейна в своем дипломате и замочил курсовой по деталям машин. Юрку однажды спросил доцент: 'Назовите деятелей международного коммунистического движения' и он стал перечислять: Маркс, Энгельс, Антидюринг…
 
      На стендах у деканата технологического факультета кто-то упорно исправляет первую букву в фамилии преподавателя Туев на другую.
      Большими буквами: 'Если книг читать не будешь – скоро грамоту забудешь!'. Студенческая стенгазета: рукописная статья, сбоку карикатура: ректор поливает лейкой ветвистые дубы.
      Вахтера на входе студенты будят в пять утра: – Папаша, открывай.
      Они задержались, всю ночь играли в преф.
      В столовой мы едим по льготным талонам. С талоном обед стоит тридцать пять копеек, без талонов – шестьдесят. Деньги на талоны ежемесячно собирает Гросс – это общественное поручение. Мясо в столовой как подошва, компот разбавлен, как и везде. Лишь однажды мне посчастливилось выпить неразбавленный компот в столовой литейного цеха. В литейном народ строгий. Кастрюлю на голову оденут прохвосту. В середине 70-х литейщики бастовали. Вышли толпой к парткому и потребовали повышения зарплаты. По этой причине партком вскоре вынесли за территорию завода. Теперь, чтобы в него попасть, нужен пропуск для турникета. А в рабочее время все пропуска в табельной. Партия строго настрого запретила расхитителям социалистической собственности из литейного цеха разбавлять компот и уменьшать порции блюд. В других цехах все осталось по-старому.
      Раз в году в Москву привозят бананы. Воруют у обезьян. Это страшный дефицит, хотя и стоят они два рубля за килограмм. Сначала в нагрузку к бананам давали галоши, вскоре партия запретила. Столовые тоже получают бананы, но, как обычно придерживают, как любой дефицитный товар. Бананы портятся и из них делают компот. Зимой, кстати, в Москве фруктов почти нет. Если в каком-то магазине появились апельсины или мандарины, мгновенно вырастает очередь, а через два часа опять шаром покати.
      Летом в столовой появляются салаты из помидоров и огурцов.
      Помидоры на тарелках не порезанные, а раздавленные, а огурцы всегда горькие. В супе плавают порванные руками листы капусты. И совсем не руками. Капусту топчут ногами на овощной базе. Будет людям счастье, счастье на века, у Советской власти сила велика.
      Тока бы не было войны.
 
      В нашей группе стали популярны кроссворды. Мы даже иногда соревнуемся, кто быстрее Сашка Изюмов, Миша и я. Кроссворды есть в среду в 'Вечерней Москве', в субботу и воскресенье в той же
      'Вечерней Москве', в 'Московской правде', 'Гудке', 'Московском комсомольце', 'Лесной промышленности', 'Ленинском знамени'. Максимум приходится на субботу – девять газет с кроссвордами. Журналы не в счет, они дороже. 'Огонек' например, стоит тридцать пять копеек, а любая газета две, три копейки. Мне интересно разгадывать. Кроссворд
      – это фундамент старой крепости. Вначале стараюсь отгадать слова по периметру и замкнуть его по возможности. Дальше отгадываю слова внутри, укрепляя перегородками главные стены.
 
      На второстепенных скучных лекциях мы играем в игру опрос, сами изобрели. Участвуют все и в тоже время в аудитории тихо. Из уст в уста передается вопрос: 'Кто у нас женщина?' Все пишут записки с именами, и передают их в шапку для голосования. Спикер вынимает бумажки и оглашает. Большинством голосов женщина у нас Сашка, а
      Марина, единственная девушка в группе, на третьем месте. Интересно, что на вопросы 'Кто у нас самый тупой?' и 'Кто у нас самый умный?' побеждает один и тот же кандидат.
      Дурачимся на лабораторных работах по электротехнике. Преподаватель
      Сороконожкин человек весьма рассеянный. Однажды он написал формулу для электрического тока, с которой можно поспорить: I = U*R.
      Сороконожкин стоит у одного из стендов разбирается со схемой, прикручивает провода. Вокруг него сгрудилась часть студентов. Гросс и Славка в это время с трудом запихивают, заталкивают в Сашкин дипломат черный мегомметр. А когда Сашка обнаруживает его и, ругаясь, начинает вынимать, они поднимают шум и зовут Сороконожкина:
      – Вот! Посмотрите! Посмотрите, что делает! Читают на твоем челе печать проклятия народы. Ты ужас мира, стыд природы, упрек ты богу на Земле.
      Кто-то достает из своего дипломата оконцованные провода со стенда, а я из своего – десяток погнутых алюминиевых столовых ложек из столовой.
      – Дожили, православные! Уже ложки из столовой выносят!
      – Да ты рубаху у него задери и сам почитай! У него вся спина красной плеткой исписана!…
      – А нам стыдно дышать с ним одним воздухом. И нам хочется открыть рот и выбросить этот воздух из себя. Позор! Говорим по буквам: Петр,
      Ольга, Захар, Омлет, Ра-фи-над!.. По-зор!!
      Сороконожкин молча смотрит на все, интересно, что он думает.
 
      В конце четвертого курса я вдруг понял, что такое электрический ток. У нас появился предмет Гидропневмоавтоматика, он помог увидеть аналогию в движении воды и тока.
 
      Не все слова я говорю правильно. Юра заметил у меня 'скоко время' и с тех пор я стал обращать внимание на: 'со скольки'; 'полкило';
      'красивЕе'; 'тефтЕли'; 'асексуары', 'эльфы и сифилиды'. Прежде чем сказать неправильное слово, делаю паузу, и все получается:
      – Со… в котором часу завтра собираемся?
      – В восемь. Мы втроем придем.
      – Всколькером?
      – Втроем
 
      Новый предмет – 'Промышленные роботы'. На лабораторном занятии, на столе стоит робот – ящик с одной рукой. Чудо техники. На ящике кнопки – вверх, вниз, вправо, влево, взять, отпустить. Робот может взять что-то и переложить в другое место. Доцент вышел и наши дали ему граненый стакан. Держит. Стал поворачиваться – уронил. А если бы он вез патроны?
 
      Первый семестр четвертого курса начался как обычно. А в конце сентября нам вдруг объявляют, что всех студентов снимают с учебы и отправляют на овощную базу или на конвейер по выбору. Мы как-то были на этой базе года два назад. Тоже осенью. Всего один день. Грузили капусту. Больше хулиганили, чем работали, вечером кидались кочанами в лампочку. Капуста легкая, белокочанная.
      В актовом зале всем студентам в плечо сделали пистолетом прививки против гриппа. Мне совсем не хочется работать на базе. На конвейере легче. Здесь тоже двухсменный режим, первая смена с 7 до 15 часов, вторая с 15 до 23-х. Но здесь как минимум гарантирован выходной в воскресенье, или в воскресенье и субботу. На овощной базе никаких гарантий. За каждое мелкое нарушение – штраф. Штраф означает, что деньги за текущий рабочий день не начисляются. Платить обещали четыре рубля в день и на базе и на конвейере. Многие высказались за конвейер, но желания студентов проигнорировали, и мы оказались на овощной базе. Разгружаем вагоны с картошкой. Картошка в мешках или врассыпную. Двое студентов в вагоне. Они кладут мешок на плечи подходящему. Мешок нужно пронести несколько шагов и положить на платформе. Постепенно на платформе вырастает гора, на которую теперь приходится забираться с мешком на спине. Это уже тяжелее. Перекур разрешается раз в час. Вагон не принимается, пока не будет полностью чист от картошки. Вторая смена заканчивается в 12 ночи, а в 12.15 с ближайшей платформы отходит электричка в сторону Павелецкого вокзала. Умываться некогда, нужно бежать на электричку. В час ночи закрываются переходы в метро.
      Женьку штрафанули, за то, что он покатался на автопогрузчике.
      После обеда есть свободное время, заглядываем в цеха с фруктами.
      Розовый виноград и яблоки едим немытыми. Дня через два студентов стало меньше, потом еще меньше и еще. Мишка, который уже два дня как закосил под люмбаго, посоветовал мне какие-то таблетки от кашля. В них кофеин, от которого поднимется температура. Я съел несколько штук. Пошел в свою 117-ю поликлинику. Терапевт бюллетень не дает, даже главврач не дает – у Вас, говорит, есть своя поликлиника, зиловская.
      Что же делать? Пришел домой, купил по дороге два пломбира, большие, за сорок восемь копеек, и съел их один за другим. Не помогает. На улице октябрь. Вылез на балкон босиком – не берет.
      Хорошие прививки сделали. Тогда решил порезать руку. Захожу в ванную, чтобы не забрызгать пол. Нужно, нужно – заставляю себя, иначе тебя опять ждет рабство. Вернулся в ванную, поставил руку под холодную воду. Не могу и все. Выключил в ванной свет, может быть, будет легче в темноте. Все напрасно. Как только беру ножик, ничего не могу поделать. Вот если бы кто-то другой. Порылся в инструментах, нашел клещи. Захватил ими кожу на ладони, отвернулся и шарахнул по клещам молотком. Получилось, полилось. Быстро в ванную, чтобы не пачкать пол. Кое-как перебинтовал и отправился в травмпункт. Там рассказал историю, как мастерил что-то, и соскочили клещи. Кисть забинтовали и дали освобождение на девять дней. Эти дни я проработал в институте, на легкой работе, вместе с больными люмбаго.
      Освобождение кончилось, и однажды утром к восьми часам я снова поехал на базу. Поразительно, но студентов тут не оказалось. Всех сняли раньше срока на две недели. И предупредить меня никто не мог, чтобы зря не ехал – все друзья работают в институте. Что ж это хорошее известие.
 
      В нашу группу перевелись два студента из Сибири. Один неплохой мальчишка, Сережка, очкарик, я от него гриппом как-то заразился, а второй Пельменев с нехорошими глазами. Однажды я связался с ним, напился и уехал в Тамбов. Он предложил поехать к своим подружкам.
      Водка – моя. Он все наврал. Сначала мы колесили по городу, потом распили одну бутылку в кафе на Белорусской. Поехали куда-то на метро. По пути я влюбился в одну девчонку. С ней ехали две подружки.
      Мы поехали провожать их на Павелецкий. Пока ждали поезд, распили вторую бутылку. Девчонки отказались, и мне пришлось выпить второй стакан. Началась посадка на тамбовский поезд, и мы зашли с девчонками. Потом проводница сказала провожающим: 'позвольте Вам выйти вон'. А я не выхожу, разговариваю с ангелом чистой красоты.
      Проводница стала ругаться. Я воспользовался тем, что она отошла, и спрятался в ближайшем купе. Было уже поздно, люди лежали, и свет в купе был выключен. На меня зашикали. Я извинился и обещал, что выйду, через минуту. Поезд тронулся. Я вышел из купе, а в каком едут подружки – не знаю. Проводница вывела меня в закуток между тамбуром и коридором. Там я сидел и спал до первой остановки. Огляделся. Это что за остановка, Бологое иль Поповка? А трудящиеся говорят: -
      Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар. Городок не велик и не мал. У Печоры у реки здесь живут оленеводы и мухлюют рыбаки.
      Вокзал – большая изба. Прихожая и комната с лавками вдоль стен для пассажиров и окошком кассы. Горит лампочка, сидят и спят колхозники, человек двадцать. В прихожей света нет, тут в потемках кто-то наступил на крысу. У меня всего двадцать копеек. До Москвы билет стоит около пяти рублей. Первый поезд в Москву будет только после десяти утра. Когда рассвело, по узкой снежной тропинке между сугробами пошел в продовольственную лавку, продать свой 'Паркер' – все, что у меня есть ценного. Хорошо, что в магазине пусто.
      Предложил продавщице за пять рублей. Она посмотрела и отказалась.
      Узнал у нее, где найти начальника станции. Опять узкой тропинкой к другой деревянной избе. Захожу к начальнику – так и так, нужен билет до Москвы, когда приеду домой, сразу вышлю Вам деньги, можете записать мой адрес… У меня нет денег на дорогу, пытался продать ручку, не берут… Начальник выслушал, но тоже отказал.
      В одиннадцатом часу подошел московский поезд. Платформы нет, залезать в вагон нужно с насыпи. Попытался в последний вагон – проводница стала кричать и закрывать дверь вместе с моим ботинком.
      Тогда я купил в кассе билет на двадцать копеек, лишь бы посадили, буду ехать, пока не выгонят. Сел. Мне повезло, контроллеров не было.
      Через пять часов был в Москве.
 
      В начале пятого курса группу перевели на инженерно-технические должности. Мы стали техниками-конструкторами с окладом 95 рублей. Я попал в отдел гидроавтоматики. Люди замечательные. Интересно, что никто из конструкторов здесь не имеет образование по автоматике. Все разных лет выпускники ВТУЗа по 'Кузовам', 'автомобилям', другим далеким от автоматики специальностям. После института их образование не остановилось, а продолжается движение по инерции к мечте, которая возникла ближе к концу обучения. В основном конструктора чертят механические детали гидропривода. Лишь 10-15% своего времени они уделяют разработке гидравлических или пневматических схем управления. Это наслаждение для них. Они не знают булевых законов, просто их этому не учили, но у них все получается. Для меня это необычно.
      Месяца через три, четыре я стал проситься перевести меня в отдел, близкий к электричеству. Большую часть времени чертить цилиндры и золотники в разрезе мне не интересно.
      Меня перевели в электроавтоматику, предварительно отправив на четыре дня в шестой механосборочный цех. В этом не было чьих-либо козней или наказания. Просто существует разнарядка на отдел на отработку в цехах завода. Это обычное дело. Если человек уходит – почему бы ни воспользоваться случаем.
      Работаю я не на конвейере, а на отдельных станках. Это существенно легче. Электрокар привозит мне кроватку заготовок и отвозит кроватку готовых изделий. У меня два станка: протяжной и сверлильный автоматы. Таких участков по цеху десятки. Начинаю с того, что кладу крестовину в протяжной станок и нажимаю кнопку 'пуск'. Станок строгает торцы крестовины. Снимаю ее, и перекладываю на сверлильный станок за спиной. Одной кнопкой крестовина фиксируется, а кнопка
      'пуск' включает четыре шпинделя, сверла которых автоматически врезаются в торцы крестовины. Сверла автоматически останавливаются, когда шпиндели упираются в концевые датчики. Постепенно приспособился и стал работать быстро. Работают оба станка, а я верчусь, успевая снимать и устанавливать детали. В последний рабочий день я настолько закрутился, что перепутал кнопки. Сверла хрустнули и остались в крестовине. Если бы в момент отвода шпинделей параллельно блокировать кнопку, выталкивающую крестовину со штока, этого бы не случилось.
      У меня два станка, а у соседа четыре, они стоят по периметру вокруг него, и он крутился как белка. Мой сосед – БНС-ник – больной наркологического стационара. БНС-ников несколько тысяч на заводе.
      Они принудительно работают три или четыре месяца. Получают половину заработка, то есть шестьдесят рублей. Другая половина уходит на питание, обслуживание, экскурсию на Бородинскую панораму, концерты
      Стравинского.
 
      Сразу после цеха я перешел в отдел электроавтоматики. Меня посадили за свободный кульман напротив входной двери. Сюда сажают всех новичков. Поначалу пришлось чертить детали. Тетенька, к которой меня прикрепили, работает давно в отделе и на заводе. Она рассказывала мне о временах, когда у входа в Инженерный корпус не было асфальта, а была большая лужа, когда чумазые рабочие ездили на завод и домой в спецовках и нервировали в автобусе благородную публику. Сейчас рабочим завод выдает спецодежду, в цехах есть шкафчики для переодевания.
      В нашем отделе работает чертежник Сережа. Он перечерчивает старые чертежи по новому ГОСТу. Сережа наклоняет свой кульман и задевает по голове конструктора впереди. Ну, вот, была идея, а теперь шаром покати. Иногда в отдел заходят посторонние и отдают начальнику наши чертежи. Они нашли их на полу третьего и четвертого этажа. Это
      Серега носил рулоны в архив.
      На одной из дверей второго этажа висит табличка: 'Не входить!
      Зарядка!' Что там заряжают? Лучше подальше держаться, вдруг 380? С этим не шутят, есть же плакаты: 'Стой, опасное напряжение!';
      'Обуглились руки? – смотри, куда лезешь!'; 'Не влезай, убьет!'; 'Не спи, замерзнешь!'. Оказалось, что зарядка – это всего на всего производственная гимнастика, которую передают по радио в одиннадцать часов.
 
      83-й год. На заводе в конструкторских управлениях пока не введен хозрасчет, при котором любой конструктор должен начертить за месяц определенное количество листов, определенной сложности. А пока месяц на месяц не приходится. Может выйти и двадцать листов, может и десять. Заплатят одинаково. Некоторые романтики предпочитают по возможности почитать книгу, женщины – сходить к соседкам, посплетничать.
      Конструкторский отдел заставлен тремя рядами кульманов. Кульманы закрывают конструкторов от начальника. Но контролировать ситуацию просто: если линейки движутся, значит, человек работает. Только линейки Васи Трубачева второй час делают одно и то же движение.
      Глянул начальник на Васины ноги, а ботинки-то в другую сторону растут. Кто ж его так прооперировал? Подошел к кульману: все в порядке – Васек читает, а рука за спиной водит линейками. Смекалка конструкторская. В войну тоже смекалистые каску надевали на ружье и высовывали из окопа. Вообще конструкторов недотепами не назовешь:
      'Карандаш чертит, а ластик думает…' – говорят об них партейцы.
      '… а голова кашляет' – добавляют конструктора.
 
      Как-то незаметно втянулся в спортлото. Купил десять билетов лотереи '5 из 36' по шестьдесят копеек билет и выиграл сто пять рублей. Один билет с четырьмя номерами и два билета по три. В следующий раз купил сто билетов. И вновь выиграл, на этот раз девяносто девять рублей. В плюсе тридцать девять.
      Почитал политэкономию развитого социализма, в ней пишут, что лотерея '6 из 49' более надежна, чем '5 из 36'. В последней творится полное безобразие, числа выпадают, как захотят. Даже те, что выпали в прошлый тираж, осмеливаются выпадать в следующем. Тиражная комиссия смотрит на это сквозь пальцы, а на гневные письма трудящихся только отмалчивается. Что же, стал играть в '6 из 49'. У этой лотереи и билет дешевле, всего тридцать копеек. В тираж покупаю по двести штук. Распространители билетов просят меня заходить в следующий раз опять к ним. Играю каждый тираж, то есть каждую неделю. Билеты нужно успеть опустить в специальный ящик до восьми часов вечера четверга. Результаты становятся известны в субботу утром. Сначала заполнял билеты случайными числами, используя мешочек с бочонками от спортлото. Вскоре купил небольшую брошюру по спортлото. В ней кроме раздела с результатами тиражей за несколько лет, предлагаются игровые системы. В институтской библиотеке взял подшивку 'Гудка' и выписал результаты тиражей, которых не хватало в моей брошюре. Теперь можно попробовать провести статистические исследования и выбрать систему игры. Любая система построена примерно так: допустим, система из 20-и номеров. Нужно выбрать из
      49-и номеров лотереи любые двадцать. Если в эти двадцать попали все пять выигрышных номера тиража, то система гарантирует один или два варианта раскладов выигрыша. Также система гарантирует выигрыш, если в 20-ку попадут 4-е или 3 выигрышных номера. Система не охватывает все варианты сочетаний номеров и поэтому стоит на порядок дешевле.
      Остается правильно указать эти двадцать номеров. Я почти научился предугадывать, в каком десятке от 1 до 49 будут номера будущего тиража. Играл в общей сложности месяца три до ближайшей сессии.
      Случались и проигрыши, но затраченную сумму частично покрывал выигрыш за четыре номера. По системе сыграл два раза. Первый раз выиграли 2 билета по четыре номера и 13 по три. Выигранные деньги можно получить не во всякой сберкассе. Ко мне ближайшая на Плющихе.
      – Где Вы столько набрали, – спросила меня кассирша.
      Для получения выигрыша более ста рублей нужно предъявить паспорт.
      В последний раз предположил, что выпадут тридцатки, и они выпали:
      36, 37, 38, 39 и еще два номера из других десятков. Сорок пять рублей вылетели. Весенняя сессия отвлекла меня от игры, и больше я не возвращался к спортлото.
 
      В институте у нас пошли предметы по специальности. Роботы, станки с ЧПУ. Роботы или станки с ЧПУ работают не под управлением микро-ЭВМ, каждый станок или робот с уникальной схемой управления на логических микроэлементах и триггерах. Каждая схема решает только свои конкретные задачи. Изучать ее просто нет смысла. Настольных компьютеров, еще не было. Мы изучали общие блок-схемы больших машин: процессор, память, диски и устройства ввода-вывода. Все слишком просто. И я ушел немного в сторону. Юра дал мне литературу по логике. Потом я сам стал покупать и читать литературу по искусственному интеллекту, бионике, 'Кибернетику' Винера, 'Аршин
      Малалан' и другие книги. Хотел найти ответ на вопрос: Смогут ли роботы когда-нибудь создавать себе подобных, без участия человека?.
 
      С четвертого курса у нас началась военная кафедра. В первом семестре она занимает полдня в неделю, в следующем – полтора дня.
      Военная кафедра готовит из нас лейтенантов понтонно-переправочных взводов. На кафедре человек пятнадцать офицеров, один капитан, другие выше званием. Начальник кафедры – генерал. Два офицера с чувством юмора, остальные с чувством глубокого удовлетворения.