— Это не бегство. Ты ведь не называешь бегством парирование удара в схватке. Ты не можешь бороться с Орвином, поэтому единственный выход — сделать так, чтобы он не смог бороться с тобой. Покинь город.

— Если я покину Алдион, то никогда не смогу вернуться, — заметил Крэйн. — Ты знаешь Орвина, но не думаю, что знаешь лучше меня. Он не человек момента, если его ненависть ко мне зашла так далеко, что его не остановят ни приличия, ни мнение подданных, он не переменит решения, даже если Эно свалится на тор-склет.

— Сейчас он под влиянием эмоций. Рано или поздно он поймет, что твоей вины в болезни Риаен нет.

— А если поздно? Я бы не хотел до старости вести жизнь шэла в изгнании.

— Этого тебе не придется делать в любом случае. Тебя будут искать.

— Лат, Риаен еще жива. И, уверен, проживет еще не одну сотню Эно. Я понимаю, что ты беспокоишься, но не стоит заходить так далеко. Орвин не в первый раз скалит зубы.

— Я уже сказал тебе, — Лат нетерпеливо хлопнул по подлокотнику кресла, — ее жизнь действительно в опасности. Я тоже надеюсь, что Ушедшие будут хранить ее, но я должен предусмотреть все. Мне надо было поговорить с тобой.

— Не проще ли поговорить с Орвином?

— Сейчас это невозможно. Я его знаю. Может, чуть позже... Если не будет слишком поздно. Крэйн, обдумай мои слова. Может, ты и легкомысленный гуляка, но уже не ребенок. И у тебя есть выбор — разыгрывать бесстрашного неуязвимого шэла, дожидаясь пока Орвин не накинет тебе веревку на шею, или попытаться спастись, пока есть время. Я обеспечу тебе хеггов и оружие, у меня есть доступ к деньгам. Четыре тысячи сер и провизия на три-четыре дня — это все, что тебе надо, для того чтобы добраться до Триса... Ты опять смеешься?

— Извини. Не обращай внимания.

— В Трис Орвин не посмеет отправить дружинников, несмотря на свои добрые отношения с тамошним шэдом. Значит, ему придется тратить время на переговоры или действовать без огласки. В любом случае он потеряет достаточно времени, чтобы ты мог двинуться дальше. Исчезни в Трисе, забей хеггов, чтобы не выдать след, и передвигайся без шума, не привлекая внимания. Трис — большой город, но если не изменишь своим привычкам, тебя опознают к закату того же Эно.

Крэйн рассеянно слушал, прикрыв глаза. Лат, грозный, всегда уверенный в себе и не знающий сомнений Лат, говорил торопливо и сбивчиво, словно спешил высказать все до того, как его перебьют. «Судьба, — неожиданно равнодушно подумал Крэйн, глядя на едва видимый контур брата. — Сам Алдион гонит меня. Еще немного и мне придется поверить в Ушедших».

Неожиданно он почувствовал, как внутрь вползает крохотное холодное облачко, почти сразу же сгустившееся плотным комком где-то в животе.

Если Лат боится за него, если он готов чуть ли не силой вставить родного брата покинуть город — значит, ситуация действительно гораздо хуже, чем видится из покоев. Крэйн поборол острое желание снять эскерты, пальцы сжались в кулаки. Созвать дружину? Бесполезно, понял он, если Орвин настроен серьезно, пять человек его не спасут, как не спасут и сто. С пониманием пришло спокойствие, он неожиданно расслабился, голос Лата стал на него действовать усыпляюще.

— ... тор-склета будет непросто, скорее всего придется делать это в зените Урта. Охраны будет мало, если они не получат указания от Орвина, твоя дружина должна с ними справиться. Но это крайний случай, чем меньше шума ты поднимешь, тем лучше. Старайся обставить все так, словно это твой обычный поход в трактир, о твоих привычках наслышан весь Алдион, это вызовет меньше подозрений. Запасных хеггов и провизию я беру на себя, скорее всего придется оставить их заранее, в роще. Ты знаешь, три или четыре этеля на север, она небольшая, но достаточно глуха, чтобы хегги перетерпели Эно или два. Главное — будь осторожен, когда прибудете в Трис. Не забудьте снять кассы и эскерты, по ним вас опознают еще у ворот, разбейтесь на группы так, чтобы войти по очереди. Постарайтесь сменить хеггов, платите хоть по сотне сер за каждого, если не получится — забейте их и двигайтесь пешком. У Орвина есть свои люди в Трисе, но их немного и они не успеют среагировать.

— Ты увлекся планами. Орвин достаточно умен, чтобы предусмотреть все варианты. Если он выставит свою дружину, прорыв будет самоубийством.

— Наша самая ценная ставка — на неожиданность, — пояснил Лат. — Никому, даже Орвину, в голову не придет, что ты рискнешь покинуть Алдион. Ты ведь за всю жизнь ни разу не пересекал его границ.

— О да.

— Как только покинешь Трис — двигайся на запад. Города там не столь крупные, часто на большом расстоянии друг от друга, но и влияние Орвина там меньше.

— Ему ничего не стоит послать своих людей к местному шэду, — возразил Крэйн. — Власть Алдиона в этих зелиях достаточно уважаема, чтобы он мог стукнуть кулаком и потребовать мою голову. Может, я ни разу не покидал город, но я все-таки не идиот. Орвин может приказывать любому шэду.

— Вот почему я тебе толкую о незаметности! — Лат ударил кулаком по подлокотнику, дерево сухо треснуло. — Если ты предашься своим любимым занятиям, можешь считать, что весь план был порочен изначально. Кроме того, маленькие шэды северных городов боятся Орвина, но не станут лезть из кожи, чтобы удовлетворить его желания, скорее всего покорность будет лишь формальной. Даже если Орвин назначит вознаграждение, не каждый согласится вмешиваться во внутренние ссоры рода Алдион, а здесь пахнет чуть ли не гражданской войной. Нет, со стороны правителей угроза не будет чрезмерной.

— Лат, ты забываешь, что Риаен все еще жива.

— Сейчас! — рявкнул Лат, теряя терпение и вскакивая на ноги. От этого движения кресло отлетело на несколько шагов и опрокинулось. — Клянусь всеми оставшимися богами, у тебя в голове фасх вместо мозга! Она сейчас жива! Возможно, ей отпущен час, может — один Урт...

Лат замолчал, прикрыл ладонью глаза и, неожиданно обмякнув, опустился на кровать. Он боится за нее — понял Крэйн, чувствуя кожей исходящее от сидящего рядом брата тепло, — но, разумеется, не хочет показывать этого.

Очень похоже на него. Глупо, но похоже.

Наверное, стоило сказать что-то ободряющее, но Крэйн промолчал. Внутри опять была пустота, но теперь она была и снаружи — руки и ноги казались невероятно легкими, хотя сдвинуть их с места было невозможно. Голова немного кружилась.

— Я тоже не хочу ее смерти, — получилось грубовато, но искренне. — Пусть она мне не мать, но я люблю ее и Орвин здесь ни при чем.

— Да, разумеется... — Лат вздохнул, не отнимая руки от лица. — Извини, глупо все это. Конечно же, она поправится.

— Я тоже так думаю.

— Хорошо.

Разговор прервался, как тонкая нить, оба сидели молча каждый пытаясь найти в себе силу заговорить. Но разрыв не поддавался восстановлению и время текло сквозь них, пропитывая их горькой пустой усталостью и неловкостью. Оба досадовали на себя, хоть и по разным причинам, оба чувствовали, что невидимая связь между ними отчего-то нарушена.

— Я пойду. — Лат медленно поднялся, прочистил горло. — Ты подумай. Пока... пока есть время. И собери дружину.

— Да, наверное. Я найду тебя, когда решу.

Крэйн встал, открыл перед Латом дверь. Лат вышел боком, в освещенном факелами коридоре обернулся. Лицо у него было уставшее и серое, даже глаза казались тускнее, чем обычно.

— Я буду ждать.

Он сделал один шаг, неожиданно остановился и снова повернулся. Крэйн напрягся.

— У тебя на лице что-то. — Лат коснулся указательным пальцем левого виска. — Наверное, из-за еды. Бросай питаться в трактирах.

Крэйн машинально повторил его жест, и в левом виске опять появилась знакомая острая боль, словно в кожу вонзили до самой кости раскаленную булавку. Но на этот раз палец не ощутил крошечного островерхого бугорка, он уперся во что-то большое и припухшее, словно на виске появилась еще одна щека. Забыв про Лата, он снял с крепления факел и вернулся в свои покои.

Зеркало куда-то запропастилось, из-за факела комната наполнилась едким неприятным дымом. Крэйн почувствовал, что губы у него отчего-то дрожат и злость на себя помогла не терять терпения. Наконец зеркало нашлось, Крэйн поднес близко к лицу тонкую пластину и с секундным опозданием понял, что отвратительный тонкий хриплый вскрик сорвался с его собственных губ. Зеркало как-то неловко вздрогнуло в ставших вдруг непослушными пальцах и с сухим хрустом упало в темноту. Но даже без него Крэйн продолжал видеть огромный вспухший нарост на виске, переходящий на щеку. Размером он был не меньше половины ладони и цвет его напоминал бледно-багровый лишай. Забыв про зеркало, Крэйн впился пальцами в податливую рыхлую мякоть, но добился лишь еще одной вспышки боли.

Огромный прыщ, словно насосавший крови клещ, впился намертво. Впервые в жизни Крэйн ощутил неприятную щекотку внутри и понял, что это страх.

Дрожащими руками, уронив факел, он схватил флакон с бальзамом и начал втирать в опухоль густую жидкость. Ему показалось, что боль немного утихла, стала более приглушенной. Подняв зеркало, он посмотрел в него еще раз и обнаружил в нем бледное лицо с широко раскрытыми маслянисто блестящими глазами. Это лицо вызывало лишь брезгливую жалость, в нем не осталось ничего от благородных идеальных линий рода Алдион.

— Ворожба?.. Нет, конечно же, нет, — прошептал он, не в силах оторвать глаз. — Какая глупость... невозможно. Все это смешно. Какая... какое...

О, Ушедшие!

Лекарь, показавшийся ему за прошедшее время еще более высохшим и похудевшим, теребил острыми пожелтевшими пальцами рукав талема. Крэйн не решился идти к нему, в коридорах тор-склета он мог наткнуться на кого-нибудь из прислуги, и тогда весть о загадочной болезни шэла разнеслась бы еще до следующего Эно. Пришлось позвать Армада. Старый воин не скрывал своего удивления, но чувствовал, что для вопросов сейчас не время. Он молча слушал, стараясь не смотреть на сидящего вполоборота шэла. Двух вигов, которые тот приказал принести с собой, хватало лишь настолько, чтобы видны были две противоположные стены, остальное тонуло в подсвеченной зеленым светом полутьме. Армад поклонился и вышел. Через несколько минут он вернулся с лекарем.

Крошечный старичок был откровенно испуган. Странный приказ дружинника, оторвавший его от Риаен чуть ли не в зените Урта, был неожидан, но свидетельствовал о том, чтодело срочное. Его лицо, маленькое и морщинистое, с выпирающей клочковатой бородой цвета недозрелого туэ выражало растерянность. Увидев странную опухоль, он едва заметно вздрогнул, но не отстранился. Не выразив удивления, он в течение нескольких минут осторожно ощупывал ее, неожиданно сильными пальцами мял кожу вокруг нее и тихо бормотал что-то себе под нос. Армада Крэйн услал из покоев, они оставались вдвоем.

— Мой шэл... — Лекарь отступил, закончив осмотр. — Давно ли появилась эта...

— Два или три Эно назад. Я так думаю. — Крэйн не мог усидеть на месте, рывком поднявшись, он принялся ходить по комнате, нервно ломая пальцы. У него было такое ощущение, что перед ним сидит не лекарь, а аулу, готовый объявить приговор. И чем дольше молчал тощий старик в белом талеме, тем сильнее было внутренне напряжение, готовое, казалось, расплющить ребра и смять внутренности. — Говори наконец! Что это?

— Я... Мне не под силу сразу дать ответ, — пробормотал лекарь, не поднимая на него взгляда. — Боюсь, болезнь еще не выявила себя... пока. Осмелюсь спросить, нет ли похожих... э-э-э... опухолей на... между...

— Нет, — сухо отрезал Крэйн. — Только на лице. Я смотрел.

— А боли?

— Если касаюсь. Сейчас просто чешется.

Лекарь покивал головой, он был растерян и сбит с толку. Крэйн нахмурился.

— Я жду твоего слова.

— Боюсь, мой шэл... — Он запутался в словах. — Сейчас пока не имею возможности сказать точно, единственно что — сия болезнь не угрожает вашей жизни.

— Риаен ты говорил то же самое, верно?

— Мой шэл, вам не о чем беспокоиться. Эта хворь может принести вам временные неприятности, но она безусловно не опасна. Полагаю, она спадет через... какое-то время. Я бы сказал, через пять или семь Эно. Опухоли такого рода редко держатся дольше.

Крэйн почувствовал, как рука, зажавшая мертвой хваткой внутренности, слабеет, паническое беспокойство начало рассасываться. Лекарь не может ошибаться. Он не посмел бы открыто лгать в глаза шэлу.

— Она исчезнет бесследно? Рубца не останется?

— Я полагаю, кожа разгладится, — почувствовав перемену в настроении Крэйна, лекарь немного расслабился, жесты и голос стали менее скованными. — Черного сока нет, он не рвется наружу. Я сейчас же смешаю новый бальзам, который уберет жар с нее. Самое большее через восемь Эно от нее не останется и следа.

Вспомнив про Орвина, Крэйн заскрипел зубами.

— У меня нет восемь Эно!

Лекарь промолчат, коротко вздохнув. Крэйн понял, что он не ответит.

Старик и так уже сказал все, что мог.

— Хорошо. Но если через восемь Эно твоя гадость не подействует, я прикажу бросить тебя в загон с голодными хеггами. Посмотрим, поможет ли твое искусство тебе самому.

— Воля моего шэла свята, — пробормотал лекарь непослушными губами.

— Ты можешь сказать что-то о причине этой хвори? Если ты берешься судить, как ее лечить, ты должен разбираться и в том, что ее породило.

— Жар тела, мой шэл. Огонь в каждом из лас, который Рвется наружу, в этот раз ему посчастливилось отыскать выход. Однако в скором времени он сожжет сам себя.

— Я верю тебе, лекарь. Надеюсь, ты ценишь это. Иди, на следующий Урт зайди опять.

Лекарь поклонился и вышел. Крэйн, чувствуя себя гораздо спокойнее, посмеялся над собственными страхами и вставил в крепления еще двух вигов. Беспокойство исчезло, даже мысли об Орвине не вызывали опасений. Крэйн кликнул Армада.

— В следующий Урт мы покидаем Алдион. — Старый удивленно приподнял бровь, но смолчал. — Впрочем... два Урта. Прикажи дружине подготовиться, запасти провизию на пять Эно вперед и проверить хеггов и оружие. Пусть будут готовы покинуть тор-склет по моему сигналу. Да, еще... Приготовления делать тайно, не посвящая никого другого, ни одного слова даже родным. Понял?

Армад кивнул.

— Будет выполнено, мой шэл. Какие-нибудь распоряжения сейчас?

— Пожалуй. Прикажи подать кувшин фасха и позови Лине.

— Я не могу позвать Лине, мой шэл.

— Почему? — нахмурился Крэйн. — Передай, что это моя воля. Она придет даже в середине Урта, я знаю.

— Лине оборвала свою жизнь два Эно назад, — сказал Армад ровно. — Она уже в ывар-тэс.

— Что? — Крэйн почувствовал удивление и легкую досаду. — Но почему?

— Это мне неизвестно, мой шэл. Она выпила ывар. Мучительная смерть.

— Какая глупость... Но почему мне не сообщили?

— Приказ шэла Лата. Он знал, что вам не здоровится и не хотел вас потревожить.

— Эти женщины... — раздраженно сказал Крэйн в сторону. — Какая безвольная жалкая слабость!

— Она любила вас, мой шэл. — Армад знал, когда шэла можно похлопать по плечу и называть по имени, а когда смиренно внимать каждому его слову. Он был его учителем и защитником с детства и знал Крэйна едва ли не лучше его самого. — Кажется, она оставила записку.

— Записку?

— Да, мой шэл. Но ее уничтожили по указанию шэла Лата. Я слышал, в этой записке упоминались вы.

— Как грязно, — поморщился Крэйн. — Слезливая записка, трогательная смерть покинутой возлюбленной... Она была слишком слаба даже для того, чтобы терпеть правду. Положительно, еще несколько тысяч Эно и в Алдионе не останется настоящих людей. Вместо эмоций — примитивные трогательные жесты, вместо взвешенных трезвых поступков — бессмысленное следование добродетели, такое же фальшивое, как и чувства... Чего она хотела этим добиться?

Армад не ответил. Замерев без движения, он смотрел куда-то в сторону.

— Что ж, иди. — Крэйн махнул рукой. — Не забудь передать дружине то, что я сказал. И еще — прикажи выставить дополнительную охрану возле моих покоев. Троих, думаю, хватит. Это все.

— Мой шэл... — Армад склонил голову и, придерживая за спиной эскерты, чтобы не зацепить дверь, почти бесшумно вышел, оставив Крэйна в одиночестве.

— Жалкая слабость, — повторил молодой шэл, озабоченно разглядывая свое лицо в зеркале. — Безвольные трусливые дураки. И я среди них.

На следующий Эно ему стало гораздо лучше. Уродливый нарост на лице не исчез, но побледнел, и Крэйн усмотрел в этом хороший знак. К тому же загадочная болезнь, едва не сведшая его с ума, полностью оставила его, исчезнув без следа. Впервые появился аппетит и Крэйн поел, мимоходом отметив, что за прошедшее время порядочно похудел.

Орвин по-прежнему не удостаивал его своим вниманием, то ли просто забыв про существование сводного брата, то ли выжидая удобный момент.

Ругая себя в душе за трусость, Крэйн тем не менее покидал свои покои только в кассе и с эскертами за спиной, сопровождали его пятеро дружинников. Среди черни разнесся слух, что младший шэл успел насолить очередному мужу из знатного рода и теперь опасается за свою жизнь, но Крэйн оставлял их без внимания. Через Эно или два он покинет пропахший грязью Алдион, и слова черни не будут иметь никакого значения, как не будет иметь значения и гнев Орвина. Постоянное напряжение сказалось на нем — он стал раздражительным, часто проявлял гнев и опять стал мучиться бессонницей. Опасаясь за свою жизнь в самый канун отъезда, он даже перестал выходить из тор-склета, дав тем самым почву новым слухам.

Однако вопреки мрачным прогнозам Лата Риаен стало лучше. Лекарь пока не говорил этого открыто, но в тор-склете ничего не могло остаться в тайне. Здоровье ее, хоть и не восстановилось, шло на поправку. Узнав об этом, Крэйн почувствовал облегчение и отложил срок отъезда. Предстоящая дорога не вызывала у него опасений, однако ему не хотелось двигаться в путь до того, как его висок полностью заживет, чтобы не уронить себя окончательно в глазах окружающих. Если ему суждено покинуть опостылевший Алдион, он сделает это красиво и уверенно, а не как жалкий урод, бегущий с родовых земель. Приготовления тем временем были завершены, дружинники ожидали лишь слова шэла, но тот все откладывал. Заперевшись у себя в покоях и выставив снаружи стражу, он приказал не пускать никого, кроме Лата.

Но у Лата было много забот, особенно сейчас, когда Риаен была не в состоянии принять на себя заботы о подданных, а Орвин Эно и Урт напролет сидел возле нее. Несколько раз встречи с Крэйном искали женщины, с которыми он в прошлом был близок, но ни одна из них не была пропущена в его покои — при одной мысли о том, что о его временном уродстве станет известно в тор-склете, Крэйна бросало в пот. Что скажет та же Тэллитэ, увидев этот отвратительный вздувшийся пузырь?.. Нет, решено, пока его лицо не обретет былые черты, он не покинет город. Благо Орвин и Риаен, из-за которых он вынужден был дать обещание, пока были достаточно заняты, чтобы интересоваться им.

Риаен действительно стало лучше, лекарь уже не скрывал это. Он обещал, что самое позднее через десять Эно она сможет покинуть свои покои и жизнь ее уже не находится в опасности. Это успокоило Крэйна, но не дружинников, которые ждали его слова, чтобы покинуть Алдион. Они знали о том, что путь неизбежен, хотя не были предупреждены ни о причинах, ни о его конечной точке. Стараясь избегнуть слухов, которые могут докатиться до Орвина, Крэйн запретил им сообщать об этом кому бы то ни было.

Придумывая один повод за другим, Крзйн все откладывал отъезд, хоть и проклинал себя за малодушие. Зная, что отряд готов тронуться по его слову, он медлил, чувствуя, как решимость испаряется с каждым Эно. С исчезновением угрозы, исходящей от Орвина, Алдион перестал казаться ему чужим и враждебным, воспоминания о прошлой жизни, прерванные проклятым выжившим из ума стариком, томили его, но он твердо решил не покидать своих покоев, пока не восстановит былую красоту.

Вынужденное затворничество скверно подействовало на его настроение — к раздражению, не отпускавшему его ни на минуту, прибавилось нетерпение, которое ему едва удавалось унять. Не привыкший к одиночеству даже за время своей болезни, он мучился с обществом дружинников, которые ничем не могли ему помочь. Даже Армад, верный и преданный защитник, был бессилен. Крэйн попытался заглушить эмоции фасхом, но фасх подвел его, одарив лишь сонным отупением вместо забытья. Свободный, но тем не менее запертый в собственных покоях, шэл изнывал от скуки.

В таком состоянии он провел пять Эно и четыре Урта.