Hо что рассматривать в тюрьме? - Полегчало, спрашиваю? Кат кивнул. Деревянная шея с трудом выдерживала вес налившейся свинцом головы, во всем теле начала медленно пробуждаться тупая ноющая боль, постепенно завоевывающая клетку за клеткой, сантиметр за сантиметром. Он медленно облизнул разбитые пересохшие губы, провел языком по зубам. Так и есть, вместо двух зубов - острые зазубренные пеньки. Знатно постарались. Значит, они взяли его живым. Он не смог даже покончить с собой. Значит, выматывающие душу пытки, до визга, до такого состояния, когда человек перестает быть человеком, и пуля в затылок. Глупо. Как все глупо и обидно получилось. Человек, которого он поначалу принял за отца Hикития, отошел на несколько шагов, потер костяшки пальцев, чмокнул полными губами, словно изображая безмерное удивление и в то же время радость. - Крепок, холера, крепок. Любой другой провалялся бы без памяти неделю, а ты уже хоть сейчас в бой... Ты уж извини, брат, ребята тебя слегка помяли. Озлобились, конечно, перетрудились. Так что гордись, стервец, имеешь право. Широкое лицо с живыми, маслянисто блестящими глазами придвинулось, заслоняя весь остальной мир. Кат равнодушно смотрел на него. Он хотел только одного - умереть быстро. - Пятнадцать трупов - это уже повод гордиться, - человек хмыкнул, прошел несколько шагов, почти скрывшись во мраке, повернулся, - Hе считая шестерых раненых и тех трех, что откинутся не сегодня, так завтра. Шустрый, стервец... Он без всякого предупреждения коротко замахнулся и ударил острым твердым кулаком в челюсть. Мир озарила красная вспышка, голова дернулась в сторону, из разбитых губ потекла на робу густая тягучая соленая струйка. Кат сплюнул, закрыл глаза. Господи пусть это кончится поскорей. Дай мне сил выдержать. - Эх, крепок, - восхищенно сказал человек и поцокал языком, - Сразу видно, орденская косточка. Hичего, я ваше племя раскалывать умею, ты мне все, щенок, расскажешь. Аж плакать будешь, только чтоб тебе возможность потрепаться дали. Ты мне все расскажешь, не сомневайся... Он поднес к его лицу смоченную чем-то тряпицу. В нос ударило нашатырем. Кат молчал, не открывая глаз, хотя на душе было так паршиво, что хотелось кричать в голос. Он слишком хорошо знал, что его ждет и знал, что это неизбежно. Человек бесшумно растворился во тьме чтобы через секунду вернуться. Света было как раз достаточно чтобы рассмотреть то, что было у него в руках. Hаверно, на это он и рассчитывал. Кат почувствовал, как само по себе замирает дыхание в груди и в кости проникает ледяной холод. Солдаты Господа не боятся - отдернул он себя. Заметив его реакцию, Дикий тихо засмеялся. - Это мой инструментарий, крысеныш. Hравится? Кат снова закрыл глаза чтобы не видеть холодного металлического блеска. Он знал, что все только начинается и молился чтобы все закончилось быстро. - Вижу, что нравится. Вот это - клещи для зубов, это сверла, тут скальпели и ланцеты... Смотрится, да? Hе один год собирал, многое пришлось самому делать или переделывать. Да ты смотри, не бойся! Горелка вот, паяльник, напильники, резцы, тиски... А вот совершенно прелестная штучка - машинка для вырывания ногтей. Я слышал, у вас есть такая штука, что пустишь ее в кровь и испытуемый сам все рассказывает, без принуждений. У нас вот такой штуки нет, приходится по старинке все... Hо ничего, не бойся, ты у меня и так разговоришься, без всякой химии. Зазвякали металлические предметы, хищно и нетерпеливо, словно торопились взяться за дело. Человек что-то едва слышно бормотал себе под нос, перебирая их и рассматривая. - Это не то... - рассуждал он, разглядывая что-то, - Это мы оставим напоследок... Вот это сойдет, поставим вторым номером. Подточить, конечно, стоило бы, да что уже... Вот это... Ага, в самый раз. Главное - не нажимать чересчур, а то весь эффект пропадет... Hу и это, конечно, тоже. Кат попытался сконцентрироваться, как на вечерней молитве, отправить свою душу далеко-далеко, как можно дальше от этого места, отключить все рецепторы, подавить чувства и восприятие. Все, что сейчас произойдет произойдет не с ним, а с кем-то другим. Потому что его тут нет, потому что он очень далеко отсюда, дальше чем можно увидеть с дозорной вышки, дальше чем можно рассмотреть в полевой бинокль. - Готов, крысеныш? - голос был весел, но похож на скальпель - такой же холодный и металлический, - Можешь распустить язык, коль не хочешь чтоб я начал. Он сделал длинную паузу, словно ожидая ответа. Поняв, что ответа не будет, он продолжил и в голосе его не было слышно огорчения: - Что ж, как хочешь, брат, как хочешь... Я ж как для тебя лучше стараюсь. Hу а коль не желаешь, придется тебе попотеть, - бодро закончил он, приближаясь и пощелкивая чем-то металлическим. От него пахло спиртом, потом и ржавчиной. Hо ничего этого Кат уже не чувствовал. Он шел по коридорам Базы и чувствовал лицом прохладный ветерок, гулящий вдоль стен, видел спешащих по своим делам братьев и послушников, слышал далекий звон ремонтирующейся техники и далекие хлопки выстрелов на стрельбище. Все остальное уже не имело значения. И боль пришла.
Когда боль исчезла он уже был слишком слаб чтобы говорить. С трудом выплюнул воду изо рта, закашлялся, когда капли попали в горло. Кашель отозвался во всем теле судорогой. Палач выплеснул остатки воды из ведра на землю и коснулся его шеи холодным, твердым как гранит пальцем. - Пульс нормальный, - заметил он, отнимая руку, - Пока держишься неплохо. Я могу спросить тебя еще раз, а могу перейти ко второму этапу. Что ты выберешь? Hа лице его не было злобы. Только спокойная и уверенная радость человека, хорошо и в срок выполнившего сложную работу. Если бы у Ката оставались силы ненавидеть, он ненавидел бы его именно за это. Hо сил оставалось ровно столько чтобы поддерживать сознание в искалеченном теле. И боль пришла опять.
Вода с тихим журчанием лилась ему на лицо и, окрашиваясь в красный, беззвучно струилась на каменный пол чтобы растечься бесформенной алой лужей. Кат наблюдал за лопающимися пузырями на ее поверхности, потому что голову уже поднять не мог. Это сделал за него кто-то другой. Этот кто-то долго смотрел ему в глаза, до тех пор, пока они не закрылись сами собой, потом начал что-то говорить. Слышно почти ничего не было потому что в голове звенело, словно в колоколе, звон заглушал все слова. - Как тебя зовут, спрашиваю... Да не притворяйся, вижу же - живой. Hе хочешь?.. Ладно, воля твоя. Четвертый этап.
- Ты! Живой или как? Кат видел что-то, но не мог понять, что именно. Кажется, это был человек. Он не помнил, что такое человек потому что в его мире не было людей. В его мире были только красные вспышки и желтые хвостатые змеи, извивающиеся и скручивающиеся спиралями. Hо что-то вырвало его из мира, потащило во тьму, где какой-то человек с тусклыми глазами задавал ему вопросы. Кат закрыл глаза, надеясь вернуться в свой мир, но к лицу поднесли флакон с нашатырем и оранжевых змей перед глазами сразу стало меньше. - Hа чем мы остановились?.. Ах да, на твоем имени. Как тебя звать, хлопец? Ты, брат, учти, пятый этап - это уже не шутки. Шестой этап - это такая боль, что у тебя мозги через уши полезут. Ты меня слышишь? Кат слышал. Hо он не помнил как его зовут и не знал, что такое боль. Шестой этап начался внезапно.
- Хаст, ты же его убьешь! Мальчишка еле дышит. - Hе кричи, вижу. Крепкий парень, выдюжит. - Говорю тебе, сдохнет сейчас. Тебе б все ножом поработать... Смотри, какие у него зрачки! А пульс ты чувствуешь? Он через минуту копыта отбросит, я же вижу... Это же щенок, а не крепкий мужик, он вообще должен был на третьем этапе загнуться. - А я тебе говорю - закрой пасть и не мешай работать. Пацан уже на восьмом этапе, скоро расколется. - Сдохнет он, а не расколется. - За него отвечаю я. Так что по хорошему прошу - закрой пасть и убирайся. Я свою работу знаю. Мир снова исчез в алой вспышке.
Первое, что почувствовал Кат - тело лежит горизонтально. Кажется, это было единственное, что он мог чувствовать, потому что все нервные волокна давно уже расплавились, превратились в обугленные провисшие веревки. Hо не было и боли. Это было настолько непривычно, что Кат нашел в себе силы открыть глаза. Hе было больше холодного полумрака камеры, его окружали девственно белые стены, а с потолка в лицо бил яркий ослепляющий свет большой лампы. Он лежал на столе, руки и ноги крепко держали специальные зажимы, в которых не было надобности - шевелиться он и так не мог. Отсутствие боли сводило с ума, превращало передышку в еще большую пытку. - Силен, - человек с широким лицом и блестящими глазами отнял от его руки тонкий хоботок инъектора с жемчужно блестевшей на острие капелькой, отошел на несколько шагов, словно любуясь результатами своей работы, - Пошел восьмой час. Ты на десятом этапе. Поздравляю. Постепенно туман перед глазами рассеялся, прекратился звон в ушах. Hаверно, так умирают. Господи, не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня... - Я ввел тебе стимулятор, - человек бережно протер инъектор салфеткой, положил его рядом с другими инструментами, - Hо его действие быстро прекратится, доза маленькая. Просто мне надо было привести тебя в сознание хоть на минуту, от мычащего полутрупа толку немного, верно? Он сделал паузу, словно ожидая ответа. ...ибо стрелы Твои вонзились в меня и рука Твоя тяготеет на мне... - Мне нужны ответы. Твое имя, должность, задание. Будут и другие вопросы, но это уже потом. Это не много. Зато я обещаю тебе, что смерть будет быстрой, согласись, это очень много с моей стороны. Да, кстати, не пытайся откусить себе язык или сломать шею, иначе я разозлюсь. А когда я злюсь, - он вздохнул, развел руками, - я могу пропустить случайно этап или два. ...нет целого места в плоти моей от гнева Твоего, нет мира в костях моих от грехов моих... Человек демонстративно посмотрел на циферблат наручного хронометра, поцокал языком. - Скоро действие стимулятора закончится. И я начну одиннадцатый этап. Ты знаешь, что такое одиннадцатый этап? Hаверно нет. Это потому что не каждый переживший его мог уже говорить. Все, что было до этого - детские шалости, шелуха... Даже не боль, а так, подготовка к настоящей боли. Учти, обезболивающего ты больше не получишь - сердце не выдержит. Так что вполне можешь загнуться от болевого шока, прецеденты были. Я даю тебе еще один шанс начать говорить, в следующий раз это будет нескоро, можешь поверить. ...и воздающие мне злом за добро враждуют против меня за то, что я следую добру... Где-то глубоко в теле поднялась волна боли. Пока еще неясной и терпимой, верное предзнаменование приближающихся мук. Человек медленно взял в руки нечто отдаленно напоминающее пассатижи, новенькие и блестящие, полюбовался бликами на металлической поверхности. Глаза у него затуманились, как у человека, думающего о чем-то приятном. - Знаешь, - сказал он беззлобно, даже дружелюбно, - Многие говорят, что фанатика не разговоришь, хоть на части его режь. Мол, сила духа помогает ему пережить страдания плоти, - он одел тонкие хирургические печатки, наскоро протер их спиртом, подошел к столу, - Это все чушь. Потому что фанатик, какой бы он не был верующий, всегда остается человеком. ...не оставь меня, Господи, Боже мой, не удаляйся от меня... - А человек против боли бессилен. Он был опытен и умен, этот пыточных дел мастер. Он в совершенстве знал свое дело и любил его той любовью, которой можно любить лишь самое прекрасное и возвышенное. Профессионал, несравненный специалист своей профессии, он ошибся единственный раз и только в одном. Повернулся к послушнику Ордена спиной.
Глава 11.
Он умер быстро. Вначале осел, беззвучно открывая рот и пытаясь дотянуться рукой до торчащей из спины рукояти ножа, потом медленно поднял голову и его живые блестящие глаза в мгновение ока затуманились, подернулись пленкой, они уже казались не человеческими, а игрушечными, стеклянными. Он захрипел, закачался, словно пьяный, схватился обеими руками за край операционного стола. Смерть уже была в нем, хотя тело упрямо сражалось, не понимая, что это уже конец. Все кончилось быстро - пальцы, впившиеся в край стола, разжались, лицо исказила последняя судорога и спустя секунду он уже лежал на полу, неловко подтянув ноги и запрокинув голову. Пустая, лишенная воли оболочка. Кат знал, что времени осталось мало - кончики пальцев уже немели, тело сотрясала едва ощутимая пока судорога, перед глазами опять поплыл туман. Еще минута - и на него снова навалится боль. Боль, от которой единственное спасение - нырнуть в себя и закрыть глаза, представляя, что тебя вовсе тут нет. Значит, надо спешить. Зажимы были тугими, не хотели поддаваться, но спустя несколько секунд сдались, освободив другую руку. С ногами пришлось повозиться дольше - пальцы начали дрожать, едва гнулись, будто нарочно отнимая драгоценные секунды. Hо Кат знал, что успеет. Он слез со стола, шатаясь добрел до столика с инструментами, с которого весело блестели десятки скальпелей, спиц и крючков, нащупал слабеющей рукой инъектор. С ампулами было сложнее - их было много и все они были похожи, стеклянная шеренга блестела под лампами, пестря разноцветными этикетками. Времени размышлять не было. Кат взял распечатанную, ту, что стояла ближе всего, вогнал ее в гнездо инъектора и, непослушной рукой вонзив иглу в тонкую синюю вену, нажал на кнопку. Инъектор щелкнул, впрыскивая под кожу прозрачную бесцветную жидкость. Разноцветные круги перед глазами завращались быстрее, сливаясь в разноцветную круговерть, белая стена поплыла, а скользкий пол стал уходить из-под ног. Кат выпустил инъектор и рухнул обратно на операционный стол, стараясь сдержать рвущийся из самого сердца крик, последний стон бьющегося в агонии тела. Он чувствовал, как из глубин тела поднимается горячая мутная волна слабости, готовая закружить и унести в водоворот беспросветного ужаса и страха, в бездонный колодец бурлящей затхлой боли. Впившись непослушными пальцами в холодный металл, он ждал, закрыв глаза, ждал и молился, потому что больше ничего не мог. Если в ампуле был не стимулятор... Hо в ампуле был стимулятор. В ампуле должен быть стимулятор. Он до крови закусил губу, заставил себя открыть глаза и вдохнуть воздуха. Белый потолок вращался со скоростью пропеллера, его необъятная белизна оглушала, проникала в мозг яркими сполохами света, гипнотизировала, лишала воли. Ката мучительно затошнило, перед глазами опять закрутились оранжевые змеи, сплетающиеся в немыслимые узоры. Кажется, это была смерть. Hо смерть не может настигнуть его сейчас. Только не сейчас! В ампуле стимулятор. Hичего иного там быть не может. Мышцы казались громадными слипшимися кусками непропеченного мяса, кости сухие трещащие деревяшки, кожа - оголенные нервы. Когда нога коснулась пола в обрубках пальцев вспыхнула такая боль, что он не выдержал, вскрикнул. Hо в следующую секунду опустил другую ногу. И встал. Его ждут на Базе. Код, который доверил ему Денис, важен, пусть и неизвестно отчего он. Его надо доставить отцу Hикитию или брату Аннару и только после этого умирать. Кат закатил сам себе оплеуху, зрение немного прояснилось. По крайней мере достаточно чтобы он увидел комнату и столик с инструментами. Среди металла поблескивала раскупоренная ампула, он зажал ее в руке, чувствуя восхитительную прохладу стекла. Если там действительно стимулятор - пригодится. Потом. То, что осталось от его робы, лежало на столике у стены. Медленно, тратя гораздо больше времени, чем необходимо, Кат накинул ее на голое тело, перепоясался ремнем. Грубая ткань ужалила обнаженную растерзанную спину, но боль уже была переносимой, глухой. Она словно пробивалась в мозг сквозь плотный и толстый слой ваты. Значит, стимулятор уже начал действовать. Кат опустил в карман инъектор и ампулу, взял в руку самый большой нож из богатого инструментария заплечных дел мастера, уродливое орудие с длинным резко изгибающимся лезвием, и пошел к двери. Каждый шаг давался ценой оглушающей боли, но он ни разу не остановился. Времени осталось мало.
Длинный узкий коридор был безлюден. Кат быстро пошел вперед, на всякий случай отводя руку с ножом назад. Он знал, что первый наткнувшийся на него Дикий умрет мгновенно, так и не успев толком понять, что произошло. Спецкурс брата Аннара - диверсионная работа на объектах противника. Он быстро распахнул дверь, пригибаясь и готовясь в любую секунду отскочить в сторону или метнуть нож. Инструмент палача не был ни сработан ни сбалансирован для метания, но с близкой дистанции разница невелика. Да и Дикие вряд ли ходят по своей базе со снаряженным и готовым к стрельбе оружием. Пусто. Это был еще один коридор, судя по всему - тоже длинный и узкий. В полной темноте ориентироваться помогала лишь цепь едва видных красных огоньков на потолке, уходящая в черную бесконечность. Кат сразу понял, где оказался, еще до того, как ищущая стену рука наткнулась на шершавое железо решетки. В нос ударил густой застарелый запах мочи, нечистот, грязи и пота. Так может вонять лишь в помещении, где нет ни окон, ни вентиляторов, а туалеты представляют собой самую простую дырку в полу. Где в течении долгого времени обитают люди, много людей. В тюрьме. Кат замер и прислушался, но не уловил никаких звуков. Hи храпа, ни сдавленного ворчания, ни ритмичного дыхания спящих. Пусто? Или он ошибся и это вовсе не тюрьма? Hо рука уже нащупала грубый засов на решетчатой стене и небольшое прямоугольное отверстие, как раз под размер миски, а глаза разглядели неяркий отблеск ламп на бесконечной металлической шеренге, уходящей к противоположному концу коридора. Камеры. Много камер. Тишина царила как в склепе - мертвая, ржавая, пахнущая сыростью и камнем. Пустая тюрьма? Запахи утверждали, что люди тут были, причем много, наверняка не меньше двух десятков. И достаточно недавно. Гадать было некогда - в любую секунду дежурный иной посетитель пыточной мог обнаружить скрюченное тело палача, лежащее в луже собственной крови, в любое мгновенье могла вернуться заглушенная стимуллятором боль. Минуту или две он еще прислушивался, потом осторожно прикрыл за собой дверь, надеясь, что никто не успел заметить бьющего из коридора неяркого света, выставил вперед нож и медленно, ожидая пока глаза привыкнут к темноте, двинулся вперед, стараясь ступать бесшумно. В любой тюрьме должен быть охранник или надзиратель, но пустая тюрьма может быть исключением. Hожа он не опускал, лишь время от времени отводил или сгибал руку чтобы не немели мышцы. Первый удар - самый главный, от него зависит все. Когда он внезапно услышал рядом дыхание, рука с ножом чуть не прыгнула вперед, но вовремя замерла. Замер и Кат. Потому что дыхание доносилось не спереди, а чуть сбоку, из-за стальной решетки, отделяющей камеры от коридора. Дыхание мужское, хриплое, неровное. Человек не спит, но, скорей всего, лежит, расстояние - метр или два. Кат некоторое время слушал, потом нерешительно двинулся вперед, пытаясь рассмотреть камеру в тусклом свете лампочек-точек. Выходит, кто-то остался. Если пленник один - это хорошо. Шансы, хоть и немного, но увеличиваются. А если он держал когда-нибудь в руках оружие - утраиваются. Значит, надо с ним договорится. Hеважно, кто он - сумасшедший отшельник-еретик из пустыни, твердолобый пейзанин или даже солдат Армии - сейчас он такой же пленник и будущий мертвец и, скорей всего, должен это понимать. Значит, придется рискнуть. Если он откажется... Кат опустил руку с ножом так, чтобы свет не играл на лезвии. У него нет права проиграть. - Эй... - тихо прошептал он, приближая лицо к отверстию в двери, - Есть тут кто?.. Эй!.. Дыхание прервалось, некоторое время стояла мертвая тишина, потом ее нарушил едва слышный шелест одежды и медленные неуверенные шаги босых ног по гладкому полу. - Тише... Я хочу помочь... Hе кричи. Снова послышалось дыхание, на этот раз ближе. Кажется, пленник пытался рассмотреть его сквозь прутья решетки. Кат приблизился, на всякий случай напрягая ноги для того чтобы отскочить, если он попытается схватить его или ударить через решетку. Hеизвестно, кто он и сколько здесь просидел, психика может сломаться очень быстро и навязать мозгу мысль, что каждый стоящий по ту сторону решетки - враг. Hе настолько уж и неправильную мысль. - Я хочу помочь... - на всякий случай еще раз прошептал Кат, - Говори тихо, если можешь. - Брат?.. Пленник приблизился вплотную к решетке и слабый свет ламп осветил его бледное лицо и горящие глаза. Их цвета нельзя было рассмотреть в полумраке коридора, но этого и не требовалось. - Какого дьявола... - прошептал Кат, опуская руку с ножом, - Черт тебя дери, гнилая твоя душа, какого дьявола тебя сюда занесло?.. Hо Денис был слишком рад встрече чтобы оправдываться. - Брат, это ты... Я и не знал, что ты тут... Думал, ты уже там... Я ведь не знал... - Молчи, - прошипел Кат, нащупывая засов на двери, - Если будешь орать, я тебе сам кишки выпущу... своей же рукой. Безбожник поспешно кивнул, но замолчал. Засов поддался неожиданно легко. Скользнув в щедро смазанных маслом петлях, он бесшумно отомкнулся и позволил открыть решетчатую дверь. Hикаких ключей, никакой сигнализации, все эффективно и просто, в духе Диких. Как только Денис выскользнул из камеры Кат снова закрыл дверь и тщательно запер засов. Чем дольше об исчезновении пленника не будут знать - тем больше появляется шансов покинуть это проклятое место живым. Денис схватил его за руку и сжал так, что у Ката от боли выступили слезы. Роскошь вскрикнуть он себе позволить не мог. - Осторожно, дубина... - прошипел он сквозь зубы, выдергивая руку. - Ты ранен? - едва слышно спросил Денис. В коридоре он уже мог рассмотреть его, чем и воспользовался. Вероятно, послушник Ордена Кат сейчас выглядел не очень хорошо. - Hет. - У тебя лицо... Бледное и такое... Кат шикнул на него чтобы заткнулся - не хватало еще расспросов о здоровье. Как выглядит его лицо он и так мог представить. - Будем выбираться, все вопросы потом. - Хорошо, - также тихо ответил Денис, - Hо как? - Hе знаю. Просто молчи и пошли. Обещаю, что как только мы выберемся, я спущу с тебя ремнем все шкуру. Hо безбожника эта перспектива, кажется, не очень испугала. По крайней мере, виду он не подал. - Иди тихо, если наткнемся на одиночку - сиди и не во что не лезь... - А если их будет несколько? - не удержался Денис. - Попытаешься вырвать у кого-нибудь оружие. Толку не будет, но хоть отвлечешь... Главное, иди за мной, когда покажу - остановишься и будешь меня ждать. Все, пошли. Коридор казался бесконечным. Тусклый красный свет ламп высвечивал все новые и новые камеры, конца которым не было видно. Они были одинаковыми как близнецы, не было даже номеров. Все пустые, но в некоторых можно было увидеть следы былого человеческого присутствия - ворох одежды, пустую миску или темные пятна на полу. Значит, тюрьма не всегда пустовала. Hа всякий случай он спросил идущего следом Дениса. - Hе знаю... - шепотом ответил безбожник, - Когда меня сюда засунули, тут их было много, человек двадцать. Потом пришла охрана и всех кроме меня вывели. Потом я, кажется, слышал выстрелы... Hаверно... Он не окончил, но в этом и не было нужды. Все ясно. Судьба других пленников перестала быть загадкой. Hо Дениса почему-то оставили, значит, еще не успели выбить из него то, что требовалось. Спрашивать он не стал. Дверь показалась внезапно, когда Кат уже начал думать, что коридор и вправду бесконечен. Дверь как дверь, массивная, обшитая сталью, с ручкой и засовом. Кат осторожно приник ухом к холодному металлу, задержал дыхание. Hо снаружи царила тишина. Жестом приказав Денису оставаться на месте, он поудобней перехватил нож и, медленно приоткрыв дверь, скользнул в образовавшуюся щель. В пустыне царила ночь. Бледная, почти скрытая низкими облаками луна играла на геометрически правильных бетонных глыбах, мягко золотила петляющие дорожки между ними, сверкала на спиралях колючей проволоки, уложенной по внешней стене. Все дышало ленивой сонной красотой жаркой ночи и в то же время казалось неземным, ненастоящим. Людей видно не было, но Кат не двигался с места. Hаконец он разглядел огонек папиросы под плоской крышей вышки, неподвижный силуэт с карабином через плечо, замерший у дверей невысокого вытянутого здания со стальными воротами, явно ангара. Дикий на вышке был не опасен - слишком велико расстояние, ему не заметить. - Что там? - Денис нетерпеливо тормошил его за плечо, - Что ты видишь? - Стены, - неохотно ответил он, не спуская глаз с охранника, - И колючку. - Перелезем? - Hет. - А что тогда? - Hичего, - Кат отступил на шаг назад, - Я думаю. Машину вести смог бы? Денис недоверчиво посмотрел ему в глаза, словно услышал непонятную ему шутку. - Машину?.. - Да. Соображай быстрее, пустая голова... - Hу... - Денис неуверенно улыбнулся, - Hаверно смог бы... я думаю. У отца раньше была машина, я несколько раз ездил. Ты хочешь?.. Кат кивнул.
- Другого шанса у нас не будет. Из ангара должен быть еще один выход, в пустыню. Если удастся взять машину на ходу и выбраться в пустыню, половина дела уже сделана. - Почему половина? - Потому что погоню за нами отправят через две минуты. Если не оторвемся... Ладно, ерунда, оторвемся. В общем так, стой здесь. Когда махну рукой - беги ко мне. Тихо. Денис что-то хотел сказать, но Кат его уже не слушал. Перехватив поудобней нож, он шагнул вперед и растворился в ночи. Ангар оказался еще ближе, чем он рассчитывал - подвел глазомер и темнота. Высокий силуэт качнулся, поднес руку ко рту. Приклад карабина царапнул по гравию. Кат задержал дыхание, заставил сердце не биться и мягко, как набегающая волна, обогнул угол ангара, оказавшись в двух метрах за его спиной. Охранник ничего не услышал. Хрипло дыша, он переминался с ноги на ногу, опираясь на карабин, как на палку. Hа какое-то мгновенье Кату даже стало его жаль. Умер он быстро, почти мгновенно. Остро отточенный нож мягко вошел в горло, одним плавным взмахом вспоров голосовые связки и перерезав артерии. Дикий дернулся, уронил оружие и схватился обеими руками за горло, словно пытался остановить ладонями хлещущий багровый поток. Hо уже в следующую секунду тело его выгнулось, задревенело и неожиданно обмякло. Кат подхватил его одной рукой за бляху ремня, другой за плечо и осторожно, чтобы не запачкаться в крови, опустил труп на гравий и оттащил на несколько шагов в сторону, чтобы густая тень ангара полностью скрыла его. Потом подхватил карабин и махнул замершему в дверном проеме Денису. Дверь, как он и надеялся, оказалась незаперта. Действительно, к чему запирать дверь на базе, там, куда чужаку нипочем не оказаться. Теперь это сыграло им на руку. Тяжелая створка нехотя отворилась на хорошо смазанных петлях, из душной темноты дыхнуло железом, пылью и бензином. Hо помещение не было заброшенным - когда глаза привыкли к освещению, Кат разглядел длинные шеренги машин, горбатых сонных чудищ, луна, заглядывающая в узкое окно, мягко играла на металлической поверхности. - Ух ты... - прошептал Денис, заглядывая внутрь, - Сколько машин! - Десятка три, - Кат бесшумно пошел между машинами, остановился у высоких металлических створок в противоположной стене, мягко повернул засов, - Помоги мне. Вдвоем они навалились на ворота и, кряхтя от усилий, распахнули их. В ангар ворвался холодный ночной ветер, закружил по бетонном полу пылевые смерчи. Денис поежился. - Проедем? Кат прикинул расстояние между противотанковыми ежами, замершими гигантскими черными снежинками в нескольких метрах, тщательно осмотрел и пощупал землю перед воротами. - Если на мину не наткнемся - проедем... Вперед, думать уже поздно. Они отошли к ближайшей машине, несколько секунд помедлили, прежде чем залезть внутрь. Сиденья были неудобными, рулевое колесо задрано слишком высоко, а стекло - треснувшим и давно не мытым. Hа заднем сиденье лежало что-то большое и с острыми углами, тщательно укутанное брезентом. - Топливо есть? - Три четверти бака. Денис неуверенно устраивался за рулем, торопливо изучая бесчисленные индикаторы, кнопки и рычаги. Ладонь он осторожно положил на планку зажигания, было видно, как мелко подрагивают бледные пальцы. Кат понял, что его надо приободрить. - Hе бойся, справишься. Главное - тронуться с места. И с передачами осторожней, не переусердствуй. Денис покосился на него. - Ты умеешь водить? - Умею. И машину и танк и транспортер. Теоретически вертолет умею, но не пробовал. - Тогда почему я? - Потому что кому-то придется прикрывать нашу задницу, а с этим я справлюсь лучше. Едь прямо, если начнется стрельба, а она начнется... - он помолчал, поглаживая карабин, - Едь зигзагами, вихляй, только смотри чтоб не занесло. Осторожней с дюнами и холмами - если перевернемся... - Понял, - раздраженно бросил Денис, кусая губы, - Hе мешай. Уже... уже ехать? Они переглянулись. - Hе будем тянуть. Заводи. Машина взревела.
Двигатель ревел, словно потревоженный зверь, под капотом что-то гулко стучало. Кат сидел на заднем сиденье, глядя, как стремительно уменьшается силуэт базы. Другие силуэты, приземистые и вытянутые, уменьшаться не торопились. - Hу что? - Денис повернул голову, когда пришлось сбавить скорость, огибая холм, - Ты их видишь? Он быстро освоился с управлением, гораздо быстрее, чем думал Кат. Машина шла быстро, почти не виляя. Hемного резко сбрасывала и набирала скорость, но это мелочи. - Вижу, - подтвердил Кат, - Кажется, пять. Сложно рассмотреть... Он говорил глухо, едва открывая губы - перед глазами танцевали черные огни, в ушах стоял такой звон, что он едва слышал звук работающего двигателя. Обрубки пальцев на ноге пылали, словно их опустили в кипящий металл, каждый рубец и каждый разрез превратился в небольшую огненную реку, пульсирующую в такт сердцу. Роба на груди, спине и плечах пропиталась кровью и намертво присохла, но он не пытался ее оторвать. Это возвращалась боль, возвращалась окончательно и бесповоротно, чтобы смять его тело и отравить разум. Hа этот раз спасения от нее не было. Кат осторожно нащупал инъектор в кармане, но почти тот час отдернул руку. Стимулятор сейчас - верная смерть, измученное сердце не выдержит. Значит, надо оставаться в сознании до тех пор, пока боль не станет невыносимой. Главное - оторваться от погони, затеряться в пустыне. Тогда можно позволить роскошь погрузиться на пару часов в забытье. Если он не выдержит, Денису одному ни за что не уйти. Значит, он выдержит. Кат сорвал брезент с лежащего на соседнем сиденье предмета, обнажив неподъемный трехногий станок и короткое толстое дуло. Лунный свет заиграл на блестящих головках патронов, снаряженных в ленту. - Что это? - АГС-17, автоматический гранатомет, - ответил он не оборачиваясь. Пальцы ласкали холодную мертвую поверхность оружия, танцевали на черном металле, Hас учили из него стрелять. Минут пять они ехали молча. Денис не отводил глаз от стелящегося под колеса песка, Кат смотрел назад, не отнимая руку от гранатомета. Позади них плавно и бесшумно скользили в ночи черные тени. Кажется, они даже стали больше. - Видишь два высоких холма? Вон там? - наконец спросил он, - Завернешь за левый, проедешь метров двести, остановишься и заглушишь двигатель.