Увековечение памяти великого поэта - патриотический долг".
Письмо подписали. М. Аникушин, Р. Гамзатов, С. Коненков, А. Прокофьев, С. Рихтер, Г. Свиридов, А. Твардовский, Г. Товстоногов, Г. Уланова, К Чуковский, Д. Шостакович.
Какое созвездие имен! Все до одного лауреаты Ленинской премии. Так что же, они сами, живущие к тому же в разных городах, собрались все вместе - и давай сочинять письмо? Ну, нет. Делается это так: инициатор сочиняет письмо и собирает подписи, дозваниваясь до желаемых деятелей культуры, ездит к ним на квартиры, на дачи. Они письмо читают и, если согласны с текстом, подписывают.
После публикации коллективного письма Станислав Лесневский выдал быструю, похожую на беглый огонь, серию статей в разных газетах.
"Чтоб были памятью хранимы" - "Московский комсомолец", 11 октября 1969 года.
"Память требует" - "Советская культура", 30 октября 1969 года.
"Веет строкой Блока" - "Литературная газета", 14 января 1970 года.
"Здесь должен быть заповедник" - "Литературная Россия", 6 марта 1970 года. Статья эта подписана П. Антокольским и Вл. Орловым, но организовал ее и прокомментировал Ст. Лесневский.
После этого возникла цепная реакция.
А. Левина. "Здравствуйте, Александр Блок!" (экскурсия по будущему заповеднику) - "Комсомольская правда", 19 июля 1970 года.
Г. Борина. "И вечный бой..." (заметки с выставки, посвященной 90-летию со дня рождения А. А. Блока) - "Знамя Октября". Солнечногорск. 29 августа 1970 года.
Ю. Дорохов. "День поэзии в Шахматове" - "Ленинское знамя", 11 августа 1970 года.
Названия дальнейших статей разных авторов: "В Шахматове", "Приглашаем в Шахматово", "Его Россия - наша Россия", "Голос шахматовских чтений", "В путь, открытый взорам", "Красотою сияет русская земля", "Я лучшей доли не искал", "Соловьиному саду - цвести", "Блоковские дали", "В семнадцати верстах от станции", "И вижу голубую даль", "И утвердилась с миром связь", "Поэзии немеркнущее пламя", "Беречь неповторимое", "Памяти нужно пристанище", "Они жили в Шахматове", "Звонкое слово поэта", "Сад Блока", "Встреча с Шахматовом", "Александр Блок. Звенья памяти"...
Одним словом - лавина статей, заметок, раздумий, призывов, взываний к лучшим чувствам, репортажей с места событий.
Но одними статьями ничего с места не сдвинешь Надо ходить, убеждать, писать бумаги, требовать, действовать.
Станислав Лесневский вошел в юбилейную Блоковскую комиссию (он же был инициатором ее создания) Московской писательской организации и теперь в горком, в райком, в роно, в облоно, в Министерство культуры - куда бы то ни было - приходил уже не как частное лицо, а как представитель юбилейной комиссии: приближалось тогда девяностолетие со дня рождения поэта. В 1971 году перед школой No 1 в Солнечногорске был установлен и торжественно открыт бюст Александра Блока. В этой школе, которая уже до этого носила имя Александра Блока, был и Блоковский уголок. Ну там несколько фотографий, несколько книг. Лесневскому пришла мысль развернуть большую фотовыставку о Блоке, и не в Солнечногорске, а ближе к Шахматову. В лесу, конечно, не развернешь. В ближайших деревеньках, в Осинках, например, тоже - негде. Нельзя же - в деревенской обитаемой избе. Лучше всего подходило Тараканово. Как раз освобождалось там здание сельской начальной школы. Школа была поставлена еще земством около 1900 года и выучила грамоте не одно поколение ребятишек. Эту школу знал и Александр Блок. К 1970 году обстановка с деревенскими детьми сложилась такая, что учить в школе стало некого. Картина общая для среднерусских областей: Тульской, Владимирской, Рязанской, Смоленской, Ярославской, Ивановской и других, и других. В каждой области закрывалось по нескольку десятков школ в год.
Закрылась школа и в Тараканове. Событие, вовсе не отрадное само по себе, оказалось как нельзя кстати для идеи развернуть фотовыставку. Выставку развернули. В солнечногорской газете появилась о ней статья.
"Каждый, кто недавно посетил ставшее знаменитым Шахматово, не мог не побывать на фотовыставке, посвященной А. Блоку... Выставка расположена в удивительно удачном месте, в скромном здании, на окраине деревни Тараканово, где раньше размещалась сельская школа. Александр Блок бывал здесь. И стало быть, выставка органично связана с именем великого поэта, с его жизнью и творчеством... В фотовыставку входит около 300 документов, копии сняты с оригиналов Пушкинского дома и музея Д. И. Менделеева в Ленинграде, Литературного музея... Выставка, которую подготовила юбилейная Блоковская комиссия Московской писательской организации, помогает по-настоящему понять и оценить творчество А. А. Блока, "Соприкосновенье с прекрасным очищает душу, а эти удивительные просторы вокруг заставляют подняться из самых глубин затаенному чувству любви к родине. Спасибо организаторам этой выставки". - Это одна из многочисленных записей в журнале отзывов... Выставка очень интересна, но очень жалко, что работает она последние дни. Писатель Лесневский уезжает в Москву, а замены ему пока не нашлось. И что будет с выставкой, неясно. Районный отдел культуры еще не решил ее судьбу. А ведь можно было бы сделать выставку постоянно действующей, разместив в помещении сельскую библиотеку и подготовив общественных экскурсоводов из числа работников культуры. Нельзя лишать родину Блока этой великолепной выставки".
Вышло все как по-писаному. В бывшей школе разместили сельскую библиотеку, и выставка сделалась постоянной. Действует она и по сей день.
Но отдаленные рубежи вроде Солнечногорска и Тараканова, на которых удалось закрепиться, не могли удовлетворить фанатическое рвение патриота. Тараканово это еще не Шахматово, а только подступы к нему. В самом же Шахматове только лес да поляна, нет там ни бюста около школы, как в Солнечногорске, ни фотовыставки, как в Тараканове. От дома не осталось и фундамента, даже признаков фундамента. Как же быть?
Они ходили по шахматовской поляне вдвоем - Станислав Лесневский и художник Юрий Васильев. Что делать? Что делать? Не за что зацепиться глазу. А ведь предполагается в августе (1970 г.), в первое воскресенье августа, провести здесь большой литературный праздник. Объявлено, приглашены люди из Москвы, из Солнечногорска, из сел и деревень. Пусть соберутся люди, пусть приедут писатели и поэты, пусть зазвучат слова о Блоке и стихи Блока, прекрасно. Но где, как? С какого места читать? Где разместиться публике? На месте бывшего дома непроходимые заросли: деревья, кусты, крапива. Поляна поодаль, но она безлика, неорганизованна. Представьте себе - соберутся люди, они будут искать хоть какую-нибудь зацепку для глаза, для сознания, для сердца. Не пень же гнилой среди крапивы, не плакатик же на черенке: "Здесь рос тополь, который осенял блоковский дом"?
Юрий Васильев ходил-ходил в задумчивости и вдруг просветлел лицом:
- Я нашел. Нужен камень.
- Какой камень? - не понял сперва Станислав художника.
- Большой, хороший. Точка опоры. Привезти откуда-нибудь и положить на поляне. Камень - это нечто прочное, внушительное, незыблемое. Надо искать.
Первой мыслью было найти тот камень около Рунова, на котором Блок начал свою поэму "Возмездие". Это было бы просто великолепно. Стали расспрашивать местных жителей.
- Под Руновом? - размышлял спрошенный осинковский житель. - Под Руновом не знаю, а вот "Святой камень" есть. Но только не под Руновом, а около Праслова леса в овраге.
- Почему святой, что значит святой?
- Может, с неба упал. Или молились около него в старину, еще до церквей. Говорят, что растет...
- Кто растет?
- Камень. Век от веку больше делается. Проверить, конечно, нельзя, потому как один век живем... Но камень большой, огромный.
- Как нам его найти?
- Перейдете, значит, овсяное поле и держитесь края леса, потом будет овраг... Да нет, вам не найти. Пойдемте уж, покажу...
Камень оказался - всем камням камень. Он лежал на склоне оврага, заросшего лесом. Такие лесные овраги называются еще буераками, по крайней мере у нас, во Владимирской области. Трудно вообразить, чтобы в столь густом лесу с кустарником собирались вокруг камня люди в языческие времена, как о том догадывался осинковский мужик. Но и то верно, что в далекие времена здесь мог быть чистый склон, ровный, зеленый, обращенный к солнцу. Ландшафт меняется очень быстро. Вот Льва Толстого хоронили на чистом высоком месте с прекрасным видом во все стороны, а теперь могила его - в лесу. А и века-то не прошло.
Обошли камень вокруг, оглядели, увидели, что боковая поверхность его изборождена глубокими складками, которые при известной доле воображения складывались в черты человеческого лица, словно камень лежал здесь на склоне оврага и век за веком о чем-то мучительно думал.
- Десять - двенадцать тонн, - прикинул своим точным художническим глазом Юрий Васильев.
У Станислава мысль работала в практическом направлении.
- Не представляю, в какую организацию надо обращаться, чтобы перевезти этот камень в Шахматово. И сколько это будет стоить? И сколько времени они прокопаются? И кто нам даст деньги?
- Полная безнадега. Ни одна из организаций, которые я сейчас про себя вспоминаю, за такую работу не возьмется. Деньги - по безналичному расчету. Значит, нужны две организации. Одна - работать, другая - платить. Поиск таких организаций, переписка между ними, всяческие согласования и оформления, составление сметы, само производство работ будут тянуться неделями, если не месяцами. Ну в самом деле, кто, не Союз же писателей возьмет на себя перевозку этого камня? Надо еще доказать целесообразность его перевозки. Практический смысл. Ведь то, что мы надумали, - чистая лирика. Восстановление шахматовского дома пробить легче, чем этот камень. Нет, полная безнадега.
- Подожди. Помнишь, мы видели на Таракановском шоссе автокран? Они там производят какие-то работы.
- Ну и что? Сейчас они бросят свою работу и поедут за десять километров тащить этот камень...
- Может, и поедут. Живые же люди. Если их там трое - десятку... Не обеднеем.
К вечеру того же дня камень (в нем оказалось действительно двенадцать тонн), покачиваясь на перенапряженной стреле автокрана, стронулся со своего многовекового места и поплыл вверх. Потом он совершил небольшое путешествие по полевой дороге и был бережно опущен на траву, на мелкие летние цветочки, на склоне покатой, похожей на амфитеатр поляны. Молились около него язычники или нет, предназначалось ему с этого дня служить подножием для поэтов и для всех, кто захотел бы сказать о Блоке, прочитать стихи о Блоке или прочитать самого Блока. "Святой камень" становился блоковским, Шахматовским камнем, камнем памяти и поэзии.
Неизвестно, сколько веков (тысячелетий?) пролежал он на склоне лесного оврага, на своем изначальном месте, неизвестно, сколько времени предстоит лежать ему здесь и не случится ли на каком-нибудь новом, отдаленнейшем витке истории, что вместо языческого капища, вместо блоковской памяти, он будет обозначать что-нибудь новое, третье, что мы пока не можем вообразить, как наивные язычники не могли вообразить сегодняшнего его предназначения.
Стихию удалось раскачать. 9 августа 1970 года автобусы и автомашины потянулись по Таракановскому шоссе. От села Тараканова по тропинкам и лесным дорогам (около трех километров) потянулись уж не машины, оставшиеся в Тараканове, но вереницы ярко, празднично одетых людей. Жители Солнечногорска, Клина, Зеленограда, окрестных деревень, москвичи - наконец несколько тысяч человек впервые собрались на том месте, где стоял дом Александра Блока. Из местных жителей было много ребятишек, детей разного возраста, что же касается горожан, то преобладали женщины, как и на поэтических вечерах, в театрах (как и в церквах, между прочим), в концертных залах, в консерватории. Почему-то женщины во всех подобных случаях оказываются активнее (духовнее?) мужчин.
Итак, собрались тысячи людей. Вокруг чего же было бы им там завихряться, рассаживаться, если бы не лежало на поляне большого, видом своим уж похожего на монумент или во всяком случае на заложенный монумент, камня?
Пройдя через деревню Осинки, пройдя через широкое, отлого поднимающееся поле овса, пройдя по темному лесу, люди оказывались в лесу же, с плохо обозначенными прогалинами. Конечно, присутствие сирени и шиповника в лесу само по себе говорило о том, что здесь что-то когда-то было, однако, побродив среди зарослей, люди проходили дальше, как бы ища чего-то более основательного, нежели куст сирени или крапива, и в конце концов выходили на более обширную и чистую поляну и видели на ней камень - зацепку для глаза - и начинали клубиться, группироваться вокруг него, как однородный многочисленный пчелиный рой клубится и группируется вокруг матки.
Если память не изменяет, во время первого праздника поэты и писатели выступали прямо с этого камня, но потом стали устраивать около него временный дощатый помост, нечто вроде трибуны.
Так вот каждый год приезжают на эту поляну люди, и звучат стихи Блока, и все это действительно есть праздник поэзии.
Станиславу удалось "пробить" и еще одно дело. Он распропагандировал Московское экскурсионное бюро (молодые экскурсоводы, энтузиасты), и вскоре стали возить в Шахматово "По блоковским местам" туристов.
"Но там же ничего нет, - говорили скептики, - что же там показывать? Один лес, да вот еще камень..."
Опасения скептиков были не совсем напрасны. Они могли бы при желании позлорадствовать потом, когда однажды недовольный экскурсант написал письмо в редакцию журнала "Турист". Правда, письмо было одно-единственное за все время, а хороших, положительных записей в книге отзывов много... Но может быть, были и еще недовольные: не каждый же недовольный тотчас непременно и напишет письмо!
Письмо туриста и вынужденный ответ на него дополнительно освещают предмет нашего внимания с двух разных сторон, и как курьез эту переписку можно здесь привести. Письмо называется: "Как мы ездили в туристическую поездку в Шахматово". Приводим его с сохранением стиля и всех особенностей вплоть до преобразования села Тараканова в деревню Таракановку, а также не споря походя с категорическим и вздорным заявлением, будто "венчание в ней (в церкви) А. Блока на дочери Д, И. Менделеева еще не повод..." и т. д. Ну да все это вы сейчас прочитаете.
"В воскресенье, в 8.00 утра автобус отошел с туристами и экскурсантами от места старта - полный жаждущими познакомиться с Шахматовом, с местом автора одного из революционных стихотворений "Двенадцать" Александром Блоком.
Автобус оказался неудобным для поездки за город и для туристов. Это был из тех неудачных автобусов, предназначенных для небольших маршрутов на оживленных улицах столицы. Около задней двери на площадке сидячих мест не было. Вся площадка для стоящих пассажиров. Часть мест сидячих была повернута назад. Поэтому экскурсовода слышно было плохо, приходилось вставать, чтобы слушать его объяснения. Это неудобно. Существует правило, чтобы в загородных автобусах не было стоящих пассажиров, а лишь сидячие. С отменой кондукторов это правило перестало осуществляться. Было оно вынесено с целью обезопасить жизнь и здоровье пассажиров во время езды, при внезапных остановках машины, крутых поворотах и т. д.
К счастью, некоторые записавшиеся не явились, и мы разместились на сидячих местах.
Дорога до деревни Таракановки, через Рогачевское шоссе была плохая, и трясло сильно, хорошо, что никому не пришлось стоять. Мест сидячих хватило. Но держаться, чтобы не свалиться, пришлось всем. Водитель объяснил, что его машина не предназначена для загородных рейсов. Путешествуя на автобусах по Московской области, и даже в Новгород и Орел, нам не приходилось ездить в экскурсии на таких неприспособленных автобусах.
Прибыв в деревню Таракановку, мы посетили фотовыставку в трех комнатах при местной библиотеке. Все, что там показывалось и объяснялось, можно было прочитать в книгах о Блоке. Ездить для этого за шестьдесят с лишним километров, по плохому шоссе необязательно. Невдалеке стояли руины местной церкви. Она была разрушена еще в тридцатых годах, когда "ретивые" антирелигиозники крушили исторические памятники церковной архитектуры, начиная с храма Христа в Москве. Окончательно ее привели в состояние развалин в годы войны. Недалеко там проходил в 1941 г. фронт. Восстанавливать ее нет смысла. Само событие, венчание в ней А. Блока на дочери Д. И. Менделеева, Л. Д., еще не повод для затраты денег на ее реставрацию. Но привести в порядок это место в один из субботников надо, под руководством московского историка, это не сложно. Убрать кирпич, валяющийся кругом, засыпать ямы, очистить вокруг площадку, привести в порядок имеющиеся могилы и установить, кто там захоронен, можно силами человек двадцати, при наличии машины, за один день. Сверху надо, конечно, сделать, хотя бы из толя, временную кровлю и повесить доску с обычной надписью "Охраняется государством - памятник архитектуры XVIII века". И достаточно! Рядом пруд, надо поставить пару скамеек и посадить в память поэта сирень, черемуху и т. п. В деревне этих кустов много, в каждом палисаднике. Жители кусты сирени не оборвут. Так, как выглядит церковь сейчас - это скандал! Это позорит Московский областной отдел культуры, это говорит, что закон об охране памятников культуры и истории Московской области - очередная бумажная канитель и ничего более. Что эти законы - не для Московской области.
Далее встал вопрос, как попасть в Шахматово, Экскурсовод объяснила, что, кроме названия места, там ничего нет! Дом сгорел еще в 1921 году. Все остальное разобрали, растащили позже. Кроме одного тополя, там ровным счетом ничего нет. Дороги тоже нет. Из деревни идет тропа по оврагу и лесу.
Так что такое Шахматово? Его нет! Зачем организовывать экскурсию? Зачем собирать деньги у туристов, когда смотреть нечего? Зачем? Разве так организуют экскурсию? Разве так хранят память о советских поэтах?
Почему же в Дютькове, в деревне за 4 км от Спасо-Сторожевского монастыря, от Звенигорода за 12 км, можно было осуществить создание замечательного музея памяти Танеева и Левитана. Почему?
Просим обратить самое серьезное внимание на подобную экскурсию областного Отдела по экскурсиям и туризму. Экскурсию в Шахматово надо отменить. Отделу областного Отдела культуры следует срочно привести в порядок церковь в Таракановке".
Подпись существует, но мы воздержимся от нее, потому что письмо адресовано не нам и на обнародование имени автора письма требовалось бы его разрешение. Официальный и основательный ответ экскурсионного бюро выглядит так.
"Дирекция и методический отдел Московского городского бюро экскурсий, рассмотрев копию письма, присланного в Центральный совет из редакции журнала "Турист", о целесообразности экскурсионного маршрута в Шахматово, сообщает следующее:
Маршрут в Шахматово был создан в 1970 г., когда у нас в стране широко отмечалось 90-летие со дня рождения А. Блока. Экскурсия была подготовлена очень тщательно, при участии сотрудников Государственного Литературного музея и членов Московской писательской организации. Экскурсионное бюро пошло навстречу многочисленным пожеланиям москвичей узнать о памятных местах Москвы и Подмосковья, связанных с именем поэта, воспевшего Революцию и Россию. Были созданы две экскурсии: "А. Блок в Москве" и "А. Блок в Шахматове".
Экскурсия в Шахматово продолжается 12 часов. Она включает в себя показ обширного района северо-западного Подмосковья, связанного не только с именем A. Блока, но и его деда - крупнейшего русского ботаника А. Н. Бекетова, и гениального русского ученого - Д. И. Менделеева. Мы показываем целый край, овеянный гением этих великих людей. Это деревни - Осипово, Вертлино, Сергеевка, Толстяково, это Таракановское и Рогачевское шоссе, Прасловский лес, Тараканово, Шахматово.
В селе Тараканово, в здании бывшей земской школы (здание блоковских времен, решением областного Совета от 31 мая 1977 г. взято на охрану государством), разместилась единственная в своем роде выставка, посвященная жизни и творчеству А. Блока. Такой выставкой не располагает ни Москва, ни Ленинград. Сделана выставка, с целью пропаганды этих мест, Государственным Литературным музеем, на самом высоком музейном уровне. Чтобы посмотреть эту выставку, люди приезжают не только за 65 км из Москвы, но из самых разных уголков страны, о чем красноречиво свидетельствуют записи в книге регистрации посетителей при выставке и книге отзывов. Об этой выставке писали не раз наши известные писатели: Герой Социалистического Труда К. М. Симонов, лауреат Государственной премии П. Г. Антокольский, А. Сурков, И. Андроников и другие. В книге отзывов о ней оставили записи известнейшие советские блоковеды - В. Орлов, А. Турков, 3. Минц и другие.
Единственный памятник, который пока находится в неудовлетворительном состоянии, - это церковь в селе Тараканово, в которой А. Блок венчался с Л. Д. Менделеевой (тем же решением областного Совета от 31 мая 1977 г. взята на охрану государством). В 1976 г. церковь начали реставрировать (реставраторы Л. А. Давид и В. И. Якубеня - Московские областные реставрационные мастерские). К 100-летию со дня рождения поэта в церкви будет открыт музей.
В 1980 году будет отмечаться этот юбилей. Создана специальная комиссия, которая наметила целый ряд больших мероприятий по увековечению памяти поэта. Утвержден проект восстановления усадьбы в Шахматове. Не показывать эти края на том основании, что там реставрируется церковь, нам кажется неправомерным, ибо на этом основании можно ликвидировать добрых три десятка экскурсионных маршрутов, где памятники реставрируются.
За 8 лет существования маршрута в Шахматово экскурсбюро не получило ни одной жалобы (ни по какому поводу) на эту экскурсию. Наоборот, всех экскурсантов поражает необыкновенная поэтичность этого уголка Подмосковья, незабываемый ландшафт, который является, пожалуй, главной мемориальной ценностью этих мест. Мы можем представить множество благодарностей от экскурсантов, и именно по поводу необходимости и целесообразности этой экскурсии. Экскурсбюро к предстоящему большому юбилею А. Блока призвано, как нам кажется, не закрывать, а, наоборот, пропагандировать этот маршрут. Жалоба по существу больше относится к неполадкам технического порядка (плохой транспорт, утомление в дороге), за что экскурсбюро, разумеется, несет ответственность. Но это уже другой вопрос, очень серьезный, однако не имеющий прямого отношения к вопросу о целесообразности данной экскурсии. Мы считаем, что маршрут в Шахматово необходим, и технические неполадки, имевшие место в данной конкретной экскурсии, не дают оснований ставить вопрос о закрытии маршрута. Это единственная жалоба на маршрут, который успешно эксплуатируется 8 лет".
Улыбнемся наивным словам о том, что "единственный памятник, который находится пока в неудовлетворительном состоянии, - это церковь в селе Тараканово", улыбнемся потому, что это вообще единственный "памятник" там, больше ведь действительно ничего нет, если не считать камень.
Отметим, что только в целях самообороны можно было выставить аргумент: "Не показывать эти края на том основании, что там реставрируется церковь, нам кажется неправомерным", ибо церковь пока что вовсе не реставрируется (и даже близко к этому дело не подошло), а продолжает пребывать в состоянии руин.
Согласимся с очень важными строками письма: "Всех экскурсантов поражает необыкновенная поэтичность этого уголка Подмосковья, незабываемый ландшафт, который является, пожалуй, главной мемориальной ценностью этих мест".
В самом деле, показывать вроде бы нечего. Таракановская церковь фактически груда кирпичей. Фотовыставка... Фотографии Блока, его матери, отца, жены, теток, автографы - все это в копиях можно увидеть в изданиях Блока в библиотеке или даже дома. В Шахматове - ни жилья, ни былья.
Однако ландшафт, тропинки, пока по ним идут экскурсанты, само очарование местности, которая на протяжении всей экскурсии как бы освещена поэзией Блока, квалифицированный и заинтересованный рассказ о Блоке, чтение экскурсоводами его стихов, которые не все туристы, прямо скажем, знают наизусть, то есть пребывание, короче говоря, в течение нескольких часов в атмосфере Блока, в соприкосновении с ним, удивительным образом удовлетворяют приехавших, и они уезжают обогащенные, одухотворенные, словно пригубили светлого источника. А если разобраться снова потом: что же видели такого, музейного, конкретного, вещественного? Да по сути дела - ничего!
А если бы они посещали восстановленное Шахматово, с его домом, с его живописным садом, прудом, флигелем, амбаром, жасмином, шиповником, разметенными дорожками и цветущими цветниками?
А если бы нетронутыми оставались окрестные холмы, деревни, Лутосня? А если бы ко всему этому еще и Боблово (восстановленное Боблово), без которого нельзя представить себе Большого Шахматова, как мы условились называть в начале очерка все эти в полном объеме блоковские места?
Что касается моего личного знакомства с Шахматовом, то оно состоялось в первый Блоковский праздник, то есть 9 августа 1970 года.
Писать о Шахматове я тогда не собирался и смотрел на все вот именно с праздным любопытством. Да и некогда. Пока прошли от Тараканова, надо уже выступать в числе других. Множество съехавшихся людей, их расхаживание, рассиживание на поляне (а в стороне от поляны группками вокруг расстеленной газеты с нехитрой снедью) развеивали ту атмосферу, в которой, возможно, оказался бы, если бы пришел сюда в одиночестве, да лучше бы в лирический серенький денек, а не при ослепительном сиянии небес.
Но кое-что помнится. В руинах Таракановской церкви, в то время когда мы подошли к ней, шел, к нашему изумлению, дневной киносеанс. Каким-то образом в этих руинах был устроен небольшой дощатый кинозал для колхозников, При нас же зрители и высыпали по окончании сеанса на зеленую прицерковную луговину.
Когда шли через деревню Осинки, через узкий прогон между домами и огородами, я по какому-то наитию, увидев открытые задние ворота, вошел в них и, хорошо разбираясь в подобных крестьянских дворах, окинул взглядом весь двор: где хлевушок для овец, где избушка для коровы, где куриный насест, где верстак, где коробица, где вилы... Я зашел только посмотреть настоящий крестьянский двор (не каждый день приходится видеть, живя в Москве), но по невероятному совпадению тотчас увидел на стене, на прочном деревянном крюке, на котором раньше когда-то, несомненно, висел хомут, бронзовую раму от рояля. Желая узнать, как попала на тесный крестьянский двор часть рояля, и зачем она, и давно ли висит, я пошел в сени, а там ждал меня еще один сюрприз: топчан не топчан, диван не диван, в обшем - дощатая лежанка на четырех ножках, притом что две наружные ножки оказались точеными, пузатыми, черными, на медных колесиках, а две остальные из обыкновенного деревянного бруса.
Двор был открыт, а дом заперт, что часто бывает в деревнях. Не у кого было спросить, чта за рама и что за ножки у дивана. Но мы жили в тот день Шахматовом, и, не знаю уж - справедливо или нет, я тогда был убежден, что это остатки блоковского разрушенного рояля. Не из Москвы же в Осинки приволокли эти части музыкального инструмента. И надо иметь в виду, что Осинки ближайшая к Шахматову деревенька, какой-нибудь километр, только перейти овсяное поле. Интересно и то, что на следующий год в такой же августовский блоковский день на этом двора ничего уже не было. Видимо, пробудившийся интерес к Блоку заставил владельцев реликвий убрать их с глаз долой, от греха подальше. Ну да, висела эта штука пятьдесят лет, деля судьбу забвения с самим Шахматовом, и не нужна была, и хлеба не просила, а тут вдруг заговорили все: Шахматово, Шахматово, Шахматово. Машины понаехали, людей тысячи, речи говорят, вспоминают. Нет уж, лучше убрать ее от греха подальше.
...Я попросил Станислава Лесневского, чтобы он составил мне компанию, съездил вместе со мной в Шахматово и Боблово бросить на все там еще один взгляд, прежде чем сесть за писание очерка.
Первым делом мы заехали в Солнечногорск, где неподалеку от станции в деревянном, но многоквартирном доме, в небольшой отдельной комнате отыскали сухонькую, живую старушку. То есть не в том смысле живую, что старушка оказалась жива, но в том, что живость сквозила и в ее движениях, и в речи, и в глазах, и во всем облике.
В этот раз Екатерина Евстигнеевна Можаева по слабости здоровья не могла поехать с нами в Шахматово и поводить нас, показать, где что было. Но оказывается, Станислав ее туда уже возил, более того, телевизионщики снимали старушку на фоне тамошних кустов и деревьев. Их всех очень заинтересовал рассказанный ею эпизод с посадкой розы. В преломлении моего восприятия дело происходило так. Блок сажал розы. Катя, которая была тогда молодой девушкой, если не подростком, и была, должно быть, удивительной красоты и свежести, проходила поблизости. Управляющий Николай нарочно, чтобы дать возможность поэту полюбоваться этим живым цветком, в порядке шутки, должно быть, позвал Катю помочь барину посадить розу. Подержать ее, пока корни присыпают землей. Катя исполнила просьбу, но, когда они оказались рядом, вдвоем около сажаемого черенка (а Блок ведь и сам был редкий красавец), поняла, что над ней подшутили, что ее помощь вовсе здесь не нужна, что двое взрослых людей могли бы посадить розу и без нее. Тогда она зарделась и что-то им, по ее теперешним словам, "сморозила", "отмочила". Блок будто бы весело хохотал.
Что конкретно "отмочила и сморозила", Екатерина Евстигнеевна теперь никак не могла вспомнить. Но именно рассказ о посадке розы снимали в Шахматове работники телевидения. Стали просить Екатерину Евстигнеевну поточнее воспроизвести обстановку. Дело в том, что роза, посаженная в тот раз, цела, растет в Шахматове и до сих пор. Ну, или на ее месте растет потомственная ветвь, пошедшая от корней. Она растет теперь среди бурьяна, крапивы, но Екатерина Евстигнеевна все же ее нашла.
- Ну хорошо, Екатерина Евстигнеевна, значит, вы стояли вот здесь, лицом сюда, - допытывались съемщики, - а где стоял Блок?
- Блок? Да вон где это деревце, - показала старушка на молодой древесный побег в рост человека. - Господи! Да не он ли стоит? Да ведь это он и стоит!