Распределены имевшиеся в наличии танки по мехкорпусам были крайне неравномерно. Были корпуса (1, 5, 6), укомплектованные практически полностью, были корпуса (17, 20), в которых не набиралось и сотни танков. Столь же разнородным был и состав танкового парка. В большей части мехкорпусов новых танков (Т-34, КВ) не было вовсе, некоторые (10, 19, 18) были вооружены крайне изношеннымии БТ-2/БТ-5 выпуска 1932-1934 гг. или даже легкими танкетками Т-37/Т-38. И в то же самое время, были мехкорпуса, оснащенные сотнями новейших танков.
      На первый взгляд, понять внутреннюю логику такого формирования трудно. По крайней мере, никакой связи между порядковым номером и степенью укомплектованности не обнаруживается. Так, 9-й мехкорпус Рокоссовского, формирование которого началось еще в 1940 г., имел на вооружении всего 316 (по другим данным - 285) танков, а развернутый весной 1941 г. 22-й мехкорпус к началу войны имел уже 712 танков .
      Но стоит только нанести на карту приграничных районов СССР места дислокации мехкорпусов, как замысел предстоящей "Грозы" откроется нам во всем своем блеске.
      Семь самых мощных, превосходящих по числу и (или) качеству танков любую танковую группу вермахта мехкорпусов Красной Армии были расположены накануне войны следующим, очень логичным образом.
      Главный удар должны были наносить войска Юго-Западного фронта на Краков-Катовице. Вот почему на самой вершине "львовского выступа" развернулись три мехкорпуса (4, 8, 15), насчитывающие 2627 танков, в том числе 721 КВ и Т-34. Всего же в составе войск Юго-Западного фронта было восемь (!!!) мехкорпусов.
      Вспомогательный удар на Люблин и Варшаву должны были нанести войска левого крыла Западного фронта - и в лесах у Белостока, рядом с лентой варшавского шоссе, мы находим 6-й мехкорпус (1 131 танк, в том числе 452 новых КВ и Т-34). И еще три других мехкорпуса затаились в глухих местах тесного "белостокского выступа".
      Во второй эшелон Юго-Западного и Западного фронтов, в район Шепетовки и Орши, выдвигались другие два "богатыря" - 5 МК (1 070 танков) и 7 МК (959 танков).
      Перед войсками Южного (Одесский округ) и Северо-Западного (Прибалтийский округ) фронтов ставились гораздо более скромные задачи: прочно прикрыть фланги ударных группировок и не допустить вторжения противника на территорию округов. Вот почему в их составе мы находим всего по два корпуса, укомплектованные наполовину от штата, причем старыми танками.
      Все просто, ясно и совершенно логично. Некоторой загадкой выглядит только местоположение именно того мехкорпуса, с рассказа о котором мы и начали эту часть книги.
      Первый по номеру, "возрасту" и укомлектованности мехкорпус перед войной находился в составе Северного фронта (Ленинградского округа). Почему и зачем? Хотя Ленинградский округ и входит традиционно в перечень "западных приграничных округов СССР" - какая же это "западная граница"? С запада округ граничил с советской Прибалтикой, а до границ Восточной Пруссии от Ленинграда 720 км. Приграничным же Ленинградский округ был только по отношению к четырехмиллионной Финляндии.
      Ленинградский военный округ превращался во фронт с названием "Северный". На первый взгляд и это довольно странно. Логичнее было бы его назвать "ленинградским", "балтийским", на худой конец - "карельским". Но в империи Сталина случайности случались крайне редко.
      "В середине июня 1941 г. группа руководящих работников округа, возглавляемая командующим округа генерал-лейтенантом М. М. Поповым, отправилась в полевую поездку под Мурманск и Кандалакшу", - вспоминает один из участников этой поездки, Главный маршал авиации (в те дни - командующий ВВС округа) А. А. Новиков . Мурманск - это не просто "север", это уже заполярный север. Далее товарищ маршал с чувством глубокого возмущения описывает, как Попов и другие советские генералы наблюдают за столбами пыли, которые подняли над лесными дорогами выдвигающиеся к границе финские войска. Другими словами, "полевая поездка" командования округа (фронта) проходила в непосредственной близости от финской границы. Разглядывание "лесных дорог" на сопредельной территории (на военном языке это называется "рекогносцировка") так увлекло командующего, что в Ленинград генерал-лейтенант Попов вернулся только 23 июня, и весь первый день советско-германской войны фронтом/округом командовал прибывший из Москвы в качестве представителя Ставки К. А. Мерецков .
      Конечно, можно предположить, что поездка генерала Попова в Мурманск была связана с подготовкой войск округа к отражению будущего гитлеровского вторжения. Увы, это не так. Наступления немцев в Заполярье никто не ожидал, о чем весьма красноречиво свидетельствуют воспоминания подполковника Х. Райзена, командира бомбардировочной группы II/KG30, о первом налете на Мурманск 22 июня 1941 года: "...мы не встретили ни истребительного, ни зенитного противодействия. Даже самолеты, осуществлявшие штурмовку на малой высоте, не были обстреляны... вражеской авиации буквально не существовало, немецкие машины действовали над советской территорией совершенно без помех..." .
      Да и странная какая-то хронология событий получается: генерал Попов до начала боевых действий уезжает в Мурманск, чтобы готовить город к "обороне от немцев", но сразу же покидает его, как только немецкое нападение становится свершившимся фактом...
      Можно и про переброску 1-й танковой дивизии написать, что ее целью было "укрепление обороны Мурманска". Можно. Бумага все стерпит. Но зачем же держать советских генералов за полных дураков? Если они хотели перевезти танковую дивизию к Мурманску - так и везли бы, Кировская железная дорога как раз до Мурманска и доведена. Какая была нужда за 260 км до места назначения сворачивать налево и выгружать дивизию в безлюдной и бездорожной лесотундре?
      Да и как могла дивизия, оснащенная легкими танками БТ, укрепить оборону Советского Заполярья? Обратимся еще раз к воспоминаниям командира 1-й тд генерала В. И. Баранова: "...действия танкистов усложняла сильно пересеченная местность. Бездорожье, скалы и крутые сопки, покрытые лесом, лощины и поляны, заросшие кустарником и усеянные валунами, озера, горные речки, топкие болота... О применении танков хотя бы в составе батальона не могло быть и речи. Бои велись мелкими группами, взводами и даже машинами из засад..." .
      На такой "противотанковой местности" быстроходный БТ неизбежно терял свое главное качество - подвижность. А других особых достоинств за этой боевой машиной с противопульным бронированием и легкой 45-мм пушкой никогда и не числилось. Так неужели танковую дивизию везли за тридевять земель только для того, чтобы разодрать ее там на мелкие группы и "действовать отдельными машинами из засад"? Для "укрепления обороны" гораздо проще и эффективнее было бы в тех же самых эшелонах перебросить в Заполярье десяток тяжелых артиллерийских полков РГК, да и поставить в засады не легкие танки, вооруженные "сорокапяткой" (осколочный снаряд которой весил 1,4 кг), а тяжелые гаубицы калибра 152 или, еще лучше - 203 мм. Вот они бы и встретили врага снарядами весом в 43-100 кг, от которых и среди гранитных валунов не укроешься.
      И тем не менее, 1-я танковая приехала именно в Алакуртти (именно в те дни, когда советские генералы разглядывали в бинокли лесные финские дороги) не случайно и совсем не по дурости, а в соответствии с изумительно красивым Планом. К обсуждению этого Плана мы подойдем чуть позднее, а сейчас снова обратимся к событиям 17 июня 1941 г.
      Именно в этот день, когда 1-я тд начала погрузку в эшелоны, уходящие в Заполярье, командный состав 10 МК убыл на штабные учения. Провести эти учения руководство округа решило на севере Карельского перешейка, в районе Выборга, рядом с финской границей. В 9 часов утра 21 июня что-то изменилось, учения были неожиданно прерваны, а всем командирам было приказано немедленно вернуться в свои части .
      В два часа ночи 22 июня 1941 г. (в то самое время, когда эшелоны с 1-й танковой дивизией приближались к станции выгрузки) на командный пункт 21-й тд 10-го мехкорпуса, в поселок Черная речка под Ленинградом, прибыл сам генерал-лейтенант П. С. Пшенников - командующий 23-й, самой крупной из трех армий Северного фронта. Генерал-лейтенант лично поставил командиру 21-й тд полковнику Бунину задачу готовить дивизию к выступлению.
      В 12-00 22 июня в дивизии объявлена боевая тревога с выходом частей в свои районы сбора по тревоге . На следующий день, в 6 часов утра 23 июня в 21-й танковой дивизии получен боевой приказ штаба 10 МК о выступлении в район Иля-Носкуа (ныне г. Светогорск Ленинградской области), в нескольких километрах от финской границы. В распоряжении автора не было текста "Журнала боевых действий" других дивизий 10 МК (24-й танковой и 198-й моторизованной), но судя по тому, что они вышли из района постоянной дислокации в Пушкине и Ораниенбауме в то же самое время, что и 21-я тд, и двинулись в том же направлении, можно предположить, что 22 июня 41 г. и они получили аналогичные приказы от командования корпуса и 23-й армии.
      Самое время познакомиться теперь поближе и с этим мехкорпусом. 10-й мехкорпус (командир - генерал-майор И. Г. Лазарев), был оснащен и подготовлен к ведению боевых действий значительно хуже 1 МК. В разных источниках приводятся разные цифры укомплектованности 10 МК танками: от 469 до 818 единиц [3, 8]. Такая неразбериха в цифрах, по всей вероятности, связана с тем, что на вооружение корпуса было принято множество танков Т-26 и БТ ранних выпусков, которые перед началом войны ускоренно списывались в преддверии поступления новой техники.
      В большей степени это замечание относилось к 24-й танковой дивизии 10-го мехкорпуса, сформированной на базе 11-го запасного танкового полка и принявшей от него сильно изношенную учебную материальную часть: 139 БТ-2 и 142 БТ-5 (всего 281 танк выпуска 1932/1934 годов). Когда 24-я тд начала выдвижение в исходный для наступления район, из 281 имеющегося в наличии танка 49 были оставлены в месте постоянной дислокации как неисправные, после чего из вышедших в поход 232 танков до лесного массива в районе Светогорска дошло только 177 танков.
      Во всех отношениях лучше обстояли дела в другой танковой дивизии 10 МК. 21-я танковая дивизия была сформирована на базе 40-й Краснознаменной танковой бригады, заслужившей свой орден за мужество и мастерство, проявленные в боях на Карельском перешейке. К началу войны 21-я тд имела по списку 217 легких танков Т-26 . И марш эта дивизия выполнила гораздо организованнее. В журнале боевых действий 21-й танковой читаем: "...на марше имелось место отставания отдельных танков и машин, которые службой замыкания дивизии быстро восстанавливались и направлялись по маршруту" .
      Что касается третьей дивизия 10 МК - 198-й моторизованной, то она имела всего несколько десятков исправных танков, и, по сути дела, была обычной стрелковой дивизией с необычно большим количеством автотранспорта.
      Все познается в сравнении. К этому золотому правилу, так старательно забытому коммунистическими "историками", мы будем обращаться еще не один раз. Разумеется, в сравнении с 1 МК (1 039 танков и 4730 автомашин самого разного назначения, от бензоцистерн до рефрижераторов и душевых кабин, новейшие гусеничные тягачи и новейшие гаубицы в артполках) 10 МК выглядит просто безоружным. Но воевать-то собирались не со своим соседом по округу, а с каким-то другим противником...
      В тот же самый день и час, когда огромные, грохочущие и изрядно дымящие колонны танков, броневиков, гусеничных тягачей 10-го мехкорпуса двинулись через Ленинград на Выборг, утром 23 июня 1941 г. по ленинградскому шоссе из Пскова в Гатчину (Красногвардейск) двинулась и главная ударная сила Северного фронта: две дивизии (3-я танковая и 163-я моторизованная) из состава 1 МК.
      "Мчались танки, ветер поднимая, наступала грозная броня..." Только в каком-то странном направлении мчались. Не на войну - а от войны. Или все-таки на войну, но на другую?
      А в это время на самых дальних (пока еще - дальних) западных подступах к Ленинграду назревала большая беда.
      С первых же часов войны в Прибалтике, в полосе обороны Северо-Западного фронта, ход боевых действий отчетливо приобретал характер небывалого разгрома. Вот как описывают советские военные историки события тех дней в монографии "1941 год - уроки и выводы": "...последствия первых ударов противника оказались для войск Северо-Западного фронта катастрофическими. Войска армий прикрытия начали беспорядочный отход... Потеряв управление, командование фронта не смогло принять решительных мер по восстановлению положения и предотвращению отхода 8-й и 11-й армий..." .
      Стоит отметить, что на противника "беспорядочный отход" войск Северо-Западного фронта произвел впечатление заранее запланированного отступления! Начальник штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер записывает 23 июня 1941 г. в своем "Военном дневнике": "...об организованном отходе до сих пор как будто говорить не приходится. Исключение составляет, возможно, район перед фронтом группы армий "Север", где, видимо, действительно заранее был запланирован и подготовлен отход за реку Западная Двина. Причины такой подготовки пока установить нельзя..." .
      Да, не хватало у немецких генералов фантазии на то, чтобы представить себе наши реалии...
      Вернемся, однако, к описанию этих событий, данному российскими историками: "...26 июня положение отходивших войск резко ухудшилось... 11-я армия потеряла до 75% техники и до 60% личного состава. Ее командующий генерал-лейтенант В. И. Морозов упрекал командующего фронтом генерал-полковника Ф. И. Кузнецова в бездействии... в Военном совете фронта посчитали, что он не мог докладывать в такой грубой форме, при этом Ф. И. Кузнецов сделал ошибочный вывод, что штаб армии вместе с В. И. Морозовым попал в плен и работает под диктовку врага... Среди командования возникли раздоры. Член Военного совета корпусной комиссар П. А. Диброва, например, докладывал, что начальник штаба генерал-лейтенант П. С. Кленов вечно болеет, работа штаба не организована, а командующий фронтом нервничает..." .
      Пока в штабе Северо-Западного фронта (С.-З. ф.) искали "крайнего", 26 июня 1941 г. в районе Даугавпилса сдался в плен начальник Оперативного управления штаба С.-З. ф. генерал-майор Трухин (в дальнейшем Трухин активно сотрудничал с немцами, возглавил штаб власовской "армии" и закончил жизнь на виселице 1 августа 1946 года) [20, с. 164].
      Для правильного понимания дальнейших событий очень важно отметить, что Верховное командование в Москве трезво оценивало ситуацию и не питало никаких иллюзий по поводу того, что разрозненные остатки неуправляемого С.-З. ф. смогут сдержать наступление немецких войск.
      Уже 24 июня (т. е. на третий день войны!) было принято решение о создании оборонительной полосы на рубеже реки Луга - 550 км к западу от границы, 90 км до улиц Ленинграда . Вместе с тем, 25 июня Ставка приняла решение о проведении контрудара против 56-го танкового корпуса вермахта, прорвавшегося к Даугавпилсу. В стремлении хоть как-то задержать наступление немцев на естественном оборонительном рубеже реки Западная Двина командование РККА привлекло к участию в этом контрударе совершенно неукомплектованный 21-й мехкорпус (плановый срок завершения формирования этого корпуса был назначен на 1942 г.) и даже 5-й воздушно-десантный (!) корпус, не имевший для борьбы с танками ни соответствующего вооружения, ни должной подготовки. Другими словами, брешь в разваливающемся фронте обороны пытались заткнуть всем, что было под руками.
      И вот в этой-то обстановке самый мощный на северо-западном ТВД 1-й мехкорпус (который даже после отправки 1-й тд в Лапландию еще имел в шесть раз больше танков, чем 21-й мехкорпус Лелюшенко!), разбивая дороги гусеницами сотен танков, уходил на север, в Гатчину, т. е. в прямо противоположном от линии фронта направлении!
      К слову говоря, сами немцы были весьма обескуражены необъяснимым для них исчезновением "псковской танковой группы". Сперва им показалось, что 1 МК ушел от Пскова на юг. Гальдер 22 июня 1941 г. отмечает в своем дневнике: "...русская моторизованная псковская группа... обнаружена в 300 км южнее предполагавшегося ранее района ее сосредоточения..." Затем - следующая версия (запись от 24 июня): "...из всех известных нам оперативных резервов противника в настоящее время неясно пока лишь местонахождение псковской танковой группы. Возможно, она переброшена в район между Шяуляем и Западной Двиной..." На следующий день, 25 июня, Гальдеру доложили, что "...1-й танковый корпус противника переброшен из района Пскова через Западную Двину в район южнее Риги..." .
      Не будем слишком строги в оценке работы немецкой военной разведки. Им просто в голову не могло прийти, где на самом деле надо искать 1-й мехкорпус. Да и не было у них разведывательных самолетов с таким радиусом действия, который бы позволил зафиксировать передвижения танковых частей Северного фронта. Вот если бы был у них разведывательный спутник, то с его "борта" открылось бы поистине фантастическое зрелище.
      От границы Восточной Пруссии к Западной Двине двумя длинными колоннами в северо-восточном направлении двигались два немецких танковых корпуса из состава 4-й танковой группы: 41-й под командованием Рейнгардта и 56-й под командованием Манштейна. Далее на огромном трехсоткилометровом пространстве шла обычная мирная (если смотреть на нее из космоса) жизнь. А еще дальше к востоку, в том же самом северо-западном направлении, в таких же клубах пыли и дыма двигались два советских мехкорпуса: 1 МК - от Пскова к Ленинграду, 10 МК - от Ленинграда к Выборгу.
      И что совсем уже удивительно - марширующие советские и воюющие немецкие дивизии двигались почти с одинаковой скоростью!
      Корпус Манштейна прошел 255 км от границы до Даугавпилса (Двинска) за четыре дня. Средний темп продвижения - 64 км в день.
      Корпус Рейнгадта прошел от границы до городка Крустпилса на Западной Двине за пять дней. Средний темп продвижения - 53 км в день.
      А танковые дивизии 10-го мехкорпуса вышли в указанный им район сосредоточения северо-восточнее Выборга, в 150 км от Ленинграда, только к концу дня 24 июня. Двое суток на марш от Пскова до Гатчины (200 км по прямой) потребовалось и дивизиям элитного 1-го мехкорпуса.
      Строго говоря, темп продвижения советских танковых дивизий был все же в полтора раза выше.
      Но немцы ведь не просто маршировали, а (как принято считать) еще и "преодолевали ожесточенное сопротивление Красной Армии..." Неспособность механизированных частей к организации форсированного марша было первым неприятным сюрпризом, с которым столкнулось командование Северного фронта. Низкие темпы отнюдь не были связаны с особой тихоходностью советских танков (БТ и по сей день может считаться самым быстроходным танком в истории), а с безобразной организацией службы регулирования движения и эвакуации неисправных машин. В специально посвященном этому вопросу приказе командира 1-го мехкорпуса от 25 июня 1941 года отмечалось, что машины следовали в колоннах стихийно, перегоняя друг друга, останавливаясь по желанию шоферов на незапланированных стоянках, создавая пробки. Сбор отставших и ремонт неисправных машин отсутствовал.
      Не многим лучше обстояли дела и в 10-ом мехкорпусе. Протяженность маршрута выдвижения 24-й танковой дивизии составила 160 километров, которые она преодолела за 49 часов! Средняя скорость марша - 3,5 км/час (если помните, Д. Павлов предполагал, что мехкорпуса будут не просто маршировать, а наступать с темпом в 15 км/час!). В 21-ой танковой дивизии танки израсходовали в ходе двухдневного марша по 14-15 моточасов, что явно свидетельствует о том, что даже в этой, наиболее подготовленной и лучше оснащенной, дивизии половина "марша" состояла из стояния в пробках и заторах.
      Как бы то ни было, к 25-26 июня все части и соединения 1-го и 10-го мехкорпусов развернулись в указанных им районах на огромном пространстве от Гатчины до Заполярья, привели в порядок после многодневного марша людей и технику, выслали к финской границе (а как стало сейчас известно из воспоминаний живых участников событий) и ЗА финскую границу разведывательные группы и...
      И ничего не произошло. Сухопутные (подчеркнем это слово жирной чертой) силы Северного фронта (14-я, 7-я, 23-я армии в составе пятнадцати стрелковых, двух моторизованных, четырех танковых дивизий и отдельной стрелковой бригады) застыли в томительном и необъяснимом бездействии.
      В то время, как войска Северного фронта (Ленинградского ВО) совершали эти загадочные перегруппировки, боевые действия в Прибалтике продолжали развиваться все в том же, т. е. катастрофическом, направлении. Только в районе Даугавпилса отчаянно смелый удар танкистов 21-го мехкорпуса Лелюшенко на пару дней затормозил продвижение врага. На всех остальных участках немцы почти беспрепятственно переправлялись через Западную Двину, выходя на "финишную прямую" Режица-Псков-Ленинград.
      Единственным резервом, которым могло немедленно воспользоваться советское командование, были очень мощные силы авиации Ленинградского округа. Мосты и переправы через Западную Двину находились в зоне досягаемости 2, 44, 58 (район Старой Руссы), 201, 202, 205 (район Гатчины) бомбардировочных авиаполков . Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.