Для того чтобы оценить по достоинству красоту Плана, нам потребуется карта — не карта сражений Великой Отечественной, а карта железных и автомобильных дорог Скандинавии.
      План войны привязан к дорогам. Так это было во времена Ксеркса и Батыя, так же все осталось и в веке двадцатом. Более того, зависимость армий XX столетия от материально-технического обеспечения (боеприпасы, горючее) еще более повысила значимость транспортных коммуникаций при планировании и проведении операций.
      Финляндия может считаться «малой страной» только по численности населения. По площади занимаемой территории Финляндия превосходит Австрию, Венгрию, Бельгию, Данию и Голландию, вместе взятые.
      Так же как и в России, заселена и освоена эта территория крайне неравномерно. Густая сеть железных дорог на юге страны становится все более разреженной в центре, пока не превращается в одну-единственную нитку, которая в северной точке Ботнического залива, у города Кеми, раздваивается: одна ветка уходит на запад в Норвегию, связывая финские дороги с незамерзающими норвежскими портами; другая уходит на восток, к границе с Советской Карелией. Там же, через Рованиеми, Кемиярви и Салла, проходит единственная в этом районе «сквозная» автомобильная дорога, связывающая западную (морскую) и восточную (советскую) границы. Еще дальше, к северу от Рованиеми, через сотни километров заболоченной тайги и тундры идет автомобильная дорога к Петсамо — самому северному городу Финляндии. Петсамо — это крупнейшие в Европе никелевые рудники, это броневая сталь и жаропрочные сплавы для авиационных моторов, это важнейшая статья экспорта довоенной Финляндии. Правда, сегодня это российский город Печенга.
      А теперь нанесем на эту карту район выгрузки 1-й танковой дивизии (вы еще помните, с чего все начиналось?) — и простой, как все гениальное, замысел вторжения в Финляндию откроется вам во всей красе.
      Всего один удар мощным танковым кулаком (а по численности танков дивизия Баранова почти в два раза превосходила танковый корпус Манштейна!) от Алакуртти на Кемиярви, и 1 -я танковая вырывается из лесной чащобы на твердую автомобильную дорогу. Силы финской армии в этом регионе были слишком малы для того, чтобы остановить советскую танковую лавину: в районе Кусамо находилась только одна 6-я пехотная дивизия, а за 200 км от полосы предполагаемого наступления, в Сумосисалми, еще одна финская дивизия, причем общая численность этих двух дивизий, сведенных в 3-й корпус под командованием генерал-майора X. Сииласвуо, составляла к концу июня всего 10 тысяч человек (в полтора раза меньше штатной численности советской стрелковой дивизии) [28].
      Далее, продвигаясь по шоссе через Рованиеми, 1-я танковая выходит к Ботническому заливу, перерезает железную дорогу в Кеми — и вся оперативная обстановка меняется на глазах. Петсамо, отрезанный от всего мира, можно спокойно переименовывать в Печенгу — для этого в районе Мурманска развернута 14-я армия (14, 52, 104,122-я стрелковые дивизии). Финский никель навсегда потерян для германской промышленности, а финская армия наглухо отрезана от немецких войск, уже находящихся или еще могущих быть в будущем переброшенными в Норвегию.
      Разумеется, каким бы слабым ни был противник, наступление на глубину в 300 км никогда не будет «легкой прогулкой». Потому-то в Алакуртти и отправили прекрасно подготовленную, полностью укомплектованную, имеющую большой боевой опыт дивизию с командиром, для которого эта война должна была стать третьей по счету.
      Правды ради отметим, что в теории существовала и возможность «прямого морского сообщения» между Германией и Финляндией через финские порты в Ботническом заливе. При этом стратегическое значение железнодорожной ветки через Кеми в Норвегию как будто бы снижалось. Но все предвоенные планы исходили из того, что Краснознаменный Балтийский флот имеет достаточно сил и средств (включая базу на финском полуострове Ханко) для того, чтобы намертво закрыть Финский и Ботнический заливы для немецкого флота.
      Для «яростного похода» по шоссе через Рованиеми к Ботническому заливу скоростной БТ, способный, сбросив гусеницы, разогнаться до 60—70 км/час, был лучшим из имеющихся на тот момент инструментом войны. Появление советской танковой дивизии в Алакуртти настолько явно раскрывало содержание и цель Плана, что с этой переброской тянули аж до 17 июня, а затем — произвели ее в экстренном порядке, побросав в псковском военном лагере десятки танков. И все для того, чтобы танковая армада появилась на финской границе в «самый последний момент».
      Отработка этого мудрого и комплексного (безо всяких кавычек) плана началась уже осенью 1940 г., т.е. через полгода после заключения в марте 1940-го мирного договора с Финляндией. 18 сентября Тимошенко (нарком обороны) и Мерецков (начальник Генштаба РККА) подписали документ № 103203 — «Соображения по развертыванию вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией».
      Сразу же отметим, что среди этих «соображений» нет ни одного слова о Германии! Без всякой связи с возможным использованием финской территории немецкой армией советское командование ставит такие задачи: «...вторгнуться в центральную Финляндию, разгромить здесь основные силы финской армии и овладеть центральной частью Финляндии... одновременно с главным ударом нанести удар в направлении на Рованиеми — Кеми, с тем чтобы выходом на побережье Ботнического залива отрезать северную Финляндию и прервать непосредственные сообщения центральной Финляндии со Швецией и Норвегией...» [16, с. 253]
      Главный удар предполагалось нанести по двум направлениям: через Савонлинна на Миккели и через Лапееранта на Хейнола. И что примечательно — в июне 1941 г. именно в центре предполагаемой полосы главного удара, напротив г. Иматра был сосредоточен 10-й МК. А для наступления через Рованиеми на Кеми планировалось развернуть 21-ю армию в районе Алакуртти — т.е. точно там, где 22 июня 1941 г. выгружали 1-ю танковую дивизию...
      Полтора месяца спустя после подписания «соображений» на встречу с Гитлером в Берлин отправился глава советского правительства Молотов. Переговоры продолжались два дня: 12 и 13 ноября 1940 г. Из стенограммы переговоров следует, что обсуждение «финского вопроса» заняло добрую половину всего времени! Правда, обсуждение это проходило в форме диалога двух глухих. Молотов, с монотонностью заевшей грампластинки, повторял один и тот же набор аргументов: вся Финляндия по секретному протоколу передана в сферу интересов Советского Союза, поэтому СССР вправе приступить к «окончательному решению» в любое удобное для него время. Гитлер же, все более и более срываясь в истерику, отвечал на это, что он не потерпит никакой новой войны в районе Балтики, так как эта новая война даст англичанам и повод, и возможность для вмешательства, а Германия нуждается в бесперебойных поставках железной руды из Швеции [69, с. 41—47, 63—71]. На этот раз высокие договаривающиеся паханы ни о чем конкретно не договорились и разъехались с чувством глубокого недоверия друг к другу.
      Затем наступило 25 ноября 1940 г. В этот день Молотов передал послу Германии графу Шуленбургу проект соглашения об условиях создания пакта четырех держав, т.е. нацистской Германии, фашистской Италии, милитаристской Японии и «неизменно миролюбивого» Советского Союза [69, с. 136]. В тот же день нарком Тимошенко направил командованию ЛенВО директиву о подготовке войны с Финляндией. Первые слова этого документа звучали так: «В условиях войны СССР только против Финляндии (подчеркнуто мной. — М.С.) для удобства управления и материального обеспечения войск...»
      Далее в директиве ставилась задача «разгромить вооруженные силы Финляндии, овладеть ее территорией... и выйти к Ботническому заливу на 45-й день операции». Хельсинки собирались занять на «25-й день операции». Детальную разработку всех составляющих плана операции требовалось завершить к 15 февраля 1941 г. [16, с. 418—423]. Стоит особо отметить два момента: и в этом документе нет никакой увязки предстоящей войны против Финляндии с возможным использованием ее территории войсками гитлеровской Германии, а также крайне решительные цели войны. Никаких «передвижек границы» подальше от города Ленина — только полная оккупация Финляндии и «выход к Ботническому заливу»!
      Работа закипела. Уже в марте 1941 года заместитель наркома обороны генерал армии Мерецков провел с командованием ЛенВО многодневную оперативную игру, в ходе которой отрабатывались исключительно наступательные темы. Документальные подтверждения Этого были опубликованы совсем недавно, но еще в старые добрые времена официальная «История ордена Ленина Ленинградского военного округа» рассказывала, как «поучительно проходили полевые поездки на Карельском перешейке и Кольском полуострове, в ходе которых изучался характер современной наступательной операции». Ну а Петсамо советские генералы и вовсе считали почти что Печенгой. Тогдашний начальник штаба 14-й (мурманской) армии Л.С. Сквирский вспоминает, что в феврале 1941 г., узнав о том, что с Финляндией ведутся переговоры о дележе акций никелевых рудников, он очень удивился: «Зачем покупать, если мы вскоре и без того возвратим себе рудники?» [33] Весьма примечательно, что это мнение полностью совпадало с теми докладами, которые слал из Москвы в Хельсинки посол Паасикиви: «Советский Союз использует против нас силу, если проблема рудников не будет решена...»
      То, что Советский Союз собирался выступить в роли вероломного агрессора, неудивительно.
      Разве вторжение в Польшу (сентябрь 1939 г.) или оккупация Прибалтики (июнь 1940 г.) были чем-то иным, а не актом агрессии против государств, суверенитет которых сталинское руководство обязалось соблюдать? Странно и удивительно другое. Полностью отмобилизованные к концу июня 1941 года войска ЛенВО (Северного фронта) были уже выведены в районы развертывания, советская авиация продолжала начатые на рассвете 25 июня яростные бомбардировки Финляндии, а наземная операция все никак не начиналась. Почему?
      До сих пор наше повествование базировалось на твердом основании фактов и документов.
      В этом эпизоде мы переходим на зыбкую почву догадок и гипотез. Читатель имеет полное право пропустить окончание этой главы за «отсутствием улик», но, по мнению автора, в конце июня 1941 года для приведения плана разгрома финской армии в действие не хватало одного-единственного условия. Одного-единственного, без которого в армии ничего не происходит.
      Не было ПРИКАЗА.
      А приказа не было потому, что некому его было отдать: товарищ Сталин ушел с работы, а с товарищем Мерецковым уже работали люди с «горячим сердцем и чистыми руками».
      Война войной, а «органы» работали. Набравшая обороты и почти уже никем не управляемая машина террора и беззакония продолжала захватывать в свои жернова все новые и новые жертвы.
      На второй день войны, 23 июня 1941 г., волна арестов докатилась до самой вершины военного руководства: был арестован генерал армии, заместитель наркома обороны, в прошлом — начальник Генштаба РККА К.А. Мерецков. Тот самый, которому накануне (21 июня 1941 г.) решением Политбюро ЦК было поручено «общее руководство Северным фронтом» (см. выше).
      Но Кирилл Афанасьевич Мерецков — не чужой человек в Ленинградском округе. С 1939 г. он был командующим ЛенВО, затем, во время первой финской войны, Мерецков возглавил 7-ю армию, ставшую главной ударной силой Красной Армии в боях на Карельском перешейке.
      А теперь переведем все эти обстоятельства на язык протокола. Получается, что командование Северного фронта состояло в июне 1941 г. из выдвиженцев, сослуживцев и просто друзей «разоблаченного врага народа». Смерть дышала им в затылок. И не та славная смерть на поле боя, к которой должен быть готов каждый полководец, а страшная гибель в пыточной камере или расстрельном подвале. И неминуемая в этом случае расправа с родными и близкими — вдобавок.
      Можно ли осуждать генералов Попова и Никишева (командующего и начальника штаба Северного фронта) за то, что в такой ситуации они не стали проявлять личную инициативу, тем более в таком деликатном вопросе, как переход границы сопредельного государства?
      У них был приказ — ввести в действие план прикрытия. Они его выполнили — в полном объеме, точно и в срок. Как и положено по уставу.
      У них не было приказа — отказаться от предвоенного плана вторжения в Финляндию и срочно перебросить все механизированные соединения навстречу наступающим на Ленинград немцам, — и они не отвели ни одного танка с финской границы.
      Бомбардировка Финляндии была предусмотрена заранее (в плане прикрытия были «поименно» названы 17 объектов первоочередных бомбовых ударов) — и они ее успешно провели.
      А вот по поводу перехода границы уже на этапе сосредоточения и развертывания войск в п. 8 плана прикрытия было сказано довольно расплывчато:
      «...при благоприятных условиях... по указанию главного командования быть готовым к нанесению стремительных ударов по противнику...» [ВИЖ, 1996, № 6]
      Вероятнее всего, Попов просто ждал, когда большое начальство само решит — сложились ли уже «благоприятные условия», или надо еще погодить.
      Да только большое начальство в это время было занято совсем другими делами.
      Начальник Генерального штаба Г.К. Жуков первые дни войны провел на Западной Украине, пытаясь организовать наступление войск огромного Юго-Западного фронта (в том, что из этого вышло, мы будем подробно разбираться в части 3), а его первому заместителю, начальнику Оперативного управления Генштаба Ватутину, поручено было спасать положение на Северо-Западном фронте.
      Ответственного за северный участок фронта Мерецкова в этот момент избивали резиновыми дубинками и обливали следовательской мочой. Новый представитель Ставки на Северо-Западном направлении был назначен только 10 июля. За неимением ничего лучшего, Сталин поручил это дело маршалу Ворошилову. Правда, скоро выяснилось, что главком Ворошилов — это гораздо хуже, чем ничего, но это будет потом.
      Нарком обороны маршал Тимошенко, заместитель наркома обороны маршал Буденный, бывший (и будущий) начальник Генштаба маршал Шапошников собрались в конце июня в штабе Западного фронта под Могилевом, и думать про какие-то иматры, рованиеми и прочие суомисалми им было совершенно некогда. 27—28 июня танковые группы Гота и Гудериана, соединившись восточнее Минска, замкнули кольцо окружения вокруг 3, 10 и 4-й армий Западного фронта. Шестисоттысячная группировка советских войск была разгромлена и большей частью взята в плен. 1 июля 1941 года немецкие танки вышли к Березине. Это означало, что третья часть пути от границы до Москвы была уже пройдена, и пройдена всего за восемь дней!
      А что же делал в это время Самый Главный Начальник?
      А самый главный, хотя и не получил даже обычного среднего образования, все уже понял. Может быть, потому так быстро и так правильно понял, что его «университетами» была подпольная работа в подрывной организации, однажды уже удачно развалившей русскую армию прямо во время мировой войны. Сталин конкретно знал, как рушатся империи и исчезают многомиллионные армии. Поэтому всего семь дней потребовалось ему для того, чтобы понять — в чем причина неслыханного разгрома. Открывшаяся в этот момент истина оказалась непомерно тяжелой даже для этого человека с опытом сибирской ссылки, кровавой бойни Гражданской войны и смертельно опасных «разборок» с Троцким в 20-е годы.
      В ночь с 28 на 29 июня Сталин уехал на дачу, где и провел в состоянии полной прострации два дня — 29 и 30 июня, не отвечая на телефонные звонки и ни с кем не встречаясь.
      Последствия этого трудно понять современному россиянину, которого приучили к тому, что Первый Президент суверенной России по нескольку месяцев «работал на даче с документами».
      Вот только сталинские порядки очень сильно отличались от ельцинских. Сталин вникал во все и командовал всем. С его подписью выходили решения о замене направляющих лопаток центробежного нагнетателя авиамотора АМ-35 или об исключении из состава возимого ЗИПа танка Т-34 «брезента и одного домкрата». Без его согласия не решались вопросы балетных постановок в Большом театре и замены в песне слов «и летели наземь самураи» на слова «и летела наземь вражья стая» (после подписания 13 апреля 1941 г. договора о нейтралитете с Японией). Вот почему двухдневное отсутствие Сталина в Кремле не могло не парализовать работу всего высшего эшелона власти.
      Хотите — верьте, хотите — нет, но приказ на переход границы с Финляндией поступил в 10-й мехкорпус 23-й армии Северного фронта именно после того, как соратники «лучшего друга физкультурников» уговорили его вернуться на рабочее место.