Почти одновременно с началом извержения вулкана произошло несколько подземных толчков о дно морское,- первый минуты через две после начала извержения, и еще три или четыре с промежутками от одной минуты до двух. С каждым толчком громадная волна плескалась на берег, сокрушая пристани и легкие постройки для товаров. Бушующие волны с неистовым ревом прядали одна за другою на берег
      Вид моря с дороги из города в порт был ужасен. Безветренные страшны были волны. Ничем не гонимые, яростно бились они о прибрежные скалы. Яростный рев прибоя заглушал порою свирепые грохоты вулкана.
      Неосторожно приблизившиеся к острову корабли разбивались и тонули. В этом ужасном крушении погибло много матросов, любопытных туристов и смелых газетных сотрудников, посланных жадными до сенсаций редакциями. Несчастным так и не удалось познакомить свою публику с подробностями этой редкой, удивительной картины.
      Громадные волны внезапно метались навстречу бежавшим из города. Слабые тонули, сильные пытались плыть, и погибали так же.
      Никто из бывших в Драгонере в это утро не нашел себе спасения.
      ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
      В Пальме был слышен издалека гул катастрофы. Море волновалось, и небо над Пальмою было пепельно-багряное. Возникшие неведомо откуда, в Пальме носились смутные слухи о гибели города Драгонеры. Всё настойчивее говорили о том, что обе королевы погибли.
      Тревога в Пальме росла. На улицах собирались взволнованные, шумные толпы. Перед министерством внутренних дел, где жил Виктор Лорена, и перед морским министерством происходили враждебные демонстрации. Веяли красные и черные флаги. Слышались яростные речи внезапно-возникших ораторов, перемежаемые диким воем и ревом беснующейся толпы. В окна величественных зданий летели камни. Звон разбитого стекла покрывался ликующим хохотом растрепанных баб и девчонок и свистом полуголых мальчишек.
      К вечеру слух о смерти королев усилился. Точных сведений не было. Это доводило толпу до бешенства. Говорили, что министерство знает истину, но скрывает ее от народа. Уличные орато-ры приглашали толпу вздернуть министров на фонарь. Пришлось на помощь полиции призвать войска. Несколько батальонов пехоты стояли под ружьем во дворах министерских зданий.
      Но министерство еще ничего не знало: телеграф с Драгонерою не работал.
      Наконец в Пальму пришло известие о катастрофе. Телеграммы из Кабреры известили о том, что город Драгонера разрушен при извержении вулкана, что там много убитых, и что происшед-шим одновременно моретрясением около Драгонеры потоплено много кораблей. О судьбе королев не было ни слова.
      Эти телеграммы были немедленно отпечатаны, и раздавались народу. Раздача телеграмм утишила волнение народное ненадолго. Всю ночь на пальмских улицах были шумные толпы. Настроение было мрачное, подавленное.
      К утру были расклеены по городу афиши успокоительного содержания. В них министерство уверяло, что были приняты все меры к спасению королев. Министры, конечно, сами не верили тому, в чем хотели уверить народ. Да и никто им не верил. Толпа рвала на части лживые афишки.
      В тот самый час, когда королевская яхта с королевою Ортрудою отошла от Пальмского замка, направляясь к Драгонере,- Филиппо Меччио вывез Афру, погруженную в летаргический сон, из ее комнат в замке.
      Афру перевезли в городок Сольер на северозападном берегу Майорки. Из этого города был родом Филиппо Меччио. В Сольере Афру поместили в доме сестры Филиппа Меччио, бывшей замужем за местным нотариусом.
      Афра проснулась в тот же вечер, как ее привезли в этот дом. Двое суток она пробыла в тяжелом состоянии полусознательности, похожем на состояние дрессированного человекоподо-бного животного. Афра одевалась и ходила, разговаривала любезно и весело, даже выходила из дому, но смотрела тупо, и всё сейчас же забывала. Потом в ее памяти ничего не осталось от этих двух темных дней.
      Совсем пришла в себя Афра только в вечер после извержения вулкана. Первый, кого она сознательно увидела, был Филиппо Меччио. Афра сказала с удивлением:
      - Как cтраннo! Вот вы, Филиппо, и это я, но всё вокруг неожиданно чуждо и ново. Что же это, Филиппо?
      Филиппо Меччио ответил ей:
      - Это город Сольер, о котором я вам рассказывал много. Мой родной город.
      - А это - ваш дом? - спросила Афра.
      - Милая Афра,- ответил Филиппо Меччио,- мой дом еще недостроен. Здесь вы находитесь в доме у моей сестры. Надеюсь, вам здесь понравилось.
      - Я очень рада,- ответила Афра,- что вижу вас, милый Филиппо. Но как же я попала в Сольер? И где королева Ортруда? Что с нею?
      Филиппо Меччио спросил осторожно:
      - А не кажется вам, милая Афра, что королевы Ортруды и не было никогда, что она вам снилась, и что этот сон не повторится?
      - Ах, Филиппо! - воскликнула Афра,- сны, которые нам так сладко снятся, действите-льнее самой жизни. Но я догадываюсь, почему вы об этом говорите,- моя бедная Ортруда погибла.
      - Будем надеяться, что ее спасут,- сказал Филиппо Меччио.- Королева была в Драгонере накануне извержения, и пыталась спасать жителей. Бесчестное правительство оставалось в безопасности в Пальме. Ортруда была великодушная, смелая женщина. Но она была слишком молода для такого высокого поста. И не ее вина, что волею избирательной машины возле нее был поставлен этот подлец Виктор Лорена.
      - Моя Ортруда погибла! - тихо сказала Афра.
      И заплакала горько. Утешая, целовал ее нежно Филиппо Меччио.
      В эти страшные дни любовь щедрою рукою рассыпала свои чарующие цветы. Кто не любил, влюблялся. Кто уже любил, в том еще сильнее разгоралось пламя страсти. Имогена и Мануель Парладе, Афра и Филиппо Меччио,- слаще и радостнее стала им любовь их, цветущая под сумрачным небом общенародного бедствия.
      Извержение к ночи прекратилось, грохот вулкана затих, рев моря стал стихать, и уже рано утром на другой день многие отправились на пароходах к Драгонере.
      Всем военным кораблям приказано было идти к Драгонере, и оказать помощь.
      Еще неизвестно было, кто погиб,- но уже во многих семьях царила предвещательная, никогда не обманывающая тоска. Казалось, вся Пальма, такая веселая и беззаботная в обычные дни, охвачена была тягостным томлением.
      Только принц Танкред, прикованный к посели притворною болезнью, предвкушал ликую-щую радость, которую принесет ему весть о смерти королевы Opтруды. Принц Танкред не сомневался в том, что Opтруда умерла, и был уверен, что путь к престолу для него чист. Но Танкред должен был лицемерить, выказывать тревогу, делать взволнованное и грустное лицо.
      Его друзья сочувственно твердили:
      - Бедный принц! Он страдает сильнее всех нас.
      Был, впрочем, краткий срок, когда лицо принца Танкреда стало взволнованным непритвор-но: разнесся слух, что королева Ортруда спаслась, и на миноноске прибыла в Кабреру. Было несколько минут радостной надежды в обществе. Думали,- если спаслась королева, то могли спастись и другие.
      Но скоро опять стали говорить, что королева Ортруда погибла, и что миноноска нашла на берегу Драгонеры только обугленный труп королевы. Никто не знал, откуда идут эти слухи.
      Тревога росла. Толпа бушевала на улицах. Были кровавые стычки, насилия и убийства. Нападали на дам, одетых нарядно, срывали с них пестрые шляпки и цветные ткани, и побитые, помятые модницы спасались с трудом. Особенно яростны к нарядным дамам были дамы с центрального рынка, торгующие зеленью и рыбою.
      В министерстве спорили о том, что делать. Министры растерялись, и говорили, что надо подать в отставку. Один Виктор Лорена был спокоен. Он говорил:
      - Уличные зеваки покричат и успокоятся. Ну, подадим мы в отставку,- но кто же назначит новый кабинет? У королевы Ортруды нет наследников, некому быть регентом, и потому теперь мы являемся единственною законною властью в стране.
      И министерство решило остаться на местe.
      Политики и биржевики спекулировали на катастрофе. Курс государственных займов понизился немного, и твердо стоял на этом уровне. Зато бумаги промышленных и колониальных предприятий стали предметом жестокой спекуляции. Эти бумаги то повышались стремительно, то так же стремительно падали, в зависимости от того, высоко или низко оценивались биржею шансы принца Танкреда на корону.
      Биржа кишела, как муравейник. На улицах было необычайное смятение.
      В самый день смерти королевы Opтруды, в кружке единомышленников принца Танкреда уже зашел разговор о его кандидатуре на престол. Собравшись у постели мнимо-больного принца, господа, злоумышлявшие против королевы Ортруды, выражали притворную скорбь. Они даже довольны были королевою Ортрудою: ее гибель спасла их от опасностей задуманного ими переворота. Теперь восхвалять ее достоинства им было не так уж трудно. Герцог Кабрера говорил:
      - В этом ужасном мраке, объявшем нашу страну, единственный луч радостной надежды, это - вы, ваше королевское высочество.
      Кардинал тихо промолвил:
      - Бог устраивает всё к лучшему.
      И с молитвенным смирением потупил хитрые глаза. Принц Танкред посмотрел на него с неудовольствием. Ему показалось, что это уж слишком. Но ловкий архиепископ продолжал, нисколько не смущаясь:
      - Так и болезнь вашего высочества, повергавшая нас в глубокую скорбь, явно послана Богом, чтобы спасти нам эту драгоценную жизнь.
      Принц Танкред возразил:
      - Что ж моя жизнь! Теперь мы должны думать только о том, как спасти наше дорогое отечество, а моя жизнь принадлежит ему.
      Наконец, и сам Виктор Лорена в сопровождении морского министра и еще двух членов кабинета взошел на миноносец, и отправился к острову Драгонере. Быстрый ход миноносца позволил ему приблизиться к городу в числе первых.
      Виктор Лорена и его спутники стояли на верхней рубке, и в бинокли осматривали город Драгонеру. Они казались опять налетевшими, неугомонными туристами, которым любопытно посмотреть на невиданное зрелище. Город Драгонера издали казался мало пострадавшим. Но когда вошли в гавань, то увидели полную картину разрушения.
      Миноносец остановился на якоре. К берегу были посланы шлюпки. На одну из них сел и Виктор Лорена. Расчетливо-храбрый, очень спокойный, хорошо владеющий собою человек, он подавил в себе жуткую тревогу опасностей. Теперь он казался отважным и юношески-смелым.
      Его отговаривали от поездки в город. Говорили:
      - Пусть сначала матросы почистят дорогу, и укрепят стены в тех местах, где они угрожают падением.
      Виктор Лорена решительно сказал:
      - Теперь я должен быть впереди всех на опасном месте.
      Он делал эффектные жесты, и искусно произносил эффектные слова. Это производило сильное впечатление.
      Виктор Лорена высадился не без труда, так как берег был завален обломками пристаней, амбаров, лодок, и грудами каких-то мелких поломанных вещей. Слои сажи и пепла лежали на всем. Виктор Лорена и его спутники через пять минут были уже совсем черны от пепла. Они пошли в город, увязая в пепле. Но уже скоро пришлось вернуться к берегу.
      Послали расчищать путь. Матросы работали усердно. Наконец по расчищенному шоссе можно было добраться до города.
      Многие дома казались снаружи совершенно целыми. Но все в городе было засыпано камнями и пеплом. Неживые улицы были загромождены какими-то бесформенными обломками. Жутко было прислушиваться к царящему в городе унылому безмолвию.
      Город имел зловещий, мрачный вид,- город мертвых. Страшные картины разрушения и смерти попадались на каждом шагу. Повсюду лежали трупы, полузасыпанные пеплом, обгорелые, с посиневшими лицами. И везде был смрад гниющих трупов. Людей не было нигде.
      Виктор Лорена и его спутники медленно подвигались по улицам. Во многих местах приходилось прорывать рвы в пепле.
      Так как многие полуразрушенные дома грозили падением, то приходилось подвигаться вперед с бесчисленными предосторожностями.
      Наконец добрались до губернаторского дома.
      Понижая голос, как говорят в доме, где есть покойники, кто-то сказал:
      - Королевы остановились здесь.
      Виктор Лорена тихо ответил:
      - Будем надеяться, что королевы живы.
      Он почтительно и грустно приподнял шляпу, и наклонил голову.
      Фасад губернаторского дома был полуразрушен. Стекла уцелевших окон были разбиты, и осколки их кое-где странно и тускло блестели в полуобгорелых рамах. Кровля с правой стороны, ближайшей к вулкану, была цела, с другой стороны - обвалилась.
      Послали в дом солдат саперов. Прошло около часу томительного ожидания. Виктор Лорена нервно постукивал тростью по камням, курил папиросу за папиросою, и ходил взад и вперед на небольшом пространстве наскоро расчищенной улицы. Его спутники уселись на каких-то обломках. Разговаривали пониженными голосами, и почему-то всё о неинтересных мелочах пальмской жизни.
      Наконец молодой поручик доложил Виктору Лорена, что потолки и стены в ближайших комнатах губернаторского дома укреплены, что найдены трупы двух служителей, и что работы в дальнейших комнатах продолжаются.
      Виктор Лорена вошел в дом.
      Груды извести и мусора валялись повсюду. Воздух был тяжел и противен. Известковая пыль набиралась в легкие и в ноздри. Дышать было тяжело, точно тяжелая тоска давила грудь. Был неподвижен запах тусклого, сдавленного тления. Два найденные трупа лежали в стороне, на каких-то досках.
      У всех на уме был один тревожный вопрос:
      - Где же королевы?
      Чтобы проникнуть дальше, в глубину дома, пришлось еще долго и осторожно работать, разбирать развалины и груды камней и пепла. Подняли еще несколько измятых и полузасы-панных пеплом трупов. Ничего не нашли в верхних покоях дома, где могли быть комнаты, отведенные для королев. Наконец спустились вниз, в коридоры и помещения полуподвального этажа. Работали с факелами и с фонарями.
      Дверь одной комнаты была полуоткрыта. У ее порога увидели распростертое на каменном полу тело мертвой женщины. Узнали камеристку Ортруды, Терезиту. Предвещательное волнение охватило всех. Этa умершая у порога женщина казалась трогательною жертвою преданности. Здесь, конечно, должна быть и ее госпожа.
      Тело Терезиты положили на носилки, и вынесли. Тогда Виктор Лорена и его спутники молча переступили порог.
      В этой комнате с низкими, грузными сводами воздух был еще более тягостен и смраден, чем в других покоях этого дома. Было очень темно. Виктор Лорена тихо и отрывисто приказал:
      - Осветить.
      И в ту же минуту, словно предупреждая его приказание, по стенам комнаты метнулись отблески внесенных солдатами фонарей. Кто-то сказал негромко:
      - Здесь.
      Ряд огней по обе стороны Виктора Лорена развернулся полукругом, освещая страшное и жалкое зрелище. На полу лежали полунагие тела обеих королев, покрытые серым, липким слоем пепла. Над ними в кресле виден был сухой и тонкий труп губернатора.
      Солдаты острожно подняли тела королев. Их положили на носилки, и бережно вынесли на улицу. Там, в странном сверкании солнечных косых на закате лучей сквозь тусклую, серую пыль, тела обеих королев были так же недвижны и жалостны, как и тела других умерших.
      В толпе солдат и чиновников громко рыдал кто-то, преданный и взволнованный. И у других лица стали грустны, и глаза влажны.
      ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
      Невозможно было в короткое время похоронить множество трупов. Смрад от их гниения мешал остaваться в городе. Виктор Лорена и его спутники спешили поскорее выбраться отсюда.
      И вот обе королевы в тяжелых, свинцовых гробах, и гробы их на той же нарядной яхте, которая привезла их на остров разрушения и смерти. Неторопливо двигалась яхта,- быстро бежал по морю, обогнавши ее, миноносец с министрами.
      На другой день яхта, везущая тела королев, остановилась перед Пальмою. Ярко и сквозь радужно-серую дымку легкого пепла сиял близкий к зениту пламенный Змий, ликующий и смеющийся. В его сиянии эта стройная яхта рядом с другими кораблями казалась туманно-легкою морскою красавицею. Траурные флаги на ее мачтах веяли весело и гордо.
      Толпы народа уже с утра ждали на морском берегу. Уже с утра готовы были траурные колесницы для перевезения тел в капеллу королевского замка.
      Когда поставлены были на колесницы два гроба, в толпе слышны были вопли и рыдания. Пышное зрелище стало мистериею народной скорби.
      Совет министров собрался в тот же день, когда Виктор Лорена вернулся в Пальму.
      Утром в Правительственном Указателе появилось официальное извещение о смерти королевы Ортруды Первой и вдовствующей королевы Клары, и о том, что, согласно конституции, управление государством приняло на себя министерство впредь до принесения присяги новым королем или регентом государства.
      Трагическая гибель королев произвела чрезвычайное впечатление в государстве и везде в мире, где читаются газеты. Героизм, с которым встретила смерть королева Ортруда, был бы очень полезен для династии, если бы у королевы оставался ребенок. Но наследника престола не было.
      Печаль была в народе непритворная. Траур носили все,- вся страна покрылась трауром печали. Печально торжественные службы совершались в церквах перед затянутыми крепом алтарями. И были слезы жен и дев, и слезы Афры, и слезы Имогены.
      Красивою казалась даже и притворная печаль принца Танкреда. Змий, в небе пылающий, прекрасен и сквозь грозовые тучи. Так и змея, умеющая чаровать, красива и в облаке скорби,- змея земная.
      Печальное событие было на руку принцу Танкреду, потому что интрига за него уже была очень развита.
      В день погребения королев была напечатана в газетах и расклеена по городу прокламация принца Танкреда, озаглавленная: "Моему любезному народу". Принц Танкред изливался в красноречивых выражениях скорби, растерзавшей его сердце. Он сердечно благодарил народ за любовь, которая окружала его супругу и государыню, покойную королеву Ортруду Первую, при ее жизни, посвященной неусыпным трудам и заботам о благе народа. Благодарил всех и за участие в его скорби. Заявлял, что готов служить государству и стране, которую считает своею второю родиною, так же преданно и верно, как служил раньше, в славное царствование возлюбленной и незабвенной королевы Ортруды Первой.
      Это заявление все поняли в том смысле, что принц Танкред выставляет свою кандидатуру на вакантный престол.
      Министерство заявило, что необходимо приступить к избранию короля, и для этого, соглас-но конституции, назначило выборы в новый парламент, который имел бы на то полномочия от населения Соединенных Островов.
      Началась усиленная агитация за избрание в короли принца Танкреда. За него стояло несколько влиятельных групп населения. Прежде всего за него были аристократы, кроме тех, кого оскорбляли его любовные похождения. В агитации участвовали усерднее всех знатные дамы. Маркиза Элеонора Аринас развернула все свои таланты закулисных интриг и тайных влияний. За принца Танкреда была значительная часть войска, и так называемая военная партия. Особенно преданы были принцу Танкреду моряки. Они ждали для себя славы и почестей, которые они добудут в войнах. Принца Танкреда поддерживала крупная буржуазия, заводчики, биржевики и финансисты, и его многочисленные кредиторы. Сильная клерикальная партия была также за принца Танкреда. За него же были и многие простаки либеральных взглядов, очарован-ные его любезностью.
      Пока еще не было известно, как отнесутся великие державы к кандидатуре принца Танкреда. В Пальме даже боялись иностранного вмешательства. Говорили, что многие державы опасаются агрессивных замыслов принца Танкреда.
      К Островам двигались с разных строи эскадры нескольких держав. Английский крейсер вошел в одну из гаваней на Кабрере. Посланники в Пальме ежедневно собирались, совещаясь.
      В народе принц Танкред был явно непопулярен, и потому его избрание не казалось несомне-нным. Приверженцы принца Танкреда побаивались, что в стране восторжествует республикан-ская идея. Но все-таки сильно надеялись на раздор между социалистами и синдикалистами.
      Оппозицию события захватили врасплох. Притом же в ней не было того единства, которое обеспечивало бы необходимую согласованность действий.
      Отсутствие единства обусловливалось различием интересов оппозиционных групп населения: интеллигентного пролетариата, рабочих и крестьян; к оппозиции же примыкала значительная часть мелкой буржуазии. Поэтому оппозиция делилась на три основные группы, боровшиеся между собою: синдикалисты, социалисты и радикалы, приверженцы буржуазной республики или парламентарной монархии. У каждого течения были свои газеты, свои клубы. Каждая партия устраивала митинги. Положение было очень сложное и неопределенное. Ни одна партия не имела большинства в стране. Республиканская идея была скомпрометирована неудачею восстания.
      По мере того, как приближались выборы в новый парламент, усиливалась и предвыборная агитация. Определилось четыре течения: за избрание в короли принца Танкреда, за буржуазную республику, за социалистический строй и за синдикатские коммуны.
      Агитация республиканцев сосредоточивалась преимущественно в селах и в небольших городах. В больших городах больше внимания привлекали споры синдикалистов и социалистов.
      Буржуазная радикальная партия сначала высказывалась за избрание короля, но не принца Танкреда. Впрочем, не отвергала и мысли о республике. Были долгие споры на тему: Республика или монархия?
      Комитет радикальной партии, после долгих споров, кто за республику, кто за принца Танкре-да, решил, что удобнее выбрать короля, но не Танкреда. Не знали, однако,- кого противопоста-вить принцу Танкреду. Долго и внимательно перебирали всех европейских принцев либераль-ных взглядов. Почти все казались опасными. Иные принцы казались слишком военными людьми. У других слишком было большое родство. Принцы свергнутых династий могли вовлечь Соединенные Острова в неприятные отношения с их родными странами.
      Прошел слух, что посланник одной великой державы выставил кандидатуру одного из сыновей азиатского эмира или хана. Но эта кандидатура почему-то никому не нравилась. Говорили, что этот кандидат любит сажать людей на кол, и что он не может обойтись без большого гарема.
      Склонялись к республике.
      В газетах и на митингах в Пальме возник спор по основному вопросу о власти в обществе. Что делать с нею?
      Одни стояли за то, чтобы захватить власть в государстве, и доставить господство пролетари-ату. Другие, наоборот, находили необходимым уничтожить всякую общественную власть путем ее игнорирования и путем свободной организации общественных служб.
      Друзья Филиппа Меччио стояли за провозглашение республики, чтобы сделать вторую попытку овладения властью в пользу социалистического переворота. Сам Филиппо Меччио не высказывался определенно. Его симпатии к синдикализму очень усилились, и в партии на него стали уже глядеть подозрительно.
      Синдикалистская газета "Дружно вперед", издававшаяся под редакциею доктора Эдмонда Негри, уже давно и настойчиво развивала мысль о том, что власть государства должна быть совершенно уничтожена, и что отношения между свободными людьми следует заново построить на таких основаниях, которые были бы лишены элемента принудительности.
      В день погребения королев состоялось в Пальме многолюдные и оживленные собрания синдикалистов и социалистов. Собирались преимущественно в рабочих предместьях. Казалось, что этот день, отмеченный собраниями всех оппозиционных партий, символизировал в сознании их членов пышное погребение останков отжившего буржуазною строя.
      Собрание синдикалистов, после недолгих прений, вынесло резолюцию за уничтожение государственной власти, и за восстановление самодержавия автономной личности, властной или вступать в общественные договоры с другими людьми, или оставаться вне всякой общественной организации.
      Синдикалисты оказались довольно сильными в прекрасной стране Соединенных Островов. К этой партии примкнуло большинство интеллигентного пролетариата, и значительная часть рабочих тех производств, где требуется большая степень умственною развития и специальных навыков и знаний. Этой партии весьма симпатизировал и доктор Филиппо Меччио. Впрочем, он еще продолжал оставаться в составе центрального комитета социал-демократической партии.
      Другие главари социал-демократов уже давно были настроены недружелюбно к Филиппу Меччио. Для этого, кроме обычного в людях, по слабости человеческого сердца, недоброжела-тельства слабейших к сильнейшему, были и более основательные и достойные причины, как в теоретических колебаниях Филиппа Меччио, так и в его поступках. О беседе Филиппа Меччио с королевою Ортрудою скоро узнали. За эту встречу его очень упрекали и в партии, и в обществе. Одно время упорно держались слухи о том, что Филиппо Меччио принужден уйти из партии. Центральный комитет социал-демократов опроверг эти слухи, когда они стали повторяться и в печати. Но всё же положение Филиппа Меччио в центральном комитете было довольно неприятное.
      В широких же слоях общества и в народе в эти дни, несмотря ни на что, и как бы вопреки всем толкам о его ошибках, очень возросла популярность Филиппа Меччио. Самые колебания его привлекали к нему сердца многих. В нем видели не человека программы, а человека живого дела. Женщины с особенною страстностью оправдывали его визит к покойной государыне, как поступок рыцарский по отношению к женщине.
      В лавочках и у разносчиков газет продавались портреты Филиппа Меччио. На открытках он был изображен в десятках поз. В кабачках пели куплеты, прославлявшие его прошлое. В салонах и на общественных собраниях повторяли его "слова", более или менее острые,- а многие из этих словечек никогда не были им сказаны. Дошло до того, что старые анекдоты и выдумки новейших остроумцев все без исключения приписывались одному Филиппу Меччио. Ежедневно в разных концах Пальмы и в других городах происходили многолюдные и шумные манифестации в честь Филиппа Меччио.
      Каждый день собирались толпы народа перед домом, где жил Филиппо Меччио. Ему приходилось выходить на балкон, и говорить речи. Каждый день в двери его квартиры стучались толпы девушек и женщин, приносящих ему цветы,и были тут и праздные нарядные барышни, дочери адвокатов и инженеров, и быстроглазые, просто одетые работницы, учительницы и студентки, и скучающие дамы, и труженицы, которым некогда скучать.
      ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
      В то же время и в Пальме, и вне столицы начались частые манифестации против принца Танкреда.
      Одна из этих манифестаций в Пальме была особенно бурною. Толпы рабочих со своими женами и дочерьми шли из предместий по улицам, и кричали:
      - Долой Танкреда!
      - Пусть он убирается из Пальмы!
      На площади, где стоял памятник королевы Джиневры, перед зданием парламента сошедши-еся с разных сторон толпы соединились. Мальчишки сложили костер у самого подъезда парламента, и на нем сожгли портреты принца Танкреда. Девушки и женщины с хохотом и песнями плясали вокруг этого костра.
      Отсюда толпа двинулась прямо к королевскому замку, где жил принц Танкред.
      Министерство послало против манифестантов отряд войска. Недалеко от королевского замка солдаты преградили дорогу манифестантам.
      Мерный строй и звуки барабанов произвели не особенно сильное впечатление. Толпа остановилась. Но не расходились.
      Мальчишки прыгали перед строем, гримасничали и распевали уличные песенки против Танкреда. Подростки держали себя смело до дерзости. Девушки смеялись и бросали в солдат цветы.
      Приказов разойтись толпа не слушала.
      Среди солдат поднимался угрюмый ропот. Генерал, командовавший отрядом, нашел, что необходимо скорее кончать. Он тихо сказал своему адъютанту:
      - Открыть по мятежникам огонь.
      Адъютант почтительно выслушал приказ. Потом, нервно сжимая левою в белой перчатке рукою узду своего красивого вороного коня, он приблизился к батальонному командиру, который стоял на тротуаре у стены чьего-то дома за рядами своих солдат, и передал ему приказание генерала.
      Раздались звуки рожка, предупреждавшего, что будут стрелять. В толпе смеялись. Были уверены, что стрелять не посмеют.
      Тогда послышалась команда. Но солдаты стояли неподвижно, и команды не исполняли.
      Офицеры были смущены. Генерал пришел в ярость. Кричал:
      - Расстреляю!
      Но очевидно стало, что никакой дисциплины нет, и что солдаты в рядах не менее опасны, чем рабочие в толпе.
      Ряды солдат расстроились. Передние смешались с толпою. В толпе слышались дружелюбные крики:
      - Да здравствует армия!
      - Да здравствует народ!
      Солдаты братались с рабочими. Менялись медными образками. Целовались. Молодые работницы осыпали солдат цветами.
      В королевском замке принц Танкред, облеченный в свой мундир дивизионного генерала, украшенный звездами, орденами и медалями здешними и иностранными, беседовал с друзьями. Принц Танкред и его друзья лихорадочно ждали событий.
      Сюда же приехал Виктор Лорена и еще несколько министров.
      Ожидание выстрелов было напряженным. Принц Танкред то и дело посылал адъютантов узнать, не началась ли стычка солдат с манифестантами.
      Смутные гулы из города рождали в замке смятение. Наконец стали приходить вести о том, что случилось на площади королевы Джиневры и на улице перед королевским замком. Сначала это были какие-то неопределенные слухи. Потом стали получаться донесения адъютантов. Наконец явился комендант города. Его доклад произвел потрясающее впечатление.
      Ждали, что толпа нападет на замок. Генералы горячились. Они предлагали самые крайние и крутые меры,- пустить в ход артиллерию, залить возрождающийся мятеж потоками крови.
      Министры были осторожны. Виктор Лорена говорил:
      - Рабочие не вооружены. Это - простая манифестация, правда, неприятная, но вовсе не опасная. Покричат и разойдутся. А завтра полиция и комендант примут надлежащие меры.
      Виктор Лорена один был спокоен. Остальные стали подумывать о бегстве.
      Был смутный говор, что из замка есть подземный ход. Но никто не знал тайны чертогов Араминты.
      Принц Танкред гневно восклицал:
      - Я говорил тогда! Меня не послушались,- и вот результат налицо. Надо было без всякой пощады разделаться с этою сволочью, повесить этого разбойника Меччио.