Владимир Солодовников
      ПРИНЦИП КРИНИЦИНА
      Часть II
      Верните бутон дилетанту
      Вторую неделю совсем не ко времени - начало июня - сеет холодный дождь, темносерые тучи низко стелются над городом, над его промокшими и словно сгорбленными от сырости зданиями. От мокрого и серого однообразия мне скучно и тоскливо: дождь на улице, а я дома, но телом ощущаю, как сечет меня его холодными косыми струями. Подружка моя еще со студенческих лет - Эдита Лик - уехала из города на курсы усовершенствования в Медицинскую академию последипломного образования еще в октябре. Она уехала на пять месяцев, но пять месяцев прошли уже давно. Мне бы позвонить ее маме - мама у Эдиты живет в трех кварталах от моего дома, или в больницу, где Лик работала перед отъездом на учебу, да гордыня не позволяет. Гордостью своей я, пожалуй что, в маму свою, Зинаиду Александровну, библиотекаря с громадным стажем. Три дня тому назад я заявился к своему приятелю и компаньону по нашему совместному детективному агентству Егорию Васильевичу Попову и, между прочим, попросил его потихоньку хотя бы на работе Эдиткиной узнать - где она? Егорий с готовностью согласился позвонить, а до того попросил меня помочь ему в его работе. Васильич хоть и был моим компаньоном, но остался работать судебно-медицинским экспертом в одной небольшой городской больнице, где по совместительству подрабатывал на полставки патологоанатомом. Работу судмедэксперта он еще кое-как, насколько я мог судить, "тянул", а в патанатомии был "абсолютный ноль". Сейчас он сидел с красным от натуги, жирным и небритым лицом и пытался что-то сформулировать в патологоанатомическом диагнозе и эпикризе, но ему это совсем не удавалось. -Вань, помоги написать красивыми словами, ты умеешь: -Егорий, ты в уме ли? Я к медицине или она ко мне - каким боком? Напиши сам чтонибудь. Нет, но Вы видали? Я никакого отношения к медицине не имею, а он: - Ты, Васильич, и сейчас недалекий, а к пенсии будешь и совсем старый, седой и жирный дурак. -Если я - дурак, то ты пошел вон отсюда, - рассердился Егорий. Я тоже на него разозлился, повернулся и вышел из его кабинета, хлопнув в сердцах дверью. Проходя мимо гистологической лаборатории, я с сожалением заметил вожделенный взгляд лаборантки Леночки. Если бы не Егорий со своими глупостями, так, может быть, и состоялся бы у меня какой сердечный разговор с ней, но раз такой поворот! - извините. Жди, Леночка, другого раза. И вот теперь я сижу и тоскую в пустой двухкомнатной квартире, доставшейся мне в наследство от деда, перед окном с видом на сырую промозглую улицу. Ах, да! Я не один. Дуська, моя любимая проказница-кошка, еще как-то скрашивает мое одиночество. Эта рыжая плутовка спит на мягкой подстилке на подоконнике среди своих любимых кактусов. Но она, скорее, прикидывается, что спит. Я заметил, как она во "сне" чутко поводит своими острыми ушками. На ушах у Дуськи рыжие шерстинки выглядят, как кисточки. Это обстоятельство привело как-то Егория к выводу, что моя кошка абиссинской породы. Дуся с нетерпением ждет, когда начнет вновь цвести ее любимый кактус. В прошлый раз, осенью, когда он ни к селу, ни к городу набивал бутон, Дуська слушала, как он потрескивал, созревая. Я этого потрескивания, понятно, не слышал, как ни прислушивался. Кактус этот и раньше уже цвел; цветок был крупный, ярко-розового цвета, и гордился я этим цветком необыкновенно. Но прошлой осенью бутон еще только готовился стать цветком. Я вспомнил, как Дуська перед самым его раскрытием аккуратно, чтобы не уколоться, перегрызла стебелек у игольчатой поверхности кактуса, схватила передними лапками уже собравшийся раскрыться бутон и утащила его под софу. Я буквально остолбенел от этакой кошачьей наглости. Так все быстро она это сотворила, что я даже не успел ей помешать. Дуська минут пять чавкала в своем укрытии, потом вылезла-таки из-под софы с мерзкими остатками того, что еще совсем недавно было прекрасным бутоном. Чтоб тебя наизнанку вывернуло, мерзавку! Такую-то красоту истерзала, испоганила! Ну, не от голода же она этот бутон пожрала? Тому, как я ее кормлю, позавидовала бы любая, по-настоящему породистая кошка. А Дуська только облизывалась плотоядно и посматривала на меня желтыми с красными отливами глазами. "Тьфу на тебя! И что же ты такое натворила?!", - вслух только и вымолвил я, но наказывать Дуську не стал. Кошачья психология мне непонятна, но занятна, и я все чаще посматриваю на нее своими наивными глазами - глазами дилетанта. Я был убежден в необыкновенности происхождения Дуськи: она ни с того, ни с сего появилась на пепелище сгоревшей избы в опустевшей, нежилой деревне. Итак, я сидел у окна уже который день и тосковал: ни от Егория нет звонка, ни от Эдиты. Да и клиентов нет давно, а нет клиентов - нет денег. Столь долго ожидаемый дверной звонок прозвенел для меня, тем не менее, неожиданно, даже напугал меня поначалу своей пронзительностью и требовательностью в пустой и тихой квартирке хрущовского типа. И Дуська встрепенулась, подняв мордочку и, теперь уже откровенно, насторожив ушки. Она посмотрела сначала на меня широко-округлившимися глазами, а затем соскочила с подоконника и вихрем устремилась в прихожую, из-за угла напряженно поглядывая на дверь. Я подошел и открыл: в дверях стояла - кто бы мог подумать? Нюра, супруга моего дальнего родственника Петра Николаевича Варенцова из села Ильинского, районного центра в нашей области. Но Нюра, как оказалось, была не одна: за ее спину скромно спряталась то ли от смущения, то ли от страха перед городским "высокообразованным детективом" уже пожилая, небольшого роста женщина. Я похозяйски сначала пригласил их войти в квартиру. Нюра вошла без робости, как никак она свой здесь человек, частенько привозит мне гостинцы деревенские. А какие из деревни гостинцы? - вы, пожалуй, догадываетесь. А вот другая женщина была куда как несмелая, вошла робко да и встала у двери отрешенная какая-то. Я, как пригляделся, признал и ее. Это была тетя Поля, Полина Галанина, тоже жительница села Ильинского, хорошая знакомая Нюры. А кто у Нюры в том селе не знакомый! Ее все знали, со всеми радостями - к ней, со всеми бедами - тоже, она все в себя впитывала, все про всех на селе знала, а от нее никаких кляуз, никаких слухов не происходило. Кремень-женщина - вот она какая, моя родственница Нюра! -Ну, проходите же, чего встали, как неродные! Тапочки вот обуйте. Хоть и июнь, а пол все равно холодный. Плащики-то свои давайте-ка. Я помог женщинам раздеться, перед каждой поставил по паре тапок домашних. Тапки эти - мое собственное приобретение, от моей бывшей жены - Людмилы - в квартире ничего не осталось. Даже, знаете, дух ее выветрился, особенно, с появлением Дуськи. И Нюра, и тетя Поля одеты были по-сельски: дождевички старенькие, сапоги резиновые до колен, головы даже одинаковыми, темно-синими ситцевыми платками повязаны. Я их на кухню сразу и пригласил. Они уселись несколько скованно, а я чай решил пока "спроворить". Нюра вдруг всполошилась: -Ой, старая кля-яча я, а гостинцы-то в прихожей в сумке и оста-авила. Она тут же убежала за гостинцами. Вернувшись с сумкой, стала торопливо, чтобы я не успел отказаться (да я ни разу от ее гостинцев и не отказывался), стала выставлять баночки, туесочки какие-то с деревенскими угощениями. Сумка вроде бы и небольшая, а на столе чего только не установилось! Даже пирожки с капустой, мои любимые, и то привезла. А я не утерпел, выхватил один пирожок, а он еще теплый. Это как это она умудрилась в теплоте-то их сохранить? Волшебница - не Нюра! Чайник вскоре зафырчал весело паром, и я заварил для гостей своих самолучший, из самой Индии моим приятелем привезенный, чай "Lipton" бомбейского развесу. Он тем хорош, что от одной только чайной ложки заварки аромат на всю мою квартиру невидимыми клубами расходился. А для таких гостей я разве одну ложку заварил!? -Сейчас чай пить будем, такой чай только английские короли и королевы пьют. Да мы еще. Заметил только я, что доморощенный мой юмор еще как-то Нюра воспринимает, но и то с напряжением. А уж что до тети Поли, то она и вовсе с лицом каменным сидит, руки свои сложила на коленях. Как уселась на табуретку, так и не сдвинулась ни разу. -Да вы чего такие грустные? Случилось что? -Случи-илось ведь, Ванечка, - заплакала вдруг Нюра. Полина ничего не говорила, а зарыдала только, но как-то с закрытым ртом и негромко, давясь своими рыданиями. Грудь у нее ходуном ходила от этаких рыданий. А сле-езы! - слезы, не поверите, так ручьями и лились из глаз. А я ведь сразу заметил, когда она вошла только, что глаза у нее покрасневшие и не блестят совсем. Она все пыталась как-то заглушить свои рыдания, только ей это не удавалось. Я подошел к ней, чтобы успокоить, по голове погладил слегка, а она прижалась вдруг ко мне и тогда уж совсем в голос зарыдала, раглядев сочувствие. Нюра сама плакать перестала, увидев такое. Так и уставилась на Полину раширенными глазами, руки сцепив на груди. -Это что же за бедствие такое приключилось, чтобы из-за него так убиваться? Я стал искать какое-нибудь успокаивающее средство. Валерьянки не было. Да если б она была, так Дуська моя не вылакала бы ее? А если бы вылакала, так от перевозбуждения она не только бутоны, а и колючие кактусы сожрала бы за милую душу! Нет у меня ничего, кроме коньяку. Вот коньяку я Полине и налил граммов пятьдесят. И себя не забыл, от страху такого я сто глотнул. Нюре не предлагал даже, потому - непьющая она. Вскоре рыдания у тети Поли стали глуше и глуше, и, наконец, она успокоилась. По крайней мере, с ней уже можно было разговаривать. Я все же сначала разлил чай, а потом предложил им обеим начинать свой рассказ. Первой начала Нюра: -Ты помнишь ведь, Ванечка: Поля живет в доме, что стоит на перекрестье двух дорог. Одна - асфальтированная трасса к вашему городу, а вторая - грунтовая - ведет к первой от деревеньки Выселки. В прошлом году это Полина нам рассказывала про машину импортную, в которой ехали поджигатели те, убивцы бабушки Насти и бабушки Марьи. Вот, к Поле приехала внучка из города на лето погостить, дня три всего и пожила, и пропала, совсем пропала. Зоей девочку звали. -Нюра, да подожди так-то. Что значит - "звали"? "Зовут" - надо говорить. Я вспомнил эту девочку. В прошлом году я как-то приезжал на несколько дней порыбачить на речке Черной. Летом там исключительно красиво, а рыба клюет! - не успеваешь удочку забрасывать. Решил я тогда и до Выселок по дороге от Ильинского пройти; в деревне и жили только те две старушки. По пути в Выселки я увидел эту девочку: она сидела на бревне у обочины широкой асфальтированной трассы, убегавшей к нашему большому городу, и с тоской какой-то провожала убегавшие по ней тяжелогруженые автомашины, автобусы с веселыми и шумными отдыхающими людьми, красивые легковые авто со сверкающими боками. Сколько ей тогда было лет? - пожалуй что, на вид - лет двенадцать или тринадцать. Я и прошел бы мимо той девчонки, если бы не глаза ее грустные и тоскливые. Личико худенькое, но уже начинала показываться в нем женственность. Еще едва заметная, но все же женственность, которая видна была в округлости подбородка, в некоторой кокетливости линии губ, да это такие черточки, о которых и не скажешь словами, а уж почувствуешь - точно! Была у девочки та стадия развития, которая позволила писателю Набокову называть таких девочек нимфетками. Мне, так, не нравится это определение, потому что говорит оно о некоей сексуальности, что ли. А я, глядя на нее, вовсе не об этом думал. Хотя внешность, конечно, говорила о начинающемся созревании: небольшие острые холмики-грудки, торчащие несколько в наружные стороны, легкое потемнение в подмышках, ну - а что еще? Пожалуй, что только это. Меня больше всего угрюмость ее тронула, отрешенность от всего происходящего, кроме убегавших мимо автомобилей. За автомобилями она смотрела внимательно, словно так и хотела вместе с ними убежать куда-то - а куда? Я еще, помню, подошел к девочке, спросил, как ее зовут, но в ответ она только посмотрела на меня, как на пустое место. Я предложил ей конфету из тех, что нес на угощенье одиноким старушкам в деревеньке Выселки. Она взяла конфету без благодарности, молча, положив ее рядышком с собой на бревне. Знаете, посмотрел на нее, а сердце от глаз ее тоскливых у меня так и рвется, так и рвется, до того мне ее - и сам не знаю, почему - жалко стало. Бывало и с Вами такое? - а со мной впервые! -Нет, пропала, пропала она, - заговорила теперь уже тетя Поля. - В прошлом году, правда, она убегала уже к матери своей непутевой в город. Тосковала по ней. Хоть и пьющая да гулящая у меня дочь, а Зое, внучке моей, мать родная. Муж у дочки моей, Вальки, из военных, старше ее на двадцать лет был. Пока жив был, так хорошо они жили, а Валька не пила, не курила, порядочная была. Умер вот, уж два года как похоронили, с сердцем у него что-то плохо стало, перетрудился, видать, на даче. В квартиру свою на третьем этаже мешок с картошкой нес, и стало ему невмоготу с сердцем: и защеми-ило, и защеми-ило: Вызвали скорую, до больницы довезти только и успели, а он уж помер. Очень он хороший человек был, царствие ему небесное. Вот с тех самых пор и запила моя дочь, загуляла, а внучка Зоя видела ведь постоянно распутство это окаянное. Это ведь до чего допиться надо, чтобы все из дому вытащить да потом и пропить! Последние мужнины военные штаны хоть бы для памяти оставила - так, нет же, и их пропила! Это ж когда конец будет этому алкоголизму проклятому, что он судьбы людские калечит до такой распоследней несуразности? А еще больше внучке он досадил, сделал ее замкнутой и задерганной - алкоголизм этот, что у матери ее родимой. Полина Галанина опять зарыдала, но теперь сразу в голос. Я успокоил ее тем же средством, упомянутым выше. -Ну, а теперь Зоя, может, опять у матери? Какая-никая, а все мать, вот ее и тянет к ней. Была ли ты у нее, у Валентины-то? -Была. Я ведь, дура этакая, раз у Зои такое уже бывало - сбегала она к матери сразу-то к Вальке не поехала. Думаю, пусть побудет Зоя у своей матери малость, раз приспичило, а там и съезжу да заберу опять в село. Поехала, а Валька, к счастью, трезвая была, с похмелья только, но чего-то еще в уме соображала. Она мне и говорит, что не было у нее Зои, не приезжала. -Ну, а в милиции: Была ты в милиции, хотя бы. -Была, - уже со злостью проговорила тетя Поля. - Будем, говорят, искать. А сами даже имя внучки не спросили, адрес матери ее, Вальки, значит, записали только. Будем иска-ать, - передразнила она кого-то из тех милиционеров. Тетя Поля здесь, при этих-то словах, слегка головой в сторону повела, а левый угол рта судорожно вниз опустила. Господи, не зарыдает ли опять? -Ну, ладно, ладно, давайте успокоимся хоть чуть-чуть да подумаем спокойно, что могло произойти. Чай-то мы будем пить? - или как? Я вновь подогрел чайник и разлил чай по чашкам. Выпили молча, каждый о своем думал. Да какое о своем! - все об одном же, только по-разному. -А что там - в деревне Выселки? Так никто и не живет?- спросил я Нюру. -На берегу озера, на месте, значит, того пепелища, сейчас виллу огромную постороили, из красного гладкого кирпича, трехэтажную, - начала рассказывать Нюра. Баню там постороили, а печь, кстати, Петр Николаевич клал. Пригласил его хозяин. Таких мастеров, как мой муж, в той округе нет ведь, - Нюра горделиво приосанилась перед нами. Законная гордость! - почему не погордиться? -Много в ту деревню машин стало ездить, от такого шуму - и днем, и ночью - спать порой невмоготу, - пожаловалась тетя Поля. - Заводик вот тоже, деревообрабатывающий, что рядом с водонапорной башней в селе стоит, так тот заводик теперь у нового владельца. Того, что был, с полгода уж, почитай, как убитого нашли. -Ну, что машин в Выселки, эту опустевшую деревеньку, ездить стало много - так в гости к богатому владельцу виллы и ездят. А вот о новом владельце завода того краем уха и я слышал, даже - об убийстве прежнего. Фамилия нового хозяина как будет? -Вот этого не знаем, не представился он нам, - с кривоватой усмешкой заметила Нюра, поджав после реплики свои губы. И что мне ответить этим женщинам по поводу потерявшейся девочки - ума не приложу. -Ладно, я через своих знакомых попытаюсь посодействовать, все усилия приложу, а там - как получится. Не хотелось бы мне вас понапрасну обнадеживать. Поищем, авось найдем твою Зою, тетя Поля, не убивайся только заранее. Фотографию мне только какуюнибудь оставьте, если можно. Может быть, у Зои какие-нибудь особые приметы были?родинки какие в необычных местах, шрамы на теле, да мало ли: Сколько ей, кстати, лет было? -Четырнадцать исполнилось в апреле. Девочка-то уж больно хороша - из-за матери да отца переживала как, - опять, было, стала всхлипывать Полина Галанина. Я поглядел на нее молча, она и заробела опять, замолчала, платком носовым глаза вытерла, так и сидела молча. С час еще женщины у меня в гостях побыли, поговорили о том, о сем, да и стали собираться домой, в село, боясь опоздать к последнему рейсовому автобусу. Да я бы и подвез их, если бы опоздали, на своей "Победе" - или Вы забыли о моем замечательном "лимузине"? Остаться ночевать они никак не захотели. Да какая ночевка, если дома хозяйство: корова, свиньи, куры. Да и мужья, к тому же. -Ну, до свидания, Нюра. До свидания, тетя Поля. Если мне понадобится что, так я приеду к тебе, - обратился я к Полине Галаниной. Может быть, кого-то коробит от моего фамильярного обращения к этим сельским женщинам, но само как-то получается. Я заметил, что часто деревенских обращение на "Вы" съеживает как-то, и они становятся менее общительными - замыкаются в себе, что ли. С другой стороны, эти сельские, а особливо - Нюра, на меня действуют совершенно гипнотически: я начинаю подначиваться к ним, подстраиваться к их сельскому говору и уже так же, как и они, начинаю слегка растягивать особо значимые слова. Я и сам себя ловлю на этом, пытаюсь что-то сделать, но у меня ничего не получается - все равно "катаю" по-сельски. После ухода моих нежданных и совсем неожиданных гостей я подошел к окошку: дождь кончился, но улицы мокрые мне все равно были неприятны. Уже темнело, и все дела, связанные с девочкой Зоей, я решил оставить на завтра. Пожалуй, надо бы просмотреть сводки криминальных и иных новостей о подобных случаях пропаж детей. Вообще-то, не мешало бы иметь и свою базу данных о криминальных событиях в городе и области - или я не детектив? Компьютер с прошлых прибылей новый приобрел, а старый продал. У нового - самый распоследний "Пентиум". Зазвонил телефон, я подошел и поднял трубку. -Алло! Иван Криницин у аппарата. - Звонил Егорий. -Алло, привет, Ваня! Ты на меня не обиделся сильно? - нет? И правильно делаешь, я ведь не по злобе, а от многотрудности своей работы. Докладываю тебе новости: Эдитка в Санкт-Петербурге замуж вышла за какого-то артиста. Мать ее и фамилию артиста называла, но мне свою бы не забыть, а его фамилия напрочь вылетела из головы. Как серпом меня подкосил треп Васильича, как обухом по голове, как:Ну, не везет мне с женщинами! Казалось, вот, она - твоя жар-птица. Сам не знаю - почему? - но я не обиделся даже на Эдиту. Да еще и неизвестно, а может быть, это все - вранье про ее новое замужество? Обещалась ведь она мне. Глазам ее янтарным я поверил, такие глаза не могут лгать. Поздно уже. Я покормил Дуську: она заладила на ночь есть. Мне это не нравится, потому что после "Вискас" из ее пасти неприятно воняет. Почитал еще малость да и уснул. Удивительное дело, но сегодня впервые за много ночей мне опять снились кошмары: жуткое чудовище с розовой огромной пастью ухмыляется мне нагло, аккуратно откусывает бутон у кактуса и сладострастно пережевывает его:
      *** Зинаида Александровна Криницина, мать моя, после развода с мужем сохранила его фамилию. Не знаю уж, по каким причинам - может быть, нравилась ей эта фамилия по звучанию или значению: Криница - родник по-старорусски. Я не договаривался с мамой о встрече: знал, что работает она ежедневно, без работы себя не видела, заведуя уже с десяток лет небольшой, но уютной библиотекой. По объему фонда, несмотря на невеликие помещения, была эта библиотека не самая худшая в городе. Занимая здание старинной посторойки, расположена она среди растущих берез и рябин; в летние месяцы под сенью густой зелени здесь спасались от жары старушки из ближайших домов; они сидели на скамейках и судачили о нехитрых своих делах и заботах. Осенью мне нравилось это место, когда кисти рябин крупными каплями крови алели на березовом золоте. Библиотека только открылась, и людей в эти ранние для чтения часы было еще немного: в основном, это были пожилые люди, пенсионеры, которым нечем было заняться в свободное время, кроме как прочитать что-нибудь занятное. Да иные читатели и приходили только по одной причине: пообщаться с умной, словоохотливой и отзывчивой заведующей, моей мамой. Мама встретила меня с теплой улыбкой. Мы не виделись с ней уже недели две, хотя и живем в одном городе. Я считал про себя, что тоскливое мое состояние тому причиной. У мамы было иное мнение. Она потихоньку выговаривала мне в укромном месте, где нас не могли услышать посторонние. -Живем в одном городе, а ты не то прийти да навестить мать свою, а и позвонить не мог целых две недели. Ты - бездушный сын. Ты ведь и сейчас не просто пришел, а какуюнибудь аферу задумал. И меня хочешь в нее втянуть. Никак не поверю, что ты специально меня навестить пришел. Ты хотя бы питаешься? Что ты ешь? -Мама, я привык быть один, готовлю сам. Нюра приезжала вчера, навезла мне всяких гостинцев, хватит теперь еды на месяц вперед. -Я знаю, что она была. И мне навезла всякой всячины. А о тебе она мне ничего не говорила. -Ты ведь знаешь, какая она конспиратор. -Отцу звонишь? Навещаешь его? -Давно не видел его, он, я знаю, собирался в экспедицию, на раскопки курганов на Таманском полуострове на Кубани. А что? - вернулся? -Звонил на днях. Оставил свою экспедицию: будет работать дома над книгой. Это обстоятельство меня порадовало, отец здорово помог мне в одном прошлом расследовании, надеялся я на его помощь и сейчас, да хотя бы и - на сочувствие. Он-то знал, что я - дилетант, и готов был всегда помочь мне всем, чем мог. -Мама, ты не подсобишь мне? Я хочу познакомиться с газетными публикациями о пропадающих детях. На этот раз она не стала спрашивать меня о причинах такого интереса. -Здесь будешь читать? Да мы и не даем на руки газетные подшивки. Какие газеты тебя интересуют. -"Губернские ведомости", пожалуй. За последний месяц, мама, - уже громче сказал я ей вслед, когда она уходила, чтобы выполнить мой заказ. Я уселся себе в уголочке и приготовился к чтению местной прессы. По правде сказать, на этот момент я не преследовал никаких других целей, кроме как отыскать следы Зои, внучки Полины Галаниной. А вдруг в какой-нибудь газетной публикации и промелькнет упоминание о девочке, имеющей приметы пропавшей Зои? Никакого серьезного плана в поисках у меня не было, я решил продвигаться к своей цели по наитию, знакомясь со всеми материалами, которые могли бы быть мне полезны или случайно навели бы меня на нужный след. Так уж мне хотелось помочь тете Поле! Мама вскоре принесла подшивку "Губернских ведомостей", да принесла толстенную, за полгода. Ну, раз уж такую кипу принесла, просмотрю все оптом, и я погрузился в чтение газет. Просмотрев их, я узнал много нового, но о девочке с приметами Зои не было ничего. Да и что можно было ожидать? Меня только неожиданно заинтересовали сообщения о пропажах других детей. В публикациях за полгода я насчитал таких объявлений с десяток. Повинуясь скорее не рассудку, а привычке фиксировать все, что могло бы иметь отношение к интересующему меня делу, я записал себе в блокнотик все данные на этих детей. В основном, это были дети, пропавшие в нашем городе, в возрасте от 12 до 14 лет, преимущественно, девочки. Я не исключал, что данные на детей, пропавших, скажем, в сельской местности, не попали на страницы газет. Между прочим, я зачитался материалами об убийстве Антоненко Алексея Матвеевича, владельца деревообрабатывающего заводика в селе Ильинском. Он был застрелен на пороге своего дома по пути на работу. Я знал о нем немного: заводиком владел всего-то с год, но за это время из заброшенного и разграбленного заводика сделал вполне приличное рентабельное предприятие. Рабочие места появились, появились и заказы, расширился ассортимент продукции. В прошлом году я проходил мимо этого небольшого завода и был приятно удивлен ухоженным цехам и порядку на территории, да и порадовался за местных жителей, получивших работу. Все меньше пьянствовать будут! Так, все, ничего нового я здесь уже не почерпну. Из всего полезного - то, что я маму повидал. Бедная мама, после развода с моим отцом она так одна и "кукует". Долго не мог я простить отцу то, что он нас с мамой бросил, но в прошлом году все как-то изменилось: я стал неожиданно уважать отца, и, разглядев его повнимательнее и увидев его любовь ко мне, так впервые, кажется, его папой назвал. Гордыня во мне, знаете, но это - от мамы! Я отнес ей подшивку на стол; мама поверх очков глянула на меня с легкой улыбочкой: -Нашел, что искал? Посидишь еще? -Нет, мама. Ты извини, но - дела. Я забегу к тебе как-нибудь. Пока, я пошел. -Звони, хотя бы, - уже вслед мне проговорила она. Кто-то скажет: что за сын? - мать на прощание не поцеловал даже. Не люблю я чувства свои на людях - публично - выказывать. Дальнейший мой путь лежал в уголовный розыск. С некоторых пор у меня с его начальником - Валерием Русиновым - сложились неплохие приятельские отношения. Как-то он помог мне выбраться с покатой мокрой крыши многоэтажного дома. Если бы не он, валялся бы я тогда рядом с трупом бандита Кротова. Во время разбирательства о причине падения Крота именно Русинов дал показания, что был свидетелем падения бандита, и все подозрения о моей причастности к его падению и гибели отпали. Вот после того дела мы и подружились. Я не удосужился позвонить ему от мамы, позвонил из ближайшего автомата. Русинов оказался на месте и согласился со мной встретиться. Сегодня я был "безлошадным": попросил своего соседа, замечательного автомеханика, посмотреть мотор у моей "Победы". Я заметил, что на большой скорости он стал слегка постукивать. Мотор у машины должен быть таким же надежным, как сердце. По пути на работу к Валерию я забежал в кафе и пропустил коньяку. Чем хороша моя нынешняя работа?- не зависел ни от кого. Что потопал, то и полопал! Захотел выпить - выпил, и никаких тебе осуждающих взглядов начальника и профорга.
      *** В отделе уголовного розыска, куда меня, как приятеля начальника - Русинова Валерия - пропускали беспрепятственно, царила бестолковая, на мой взгляд, суета: бегали туда-сюда мужики, в милицейской форме и без, то один другому подначивал, то другой. Стучали на машинках, кто-то напевал негромко, в углу большой комнаты двое немелких парней - сотрудников, видимо, уголовки - спорили между собой самым злобным образом. Их кто-то пытался урезонить, но они ни на кого не обращали внимания. А чего спорить? Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы на Руси в споре родилась истина? - так только говорят в угоду привычке. А привычка эта, может, где-нибудь на диком Западе и реальна, но только не на нашей с Вами Родине. А как быть? Вот я зайду сейчас к дружку своему Валерию Русинову - и спокойно решу все свои вопросы, а вечером мы соберемся втроем (а как же без Егория?), выпьем один-два пузырька водки немаленьких, и все! - будет найдена истина. А что в моем понимании истина? - это когда все довольны, а мне хорошо. Вот так-то, салаги! Валерий Афанасьевич Русинов, начальник уголовного розыска, сидел у себя в кабинете за компьютером и быстро щелкал клавишами, напряженно при этом вглядываясь в монитор. Роста среднего, но очень уж плечистый, толковый и уважаемый среди своих ребят-оперативников мужчина. Надежный. С таким в разведку не только пошел бы, а и побежал бы - из одного только интересу. Никогда ничего лишнего не скажет, а если говорил слово какое, то всегда точно - в масть. С виду он спокойный, но не дай Бог, если кому доведется его кулак попробовать! Я и сейчас с великим уважением на руки его покосился. Царица небесная! Не кулаки у него, а арбузы астраханские, когда в полной, значит, своей зрелости. -Господи, как ты здесь только работаешь? Пошли ко мне работать, Валера. Мы с тобой таких дел наворочаем! - держись только, шантропа бандитская! А если учесть, что с нами еще Егорий Васильевич Попов, спасу никакого преступникам не будет - точно тебе говорю. -Ваня, как только закончу в этой конторе дела, а к этому все идет, так к вам и заявлюсь. Так, что, ловлю тебя на слове. Примешь ли тогда? А сейчас времени у меня в обрез: говори - зачем пришел? -Ты можешь мне предоставить данные на погибших и пропавших детей за полгода, может - за год? С фотографиями, естественно, этих детей. Проблема эта всерьез заинтересовала меня уже и не только в связи с пропажей Зои. И у меня ведь есть гражданская позиция. -А ты разве не залазишь в нашу компьютерную сеть? - спросил с подозрением Валерий. -Когда был Левка Авербух, то, признаюсь, лазил, но исключительно из благородных целей. Никакую служебную вашу информацию во вред следствию и государству не использовал. -Все равно тебя посадить надо было в тюрьму, в одну камеру с твоим "дружком", Авербухом. Ладно, запиши мне твой электронный адрес, вышлют тебе такие данные. Ты мне скажешь, в чем дело? -Знаешь, девочка одна пропала, внучка хорошей знакомой. Помочь хочется. Я ничего пока толком и сам не знаю. -А зачем тогда тебе данные вообще на всех пропавших? Говори приметы твоей девочки, а мы поищем. Хорошему человеку завсегда помочь рады! Эх, Валера, Валера, все ты понимаешь. Ты и сам рад бы всем помочь, а не одной только девочке или мальчику, или старушке. Дело не в конкретной даже старушке, а в принципе. Не могу я видеть мерзости на земле, не могу видеть, как бандиты старушек убивают и объяснения дают для продажных судей: мы, дескать, проводим санитарную очистку городов, уничтожая беспомощных и слабых, а живем из принципа - выживает сильный. Волчий это закон! Через час с небольшим я вернулся к себе домой. Включив компьютер и выйдя в сеть, я получил все данные, которые запрашивал у Валерия Русинова. И не просто данные, а и фотографии пропавших детей. Всю полученную информацию я сохранил в памяти компьютера. Может, и понадобится. Мне вспомнилось о новом владельце деревообрабатывающего заводика в Ильинском и виллы у озера в обезлюдевшей деревеньке Выселки. Напрашивался вывод, что должен это быть "наследник" погибшего бандита Кротова. Кротов же начинал строительство виллы, а значит, кто-то из той банды и наследовать бы должен. Вытащив на свет божий фотографии из своего скромного пока еще архива, скоро отыскал среди них одну, где рядом с легковым автомобилем "Опель" на берегу озера стояли двое молодых мужчин: я заснял их своей замечательной фотокамерой с хорошим увеличением. На этой фотографии было хорошо видно даже выражение их лиц. Один из мужчин - Костя Плахин - был убит самим "хозяином", владельцем казино и магазинов Кротовым. Другой мужчина мне был пока неизвестен. Этот пробел можно и возместить. Я отсканировал фотографию и выслал ее для "опознания" опять тому же Валерию Русинову электронной почтой. И был до чрезвычайности удивлен оперативностью моего дружка: на фотографии, как сообщалось, был крупнейший мафиози города некто Галеев Виктор, в своей среде известный как Жлоб. А не пора бы мне и поесть? Мама права, надо питаться, а я зарядил - все кофе да кофе, причем, громадными дозами. На кухне - беспорядок, отсутствие хозяйки ощущалось. Все перемыл сам - и без хозяйки обошлось. Разложил принесенные накануне Нюрой гостинцы на стол и принялся за трапезу. Дуська чинно сидела рядышком и выжидающе посматривала на меня: "Мне какой кусочек не обломится ли? Дай же, не жадничай!". -На, Дусенька, и тебе, - и я положил на краешек стола кусочек нежнейшего окорока. Дуська лапкой аккуратно его ухватила и на коготки нацепила. - Ну, как человек, право слово, - восхитился я, увидев, как Дуська с лапки не менее аккуратно кусочек тот зубками прихватила и счавкала. - Ишь, облизывается, озорница! - умилился я своей любимице и пододвинулся поближе к ее мягкому и пушистому бочку. Кошка отозвалась на мою нежность тем, что вскарабкалась мне на колени и, свернувшись калачиком, стала намурлыкивать мне песенку.
      *** Природа радует: весь день светило солнце, и воздух к вечеру прогрелся до знойности. Я люблю лето и тепло, на ум лезут мысли о рыбалке, грибном сезоне с Нюрой в Ильинском. Народ вон на улицы высыпал, обрадовавшись теплому июньскому вечеру. А как не высыпать: с прошлого года модницы ждали, как бы им наряды принародно продемонстрировать. Да и суббота ведь! Вот - суббота! - не случайно у меня кожа зудит. Я решил позвонить своему приятелю Егорию Васильевичу. Лишь бы дома оказался. Он и был дома! -Егорий, если ты еще трезв, то готовься, я заеду к тебе через полчаса, и мы отправимся в Ильинское, напаримся в бане у дяди Пети. -Во-первых, пить мне не на что, - начал мрачно Васильич. - Во-вторых, начальник областного бюро категорически настаивает на том, чтобы я переходил трудиться на их базу. Егорий работал в городской больнице, его устраивал такой порядок вещей: можно оргии устраивать по вечерам в своем кабинете, нарушая могильную тишину морга, и над душой у него никто не стоял - сам себе хозяин. Дуське я насыпал в ее плошку сухой корм. В две чашечки, что стояли рядом, налил поочередно кефир и воду. -Ну, Дуська, веди себя прилично, питайся, завтра к вечеру жди. - Очень я надеялся, что она не натворит за время, что я буду отсутствовать, каких-нибудь бед. Все в квартире проверил, в огромную двухведерную корзину, Нюрой подаренную, свалил все необходимые вещи, в том числе, и фотокамеру. Сосед мой - автомеханик автомобиль исправил, хвастался, что мотор у моей "Победы" теперь работает, как часы. Поедем - увидим!
      Варенцовы встретили нас, как всегда, радушно. Егория моего они знали: он приезжал со мной как-то попариться. Баня уже готова была, как ждали нас, знаете. Я помалкивал о том деле, которое так живо волновало Нюру, а она все искала и искала мой взгляд. И поймала-таки. В глазах - немые вопросы и вопросы, и еще - боль за пропавшую девочку. Я отвел свои глаза виновато: нет, Нюра, нет ничего нового. Нюра вздохнула тяжело; такой тяжести вздох, что - как из сердца страдающего, а не из легких, воздух выдохнула. Очень это по-русски: чужое горе Нюра за свое принимает. Мы еще и не парились с Васильичем - помылись только, а он сидит на полке и сосредоточенно, с озабоченным лицом, свое мужское достоинство пальчиками держит и губами что-то пришептывает. -Егорий, что ты там так внимательно рассматриваешь? Ты бы "мелкоскоп" какой взял либо трубу подзорную, экое-то достоинство без увеличения да еще по причине жирного твоего пуза и разглядеть навряд можно. -Вань, со мной стали невероятные вещи приключаться. Раньше такого не бывало, чтобы я раз пять либо шесть оргазм от женщины за ночь не почувствовал, а тут вдруг месяца полтора-два тому назад, сбои со мной стали происходить: нет никакой боевой готовности. Я страшно перепугался. Такая женщина со мной! - а "ему" впору ружьем угрожать: стой, или стрелять буду! И никакого толку. Обсмеяла меня Венерочка самым позорным для меня образом и ушла насовсем. Я к приятелю моему - психиатру Александру Кирпичникову - обратился. Два курса его современного лечения против импотенции психического происхождения принял, а теперь вот думаю: будет "он" ритмично работать или нет? -Я твою "прихехешницу" Венеру видел. У нее ведь брюхо больше твоего, а задница - так, шириной с эту баню. Как на такую-то "он" стоять будет? Брось, Егорий, не переживай, а найди себе, наконец, сносную женщину, да живи с ней постоянно. Тогда и "гвоздик" твой в исправности будет. А вот, кстати, не направишь ли ты меня к своему психиатру: кошмары мои ночные подлечить, чтобы избавиться от них бесповоротно. Замучили они меня, никакого мне спокойствия не дают. -Да, Ваня, направлю неперменно. Если б ты знал, какой это умный мужик! От всех болезней лечит. Голова-а-а! Любой диагноз по пульсу определяет. Направлю, Ваня. Как вернемся домой, так и направлю. -Хорош трепаться, париться давай. Этак вся каменка выстынет, пока соберемся. И мы напарились! Ох, хорошо-то как! Русская баня - это настоящее блаженство!
      Раненько утром следующего дня для развлечения привезенного Егория Васильевича мы втроем, прихватив и Петра Николаевича, отправились к речке Черной. После спада воды в реке от весеннего паводка остались в стороне от чистеньких ее бережков большие и малые ямины, заполненые водой. Ямины эти местные жители звали бочагами. Воды в бочагах было по-разному: где до середины бедра, а чаще - только по колено. Для глубоких бочагов мы прихватили бредешок небольшой, а в мелких, как пообещал дядя Петя, наловим и руками. Егорий, понятно, удивился: как это руками рыбу ловить можно она ведь живая, да и скользкая. Как ловить? -Ничего, Егорий, наловим, увидишь - как. Мы шли к речке Черной через широкую луговину, и сочные росные травы вымочили нас скоро до пояса. А по мне - пусть! После городской сутолоки и автомобильной гари мне даже приятно, как холодит мне ноги роса, а вода чавкает в сапогах. Я человек городской, но иной раз мне кажется, что не где-нибудь, а здесь, вот она - моя родина: так хорошо мне воздухом этим дышать! Через речку мы перешли по узкому деревянному мостику. На другом берегу и были чуть поодаль вдоль по течению эти бочаги. Петр Николаевич поначалу сбросил свои сапоги и по небольшим яминам - ну, "шлындать"! муть, как мы поняли, со дна подымать. Замутил воду до крайности и вышел на бережок, присев на корточки, в ожидании, значит, того, что будет. А было, не поверите - чудо! Щурята и налимчики, а иные и крупные налимы из воды стали поочередно головы свои высовывать. Петр Николаевич не скучал - хватал их за жабры да на берег и выбрасывал. Мы с Егорием помогали. Куда у Васильича и леность делась! - что азарт с человеком творит! Набросали десятка два больших и средненьких щурят и налимов. На уху и этого бы хватило. Нет, жадность ведь обоих - и дядю Петю, и Васильевича - так обуяла, что не остановятся. Еще три бочага "обошли ногами", а из четвертого всю-то более или менее крупную рыбу бредешком вытащили. Я не одобрял их увлеченности, но что с мужиками сделаешь?! Это еще великий Некрасов заметил (и совершенно я с ним согласен!): "Мужик - что бык!". Ну, довольно, эти развлечения не по мне. Цель моего похода - не эти бочаги, да хотя бы и с рыбой. Нет, моя цель - сеновал у тети Поли. Очень мне захотелось на пробегающие в Выселки автомобили поглядеть. Для этой своей цели я и фотокамеру прихватил. -Вы -как хотите, а я ухожу. Ты, Егорий, жди меня у Варенцовых, варите там уху, пейте свою самогонку. К вечеру вернусь, и отправимся домой. Все понял, Васильич? Или повторить? -Ваня, мне все ясно. - Как про самогонку услышал дармовую, так и лицом, пьянь, просветлел. Я через мостик и - опять в село, но к перекрестку двух дорог (из Выселок грунтовой, к городу нашему родному - широченной и асфальтированной), где дом у тети Поли стоит, пылится. Полина Галанина уже знала о том, что я приехал: деревенское "сарафанное" радио передает все новости молниеносно. Она меня ждала, уже зная, что Зою я еще не нашел. На кухне стояла бутылка водки. Огурчики там и еще всякую снедь Полина мигом на стол метнула. Я много пить не стал, стаканчик небольшой из уважения к хозяйке и принял всего. У меня с собой "было" в металлической плоской фляжке, и на сеновале я скучать не буду. -Тетя Поля, я обоснуюсь на вашем сеновале? Очень мне хочется на машины посмотреть, что бегут в Выселки. Не мешай мне, хорошо? Полина согласно закивала головой: мол, все мне понятно, действуй, раз надо. Сеновал у тети Поли располагался над хлевом. В хлеву похрюкивали свиньи; коровенка же гуляла в выгоне в стаде, отправленная еще спозаранку тотчас после утренней дойки. По деревянной лесенке я забрался на сеновал, и в неширокий проем мне открылась изумительная панорама: вся дорога едва не до деревни Выселки просматривалась идеально. И стал я наблюдать, изредка потягивая из заветной фляжечки. Машин было немного, но, в основном, добротные, импортные. Да и утро ведь еще, до полудня часа два. Глянул на часы - десять утра. Все пробегающие автомобили в сторону деревни я снимал на фотопленку. Там разберемся, что это за машины, и чьи они. Я валялся на старом сене (а новый укос - когда еще!) и наблюдал за движением машин до самого вечера, в десять вечера, если быть точным, я и закончил свое наблюдение. Удивительно, но к темному времени и зачастили, в основном, автомобили. Чем сумрачнее становилось на улице, тем шикарнее авто. Да-а, задачка! В течение дня тетя Поля дважды прибегала к сеновалу и с земли почему-то шепотом предлагала мне еду: приносила блинчики, фаршированные зеленым луком с вареными яйцами, большую кружку парного молока ближе к вечеру, когда пригнали корову с выгона, и Полина выдоила ее. Я не отказывался. Я не отказался даже, когда тетя Поля принесла мне четвертинку самогонки с солеными огурчиками и краюхой хлеба, потому - коньяк в моей фляжке закончился. На свежем воздухе и не заметно, как пьется алкоголь - не пьянеешь вовсе. Все, отснятый (украдкой, понятное дело, от водителей и владельцев автомобилей) материал пойдет в дело. Егорьевы дружкисобутыльники из ГИБДД и уголовки все данные на эти автомобили и их владельцев мне дадут - я в этом не сомневался - или я не детектив? -Тетя Поля, не убивайся так сильно. Ищем твою внучку. До свидания пока, пойду я, успокаивал я Полину Галанину перед уходом к Варенцовым, где уже с нетерпением, наверное, меня ждал Егорий Васильевич. Тетя Поля все же поплакала малость, но уже не так горько, как у меня в квартире. В душе она, видимо, уже смирилась с пропажей внучки Зои - плохо это, когда надежду теряешь. Васильич меня не ждал: они "назвитались", как выразилась Нюра, свежей и наваристой ухи и целый день пьянствовали с Петром Николаевичем. Ухи они, видать, съели на двоих никак не меньше ведра. Егорий уже два часа как спал на раскладушке во дворе дома Варенцовых, дядя Петя спал в бане на верхнем полке, даже не подстелив под себя для мягкости хоть какую-нибудь тряпицу. Оба храпели настолько мощно, что дворовая собака под эту их "музыку" начинала временами подвывать, да мотивно так. Я с трудом Васильича растолкал, хотел уж использовать вернейший способ - отливать его холодной водой. Наконец, я его "осилил". Встал он (хоть и хмельной еще, но уже кой чего соображал), умылся с похмелья и выпил еще стакан крепчайшей самогонки, выпросив ее у жалостливой Нюры. Но это он сотворил украдкой от меня. Попросил бы он у меня, так я бы ему такую самогонку устроил - век бы помнил. Да у него, пожалуй, слабость-то половая не психическая, а от самогонки и есть. "У психиатра еще лечился, ему у нарколога лечиться бы надо. Пьянь окаянная!", - я матерился про себя (в голос неловко, рядышком подсмехалась Нюра), когда тащил опять захмелевшего Егория. Уснул он у меня дома, в городе, но даже на спящего Дуська бы, наверное, шипела и топорщила шерсть. Кстати, а где Дуська? Я обошел обе комнаты, звал ее и ласково, и угрожающе, но толку - пшик. Форточка, закрытая перед моим отъездом в Ильинское, была открыта настежь. А Дуськи не было! Ну, и дрянь! - выскочила, видать, в форточку. А открыла как? Это ведь, если она на улицу удрала (а больше некуда, в квартире ведь ее нет, и форточка открыта), так ее, непривычную к нашему двору и к улице вообще, и собаки растерзать могут. Было уже у нас во дворе такое. Да и забрать ее мог кто-нибудь, до чужих кошек охочий. Еще бы! - пушистая и необыкновенного, бежевого (да-да, бежевого, а не красного, как сказали бы профессиналы-кошатники) окраса Дуська привлечет своей красотой любого. При включенном свете в комнате с распахнутой форточкой и кактусами на подоконнике я, вдруг, заметил, как Дуська, моя Дуська, с довольно толстой ветви тополя, растущего под окнами дома, осторожно перебирая мягкими своими шелковистыми лапками, потихонечку подбирается поближе к открытой форточке. От ветви до форточки оставалось метра полтора-два. Кошка стояла теперь на ветви тремя лапками, пригнувшись трусливо, а четвертую, переднюю лапу вытягивала в сторону форточки, словно прощупывала: насколько плотен воздух, и сможет ли он удержать ее на случай, если Дуська надумает пробежать до окна. Она поняла, конечно, что не удержит. В клубке чувств - и домой хочется, и прыгать страшно - Дуська совсем запуталась. Но домой хотелось сильнее, и она отчаянно прыгнула в направлении к форточке, мол, будь, что будет. Удача улыбнулась Дуське: она долетела до форточки. Хоть и неудачно, но все же зацепилась передними лапами за деревянную раму и, проскальзывая по стеклу задними лапами, вскарабкалась в форточку, и тут же прыгнула в комнату. Прыгнула и повернулась в сторону окна с вытаращенными от пережитого испуга глазами, думая, видимо: "Какой же это я фортель отмочила! Вот это я!". Ну, я, скажем, больше Дуськиного перепугался. Так перепугался, что: Фу, ты, едва дух перевел!
      Телефон трезвонил пронзительно, я с трудом, не в силах разлепить еще спящие веки, наощупь взял трубку. Сразу не мог понять, кто звонит. -Кто? Какой Русинов? Русинов? Валерка, ты? Чего надо? Ты что, ошалел совсем? который час? Убийство? А я здесь причем? Кто же меня на место проишествия возьмет, если я, хоть и детектив, но частный? Звонил Валерий Русинов, сообщавший мне, что вблизи села Ильинского обнаружен егерем в полпятого утра притопленный труп девочки-подростка. На берегу следы крови. Мне как прострелило сердце острой, никогда раньше не бывавшей болью, куда и сон делся. Трясущийся, в страхе и возбуждении, я долго не мог попасть ногами в штанины, а руками в рукава, в горле - поверите? - вмиг сухо стало до невероятности. В легких так что-то спазмировалось, что я подумал уже - все, хана мне, видать, приходит. Так я перепугался - не Зоя ли там мертвая лежит?! Валерка обещался заехать за мной, а на вопрос: "Можно ли мне с тобой на место происшествия? - он ответил: "Вообще нельзя, но если сильно хочется, то - можно". Я глянул на часы - без пятнадцати шесть. Не так уж и рано, да ведь приехали вчера поздно, выпивали с Егорием, правда, по-разному - в разных дозах, но все же: Я не стал будить Егория, написал ему записку, где поесть, где умыться, оставил ему запасной ключ. Перед уходом не забыл насыпать сухого корма Дуське и налить кефира. Ешь, героиня моя!
      Только я вышел во двор, как, круто развернувшись рядом, остановилась милицейская машина с мигалкой. В салоне сидели Валерий и его помощники с судмедэкспертом из областного бюро: до Егория Васильевича не дозвонились (а Ильинское - район его обслуживания). Я шепнул Валерию, что Васильич спит у меня в квартире. Он кивнул понимающе, слегка усмехнувшись. До Ильинского почти уже доехали, как Валерий вытащил солидную фляжку с водкой. Все выпили, выпил и я, не почувствовав на такое раннее время ни вкуса водки, ни ее крепости. Я переживал, Валерка это понял. Солнце уже встало, было по-летнему тепло, даже несмотря на раннее еще утро. Мы подъехали к месту безошибочно, ориентируясь на небольшую толпу из пяти-шести человек, что стояли у самого берега речки Черной. Все вместе подошли к воде и увидели труп девочки с притопленными ногами и неприлично-задранным подолом платьица. На берегу крови было немного, кровь была на спине под лопаткой, справа. Там и без вскрытия видно было, что речь идет об огнестрельном ранении с неблизкого расстояния: вокруг округлого дефекта ткань платья слегка разволокнена, с небольшим пояском обтирания. На коже мелкие радиальные разрывы вокруг округлого дефекта, поясок осаднения едва заметен. Впрочем, эксперты лучше разберутся, что произошло, с какого расстояния был произведен выстрел, с какого оружия и т.д.. Когда перевернули труп девочки лицом кверху, я с небольшим облегчением (хотя, что значит - облегчение, если ребенок убит!) увидел, что это не Зоя. Этой девочке было лет тринадцать-четырнадцать, едва заметны ранние вторичные признаки полового созревания, на руках сдавление (странгуляции) от тонкого какого-то шнура, что ли. Потертость кожи на шее ребенка, как будто, кто держал ее на ошейнике. Вот это - новости! Валерий Русинов, следователь и их помощники работали молча, профессионально, сделали снимки на месте происшествия, тут же брали и отпечатки пальцев убитой, собирали все, какие можно, вещественные доказательства, опрашивали егеря, который нашел девочку, и других присутствующих. Я им был не нужен и отошел куда подальше от специалистов. С отчетом и предварительными выводами, как я надеялся, меня Валерий по дружбе ознакомит. По крайней мере, я очень на это надеялся. Просто: кое-какие мысли стали ворочаться в моей голове, но я о них решил ничего не сообщать пока Валерке. Надо самому подумать и: сделать.
      *** Вскрытие трупа девочки, найденной на берегу речки Черной, проводил Егорий Васильевич Попов, так как и труп доставили в его отделение. Но на вскрытии, в связи с важностью и серьезностью случая, присутствовал в качестве наблюдателя сам начальник областного бюро судебно-медицинских экспертиз. Мужик он был важный с виду, но и умный, видать. По крайней мере, у меня сложилось самое благоприятное о нем впечатление. Роста чуть выше среднего, плечистый, крепкий мужчина с едва пробивающейся сединой, одет с изыском. Речь у него правильная, негромкая, мысли излагает четко. Убедительный мужик. Очень он мне понравился. Егорий на его фоне выглядел, мягко выражаясь, исключительно бледно. Ну, а что из этого - на то и начальник, как никак, а - кандитат наук. А что Егорий? Э-э, он мой приятель со студенческих лет, он - мой компаньон, наконец, и я никогда и никому его не сдам. Это я могу сказать о нем что-то нелицеприятное и откровенно-ругательское, но никому другому этого сделать не позволю. До крови биться буду! На вскрытии лишь подтвердили то, что было в предположениях высказано при осмотре трупа на месте его обнаружения. Новым было то, что пуля была выпущена из пистолета, скорее всего, как сказал один из присутствующих криминалистов, из пистолета Макарова. Смерть после ранения наступила, видимо, не сразу, девочка еще в течение часа-полутора была жива. При осмотре ближайшей к месту обнаружения трупа территории утановлено, что девочка двигалась последние двести-триста метров по речке, вдоль ее течения, временами выходя на берег. Затем она переплыла речку и уже на другом берегу скончалась от кровопотери. Жизнеспособность человеческого организма невероятна! Надо сказать, что и рана мягких тканей с незначительным повреждением легкого при своевременности, скажем, оказания медицинской помощи, вообще никакой сложности для медиков бы не представляла. Такие вот новости я услышал на вскрытии. Пока Егорий с санитарами решал свои дела при уже практически законченном вскрытии, мы с его начальником и Валерием пили водку в Егорьевском кабинете. Начальник этот оказался своим в доску человеком. Пил, по крайней мере, так же, как и мы с Валерой. А мы с Валерой пьем мно-ого! -Кто ее так мог? - спросил я у начальника бюро. -До того, как подстрелили, была она, вероятно, у садистов каких-то: на шее след, может быть, от ошейника. На руках следы от веревки или шнура толстого, да и на половых органах масса повреждений. Сбежала, скорее всего, от мучителей своих, а они ее догоняли да и подстрелили. Установлено, кто она? - спросил он у Валерия Русинова. -Пропала с месяц назад, родители уже оповещены, - ответил Валерий. - Да, установлена, - добавил, помолчав. И опять мне начальник бюро понравился, только очень уж усталый - круги вон под глазами какие. Видать, чего только не нагляделся человек. Помоги ему, Господи, в работе его многотрудной!
      Освободился я от всех дел только к вечеру и едва приплелся домой, как зазвонил телефон. Звонил опять Русинов. Дело в том, что я не рискнул отдавать фотопленку, на которую снимал автомашины из сеновала тети Поли, Егорию. Вовсе не потому, что я по каким-то причинам не доверял лично Васильичу. Упаси, Бог! Нет, просто я заметил среди автомобилей такие, которые, как я знал и без гаишников, принадлежат серьезным представителям власти в городе. Отдавать пленку Васильичу стало опасным: кое-кто из сотрудников ГИБДД уж точно мог сболтнуть представителям власти или их водителям, что Егорий (и его компаньон) проявляют интерес к определенным машинам. Я к тому, что приятели-собутыльники у Егория, которые могли бы дать данные на искомое мною, служили именно в ГИБДД. Это я уже сообразил в милицейской машине, когда мы возвращались с Русиновым и другими ребятами из Ильинского домой, в город. Вот поэтому-то телефонный звонок от Валеры я ждал, но не думал, что он сделает все так оперативно. Я был прав: среди указанных (и отснятых мною) автомобилей были и приближенные главы города, и представители биснеса, и просто мафиози. Были и машины с номерами, которые указывали на принадлежность к другим губерниям. Само по себе это ни о чем не говорило - мало ли куда и кто едет к богатому владельцу шикарной виллы на берегу озера? Но вот, исходя из той гипотезы, которая с утра ворочалась в моем мозгу, кое-какие машины, особенно, конечно, их владельцы мне становились интересны. А Дуськи опять нет. Утром, перед уходом из квартиры, я оставил форточку открытой, памятуя о ее героических деяниях. Зажег свет в "ее" комнате. Вон - она, сидит на ветви от тополя, но уже абсолютно безбоязненно. Она увидела и зажженый свет, и, естественно, меня. Прыжок и - она через форточку влетает в комнату. Вот, такая у меня кошка! Мы с ней поужинали. Перед отходом ко сну я решил "побегать" по интернету. Вообще, я не только не любитель, но и ярый противник порносайтов. Но на сей раз я решил этому занятию посвятить столько времени, на сколько хватит моих физических сил: меня принуждал к этому профессиональный интерес. Да, профессиональный, я ведь детектив, елки-палки - или кто я? "Бегал" я долго. В память своего компьютера я скидывал море лиц девочек, хотя бы отдаленно напоминавших мне те, что были из пропавших в нашем городе. Я "бегал" по ссылкам, искал сайты и записывал, записывал их все для дальнейшей обработки. Удивляюсь, почему работники прокуратуры или других инстанций не занимаются этим? А, может, и занимаются, да я этого не знаю, главное незаметно они это делают, если делают вообще. Работа так увлекла меня, что я не замечал бег времени. И я нашел! Среди массы неприличных фотографий я узнал лицо той девочки, которая сегодня утром была обнаружена убитой на берегу речки Черной. Конечно, были и другие фото, сходные (даже, я бы сказал, идентичные) с фотографиями пропавших. Но я ими сейчас конкретно заниматься не буду. Мне нужно было найти ту, что я нашел убитую нынче! А еще, что важно, на этом "интересном" сайте ведь не просто фото демонстрировались и предлагались девочки для развлечений. Здесь были предложения о приобретении порнофильмов, причем, массовыми партиями.
      *** Сегодня я еду на другой машине - на своей "Победе", но зато опять - в село Ильинское. Мне до зарезу хотелось попасть на то озеро, но так попасть, чтобы обитатели виллы меня не видели: интересовала меня жизнь на этой вилле, и даже очень. Утро прекрасное сегодня, солнце яркое, а на небе - ни облачка. Влажное от росы шоссе так и летит мне навстречу, а мне не весело: девочки те из интернета всю душу измяли. Машину я оставил у Варенцовых и, ничего не объясняя им особенно, отправился пешком к озеру, что у деревеньки Выселки приютилось. Идти я решил тем путем, которым не раз и не два ходили мы с Нюрой в наших походах за грибами - вдоль русла речки против ее течения. С собой у меня было немногое: фотокамера да запасная кассета с пленкой. Оружия я не носил, у меня и разрешения на его ношение не было. Егорий обещался, но его обещания, знаете ведь, пустой звук его обещания, вот - что. Как-то с Валерием зашли мы в тир, он это предложил мне пострелять, а я с радостью превеликой согласился. Я пистолет взял стволом к своему животу и стал затвор передергивать. "Расс-туды-т-твою-в-туды-душубога-мать-етит-то-нехай", - всего и сказал в сердцах Валерий, пистолет отобрал и больше никогда не давал, и не предлагал не то пострелять, но и в тир заходить. Такая вот история была у меня с огнестрельным оружием. Шел я неспешно, думу думал, на грибы иной раз посматривал. Время для грибов хоть и раннее, но красноголовики иногда и встречались: я не брал их - пусть растут себе. Путь не такой и долгий, вот и опушка леса. Отсюда вид на озеро и виллу на ее берегу великолепный. Я впервые ее вижу. В последний раз я был здесь, когда от избушки старушек, так мерзко сожженных бандитами, осталось одно пепелище. Вилла трехэтажная на этом самом месте и стояла. Баня шикарная; если и печку учитывать, Петром Николаевичем сложенную, то нет ей, этой бане, цены. К озеру от здания сбегает сходенка, затейливо изготовленная из дорогих пород дерева - это и отсюда видно через объектив моего Nikon,а. Вот махонькая пристань, к котрой причален катерок. Увеличение изумительное. Умеют ведь на диком Западе технику делать, когда захотят. И я опять снимал: клиентов, гостей, гонцов и курьеров. Стоп, а это кто? Парнишка вертлявый из себя весь, черненький. Он вытащил из дому коробку, поставил ее в кузов автомобиля, затем еще вытащил, ему помогли охранники и еще одну принести. Вот парнишка прощается с крепким мужиком бритоголовым, вот еще один тип с рожей бандитской. Кончилась пленка. Я вытащил кассету, спрятал законченную в карман, а новую перезарядил. Я еще и снимка ни одного не сделал на эту пленку, только что вставленную, как жуткой силы удар в бок, а затем, когда меня перевернуло в воздухе, в грудь. Голову только что успевал хоть как-то уворачивать. Я даже не видел, кто меня лупит. Боже мой, вот так-то меня еще никто не бил! Наконец, мне удалось хоть на четвереньки встать, а это уже что-то! Я рывком оттолкнулся ногами и назад кубрет сделал, уходя от ударов. Пусть меня кто-нибудь попросит повторить этот кубрет: господа, это глупо - просить о том, что сделать невозможно, потому что этого в принципе сделать невозможно! И встал на ноги, а противник мой ко мне лицом оказался. Он, дурашка, еще не знал, что удар моей правой - смертельный номер. Так мой удар он даже почувствовать не успел, как потерял сознание. Однако надо бежать, потому - еще один противник спешит на помощь первому, бездыханному, и мою физиономию уже разглядел, сфотографировал в своей памяти. Я, вообще-то, надеялся на то, что скоропалительность событий сотрет из его памяти детали, но там кто его знает. Бежать, бежать, бежать:И я бегу, потому что противник этот "свеженький" - о-очень крепкий парень, не чета первому. Бежать, бежать, бежать:И я бегу!
      Лицо я умыл речной водой уже невдалеке от Ильинского: через луговину перейти, и вот оно - село. Варенцовы были дома. Ни о чем меня не спрашивали, хотя лик мой, видимо, был ужасен. Только у них я и вспомнил, что на месте боя оставил свой замечательный фотоаппарат. Где такой найдешь, да еще с таким-то объективом! -Ваня, примочки бы какие тебе. Больно ведь, поди? - посочувствовала после молчания Нюра. -Самогоночки вот выпьем, так - как рукой и сымет всю боль, - решил пойти супртив жены Петр Николаевич. -Тебе бы все зубоскалить, старый хрен, - совсем уж рассердилась на него Нюра. Пойдем, Ваня, я помажу тебе лицо хоть йодом. Нюра прижгла мне многочисленные ссадины йодом. -Мочу бы приложить, свежая моча - первейшее средство от ушибов. Особливо хороша моча от кошек, - то ли в шутку, то ли всерьез опять встрял дядя Петя. Нюра по наивности натуры это на полный серьез приняла: -Это разве у кошки столько мочи наберется? Сколько же кошек надо, чтобы все Ивановы ушибы смочить? Да и не дадутся они, чтобы на ушибы помочиться. Смех да и только с этими стариками! Ну ее к черту, эту мочу кошачью, самогоночки и выпьем. -Петр Николаевич, ты расскажи мне, что за печи и камины ты клал на вилле той, что у озера? - попросил я, когда мы уже сидели с дядей Петей за столом. - А при возможности расскажи, что знаешь о расположении комнат в ней. -Ну, комнат много - где мне было упомнить. Лестниц с первого этажа и до третьего - две, с боков здания они. Вроде как и в подвальные помещения тоже лестницы ведут. -Вот как! - и подвалы там есть? -Я в подвалах не был, вниз лестницы с первого этажа спускаются, это - точно. -А сам хозяин где, в основном, бывает? -А где придется, там и бывает, но самые шикарные камины я на втором этаже клал. Изразцы - великолепные! Что за интерес-то к вилле возник, Вань? -Так, есть один интерес. Давайте, дядь Петя, еще по маленькой, да поеду я, домой мне надо.
      Окончательно отдышался я дома, отлежался на софе. Что интересно! - кошка моя всего меня обглаживала, всего облизывала, всю ноченьку спала то между ног моих, то приспособится к лицу моему прилечь и лапками меня обнимать. А уж мурлыкала всю ночь на все голоса! А мне не спалось: только смежу глаза - кошмар какой-нибудь! Всколыхнусь всем телом от этакого чудища, да в сон проваливаюсь - и опять кошмар! Но утром встал почти здоровым, а ссадин на лице так и совсем почти не видать. Может быть, и правду говорят о целительной способности кошек?! А к психиатру тому все-таки надо бы попасть на прием. Может, что умное скажет?
      Часам к десяти я созвонился с Егорием и Валерой Русиновым, мы договорились встретиться в любимом кабаке, откуда мы как-то с Егорием удирали в студенческие еще времена от неудобств, самим же Васильичем и созданных. Денег у нас тогда для рассчета за обед не было, а Егорий предложил оригинальную выходку: бросил мышиный хвост в тарелку с борщом заказанным да и пригласил официанта посмотреть на это безобразие. Поначалу Егорий скандал учинил. Только выходку эту оригинальной один Васильич считал. Этаких выходок студенты в городе десятками вытворяли. Нас и погнали - и как еще нас погнали! Хорошо - в милицию не попали, а и попали бы, если бы не удрали самым позорным образом. Но теперь нас в кабаке том никто бы не узнал, да и коллектив в нем изменился. Лет-то сколько прошло! Мы встретились за столиком в приличном зале, чистеньком и ухоженном. Обслуживание было на высшем уровне. Я пришел первым, как организатор. Заказали, что полегче: еще рано было, и аппетит особо не разыгрался. Заказали по солянке грибной, да по овощному салатику. Валерий тот минеральной водички заказал, водку не пил. Я немного и пропустил - начальников ведь надо мной официальных не было, в отличие от моих приятелей. А Васильич, хоть и под начальниками ходил, все равно не упустил момент дармового угощения, но не до пьяну. С предложениями выступал я. Суть идеи заключалась в том. чтобы свести меня через знакомцев моих приятелей - с хозяином виллы, Жлобом. Вилла эта и ее обитатели костью в горле у меня стояли, и ничего я с собой поделать не мог. -Ну, раз уж тебе так не терпится с ним познакомиться, так я, пожалуй, через моего знакомого бизнесмена - Сергея Курочкина - тебя и попытаюсь с Жлобом свести. Весь "цвет" города тусуется в клубе для избранных по субботам, туда бы тебе попасть. А там все от тебя зависит, как ты свои актерские данные проявить сможешь, - изрек свое предложение Валерий. - До того времени тебе ссадины на физиономии подлечить надобно. Я сегодня и позвоню Курочкину, где-нибудь все вместе с ним и встретимся. Он обязан мне многим за свои дела. Когда-то на него наезжали крепко бандюги-рэкетиры, а влетел Сергей крепко. Я да еще отец Сергея и спасли его от расправы. Ну, да ладно, то дело прошлое. Годится, жди звонка. Дома будешь? -А куда мне деваться с такой рожей? Валера, я отдам тебе пленочку для проявки в вашей лаборатории? Фотографии сами и напечатайте, не хочу я, чтобы в какой-нибудь городской фотографии мой заказ выполняли. Мало ли каких знакомых или агентов у этих мафиози? На том мы и разошлись из кабака. Я до вечера отдыхал, с нетерпением ожидая звонка от Валерия Русинова. Он заявился ко мне сам, без предварительного звонка. Зашел, кошку сперва погладил. Она к нему явно неравнодушна, ласкается, трется об ноги, а Валера тоже ее всю обглаживает. Он тоже находит, что есть в моей любимице какая-то скрытая значимость, короче - не простая это кошка. Расположились на кухоньке, где я расставил остатки от Нюриного угощения, к тому же - самогон Петра Николаевича. Валера сначала самогонки себе налил с полстакана, не дожидаясь меня и, естественно, не чокаясь. Задержал дыхание на мгновение и - выдохнул. Крепка, видать, еще советская власть! - морда кра-асная какая стала. -Договорился я с тем бизнесменом, пришлось кое-что и рассказать, но самую малость, детали он, конечно, не знает. Но с тем, что ты наш, городской, ознакомлен. Завтра к обеду и встретимся. Вот, кстати, твои фотографии. На фотографиях, увеличенных до необходимых размеров, позволявших рассмотреть и детали, были те лица, которые я уже, понятно, видел. А вот Валера, тот призадумался, а потом изрек: -Морды эти частично мне известны. Бандюги те еще! Но претензий пока найти к ним мы не можем, то есть - знаем, что они мразь, а ухватить их:Чернявенький этот мне не известен, видать какую-то продукцию укладывает, гад, в машину. Да, ладно, теперь все равно разберемся. Кое-кто из этих личностей к городской властной элите относится. Вот и все! Ну, не пойдешь же с обыском в ту, так неприятную тебе виллу? А с чем мы пойдем? Прокурор и ордера не даст. Ему своя голова дороже! Так что, готовься, прояви себя на тусовке среди этих держиморд. Главное, чтобы тебя не признал там кто. Есть у тебя знакомые среди представителей нашего славного российского бизнеса, черного и трехцветного? -Если и есть, то немного. Муж моей бывшей жены - Клебанов Андрей. Мы с ним на одном факультете не один год мытарились, а выпито сколько! -А что там твоя бывшая - приходит к тебе еще в твоих кошмарах? -Она, насколько я понял, беременна. И счастлива этим. Со мной ведь у нее ничего не получалось. Я видел ее раз. Изменилась совершенно. Поначалу она ведь и Андрюхе Клебанову рога наставляла. И с кем? - с самим Кротовым Степаном! - бандюгой и мафиози. Кстати, а перстенек тот, у семьи Аллесов украденный, она вернула? Знатный ведь перстень, одних алмазов в нем на десяток таких машин, как моя "Победа". -Перстень возвращен законным владельцам. И что же, Клебанов этот простил Людмиле? -Не то простил - любит ее безмерно. Но, что важно, и она, по-моему, любит его. Все простилось, все забылось. И я, знаешь, Людмиле простил. Бывает такое, что нет у супругов совместимости - и все тут! И что ты не делай, как не угождай жене, а развод неизбежен. -Железная логика! За это придется выпить. И мы выпили за это несколько раз. После всего выпитого Русинову пришлось ночевать у меня. Он только предварительно позвонил в свой уголовку, где его, на случай важности дел, могли и разыскивать. А как же - город у нас немаленький, бандитов много, как же без Валерия Афанасьевича Русинова может жить такой город? Важно, что и бандиты не могут. Я, на всякий случай, оставил ключ возле изголовья постели, где уснул мой приятель. Он спал, а я смотрел на него некоторое время. Тоже у него не все хорошо в семейной жизни получилось: дочь похоронил, от опухоли мозга и умерла она, там развод, а года через два еще одна утрата - сын тринадцатилетний, без присмотра-то отцовского, утонул. Пошел один купаться в речке да и утонул. Вот тебе и жизнь, кто же знает: как и куда она повернет. Спи, Валера, спи, дружок мой лучший и проверенный. Дай Бог тебе здоровья! И удачи!
      *** С бизнесменом и банкиром Курочкиным Сергеем Васильевичем мы встретились в холле его шикарного офиса. Был это полноватый и крупный мужчина, лицо тоже крупное с красноватыми прожилками, выделявшимися на его щеках и носу. Лоб широкий, глаза вот только уводил в сторону, будто стыдился чего-то, или так бывает, когда человек на руку не чист. А я вспомнил отца его, вспомнил из когда-то шумных газетных публикаций об успехах колхоза в деревне Березовка, которым руководил Курочкин Василий Иванович. Многое из жизни Василия Ивановича мне рассказал как-то Петр Николаевич Варенцов. Занятная встреча! А и вправду, совесть, что ли, этого Сергея гложет? Ну, чего он от меня глаза уводит, прячет? Я ему не судья, чего меня стыдиться? Или он всех порядочных людей стыдится? Разговор между нами был достаточно краток, но продуктивен: мы договорились, что в субботу я и Сергей Васильевич вместе подойдем к зданию, где был тот привелигированный клуб. Для избранных, значит. Сергей меня и проведет, выдав за биснесмена из, скажем, славного города Нижнего Новгорода, приехавшего вот в этот город для заключения всевозможных договоров, поставок книжной и кинопродукции, да всего, что прибыль принести сможет. Поговорили о том, что лучше одеть, как разговаривать, с кем и как общаться: И расстались до субботы.
      Здание, в котором располагался клуб, было расположено в старинном особнячке, отреставрированном снаружи и, как мне думалось, изнутри в хорошем европейском стиле. Изысканность чувствовалась на ближайшей к клубу территории: лакеи во фраках у входа, машины красивые, сверкающие лаком, подъезжали, а отгоняли их на стоянку специально для этих целей натасканные служащие. Дорожки вокруг здания выложены тротуарной плиткой, деревья пострижены. Во всем чувствовались порядок и изыск. С Сергеем мы встретились заблаговременно у дома, где он жил. Сергей вышел, мы подошли к автомобилю, ожидавшему нас. Перед тем, как сесть в салон, он критически осмотрел меня. В новом темно-сером костюме, модных туфлях на толстой подошве и ярком галстуке я выглядел, насколько сам мог судить по отражению в зеркале, висевшем в прихожей моей квартиры, вполне сносно. Дуська, по крайней мере, рядом со мной отиравшаяся, обнюхала все мои обновки, когда они еще ненадетыми на софе лежали. Сейчас она походила-походила, фыркнула и ушла к своим любимым кактусам. Что она сказать мне хотела? Может быть: "Иди, иди себе к этим мерзавцам, как бы тебе опять морду не начистили. Заразу еще какую от "прихехешницы" принеси, иди! Ты иди, а я лапы свои утираю от негодования. "Фырк" на тебя!". Ну, не знаю, может статься, что и это она хотела сказать: кошка у меня мудрая, в нее, пожалуй что, души безвинно убиенных старушек из обезлюдевшей деревеньки вселились. Вы не верите, а я предполагаю это на полном серьезе. Встретили нас с Сергеем без особого отличия от других гостей, так же радушно приветствовали на входе ливрейные лакеи, так же отогнали автомобиль Курочкина. Сергей Васильевич под руку со мной шел к другим гостям, весело балагурил, не забывая представлять и меня, начинающего бизнесмена из Нижнего Новгорода. Он рисковал. Рисковал и я: могли встретиться знакомые. А мир, господа, тесен! Я не прав? - чуть в стороне от нашей "кучки" стоял Андрей Клебанов. Был он без жены, хоть в этом мне повезло. Теперь надо надеяться, что этот жирный мерзавец, уведший мою жену Людмилу, сообразит, что есть у меня своя роль в этом изысканном клубе, среди всей этой разодетой шушеры и чванливой мрази. А я, пожалуй, неправ в оценке внешности Клебанова. Нет, при объективном взгляде на него виделось, что и одет отлично, старательными и заботливыми женскими руками обглаженный, и манерами Бог не обделил. Он увидел меня и от удивления глаза вытаращил. Все, что я мог сделать, это незаметно подмигнуть ему и поднести аккуратно палец к губам. Он подошел, будто не знал меня. Молодец, Андрюха! Нет, неправ, совсем неправ я в оценке твоей личности. Он даже попросил у Сергея Курочкина представить ему меня. Чего там Курочкин! - я на радостях сам представился. Клебанов, правда, с легкой усмешечкой (вот, гад!) предложил мне отойти в сторонку и поболтать "тет а тет". Отошли. -Что ты здесь делаешь, искатель приключений? - негромко начал он. - Ты ведь, насколько мне известно, вроде бы детективом, что ли, на хлеб насущный зарабатываешь? И что означает эта твоя легенда? - "бизнесмен из Нижнего Новгорода"? Если ты решил аферу какую здесь провертывать, то я бы тебе этого делать не советовал. Откроется живым навряд останешься! Здесь такие жлобы! - а вон, кстати, и настоящий "Жлоб", - и он указал мне кивком головы на стоявшего на небольшом удалении и в окружении дам привлекательной наружности мужчину. Я посмотрел заинтересованно на этого самого "Жлоба", Галеева Виктора Пвловича. Высоченный, с широким лбом и ироничными, но жестокими, сразу видно, глазами, с мощными руками, в которых - и под пиджаком - ощущалась громадная физическая сила, фигурой своей он подавлял буквально всех окружающих. Личность, безусловно, примечательная, колоритная, что и говорить: Жлоб - он и есть жлоб. -Ну, ладно, Андрюха, ты меня не знаешь, а я тебя - тоже. Не выдашь - прощу тебе, заразе, все твои прегрешения противу моей личности и против нашей с тобой студенческой жизни. Выдашь - не будет тебе прощения, ни детям твоим, ни жене твоей нынешней, а моей бывшей, Людмилке. -Живи, "супермен", но на мою помощь не рассчитывай. Хорошо еще для тебя, что мешать не буду. Все понял? Устраивает тебя моя позиция? -Устраивает-устраивает. Как же мне подобраться к тебе, а? - "Жлоб"? Я огляделся вокруг. На тусовке, что происходила в этом "привелигированном" клубе, масса молодых и в годах уже людей. Много броско одетых незастенчивых женщин. Все разодеты, пьют, кое-где по углам обнимаются разнополые и однополые пары; мне подали бокал шампанского, я отказался пью либо водку, либо коньяк. Подали коньяк. Без проблем. Мне повезло необыкновенно: от своего крысика, что вихлялся в углу зала, отдалилась, вдруг, красивая девица чернявая, броско и откровенно одетая. Ее партнер, что так и остался в углу вихляться, равнодушно проводил девицу взглядом и тут же глаза отвел. Метко я его обозвал "крысиком": нос тоненький и длинноват, верхняя челюсть выдается слегка вперед, а нижняя скошена. Подбородок узенький, да и сама рожица худая и бледная. Росточек у него, как у школьника-переростка пятого-шестого класса коррекции, головка вообще небольшая и болтается на тонюсенькой длинной шейке. Я даже хохотнул про себя. Ловко я его! "Крысик"! Ха-ха: Девица, меж тем, направилась именно ко мне. А куда же еще! - такихто парубков в этом зале всего двое: я да еще "Жлоб". Но он, как мне и Вам понятно, не в счет - бандит же! Фланирующей походкой она подкатила ко мне и стала интересоваться деловыми и досужими признаками: кто я, чем занимаюсь, какой у меня доход, интересуюсь ли женщинами ("А может быть, мужчинами?", - спросила она, выжидая отрицательного ответа, и с лукавой усмешечкой). Мы познакомились, она назвала свое имя, которому я не придал особого внимания, так и пропустил мимо ушей. Не ты, крошка, меня интересуешь, а вон тот ухарь, по кличке "Жлоб". Но ей бы откуда знать? Разговор с ней сам по себе мне был скучен, тем более, что я врал самым бессовестным образом. Договорившись уже до сексуальных намеков, от которых недалеко было и до откровенных договоренностей, я попросил ее на правах уже вероятного полового партнера познакомить меня с господином Галеевым. -Без проблем, мы с ним в о-очень хороших отношениях. А ты и действительно хорош, красавчик! Как мы с тобой поступим, а? Сегодня я свободна. -А тот, что с тобой стоял рядом? -А-а! Тот, что с крысиной рожицей? Он во всех отношениях партнер хороший: и богатый, и родители у него еще богаче, чем он, но в половом отношении ориентируется, в основном, на мужчин. Одним словом, голубенький "крысеныш"! Так, пошли, познакомлю я тебя с Галеевым. Вот, видите, я был прав в своих оценках идеально. Точно как назвал того хлюста! Хо-хо.. "Крысеныш": -Ви-иктор Палыч, здравствуйте! -Здравствуй, моя кошечка, - обратил он на нее внимание, при этом левой рукой взял за подбородок, а правой с плотоядностью похватал девицу за попочку, вовсе ничем не стесняясь. Да-а, между ними, видать, все бывало! Но ему, знать, не жалко было эту девицу и кому другому подарить, у него этих баб вона - целый зал, да еще и полгорода, почитай. С этакими-то деньжищами! -Виктор Палыч, а я к Вам бизнесмена вот интересующегося привела. -Да уж обратил внимание на его персону, - взглянул и на меня Галеев. - Сергей Курочкин, между делом, намекнул. Так что Вас интересует в нашем городе? -Все, что может дать деньги: лес, молоко, бабы, металл, книги:Решительно все! решил я слегка нагловато с ним разговаривать. С таким мужиком иначе нельзя: это ведь щука и в бизнесе, и в бандитских своих разборках. Они другого языка не понимают, потому - сами наглые. -Вот как! Ха-ха-ха, - раскатисто захохотал он. - Это Вы ловко: лес и бабы.. Ну, баб у нас полно, выбирай любую, а хотя бы и эту вот, - и он снова ухватил девицу за задницу, а та и не сопротивлялась, не увертывалась, а напротив, как мне показалось, задницу ему только ближе подвернула. - И книгами, и металлом? Может, и кино Вас интересует? Какой тематики? Порно не хотите? -Смотря что. Если жесткое, то пойдет и это. Любителей клубнички нынче немало. Да, пойдет и это. Что-то еще можете предложить? -Предложим-предложим. Приходите-ка дня через два в казино, это в центре. Я-то не любитель, знаете, рулетки там, картишек этих. А вот в бильярдик постукивать любитель, даже и профессионалом когда-то поучаствовал. Ну, как, сыграете в бильярдик партеечку? Простую? Денежек только побольше приносите с собой, после партеечки-то может и не хватит Вам денег на баб. Я ведь хорошо играю, сразу Вам об этом говорю. -Ну, бильярд, так бильярд. Годится! - На этом Галеев потерял, как будто, интерес ко мне, и я отошел в сторонку. С полчаса я еще постоял-потолкался среди этих откормленных тараканов и собрался уходить. Уж и вышел ведь из клуба этого, как меня догнала та девица вертлявая. Но хороша, плутовка, все-таки! -А как же я? А договор? Нет, так дело не пойдет! Я на ночь к Вам! -Да, я:. - замялся я. А куда же ее вести? Не в мою же квартиру, где все и раскроется? -Ко мне пойдем, будешь у меня в гостях. Я ведь понимаю, что Вы - гость нашего города, а значит, есть проблемы с жильем. И правда, не в отель же идти? Идем ко мне! Так она предупредила все, спасла своим предложением мою аферу. И меня! На таких радостях я решил: будь, что будет - пойду! К дому, где жила Вероника, как она назвалась, мы подъехали на такси. Квартира у нее была, как и моя, на втором этаже, но дом в престижном районе, а квартира просторная, из трех комнат, обставлена богато. А что особенного? - многие проститутки и содержанки у богатых хозяев так живут. Я хорошо помню, что начали мы с вина. Затем пошли в дело виски, водка, коньяк, что-то еще. Помню ласки. Начало помню. Утром, часу в десятом, я с трудом оторвал голову от ложа и мутным взглядом охватил все вокруг, насколько хватало мне моего взгляда. Я даже встал с постели и прошелся по комнате. Бардак кругом жуткий: одежда там и здесь, трусики какие-то, бюстгалтер. Ага, а это мои трусы. И майка тоже. Я обошел глазами еще раз вокруг, пока не остановился на приподымающейся девице. Она абсолютно даже голая, а простыню, что слегка ее прикрывала, и совсем сбросила. Тоже, видать, с кошмарного похмелья! - глаза, вон, какие опухшие. -Ты кто? -Верони-ика я, - сначала тускло начала она свой лепет. А потом все более и более оживленно продолжала: -Ты что, ничего не помнишь? -Нет, начало я помню, а потом : Нет, не помню. А что было? -Сначала, как и положено - вино, водка: Потом.. А потом - ой! - что было! Ты хоть помнишь сколько раз - и как! - ты меня "гонял"? Развра-а-атник этакий! Любишь женщин, мальчик мой? А "шутничок" у тебя о-очень даже приличный! - и она при этом пригрозила пальчиком игриво. Я еще раз ознакомился с обстановкой в комнате: кровать стояла углом как-то, а я ведь хорошо помню, что в самом начале все прямо было. И постель спущена, все валяется кругом. Господи, где я?! -Ну, а: А что вообще было, если я ничегошеньки не помню? -А и где тебе помнить, если Вы после "того" и в промежутках между "тем" полтора литра водки выпить изволили-с? - тут уж она откровенно расхохоталась. -А чего я говорил? - У меня еще теплилась надежда на то, что я не наговорил чего-то такого, что вызвало бы подозрения в моей "легенде" и в моей личности. И она ведь, наверное, немало вылакала водочки. -А ничего. Что-то буровил про кошку какую-то, про старушек сожженных: - Она вдруг нахмурилась и продолжила "воспоминания", - Слушай, ты ведь и вправду из Нижнего Новгорода? -Ну, да, а откуда я? - Нет, но: ты такие подробности о нашем городе знаешь. -Так приятель мой здесь живет, да и я бывал уже в вашем городе. Что особенного? -Да нет, ничего особенного. Похмелимся, а? А потом еще, ладно? Ты тако-ой милашка! -Вероника, давай похмелимся, но все остальное на потом отложим, хорошо? У меня совершенно нет сил. -Ну, ладно, как скажешь, - слегка обиженно надула она губки. Мы похмелились, а я, с трудом отыскав одежду, напялил все на себя и отбыл домой на первом попавшемся мне такси. Дома я сбросил с себя лишнюю одежду, на что израсходовал свои последние силы, успев еще, правда, выпить пару таблеток немецкого аспирина (свой аспирин, мною купленный; Людкин аспирин индийский уже давно закончился!), свалился на диван и уснул сном праведника. Алкогольный наркоз, знаете! - и кошмары не снились. А Дуська опять фыркнула на меня и скрылась из квартиры через форточку. И ночью ее не было. И вообще, она вернулась только к исходу следующего дня, такая же на меня обиженная.
      Глава VIII. Я уже ел на кухне, заставляя себя через силу пережевывать полузасохшие Нюрины пирожки с капустой, рискуя от их возможной "испорченности и прокислости" подхватить какую-нибудь болезнь, сопровождающуюся частым жидким стулом. Почему "возможной испорченности и прокислости"? Так я ни вкуса, ни запаха не ощущал после ночного кутежа, я даже смотрел на мир совсем-совсем мутным взглядом. И если бы мне сейчас "всуропили", извините, дерьма, то я, по причине отсутствия всех своих чувств, съел бы и оное. А что делать? Дверной звонок я сначала прослушал, а, услышав, наконец, так отнесся к его беспрерывным трелям абсолютно равнодушно. И все-таки они меня достали, эти звонки! Я подошел, открыл. Пришли-нарисовались мои дружки, Егорий и Валерий. Я молча раскрыл дверь, пропуская их в квартиру. Я и потом не говорил, когда Валера наливал мне коньяк из своей большой фляжки. Я продолжал молчать и после того, как выпил. Минут десять еще молчал, а потом ко мне стала возвращаться острота зрения, затем я стал чувствовать грубые запахи морга, исходящиие от Васильича, и лишь затем ощутил тонкий аромат французского мужского аромата от Валерки Русинова. Все, я здоров! И могу говорить. -Рассказывай. Или тебе еще налить, - Валерий потряс фляжкой, а она - пуста. - Вот, зараза! Поедем в "наш" кабак, там и поболтаем. -Но не ранее, чем мы выполним поручение начальника областного бюро. У нас там парень, работающий на базе областного бюро, запил. Не ходит на работу ужу две недели. Начальнику его жалко - пропадет ведь совсем парень, если выгнать. Вот, попросил меня к нему заехать и уговорить завязать:Хоть на время:, - зачастил Васильич. -Заедем, раз надо, но потом - все равно в "наш" кабак, - упрямо повторил свое предложение Валера. "А я ведь знаю, что ты, Валера, из-за меня так печешься, меня тебе жалко, - догадливо подумал я. В салоне милицейской машины я начал, было, докладывать о перепитиях вчерашней тусовки, но Валерий оборвал меня: -Потом. Все - потом. И я надолго замолчал. Я молчал, когда мы поднялись в жактовскую квартирку из двух комнат с небольшим коридором по шаткой деревянной лестнице с перильцами, когда вошли в эту квартиру. Тут меня словно электрическим током шибануло! Какой ток? вонь, жуткая вонь застоявшейся мочи. Я выскочил на воздух и с лестницы выблевал из своего желудка все, что у меня оставалось из Нюриных полузасохших пирожков с капустой сомнитеьной годности. Меня рвало долго, пока не пошла из меня зеленая желчь, я уже и устал рвать, мне было больно в животе от этих бешеных конвульсивных движений бедного моего желудка. Я успокоился немного, задышав глубоко свежим воздухом, как на крылечко вышел тот парень-эксперт из областного бюро. От него воняло так же мерзко и сильно; и я опять, пока он ухмылялся совершенно глупо и бессмысленно, стал рвать уже воздухом каким-то, а сам махал и махал ему рукой, чтобы он уходил отсюда поскорее. Его Егорий затащил обратно в комнату, и я успокоился уже окончательно. Господи, спаси и помилуй мя! Я спустился на землю по лестнице. За мной, также не выдержав такой газовой атаки, выскочил Валерий. Он спустился ко мне и стал через нос с шумом втягивать в себя и выдыхать из себя воздух, крепко сжав губы и повернув голову в сторону от меня. На глазах его стояли слезы. Я опять удивился терпеливости Валерия к всякого рода оказиям. А Васильича не было довольно долго, потом он вышел с довольной улыбкой на губах: уговорил-таки парня завязать с выпивкой. Молодец! Егорий тоже очень терпеливый мужчина. По пути в любимый кабак Егорий рассказал нам, что парень на улицу обе эти недели (а может, и дольше!) не выходил, а туалет у них - на улице. Вот тот парень и мочился, и испражнялся в квартире, а выносить все за собой не осиливал. У него в квартире везде: в каждой плошке, кувшинчике, вазочке, тазике - стояла моча разной степени свежести. -Всякое бывает, - спокойно заметил Валерий. Я с ним согласился - бывает всякое. Разговор о деле мы начали лишь после того, как пропустили по парочке хороших стаканчиков водки, я больше не стал: в меня не лезло. Из еды заставил себя проглотить мясной салат, запивая его минеральной водой. Я все по порядку доложил, выпустив из разговора только встречу с Вероникой. И, как выяснилось позже, зря! Валерий Русинов заинтересовался лишь реакцией Андрюхи Клебанова и поведением Курочкина. Видать, эти люди нужны были для чего-то Русинову, и он проверял свои догадки в отношении этих людей моими замечаниями. Так мы посидели еще немного и решили разбегаться. Егорий ушел пешком, ему было недалеко до дома очередной "прихехешницы". А меня Валера решил подвезти к дому. Мы ехали и непринужденно болтали о том, о сем. Уже и мимо железнодорожного вокзала проезжать стали, мимо пригородных его касс, как вдруг я увидел парня того. Что в деревеньке выселки, во дворе той виллы ящики грузил в кузов автомашины. -Стой!. - закричал я водителю, а когда он остановился - выскочил из машины за этим парнем. Зачем выскочил? Я не мог бы в тот миг ответить на этот вопрос. Да и сейчас не могу ответить: правильно ли я сделал, побежав за ним. "Побежав", потому что он стал убегать от нас с Валеркой, вслед за мной выскочившим из машины, и, наверное, недоумевающим от моей выходки. Парень убегал, размахивая черным кейсом. Он заметался, не зная - куда бежать, но затем сунулся куда-то в толпу и пропал из нашего поля зрения в одном из залов железнодорожного вокзала. Мы сначала не заметили его маневра и долгонько рыскали в его поисках. Наконец, Валерий крикнул мне, чтобы я бежал на перрон, а сам он бросился к автоматическим камерам хранения. Я выскочил на перрон, но, к сожалению, поздно - парень тот вскочил в уходящую электричку; двери в электричке захлопнулись, она стала набирать ход, а парень тот, наполовину уже в тамбуре, правой свободной рукой раздвигал закрывающиеся двери вагона. Ему это удалось. "Уехал, гад!" - со злом подумал я о чернявом парне. -Вот, зараза! - проговорил сквозь зубы Валерий. - А ты не заметил, он вскочил в электричку с кейсом или без него? Не в камере хранения он его сунул, пока мы с тобой, как дураки, парня этого по вокзальным туалетам искали? -Так давай и вскроем все камеры хранения. Тебе-то, с твоей ксивой начальника уголовного розыска - это как два пальца обмочить! -Это тебе только так кажется. Мы прошли с Валерием в зал с автоматическими камерами хранения. В зале почти пустынно. Только старик-нищий, грязный весь, и сидит у стенки. На наш вопрос: "Не пробегал ли здесь парень чернявый с дипломатом?" - он ответил, что парень пробегал, а где, чего, был ли какой-то дипломат - ничего не заметил. -Ясно, что ничего не ясно. Я, конечно, попытаюсь у начальства испросить усилить патрулирование на вокзале, но дело это мертвое. Не только этот парень, но и Галеев твой - в наших разработках не числятся. Кто же мне ни стого, ни с сего позволит усиливать патрулирование и наблюдать за какой-то камерой хранения? Да и не успел он, скорее всего, что-то здесь спрятать, ведь и времени-то немного прошло, пока мы его бегалиискали.. А что мне ему ответить? Мне - дилетанту, ему - профессионалу - что сказать? Я прекрасно видел на лице у Русинова, что материалы на мафиози Галеева, возможно, и есть, но он находится под железным прикрытием представителей власти в городе и "достать" его практически невозможно.
      *** Накануне, перед "походом" в казино, в подвальном помещении которого была бильярдная, Русинов час-полтора инструктировал меня, как себя вести. А когда мы уже закончили эту "тренировку", и он собрался уходить из моей холостяцкой квартиры, повернулся при уже открытой двери, вновь закрыл ее, и говорит: -А знаешь, не советую я тебе соваться в логово это бандитское. Может, не пойдешь, а? Откажись ты от своей затеи да и дело с концом. -Извини меня, но: не могу. Спасибо, конечно, за совет. Ты настоящий друг, Валера. И я тебе вообще за все благодарен. Ты не знаешь сам, как я тебе за все благодарен. - Я так расчувствовался в этот момент, даже в горле что-то зашевелилось предательски, и вытолкал его из квартиры, боясь окончательно скиснуть и - чего бы еще не хватало! всплакнуть от переизбытка чувств. К десяти вечера следующих суток я подъехал к зданию, где находилось казино. Владельцем его после смерти Кротова стал Виктор Галеев. Мне это казино хорошо было знакомо, бывал я уже здесь однажды: Об одном я молил Бога: чтобы никто из служащих не узнал бы в "бизнесмене из Нижнего Новгорода" того Ивана Криницина, который наделал как-то много шума и имел, хоть и "косвенное (по официальной сводке), но все же определенное отношение к гибели их бывшего хозяина. Бог миловал меня, и я спустился в бильярдную неузнанным. В подвале, где находилась бильярдная, было дымно. Кондиционеры работали на всю мощь, но с дымом от сигарет все же не справлялись. В длинном и просторном зале стояли в ряд пять бильярдных столов, и каждый из них был занят игроками. Ставки, судя по отсутствию ажиотажа, были невысоки: время, видать, этому еще не подошло. А может, и игроков серьезных не было. Кто ж его знает? Среди играющих Галеева не видно, но в углу зала виднелась дверь; не исключено, что за той дверью и был Виктор Галеев - Жлоб. Я прошел к стойке бара и заказал себе рюмку коньяку. Отсюда мне было удобно рассматривать игроков и то, как они играют. Сам я не был отличным бильярдистом, но, во-первых, надеялся на удачу, во-вторых, даже в случае проигрыша были шансы на то, что я буду приглашен Жлобом на виллу для "заключения сделок". Все зависело от меня самого и: удачи. Очень я надеялся отыскать Зою или, хотя бы, ее следы на вилле у Галеева. Ненависть меня к нему душила за искалеченные души тех девчонок, что видел я на фотографиях, предоставленных мне Русиновым, и на интернетовском порносайте. Вот что гнало меня в тот загородный дом, где, как я чувствовал, было скопище мерзости. А ненависть-то и нужно бы унять: выполнение задачи, стоящей передо мной, требовало быть предельно спокойным и уравновешенным. Однако, как я ни пытался успокоиться, ненависть во мне только копилась. И я прекратил бороться с этим чувством, видя бесплодность своих усилий. А я оказался прав: Виктор Галеев и двое его спутников, видимо, охранников вышли из комнаты, скрытой за дверью в углу бильярдной. У охранников крутые плечи и мощные руки. Ну, да и у меня руки не слабые. Что до Жлоба, то на его лице нельзя было прочитать какие-то намерения или мысли, на губах у него гуляла фирменная, словно наклеенная, улыбка. С этой улыбкой он и подошел ко мне, разглядев мою персону у стойки бара. Он также попросил для себя рюмку коньяку. И я попросил повторить. -Одну партию? Обыкновенную "американку" - так Вы сказали накануне? Я готов. Ставлю пять сотен. Долларов, естественно. Как? Хватит у Вас деньжат? - или занять? хохотнул Галеев. -Пять сотен у меня есть (как хорошо, что я призанял денег у отца!). -Тогда к барьеру, - театрально протянул он руку к освободившемуся бильярдному столу. - А после игры я хотел бы устроить поездку за город, где мы и займемся делами вперемешку с развлечениями. Даже независимо от исхода партии. Выражение его лица, между прочим, несколько изменилось. Нет, улыбка сохранилась, но общее выражение лица стало жестким, если не сказать - зловещим. Зато все устраивается без всяких усилий. И чего Валерий Русинов боялся? Волков бояться - в лес не ходить! Что до перемены выражения его лица у Галеева, так - черт бы с ним! Игра до восьми шаров. Все просто: игрок, кий, шары. Жлоб был классным игроком: мне до него, как до неба. И я позорно проигрывал уже через десять минут от начала игры. Противник мой ходил вокруг стола, как позировал. А у меня руки начали дрожать, ну спасу никакого нет. И, видит Бог, не от страха. Просто руки мои чесались от желания удавить этого гада. Но может ведь и мне сопутствовать удача! Типы его ударов: то прямые и сильные ("клапштос"), то какие-то, напротив, "тихенькие" - по надежным и верным шарам ("коммерческие" удары), - целиком характеризовали его личность, личность бандита и бизнесмена. Что для него - пять сотен "баксов"!? Но он и их не хотел терять. Жлоб был классным игроком! Зато я, ко всему прочему, был инженером (хотя и в прошлом) да еще и детективом. Да и готовился ведь я, прочитав затертую книжонку о бильярде, изданную еще в начале двадцатого века. И я с Галеевым не играл, нет. Я с ним игрался. Галееву оставалось для победы положить в лузу только один шар, только один, а он, дурачок, плевый шар забить не мог. Мало того, что не положил шар в лузу, так еще и "подставу" мне дал классную. Я, знаете, даже развеселился от неожиданности такой. Щелкнул "тринадцатым", а тринадцать - мое любимое число. Но он-то этого не знал! Одним щелчком - "французским клапштосом" - я отправил в лузу не один, не два, а: три шара, по шару в каждую из трех луз! Могу вас уверить, господа, что это была вторая партия в бильярд в моей жизни. Просто я ученик хороший и играл поначалу, как Остап Бендер в Васюках, копируя ходы, которые выполнял мой противник, а в конце партии показал и свою подготовленность. Учись, мафиозо! Жлоб моим последним ударом восхитился и изумился, но оправился быстро и выложил без дрожи в руках пять сотен "баксов". Да что значат для него такие деньги! -Ну, ладно, мастер, а теперь очередь для настоящего дела настала. Поехали? Мы двинулись с ним к выходу из бильярдной мимо замолчавших вдруг игроков в сопровождении все тех же двух охранников. Подойдя к стоящей у входа в казино машине, Галеев предложил мне занять место на заднем сиденье. По краям от меня уселись его "волкодавы". "Сам" уселся спереди, рядом с водителем; и мы поехали. Он всю дорогу молчал, и мне это не очень нравилось. Вроде бы, целью нашей встречи были договора о поставках товаров, леса, например. А он молчит. Охранников своих, что ли, стесняется? Так они о своем хозяине чего только не знают! Подумаешь - лес, металл, да хоть бы и бабы! До села Ильинского мы домчались куда быстрее, чем я мог бы выжать из своей "Победы". Их машина буквально летела, несмотря на ночное уже время. Галеев был любителем быстрой езды. А кто из русских не любит: Все правильно: поворот к Выселкам. Хоть и темно, но я это почувствовал - точно, в Выселки. На грунтовой дороге нас слегка потряхивало, но ехали все равно быстро, почти не сбавляя скорости. Так, некрутой подъем - я телом его ощущаю. Мне это место, господа бандиты, очень даже знакомо. Машина остановилась, и мы вышли. Перед нами высилась темной громадой вилла Жлоба. Окна в доме горели лишь на первом этаже. Ведь что делают деньги! Была деревня пустая и обезлюдевшая: ни электричества не было, ни телефона. А появился такой вот Галеев и на, тебе - свет и телефон. Галеев и двое его телохранителей отошли в сторону и пошептались о чем-то. Затем телохранители, согласно покивав своему хозяину, сели в машину и уехали. В десятке метров тихо плескалось озеро, в легкой ряби на водной поверхности слегка колебались края лунной дорожки. По берегам серыми пятнами выделялись плакучие ивы, подсвеченные лунным светом. Ночью я еще не видел это озеро ни разу и был так очарован этим зрелищем, что на какое-то время забыл о цели своего приезда сюда и о моем спутнике, что стоял рядом. Входную дверь Жлоб открыл сам, его никто не встретил; и я мысленно обрадовался тому, что мы с ним в доме будем одни. Очень мне не хотелось встречаться с теми охранниками, с которыми на опушке леса "встретились". Сегодняшняя встреча с ними ничего хорошего мне бы не сулила. Войдя в дом, мы из просторного вестибюля поднялись на второй этаж, а затем, минуя анфиладу комнат, попали, как мне подумалось, в кабинет самого Жлоба. Петр Николаевич Варенцов расписал мне об изысканности изразцов и оригинальности камина, но он либо поскромничал, либо не нашлось у него таких емких и красивых слов, чтобы описать этакое великолепие. Ну, Петр Николаевич, ну, печникзолотые руки - мастер! Галеев подошел к бару с большим набором напитков и спросил меня: -Пить что будете? Как всегда - водку или коньяк? -Как это Вы угадали мои вкусы? -Да Вы официанту в клубе сами об этом сказали. -Пожалуй, коньяк. - Вот, сволочь, все у него либо доносчики, либо помощники, любое слово гостя фиксируют. Мы выпили с ним, усевшись в креслах напротив друг друга у шикарного антикварного стола. Я осмотрелся: в углу комнаты стоял еще один стол - с компьютером. Компьютер был и сейчас включен, оперативно принимая, видимо, и электронную почту. Я убедился в этом, когда Жлоб неожиданно встал и, извинившись передо мной, покрутился у компьютера, принимая почту. В течение следующего получаса Галеев расписывал мне свои возможности по поставкам товаров, книго- и кинопродукции и т.д.. Не преминул заметить о том, что уж леса-то и в нижегородской губернии предостаточно, так зачем, мол, тебе лес? А затем он как-то незаметно подошел к тому вопросу, который интересовал меня особо и служил целью моей рискованной поездки к нему в загородный дом. Галеев завел разговор о порнопродукции, причем, как он заметил, можно поставлять ее на любой вкус и массовыми партиями. И недорого. -Сами Вы не интересуетесь "клубничкой"? Могу предложить девочку любой масти, любого возраста - от десяти до двадцати. - И он захихикал тонко и противно, скрипуче как-то, что совсем не вязалось с его крупной комплекцией. Плотоядно захихикал - вот как, а рот его мне пастью того чудища показался: ну - точь в точь, как в моих кошмарных снах. Мы еще сидели с ним, в изобилии употребляя коньяк и закусывая его шоколадом. -У меня есть возможность не только фильмы поставлять, - продолжал уже изрядно захмелевший Галеев. -Можно и живых девочек отправить по конкретному адресу, а хотя бы и - в Нижний. А когда я усомнился в его возможностях, он азартно заспорил, убеждая меня в том, что они не только по России такие заказы выполняли, но и гаремы у турок и арабов укомплектовывали молоденькими русскими девочками. -И никакого риска! Любых девочек и любого возраста. И мальчиков, - добавил он, посмеиваясь все так же противно. - А вот, если мы сработаемся, то и Вы могли бы поучаствовать в нашем бизнесе, тут возможности неограниченные. Я покажу Вам коекакие экземпляры живьем, тогда вы окончательно убедитесь в этом. И он предложил мне спуститься вниз, чтобы, как он выразился, живьем увидеть "экземпляры". В смысле устойчивости к алкоголю я оказался крепче, чем Галеев, может быть. Он уже и до меня употребил прилично. Но выглядел он уже совсем "хорошеньким". И в этой пьяной горячности он стал хвастаться совсем уж не в меру. А я только поддерживал его хвастовство, где надо - подзуживая его азарт. -Это что! С моими девочками развлекаются по вечерам кое-кто из городской администрации и прокуратуры, так мы и их в кино снимаем, без их, разумеется, разрешения, - со смехом рассказывал мне Галеев. Мы спустились с ним в подвальные помещения его загородного дома, и я вскоре убедился в том, что это не только (и не столько) загородный дом, а настоящая фабрика "удовольствий": со студиями для съемки фильмов, оборудованными современной кино- и фотоаппаратурой. Съемки велись, судя по всему, со всевозможными сценами мазохизма, садизма и всех жуткостей, которые мне, нормальному человеку, казались кошмаром. Этито фильмы рекламировались и предлагались для реализации и на сайтах интернета. Я до поездки сюда об этом догадывался, но чтобы такой размах! - это было выше моего воображения. Галеев в своей пьяной горячности показал мне и комнаты, где держались взаперти девушки и совсем молоденькие девчонки, участницы и актрисы в жутких этих фильмах. Это был еще и бордель, где, видать, городская знать развлекалась с девочками, и не только: Лица некоторых девчонок мне были знакомы по фотографиям от Русинова и из интернета. Но, как я ни вглядывался напряженно и лихорадочно в лица этих узниц (а иначе и не скажешь), Зои я среди них не разглядел. -Ну, как, удостоверился в наших неограниченных возможностях? Не хочешь ли развлечься? - здесь этого товара на любой вкус! -Нет, мне что-то не хочется, из местных девиц мне в душу запала одна Вероника. -Вероника? - захохотал он. - И она здесь, наверху только. Вероника девушка свободная. Пошли, будет тебе Вероника, - перешел Галеев уже на "ты". Господи, только этого мне еще не хватало. Все-то у этого Жлоба схвачено, за все заплачено. Ну, пошли, так - пошли. А куда деваться? Мы подымались уже на второй этаж, как на последнем лестничном пролете столкнулись с крупным молодым парнем крепкого телосложения, а, если уж быть откровенным до конца, так очень крупным. Он пристально и вдруг округлившимися глазами уставился на меня. Узнал! Я его тоже узнал - это от него я удирал с опушки леса. Так, сделать вид, что мы незнакомы. Мне это, правда, удавалось с великим трудом, а сердце заколотилось в груди, как дикая птичка в клетке. В кабинет Галеева я прошел уже на деревянных ногах, чувствуя на себе взгляд ошарашенного охранника, галеевской шестерки. Мы уже уселись в кресла, как охранник этот заглянул в кабинет и попросил хозяина выйти. Только закрылась за ними дверь, за которой зашелестел разговор Галеева и охранника, как я стрелой рванулся к компьютеру: электронный адрес Русинова мне почему-то и запомнился. Он пульсировал у меня в мозгах яркими вспышками. Сколько секунд или минут я крутился у компьютера - не знаю. Успел только набрать в тексте сообщения первое пришедшее на ум слово "Хана" и щелкнуть на "отправить" и "доставить", как в кабинет влетели оба и, увидев меня за монитором, рванулись ко мне с диким ревом. Они опоздали: я уже переслал почту в уголовку к Валерке. Теперь одна надежда - принял бы кто-нибудь. На работе ли Русинов? А если его нет, то принял бы кто-нибудь почту и сообщил бы Валерию. На него была только надежда. Я не успел даже среагировать, как охранник тот отыгрался за прошлую неудачу: удары сыпались один за другим. Там, где он не справлялся, ему помогал сам Галеев. -Что ты передал? Кто ты на самом деле, мразь? Бизнесме-еном, гад, прикидывался! Дай ему еще, еще, еще: Я уже почти не чувствовал боли. Какое-то отупение пришло и равнодушие к жизни, когда они, видимо, устав, прекратили это избиение. -Тащим его вниз, - скомандовал Жлоб своему помощнику. Я еще смог разглядеть заплывшими от отека и излившейся крови глазами вошедшую Веронику. Она широкими от ужаса "гляделками" посмотрела на меня, но тоже не утерпела, пнула ногой в бок. "Мразь:и гадина! - беззлобно подумал я о ней. Меня тащили за шиворот и за руки по лестнице куда-то вниз, вероятно - в подвал. Там же у них фабрика ужасов. Точно, притащили полубесчувственного и бросили на пол. -Устройте ему развлечение до утра. А там посмотрим, что с ним делать. Все расскажет, зараза. А потом замолчит навсегда, "Он будет солнце на небо звать - солнце не встанет. И крик, когда он будет кричать, как камень канет:" Эстет он был, поэтов знал, Жлоб этот. К одному охраннику, как я смог разглядеть, присоединился второй. Этого я тоже узнал, кажется. Не с ним ли мы схватились в лесу? Славно я его тогда угостил. Но это тогда! А сейчас он со свежей-то силушкой тоже стал угощать меня пинками и кулаками, к нему присоединился первый: меня вновь топтали, месили, пока я совсем не перестал чтолибо ощущать. Свет померк в моих глазах. Очнулся я в пустой комнате, сядящим на земляном загаженном полу. Я сидел, приваленный - а иначе не скажешь - к стене спиной. Постепенно возвращалось ощущение боли: болело все тело сразу, здорового места нигде не было. Мои палачи крепили к одному концу довольно толстого каната "блины" от спортивной штанги: "блинов" там было довольно много. Вот они справились и подошли ко мне. Подтянув канат, перекинутый через шкив на толстой железной балке у потолка комнаты, к себе, они другим его концом перехватили мне запястья. Меня вмиг потянуло кверху, но ровно настолько, чтобы воздеты были только руки. Я смотрел на их действия через щелочки чуть приоткрытых глаз: увидят еще, что я очнулся, и снова лупить будут. А вот того, что они сотворили дальше, я ожидать никак не мог. Кому-то из моих палачей была известна пытка, описанная в романе Д.Оруэлла "1984": бандиты спустили на меня, разутого, как я только что разглядел, крыс из клетки. Пожалуй, это все-таки затея их шефа: пытка уж очень глубокомысленная, простому-то охраннику не додуматься, да и не читают охранники этакой серьезной литературы. Если бы они такие книжки читали, так у бандитов бы в услужении ни под каким предлогом не служили. Сами охранники выскочили за дверь комнаты и через приоткрытую ее наблюдали за сим действием, веселясь от души. Изголодавшиеся твари набросились на мои голые ноги и стали рвать мясо с пальцев. Насколько можно было, я отгонял их ногами. Крысы отбегали ненадолго и вновь набрасывались на меня. Охранникам, видимо, это зрелище было не в диковину. Они постояли малость и, захлопнув дверь, ушли. Я извивался, визжал, корчился, но силы ведь мои небеспредельны. Как эта мысль пришла оттолкнуться пятками от земляного пола, не знаю, но, оттолкнувшись однажды и упираясь при этом спиной в стену, мне удалось приблизиться к тому, чтобы полностью встать на ноги. Еще немного и - я стою на ногах, отпинывая визжащих от себя голодных серых тварей. Я подпрыгиваю вверх - груз через шкив чуть опускается. Я приземляюсь - канат с привязанным противовесом возвращется на место. Но я прыгаю и прыгаю вновь. С десяток, а может и больше, попыток - и я, наконец, смог перекинуть одну ногу через балку, на которой установлен шкив. Повисев на коленном сгибе для короткого отдыха, я глянул вниз: противовес из "блинов" лежал на земле. Оставалось всего ничего - пролезть между балкой и потолком, а расстояние между ними сантиметров тридцать, а то и меньше - где мне считать сантиметры:Всю спинушку я себе ободрал, но прополз в эту узкую щель и, совсем обессиленный, рухнул всем телом вниз на земляной изгаженный пол. Одна надежда, что этого грохота охранники не услышали. Миг только всего и отдыхаю: крысы меня зубами хватают. Боль во всем теле парализует буквально, но вскакиваю на ноги, охнув от боли в правом боку. Ребра где-то поломаны - это минимум. Теперь - освободить руки, а это тоже нелегко: кисти затекли и почти ничего не ощущают, но: Вот, она - победа!. Со злобы, что накопилась во мне, я пинком отправляю ближайшую крысу к противопроложной стене, а сам в один прыжок приближаюсь к двери. Даже если бы за ней стояли охранники, я все равно бы открыл ее рывком: так мерзко и страшно было находиться перед стаей голодных зверенышей, щелкающих зубами. Вылетел за дверь и захлопнул ее. К счастью, никого из охранников не было видно. По стеночке, по стеночке я двигался по подвальному коридору и дальше - по лестнице. Осторожно выглянув из-за угла, удостоверился, что один охранник сидит в кресле здесь же, в вестибюле. Я поискал глазами что-то потяжелее, но, не увидев, тихонечко спустился обратно и отыскал кусок толстой железной трубы рядом с батареей отопления. Вернулся к исходной позиции: охранник все так же дремал. Я еще раз осмотрелся, приготовился и в два прыжка оказался возле него, с размаху обрушив на его голову железяку. Короткий глухой хруст - есть: один успокоился. Я подхватываю его обмягшее тело и приваливаю на спинку кресла. Заметив пистолет в заплечной кобуре, я вытащил его. Теперь я с оружием - не так уже и страшно, хотя пользоваться им так и не научился. Можно и осмотреться. Потрясающе, но за моими мстительными действами боль в боку, в ногах, в голове, как будто, и отступила. Оглядевшись, я решил двинуться на второй этаж в поисках главаря банды - Жлоба. По пути я вовремя увидел спускающегося охранника и спрятался за угол. Ничего особенного в положении "уснувшего" в кресле товарища он, видно, не заметил и спускался вниз безбоязненно. Как только этот второй охранник поравнялся со мной, он тут же получил рукояткой пистолета в висок, от удивления и неожиданности сохраняя после удара на некоторое время вертикальное положение. Понятное дело - немаленькой наружности охранник. Пришлось ему добавить сначала прямым левой, а затем еще раз рукояткой, после чего он уже совсем бесчувственным свалился на лестнице. Все также босыми окровавленными ногами я затопал вверх и выбежал в длинный коридор второго этажа виллы, открывая поочередно одну за другой двери. Жлоба я отыскал в крайней комнате, служившей спальней. Он кувыркался с Вероникой, и сцена эта освещалась красноватым светом от бра. Галеев повернулся лицом к двери и увидел меня, а, увидев, рывком сбросил одеяло и бросился к стулу, где, видать, было какое-то оружие. Я опередил Жлоба, ударом ноги врезав ему в нижнюю челюсть. -Спокойно, если хочешь жить, тварь. Одевайся, поедем в город. Ключи от комнат в подвале - у кого? У охранников? Одевайся, пошли. А ты можешь остаться, ты мне не нужна, - сказал я Веронике, увидев, что и она начала, было, вставать с постели. Отдыхай, крошка. Галеева я пинками заставил одеться быстрее и повел его под дулом пистолета вниз. Охранники его еще "отдыхали". Тут я споткнулся, и Жлоб, увидев это, ногой ударил меня в грудь и рванулся через вестибюль к выходу из дома. Он уже прыгнул в катерок, стоявший у махонького причала, когда я почти нагнал его. Мотор взревел, нарушая ночной покой озера, и катерок стал выворачивать носом и двигаться по направлению к центру озера, как: Это не я стрелял - я и стрелять-то не умею! Один за другим выстрелы пробивали жестяной борт уходившего катерочка. Ближе к середине озера он стал все глубже и глубже оседать бортами и, наконец, полностью погрузился в воду. А вода в этом озере мягкая необыкновенно. Правда, я плавал - совершенно не держит вода из-за своей мягкости. Мы долго ждали с подошедшим Русиновым, что Жлоб выплывет, но и круги от затонувшего катерочка исчезли, и тишина наступила опять на озере, а Галеева все не было и не было. А мне его не жалко - пусть себе тонет. О чем-то говорили Валерий, оперативники из уголовки, но я их не слышал, а отошел к мостику через ручей, вытекающий из озера, сел на его деревянный настил и опустил свои избитые и изгрызенные ноги в его воды. Вода холодная, ключевая, но мне приятно было. Минут через десять, когда я уже достаточно успокоился, ко мне подошел Русинов с моей одеждой, найденной им где-то в доме и молча протянул ее мне. -Оденься хотя бы, прохладно ведь - ночь. Хоть и июнь. Что же ты, шеф, стрелять так и не научился? -Почему шеф? -Ты разве забыл о своем предложении? Я решил завязать с уголовкой, перейду к тебе. Возьмешь? -Естественно. Фляжка с собой? Дай глотнуть. Я пил коньяк из его фляжки большими глотками и почувствовал, как разливается по телу приятное тепло, лишь тогда, когда фляжка оказалась совсем пуста. Валерка потряс опустевшую фляжку, но ничего не сказал. Да пошел бы в дом Галеева, там этого коньяка море разливанное. -Девчонок вывезут отсюда автобусом, я уже договорился, но среди них Зои нет. Я в доме фотокамеру твою нашел, так взял и в нашу машину на заднем сиденье оставил. Заберешь потом. -За фотокамеру спасибо. А Зоя:Я уже знаю про Зою. Либо отправили в какуюнибудь Турцию, либо еще куда: Знаешь, к Полине Галаниной я и заезжать пока не буду, потом как-нибудь:
      *** В ту ночь, что так неожиданно закончилась гибелью владельца загородного дома у озера в деревеньке Выселки, к дому меня подвез начальник (пока еще начальник!) уголовного розыска Русинов Валерий. Я не обращался за медицинской помощью, решив, что все и так затянется, как на собаке. Дуськи опять не было, и я, выпив еще немного для полного успокоения нервов, свалился на софу и уснул. Проснулся я часам к двенадцати дня. Принял душ, побрился и, осмотрев себя придирчиво в зеркале, остался доволен. Конечно, при оценке своей внешности я учитывал перенесенные страхи и ужасы прошлой ночи. Надо бы все-таки съездить к тете Поле и сообщить результаты моей работы, но я все пытался как-то оттянуть этот неприятный разговор. Ну, может, к вечеру: А пока я решил перекусить в ближайшем кафе и заглянуть к Егорию. Давненько я его не видел. Егорий Васильевич, лаборант-гистолог Леночка и санитар морга - эстет, пьяница и отчаянный картежник Костя Кабалкин - развлекались в секционной морга тем, что пытались отловить крысу-мутанта, которая на днях обнаружилась в морге. Крыса подпускала людей близко, а затем срывалась с места и убегала в сторону, и опять ждала, когда к ней подойдут. Окраса крыса была необыкновенного: сама серая, на спине широкая белая полоса, по большому белому пятну на бочках. Из стаи крысиной ее, что ли, собратья выгнали, а то - еще какая причина, но только она в одиночку бегала по секционной и тем развлекала работников морга. Мне после переживаний прошлой ночи на крыс и смотреть не хотелось. А этим - нравилось. Три дня, по их же словам, ничем другим не занимались, пытаясь отловить необычную крысу. Что сказать? - дураки! Прости, Господи! В секционной стоят визг и хохот, а я снисходительно смотрел на этих взрослых людей, которые вели себя, как дети. Наконец, Васильич поймал крысу, усадил ее себе на одну ладонь, а другой придерживал, чтобы не вырвалась. Крыса сидела спокойно, и Васильич принял это спокойствие за смиренность (приручилась, мол!) и стал поглаживать ей мордочку, животик, спинку. Крыса улучила момент и тяпнула Егория острыми зубками за палец. От неожиданности он выпустил крысу, и все сотрудники заохали при виде маленького укуса на пальце у Васильича, хором предлагая ему бежать в травмпункт и непременно прививаться от всех заразных болезней, какие только существуют. Я посмотрел на Егория, его сотрудников, плюнул в сердцах и ушел, решив все-таки ехать к Полине. В селе Ильинском, как я убедился, люди много серьезнее городских. Я не спеша ехал по городу. Куда спешить: приятного я Полине Галаниной ничего сообщить не смогу и поэтому пытался оттянуть время. Поезжая мимо вокзала я неожиданно вновь увидел того парнишку, который сбежал от нас с Валерием. Он был опять с черным кейсом и, озираясь вокруг, садился в такси. Мне так казалось, что был этот парень курьером и доставлял какие-то материалы Галееву, а забирал от того готовую "продукцию". Он, видимо, не знал еще о событиях прошлой ночи и собирался ехать на знакомую мне виллу. Решив быть на сей раз похитрее, я поехал следом за такси. Машина немного попетляла по городу и направилась к трассе, ведущей к селу Ильинскому и, далее, в Выселки. Уж не знаю, по какой такой причине (а теперь уж и не узнаю), но такси остановилось за городом, и парень вышел из машины. О чем-то он поговорил ли, поспорил ли с водителем такси, только машина круто развернулась и отправилась в сторону города. Трасса была пустынна, и я решил подъехать к парню, одиноко стоявшему у обочины в ожидании, возможно, попутной машины. А вдруг он меня не узнает? Я и подъехал, остановившись рядом с ним. Только я дверцы машины приоткрыл и высунулся с предложением подвезти его, как парень вытаращил на меня глаза и побежал вдоль дороги. Я уже со смехом тихонько за ним двинулся, а он петлял, как заяц. Что бы ему в сторону "дернуть"?! А он точь в точь заяц, когда тот, значит, ночью из света фар вырваться в сторону не может из страха или еще по какой заячьей глупости. Так и этот парень. Побежит-побежит да оглянется: еду ли я за ним? - да вновь бежит. Вот споткнулся, упал, поднялся и опять побежал, пока вновь не растянулся на асфальте. Тогда он, вдруг, выбросил кейс с перепугу в кювет и вновь побежал было, да неожиданно в сторону, на встречную полосу, и выскочил. Странное дело! - я до сего момента не видел этот "Камаз". Откуда он вывернулся? И на полном ходу "Камаз" капотом этого паренька подкинул сначала вверх, а потом уж его на шоссе кинуло. Я остановил машину в ужасе и выскочил на дорогу: грузовик маячил вдали, а на шоссе лежало раздавленное тело этого чернявого пацана. Не нужно быть врачом, чтобы утверждать - погиб парень. Как назло: на дороге ни одной машины. Днем они обычно едут потоками. Да еще летом-то! А тут ни одной машины. Я по сотовому телефону вызвал милицию, скорую. И стал ждать, в волнении прохаживаясь вдоль дороги. Тут только я и увидел валяющийся "дипломат". Скорее чисто механически я подобрал его и бросил на заднее сиденье своей машины, а потом и забыл об этом, пребывая в состоянии шока. Пережитое за истекшие сутки сказывалось, знаете. Так до вечера я и отчитывался то в милиции, то на "скорой": кто наехал, где наехали, что за парень, не обратил ли я внимание на номера: В этот день я к тете Поле не попал, потому что вернулся поздно. Ко мне заявились Васильич с перебинтованным пальцем и Валерий Русинов. Егорий Васильевич постоянно морщился, якобы от боли, придуряясь перед нами. Я предложил Васильичу метод лечения, предложенный мне самому Петром Николаевичем Варенцовым: помазать покусанный пальчик кашачьей мочой, - но Егорий категорически отказался. Не хочет - не надо. Пусть тогда он у тебя долго болит, помнить будет, как диких крыс на руки брать. Мы засиделись допоздна, и я совсем забыл про тот "дипломат", что так и валялся у меня в машине. На следующий день я созвонился с Егорием Васильевичем и попросил его о направлении к его другу психиатру. Замучили меня эти кошмары по ночам. -Да какое тебе направление? Отправляйся к нему в городскую психиатрическую больницу, я ему уж давно позвонил и наобещал, что ты придешь.
      Психиатрическая больница располагалась за городом, недалеко, кстати, от трассы, идущей из Ильинского. Вокруг больницы зелень. Но пышная зелень - только и всего пышного и красивого, что было у этого "комплекса". Это потому я говорю, что само здание было в ужасном состоянии. Фундамент разрушался, шифер на крыше старый и побитый весь, осенью больным, видимо, было не сладко , когда от проливных дождей текли ручьи в палаты. Хотя, что могли эти больные сказать: разум у большинства из них разрушен; им теперь всегда было хорошо, лишь бы кушать давали. Единственный у них и был надежный рефлекс - еда. Ну, да ладно, я не философствовать сюда пришел, а по рекомендации Егория Васильевича от кошмаров своих избавляться. Врач-психиатр мужик был еще молодой, он вместе с Васильичем учился на одном курсе и даже на одном потоке. Они с Егорием внешне похожи были животами и толстой красной физиономией. Звали его, как мне сказал Егорий, Александром Александровичем Кирпичниковым. Я нашел его в кабинете. Кабинет был небольшой и неопрятный: стены обшарпаны, с потолка отпала часть штукатурки. Она и сейчас грозила падением, так что я даже примерился, куда бы мне лучше сесть, чтобы на голову не рухнул какой-нибудь здоровенный кусок штукатурки. Если он мне на голову, и без того болезную, рухнет, так кошмары мне уже не вылечить никогда. -Здравствуйте, я к Вам по рекомендации Егория Васильевича Попова. Зовут меня Иван Андреевич Криницин. -О-очень приятно, - поднял голову Александр Александрович. - Как же, как же: Звонил мне Егорий. Как он себя чувствует сам? Не болен ли? -Час назад был здоров, даже - слегка пьян. -Так вы с ним друзья? -Давно. -А что же мы с Вами не дружны, если он мне - тоже друг? -Надеюсь теперь, что подружимся. -Ну, рассказывайте, что у вас случилось? На что жалуетесь? Я рассказал ему историю своей болезни, о том, что меня периодически мучают кошмары, что кошмары эти впервые у меня появились после развода, незадолго до расследования, связанного с тем то, и с тем-то. -А сейчас Вы чем занимаетесь, если это не секрет? -Вообще-то, секрет, но: В общих чертах, это расследование связано с пропажей детей, точнее - одного ребенка. Вы знаете, то кошка мне снится, пожирающая еще не расцветший до конца бутон, то стали какие-то чудища сниться.. И все какие-то цветы, цветы. Или бутоны, на глазах засыхающие: они засыхают у меня на глазах и при этом жалобно плачут и плачут: Одним словом, ни сна мне, ни покоя. -А знаете, сны у Вас, возможно, пророческие! - вот что я вам скажу. И связаны они с Вашей работой. А что делать? - снятся же композиторам ноты ненаписанного еще произведения. Вот и Вам приблизительно то же снится. Не ноты, конечно, а объекты поиска. Или преступники: Ну, я не знаю, как Вы их там называете. На самом деле все оказывается проще, чем мне Егорий расписал. И лекарств Вам, возможно, никаких пить не требуется. Если уж совсем они, кошмары Ваши, покоя не дают, то, конечно, можно и попить чего снотворного. Однако, чаще это бесполезно. Для умного человека такие пророчества - не болезнь, а дар Божий. -Это что же, я в моих пророческих кошмарах могу в принципе увидеть и жертву, и преступника? -Да, только Вам эти кошмары, простите - пророчества - поощрять надобно. -Чем же их поощрять? Не алкоголем ли? -Ну, читать, работать, думать, версии всякие там предлагать мозгам Вашим: Алкоголь, который Вы - кстати очень! - упомянули, для нас, умных людей, принципиально не вреден, а и полезен для разрядки, значит, повышенной умственной работоспособности. Вот теперь я все понял. Все, что касается алкоголя, мне понятно до слез. -Так, я принес:алкоголь: -А что же Вы раньше молчали? -Речь о нем не заходила, а как зашла - вот, он - алкоголь. - И я вытащил из целлофанового пакета две бутылки марочного коньяка. -А вот это вы напрасно принесли. Сколько Вы за это добро заплатили? Небось, рубликов триста-четыреста? А сколько можно было простенькой русской водки купить? А-а! - то-то же. Мы с ним выпили тут же в кабинете бутылку коньяку, но я пил меньше, а ему с его комплекцией - знаете, сколько надо? Уже после третьей большенькой рюмки он раздобрел, и мы, наконец, перешли на "ты". -Вот, ты, Вань, ребенка пропавшего ищешь, а нам на днях женщина какая-то с дороги девочку привела, усталую и замызганную такую, что и описать невозможно. Видно, что лет этак тринадцать-четырнадцать, а узнать у нее ничего невозможно. То она мычит, то вообще молчит, а то вдруг подберет какую палочку маленькую либо хворостинку и - ну петь, а в песне той всего два слова и есть: спи, Зоя. У меня при этих словах дыхание в зобу сперло. -Где же ее нашли? -У дороги сидела, смотрела на автомашины. Глаза огромные, пустые какие-то, на вопросы не отвечает. Даже еду поначалу совсем не принимала, сейчас хоть это стала делать, но тоже как-то неопрятно и мало очень ест. Все молчит и молчит. И поет еще: как приступами это с ней начинается! - поет свои два слова. У меня сложилось впечатление, что она из своей жизни только их и запомнила, которые ей, может быть, самые приятные, то есть из того периода, когда ей хорошо было. -Это из чего же ты такой вывод сделал? А самому мне уже и говорить не в мочь было: сжало все в горле, дышать тяжело стало, а сердце! - сердце буквально из груди вырывается. -А из того, - поднял торжественно палец кверху Александр Александрович, - что у нее на теле ведь ни одного живого места нет, - сказал он и откинулся на спинку кресла, посмотрев на меня по-учительски. Посмотрел на меня да и еще добавил, уже нагнувшись к столешнице и понизив свой голос до шепота. - Насиловали ее, видать, жутким и всяким развратным образом. -Давай, Сан Саныч, еще выпьем, - и я с горя опрокинул еще одну рюмку, выпил и еще налил. И снова выпил. Тут же встал и нервно по кабинету прошелся. Резко перед доктором остановился и сказал отрывисто (себя я уже почти не контролировал!): -Пошли. Покажи мне эту девочку. Мне показалось, что Александр Александрович даже испугался моего вида, но пошел безропотно. Мы рядышком пошли с ним во двор: днем в палатах находились только буйные и отяжеленные сопутствующими заболеваниями, а остальные в это время гуляли во дворе. Некоторые больные ходили парами и разговаривали о чем-то, внешне, по крайней мере, они выглядели, как нормальные. Другие ходили поодиночке, разговаривали сами с собой. Мы едва не столкнулись с веселым мужчиной, быстро до этого ходившим по двору и жестикулирующим руками самым отчаянным образом. Он взялся убеждать нас в том, как беспечно и расточительно наше правительство: надо для экономии производить вечные спички. Я спросил его: -Вы кто будете по профессии? Он с пафосом ответил, указывая в небо пальцем: -Моя настоящая должность - министр мыльно-пыльно-угольной промышленности, и, вообще, я, между прочим, четырежды герой мира. Сейчас вот только по совместительству работаю истопником. Мы едва от него оторвались - такой оказался навязчивый. Зою я узнал сразу: она и сидела все так же, как там, в Ильинском, у дома своей бабушки Полины Галаниной. Сейчас Зоя баюкала маленькую хворостинку и протяжно, негромко, но очень уж жалобно напевала все одни и те же слова: -Спи-и-и, Зо-оя: Спи-и-и, Зо-оя:. -Давно это у нее продолжается? - спросил Сан Саныч у подошедшей медсестры. -Ну, минут десять-пятнадцать. -Сейчас закончит, -убежденно проговорил психиатр. И точно - Зоя замолчала, но сидела, как каменная - неподвижно, и смотрела в никуда пустыми огромными глазами с широкими зрачками. Я позвал ее тихонько: -Зоя, Зоя, ты слышишь меня? -Бесполезно, травма психическая, видимо, была так велика, что, боюсь, это все добром не кончится, - сказал Александр, озабоченно посматривая то на нее, то на меня. -Ладно. Пошли, Саша. Ты лечи ее, пожалуйста, самыми хорошими лекарствами. Все, что нужно, я добуду. Если деньги потребуются - дам. Мы расстались с Александром Кирпичниковым у входа в его больницу. Перед уходом я попросил его не сообщать в милицию о Зое, если еще не сообщали. Как оказалось, по халатности персонала как раз и не сообщили. Я пообещал сам сообщить, куда надо. С этим мы и расстались. Я шел и чувствовал, что меня буквально переполняет ярость, которую надо непременно выместить на злодеях. Иначе, не жизнь у меня будет, а один сплошной кошмар. Что до Зои - пусть пока полечится, а попозднее я тете Поле сообщу о ней. Очень уж девочка плохо выглядит: от одного только вида Зои как бы с Полиной-то чего не случилось.
      Дня на три я совсем забыл о черном том "дипломатике", валявшемся у меня на заднем сиденье в машине. Меня так ошеломила смерть несчастного курьера, неожиданная встреча с Зоей в психиатрической больнице, что все из головы вылетело. Возвращаясь поздним вечером из гостей (меня на пельмени приглашала мама), я и обратил вновь свое внимание на него. Поставив машину в гараж, я захватил в дом и "дипломат". Дуська кинулась навстречу мне: скучает, проказница, или есть опять захотела. -Дуська, есть, что ли, хочешь? Но Дуська мяукала во всю Ивановскую. Понятно, на сей раз точно - кота захотела. Покормил ее, сам выпил рюмку коньяку и решился все-таки: открою кейс. Замок был закрыт кодовым замком. Я поддел слегка крышку ножом, и она откинулась. Изумленному моему взору открылась удивительная картина: в "дипломате" лежали с десяток толстеньких пачек с американскими долларами. Так это за порнопродукцию вез курьерчик с Галеевым рассчитываться! Черный нал, грязные деньги. Так - некому теперь отдавать их. Ну, и взаправду, не возвращать же бандитам этакое сокровище? Они им теперь совсем ни к чему. Да - глупость! - взять надо деньги на покрытие, хотя бы, немалых расходов нашего агентства. Возьму! Руку уже тянул к деньгам, но отдернул опять. Нет, не мои ведь деньги. Из-за таких вот равнодушных и жадных людей и бедствует наше государство. Я заходил в волнении по комнате, убеждая себя в этой правоте, рисовал картины одна радужнее другой: иду, скажем, в налоговое управление или иную какую инстанцию, отдаю эти деньги, они сердечно поздравляют меня, благодарят; в местных "Губернских ведомостях" заметка какая-никакая появится о моем благородстве: Заманчиво, конечно:Походил я по комнате в еще большем волнении. Только ведь никакому государству деньги эти не дойдут. Присвоят себе эти разгильдяи. Они такие! Я опять подошел к дипломату с деньгами и смотрел завороженно на эти тугие пачки с "баксами". Да:Черт бы с ними, возьму, пожалуй:
      Послесловие
      Труп Галеева долго искали в озере водолазы. Катерок тот жестяной отыскали. А вот труп так и не нашли. А нет тела - нет дела. Дело-то хотели Валерию Русинову "пришить" перед его уходом из уголовного розыска ко мне в агентство: невиновного, дескать, человека утопил выстрелами из своего табельного огнестрельного оружия, а теперь хочет от справедливого суда избегнуть. Я так думаю, что водолазы, зная, что вытворял этот Жлоб, его таки нашли, но не вытащили, а только какой-никакой шпалиной железной и ржавой привалили, чтоб, значит, окончательно не всплыл. Но это - исключительно мои домыслы. В прокуратуру доставили громадный архив с порнопродукцией, среди которой не нашли ни одной кассеты с записями "развлечений" городской знати, а искали пристально. Были ведь при обыске, который проводил еще Валерий Афанасьевич Русинов, но исчезли куда-то. Возможно, что кто-то подумает на меня, но я ведь при обыске не присутствовал, а отмачивал свои обгрызенные крысами ноженьки в узеньком ручейке, который змейкой вытекает из озера в деревеньке Выселки. Зоя продолжает лечиться в больнице у психиатра Кирпичникова, с которым мы окончательно подружились. Эффект от лечения современным методом, который разработал сам Кирпичников Александр Александрович, великолепен. По крайней мере, Зоя уже разговаривает. Я посетил ее на днях в психиатрической больнице, и она мне улыбнулась. А на вопрос: "Как зовут тебя, девочка?" - ответила с радостью: "Зоя!". Просто, мне кажется, ко всем маленьким, беззащитным и униженным людям, равно как и к старикам, надобно относиться по-человечески, и они обязательно отзовутся вам если не разумом, как, например, тот "министр мыльно-пыльно-угольной промышленности", так сердцем непременно! Деньги, что я обнаружил в дипломате у курьера того - чернявого паренька, пойдут на наш новый офис, потому - служим мы благому делу. За трупом погибшего паренька никто в морг не обратился, и я похоронил его за свой счет. На скромном памятнике я, подумавши и посоветовавшись с другом своим, Егорием Васильевичем Поповым, написал: "Неизвестный молодой человек, жертва мафии". Документов ведь, удостоверяющих его личность, никаких не было. Пистолет, из которого был застрелен бывший владелец деревообрабатывающего заводика в селе Ильинском, был обнаружен в доме Галеева, был и акт составлен, но он куда-то тоже исчез. И что за страна! Как дело касается богатых, так все что-нибудь исчезает. Виллу у озера, правда, пообещали отдать под дом престарелых, но я был недавно у Варенцовых, так Нюра мне рассказала: все, что в газете начальство наобещало одиноким старикам, так это все для отмазки глаз населению, для блезиру, значит. А уж Александр Максимович Заботин, бобылем живший в деревне Березовка и годами престарелый, обрадовался, было. А то бы не благодать жить в таком раю, у озера, со стариками-одногодками. Вышел бы иной раз с удочкой к озеру да и порыбачил. Рыбы ведь в том озере - прорва! Так, нет, не дали старикам. Живет уж там Губернатор. Ничего, Нюра, у нас в детективном агентстве материалу "сексуального" на него больше, чем на Жлоба. Справимся, поди:Не последний день живем!