– Чем болел-то?
      – Фаликулярная ангина. Температура, уколы… Ну, вы понимаете.
      – Ясно, - протянул Родион Романович. - Давай тогда мне справку. Я передам секретарю.
      Я с готовностью достал листок и протянул преподавателю. Я надеялся коснуться его, чтобы исцелить, но он взял справку в нескольких сантиметрах от моей руки. Я аж зубы сжал от досады. Боль Родиона Романовича была сильной, очень сильной. Мне было ужасно, а у него-то боль сильнее в несколько раз, а мне досталась лишь ее уменьшенная доза.
      Я уже начал разбираться в боли и болезнях, вызывающих ее. Поэтому я безошибочно определил, что у моего любимого преподавателя рак желудка в последней стадии. Господи, жуть-то какая! И какое дьявольское везение! Ведь, не приди я в ближайшие дни, и Родиона Романовича вынесли бы отсюда ногами вперед еще до конца недели.
      Так, нужен был предлог дотронуться до него. Но как? Броситься обниматься с криком: "Как же я давно вас не видел!" Нет, слишком глупо, хотя на крайний случай сойдет и это. Не пропадать же человеку из-за моей дурацкой гордости?
      И тогда я пошел по обходному пути.
      – Родион Романович, - я для вида опустил глаза, демонстрируя свой стыд. - Вы дали мне месяц на сказку, но из-за болезни… Сами понимаете… Не могли бы вы дать мне дополнительно время? Иначе я не успею.
      Препод задумчиво помолчал.
      – Я не люблю делать исключения для кого-либо, - сказал он. - Но ты как один из моих самых лучших студентов, пожалуй, заслужил поблажки. Но, имей в виду, даю тебе только две недели сверх срока. К этому времени сказка должна быть готова.
      – Будет, - заверил я.
      – Только вот… - Родион Романович запнулся и продолжил с видимым усилием. - Через месяц, скорее всего, тебе придется сдавать работу другому преподавателю.
      – Почему? - я сделал вид, что искренне удивился, хотя мне давно все было ясно.
      – Разболелся я что-то, - признался преподаватель. - Возможно, очень скоро уйду на больничный.
      "Не уйдете!" - мысленно пообещал я, понимающе кивнул и собрался уходить.
      – Ну, спасибо вам огромное за понимание и продление срока сдачи работы.
      – Да не за что. Главное, чтобы сказка твоя вышла не тяп-ляп, а достойной.
      – Конечно, - кивнул я и протянул ему руку, - еще раз спасибо.
      Он пожал протянутую руку с печальной улыбкой, и я выпустил из себя целительную силу. Надо сказать, с силами я несколько не подрассчитал. Как всегда, когда я кого-то лечил, ветер усиливался. И сейчас мой ветерок выбил оконную раму, и окно распахнулось.
      Родион Романович охнул и бросился закрывать окошко, даже не заметив, что постоянно преследующая его боль пропала.
      – До свидания, - тихо и чуточку торжественно сказал я и вышел из аудитории с чувством выполненного долга.
      И, угадайте, с кем я сразу же столкнулся в коридоре? С Ухом, конечно!
      – Привет! - первым поздоровался я.
      – Привет, - он выжидательно посмотрел на меня. - Ты, что же это, работу свою золотоносную бросил?
      – Нет, решил совмещать ее с учебой.
      – Ясно, - Сашка поджал губы, сдержанно мне кивнул и пошел в аудиторию.
      Я последовал за ним. Учиться все-таки надо.
      В аудитории уже была почти вся наша группа. И меня еще раз поприветствовали массы.
      Я остановился около стола Писы. Это ж надо, она только пришла, а уже что-то пишет.
      – Привет.
      Она подняла глаза и улыбнулась.
      – Привет.
      – Как с родителями? Все обошлось?
      Писа кивнула, и я удалился за свободный стол. Только тут оказалось, что мы с Ухом уселись рядом. Случайность, честное слово. Мне захотелось стукнуться башкой о столешницу. Но, однако, никто из нас из вредности не пересел.
      Словом, первая пара прошла в молчании. А на перемене перед второй я заметил, что половина народа все время перешептывается за спиной. "Интересно", - подумал я и начал прислушиваться, догадываясь, по поводу чего распустили сплетни. Тем более что самая большая "кучка" собралась возле Машки.
      До меня долетел обрывок фразы: "…говорю, они с Писой…" Что мы с Писой, я не услышал, но догадаться не составило труда. Но я вовсе не расстроился. На общественное мнение мне было, мягко говоря, начхать. Пусть себе треплются, Писарева хоть раз побудет в центре внимания.
      Но другая фраза, которую я услышал целиком достаточно ясно, меня задела и разозлила до крайности. "Ну, Денис дает! Чего позориться-то?" Нет, обсуждайте, что хотите, но, по крайней мере, позаботьтесь, чтобы предмет сплетен вас не слышал. Кроме того, эти слова меня задели. Хорошо хоть Ленка этого не слышала, потому что ничего более обидного для нее я просто не мог придумать. И, вообще, какое право они имеют решать за меня, с кем мне встречаться, а с кем - нет? И уж точно мне виднее, что для меня позорно.
      После той ночи и нашего разговора я испытывал к Писе добрые чувства. Она оказалась довольно интересной и вовсе не глупой собеседницей. И сейчас мне стало обидно не за себя, а за нее. Меня-то парой фраз не пробьешь, а она и так уже забита глупым общественным мнением до предела. Меня почему-то всегда любили обсуждать, народ по непонятной мне причине вечно интересовало, когда и с кем я встречаюсь, с кем делю постель и т.д. и т.п. И вот теперь из-за меня под удар попала Ленка.
      – А, может, это неправда? - донесся до меня голос того самого Сережки, который заложил меня перед бабушкой. - Может, Денис просто прикололся?
      Прикололся. Ну и что? Нельзя? Я тебе щас штаны к интересному месту булавкой приколю, чтоб язык не распускал…
      Всю вторую пару я просидел в раздумьях, как бы всем этим сплетникам утереть нос, чтобы это не повредило Писаревой. Любой мой выпад мог привести к тому, что все бы поняли, что я Машке по телефону наврал. Короче, я бы поигрался, а Ленка как была бы ниже кафеля в уборной, так и осталась бы.
      Нет уж, не хотел я взбираться наверх по трупам, тем более что я уже был наверху.
      К концу пары я определился, что делать. Писе это поможет, мне - нет, но доставит моральное удовлетворение, когда я увижу обалдевшие рожи своих однокашников.
      На перемене я подошел к Писаревой.
      – Слышала слухи? - поинтересовался я.
      Она испуганно посмотрела на меня.
      – Краем уха. Не прислушивалась. И так ясно, что напридумывали всякой дряни… Прости.
      – За что? - не понял я. - Это я бросил Машке кость.
      – И что теперь делать?
      – Утереть им нос, а потом забудут, не переживай.
      На следующей паре писали работу. Момент для воплощения моего плана - лучше не придумаешь.
      До звонка было минут пять. Писарева первой сдала работу и вышла. Я тут же сдал свою и вышел за ней.
      – Лен, подожди! - окликнул я ее в коридоре.
      Она вернулась.
      – Встань сюда, - распорядился я, и мы остановились как раз напротив дверей, откуда через пару минут вывалятся наши одногруппники.
      – Что ты хочешь? - подозрительно спросила Ленка.
      – Хочу поднять твою репутацию.
      Она не понимала.
      – Зачем?… То есть, каким образом?
      – Я люблю удивлять. А ты разве нет?
      – Нет… Не знаю…
      – Значит так, - собрался я. - У тебя нет парня. Задумывалась - почему?
      – Со мной что-то не так? - предположила она.
      – В общем, да, - согласился я. - Все считают, что с тобой что-то не так. А если кто и полагает иначе, то он никогда к тебе близко не подойдет, боясь мнения тех, кого не спрашивают.
      – Я это знаю, - удрученно признала Ленка. - И что же ты предлагаешь?
      – Кое-что, - уклончиво ответил я. - Но, гарантирую, после этого отношение к тебе изменится.
      – Каким образом?
      Прозвенел звонок.
      – А вот таким!
      Я притянул ее к себе и поцеловал. Она перепугалась, но быстро сообразила, что к чему и попыталась ответить на поцелуй. Бедная Ленка не знала, куда деть руки, но, наконец, сообразила, что следует меня обнять.
      Из аудитории посыпали наши обожаемые одногруппники, и все так и остановились, поразевав рты.
      Писарева целоваться не умела, но я сделал все, чтобы со стороны этого было не заметно. Гляди, еще и самой популярной девчонкой факультете станет. Я дико не люблю себя хвалить, но в универе я был очень популярен, и девчонка, появившаяся со мной, уже никогда не оставалась без внимания. Ну, честное слово, не знаю почему.
      Мы отстранились, и я тут же умудрился обнять ее и обернуться к нашим "зрителям".
      – Чего уставились? Или вы приверженцы идеи, что в России секса нет?
      – Мы… Нет…
      – Пошли…
      – Пошли отсюда…
      – Пошли, - сказал я Писе, и мы так и дошли в обнимку до конца коридора.
      – Почему ты не предупредил? - прошипела она, но укоризны в ее голосе я не заметил.
      – А ты бы отказалась, - беспечно ответил я.
      – Я всегда считала, что целуются по любви.
      Ба! Да наша Писа еще и романтик!
      – Если ждать большой и светлой любви, можно и состариться нецелованным, - высказался я.
      У нас оставалась еще одна пара. И мы с Писаревой устроили еще один маленький спектакль для любопытных. На второй раз, надо признать, целовалась она гораздо лучше. Да и интересу к нам уже поубавилось. Действительно, если сперва можно было догадаться, что это какой-то фарс, то, когда история имела продолжение, все поверили и восприняли как должное.
      Когда я уже выходил из здания университета, ко мне подскочил Сашка.
      – Ты что вытворяешь?! - набросился он на меня.
      Если честно, я не очень понял причину его психа, но инстинктивно отбил атаку:
      – Ты, кажется на меня обижен, а обиженные вопросов не задают.
      – К черту обиду! - Ухо был настроен серьезно. - Ты чего к Писе пристал?
      – Никуда я не пристал! - возмутился я. - Мне просто надоело, что ее считают недочеловеком.
      – И ты решил помочь? - ехидно так поинтересовался Сашка.
      – Допустим.
      – Допустим?! Соображаешь, что ты делаешь? Это не Изольда, которой на все начхать и на тебя в том числе.
      – Ты о чем? - нахмурился я. Мне не понравилось упоминание о моей бывшей пассии.
      – О том, чего никогда не видел ты. Ленка Писарева была в тебя влюблена на протяжении всей школьной эпохи!
      – Не мели ерунды, - попросил я. Чтобы Писа была влюблена в меня - бред! Сашке, действительно, только в "желтой" прессе работать - такие истории придумывает, отпад просто! Вот кого надо было заставлять сказку сочинять, такую состряпает, дух у читателя захватит.
      Тут Ухо так странно посмотрел на меня, что у меня ком в горле встал, потому что в его взгляде явственно читалось омерзение.
      – Да что с тобой стало? - ужаснулся он. - Гляжу на тебя и не узнаю. Ты… и не ты.
      Тут я уже оскорбился.
      – А может, это с тобой не все в порядке? - ядовито осведомился я и, обогнав Сашку, первым вышел из дверей.
      Противно так на душе было. Противно, с одной стороны, а с другой - очень обидно, что обо мне так думает мой еще недавно лучший друг…
      "Не я" теперь я, это точно, он прав. Точно "не я", не тот "я", который был прежде…
      И я пошел к автобусной остановке. Меня ждало мое задание, и нервы еще пригодятся. А вообще, вместо всяких дел, я бы лучше поехал домой и выспался по-человечески.
      Когда я пришел на остановку, там обнаружилась Писа. Это ж надо, какое совпадение!
      Чтобы поехать к Акварели, мне был необходим кто-то из обычных людей, "бездарных", как любили говорить маги, выражая этим свое превосходство. А кого мне было взять с собой? Нужен был кто-то, кто не станет задавать лишних вопросов. Я уже думал, что придется ехать одному, и будь, что будет. А тут Писарева. Вот это удача! Она вдвойне мой должник, а потому ни за что не откажет.
      – Ты домой? - как бы невзначай поинтересовался я.
      Она пожала плечами.
      – А куда еще? Вот только автобуса что-то долго нет.
      – А ты очень торопишься? - не отставал я.
      Ленка прищурилась, хитро глядя на меня.
      – Так и будешь ходить вокруг да около? - прямо спросила она. - Говори, что тебе надо, а потом я уже скажу, тороплюсь я или нет.
      – Помнишь, я говорил тебе о социальной работе?
      – Конечно.
      – Так вот, мне на этой работе дали задание. И один я его выполнить не могу.
      – Что ж тебе помощника не дадут? - удивилась девчонка.
      Хороший вопрос, нечего сказать. Так и в тупике можно оказаться. Действительно, почему мне не дали напарника? Я уже слышал властный голос Красова, не терпящий возражений: "Не положено!" Да уж, из Петра Ивановича вышел бы превосходный тиран-самодур.
      Но простой вопрос Писы требовал простой ответ.
      – У нас нехватка кадров, - выкрутился я.
      – Если тебе нужна помощь, просто скажи.
      Ах да, я и забыл, что больше всего на свете Ленка Писарева ненавидит и боится навязываться.
      – Мне нужна помощь, - признал я. - Поможешь? Мне больше не к кому обратиться.
      Последняя фраза ей явно польстила, потому что Ленка улыбнулась.
      – Помогу, конечно. А что делать-то надо?
      – Поехали, а по пути расскажу, - предложил я, опасаясь, что, если поведаю обо всем заранее, Писа, того и гляди, откажется. Хотя вряд ли, но чем черт не шутит.
      И мы поехали.
      Я рассказал Ленке обо всем в автобусе. Правда "обо всем" не совсем верные слова, потому что я перекроил реальную версию событий, как только мог. По моим словам, Акварель выставлялась помешанной на магах. И мое задание состояло в том, чтобы убедить ее в том, что ее "идея фикс" беспочвенна, а иначе девушку отправят в дурдом.
      Я боялся, что Писарева придерется к какому-нибудь несоответствию, которых в моих россказнях было немало; но моя новоявленная помощница слушала с предельным вниманием и ни разу меня не перебила, что меня, честно говоря, удивило, потому что в своем повествовании я столько намутил, что у нормального человека мозги бы в творог свернулись. А Писа - ничего, выслушала, вроде, даже поверила. Вот потом и думай, кто из нас псих. Скорее, оба…
      Дом Акварели оказался девятиэтажным, и она, по закону подлости, естественно, жила как раз на последнем этаже. На дверях лифта нас встретила веселая табличка: "Не работает". Рядом с надписью явно детская рука вывела незатейливые анатомические рисунки, при виде которых Ленка фыркнула.
      И мы поплелись по лестнице.
      – Сложноватые у тебя задания для новичка, - высказалась Писа.
      – Говорю же, людей не хватает, - придерживался я первоначально версии.
      – А как ты попал на эту работу?
      Да, нашел себе человека, не задающего вопросов. Ладно, зато ей можно скормить этакий гибрид правды и лжи, и она ни о чем не догадается.
      – У меня там дед работал.
      – Ясно, - на мое счастье, дальше вопросов не последовало, мы поднялись на желанный этаж и остановились у обитой войлоком двери с номером "27".
      Я вдавил клавишу звонка. Звон раздался по всей лестничной площадке, так что не услышать его мог разве что глухой. Однако дверь нам открывать никто не спешил.
      – Может, нет дома? - предположил я.
      Ленка недоверчиво посмотрела на меня, потом с подозрением на запертую дверь и выдала:
      – Акварель же параноик. Разве она не может просто не желать пускать к себе посторонних?
      – Логично, - признал я и позвонил еще. - Эй! Есть кто дома?! Мы не уйдем, пока не получим аудиенцию.
      На этот раз за дверью послышалось шевеление, а затем глухой вопрос:
      – Кто там?
      – Соцслужба! - немедленно выдал я.
      – А у меня все в порядке, - тут же ответил дерзкий голос из квартиры. - Мне помощь не нужна!
      – А мне ты не нужна, - пробормотал я себе под нос.
      Писа глянула на меня и решила взять все в свои руки.
      – Мы, конечно, понимаем, что вам помощь не нужна, - убедительно заговорила она. - Но, в таком случае, нам нужна ваша помощь.
      – Зачем? - удивленно и, одновременно, подозрительно раздалось в ответ.
      Действительно, зачем? У меня в последние дни ум за разум зашел, и соображал я из рук вон плохо, а врать я вообще разучился.
      – Как - зачем?! - вдохновенно продолжила Писарева обиженно-трагическим голосом, с хитрой улыбкой глядя на меня. Я же, в свою очередь, решил, что Ленке надо в актрисы. - Мы не монахи, желающие выслушать вас. Мы работники службы социальной помощи и работаем мы, между прочим, за зарплату.
      Я удивленно вскинул брови. За зарплату?! А я-то считал, что работа в подобных организациях добровольна и не оплачиваема. Но этот факт Писареву не интересовал, видимо, она решила помочь мне в полном смысле этого слова.
      И она продолжала:
      – Мы работаем за деньги. И, если мы не поговорим с вами, то этих денег мы не получим. Имейте совесть, - чуть тише добавила она.
      За дверью от подобной наглости задумались, а потом раздался звук открываемого замка.
      Писа победно глянула на меня.
      "Если так и пойдет, - подумал я. - Скоро не она будет моей должницей, а я ее должником".
      Дверь открылась.
      На пороге стояла высокая особа в сером спортивном костюме, изрядно испачканном краской всех цветов радуги. Девушка носила очки поверх больших карих глаз, а темные, почти черные волосы были завязаны в замысловатую "фигу" на макушке. Да, хозяйка квартиры выглядела красивой от природы, но помешанной на творчестве художницей. И имя Акварель подходило ей как нельзя лучше. Но что-то в ее облике было не так. Только спустя некоторое время я узнал, что же было "не так", а тогда у меня просто появилось ощущение, что что-то в облике Акварели не соответствует друг другу.
      – Проходите, - пригласила она нас. - Проходите, но не надолго. Мне столько раз промывали мозги бесполезной болтовней, что долгого разговора я не вытерплю.
      – Мы долго не задержимся, - тут же пообещал я и первым вошел в квартиру. Писа последовала за мной.
      В жилище было… вернее, не было ничего необычного. Квартира как квартира. Мебель, допустим, старая, но и у нас была не новее, а такой чистоте стоило позавидовать.
      – Здесь очень мило, - прокомментировала Ленка.
      – Я стараюсь, - хмуро отозвалась Акварель. - Друзей у меня нет, так что у меня всего два занятия в жизни: рисую и навожу порядок в доме. Ладно, проходите на кухню, так и быть, чаем напою.
      Где-то через полчаса сидения на аккуратной кухоньке у нас завязался вполне сносный разговор из разряда: "ни о чем", целью которого было разговорить Акварель и заручиться хоть малой толикой ее доверия. Не знаю, насколько нам это удалось, но, честное слово, мы старались.
      Надо сказать, Акварель оказалась интересной собеседницей, умеющей отбить любой выпад. Но у меня была другая цель, кроме оценки ее уровня развития.
      – И как же произошло, что ты осталась одна? - спросил я, подбираясь к интересующему меня вопросу.
      – А очень просто, - отозвалась Акварель, набуравив себе уже третью кружку крепчайшего черного кофе без сахара. Я, конечно, тоже люблю черный кофе, но то, что пью я, можно назвать лишь подкрашенной водичкой по сравнению с тем, что пила она. Девушка в третий раз взяла кружку и, глазом не моргнув, насыпала туда четыре столовых ложки растворимого кофе и залила кипятком. Интересно, у нее от такого угощения желудок в узел не сворачивается? У меня бы точно свернулся. А по тому, как Писарева корректно отвела взгляд в сторону, понятно, что и у нее тоже. - А очень просто, - зачем-то еще раз повторила Акварель. - Не каждый хочет общаться со странной, - для убедительности она выпучила глаза.
      – Но ведь в твоей власти не быть странной, - заметил я, - собственно, за тем мы и здесь.
      – Странность… - печально повторила Акварель и залпом выпила все содержимое своей кружки. Для тех, кто не понял, поясняю: она заглотила четверть литра кипятка и даже не поморщилась! Да уж, именно это я бы и назвал "странность". Акварель же, похоже, не видела в своем поведении ничего необычного (еще бы, для нее-то это было привычным) и на той же грустной ноте продолжала: - Странность - это то, с чем тебя и принимают настоящие друзья. Разве не так?
      – Наверное, - неуверенно ответила Писа, не имеющая друзей.
      – Конечно, - понимающе кивнул я. - Хочешь сказать, что на поверку оказалось, что настоящих друзей у тебя вроде как и нет?
      – В яблочко! - она блеснула глазами и без предупреждения швырнула свою кружку в стенку. Та разбилась вдребезги (я имею в виду кружку, стене повезло больше - она отделалась легким испугом).
      – Странность, - задумчиво произнесла Ленка.
      – Странность?! - я еле усидел на своем стуле. - Еще миг - и я валяюсь с инфарктом! Предупреждать же надо!
      Акварель пожала плечами:
      – Я же сказала: "В яблочко".
      – Хорошее предупреждение, - прошипел я сквозь зубы. Я вообще в последнее время стал нервным, все ждал наступления черных сил, а тут еще лишняя нагрузка для моих полумертвых нервных клеток.
      – Вот-вот, - кивнула Акварель, - мои друзья подумали то же.
      – Если ты в них бомбила без предупреждения, не сомневаюсь.
      – Не бомбила, - возразила она. - Просто настаивала на своем. Меня сочли сумасшедшей и отвернулись.
      – А родственники? - несмело спросила Ленка.
      – Никого, - сухо отрезала Акварель.
      – Извини…
      – Ничего. Я думаю, вам не надо рассказывать, что к психам не больно-то хорошо относятся.
      – Вообще-то, да, - согласился я. Полет кружки меня неприятно поразил. Может, если бы она приземлилась у другой стены, а не у той, около которой сидел я, впечатления было бы меньше. - И твоя… э-э… вера в волшебников так велика?
      – Как в то, что кружку не склеить.
      Я покосился на осколки, но из упрямства все же сказал:
      – Дай мне хороший клей, и посмотрим.
      Она только усмехнулась.
      – Но ведь вместо разбитой кружки можно купить новую, - вставила Писа.
      – Купить новую веру? - насмешливо поинтересовалась Акварель.
      – Получить новую уверенность. Жить настоящим. Вот сейчас, например, ты же не видишь перед собой ни одного волшебника…
      Я аж захлебнулся кофе и, чуть не задохнувшись, закашлялся. Ну, совсем ни одного волшебника! Хотя если я сейчас задохнусь, и впрямь ни одного не останется.
      – Постучать? - осведомились мои собеседницы в один голос.
      Но я уже кое-как справился с дыханием.
      – Спасибо, я жив… Так о чем мы?
      – О новой вере, - снова исказила Акварель Ленкины слова.
      – А я думал, мы говорили о новой уверенности.
      – Все равно, для меня неприемливо ни то, ни другое.
      – Ты так в это веришь? - ужаснулась Писа.
      "Если да, тебе конец", - хмуро подумал я.
      – Верю, - ответила Акварель, - пойдемте.
      Она резко встала и вышла из кухни, хотя слово "вышла" не в полной мере отражает скорость, с которой девушка это проделала. Мы с Ленкой переглянулись и подались за ней.
      Акварель провела нас в комнату, дверь в которую до этого была заперта.
      – Это моя мастерская, - ответила она на еще не заданный вопрос. - Здесь я провожу почти все время. Входите же.
      Комната оказалась небольшой и совершенно без мебели. На стенах были кое-какие полки, на которых в ряды стояли краски и кисти в стаканах и баночках. Посередине помещения располагался, как и положено в мастерской художника, мольберт. На нем был какой-то наполовину стертый карандашный набросок. Но все это малоинтересно, воображение поражало другое…
      Весь пол был усыпан холстами, на которых был изображен все время один и тот же человек - седовласый мужчина в черном плаще-балахоне с капюшоном. На каждом рисунке он непременно стоял я моря, подняв руки. Правда, цвет моря и неба менялись от картины к картине. И все же маг (а это явно был тот, кого художница видела) был изображен как живой. Да, талант у Акварели был, это неоспоримо.
      – Потрясающе, - прошептала Ленка.
      Я был склонен с ней согласиться, но восхищаться вслух не стал, слишком уж неудачного натурщика нашла себе Акварель. И как, интересно, разубедить ее в нереальности данного субъекта, когда она видела его так ясно и запомнила все детали образа?
      – И что же, по-твоему, делал волшебник? - поинтересовался я.
      – Стоял у моря и собирал тучи. Сразу после этого и начались постоянные дожди.
      – А ты что там делала? - не понял я.
      – Рисовала закат, конечно, - Акварель гордо вскинула голову.
      – А это не могло быть совпадением? - вмешалась Писарева. - Может, это был обычный мужчина, которому взбрело в голову поразмахивать руками?
      – Я похожа на идиотку? - резко бросила Акварель. - Это был маг. Они среди нас. Они выглядят как люди, но людьми их назвать нельзя.
      Да, выходит, я и не "людь" вовсе… Очень приятно.
      А если честно, я совершенно не знал, что мне делать.

12 глава