Катя ходила кругами, заглядывая в спальню. Астра слишком долго сидит у зеркала. Видно, любит своего жениха, раз так тщательно прихорашивается. Раньше она и десяти минут на макияж не тратила. Расчешет волосы, мазнет по губам помадой — и готово.
      — Почему ты ничего себе не покупаешь? — изумлялась гостья из Богучан.
      Астра добродушно улыбалась.
      — У меня все есть, — объясняла она. — Одежда не должна бросаться в глаза.
      — Это еще почему? Наоборот…
      — Профессия обязывает.
      — Так ты ж не работаешь.
      — Временно. Вообще-то я занимаюсь… кое-чем…
      Глаза Кати, и без того круглые, превратились в два блюдца. Она взмахнула руками, словно собиралась взлететь.
      — Чем же таким ты можешь заниматься? — недоверчиво прищурилась она. Неизвестно, что пришло ей в голову, но Катя себе не поверила. — Да ладно, разводишь меня. Думаешь, раз я в медвежьем углу родилась, то совсем дура? У меня, между прочим, природная смекалка!
      Она не хотела показаться простофилей, поэтому молча засопела и отправилась на кухню жарить блинчики. Они у нее получались тонкие, ровные и просто таяли во рту.
      — Иди обедать, — спустя сорок минут позвала она. — Пока блины горячие. Нельзя же на голодный желудок по музеям ходить. Слуша-ай, сколько можно ждать?
      Не получив ответа, Катя заглянула в спальню.
      — Чего ты там высматриваешь, в зеркале?
      — Гадаю, придет или не придет. Это не простое зеркало, оно из венецианского стекла. Видишь, амальгама золотистая?
      — Покажи! Ух, ты! Какая рама! Неужели позолоченная? Где ты его взяла?
      — Вынесла из горящего дома.
      Астра сказала чистую правду. Это зеркало с выбитым на обратной стороне именем ALRUNA принадлежало баронессе Гримм, у которой она работала компаньонкой. Во время пожара ей чудом удалось спастись. Когда дом загорелся, баронесса была мертва… Астра взяла из ее вещей только венецианское зеркало.
      — Врешь, — опять не поверила Катя. — Все ты придумываешь. Артистка! Не зря ты в театральном училась.
      В доме баронессы имелся тайник — как раз в той самой комнате, где поселилась Астра. Она обнаружила там сухой корешок, завернутый в алую тряпицу, и видеокассету. Корешок имел вид человеческой фигуры. Астра решила, что нашла мандрагорового человечка Альрауна — магического помощника, который оберегает своего хозяина и повсюду следует за ним.
      Альрауна она Кате показывать не рискнула. Сестра и так считает ее немного чокнутой. В чем-то она, наверное, права.
      — Ой! Блины небось остыли совсем! — спохватилась Катя.
      Она смирилась с посещением Третьяковки. Если туда с ними пойдет Матвей, жених Астры, она готова вытерпеть скучное блуждание по залам с картинами. А вечером он пригласил их в ресторан…

* * *

      Кира сидела в салоне красоты, ждала, пока истечет время, положенное для окраски волос — она в очередной раз осветлила свою шевелюру. За окном шел снег, небо, улица и дома были белыми.
      В углу салона уже стояла искусственная елка в бегающих огоньках. Здесь начали готовиться к Новому году: развесили блестящую мишуру, расставили стеклянные кубы, наполненные золотыми шарами, — в духе современного дизайна.
      — Пора смывать, — сказала девушка-парикмахер.
      И Кира опустила голову на черную мойку, удобно устроившись в специальном кресле. Зашумела вода, запах краски смешивался с запахом шампуня. Кира закрыла глаза.
      — Теперь нанесем бальзам…
      Руки мастера порхали вокруг ее головы — вытирали, расчесывали, сушили, укладывали. Шумел фен, из динамиков доносились простенькие мелодии песен о любви. А есть ли эта любовь? Или люди создали ее, выдумали чудесную игрушку — от безысходности, от тоски? Чтобы было о чем мечтать, слагать стихи, петь… Чтобы впереди, в туманном будущем, проступал мираж счастья.
      Посмотрев в зеркало, Кира осталась довольна. Светлые шелковистые волосы обрамляли лицо с нежными скулами и удлиненными глазами, с изломанной линией бровей. Такую форму густым от природы бровям Киры придал визажист, он же научил ее правильно пользоваться декоративной косметикой: выделять достоинства черт и сглаживать недостатки.
      — Только легкая неправильность делает лицо живым и прелестным. Нет безукоризненных линий, есть их гармоничное сочетание.
      Кира Сарычева с детства ненавидела свое имя и внешность, а более всего — свою жизнь. Жалкое прозябание в богом забытом поселке с названием Сухая Балка не сулило ничего, кроме постылой работы, несчастливого замужества и горьких слез. Полная безнадега. Пожалуй, она тоже сопьется, как ее мать, в молодости — первая певунья, плясунья и красавица. К матери сватались лучшие парни, а вышла она за матроса с буксира «Вольный», бесшабашного забияку с кудрявым чубом и маслеными глазами. Он играл на гармошке, всегда был навеселе, скалил белые зубы и целовался, как черт. Бабы сохли по нему, а он выбрал Маньку — за ее звонкий голос, тонкий стан и пышную грудь, за точеные ножки, за ямочки на румяных щеках.
      Кира невзлюбила своего отца — его волосатые руки с толстыми пальцами, вытатуированными якорями и въевшейся в поры грязью; его потные тельняшки, гнилое дыхание и пьяную забористую ругань. Он бил жену, к дочери обращался не иначе как шалава, а все деньги тратил на водку. С утра лица отца и матери, опухшие, синие, напоминали Кире физиономии каких-то упырей из фильмов-сказок.
      Вместо завтрака ее посылали собирать бутылки или покупать пиво «на опохмелку». Когда подросла и пошла подрабатывать посудомойкой в буфет, начали тянуть из нее деньги.
      — Сколько вы будете мою кровь пить? — однажды возмутилась она.
      Отец обложил ее матом и пригрозил «выдрать как сидорову козу». Кира не испугалась, ей стало противно до тошноты.
      Единственным способом уйти из родительского дома в Сухой Балке было замужество. Однако пример матери отбил у Киры охоту идти этим тернистым путем. Уж лучше одной вековать.
      Судя по старым фотографиям, лицом и фигурой она уродилась в мамашу, ростом — в отца. Ее нелюбовь к ним Кира перенесла и на себя. Ей и в голову не приходило, что она далеко не дурнушка. Но желание вырваться из тягостного существования, похожего на стоячее болото, заставляло ее предпринимать попытки вынырнуть и глотнуть свежего воздуха. Несколько раз Кира ездила в Кострому, искала, кто бы взял ее на работу без образования. Как водится, предлагали распространять пищевые добавки и прочие товары, клеить объявления или разносить рекламу. Деньги мизерные, перспектив никаких. Просилась куда-нибудь секретаршей — безрезультатно. О дальнейшей учебе она и не думала — в школе едва тянула. Тройки ставили за участие в художественной самодеятельности. Их вокальный ансамбль «Орешек» даже брал на фестивалях и конкурсах призы. Карьера певицы представлялась Кире заоблачной вершиной, о которой она и не помышляла. Слух у нее был хороший, голосок так себе, а в музыкальной грамоте она ничего не смыслила. На выпускном вечере «Орешек» исполнил свою последнюю песню… о чем Кира не жалела. Страсти к вокалу она в себе не обнаружила — так, нравилось покрасоваться на сцене, повыпендриваться перед непритязательной публикой.
      Она регулярно покупала газеты и обводила фломастером объявления из раздела «Требуются на работу…», обещавшие легальное трудоустройство в Костроме. Отказы уже перестали ее разочаровывать.
      Однажды Кира случайно прочитала объявление о кастинге для съемок рекламного ролика. Сердце екнуло — а что, если это шанс «себя показать и на других посмотреть»? Хоть увидит, какой надо быть, чтобы ее взяли сниматься!
      В коридоре перед заветной дверью с табличкой: «Тихо! Идут пробы» — толпилась добрая сотня девушек. Кира ловила их пренебрежительные взгляды, чувствуя себя очень неуютно. Чего она сюда приперлась? Какой кастинг? С ее внешним видом только веником и шваброй орудовать!
      Из комнаты вышел парень лет двадцати пяти, встал у окна, распахнул створку и закурил. Он откровенно присматривался к кандидаткам на съемки, отворачивался, выпуская дым на улицу, и снова искал кого-то глазами. Кира невольно втянула голову в плечи, спряталась за спины других девушек. Но парень успел ее заметить и не отпускал, прямо-таки сверлил взглядом. Она готова была сквозь землю провалиться. Сейчас он при всех окликнет ее, выругает, опозорит и выгонит.
      Парень выбросил в окно сигарету и поманил ее пальцем. Слава богу, он хочет отчитать ее по-тихому, не прилюдно. На подгибающихся от волнения ногах Кира приблизилась.
      — Я только посмотреть хотела… — пролепетала она. — Мне интересно… Я…
      — Выйдем, поговорим, — повел он головой в сторону лестницы.
      — Вы меня извините, я из Сухой Балки приехала, ничего не знаю…
      Он молча пробирался через толпу девушек. Кира старалась не отставать. У нее мелькнула мысль юркнуть куда-нибудь и сбежать, но она ее отбросила. Поймают, хуже будет.
      Парень спустился на один пролет. Она послушно последовала за ним. Он резко остановился, так, что Кира едва не налетела на него.
      — Ой!
      — Дай-ка глянуть… — он бесцеремонно взял ее за подбородок и повернул к себе. — Да стой ты, не брыкайся. Не съем.
      Кира замерла. Сердце бухало в висках и пятках.
      — Ничего, пойдет, — одобрительно кивнул парень. — А ну вот так… Отлично! И откуда ты взялась такая?
      — Из Сухой Балки…
      — Отлично! — повторил парень. — Из Сухой Балки — это то, что надо. Родители есть?
      — Ага, пьющие, — простодушно призналась она.
      — Хорошо, — опять одобрил он.
      Кира так не считала.
      — Что ж хорошего? Алкаши оба, пропойцы горькие. Все из дому тащат…
      — И тебе такая жизнь надоела…
      — Еще как надоела! Я хочу уехать от них, далеко, работу хорошую найти.
      — Правильно мыслишь, — похвалил парень. — Значит, ты на кастинг пришла? Сниматься решила? И какие у тебя таланты имеются?
      Кира неожиданно осмелела.
      — Я петь могу, танцую неплохо. Это у меня от матери. Отец на гармошке играет. У меня слух есть.
      — Слух! — засмеялся парень. — Вижу, бог тебя не обидел. Ты, наверное, послушной девочкой росла? И вот награда — беру тебя в свое шоу. Без всякого кастинга. У меня глаз верный.
      Кира поперхнулась, закашлялась, мучительно краснея под его взглядом.
      — Ну как, согласна?
      У нее от такого предложения дар речи пропал. «А вдруг он девчонок вербует на панель? — метнулось в ее уме. — Паспорт отберет и будет держать взаперти, как собаку».
      — Я… не проститутка…
      — Да что ты? — удивился он. — Правда? Спасибо за предупреждение. У меня, кстати, не публичный дом, а музыкальное шоу. Я вообще-то принял тебя за будущую артистку — звезду эстрады!
      Она открыла рот, так и застыла.
      — Как тебя зовут?
      — Кира…
      — Имя колючее, грубое… Мы его поменяем, — как будто она уже дала согласие, рассуждал парень. — Волосы, к счастью, длинные — не надо будет отращивать. Фигурку в порядок приведем, мордашку подчистим, подкрасим. Двигаться научим, у нас хореограф — зверь, три шкуры дерет с таких, как ты. Уроки вокала будешь брать…
      У Киры все поплыло перед глазами. Неужто она спит и видит волшебный сон?
      — Ну нам здесь больше делать нечего, — сказал парень. — Паспорт у тебя с собой?
      — Ага…
      — Тогда пошли.
      Так Кира оказалась зачисленной в непонятный коллектив, где девушки и юноши обучались танцам, пению и правилам хорошего тона. Деньги ей платили смешные, но зато занимались всерьез и жилье предоставили бесплатное. Тесное, убогое, но она и такому была рада. Изредка на тренировку, или «репетицию», как выражался их молодой продюсер, приходили женщины или мужчины — выбирали какую-нибудь девушку или парня и забирали с собой.
      — Наш коллектив — кузница кадров для столичного шоу-бизнеса, — однажды проговорился продюсер. — Ох, чует мое сердце, ждет тебя, красавица, большая сцена!
      Кира уже перестала в это верить, когда на «репетицию» заглянул респектабельный господин, которому она сразу приглянулась. Он показал пальцем в ее сторону.
      — Эту я забираю…
      Они с продюсером долго шушукались в углу. Наконец достигли компромисса.
      — Иди сюда, — подозвал ее господин. — Поедешь в Москву. Будешь петь в моей группе. Я — Роман Калганов. Слышала?
      Все стремительно изменилось в жизни Киры. Даже имя.

      Матвею нравилась кухня ресторана «Вена», и он решил побаловать молодых женщин австрийскими блюдами.
      — Закажем белое вино этого года. Молодое, в Австрии его называют хойригер. Вы не против?
      Катя сказала «да!» с видом знатока молодых вин. Она исподтишка рассматривала деревянные панели отделки зала, лепной потолок, люстру с хрустальными подвесками. Каждый столик украшали свечи в стеклянных подставках и низкие букетики живых цветов.
      Из горячих блюд Матвей предложил на выбор жареного цыпленка с картофельным салатом или венское жаркое из фарша.
      — Мне цыпленка, — сказала Катя.
      Астру Матвей уговорил попробовать жаркое:
      — У них бесподобный повар. Знает секрет!
      Катя, изучив убранство зала, переключилась на жениха сестры. «Красивый, — думала она. — Астре не мешало бы похудеть. Такого мужчинку вмиг отобьют. Вон, девицы за соседним столиком так и зыркают!»
      Матвей привлекал внимание. Высок, строен, широкоплеч, пластичен. Просто неотразим. Темные волосы и светлые глаза — убийственное сочетание.
      Молодое вино слегка ударило в голову. Астра улыбнулась, вспоминая хождение по картинной галерее. Третьяковка погрузила Катю в транс. Если бы не Матвей, который забавлял ее своими комментариями, Катя превратилась бы в сомнамбулу. Зато в ресторане она оживилась — смотрит по сторонам, с удовольствием слушает его болтовню. Ну и славно…
      После дела о кинжале Зигфрида в жизни Астры наступило затишье. Нет сомнений, что оно на исходе. Приближается новое расследование — его приметы Астра увидела в зеркале. В золотистом тумане на мгновение возникли очертания новогодней елки, Деда Мороза и Снегурочки.
      Она поделилась догадками с Матвеем.
      — Конечно, дорогая, — рассмеялся он. — В конце декабря, если ты помнишь, люди обычно празднуют Новый год.
      Официант принес жаркое и цыпленка на подогретых тарелках, и все занялись едой.
      — Когда-то я сама, будучи компаньонкой баронессы Гримм, готовила для нее шницели и пасту, — вспомнила Астра. — Кстати, получалось очень неплохо. А вечерами мы сидели у камина, смотрели на догорающие поленья…
      Она умолчала о том, как уходила к себе и раз за разом просматривала видеокассету со странным содержанием, найденную в тайниках.
      Эти отрывочные, как будто не связанные по смыслу эпизоды она считала пророчествами, которые оставил мертвый убийца. Красивая змея, извиваясь, ползет по стволу могучего дерева… охотники за диким кабаном, которых поглощает густой туман… мрачные своды замка и булькающий над старинным очагом котелок… бронзовая русалка с чешуйчатым хвостом, сидящая посреди водоема… венецианский карнавал… любовники в масках… отрубленная голова на золотом блюде… старинная усадьба… сожжение соломенного чучела… звездная россыпь на ночном небе… статуя Афродиты в венке… корова, жующая траву… виселица с повешенным… туристы, бросающие монетки в фонтан…
      Кое-что уже исполнилось, остальное ждет своего часа.
      — О чем задумалась? — дотронулся до ее руки Матвей.
      К их столику подошел метрдотель, принес бутылку вина и блюдо с шоколадными пирожными.
      — Это госпоже Ельцовой от господина Вишнякова, — поклонился он. — Вот его визитка.
      Вишняков… Эту фамилию она уже слышала. На визитке — его телефоны и надпись от руки: «Можете уделить мне полчаса? Очень нужно поговорить».
      В зале половина столиков не были заняты. Позже посетителей прибавится, а сейчас вся публика на виду. Импозантный мужчина лет сорока приподнялся и сделал приветственный жест. Астра пыталась вспомнить, знакомы они или нет.
      — Ой, пирожные! — обрадовалась Катя. Она быстро расправилась с цыпленком и подумывала, как бы деликатно намекнуть на десерт. — А где же кофе?
      Матвей заказал себе со сливками, дамам черный «мокко».
      — Здесь уйма калорий, — пробормотала Катя, уписывая пирожные. — В жизни не ела ничего вкуснее.
      Официант принес кофе, воду в стаканах и сахар.
      — Вода-то зачем? — недоумевала Катя.
      — Господин Вишняков просит вас за свой столик, — склонившись к Астре, сказал официант. — Что ему передать?
      — Я подумаю.
      — Извините…
      Официант отошел, а Матвей укоризненно покачал головой.
      — Надеюсь, ты не собираешься потратить вечер на этого Вишнякова?
      — Может быть, это потенциальный клиент. Я только узнаю, что ему нужно. Наверное, нас где-то знакомили — на каком-нибудь фуршете или банкете. Давно. — Астра встала. — Я ненадолго.
      Матвей со смешанным чувством досады и восхищения смотрел, как непринужденно она идет через зал, какая у нее исполненная достоинства походка.
      — Простите, не припомню, где мы встречались, Егор Николаевич, — светским тоном произнесла Астра, опускаясь на стул, поданный господином Вишняковым.
      — На какой-нибудь невыносимо скучной вечеринке или презентации. Какая разница, несравненная Астра Юрьевна? Ваш отец — президент компании «Юстина», не так ли? Я не раз прибегал к его услугам, а теперь вот решил обратиться к вам. Хорошо, что мы оба сегодня ужинаем в «Вене». Это удача. Я верю в судьбу.
      — Но я не имею отношения к компании.
      Вишняков выглядел уставшим и встревоженным. Одет он был с иголочки, и светлый галстук слегка освежал лицо.
      — Речь пойдет не о страховых полисах, Астра Юрьевна…
      — Можно просто Астра.
      — Хорошо. У меня к вам не совсем обычное дело. Одна особа рекомендовала вас, как… — Он запнулся. — Вы обладаете экстрасенсорными способностями? Можете видеть, жив человек или мертв, где он находится, что у него на уме?
      — Я не умею читать мысли, если вы об этом. И я не предсказательница.
      — Вы помогаете людям в очень щекотливом положении, когда они… не надеются разрешить ситуацию другим способом. Я имею в виду сложные случаи… личного порядка.
      — Лучше расскажите, что с вами стряслось, — располагающе улыбнулась Астра.
      — Сначала я должен знать, возьметесь вы распутать этот клубок или нет? Я не могу довериться вам, пока вы не дадите согласия.
      Господин Вишняков не привык быть в роли просителя и ощущал крайнюю неловкость. Астра не казалась ему надежным человеком, способным разобраться в проблеме. Однако более подходящей кандидатуры не было. Вишняков не мог пойти с этим в детективное агентство — не хотел попасть в смешное положение. Астра все-таки относилась к близкому ему кругу, и ее не интересовали деньги в той степени, когда люди пускаются во все тяжкие ради лишней тысячи долларов. Кроме того, ей легче будет понять его…
      Разумеется, он ей заплатит. Он всегда щепетилен в расчетах. Эта молодая женщина не обязана ломать голову над чужими загадками.
      — Мне говорили, у вас особый метод, — понизив голос, произнес Вишняков. — Вы прибегаете к подсознанию и задействуете неизведанные резервы психики.
      — Давайте без научных терминов.
      — Так вы беретесь?
      Астра вспомнила скептическое выражение на лице Матвея. Что он теперь скажет?
      — Пожалуй… да.

Костромская область. Деревня Сатино

      Бригадир плиточников нервничал — хозяин подгоняет, хочет за неделю до Нового года закончить с ремонтом.
      — Успеем? — спрашивал он в каждый свой приезд.
      — Постараемся…
      Строители старались, но на сроки влияли разные факторы: дорога, которая вела к дому, оставляла желать лучшего, с доставкой материалов возникали задержки, электричество частенько отключали. Глубинка, какие тут порядки? Зима и вовсе внесла свои коррективы. Снег выпал, на провода налип — неделю света нет. Мороз ударил, отопление из строя вышло — приходится печки топить. Газ сюда не дотянули, а котлы на электричестве. То одного не хватает, то другого. Мастер себе руку повредил, его работу выполнять некому. Бегай, ищи — и ведь не какого попало плиточника, а хорошего специалиста.
      Такая же картина наблюдалась у паркетчиков, сантехников, столяров — у всех.
      Прораб сперва наложил табу на спиртное, потом сам же отменил. Стресс как-то снимать надо?
      Господин Борецкий — человек богатый, но со странностями. Зачем-то дом этот ветхий приобрел, решил придать ему прежний вид, чуть ли не отреставрировать. Кто ж помнит, какая тут была внутренняя отделка? Легче новое здание построить, чем старое латать.
      — Нынче каждый барином желает быть, — ворчал прораб. — Уже мало трехэтажный коттедж отгрохать, им помещичий дом подавай, усадьбу, имение. Слава богу, хоть не царский дворец! Выкупят развалюху с парком, который больше похож на лес, и пытаются в нем Версаль устроить. Думают, что так из бандитов аристократами станут. Только ведь голубую кровь в жилы не зальешь — она от рождения дается.
      — Чтобы к концу декабря здание было пригодно для проживания! — потребовал Борецкий. — Иначе заплачу вдвое меньше обещанного.
      Работяги приуныли, однако делать нечего. Торопились, как могли. «Успеваем? — прикидывал прораб. — Почти. Если плиточники не подведут, есть шанс встретить Рождество с деньгами». Жена-полька обратила его в католическую веру, и теперь прораб в первую очередь заботился о религиозном празднике, а потом уже о светском.
      «Куча недоделок не в счет, — рассуждал он. — Это потом можно наверстать. Главное, чтобы в доме были готовые комнаты, зал, кухня, работало отопление и санузлы. Старина стариной, а комфорт должен быть на современном уровне. Борецкий справедлив, но строг — оплошности не спустит».
      Положа руку на сердце, прораб возводил на хозяина напраслину. На бандита господин Борецкий не походил — вел себя пристойно, деньгами не сорил, но и не жадничал, до нецензурщины не опускался. Умел держать слово, без нужды людей не оскорблял. И место для «усадьбы» выбрал красивое — бывший помещичий дом с парком и окрестными угодьями, правда, сильно запущенный. Сейчас мода пошла выкупать имения бывших князей да графов, отстраивать и воссоздавать дворянский быт.
      Прораб невольно проникался настроениями людей, которые его нанимали. Те, для кого период накопления капитала окончился, хотели пожить в свое удовольствие. А кто, кроме помещиков, умел жить со вкусом? Вдали от придворных интриг, борьбы за место под солнцем, политики, на лоне природы, в тишине, в покое… в умиротворенной размеренности.
      К дому вела дубовая аллея. Борецкий велел ее расчистить. Голые деревья стояли по пояс в снегу, в глубине парка стволы терялись в синей морозной дымке. Дышалось легко, хорошо. Деревня Сатино лежала чуть поодаль, за полями, на белом пологом холме, — деревянные домики казались игрушечными, как на рождественских открытках. Только дым из труб шел настоящий. Вечерами в окошках теплились огни.
      Такого черного неба с крупными яркими звездами прорабу раньше видеть не приходилось. Луна тоже была большая, ядреная, желтая, как золотое блюдо, — бередила душу. В ее свете все преображалось — и дом, и парк, и снег, и деревня вдалеке, — все становилось призрачным, ненастоящим. За стволами словно кто-то посмеивался, перешептывался, и по спине прохожего прокатывалась холодная дрожь.
      Мороз пощипывал ноздри, и прораб спешил обратно, в тепло, в душный воздух флигеля, где жили строители. Там было накурено, светло, шумно — и безопасно; пахло дровами и жареным луком.
      — Что-то не так с этим местом, — однажды сказал прорабу мастер-печник. — Идешь, и будто тебе в спину глядит кто-то… Аж дыхание спирает.
      Борецкий наряду с паровым отоплением приказал оставить печи, — поправить дымоходы, облицевать изразцами, — на всякий случай. Случаи не замедлили посыпаться: то ветер провода порвал, то обледенение, то еще какая-нибудь оказия.
      — Автономный источник питания надо ставить, — советовал прораб. — Надежный, экономный. Все ведь на электрике — и насосы, и плита, и котлы.
      — Да знаю я, знаю! — вздыхал хозяин. — Не все сразу.
      Зато он настоял, чтобы вычистили и углубили оба колодца — одного мало будет. Особенно если гости приедут.
      Колодцы печника тоже пугали. Он был человеком суеверным, и страх его усугублялся ожиданием чего-то недоброго. В один из вечеров, когда свистела метель, а обесточенный дом погрузился в кромешную тьму, печник отправился по воду. Прибежал он со двора с неприсущей ему прытью, зеленый от ужаса.
      — Ведро-то пустое, — развеселились работяги. — Ты че, дед, забыл, зачем тебя к колодцу послали? В чайник же налить нечего.
      Печник с трясущимися губами дернул головой, бросил ведро и забился в свой угол. Пришлось по воду идти парню, который дежурил по кухне.
      Это происшествие дошло до прораба, и он принялся расспрашивать деда, что да как. Тот и признайся — видел, мол, девушку у колодца: стояла и волосы расчесывала. Сама золотистая и прозрачная, как лунный свет, а волосы — черные, смоляные.
      — Какая луна? Какой свет? — рассвирепел прораб. — Темень стояла, хоть глаз выколи! Что за бредни придумываешь? Ты мне так всех рабочих переполошишь. Парень-то, что после тебя воды принес, никого у колодца не встретил. Может, ты выпил лишнего?
      — Дак… я что? Я молчал… Вы сами ко мне пристали с расспросами… — обиделся печник. — А водку я не пью. Язва не позволяет.
      Прораб потому так близко принял к сердцу эту историю, что ему самому черт знает какая чепуха мерещилась.
      — Почему никто больше не жалуется? — злился он.
      Печник только разводил руками. Скорее бы работу закончить и уехать домой. Он жил не в Сатине, а в соседней деревне, и печи ладить его всюду звали. Лучшего мастера было не сыскать.
      Недоразумение быстро забылось, ремонт шел своим чередом. Но и время не стояло на месте. Приближалась середина декабря, а на холл не хватило плитки.
      — Ты без ножа режешь, — отчитывал прораб бригадира плиточников. — Как ты считал? Как мерил? С понедельника начнут завозить мебель.
      — Ну, ошиблись мы…
      — Делай что хочешь. Сам поезжай за плиткой! Машину я тебе дам, но чтобы до понедельника все доделали!
      Было сумрачно. Дул ветер. У крыльца за день намело сугробы. Только после обеда снегопад утих. Прораб вышел распорядиться по поводу машины, и его взгляд невольно упал на колодец. Кто это там? Женский силуэт мелькнул и рассеялся во мгле… Или просто обсыпался с веток накопившийся снег?

Москва

      — Видите ли, со мной произошло нечто весьма странное, — заговорил Вишняков. — Даже не знаю, с чего начать.
      Астра бросила взгляд на оставшихся за столиком Матвея и Катю. Сестра с наслаждением поглощала пирожные, «жених» пил кофе. Он не оборачивался, но не было сомнений, что внимание его направлено на Астру, на ее беседу с респектабельным господином за бутылочкой хойригера.
      Вишняков замолчал, и Астра не торопила его. Ему нужно время, чтобы преодолеть смущение, ведь обращаться за помощью к женщине — тем более со щекотливой просьбой — для него в новинку.
      — Этот ресторан — словно маленький уголок Вены посредине Москвы, — отвлеченно произнес он. — Вы бывали в Австрии?
      — Один раз, с мамой, на кинофестивале. Она мечтала о карьере актрисы. Я тоже актриса по профессии, но, к сожалению, не по призванию. Так после учебы ни разу и не вышла на сцену.
      Вишняков оценил ее откровенность.
      — А мне приходилось бывать в Вене. Там царит культ услуг. Портье, официанты, таксисты, продавцы просто излучают вежливость. Я люблю маленькие уютные кафе и музыку. Штраус, Моцарт…
      Он все не решался перейти к сути дела. Что-то останавливало — возможно, опасение быть непонятым.
      — Доверьтесь мне, — сказала Астра. — Я умею выслушивать самые невероятные истории.
      — Да, простите. Не буду отнимать у вас время понапрасну.
      Вишнякову было невыносимо осознавать, что женщина проявляет сочувствие и пытается его успокоить. Сильный пол должен оправдывать свое название!
      — Признаться, я несколько растерян… Ну да ладно. Начну издалека… Вы что-нибудь слышали о поп-группе «Русалки»?
      — Я не увлекаюсь подобной музыкой.
      — Я тоже. То есть… — Он смешался. — Мне нравятся молодые девушки… ну, вы понимаете. Когда они поют и ритмично двигаются, в этом есть нечто завораживающее. Знаете, кто такие сирены? Морские нимфы или морские девы, которые своим чарующим пением заманивали моряков в гиблые места. У них — рыбьи хвосты вместо ног и острые птичьи когти. Зато тела этих созданий блистают вечной молодостью и красотой, обещая неземные наслаждения. Может быть, образы сирен порождены скукой и воздержанием, одолевавшими мужчин в длительных путешествиях через океан?