ГЛАВА 3.

Чтобы у пирога получилась румяная корочка, Ева оставила его еще на полчаса в духовке. Олег Рязанцев, ее муж, любил пироги. А она любила делать ему приятное. Именно так, – любила. Потому что теперь кое-что изменилось. В их семейной жизни образовалась серьезная трещина, которая становилась все шире и шире. И пироги Ева пекла скорее по привычке, чтобы не нарушать заведенный порядок, а не от души, как раньше.

В общем, в их ситуации не было ничего необычного или из ряда вон выходящего. Сколько таких семей, которые давно уже не основываются даже на искренней привязанности, не то, что на любви? Они существуют только внешне, являясь чистой видимостью. А внутри – пустота. Это как воздушный шарик, который вот-вот лопнет.

Ева села на кухонный диванчик и задумалась. У нее была уютная, хорошо и со вкусом обставленная квартира, хороший муж, не пьющий, не курящий, который приносил домой всю зарплату и иногда помогал Еве по хозяйству. Детей у них не было, из-за Евы: она считала, что сначала надо пожить немного для себя, а потом уже заводить потомство. Они с Олегом почти каждый год ездили отдыхать на море, а когда не хотелось, снимали дачу в Мамонтовке. Еве там очень нравилось: сосны, река, зелень, белки, птицы…красота! А воздух какой! Прозрачный, чистый и сладкий на вкус.

У Евы было несколько подруг, и все они ей завидовали. Ева подозревала, что они были тайно и безнадежно влюблены в ее Олега. У Рязанцевых была идеальная семья, которую всем ставили в пример, которой все восхищались и которой пытались подражать. Ева любила готовить, стирать и делать уборку; в ее квартире всегда была идеальная чистота, полный холодильник и атмосфера спокойного уюта, располагающего к приятному отдыху. За шесть лет семейной жизни они с Олегом ни разу не поругались, вообще Ева от мужа не слышала ни одного грубого слова. Она была по-настоящему счастлива, довольна и удовлетворена своей жизнью. Но…

Позапрошлой весной, когда они обсуждали будущий отпуск, Олег предложил снять на месяц дачу в Мамонтовке. Ева тогда очень удивилась.

– Как же так, Олег, мы же…

– Видишь ли, Ева, нам придется провести отпуск в Мамонтовке!

– Придется?! Что это значит? Ты что, пообещал кому-то? Так откажись. На рыбалку можно поехать и в выходные. Разве я когда-нибудь была против или выражала недовольство? Разве я не отпустила тебя хоть раз?

– Дело не в этом…– Олег вздохнул. – Это связано с моей работой.

Олег Рязанцев был сотрудником службы безопасности, а интересы государства, как известно, – прежде всего. Ева не стала спорить. Раз это связано с работой Олега, она поедет. Работа, – это то, против чего возражать бессмысленно! Она в этом уже не раз имела возможность убедиться.

Почему-то в то лето Ева особенно скучала. По утрам она готовила завтрак, кормила Олега, а потом брала книгу и уходила на речку загорать. Вообще-то загорать она не любила, но что же ей оставалось делать? На речке было полно комаров, вода мутная, а у берега жирный и глубокий слой ила, так что купаться ей тоже не хотелось. Пляж был дикий, и в туалет приходилось бегать в кустики. Словом, удовольствия от отдыха Ева не испытывала, а испытывала самое настоящее раздражение, которое было вовсе ей не свойственно.

Олег целый день был занят, естественно, он не говорил ей, чем, – а вечерами приходил уставший, разговаривать ему не хотелось, а хотелось спать. Он ужинал, и почти сразу же засыпал, а утром повторялось все то же. В дождливые дни Ева изнывала от скуки, глядя в окно, на шумящий под дождем сад, на мокрые дорожки к калитке и сараю, на лужи, на залитые водой стекла веранды. В доме становилось темно, как будто уже наступили сумерки, пахло сыростью и пучками мяты, которые Ева собирала и сушила, чтобы потом зимой добавлять в чай. В ее сердце рождалась тоска, переходящая в досаду на Олега. Она не могла объяснить себе, что ей не нравилось: на других женщин он не смотрел, все свободное время проводил с Евой, деньги все отдавал, в еде не привередничал… Что она от него хочет? Спокойный, надежный мужчина, настоящий друг.

Ева принималась ругать себя. Ну, чего ей, в самом деле, надо? Ответа на этот вопрос она не знала, зато знала другое: то, что внутри нее образовалась какая-то непонятная ей самой пустота, которую хотелось заполнить. Эта пустота вносила сумятицу и раздражение в ее налаженную, благополучную жизнь, лишала покоя и порождала опасную и темную жажду чего-то неизведанного, что непременно должно быть, чтобы жизнь была полна. Такая путаница в сознании Евы возникла не сразу, а исподволь, по мере того, как текла ее жизнь, в которой один день был похож на другой, а будущее ничего нового не предвещало. Она поняла, что ей не хочется думать о том, что будет завтра, – просто потому, что завтра будет то же, что и сегодня, что и вчера, что и… О, нет!

В один из таких дождливых дней Ева сидела, глядя в окно на лужи, на лопающиеся на их поверхности пузыри, слушая, как стучит по крыше дождь, как шумит каплями в листьях запущенного сада. Утром она ходила на рынок, за овощами и зеленью, потом перестирала все, что накопилось за неделю, повесила сушиться на веранде, потом сходила в магазин на станции, купила мяса, чтобы нажарить Олегу котлет на ужин, и теперь, закончив все дела, отдыхала. Недовольство подкралось незаметно, как бы само по себе, привычное, как вечерняя скука. Она не заметила, как вошел Олег, как он разделся, вымыл руки…

– Есть хочется…

Он сел за стол, и сразу уставился в купленную Евой на станции газету. Она смотрела на его спокойное, уставшее лицо, на залегшие под глазами тени, и… начинала раздражаться. Он шел домой по дороге, на обочинах которой росли цветы и травы по пояс, закрывая заборы старых дач… Неужели, не мог нарвать ей букет ромашек, мокрый, пахнущий дождем и сладкой свежестью? Принести, подарить, вместе с букетом поднять ее на руки, закружить по комнате, сказать, как он ее любит, поцеловать?..

– А что у нас на ужин?

О, Господи! Ева, подавив острое, внезапно возникшее желание вывернуть ужин на голову милейшего супруга, пошла на кухню, принесла картошку, горячие котлеты и салат.

– Ты что будешь, – кофе, чай?

– Кофе, если можно.

Олег даже не посмотрел на нее. Ева вздохнула и отправилась наливать ему кофе. Положила две ложки сахара, как он любил, размешала.

– Олег!

– Да?

– Посмотри на меня!

Она поставила перед мужем чашку с дымящимся кофе.

– Сахар положила?

– Положила! – Ева почти кричала.

Олег удивленно поднял на нее глаза.

– Что-то случилось?

– Случилось. Мне скучно!

Супруг посмотрел на нее терпеливым, полным понимания и сочувствия взглядом, каким смотрят на детей, когда те требуют невесть чего.

– Завтра пойдем в гости, – сказал он, как всегда, спокойно, негромко, уговаривая ее, как несмышленого ребенка. – Там немного развеешься. Будут шашлыки и красное вино, как ты любишь.

– А люди? Люди там будут?

Олег снова поднял на Еву глаза. Она сегодня какая-то странная, не такая, как всегда.

– Мы пойдем в гости к очень интересному человеку. Думаю, тебе понравится! Помнишь, тот дом, который привел тебя в восторг, когда мы гуляли по поселку?

– Конечно! Нас что, приглашает его хозяин?

– Вот именно!

– Олежка! – Ева вскочила и бросилась обнимать супруга, просто повисла на нем, визжа от радости. – Как мне хотелось там побывать!

Ее плохое настроение испарилось. Она прошла в спальню и уселась за туалетный столик, любуясь на себя в старинное, отделанное орехом трюмо. Еве в этом году исполнилось тридцать, но она выглядела гораздо моложе. Она была хороша собой, но не на всякий вкус: несколько полновата, с круглым румяным лицом, большими темными глазами и пшеничной косой, которую заплетала сзади, подвертывала и закалывала шпильками. Спереди она всегда гладко зачесывала волосы, оставляя лоб и виски открытыми, а в уши вдевала длинные тяжелые серьги.

Она разделась, провела рукой по своей груди и вздохнула. Ей захотелось любви, долгой, на всю ночь.

– Олег! – Наверняка, он скажет, что устал. – Ты идешь?

– Я так устал!

Супруг улегся, обнял ее за плечи и через минуту захрапел. Ева некоторое время ждала чего-то, хотела его разбудить, но передумала. Она осторожно сняла со своего плеча руку мужа, отвернулась и беззвучно заплакала… тихо-тихо, как котенок, чтобы не разбудить спящего мужчину. Слезы все катились и катились по ее мокрому лицу… О чем она плакала? Ева и сама не понимала этого. Она все плакала и плакала, долго, безутешно, пока не устала и не уснула, уже под утро, лилово светящееся сквозь закрытые шторы.

Весь следующий день до вечера Ева думала о том, как она пойдет в гости к хозяину понравившегося ей дома. Ей нравились эти добротные, большие деревянные дома с высокими чердаками, украшенные причудливой резьбой, со ставнями на окнах, с крытыми верандами и застекленными башенками на крышах. Она любовалась ими, представляя, каково их внутреннее убранство, прохладный полумрак комнат с каминами, кафельными печами, высокими потолками и запахом хорошего сухого дерева. И вот ее мечта осуществляется! Как интересно! А она еще сердилась на Олега!

Ева почувствовала угрызения совести, расчесывая перед зеркалом свои роскошные волосы и заплетая свою неизменную косу. Она надела единственное взятое с собой нарядное платье, пепельно-серое, с фиолетовым отливом, а из украшений только крупные серебряные серьги с темными дымчатыми топазами и такое же кольцо.

– Ты готова?

Олег мельком посмотрел на ее наряд, ничего не сказал. А ей так хотелось услышать от него слова восхищения!

Они шли по высохшей за день дороге мимо высоченных сосен, буйно цветущих трав, густых зарослей крапивы и чистотела, над которыми кружили пчелы, жуки и бабочки. Ева смотрела по сторонам и думала об Олеге. Почему она стала ему неинтересна? Почему он не заметил, как она красиво причесалась, как она постаралась, чтобы хорошо выглядеть, чтобы произвести впечатление на его друзей? Ведь красивая жена – это престиж мужчины, своего рода его визитная карточка. Ева никогда не жалела усилий, чтобы Олег Рязанцев, офицер службы безопасности, всегда был на высоте, – во всем, и в этом тоже. Она его не подведет, ему не придется краснеть из-за ее глупого поведения или нелепого вида. Только почему-то он этого не ценит. Интересно, почему?

– Это здесь! – Олег толкнул внутрь незапертую калитку. – Нас уже ждут.

Дом в окружении сосен стоял, как теремок в заколдованном лесу. По ровной зеленой травке, резвясь, бегали собаки. У забора горели сложенные особым образом дрова, над которыми были установлены решетки для приготовления мяса. Сизый дымок поднимался вверх в нагретом за день безветренном воздухе.

– Не бойтесь, они не кусаются! Добрые, как дети! – улыбнулся хозяин и потрепал подбежавших к нему собак по загривкам.

Собаки, действительно, не выказывали ни малейшего беспокойства по поводу гостей, вторгшихся на их территорию. Ева заметила, как блеснули непонятным злым огнем их глаза, и тут же псы начали весело прыгать и чуть ли не лизать руки Олегу, который брезгливо спрятал их за спину. Он не был любителем животных. Хозяин заметил этот невольный жест гостя и прогнал собак.

– Меня зовут Денис Аркадьевич! – представился он и слегка поклонился Еве.

– Ева! – сказал Олег, глядя на супругу и чуть улыбаясь уголком губ. – Моя жена!

Денис Аркадьевич взял руку Евы, которую она протянула для рукопожатия, и поцеловал. Это оказалось так неожиданно! И приятно. Друзья Олега никогда так не поступали, да и сам Олег тоже. Ева улыбнулась от удовольствия, чувствуя себя царицей на балу. Ощущение было для нее новым, но очень ей понравилось.

– Прошу!

Хозяин сделал приглашающий жест рукой в сторону веранды, и Ева только теперь заметила нескольких мужчин, сидящих за круглым столом. Мужчины курили и смеялись, перед ними стояли высокие стаканы и несколько открытых бутылок с белым и красным вином. Среди мужчин она узнала двоих сослуживцев Олега.

– Наверное, рассказывают друг другу армейские анекдоты! – с неожиданным сарказмом подумала Ева и искоса посмотрела на своего супруга. Выражение его лица показалось ей глупым.

– Вы у нас единственная дама! – сказал хозяин. – Но даже если бы тут была сотня женщин, вы затмили бы их всех, Ева!

Хозяин красивого дома был высок ростом, хорошо сложен. На вид ему можно было дать лет сорок. Немного лишний вес не портил его представительную фигуру. Волосы, почти не тронутые сединой, были аккуратно подстрижены и уложены, красиво очерченные чувственные губы чуть усмехались, большие карие глаза «с поволокой» смотрели на Еву с плохо скрываемым восхищением. У этого мужчины были манеры, внешность и лицо аристократа, и только выражение глаз… Да нет, это ей показалось!

Ева подошла к столу, чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина, и поздоровалась с остальными гостями.

– Садись! – сказал Олег жене, тут же усевшись и вступая в разговор, как будто он не только что пришел, а так и сидел здесь, не прерывая его.

– Простите! – Денис Аркадьевич подал Еве стул, так, чтобы ей удобно было сесть. – Хотите вина? – Он наполнил ее стакан до половины. – Это грузинское, натуральное виноградное! Райский напиток. И райское имя! – Он улыбнулся. – Ева! Как красиво и необычно звучит!

Ева выпила немного вина и с неудовольствием слушала разговор Олега и его приятелей о рыбалке, футбольном матче, который вчера показывали по телевизору, о сезоне охоты на лис… Ей хотелось зевать, и она с трудом подавляла это желание. Как ей все это надоело!

Один из приятелей Олега, – Глеб, – большой мастер по приготовлению жареного мяса на открытом огне, встал и отправился к решетке, чтобы перевернуть и побрызгать вином маринованные кусочки постной свинины, которые уже поджарились с одной стороны.

– Пойдемте, я покажу вам дом! – прочитал Евины мысли Денис Аркадьевич. – Вы позволите?

Олег Рязанцев даже не понял, о чем его спрашивают. Кажется, он был рад, что кто-то возьмет на себя скучную и надоевшую обязанность развлекать жену. Он кивнул головой, тут же рассмеявшись над очередной репликой подвыпивших приятелей.

Еве почему-то стало неловко перед Денисом Аркадьевичем, как будто он подсмотрел ее главный секрет, – то, что ее мужу на нее наплевать. Для него гораздо важнее этот глупый и пустой разговор, чем Ева, ее настроение, ее чувства, наконец.

Она с радостью встала из-за стола и направилась к дому, вслед за его хозяином. Собаки сидели у двери и преданно смотрели на Дениса Аркадьевича.

– Моя охрана! – он усмехнулся, пропуская Еву внутрь дома.

Их обступил со всех сторон ароматный полумрак, полный таинственных шорохов и легких сквозняков. На низком столике в гостиной стоял огромный букет бордовых и белых пионов. Кафельная печь блестела синими изразцами. Шторы на окнах были опущены.

Ева подошла к небольшой картине в старинной бронзовой раме. В полумраке ей было плохо видно, что делали маленькие фигурки людей, то ли сидящие, то ли лежащие на траве, под деревьями.

– Эта картина называется…

Денис Аркадьевич не договорил, или Ева не расслышала. Его губы оказались у самого ее уха, а руки мягко обнимали ее талию, и она чувствовала их тепло через тонкую ткань платья. Он расстегнул сзади молнию, и его руки прикасались к ее груди под платьем, чуть выше бюстгальтера. Ева чувствовала чужие поцелуи на своем затылке, и не собиралась мешать этому. Сначала она хотела досадить Олегу, а потом ей стало так приятно…

Когда Денис Аркадьевич отпустил ее, она немного огорчилась. От выпитого вина кружилась голова, а на сердце было легко-легко, как будто Ева сбросила груз обиды и пренебрежения. Олег давно не ласкал ее так, их секс стал обыденным и почти механическим. А как было раньше? – спросила себя Ева. Но так и не смогла вспомнить.

– Вы курите? – спросил хозяин дома, предлагая ей тонкие длинные сигареты в лакированной шкатулке.

Она отрицательно покачала головой. Как многого она не знает в жизни! Как много упущено!

– Хотите попробовать?

Ева хотела. Ее словно подменили. Она взяла сигарету и неумело прикурила от свечи, которую поднес Денис Аркадьевич.

– Я не умею курить!

Ей вдруг стало очень весело. Как хорошо, что Олег сидит там, на веранде, со своими скучными друзьями, и не мешает ей развлекаться! Оказывается, вот чего ей не хватало, – развлечений! Таинственного сумрака, экзотических запахов, нежных прикосновений…

Хозяин дома стоял рядом, курил вместе с ней. Она чувствовала, как его рука сзади легла под платьем на ее бедро и ничего не предприняла, чтобы убрать ее оттуда. Наоборот, ей хотелось, чтобы эта рука переместилась вперед, на внутреннюю сторону бедер… Туман плыл в ее склоненной набок головке, сигаретный дым пощипывал горло. Она не вдыхала дым внутрь, боясь закашляться.

– Ева! – его голос был тих и бархатен, сладок, как вино, как запах жасмина, доносящийся из сада через приоткрытые окна, как теплые летние сумерки…

– У нас идеальная семья, – вдруг сказала Ева, оборачиваясь и глядя прямо в его полуприкрытые глаза, в черные смоляные зрачки, которые источали страстный призыв.

– Я знаю, – ответил Денис Аркадьевич и прикоснулся к ее обнаженной груди.

Ева вздохнула и закрыла глаза. Она больше не хочет быть идеальной женой. Она хочет совсем, совсем другого…

Жена Олега Рязанцева тряхнула головой, отгоняя некстати нахлынувшие воспоминания. В воздухе пахло ванилью и горячим тестом. Господи! Она сожгла пирог!

Ева бросилась к духовке, обжигаясь, вытащила пирог и с облегчением вздохнула. Низ подрумянился чуть-чуть больше, чем нужно, но в целом все обошлось благополучно.

В прихожей резко, громко зазвонил телефон…

ГЛАВА 4.

В приоткрытое окно врывались звуки перегруженного транспортом шоссе, летела пыль и лепестки черемухи. На столе у Громова, в его личном рабочем кабинете тоже стояли в высокой хрустальной вазе несколько веточек черемухи. Он не любил заморских цветов, дорогих, красивых и искусственных, будто восковых, – без жизни, без запаха.

Игорь Анатольевич глубоко задумался и не сразу заметил секретаршу, которая уже пару минут стояла напротив стола с запечатанным конвертом в руках. Всю корреспонденцию, адресованную лично ему, Громов прочитывал сам. Это было его незыблемым правилом.

– Спасибо, Алла Викентьевна, – сказал он секретарше и взял у нее конверт.

Молоденьких девчонок в его фирме было полно, – ярких, модных и длинноногих, – но секретаршу он себе выбирал не по ногам, а по уму и порядочности. Женщину с такими качествами отыскать было непросто, особенно сейчас. Впрочем, наверное, так было всегда, во все времена.

Алла Викентьевна была коренная москвичка в третьем поколении, умнейшая, безукоризненно воспитанная, интеллигентная дама с докторской степенью и знанием двух языков, немолодая, но удивительно приятная, худощавая, высокая, с проницательными серыми глазами. Гром обожал таких женщин, он, можно сказать, преклонялся перед ними, и всегда жалел, что слишком рано женился, не успел найти подходящую спутницу жизни. Приходилось терпеть несколько вульгарную Тамару, супругу, с которой они прожили уже больше двадцати пяти лет. Гром по-своему любил жену, – слишком много их связывало: первые трудности в Москве, скитания по квартирам, рождение Маринки, его криминальное прошлое, потом полная риска и страха «деловая жизнь», похороны зятя, происшествие с Артемкой…

Игорь Анатольевич прощал жене неистребимо дурной вкус, много лишнего веса, любовь к золотым побрякушкам, которыми Тамара увешивалась с ног до головы, полное отсутствие логики, каких-либо интересов, кроме еды и магазинов, и многое другое. Он мог себе позволить молодых любовниц, чем и пользовался время от времени, разгоняя тоску. Но постоянной женщины у него никогда не было.

Гром был тайно влюблен в Аллу Викентьевну, свою секретаршу, не очень молодую и не очень красивую женщину, которая напоминала ему графинь и княгинь с портретов Рокотова[2], загадочных и немного печальных. Живопись была его хобби: альбомы с репродукциями занимали целый стеллаж в рабочем кабинете и значительную часть домашней библиотеки, которую в основном составляли книги по искусству и серия «Музеи мира». Игорь Анатольевич был частым посетителем музеев и художественных выставок, куда его сопровождала Алла Викентьевна, которая и составляла культурные программы. Они бродили по гулким, пахнущим пыльными портьерами, лаком, старыми холстами и деревом, залам, делились впечатлениями и чувствовали себя удивительно, необъяснимо счастливыми.

Вряд ли Громов даже сам себе признавался, какие чувства испытывает к своей секретарше. Просто она была ему нужна, необходима рядом, – каждый день, из месяца в месяц. из года в год. Он дарил ей в праздники дорогие и изысканные подарки, объясняя это собственным хорошим воспитанием, и платил почти такую же зарплату, как и своему коммерческому директору. Алла Викентьевна была предана своему шефу всей душой, и он мог быть абсолютно спокоен за свои тылы.

Странно, но добившись финансового благополучия, деловой известности и получив возможность отдаваться совершенно другим интересам, Громов почувствовал, что как будто всю жизнь занимался чем-то подобным. Весь его путь к вершине был ничем иным, как расширением возможностей заниматься тем, что ему нравится и радует душу. И Алла Викентьевна была частью этого другого, нового мира, к которому он стремился. Если уж быть откровенным до конца, то даже политикой он решил заниматься в значительной степени из-за нее, Аллы, – чтобы стать для нее более интересным и привлекательным.

Никто не догадывался о его истинном отношении к секретарше, кроме Дениса Аркадьевича. Однажды, за очередной партией в шахматы, у них зашел разговор о женщинах.

– Чудесные игрушки! – сказал Матвеев, поднимая на Громова глаза после очередного удачного хода.

– Шахматы? – не понял тот.

– Да нет, что вы! Я о женщинах…

Денис Аркадьевич откинулся на спинку плетеного кресла и прикрыл глаза рукой. Все его жесты напоминали Громову прекрасно разыгрываемый спектакль под названием «Московский барин».

– Курите?

Громов взял из шкатулки длинную сигару с золотым ободком. Дым хорошего табака отвлекал его от мрачных мыслей о неизбежном проигрыше, который вновь обозначился на инкрустированной слоновой костью шахматной доске. Так и комплекс неполноценности может развиться, – недовольно подумал он.