Наташа полдня просидела, рыдая. У нее началась икота. Охранники курили на кухне, играли в карты и пили воду из-под крана. Дали и ей воды. Наташа догадалась их угостить мартини, он не пахнет, парни переглянулись и быстро выпили. Подобрели. И слово за слово - от них она и узнала в подробностях, что произошло на складах. Когда Костю Балабола, говорят, уносили, текла красная кровушка, как вино Изабелла из продырявленной бочки... Слушая охранников, Наташа потеряла сознание. Парни испуганно распахнули дверь на балкон, побрызгали на юную женщину водой. "Только Петровичу не говори, что обморок был...".
      Всю ночь не спала - лежала, закрыв глаза. Страшно боялась, что Мамин (он рядом) повернется к ней, улыбнется и задушит. Слова Богу, еще не светало, - зазвонили оба телефона. Вызывали из аэропорта знакомые таможенники - что-то там не получалось с "растаможкой". Валерий Петрович напялил галстук, уехал туча тучей. Охранников еще в квартире не было, Наташа быстро оделась и выскользнула на лестничную площадку - и видит, как раз они поднимаются. "Мне в гастроном... - как можно спокойнее объявила Наташа (ах, сумку-то не прихватила! Но деньги, правда, взяла). Подошли к тому самому супермаркету, парни у входа закурили, Наташа зашла и перегнулась через витрину: "Девочки, а где у вас пи-пи?" Они показали - Наташа по коридору и через служебный вход выскочила во двор. И вдруг страшно испугалась - а если охранники видели? Тогда ведь доложат! И Мамин ее точно убьет!.. Словно малый гвоздик в магнитном поле, против воли своей, через ворота вылетела на улицу и, старательно улыбаясь, как невинное дитя, окликнула сзади охранников: "А вот и я!" Парни от страха помертвели. - Как ты вышла?.. Наталья Игнатьевна?.. - залебезили они. - С крыльца... - Наташа сделала круглые глаза. - Проворонили! - Охранники переглянулись, зло швырнули окурки в урну. - Только Валере... Валере не говори... - А посмотрю на ваше примерное поведение... - ответила Наташа словами матери (так когда-то мама провождала дочку в школу). Только поднялась в квартиру, как приехал и хозяин. Ему охранники доложили, что был выход в магазин ( кто знает, не приставлен ли к дому на улице еще кто-то третий, который за ними следит). К счастью, Мамин не догадался спросить, что Наташа купила ( она же ничего не купила). К тому же он явился не один, а с тем самым Сергеем с двумя подбородками. Прошли в синюю комнату к Наташе ( у нее будуар обит синим шелком), она как раз сидела за столиком, мазала губы какой-то помадой, поставив рядом с собой на всякий случай иконку Божьей Матери. - Наталья... - тихо позвал Мамин. От ужаса она мазнула красной палочкой себя по носу, стала стирать, вымазала лицо. - Гляди сюда... - И вдруг зашипел. - С-ссюда!.. - И снова сжал кулак с перстнями. Наташа, отпрыгнув, закричала. - Тихо! Давай, Серок, только подробно!.. Как люди рассказывают. Охранник с раздвоенным подбородком смотрел смеющимися глазками на бледную юную жену Мамина. - Кот сам хвастал: обнимал, грит... содрал одежду... сладкие, грит, поцелуи... - И глядя на готовую свалиться на пол Наташу, пощадил ее. - Только, грит, в самом конце не далась... ударила коленом.
      И Мамин, наконец, рассмеялся сипло. (- Как... как туберкулезный зэк... - вспоминала Наташа. - Или как гармонь... когда падает со стула.) - Ну, йето еще ничего... Золотинка моя, урок на будущее! - Закрыл глаза, потянулся и поцеловал ее в озябшее ушко. ...................................................................................................................... Наташа рассказывала Андрею, снова и снова повторялась, а он видел все в лицах, потому что теперь уже знал, как выглядит Мамин, как он любит зажмуриться, при этом как бы доверчиво улыбаясь. Как бы подставляясь под удар. Охранник с широким подбородком, конечно, придумал все, что касалось приставаний Кости к Наташе, - решил занять его место в империи Мамина. И здесь нет более верного оружия, чем донос. - А Костя и не приставал... - это Наташа зачем-то уже Андрею говорила. - Так, руку целовал... веришь?
      Все они - Мамин, Костя, другие - выросли на городской окраине, в Березовке, в ее избах и бараках над двумя оврагами. Брат Валерия Павел сел в тюрьму, когда Валерий перешел в пятый класс, а через три года, когда Валерий учился в восьмом, был забит до смерти охранниками в карцере - за гордыню, за то, что во все горло издевался над ними, называя "шмакодявками" и "шестерками". Думал, не тронут, побоятся... Тюрьма, прознав о смерти пахана, было восстала, но всем выдали двойную порцию каши и сахару, привезли кино про любовь, разрешили свидания... Довольно дорого оценили начальники смерть старшего Мамина.
      Но брат за брата не ответчик. Юноша окончил школу. И больше нигде не учился - занимался спортом. Правда, некоторое время числился в политехническом, на радиофакультете. Получил звание кандидата в мастера по боксу и борьбе и был призван в армию. Вернулся улыбчивым, молчаливым, устроился работать тренером в спортобщество "Труд". Постепенно имя его обросло темными пугающими слухами. Будто бы все эти годы он был хранителем общака парней из Березовки и мировым их судьей. Один всего раз его хотели убить - возле магазина "Грампластинок" среди бела дня из проезжавшей мимо "Нивы" застрочили по нему из двух автоматов... и не попали. Наверно, от страха промахнулись, хотя АК выдает в секунду десять пуль! Или двадцать? Валерий остался стоять с растерянной улыбкой, а Костя и еще один охранник Мамина погнались на "BMW" за той машиной да по дороге в сторону ГЭС столкнули ее на знаменитом повороте - "тещиным языке" - в распадок. Нужно ли говорить, что живыми из нападавших никто не остался...
      Теперь Валерий Петрович Мамин в фаворе у местной милиции, у него в записной книжке прямые телефоны всех начальников. Он купил им, для ГАИ и РУОП, десяток мощных "джипов" и рации южно-корейского производства. И вишневую сверкающую "Сонату" - для дочери генерала УВД на день ее рождения. Кстати сказать, она замужем за приятелем Мамина - Шуриком, который всю жизнь в профсоюзах. С тремя волосками на лысом темени, как мандолина, на пальцах левой руки выколото ЛЕНИН, на пальцах правой - ТАНИН. А на груди - дама в шляпе. Об этом покойный Костя рассказывал - они же всей компанией часто вместе в баню ездили...
      Но сколько можно о Мамине да о Мамине?! Вот ведь страшилище с такой доброй фамилией. Андрей уже и сам начинает бояться этого человека. Надо вскакивать, уноситься... но куда?! Кое-какие деньги он позавчера заработал, но если с Наташей лететь сейчас куда-нибудь далеко ( в Москву, чтобы затеряться? На Камчатку, где никто не подумает искать?), денег только на билеты в одну сторону и хватит... Да и есть ли у нее паспорт.
      - У тебя есть паспорт? - хрипло спросил Андрей, глядя в потолок.
      - Еще нет. - И она хихикнула, дернув левой ножкой. - Не успела получить. Мне он обещал сразу иностранный... У Валеры-то дипломатический из Узбекистана и синий такой, служебный...
      "Валера". Многому же он ее научил... Первые же слова юной девочкиженщины, сказанные вчера ночью в постели, Андрей никогда не забудет... Не вспоминать. В другой когда-нибудь раз. Только вдохнул животное ее тепло, только обнял, ставшую вмиг мягкой, как талый воск, она и брякнула... В конце концов, она простодушна, как дитя. И пока все это - любовь, секс - для нее не более, чем забавная долгая игра...
      Как же бежать и куда? Если Мамин так оберегал от всех ее, окраины города уже оцеплены, ГАИ проверяет машины, маловозрастная шпана бегает по сараям и оврагам - ведь какой-нибудь враг Мамина мог выкрасть красотку для выкупа ( по телевизору каждый день показывают подобные истории), а то просто убить и выбросить...
      - Пора... - прошептал Андрей и стал одеваться...
      Через мгновение они стояли, готовые к бегству, возле окна, выглядывая через тюль цветом в переваренный творог - подарок жены при расставании... По улице медленно проехала асфальто-моечная машина, обдавая грязью и каплями воды стекла нижних этажей. Пролетела милицейская с синей лампочкой наверху. Шли люди, не особенно глядя по сторонам. -Так, - сказал Андрей. - Мы сейчас... сейчас... - Черт побери, что "сейчас"? Куда они сейчас? И в каком виде? Модную шляпку с пером ей, конечно, придется снять. В некоем фильме был сюжет: мужчина закатывает подружку в ковер и уносит на плече. Но у Андрея нет ковра. В чемодан? И чемодана большого у Андрея нет. Вот, только размером с портфель, чуть шире. А что, если дать ей свою одежду? Старую кожаную куртку на плечи... закатать брючины... кепку на голову...
      - Нет!.. - простонала Наташа, когда Андрей шепотом объяснил ей вариант ухода. - Где я потом это куплю?
      - Да мы с собой возьмем, сложим...
      - Помнется же... если скрипку тоже сюда? Ах, да, скрипка.. с ней-то в руке Андрей запомнится любому. Ее тоже надо в чемоданчик... Но скрипка с футляром не лезет. Если вынуть из футляра - инструмент, похожий на маленькую женщину, по диагонали умещается. А что делать с футляром? И как потом с голой скрипкой ходить, работать, зарабатывать? Придется покупать новый? А если в отсутствие Андрея залезут в квартирку, сразу обнаружат - Сабанов исчез со скрипкой, зачем-то оставив футляр... Значит, сбежал, по какой-то причине пряча от людей инструмент?.. - Одевайся, одевайся, одевайся... - бормотал Андрей, заминая в чемоданчик вокруг скрипки дорогие одежды Наташи. - Быстрее! - В голове застучала торопящаяся изумительная скрипичная мелодия из увертюры Россини к "Цирюльнику": - Та-тата-татта... та-та-та-татта... На пол из наташиных вещей выпала маленькая записная книжка с золотой надписью "Афоризмы". - Это надо? - Нет, выкинь!.. Это его... Он поднял и открыл. " Любовь сильнее смерти, но хрупка, как стекло. Мопассан." - Ого, решил приобщаться к ценностям цивилизации... и тебя приобщать?.. Она зарделась, выхватила у него книжечку и швырнула под кровать. И вдруг полезла за ней: - Ой, там адрес мамы!.. - Достала, принялась листать, искать нужную страницу.
      И в эту минуту в дверь постучали. - Господи!.. - побелела Наташа и опустилась на стул. - Это он!.. Он!.. - Тихо!.. - прошипел Андрей, схватив ее за плечо.
      За дверью топтались. Слышались негромкие голоса. И снова позвонили. - Андрюша?.. - послышался женский гортанный голос. Это была Аня-"цыганка". Вам плохо? Вам еще не лучше?.. - И Андрей вспомнил - она вчера приходила к нему, но, не желая ее видеть (после пьянки на концерте чувствовал себя ужасно), он сказал через дверь, что болит сердце, что отлежится. - Вы в поликлинику не ходили?
      Андрей, естественно, молчал. И было слышно, как солистка "Ромэн-стрит" объясняет вышедшей на шум соседке-старушке: - Он аракадиля телай бахтали чергай... родился под счастливой звездой... талант... я с ним вместе работаю... но не дай Бог инфаркт... Надо бы "скорую". У вас нет телефона?
      К счастью, у бабули не было телефона. Случайности, вы посланы судьбой... Как хорошо, что Аня сейчас побежит куда-нибудь звонить. - Понимаете, у него цветок на окне... значит, дома... - О господи, болван! Что-то такое ты еще ей про цветок наговорил? Язык тебе вырвать. Вялый, бордовый цветочек в горшке... герань - память о семейной жизни. Люся уверяла: гасит нервность. - Да, да... Пойду позвоню. Видимо, без памяти... Надо бы и милицию - дверь ломать... И в подъезде стало тихо. Бабушка зашла к себе, а певица и в самом деле унеслась - вон ее каблучки, цок-цок мимо окна. Надо немедленно уходить! А если бабушка осталась у подъезда, разинув рот? Или еще кто из соседей увидит? О, Сабанов, у тебя же в ванной висит на гвозде старый белый халат жены - она в нем на химическом заводе работала, оставила бывшему мужу на тряпки - посуду и окна протирать. - Надевай!.. - подал халат Наташе. - Зачем? - не поняла она, но Андрей торопливо накинул белую маскировку на нее. Они сделают вид, что медсестра увозит его на "скорой". Но чемодан и футляр от скрипки взял в руки почему-то он.
      На лестничной площадке никого. И у подъезда только некая собачонка нюхает асфальт. Выбежали за угол, на улицу - катится "жигуленок" в желтых "шашках", самозваное такси. Наташа, поддерживая Андрея под руку, как бы помогла ему сесть. - Заболел? - весело прохрипел толстяк за рулем. - Куда? В БСМП? - он мотнул башкой в сторону Студенческого городка. И Андрей вспомнил - там же недавно в березовом лесу открылась новая, большая больница в пять или шесть корпусов... и даже знакомая девица там работает, Нина... очень любит музыку. Однажды увязалась после благотворительного концерта в католическом храме - пришла домой и осталась на сутки... Потом долго молилась перед зажженной свечкой и, уходя, сказала, что, если он вспомнит о ней, она его будет рада видеть, потому что он своей музыкой облагораживает даже самое плотское. Но лучше в пятницу вечером. Нина работает в инфекционном отделении.
      Именно туда и надо запрятать Наташу! Именно в инфекционное отделение! А там посмотрим.
      Когда вышли из машины и оказались среди оголенных на ветру берез, Андрей спросил у Наташи: - Ты сможешь изобразить больную?
      - Я?! Почему я?.. Ты же больной!.. - но тут же возвела очи к небу и губки, изогнув скобой, оттянула вниз. Получилось очень смешно. - Годится. Да, сними-ка халат... - И швырнув его в кусты, только сейчас вспомнил: а не здесь ли должны оперировать сегодня Орлова? Именно сюда, он слышал, завезли летом из ФРГ какой-то особенный томограф, искусственную почку и прочую аппаратуру... Господи, не слишком ли много совпадений?! Или, как сказал бы чуткий к слову Орлов, сов-падений, совместных падений в одну бездну... А может быть, операция состоится не здесь, а в первой областной, в центре города, как раз рядом с красным домом миллиардеров - наискосок от памятного гастронома, через сквер? Даже трудно сказать, как бы должно быть лучше.
      Они вошли в темный после улицы холл, к стеклянной отсверкивающей отгородке регистрации. Как во всех больницах, пахло эфиром и хлоркой. Но если Андрей найдет здесь Нину, как объяснить ей, кто такая Наташа? Если догадается, сделает все наперекор, как любая ревнивая женщина.
      И снова помог случай - обмолвка пожилой женщины в белом халате, сидящей за стеклом, с марлевой повязкой на лице:. - Дочку привезли? - Ее не смутил мальчишеский наряд юной Наташи. Сейчас молодежь одевается бог знает как. - Да, да... - обрадовался Андрей. - Знаете... нам бы найти Нину... Нину из инфекционного. - Так пройдите к ней... это во дворе, в левый дальний корпус. Через полчаса красотка была пристроена. Андрей объяснил остроносой, внимательно слушавшей Нине, что девчонка приехала от мамы, из деревни, что у нее была желтуха и надо бы проверить, а то и долечить (Андрей сам перенес в детстве желтуху и знал симптомы)... Наташе выдали пижаму чернильного цвета, тапки, и под фамилией Сабанова она осталась в двухместной, но еще незанятой более никем палате номер 3, на стене - эстамп неведомого северного художника: "Курупатки на снегу", где действительно нарисованы куропатки на снегу под звездным небом. Улыбнувшись малышке на прощание быстрой профессиональной улыбкой, Нина взяла Андрея под руку и повела в ординаторскую, где, заперев дверь и опустив жалюзи на окне, чтобы стало темно и не был так явственно виден полуметровый крест над столом, бросилась целовать обреченного скрипача... Часа полтора тут никого не будет, так понял Андрей из ее шепота. - Да что с тобой?
      - Сегодня режут моего друга, поэта... - нашелся Андрей, и эта новость, как ни странно, была очень серьезно воспринята Ниной. Она тут же включила электрический свет и, позвонив по внутреннему телефону, узнала, что да, именно в этой больнице, во втором корпусе, в хирургии, готовят к операции больного Орлова. Но к нему сейчас никак нельзя - во избежание волнения и опять же инфекции. - Съезжу в город, куплю яблок...- буркнул Андрея и, оставив у Нины незапирающийся чемодан со скрипкой и тряпками Наташи, выбежал к воротам больницы.
      - Но ты вернешься? - успела спросить Нина.
      - Конечно! - Господи, хорошо, что он вспомнил о ней. Случайности жизни, вы не случайны... В инфекционной Наташу искать никто не будет. А как быть самому Андрею? Не ложиться же и ему сюда. Да и заляжет он с помощью Нины в какойнибудь палате - не трудно будет сообразить тем, кто ищет Наташу, что неспроста она вместе с ним в один день исчезла... Значит, любовь, значит, немедленно объявят и его, Андрея Сабанова, розыск.
      Лучше возникнуть сейчас в городе, как ни в чем не бывало. Но без скрипки? Ах, что-нибудь придумается.
      И он сел в подкативший автобус и поехал в центр - навстречу неизвестности, как написали бы в старинных романах... или, как скажем мы, современники Андрея Сабанова, - навстречу явной опасности. Ибо мы-то знаем, что везение обычно кончается неожиданно. Сила ожидаемого невезения нарастает пропорционально квадрату свершившегося везения... приблизительно так написано в самиздате компьютерных программистов... Там интегралы, тензоры и прочие термины высшей математики и физики, но поверьте, что суть мы постарались передать верно.
      10. СОН САБАНОВА
      "Случайности, вы не случайны...", - так думал я в мгновенном сне, пока бежал кривой, как чайник, автобус по лесной стране.
      Он припадал на поворотах на правый бок, на левый бок, и вдруг меня окликнул кто-то... Иль, может, это сделал Бог?
      Держа детишек на коленях, иль сумки ( там кефир, морковь), вокруг дремали на сиденьях все, с кем я постигал любовь.
      Сидела школьница немая, которую я целовал, тогда еще не понимая - запомнит по губам слова...
      Сидела дурочка из клуба, в веснушках пышка-билетер... А рядом дылда пялит зубы, из пятиюродных сестер.
      Молчала рыжая студентка, зажав в ногах виолончель... любившая играть раздетой "Полет шмеля"... а я был шмель.
      Сидела и жена майора, тайком любившая меня... Дремала девочка из хора, как конь в ремнях... о ночь моя!
      Сплошная "ягода-малина", чуть с тленным запахом вина, дремали женщины картинно вокруг меня... так на же, на!
      Твои, увы, завоеванья! Смотри и за стояк держись! А вдруг в томленье, в ожиданье они прожили эту жизнь?
      А вдруг же, воздевая руки, они рыдали по ночам? Ловя о дальнем милом слухи, что где-то ходит по цветам.
      Не ты ли обещал им страстно любовь до гроба?.. Ну так что ж, покуда не найдешь бесстрашно их всех - покоя не найдешь.
      И ни при чем тут заклинанья ночного духа - Сатаны. Прощенье будет на прощанье - тогда тебя отпустят сны.
      Но ведь за каждою из женщин, за каждой встречею в ночи сверкает чертик свой, как жемчуг, и лезет огнь в подол свечи...
      Беда, коль дьяволу с бородкой ты продал душу, но страшней, коль сотня совладельцев бродят, как по ковру, в душе твоей.
      Когда снесло тебя теченье... когда хозяин твой - толпа, а их перстов кривые тени не сгонишь, словно мышь, со лба.
      Полуказак, полутатарин, в аду болтаясь, как в раю, по мелочи ты разбазарил жизнь беззаветную свою.
      И если уж искать хромого, заносчивого князя тьмы, затем, чтобы он молвил слово: отныне царствуем здесь мы,
      чтоб мне средь маяты, напасти, с тяжелым холодом в кости, одной лишь поклониться власти - и этим силу обрести.
      Глава вторая. ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
      11.
      
      Дверь не была взломана. Правда, перед порогом натоптали, но ключ вошел в замок легко, и я, оглядываясь, как вор, ступил за свой собственный порог.
      Здесь было сумеречно - все-таки и в кухне, и в жилой комнатке на окнах тюлевый полог. Я шагнул ближе, зная - с улицы не увидят, и отпрянул: мимо дома шли торопливо двое солдат с овчаркой на поводке. Солдаты были в мешковатых куртках, мятых серых брюках и тяжелых ботинках. Собака же, узкая, остроголовая, с желтым пятном вроде креста на голове рвалась вперед. И не сразу до меня дошло - а ведь голубушка идет именно по мою душу, к дверям моей квартиры - по сладким запахам духов Наташи.
      Да быть такого не может - через столько часов учуять! Ведь и ветер дул, и листья летели, и машины воняли бензином... И к тому же собаки остались на службе только у пограничников. Да еще, как я слышал, у таможни. А здесь какая граница? Граница между жизнью и смертью, ха-ха? Конечно же, пес тащится с хозяевами по делам, не относящимся ко мне. Но почему же то остановится, то вернется, ткнет носом туда-сюда и - вперед, к моему тротуару, наискосок - к углу моего дома?
      Я отскочил от окна. Да нет же, они что-то другое ищут. Не сошелся же свет клином на маленькой красотке?! Да и не пограничники это и не таможенники - знаю я их форму. Скорее, вневедомственная охрана какая-нибудь... или из зоны хлопчики. Или спецы из армии - им сообщили, что где-то взрывчатка спрятана, а то и наркотик... Собаки в этом деле первые помощники.
      Но нежданные гости завернули за угол, в наш двор - слышу, как заливаются лаем возле подъездов родные сявки. Все-таки ко мне?! Господи, сейчас породистые когтистые лапы царапнут коричневый дерматин моей двери - мол, здесь, сюда она вошла... и пришедшие люди, погладив оскалившегося зверя, вышибут ногами филенчатую преграду на пути.
      Словно кто подсказал - я вырвал из кармана измятую пачку сигарет "Прима" и, приоткрыв дверь, трясущейся рукой быстро вышелушил, сколько сумел, табака из оставшихся в наличии трех сигареток на пол перед порогом. Видел в кино - так делают. И тут же заперся. И услышал - они вбежали в подъезд. Тяжело дыша, позвонили ко мне в дверь. Не помог табачок.
      Я не отвечал. Пес заскулил, ему приказали молчать. Сейчас, сейчас... Сейчас взломают, ворвутся - и овчарка бросится мне на шею. Выдам я, где прячется сейчас Наташа или нет? Как будто кто-то другой за меня холодно рассуждал. Выдам или нет? Жизнь бездарно прожита, но вот такую красоту встретил... "На мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной". Не выдам, конечно. А не выдам - на всякий случай прирежут, подозревая, что без меня не обошлось, коли собака сюда привела. А выдам - мне все равно не жить, Мамин не простит...
      За дверью о чем-то негромко говорили. И - о радость! - вдруг затопали прочь, бренча спичками в карманах, позвякивая кольцом ошейника. И я понял - им дано было задание найти след, и только. А придут сюда сейчас другие люди. Надо немедленно смываться. Господи, как же повезло! Явись я минутой позже...
      Машинально схватив футляр от скрипки (зачем он мне?), выскользнул в огромное пространство подъезда - по счастью, ни на лестнице, ведущей вверх, ни внизу, нигде никого не было... А куда, собственно, бежать? Если он подключил даже военных... Нам с Наташей надо навсегда покинуть этот город, эту область. Но как?
      Растерянно стоял я возле своего дома - и не мог двинуть ногой. День был солнечный, почти жаркий, как летом, в Сибири случаются подобные осенние дни. Летит, поблескивая, паутина, снова набухли почки на кустах вербы и смородины, высаженных возле ржавых железных гаражей. У кого-то есть машины. Или хотя бы мотоциклы...
      Что же придумать? Переждать врозь?
      Совершенно непонятно, почему сразу не вспомнил о своей сестре, которая вместе с нашими родителями проживает не так далеко - в закрытом городке. Да, да, вот же где можно затаиться! Там бы нас не нашли. Но как туда попасть?.. У Наташки паспорта нет. Одному туда забраться?
      Время, время идет... Может, мне срочно появиться на новой работе? Как ни в чем ни бывало. Собака указала след... Ну и что? Может, я дома и не ночевал сегодня, а там какие-то нехорошие, незнакомые люди были? Понимаю - уловки наивны... Но будь что будет. Глупо улыбаясь (наверное, так заяц тянется в пасть удава), я медленно побрел к центру города, к длинному бетонному зданию, где располагается фирма "Ромэн-стрит".
      Колотюк, увидев меня, дернул себя за ус, заорал: - Кого чую? - и обнял, как отец блудного сына, постукивая лопатой ладони по спине и ( чего я очень не люблю) даже по заднице. - На свако бировли кэрэл авдин... не каждая пчела дает мед, но ты!.. Наконец-то! С кем же загулял? С какими бабами кувыркался? - Да сердце прихватило... - бормотал я, выбираясь из мощных объятий. - В первой областной у знакомой медсестры полежал... - Кто такая? Как зовут? - послышался сзади грудной голос Ани-цыганки. - Еще не спала с тобой, но ревную!..
      Мы пошли вместе обедать в дешевое кафе на первом этаже. Мне было тут же объявлено, что вечером мы снова играем в роскошном "Яре". Что публика просит больше тюремных мелодий. - "Мурку" не забыл? - спрашивал, подмигивая, Колотюк. - А "Постой, паровоз, не стучите, колеса"?
      Подмывало спросить, не видели ли они благодетеля Валерия Петровича, но я прикусил язык в самом прямом смысле. Сиди, молчи! Наверно, кровь во рту.
      - Ах, наш скрипач! А я-то в "скорую помощь"... а они приезжают - там заперто! - мурлыкала Аня. - Теперь я сама тебя буду лечить... материнским молоком! Ха-хаха!.. - И мы еще не поднялись из-за стола, она - видимо, для того, чтобы для интимного разговора удержать возле себя - схватила за ручку футляр от моей скрипки - он лежал на пустом соседнем стуле - и удивленно замигала крашеными черными глазищами. - Такая легонькая?!
      И тут я мгновенно понял: здесь, здесь спасение... Медленно насупился и, забрав футляр, положив на колени, открыл его и сделал потрясенный вид:
      - Господи!.. - Зачем я так сделал, и какие могут быть последствия, я еще не просчитал. Но инстинкт иногда ведет вернее пули. - Что?.. - побледнела легковерная Анна и заглянула в пустой футляр. - Украли?.. Но никто не подходил? Где метрдотель?..
      - Погодь!.. - остановил ее Колотюк. Он недоуменно смотрел на меня. - Ты сюда шел - она была? - Теперь я уж и не знаю.. - медленно цедил я, потирая лоб. - Чувствую себя хреновато... Заехал домой после больницы, забрал ее и сразу к вам...
      Колотюк и Анна переглянулись. По их взглядам можно было понять, что меня, конечно же, ограбили.
      - А ну, срочно к тебе! И в "ментовку"!..
      На "Volvo" подкатили к моему дому. Вот наш подъезд, стоят старушки, испуганно смотрят на меня, и я понимаю - в квартире побывали гости. Да, дверь открыта нараспашку. - Вот так вот ворвется с автоматом... и застрелит! - слышу перешептывания. - Но этот-то сосед наш! Музыкант! - Все они музыканты!.. - А это - цыганка... - Все они цыгане!.. А может, и чеченцы... переоделись... Из разговоров понимаю - сбежал из воинской части солдат с оружием, и вот его ищут по городу с овчарками. Конечно, это остроумная "утка", запущенная людьми Мамина. Ну и тем лучше. Как славно все сложилось. Мы вошли в мою квартиру - все сдвинуто, перевернуто: тахта, стулья... словно Наташа - крохотная "Барби", которая могла спрятаться под лежанкой. - Так ты что, не увидел ничего этого? - поразилась Анна. - Когда за скрипкой-то заходил?
      Я осторожно ответил, потирая лоб: - Когда заходил... кажется, тут было побольше порядка... Может, они в два приема? Не знаю, не знаю. - Я застонал.
      А в дверях уже стоял милиционер, худенький юноша с тоскливыми глазами, - соседи вызвали.
      - Кто будет потерпевший? - спросил он, доставая блокнот.
      - Потерпевшим будет... то-есть, потерпевшим может стать любой, - огрызнулся Колотюк, продемонстрировав, как ни странно, чутье к русскому языку. - А вот СТАЛ потерпевшим наш музыкант Сабанов Андрей Михайлович. Скрипочку увели. Что еще Андрей?
      Я сделал вид, что оглядываю жилье. - Так, по мелочи... бритва "Филипс"... телевизор "Самсунг", маленький такой... - Я что-то еще бормотал, сам не зная для чего лепил неправду, со страхом ожидая дальнейшего развития событий. Милиционер записывал. Неожиданно вошел еще один сотрудник милиции, судя по погонам - капитан. Он курил и разглядывал меня. Если бы я вспомнил о законах субординации, я бы сразу сообразил: поступок для офицера чрезвычайный. Когда, какой капитан придет к простому ограбленному человеку на дом? И если я всетаки почувствовал что-то недоброе, то именно по взгляду вошедшего.
      - Ну, все, иди пока... - он выгнал молоденького милиционера и в лоб спросил у меня. - Где был ночью? - Послушайте, - вдруг закипел Колотюк. - Зумавел э маря ле наеса... пробует море пальцем! Во-первых, не на "ты"! И не он, а его ограбили! Он ночевал в больнице из-за сердечного приступа... а тут кто-то похозяйничал. - Да, - почти не размыкая губ, полу-спросил, полу-согласился капитан. - Поехали.
      - Куда?.. - прошептал теперь я сам. Хотя прекрасно понял, куда. - Но мы его не отдадим!.. - заволновалась Аня и перебросила черную пышную косу с груди за спину. - Вы не там ищете! У него, у него украли! Андрей, покажи ему паспорт... Он здесь прописан.
      Но хмурый офицер милиции ничего не стал объяснять - кивнул на дверь, и мы вдвоем вышли. Футляр от скрипки я почему-то прихватил с собой. За нами недоуменно последовали Колотюк и Аня. Я с капитаном сел в старый мятый "Жигуленок", а мои коллеги по цыганскому театру - в "Volvo".
      Через несколько минут обе машины оказались перед современным синим зданием в семь этажей, с ослепительной алюминиевой крышей в готическом стиле, с отгороженным двором, автоматическими воротами и проходной.
      - Что это? - спросила Аня.
      - Гостиница "Кристалл"... офис Мамина, - пробурчал Колотюк. Ничего не понимаю, ромалэ. - Но было видно, что он уже о чем-то догадывается, и вся эта история ему очень не нравится.
      А я понял - теперь мне надо стоять на своем, иначе хана. - Если хотите, можете с нами подняться, - буркнул офицер "цыганам", может быть, из симпатии к ним - наверняка не раз видел их если не на сцене, то в ресторанах. - Характеристику дадите.
      Молодые парни в глаженых костюмах цвета мокрого асфальта расступились, дав нам возможность войти в лифт. Финский лифт мягко поднял на четвертый этаж, и на выходе нас встретили точно такие же молодые охранники, почти мальчишки, но с неподвижными, чекистскими совершенно глазами (сужу по старым кинофильмам). Один из них, достав из кармана маленькую телефонную трубку, шепнул в нее и, услышал ответ, буркнул нам:
      - Четыреста первый номер.
      Я уже знал, кто нас ждет. Но знать бы, что меня ждет. И хорошо это или плохо, что со мною коллеги по "Ромэн-стриту". Начну врать - поддержат ли?
      Мы ступили в огромный гостиничный номер-люкс, уставленный золоченой арабской мебелью в стиле рококо, если я в этом что-то понимаю. Мамин сидел вдали, в углу, за письменным столом, худой, сутулый, в узких поблескивающих очечках на лошадином лице. Не знай я его раньше, подумал бы - какой-нибудь бухгалтер или ученый из Академгородка, ни за что бы в голову не пришло, что это и есть местный "вор в законе" или как там его. Лидер. Авторитет. Мамка с хреном, как зовут его березовские пацаны.