Я вошел, и при самом входе мне встретилось чинное шествие польского. В первой паре шел толстый генерал и вел молодую за руку. Сердце мое ее разом узнало, я едва не вскрикнул. Вообразите себе самое разительное сходство с Виктором и то самое болезненное предсмертное выражение лица, которое произвело на меня столь сильное впечатление накануне его кончины. Как-то странно смешались в голове моей черты бедного товарища с чертами молодой красавицы; мне становилось душно, голова моя кружилась, я стоял как опьянелый, а польский все тянулся передо мной, как будто тени попарно, на которые я смотрел как во сне.
      Она также меня узнала. Я это понял с первого взгляда ее. Но сколько было в этом взгляде! И прошедшая радость, и настоящее горе, и сожаление об обманутых надеждах, и покорность неумолимой судьбе. Когда польский кончился, Федор подвел меня к ней и назвал меня по имени.
      Она грустно улыбнулась и сказала мне:
      - Мы с вами уж знакомы.
      Я отвечал:
      - Я вам родня, по дружбе с братьями.
      - Вы приехали вчера? - спросила она после короткого молчания.
      - Вчера, часов в семь.
      Она вздохнула и посмотрела на меня так, что я чутьчуть с ума не сошел.
      - Вчера в семь часов, - сказала она, - меня одевали к венцу.
      Я отошел в угол и печально начал любоваться ею. В самом деле она была прекрасна, но какой-то болезненной красотой. В черных глазах ее отражался огонь лихорадки. Лицо ее было матовой белизны, а на голове ее брильянтовая диадема сверкала, как мученический венец. Прошел час времени. Не помню, кто со мной говорил и говорил ли я с кем. Заиграли мазурку. Я снова к ней подошел, придвинул два стула, и мы сели. Разговор наш был сперва несвязен, но мало-помалу он оживился. Я заговорил ей о странной нашей переписке, извинялся в моей смелости, рассказал ей, как мы ожидали ее приезда и с какой жадностью мы читали описание балов, где она танцевала с веселым кавалергардом. Она отвечала мне полушутливо-полупечально, вспоминала все, писанное по моему приказанию, и призналась, что она часто обо мне думала и что я совершенно таков, как она полагала. Тогда просила она меня рассказать о нашей студенческой жизни, и речь наша невольно коснулась покойного брата ее.
      - Вы знаете, - сказала она, - я причиною его смерти.
      - Нет, - отвечал я, - так судьба хотела. Во всем есть воля Провидения. Смерть не есть несчастие, напротив, смерть конец несчастью. Поверьте, что мне тяжелее нынче на сердце, посреди нынешнего блеска и веселья, чем в тот мрачный вечер, где бедный мой товарищ умирал на чердаке.
      Она еще более побледнела, губы ее задрожали.
      - Ради бога, - сказала она шепотом, - не говорите этого, иначе я не выдержу моей пытки.
      Федор, сидевший рядом со мной с другой стороны, закрыл лицо руками и, спрятавшись ко мне за спину, заплакал как ребенок.
      Мазурка продолжалась. Кавалеры притопывали, дамы, в розовых и голубых платьях, скользили по паркету.
      Бал был оживлен и великолепен. Многие играли в вист, другие смеялись и громко шутили над молодыми.
      Вдруг она вскочила со своего стула, быстро отряхнув пышные свои локоны.
      - Знаете ли, - сказала она почти с безумным выражением, - забудем настоящее, будем же хоть рцз еще молоды вместе. Вообразите себе, что вы молодой человек, я - молодая девушка. Я вам нравлюсь, вы мне нравитесь У нас нет ни забот, ни горя. Мы встретились на бале, которого оба давно ожидали. Мы вместе танцуем.
      Пойдемте же, нам начинать.
      И, с отчаяньем в глазах, она умчала меня в круг танцующих, и долго мы танцевали вместе почти до упаду в неизъяснимом исступлении. Она была хороша какой-то ужасающей красотой. Волосы ее распустились по плечам; румянец заиграл на щеках, глаза засверкали, грудь сильно взволновалась. Видно было, что она все хотела забыть, все соединить в одну упоительную минуту в последнем прощанье с прежней жизнью. И вдруг муж ее, озабоченный свадебным ужином, махнул музыкантам, чтоб они перестали. Тогда она оборотилась ко мне, и лицо ее снова помертвело.
      - Теперь... - сказала она, - все кончено. Не забывайте меня. Вы, надеюсь, нынче едете.
      - Сейчас же, - отвечал я, - сейчас.
      Она вздохнула и протянула мне руку, а потом сказала еще:
      - Когда не будет меня на свете, помолитесь обо Мне.
      Из рук ее выпал букет, Я схватил уже увядающие цветы - верное напоминание ее увядающей жизни, и бросился опрометью домой. Нельзя выразить то, что я тогда чувствовал. Я не был влюблен, и любил, однако ж, еамой отчаянной, самой безотрадной любовью. Сожаление, досада, ревность, тоска жгли кровь мою. Я не хотел, я не мог оставаться более в Харькове. Возвратившись в лихорадке домой, я разбудил человека, послал тотчас за лошадьми, и через час я скакал по большой дороге, желая как бы ускакать от самого себя.
      И с тех пор я не видал ее ни одного раза, а через год с небольшим гюлучил письмо от одного Федора с черной печатью. Сестры его уж не было на свете. Она тихо угасла и приказала отослать ко мне ее последний предсмертный поклон.
      Вы видите, - продолжал печально мой собеседник, - что эта повесть сама по себе ничто - ребяческая переписка, минутное свидание и несколько иссохших цветов.
      Стоит ли говорить о том. Роман, едва начатый, оканчивается на первой странице. Но для меня в нем много смысла. В нем первая моя неоконченная повесть, повесть моей молодости, которая долго носила меня по идеальному миру и привела наконец к безотрадной существенности.
      Впрочем, и после были еще вспышки поэзии в моей жизни, но они не превращались в светила, а, угасая одна за другой, только дразнили меня своим минутным блеском. Да, точно со мною было еще несколько случаев, за которые сердце мое, жадное любить, зацеплялось с радостью... но, видно, суждено было иначе. И вот что досадно: в каждом из них было бы довольно счастья на всю мою жизнь.
      Но счастье, готовое уже осенить меня, отлетало далече, и после узнавал я, но слишком поздго, чего я мог надеяться и что я утратил невозвратно. Выслушайте еще одну историю...
      - Нет, Иван Иваныч, в другой раз, а нынче извините, нынче Рубини дает концерт, и я опоздать не намерен.
      Впрочем, то, что вы говорите, меня не удивляет. Всякая повесть человеческого сердца большею частью не что иное, как повесть неоконченная. Пойдемте-ка вместе в концерт, там мы найдем, может быть, счастливую развязку вечной повести вечно недовольной жизни.
      - Где же? - спросил Иван Иванович.
      - В чистом, в высоком наслаждении, в святой любви к искусству.
      НЕОКОНЧЕННЫЕ ПОВЕСТИ
      Впервые напечатано: "На сон грядущий. Отрывки из вседневной жизни. Сочинение графа В. А. Соллогуба". СПб.. 1843, ч. II.
      Сюжет рассказа основан на истории дерптского приятеля Соллогуба Н. Ф. Золотарева. (См. В. А. Соллогуб. Воспоминания, с. 264, 268 - 269.)
      Стр. 213. Быть так! Спасибо и за то. - Последняя строка стихотворения Е. А. Баратынского "К Амуру" (1827).
      Подобно мне любил ли кто?
      И что ж я вспомню, не тоскуя?
      Два, три, четыре поцелуя!
      Быть так! Спасибо и за то.
      Стр. 216. Гейдельберг - университетский город в Германии.
      Майзедер И. (1789 - 1863) - австрийский скрипач и композитор.
      Стр. 220. Вебер К. М. (1786 - 1826) - выдающийся немецкий композитор-романтик.
      Стр. 230. Рубини Д. (1794 - 1854) - итальянский певец, тенор.