Наталья Солей

Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц

Счастье существует лишь на проторенных путях.

Шатобриан

Утомленный гламуром

На срочную летучку в кабинете генерального продюсера телеканала ВТВ кворум собирался постепенно и неторопливо. Общий сбор был спонтанным и несвоевременным. Конвейерное дело горело, скворчало и кипело, а тут пожалуйста, все бросай и беги выслушивать очередную, как это здесь называлось, «прокачку ситуации».

– Буду сию секунду, – очаровательным голосом, источая доброжелательность, проворковала в ответ на личное приглашение шефа его первый зам и бывшая жена Алла Миркина. Внешне она являла собой образец типичной бизнес-леди. В свои сорок лет ухоженная до планки в двадцать пять и ни днем больше, уверенная в себе блондинка с кукольным лицом. Этакая Барби в годах. Правда, из-за резкости в общении и прямолинейности она не вызывала ассоциаций с популярной куколкой. Гораздо больше напоминала комиссара в юбке, получившего задание не выбиваться из гламурного формата.

Положив трубку, Алла стерла с лица улыбку, напускная приветливость мигом куда-то улетучилась.

– Вольнов всех собирает зачем-то. Срочно. Сто против одного: у него новое увлечение, вдохновившее на очередной шедевральный проект. Боже, дай мне силы вытерпеть эти приливы и отливы, – с томным безразличием проговорила она, не двигаясь с места.

– Расслабься и прекрати обращать на это внимание. Сколько можно? Новым увлечением здесь никого не удивишь. Культурный шок охватит массы, если такового не будет. Одна ты переживаешь каждую новую пассию, как в первый раз, – невозмутимо отреагировала сидящая напротив шеф-редактор музыкальных программ Алиса Лисовская.

Она была значительно моложе своей приятельницы, однако между ними оказалось много общего. Достаточно высокая самооценка, умение по-хозяйски относиться к жизни и все формальные признаки успеха: часы Cartier, кольцо и браслет от Tiffany, идеальный стайлинг от Жака Дессанжа, обязательные в этом сезоне сапоги от Тома Форда и белый кожаный костюмчик от Роберто Кавалли. В целом очень эффектно и смело, можно сказать, сногсшибательно. Даже самые скромные внешние данные при таком обмундировании выстреливают. Именно этот катаклизм и произошел с гадким утенком Алисой, вовремя понявшей, что даже бриллиант в грубой оправе может потерять свою красоту, что уж говорить ей, обладательнице близко посаженных глаз и огромного орлиного носа? Натуральная Барбра Стрейзанд, только без ореола славы, а главное, без каких-либо предпосылок ее завоевать. Ни голоса, ни сокрушительного обаяния голливудской кинодивы у Алисы не было. Оправа – одно спасение. И Алиса стала шлифовать именно ее. Годы поджимают, а она в свои двадцать семь все еще не замужем и до сих пор не живет в доме на Рублевке, что просто недопустимо при желании владеть полным комплектом признаков успешности, которые, как ей казалось, и ведут к настоящему счастью.

Вот так, стремясь соответствовать формату успеха, Алиса, как и ее старшая подруга, стала типичным брендоносцем, точнее брендоносицей, что звучит менее благозвучно и уже не так сильно навевает исторические ассоциации, но зато отражает общую тенденцию. Все брендоносцы искренне убеждены, что обилие фирменных знаков на одежде усиливает их значимость и вес в обществе. В определенном смысле они, конечно, правы. Встречают-то по одежке. Правда, брендоносная Алла Миркина, обладающая всеми атрибутами успешности, включая проживание на Рублевке, не была образцом счастливой женщины. Это всегда немного смущало Алису, во всем подражавшую подруге, которая и сблизилась с ней именно потому, что Лисовская готова была выслушать ее излияния.

Выслушивала, сочувствовала, успокаивала и в глубине души мечтала о том, что когда-нибудь сама будет рассказывать о проблемах с собственным венценосным мужем своей почитательнице, для которой теперь уже Алиса станет образцом для подражания. Ну а пока у нее дома на Рублевке нет, мужа нет, надо слушать тех, у кого этот самый муж имеется, точнее, имелся, хотя законные узы с ним еще не разорваны.

Алиса сидела в кресле напротив подруги, вытянув вперед руки и любуясь своими пальчиками. До работы она успела заскочить в салон и сделать маникюр. Полированные, ухоженные ноготочки радовали глаз. Неотразимая Алла, некоторое время витавшая где-то в своих мыслях, вдруг решительно согласилась со своей молодой подругой.

– Точно. Все переживаю, как в первый раз. Сколько можно? – удивилась она самой себе. – Но я с этим борюсь. И вовсе не то раздражает, что у него бесконечная череда романов, а то, что у меня все в прошлом, а у него есть будущее.

– Такова женская доля. – Алиса, налюбовавшись маникюром, была готова к диалогу. – Но к ней надо относиться философски. Женщину прошлое украшает. Уайльд, между прочим, говорил, что любит мужчин с будущим, а женщин – с прошлым.

– Он так много говорил по всем поводам, что замучаешься цитировать. К тому же в этом вопросе Уайльд явно не авторитет. Писателя женщины в принципе не интересовали, вот ему и наплевать было на их будущее.

– Все зависит от самонастроя. Полно мужчин, которых интересуют женщины с прошлым. Могу сообщить тебе интересную новость. Я недавно прочитала, что время Лолит заканчивается, скоро в моду опять войдут барышни с историей, а значит, с загадкой… как Джоконда.

– Неужели?

– Научно доказано на материале многовекового опыта.

– А мой личный опыт доказывает, что пока спросом пользуются все-таки молоденькие. Но, честно говоря, эта тема меня волнует в самую последнюю очередь. Я не собираюсь заводить никаких романов.

– Так что же тебя тогда волнует? – недоумевала Алиса.

– Компания меня волнует. Недвижимость, оба ресторана, налаженное производство, да много чего еще. Волнует, что в конце концов найдется какая-нибудь барышня, которая сумеет заставить Вольнова потребовать официального развода со мной и женить на себе. Чувствую, к этому идет, и тогда все мои труды насмарку. Я могу остаться ни с чем.

– Сомневаюсь. Женить пытались многие, но, кроме тебя, сделать это никому не удавалось, – с улыбкой заметила Алиса. – Бумеранга опасаешься?

– Между прочим, в таком случае могу пострадать не только я. Жена генерального продюсера телевизионной компании – это профессия, которая требует соответствующей должности. Новая метла выметет всю прежнюю команду и наберет новую.

– Не исключено, – посерьезнела Алиса.

– Он же думает только о себе, – завелась Миркина. – Считает, что ребенку не надо ничего оставлять, кроме небольшого стартового капитала, чтобы не лишить его мотивации. Он не молод. Мужчины в нашей стране живут недолго, в среднем до пятидесяти шести. А ему, между прочим, через семь лет будет семьдесят. На том свете уже прогулы ставят. Сию секунду с ним может случиться что угодно. И кому тогда все достанется?

– Ну, если сию секунду, то тебе. – В голосе Алисы проскользнули нотки скрытой зависти.

– Меня не покидает какое-то странное чувство тревоги, – призналась Алиса. – Я ужасно нервничаю в последнее время. Стараюсь понять, что такое со мной, и не могу.

– Ты просто устала, сама себя накручиваешь. Тебе надо куда-нибудь съездить развеяться, завести роман.

– Завести роман! Вот у тебя единственная панацея от всех бед.

– Почему только у меня? Это на самом деле лучшее лекарство от хандры и необъяснимой тревоги. Ты же обожаешь психоаналитиков. Сходи, и тебе скажут то же самое. Измени привычный ход жизни и увидишь ее по-новому.

– Может, ты и права. Кстати, Вольнов именно так и делает.

– И заметь, прекрасно себя чувствует. Как сказал поэт: «Дух рыцарства переместился в женщин…» Такое время. Мужчины – безответственные создания, думают только о своем душевном комфорте, ищут муз, вдохновения, забвения в любви, избегая старости всеми доступными способами. Надо это принять, а чтобы не злиться и не хандрить, научиться поступать так же. Вот Вольнов съездил в очередной раз отдохнуть – сразу новости, и, скорее всего, опять влюбился. А ты возьми и тоже влюбись или выкинь какой-нибудь фортель. От тебя-то он точно ничего такого не ожидает. Ты можешь его встряхнуть.

– Возможно, возможно, еще и встряхну, – задумчиво проговорила Миркина.

– Вот и отлично, – облегченно вздохнула Алиса, почувствовав, что кризис бурного раздражения по отношению к начальству у собеседницы прошел. – Теперь мне ход твоих мыслей нравится. Значит, говоришь, всех собирает?

– Абсолютно. Событие планетарного масштаба, – уже со свойственной ей иронией поведала Алла.

– Может, покурим? – невинно предложила Алиса, решив закрепить достигнутое подругой душевное равновесие.

– Он уже давно ждет. Срочно надо бежать, да я и не курю в кабинете… Впрочем, видимо сегодня день имени форс-мажора. Пока нас не будет, все проветрится. – Отбросив сомнения, Алла достала из ящика стола пачку «Вога» и протянула ее подруге.

– Конечно, проветрится, – согласилась Алиса, вытягивая сигарету из пачки. – Вообще-то я бросаю, но одна сигарета в день, говорят, даже полезна.

– Врут.

– А кто не врет?

– Все врут. И мы всем врем, и нам все врут. Круговая порука. – Миркина с олимпийским спокойствием медленно потягивала сигарету, откинувшись на спинку кресла и мечтательно глядя в потолок.

– Мы уже опаздываем со страшной силой, – не слишком куда-либо торопясь, заметила Лисовская.

– И не говори. Жутко опаздываем. Надеюсь, за это время он уже проговорит свой спич о великой роли рейтинга и неизменном падении уровня культуры при ее демократизации, которую подарило людям развлекательное телевидение.

– Меня эти его «откровения» тоже укачивают. Как хорошо, когда он отдыхает на своих Багамах.

– В прошлый раз был на Багамах, а в этот на Бали. Только потом он возвращается, и в нем вдруг просыпается деловая активность. Как будто на время его отдыха наша кнопка отключается и здесь ничего не происходит. Ладно, теперь я готова все выслушать по новой, – решительно сказала Алла, резко давя в пепельнице недокуренную сигарету. – Жаль, что не сначала, но у нас же была встреча?

– И пробки, – в тон ей с невинным видом подала не менее «оригинальную» идею Лисовская.

– Не говори. Пробки – чума двадцать первого века. Рванули. Вот духи, спрей для рта, жвачка. Выбирай. Не надо раздражать шефа. Он терпеть не может табачного запаха.

– Да, не будем его раздражать, – миролюбиво согласилась Алиса, торопясь загасить свою сигарету.

Дамы проворно встали, на ходу уничтожая запах табачного дыма всеми предложенными Аллой средствами, и с видом деловой озабоченности стремительным шагом направились в кабинет шефа. Он уже озвучивал свое традиционное обращение к собравшимся. Почти все стулья по периметру огромного стола заседаний были заняты, но два почетных места возле шефа дожидались опоздавших. Вновь прибывшие стали жестами показывать, что говорили по телефону, принимая срочное сообщение, изображая горячее смущение и готовность мгновенно влиться в процесс обсуждения наболевших проблем телеканала. Вольнов, не прерываясь, тоже жестом пригласил их сесть, продолжая говорить, а собравшиеся – слушать с видом крайней заинтересованности во всем происходящем. Некоторые даже что-то старательно записывали.

Лисовская с интересом глянула, что же такое из услышанного записывает шеф-редактор программ популярной юриспруденции Оля Злобина. Оказалось, сочиняет очередное объявление о наборе авторов в свою программу, пытаясь лаконично выразить словами фантастические перспективы, обходя стороной потогонный режим ежедневного эфира. Все занимались своими делами, мыслями были далеко, а некоторые просто спали с открытыми глазами. Но вдруг забрезжило едва уловимое оживление. Настал момент истины.

– В связи со всем вышеизложенным у меня давно зародилась мысль, ради которой я вас всех и созвал. Нам необходимо производить свои собственные сериалы, – сообщил собравшимся главную весть Вольнов. – Это самый востребованный продукт. Все каналы снимают для себя, а мы почему-то до сих пор этого не делаем. Реалити-шоу и вообще все шоу хороши, но без сериалов мы теряем определенную часть аудитории, которой нужно помочь убить время между работой и сном. Этой аудитории необходима упорядоченность бытия и сознания, то есть люди должны знать, что, придя с работы в семь часов вечера и поужинав, в восемь они могут включить телевизор, чтобы встретиться с любимыми героями. На других каналах все банально, а мы сделаем бомбу. Наши героини будут чертовски красивы, а главное – в основном топлес. Страсть, любовь, фантазия. Оторваться будет невозможно.

– Понятно, а что требуется от нас? – спросила Миркина.

– Практически ничего. Мы тут с Арнольдом Мартыновичем уже провели кое-какую работу. Все просчитали. Со временем начнем отбирать сценарии – оригинальные, написанные нашими авторами, с ситкомами связываться не будем, эта ниша уже занята. Сейчас готовится пилотный вариант. Короче говоря, мы даем деньги и получаем готовый продукт по уже отобранному мной оригинальному сценарию. Думаю, это может произвести громкий взрыв. Мы давно ничего не «взрывали», пора напомнить о себе.

– Я так понимаю, Кардиналов как финансовый директор и будет курировать это направление? – не унималась Миркина.

– Только поначалу.

– Отлично. Начало – это года два, а там мы уже будем сами ориентироваться, – удовлетворенно заметила Алла.

– Именно так. А вы не хотите почитать синопсис сериала, выбранного мной?

– Так он ведь уже отобран. Скажите только, в чем суть, – озвучила общее мнение Оля Злобина.

– Собственно тема понятна из названия, – сообщил довольный собой Вольнов. – «Стриптизерши». Все действие происходит в стриптиз-клубе, за кулисами. Кто-то на работе находит мужа, кто-то теряет, и все это время готовится новое шоу. Музыка, красивые лица, великолепные фигуры топлес. Это будет иметь грандиозный успех.

Вольнов победоносно посмотрел на окружающих, но выражения лиц собравшихся не изменились никоим образом. Надо сказать, что безразличие аудитории его неприятно удивило. Сначала удивило, а потом даже немного обидело.

Владелец компании и весьма успешного развлекательного телеканала Андрей Константинович Вольнов рассчитывал на другой эффект. С утра вспомнил, что давно не общался со своими сотрудниками, а ведь есть что им сказать, чем встряхнуть, поделиться своими соображениями, наконец. Он был убежден, что в дальнейшем это несомненно наилучшим образом скажется на общем настроении, прибавит адреналина. А получилось… Никак не получилось… Грустно… Людей уже ничего не интересует, кроме денег, конечно, и даже не шокирует.

Вообще-то Вольнов был отличным организатором и прирожденным руководителем. В глубине души он тосковал по прежним временам с планерками, собраниями, звонками сверху и умелому лавированию в темных водах двойных стандартов. Правда, в советское время нынешний телемагнат был всего лишь популярным телеведущим и в полной мере проявить свои таланты не мог. Зато в числе первых сориентировался, вовремя подсуетился. Когда другие только соображали, куда бежать и что делать, он за смешные деньги приватизировал все, что только можно было приватизировать, и создал собственную телевизионную компанию с мощной технической базой. Это был уже капитал, приносивший немалые доходы и дававший возможность расширяться. Вольнов открыл два ресторана, приобрел небольшой мясо-молочный комбинат… Короче, чего у него только не было, и все это приносило отличные доходы, но излюбленным детищем все же оставалась телекомпания, и в ее работе он принимал весьма деятельное участие.

Вольнов всегда чувствовал, что хочет видеть зритель. Он сразу отказался от всяких политических предложений, от соблазна поддерживать ту или иную партию. Кто там из них победит, неизвестно, и нечего рисковать. Надо идти по пути развлечения масс. Эта беспроигрышная игра, он сделал в ней ставку, о чем ни разу не пожалел, и со временем стал владельцем целого канала. Он был богат, успешен и в свои почти семьдесят лет все еще пользовался заслуженным успехом у женщин на дрожжах былой славы ведущего некогда смелой и, как бы сейчас сказали, продвинутой развлекательно-политической программы.

Все складывалось как бы замечательно. Но сейчас на летучке Вольнов вновь почувствовал то, что его тревожило в последнее время. Эта индифферентность ко всему происходящему, потухшие взгляды, вялые реплики. Работают-то в основном молодые. Неужели уже устали? И когда же они успели?

Он оглядел всех присутствующих. Только Алла Миркина дала понять, что ей есть что изречь.

– Да, пожалуйста, вы что-то хотели сказать, Алла Григорьевна?

– Хотела, да… – Выдержав небольшую паузу, она сразу подвела итог затянувшемуся, на ее взгляд, заседанию: – Мы рады, что у нас появилось столь интересное новое направление. Перспективы отличные. Это естественно: у нас самый успешный канал. Что мы и доказываем каждый день, и, если не возражаете, Андрей Константинович, мы пойдем доказывать это дальше в сегодняшнем эфире.

– Да, конечно. В общем, у меня все. Если нет вопросов, то все свободны, а вы, Алла Григорьевна, пожалуйста, задержитесь.

– У меня эфир.

– Эфир у вас завтра вечером. Думаю, вы успеете. У меня к вам только один вопрос.

– Если только один, то успею… – неопределенно проговорила Алла, с тоской глядя на оживившихся коллег, неожиданно резво ретирующихся из кабинета шефа.

Наконец дверь затворилась, и они остались наедине. Вольнов демонстративно отодвинул бумаги, лежавшие перед ним на столе, и вальяжно откинулся на спинку кресла, всем своим видом давая понять, что беседа будет продолжительной.

– Алла, давно хотел с тобой поговорить по душам, узнать твое мнение… – он немного замялся, – посоветоваться, наконец. Ты лучше знаешь обстановку в компании. Скажи мне, что происходит?

– А что такое? – искренне не поняла Миркина, удивленно глядя на своего бывшего мужа. За долгие годы общения с ним она не могла вспомнить, чтобы в его словаре хотя бы единожды промелькнуло слово «посоветоваться». Вольнов не относился к людям сомневающимся. Он всегда все и знал, понимал, делал лучше всех. Это было его основным и глубочайшим убеждением. Мнение окружающих по какому бы то ни было вопросу его просто-напросто не интересовало. И вдруг он оставляет ее для разговора по душам, хочет узнать ее мнение, которым уже очень давно не интересовался.

«Может быть, у него нашли какую-нибудь неизлечимую болезнь?» – подумала Алла и осторожно спросила:

– Как у тебя дела? Со здоровьем все в порядке?

– Здоровье в порядке. Я не о себе, а о тех, с кем мы работаем. Что происходит? Почему такое безразличие ко всему происходящему, такое жуткое равнодушие по отношению к жизни?

– Откуда такие выводы?

– В глазах прочитал. В их пустых, тусклых глазах, которые загораются только при взгляде на Бенжамина Франклина и то когда он клонирован не менее пятидесяти раз.

– Что в этом такого? Деньги – эквивалент востребованности и значимости человека.

– Из всякого правила есть исключения. Такое исключение – творческие люди. У нас работа созидательная, мы развлекаем народ. Чтобы делать это хорошо, надо генерировать хорошее настроение, интерес к жизни во всех ее проявлениях. Откуда этот пофигизм? Почему никому ничего не интересно? Ты можешь мне объяснить? Я затеваю очень серьезный проект, у меня колоссальные планы, а тут все еле двигаются.

– Когда надо, все очень даже подвижны. Просто исключения лишь подтверждают правила. Люди работают для того, чтобы жить, а не ради удовольствия. Повторяю, твои «Стриптизерши» не имеют к ним отношения, вот им и по фигу. Этот колоссальный проект будет снимать другая команда, и, возможно, кому-то придется подвинуться, кто-то вылетит из эфира, потеряет работу…

– Никто ничего не потеряет. И «Стриптизерши» тут ни при чем. Это для внутреннего рынка. Я говорю уже о другом проекте, о выходе на международный уровень, – нетерпеливо перебил ее Вольнов.

– А нас там уже ждут? – скептически спросила Алла.

– Пока нет, но интерес за океаном появился. Не хочу пока ничего говорить, чтобы не сглазить… Сама понимаешь… Все еще очень эфемерно, но думаю, это будет мощный прорыв.

– Охотно верю. У тебя безошибочное чутье. Будем ждать, когда твои планы примут реальные очертания, тогда и сообщишь всем об этом. Международный уровень никого не оставит равнодушными. Никто не откажется претендовать на «Эмми».

– Вот именно. «Тэфи» у нас полно. Надо поднимать планку. Главное – попасть в номинацию.

– «Тэфи» – не такая уж низкая планка… – уклончиво заметила бывшая супруга.

– Ладно, мы сейчас обсуждаем другой вопрос. За двадцать лет нашей совместной жизни я успел оценить твой дипломатический дар и умение уходить от прямых ответов, лавируя в темных водах моего настроения. Ты всегда все видела, понимала, но никогда не высказывала своих соображений.

– Потому-то мы и прожили с тобой достаточно долго.

– Именно. Знаешь, ни одна женщина не сможет мне тебя заменить, и доверяю я только тебе. Потому и сейчас сам прошу: объясни мне, что происходит? Я чувствую, что-то не так, но что? Может быть, я теряю нюх? Устарел?

– Ты устарел? При твоей жажде новых впечатлений и проектов никому такое и в голову не придет. Правда, в тебе что-то все же изменилось.

– И что же?

– Ты мне льстишь, и это меня пугает.

– Почему?

– Ты мне никогда не говорил, что доверяешь только мне и все такое.

– Прецедента не было.

– Да, это верно. Только раз я высказалась по поводу твоего очередного романа – и по сей день жалею. Тогда ты тоже готов был поговорить по душам, я и расчувствовалась. И что? Ты мне сказал, что готов все исправить, что мы устали друг от друга, что я перестала тебя понимать и ты пойдешь туда, где это понимание есть. Что такое? Там тоже все закончилось? Что-то быстро.

– Нет. Все нормально. Просто у тебя опыт, житейская мудрость.

– Отлично. Значит, сначала мы перестали быть мужем и женой, а теперь ты хочешь порвать со мной и партнерские отношения?

– Напротив, хочу посоветоваться.

– Чтобы услышать то, что хочешь слышать?

– То, что ты скажешь.

– Знаешь, мне нравится моя работа и приятно, что ты решил со мной посоветоваться, а потому хочу уверить, что тревоги твои напрасны. Повторяю, все озабочены своими делами. Каждый новый конкурентоспособный проект вызывает у них настороженность. Да, люди хорошо зарабатывают, но они и работают как каторжные. Половина наших программ идут в эфире ежедневно. Это конвейер, а у тех, кто работает на конвейере, все отработано до автоматизма и думать о блеске в глазах им попросту некогда. Ты предложил замечательный проект. У тебя есть чутье. Будет высокий рейтинг, но лично этот проект никого не затронул. Все сразу сообразили, что из наших в нем никто не задействован. Это будет делать другая команда. Вот почему спокойно выслушали и побежали выполнять свою работу. Уверяю тебя, на международные перспективы отреагируют иначе.

– Секунду… ты упрекаешь меня в том, что я часто уезжаю отдыхать?

– Я об этом вообще не говорила. Сейчас у многих есть возможность раз в два месяца ездить к морю. Никто от нее не отказывается. – Чувствуя, что у Вольнова стало портиться настроение, Алла решила свернуть разговор. – Все же думаю, что тебя беспокоят какие-то внутренние разногласия и личные переживания. Я вряд ли смогу тебе помочь, мы давно стали чужими. Тебе, мне кажется, имеет смысл обратиться к психоаналитику. Там действительно окажут квалифицированную помощь.

– Спасибо, конечно, за совет, но ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу этих психоаналитиков и к ним не хожу. И вообще в личном плане у меня все замечательно.

– Понимаю. А что Матильда сегодня не удостоила нас чести своим присутствием?

– Не знаю. Вроде плохо себя чувствует. Не знаю, не виделись с утра…

– Ты, надеюсь, не об этом хотел со мной поговорить?

– О чем хотел, о том поговорил. Хотя ждал несколько иного разговора. Ладно, буду разбираться сам. Хочу на пару дней уехать на дальнюю дачу в Звенигород. Надо побыть одному, подумать.

– А на ближней ты уже не один?

– Ну почему? Один.

– Как-то неуверенно ты это говоришь.

– Да просто меня раздражает дорога. На дальнюю я быстрее в два раза добираюсь по Минке. И вообще на Рублевке мне нет никакого покоя. У соседей чуть ли ни каждую неделю приемы закатывают. Весна теплая выдалась. Впрочем, их никакая прохлада не останавливает. Закупили уличные обогреватели, тент стоит на случай дождя. Гуляют при любой погоде. Мне каждый раз присылают приглашения. Если я там, то неудобно не пойти, а мне сейчас не до тусовок… Мне там скучно…

– Гламурное переутомление?

– Еще какое. Не понимаю, что ты так туда рвалась?

– Ты прекрасно знаешь почему. Тогда ты был вполне доволен, сохранив свой статус обитателя Рублевки, причем не в качестве бедного родственника, а в своем собственном доме. Кстати, покупать второй дом я тебя не заставляла. Ты сам так решил, хотя, судя по частоте твоих посещений нового дома, вполне мог обойтись без него, а если бы захотел, то мог приезжать к нам с Артемом.

– Мог бы. Не знаю, зачем купил. Хорошее вложение денег. Хотя если так пойдет и дальше, то оттуда все начнут потихоньку сбегать.

– Сто лет не сбегали. С царских времен все туда рвались, и сейчас не прекратят. Вертолеты, например, заведут. Я выезжаю на работу рано. Приспособилась. Пробки меня не особенно угнетают.

– Ради понта ты готова терпеть и не такие неудобства. Ладно, если бы ты не работала, но каждый день тратить по пять часов на дорогу… Не понимаю… Все покупают дома на Рублевке, а мы что, рыжие? И мы купим. И мы хотим быть соседями президента. Может, он соберется в гости заехать, с вопросом каким-нибудь наболевшим, а тут и мы, вот они, пожалуйста, Владимир Владимирович, спрашивайте, мы мигом сообразим и дадим совет, как искоренить в стране коррупцию. У меня сосед большой спец по этому вопросу. Не помню, откуда он, короче, возглавлял налоговую службу то ли в Ростове, то ли Вологде, не в том суть. Потом приехал в Москву, стал недвижимость скупать, вот теперь соседствуем. Большая Россия, и отовсюду едут, причем все на Рублевку.

– И не говори, понаехали… – не сдержала улыбки Алла.

– Вот именно. Понаехали, и теперь ни туда, ни оттуда не выберешься. Самое престижное времяпрепровождение – стоять в пробке на Рублевке.

– Все ясно. – Алла решила резко закончить разговор, который начал заходить в тупик. – Это не для тебя, ты помнишь времена и получше… Ты принял правильное решение. Съезди, развейся… А я пойду, пожалуй…

– Да, конечно… Спасибо, что выслушала, – сказал Вольнов, криво улыбнувшись.

– Тебе спасибо, что доверяешь. Береги себя.

– Постараюсь.

Алла неторопливо поднялась с места. Можно было бы остаться и, наконец, действительно поговорить по душам, высказать наболевшее, ведь столько всего накопилось… Невысказанность же – лучший способ окончательно угробить любые отношения. Интересно, конечно, что это за международный проект он замыслил. Хотя, возможно, сказал это так, для красного словца, чтобы заинтриговать, не более того. Однако поговорить о будущем компании необходимо, и проблема возраста стоит у него не на последнем месте. Во всяком случае, отдыхает он с большим энтузиазмом, нежели работает. Но темы эти очень трудные. Она знала непредсказуемый характер Вольнова, который любое высказывание может перевернуть с ног на голову. Возможно, сейчас ему действительно необходима ее помощь, но сколько раз она нуждалась в его участии и никогда его не находила. Что ж, пусть наконец узнает, каково это, когда от тебя отдаляются те, в ком ты был уверен и на кого надеялся.

Балийский синдром

Что же произошло на острове? «Боинг» авиакомпании «Трансаэро» должен был вылететь из Москвы на Бали в половине первого ночи. Он бы и вылетел, но в последний момент оказалось, что одна из пассажирок, готовясь к двенадцатичасовому беспосадочному полету, переусердствовала и напилась в такой хлам, что ей сначала вызвали врача, а потом и вовсе сняли с рейса. Все это время приготовившиеся к взлету и оставшиеся на борту двести человек нервно молчали, прокручивая в голове вполне логичный вопрос: если такое начало, то что же будет дальше? Дальнейшие события для некоторых представлялись русской рулеткой, однако добровольно никто покидать самолет и откладывать поездку не стал. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет – отдавая себя в руки судьбы, обреченно рассуждали пассажиры «боинга», поглядывая в иллюминаторы, откуда был виден автокар со служащими, приехавшими снимать багаж упившейся дамы.

Наконец процедура была успешно завершена. Стюардессы призвали пристегнуть привязные ремни, все оживились, стали распаковывать выданные всем носочки, пледы, беруши, повязки для глаз.

Через проход от Вольнова сидела женщина приятной наружности, явно иностранка, судя по западному выражению лица, как сформулировал для себя Андрей Константинович, неминуемо отличающему «наших» от «не наших». В чем эта западность выражается, понять он не мог. Нечто неуловимое. Потенциальная доброжелательность, что ли… У него возникло ощущение, что где-то он ее видел. Возможно, на каком-то мероприятии или на переговорах. Лицо определенно знакомое.

– Я, когда беру это в руки, – по-английски обратился Андрей к незнакомке, крутя в руках повязку, – почему-то всегда вспоминаю Венецию, их маски, карнавал. Если сделать прорези для глаз, отличная маска получится.

В ответ дама слегка улыбнулась ему, но ничего не ответила.

– Вы бывали в Венеции? – пошел на второй заход Вольнов.

– Бывала не раз, – коротко ответила дама, видимо не расположенная к беседе.

– Возможно, там я вас и видел, – сделал радостное заключение Вольнов.

– Возможно, – лаконично согласилась дама.

– Не хотите выпить? – не сдавался Андрей.

– Я бы не отказалась, но правила этого не допускают, а значит, и я не хочу.

– Приятно познакомиться со столь законопослушной гражданкой. Вольнов Андрей Константинович, – считая, что пришло время представиться, сообщил он свое имя и протянул визитку.

– Люси. Люси Магвайер. – Поняв, что сопротивление бесполезно и попутчиков так же, как родственников, не выбирают, она достала из сумочки свою визитную карточку.

Сидевшая у окна Матильда спокойно отреагировала на оживленную беседу своего спутника с соседкой слева. Правда, в свой адрес со времени отъезда из Москвы в аэропорт она услышала лишь несколько фраз, типа «где билеты?», которых уж никак нельзя было не произнести. Всем своим видом Вольнов давал понять, что тяготится ее обществом. А показательный флирт, который он завел сразу, как только самолет стал набирать высоту, – это лишь продолжение линии, проводимой им в последнее время. Эта линия должна была привести к полному разрыву их связи.