Австралия – Terra Incognita. Когда звери еще были людьми

Сол Шульман

Австралия – Terra Incognita. Когда звери еще были людьми

В книге использованы фото из архивов С. Шульмана и Эм. Друкмана

Автор выражает признательность нашей соотечественнице, живущей в Австралии, журналистке Ирине Григорьян за помощь в подборе литературных материалов.

© С. Шульман, 2011

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2011

© Электронное издание. ООО «Альпина Паблишер», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Памяти моего австралийского друга профессора Мельбурнского университета Рэй Вильсон-Слонек (1944–2004), открывшей мне Австралию

От автора

Эта книга – не история Австралии в академическом смысле слова, хотя, конечно же, автор двигался по пути истории. То, что здесь изложено, отражает личное восприятие и понимание этой страны автором. Такой он ее увидел, узнал и понял.

Мой путь в Австралию начался давно и случайно. Хотя что в нашей жизни бывает не случайным?!

…Бурные 1960-е годы. Уже не было Сталина, пришел Хрущев, в космос слетал Юрий Гагарин, в России замаячили проблески свободы. Всколыхнулась и забурлила молодежь, которой в дальнейшем будет присвоено гордое имя «шестидесятники».

После мрачных десятилетий казалось, что на нас вот-вот обрушится водопад счастья. Дни были только яркими, солнечными. Хотелось сделать нечто великое. Одни с песнями поднимали целину диких казахских степей, другие ехали «за туманом и за запахом тайги», «лирики и физики» спорили, надо ли брать с собой в космос ветку сирени, ибо сам полет к звездам казался уже абсолютно очевидным. Залы содрогались от аплодисментов, которыми студенческая молодежь награждала своих новых кумиров, поэтов-бунтарей. Все дышало романтикой и надеждой…

Я только что окончил институт кинематографии и уже снял свой первый публицистический фильм, который получил широкую известность и фестивальные награды. Результатом этого фильма стала дружба с Алексеем Аджубеем[1] и благосклонность Никиты Хрущева, что, как тогда казалось, защищало меня от всех невзгод жизни. Меня приглашали на работу почти все киностудии страны. Я выбрал романтику кинопутешествий. Судьба раскрывала мне свои объятия, но под ложечкой что-то сосало. Бурный характер молодости рвался к чему-то неизведанному…

А надо сказать, что в киноинститут я поступил, уже закончив до этого инженерный факультет. Он-то и зародил во мне мечту о профессии кинорежиссера. Мне хотелось снять художественный фильм об истории атомной бомбы, о том, как создавалось это оружие в разных странах мира. Об ученых, шпионах, политиках… Тем более что тема эта была в то время не только новой, но и сверхсекретной…

И вот, резко прервав успешно начатый взлет, я бросаю обеспеченную жизнь, ухожу со студии, снимаю подвальную комнату, из окна которой видны лишь шаркающие по лужам ноги прохожих, и по двадцать часов в сутки работаю над сценарием «Ядерный век»[2]. Это была сумасшедшая работа. По ночам мне снились атомные взрывы, политики, шпионские страсти. Во сне я был на «ты» с сильными мира сего. Они посвящали меня в свои секреты, и мы вместе планировали будущее…

Так продолжалось два года. Я жил, как в бреду, захваченный творческим азартом и новизной темы. Наконец сценарий был закончен и начал самостоятельное существование. О нем заговорили в кинематографических кругах. С высоких трибун о нем отзывались как о достижении советского кинематографа, в котором будет рассказано о «величии русской науки».

Здесь не место излагать подробности, это задача отдельной книги. Но не буду скрывать – я был горд и счастлив. Мне, молодому режиссеру, предстояла изумительно интересная работа…

Гром грянул неожиданно. Меня вдруг вызвали на высокий партийный верх и дали понять, что «из идеологических соображений фильм о величии русской науки должен снимать русский режиссер!» Моя фамилия не подходит…

Сегодня, спустя более трети века, я, по-видимому, смог бы отнестись к такому заявлению чиновников спокойнее, по-философски, но тогда это было нечто оглушительное – удар на огромной скорости в глухую стену. Тем более что во власти уже не было ни Хрущева, ни Аджубея, к которым я мог бы обратиться за помощью…

Конечно, я знал о наличии в СССР государственного антисемитизма, видел его проявления, но моя жизнь складывалась так, что до этого момента меня лично он обходил стороной. Это было первое соприкосновение с ним. Страна, которую я любил, которой отдавал огонь и талант молодости, оскорбила и унизила меня, фактически назвав человеком второго сорта.

Повторяю, здесь не место излагать подробности. Они похожи на захватывающий детектив с персональным участием многих имен, известных миру. Скажу лишь, что мой ответ был не менее резок. Я решил уехать из страны. Тем более что я только что женился на девушке из Югославии…

…Белград встретил меня теплом и улыбками. Всех говорящих по-русски здесь считали братьями. Газеты брали у меня интервью, коллеги приглашали на ужины в «кафаны», но при всем желании помочь мне они не могли – работы не было. Киностудии были заполнены своими режиссерами и выпускали мало фильмов.

Помню, желая сделать что-то доброе, мне как-то позвонили из киностудии «Дунава-фильм» и предложили снять десяток тридцатисекундных рекламных роликов, пообещав за это неплохие деньги, на которые мы с женой могли бы безбедно прожить год.

Боже, как я обиделся! Ведь я приехал сюда за великими делами и свершениями! Приехал рассказать миру правду о советской жизни! А мне предлагают кильки в банке снимать! Короче, я отказался[3].

Так прошел год. Жили мы с женой на ее невысокий преподавательский заработок. Она работала, а я писал, окутанный табачным дымом.

В один из дней в газетах появилось сообщение о Всеюгославском конкурсе сценаристов. Условия были просты – выигравший конкурс сценарий покупается киностудией и идет в производство. К этому времени я как раз закончил сценарий «Катастрофа» – психологическую драму из славянской жизни. Терять мне было нечего, и я отправил его на конкурс.

Прошло еще несколько месяцев, и как-то утром мне звонит знакомый: «Ты газеты сегодня читал?» – «Нет, – говорю, – не читал». – «Так спустись вниз, купи и почитай…»

Оказалось, что моя «Катастрофа» получила одну из главных премий! Газеты писали, что в Югославии появился новый русский сценарист и прочие хвалебные слова… Боже, сколько было радости!.. Казалось, что жизнь опять раскрывает объятия.

Но я, видимо, забыл, что существует такая универсальная штука, как «еврейское счастье»! Белградская киностудия «Авала-фильм», где должен был сниматься фильм по моему сценарию, внезапно обанкротилась или оказалась на мели, так что съемки отменялись. Единственное, что могла сделать студия, – оплатить автору сценарий, что она и сделала.

Опять потянулись, как говорится, серые будни. Опять я сидел и писал «в стол»… Впрочем, кое-что все же изменилось. Мой сценарий получил известность, его рецензировала европейская пресса, о нем хорошо отзывались коллеги, меня приглашали… Одним словом, я был замечен.

На одной из литературных встреч я познакомился с милой супружеской парой из Австралии – Рэй и Бобом Слонеками. Не имея никакого отношения к России, оба они тем не менее прекрасно владели русским языком, были профессорами Мельбурнского университета, факультета славистики, и приехали в Белград на международный симпозиум. Знакомство постепенно переросло в дружбу.

Лишь позже я узнал, что прямо из Белграда Рэй по телефону рассказала обо мне ведущему в то время австралийскому кинопродюсеру и публицисту Филиппу Адамсу, у которого и родилась идея пригласить меня поработать на далекий континент, тем более что по случайному стечению обстоятельств он только что прочитал в лондонской прессе о моем сценарии.

А еще через неделю у меня раздался звонок. По просьбе Филиппа из Сан-Себастьяна звонил директор Мельбурнского международного кинофестиваля Эрвин Радо, который в тот момент находился в Европе. Он готов был прилететь в Белград и спрашивал, есть ли у меня время встретиться с ним.

Встреча состоялась. Это был обаятельный человек, венгр по происхождению, в прошлом музыкант. Дружеские отношения между нами установились почти сразу. Эрвин рассказал, какое впечатление произвел на него мой сценарий, и спросил, нет ли у меня каких-нибудь новых интересных замыслов.

Я браво ответил, что есть, хотя в голове было абсолютно пусто. «Не могли бы вы показать мне их завтра?» – попросил Эрвин.

…Всю ночь я мучительно ломал голову, а к утру родился сюжет на одну страничку, навеянный мотивами Александра Солженицына, которого мы тогда зачитывали до дыр. В суровых заснеженных горах некой тоталитарной страны расположены два лагеря заключенных – мужской и женский, а неподалеку от них секретная ракетная база. В один из дней начальнику лагерей поступает приказ из Центра: держать в идеальном состоянии горную дорогу, так как вскоре по ней должен пройти транспорт с ракетами.

Проходят дни, недели, а транспорта нет. О приказе забыли. Начинается страшная метель, дорогу заносит снегом. И вдруг звонок из Центра – ракеты пройдут через 48 часов. Начальник в панике, он понимает, что на кон поставлена его голова, ибо очистить заваленную снегом горную трассу за такое время почти невозможно. И тогда в изощренном мозгу садиста рождается решение. Он объявляет по мужскому и женскому лагерям, что они начнут очистку трассы с противоположных концов дороги и пойдут навстречу друг другу. И если они встретятся раньше, чем через 48 часов, то он разрешит им все сэкономленное время остаться вместе. Мужчины и женщины, годами не видевшие друг друга, мечтавшие о встрече и физической близости, воспринимают это как подарок судьбы. В ночной мгле, под вой пурги и обвалы лавин начинается штурм этой адской дороги. Заключенные выполняют работу раньше срока, оставляя на своем пути трупы замерзших и погибших людей. Но когда они встречаются, у них нет сил ни для радости, ни для секса…

Фильм этот мыслился не о сексе, а о том, как звериная система тоталитаризма расчеловечивает человека, превращая его в животное, – как рабов, так и хозяев…[4]

Надо было быть очень наивным, чтобы предложить подобную тему тихой мирной Австралии, любящей ностальгические сюжеты из жизни своих бабушек. Но тогда я знал об Австралии чуть больше, чем об обратной стороне Луны. Эрвин же пришел в восторг и предложил мне ехать на год в Австралию работать над сценарием…

Так начался мой путь в эту страну.

…Сам собой возникает вопрос, а надо ли было в предисловии к книге об Австралии рассказывать эту российско-советскую историю, приведшую автора в эту страну?! Думаю, что надо. Австралия – это классическая страна иммигрантов. Это мозаика человеческих судеб, и судьба автора – одна из них. Если в обычной «исторически стабильной» стране судьбы людей, в общем-то, чем-то схожи, то в Австралии каждая судьба – это отдельная захватывающая история. Предки одних приплыли сюда в кандалах более двух веков назад, других гнали насилие и войны, третьи оказались здесь в поисках «синей птицы» счастья… А все вместе – это и есть народ Австралии, страны Надежды и Удачи, как ее еще называют…

…Мне и до этого приходилось совершать перелеты почти через полмира, но по душевному напряжению это был самый сложный полет в моей жизни. И не в силу его продолжительности. Я чувствовал, что лечу в неизвестность, навстречу судьбе.

Самолет летел из Белграда и был заполнен в основном новыми иммигрантами – простыми сельскими людьми. В салоне стояла непривычная для полета тишина, иногда нарушаемая детским плачем. На лицах пассажиров читались напряжение, тревога и даже испуг. Многие из них впервые поднялись в небо…

Я смотрел на людей, и мне хотелось представить будущее – их и свое. Видимо, мой взгляд, в котором тоже сквозила тревога, был неправильно понят пожилой крестьянкой, сидящей в соседнем ряду. Она отломила половину толстого сельского бутерброда, который ела, и протянула мне. Так обычно поступают люди одной судьбы…

…Под нами проплывали желтые безжизненные пески австралийской пустыни Симпсона. Тогда я еще не знал, что это одна из самых опасных и жестоких пустынь мира…

I. Затерянный мир

Время великих сновидений

Когда еще не было Австралии. Земля летающих чудовищ. Задолго до собаки динго. «Dreamtime – Время сновидений»

Миллионы лет Австралия была частью Антарктиды, прежде чем откололась от нее и начала двигаться на север к экватору, к тому месту, где мы ее привыкли видеть. С тех пор она мало изменилась.

Доисторический кенгуру, превосходивший по размеру современного жирафа

Как и сейчас, в далеком прошлом австралийский континент населяли уникальные животные. Одно из них – гигантская птица, которая не только бегала, как страус, но и летала. Это было самое крупное из когда-либо проживавших на земле летающих существ. Вес ее достигал ста килограммов. Тут обитали семиметровые ящеры-вараны, крокодилы с зубами динозавров, гигантские кенгуру, змеи толщиной в метр, рогатая черепаха размером с малолитражный автомобиль, тасманийский тигр… Здесь обнаружены останки более ста видов животных, аналогов которым не найдено нигде в мире.

Вся эта фауна вымерла примерно сто тысяч лет назад, но отдельные ее представители сосуществовали даже с современным человеком. Так, тасманийского тигра на воле охотники последний раз видели в 30-х годах XX века…

Никто точно не знает, когда на этом континенте появились аборигены – люди одной из древнейших на земле рас. Их прошлое окутывает тайна. Находки показывают, что человек появился в Австралии около пятидесяти тысяч лет назад. По одной из гипотез, предки австралийских аборигенов отделились от других народов и, скитаясь, добрались до австралийского материка. Почти до последнего времени аборигены сохраняли черты человека палеолита. В вопросе, откуда они пришли на австралийский континент, большинство авторов склоняется в пользу их азиатского происхождения. Существует родство между австралийскими аборигенами и древними жителями Цейлона, Индокитая и даже Сахалина. Задолго до времен фараонов, перебираясь в течение многих столетий с одного острова на другой, выходцы из Азии постепенно проникали во все уголки Океании.

Возможно, что именно здесь, в Австралии, лежит ключ к разгадке нашего прошлого. Ведь формы быта и культуры, сохраненные аборигенами к началу европейской колонизации, были столь архаичны, что дают возможность моделировать первобытное прошлое всего человечества. В течение последних пятидесяти тысяч лет здесь не произошло сколь-либо существенного развития орудий производства и, как следствие, развития самого общества. Как считают ученые, одной из причин этой заторможенности являлось почти полное отсутствие на континенте хищных зверей, что делало жизнь людей менее напряженной и не стимулировало развития орудий охоты.

Кстати, первым европейцем, увидевшим единственного на сегодняшний день австралийского хищника – собаку динго, – был капитан Вильям Дампир, о котором речь пойдет позже. Он так описал хищника: «Похож на худого голодного волка». И действительно, далеким предком динго был, по-видимому, азиатский волк. Ученые считают, что динго появился на континенте примерно десять тысяч лет назад. Его завезли жители Юго-Восточной Азии, которые плавали между островами архипелага. К динго относились как к домашней собаке. Возможно, его употребляли в пищу и брали с собой в далекие путешествия, чтобы иметь свежее мясо.

Обычный путь развития кочевых племен – это переход к оседлому образу жизни, занятие земледелием и скотоводством. Для аборигенов Австралии этот путь был закрыт в силу того, что не только первобытному народу, но и современным ученым пока не удалось вывести из диких растений Австралии ни одного культурного злака, способного, как пшеница или рис, стать важным элементом питания. Не произошло, кстати, и одомашнивания ни одного коренного австралийского животного, поскольку, как выразился один из ученых, «кенгуру нельзя оседлать, а вомбата доить».

Во время раскопок в одном из болот Южной Австралии были найдены бумеранги, возраст которых около десяти тысяч лет. Распространено ошибочное мнение, будто бы бумеранг «придуман» австралийскими аборигенами. На самом деле это не так. Классический тип бумеранга восходит своими корнями к доисторическому Египту и попал в Австралию довольно поздно.

К моменту встречи с европейцами традиционной одеждой аборигенов была набедренная повязка, а во многих частях Австралии и ее не носили. Как сказал автору этой книги один абориген: «Зачем одежда?! У меня всё в полном порядке, мне нечего прятать». Хотя австралийские аборигены уже давно не ходят голыми, но и по сей день они не стыдятся наготы.

Когда первые европейские поселенцы прибыли в 1788 году на материк, здесь проживало около трехсот тысяч аборигенов. Они говорили примерно на пятистах языках и наречиях. Каждое племя из пятисот-шестисот человек имело свой язык. Обычно абориген владел тремя и более языками. Кроме родного он свободно говорил и на языках своих непосредственных соседей.

Необычен был и их семейный уклад. У женщин, независимо от возраста, существовала тенденция выходить замуж за мужчин старше сорока лет. Объяснялось это просто. К сорока годам мужчина достигал высшей ступени своей продуктивности и мог наилучшим способом обеспечить семью. Вообще, «распределение» жен у аборигенов было весьма своеобразным. Старикам доставались молодые девушки, а юношам – старые вдовы. Сильные молодые жены могли охотиться и содержать своих старых мужей, а молодые мужчины сами были способны прокормить семью. Естественно, что молодые были этим недовольны, но обычай был строг.

Абориген-художник дарит автору книги разрисованный им бумеранг

«Белым людям трудно разобраться в наших нормах брака и родства, – пишет известный художник-абориген Дик Рафси. – Брат моего отца не является моим дядей. Его я тоже зову отцом. Его дети для меня такие же братья и сестры, как и мои родные. А вот сестру отца я зову тетей, а ее детей – двоюродными братьями и сестрами. Сестру моей матери я называю тоже матерью, а ее детей – братьями и сестрами. Брат моей матери приходится мне дядей… Мне можно жениться на двоюродной сестре по материнской или отцовской линии, но, как правило, предпочтение отдается материнской линии».

На протяжении жизни аборигены женились и выходили замуж многократно. Женщина имела в среднем до четырех мужей, а мужчина – не менее четырех жен, а то и восемь – двенадцать.

Даже сегодня взаимоотношения между полами носят у аборигенов весьма свободный характер. Муж может одолжить жену другому мужчине, не спросив ее согласия. Это входит в ее обязанности. Половые сношения могут быть использованы и как средство наказания за какой-то проступок. В этом случае женщину заставляют совершать половой акт поочередно с несколькими мужчинами.

Интересно отметить, что в прежние времена аборигены не знали, что между половым актом и зачатием существует какая-то связь. Половой акт считался удовольствием, а рождение ребенка приписывалось «духу». Поскольку половой акт был естественной функцией, то его не скрывали и занимались им у костра, на глазах всей семьи.

Если вдруг рождались близнецы, то у некоторых племен это считалось дурным предзнаменованием. Грядущие несчастья можно было предотвратить, убив одного из новорожденных, что зачастую и делалось. Но вообще-то, аборигены – очень любящие родители. Они никогда не наказывают малышей, балуют их, выполняя все их капризы и желания, а с восьмилетним ребенком мать может возиться как с младенцем, нередко даже продолжая кормить его грудью.

Сейчас реже, но в прежние времена каждая аборигенская девочка в десять лет переходила жить в семью будущего мужа, учась этой роли у его старших жен. Вступив в период половой зрелости, она проходила процесс инициации – посвящения во взрослые. Ее уводили в буш и там подвергали ритуальной дефлорации – «хирургическому» лишению девственности, после чего, согласно требованиям обряда, с ней вступали в половой акт мужчины, состоящие с ней в родстве. Начиная с четырнадцати лет, она рожала своего первого ребенка, а затем продолжала рожать почти каждый год.

С мальчиком происходило нечто аналогичное. В десять лет его отлучали от матери для подготовки к обряду инициации. Инициация предусматривала воспитание дисциплины у юношей и их обучение, которое проводили старые опытные охотники. Юношей испытывали на мужество: выбивали два передних зуба, выщипывали волосы на половых органах, совершали обрезание, наносили рубцы на теле. Одновременно юноша изучал и много того, что ему было необходимо в практической жизни.

Подобное обучение подразумевало высокую степень абстракции. Абориген видит окружающий его мир статичным, неизменным, «заснувшим». Странствия, подвиги и приключения мифических существ являются темой песен, сопровождающих различные обряды. Эти мифы аборигены относят к тому времени, которое в каждом из их многочисленных языков обозначалось по-разному, но имело одинаковое значение. Оно называется Временем сновидений – Dreamtime – и уходит в далекое прошлое, «когда все животные, птицы и рыбы были еще людьми».

Континент, без которого перевернулась бы планета

«Золотые острова». Пират-писатель. За что туземцы «съели» Кука? Трагическая судьба Лаперуза

Древний географ Гиппарх (II в. до н. э.) и великий греческий астроном Клавдий Птолемей (II в. н. э.), исходя из «здравого смысла», считали, что земной шар, чтобы не опрокинуться, должен быть уравновешен. На основании этого они заключили, что где-то далеко на юге, посредине Индийского океана, лежит суша, равная по размеру Европе и Азии, вместе взятым. За многие века гипотеза о существовании этого континента, названного Терра Аустралис Инкогнита – неизвестная южная земля, – превратилась в научную догму.

XV–XVI века – время Великих географических открытий. Христофор Колумб открывает Америку, Васко да Гама огибает мыс Доброй Надежды и находит морской путь в Индию, Фернан Магеллан пересекает пролив, позже названный его именем, и попадает в Тихий океан. Примерно тогда же инки поведали испанским конкистадорам историю о двух чудесных островах, лежащих на западе, где-то в бескрайних просторах Тихого океана. По их рассказам, верховный инкский правитель направился туда с флотилией из тростниковых лодок с двадцатью тысячами воинов. Вернулся он с добычей, которая свидетельствовала о сказочном богатстве тех островов. Он поведал о плодородных полях, изобилии золота и покорном народе, который беспрекословно выполнял все его распоряжения.

Очарованный этими рассказами эксцентричный ученый Педро Сармьенто де Гамбоа[5] убедил вице-короля Перу организовать экспедицию на поиски вожделенных земель.

Шел 1567 год. Экспедиция Сармьенто, которой командовал племянник короля, оказалась неудачной. Блуждая по морям, они прошли за двадцать два месяца семнадцать тысяч миль, выдержав штормы, голод, всяческие лишения и потерю многих членов команды. Вернулись они с рассказами об открытых экзотических островах, населенных не слишком дружелюбными туземцами. Позже эти острова были названы Соломоновыми.

Рассказы мореплавателей обрастали легендами, и вскоре эти острова стали казаться наделенными всеми богатствами мира, что оживило интерес к ним со стороны испанской короны. Так Сармьенто открыл эру поисков, которые завладеют мореходами более чем на два столетия.

Пират-писатель Вильям Дампир (1652–1715)

Биография человека, назначенного в 1699 году командиром первой научной экспедиции в Южные моря, которую организовало британское Адмиралтейство, необычна. Вильям Дампир (1652–1715) родился в глухой деревушке в семье крестьянина-арендатора. После смерти родителей нужда заставила его бросить школу и уйти в море. Он служил на кораблях, плававших к берегам Ньюфаундленда и в Ост-Индию, два года рубил лес на берегах Юкатана. На Ямайке он примкнул к шайке пиратов, которые грабили селения в испанских колониях. В 1680 году принял участие в налетах на перуанские гавани. Участвовал в нападении на испанские корабли, которые везли золото в Панаму. В 1691 году Дампир вернулся в Англию и через несколько лет опубликовал книгу «Новое путешествие вокруг света», рассказывавшую о приключениях автора. Книга имела колоссальный успех и была переведена на многие европейские языки. Это был бестселлер того времени. Читатели приходили в восторг от всякого рода экзотической информации, как, например, об острове Беши, жители которого были готовы менять по весу свое золото на английское железо.

Во время одного из своих путешествий Дампир и его команда попали на Острова Пряностей и, сами не подозревая того, сделали остановку на северном берегу Австралии. Первый англичанин, ступивший на австралийский берег, остался равнодушен и к этой земле, и к ее обитателям, которых Дампир назвал «самым нищим народом на свете».

Примерно в это же время, не без влияния литературных работ Дампира, в европейской беллетристике начали появляться рассказы о путешествиях по Тихому океану. Такие, например, как бестселлер Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера», где страну Лилипутию автор поместил на северо-западе от Земли Ван-Димена, ныне острова Тасмания.

Французский писатель Даниэль Дефо написал книгу о потерпевшем кораблекрушение Робинзоне Крузо, взяв за основу реальные события, происходившие с Александром Селкирком, который в наказание за какие-то провинности был оставлен на необитаемом острове капитаном Дампиром во время его первого кругосветного плавания. Кстати, Дампир породил не только Робинзона, но и его верного слугу Пятницу. Прототипом Пятницы был островитянин, привезенный Дампиром в Англию и хорошо известный Даниэлю Дефо.

Однако после экспедиции Дампира Австралия и ее обитатели почти на три четверти столетия были забыты. И лишь во второй половине XVIII века начались планомерные экспедиции с целью географических открытий. Соперничество европейских держав переместилось на Тихий океан, и Австралия попала в круг их интересов.

3 апреля 1768 года неуклюжий угольщик «Граф Пембрук», плававший по Северному морю, был поставлен в док на Темзе близ Лондона на лучший стапель верфи Английского морского флота. Крепкий, из прочного дерева, парусник-работяга был явным чужаком среди изящных фрегатов, ремонтировавшихся здесь. Морские офицеры даже удивлялись: как этот замызганный барк вообще мог оказаться в Королевском флоте?!

На самом же деле этому углевозу была уготована великая судьба. Ему предстояло доставить специальную команду морских офицеров и ученых в самые отдаленные уголки Тихого океана для проведения астрономических исследований и сделать еще одну попытку найти континент, который на картах значился как Терра Аустралис Инкогнита. Угольщик выбрали потому, что он мог взять на борт большое количество припасов и научного снаряжения, и еще потому, что он был плоскодонным и был способен выдержать суровые испытания, если в результате кораблекрушения окажется на мели. Корабль был переименован в «Индевор» («Попытка») и после ремонта, 18 мая 1768 года, вновь спущен на воду.

Для многих лондонцев назначение лейтенанта Джеймса Кука на должность руководителя экспедиции явилось полной неожиданностью. Шел ему тогда тридцать девятый год, и он фактически был неизвестен соотечественникам. Девятый ребенок сельского конюха из графства Йоркшир, он мальчишкой пас коров и работал на конюшне, не получив хорошего образования. В школе он проучился только три года, освоив лишь четыре действия арифметики, а реальное обучение прошел на торговых судах, у тяжелых на руку йоркширских боцманов.

Однако Джеймс Кук обладал качествами, которые Адмиралтейство сочло решающими для успешного выполнения поставленной задачи. Уже четыре года он плавал в суровых северных водах Ньюфаундленда, исследуя бухты и заливы. Не раз зарабатывал поощрения и награды за искусство мореплавателя. Лорды Адмиралтейства резонно полагали, что талант Кука будет полезен и в неизведанных южных водах. Так и вышло, Кук стал величайшим мореплавателем своего времени. Как командир «Индевора» он откроет и обследует сотни островов, которые до него не видел ни один европеец. И хотя «Индевор» никогда не участвовал в морских сражениях, его эпохальное плавание принесло английской короне больше земель и богатства, чем самая выдающаяся морская победа могучего британского флота.

Сложилось так, что Королевское научное общество запланировало экспедицию в Тихий океан для изучения редкого астрономического явления, которое ожидалось в июне 1769 года. Венера должна была пройти через диск Солнца. Это событие, которое могло повториться лишь через 105 лет, ученые хотели использовать для получения данных, необходимых для определения расстояния между Солнцем и Землей. Хотя прохождение Венеры можно было наблюдать и из других мест, Королевское общество хотело произвести наблюдение сразу из трех точек планеты: из Гудзонова залива, с Северного мыса Норвегии и где-нибудь в Южных морях. Такое размещение наблюдателей в столь удаленных друг от друга районах обеспечило бы точность научных измерений.

Капитан Джеймс Кук (1728–1779)

Трехсотшестидесятишеститонный «Индевор» был приспособлен для команды из девяноста четырех человек. Джеймс Кук был назначен руководителем экспедиции. В команду кроме матросов и офицеров также вошли натуралисты Бэнкс и Соландер, два художника и четверо слуг. Выходец из богатой семьи, романтик и ученый, юный сэр Бэнкс был одним из тех, кто финансировал эту экспедицию.

«Индевор» вышел из Плимута 26 августа 1768 года и направился к недавно открытому райскому острову Таити. Покончив с астрономическими наблюдениями на острове, Кук направил свой корабль в южную часть Тихого океана, чтобы выяснить, не существует ли к югу от открытых уже земель загадочной Терра Аустралис. Экспедиция обследовала все обнаруженные земли, но Австралии так и не нашла.

Корабль Кука «Индевор» (1768–1771)

После этого Кук направился к уже известной к тому времени Земле Ван-Димена (остров Тасмания, открыт в 1642 году), а оттуда повернул на северо-восток. Однако шторм, пришедший с юга, снес «Индевор» на 150 миль в сторону от курса. 19 апреля в 6 часов утра лейтенант Захарий Хикс увидел землю.

Подойдя ближе, они заметили дымы от костров. Местность казалась приятной, несмотря на скудную растительность и скалы. В течение нескольких дней Кук не мог отыскать места для якорной стоянки: «Вокруг были только море и земля с высокими берегами». Но 29 апреля 1770 года путешественники обнаружили обширную, закрытую бухту. Несколько аборигенов метнули в них копья и бросились бежать, когда лодка с «Индевора» приблизилась к берегу. Это была юго-восточная оконечность Австралии.

«28 апреля (1770 года), – пишет в своих записках Джозеф Бэнкс, – мы стояли на пороге открытия новой земли. Мы заметили несколько индейцев (в те времена туземцы любой земли именовались индейцами. – С. Ш.), вооруженных копьями… У южного края бухты виднелись четыре маленьких каноэ, в каждом из которых стоял мужчина и длинной палкой пытался попасть в рыбу. Казалось, что эти люди не интересовались ничем, кроме рыбалки. Наш корабль прошел на расстоянии в четверть мили от них, но они едва подняли на нас глаза. Мы причалили к маленькой деревушке из шести или восьми хижин. Тут из леса вышла старуха, за которой шли трое детей. Они несли сучья. Несколько раз старуха взглянула на корабль, но не выразила при этом ни удивления, ни страха. Дойдя до хижины, она разожгла огонь, а четыре каноэ с рыбаками повернули к берегу. Люди высадились и стали готовить еду, оставаясь равнодушными к нашему присутствию, хотя мы находились на расстоянии в полмили от них. На всех этих людях мы не заметили и признаков одежды… Вскоре мы решили высадиться на берег, думая, что туземцы так же мало среагируют на это. Но к нашему удивлению, как только мы приблизились, двое мужчин, потрясая длинными копьями, кинулись нам навстречу, громко и грозно крича и не обращая внимания на наше численное преимущество… Около четверти часа мы пытались объяснить им, что нуждаемся в воде и не причиним им вреда. Однако они были непоколебимы, и нам пришлось выстрелить из мушкета поверх их голов, второй выстрел ранил одного из них… После этого мы высадились на берег…»

Перед тем как ступить на берег, Кук повернулся к корабельному гардемарину Исааку Смиту и сказал: «Ты сойдешь на берег первым». Так юный Исаак стал первым европейцем, ступившим на юго-восточный берег Австралии.

«Индевор» стоял на якоре девять дней, в течение которых англичане изучали гавань, а Бэнкс и Соландер собирали образцы растений. Они пришли в такой экстаз от совершенно неизвестной флоры, что Кук решил назвать это место Бухтой Экстаза, но затем он изменил название на Ботани-Бей (Ботанический залив). Сегодня это один из районов Сиднея.

Сэр Джозеф Бэнкс (1743–1820)

Когда «Индевор» двинулся вдоль берега на север, ему пришлось пробираться через отмели, которые виднелись по бортам и уходили далеко в море. В середине мая мореплаватели оказались внутри Большого Барьерного Рифа – 1200-мильного скопления острых коралловых образований. Кук прокладывал курс среди выступающих из воды кораллов. В 10 часов вечера 10 июня «Индевор» имел под килем 21 сажень. Считая, что опасность позади, капитан отправился спать. Вскоре раздался сильный грохот. Корабль напоролся на риф…

Почти два месяца команда провела на реке Индевор, как назвал Кук маленькую речушку, где корабль был вытащен на отмель. Натуралисты продолжали сбор растений, астрономы вели наблюдения за спутниками Юпитера, матросы занимались ремонтом. Время от времени путешественники встречали необыкновенное длинноногое животное. Кук вспоминал: «Я сначала принял его за дикую собаку, но когда оно бросилось бежать, то совершало прыжки, как заяц или лань». Бэнкс уточнил позже, что местные жители называли это животное «кенгуру»[6].

В течение целого месяца наблюдавшие за англичанами аборигены сохраняли разумную дистанцию, прежде чем рискнули подойти к ним. «Они были совершенно голые, с кожей цвета угля…» – прокомментировал Кук встречу с туземцами. Кости, которые они носили в носу, моряки прозвали «реями». Вели туземцы себя мирно, но однажды, будучи недовольными тем, что моряки поймали несколько черепах, на которых охотились местные жители, они подожгли сухую траву вокруг лагеря, уничтожив кое-что из корабельных припасов.

Характерный представитель австралийских аборигенов времен капитана Кука

Всего Кук прошел вдоль восточного берега Австралии около двух тысяч миль и провозгласил всю эту территорию собственностью английской короны, назвав ее Новым Южным Уэльсом.

После почти четырехмесячного пребывания у берегов Австралии «Индевор» вышел в открытое море и направился на север в Индийский океан. 10 октября 1770 года корабль вошел в порт Батавия (нынешняя столица Индонезии – Джакарта). Почти все на борту были здоровы – событие для того времени не просто неординарное, а почти невозможное.

Достаточно сказать, что в те времена суда, отправлявшиеся в далекие экспедиции, теряли от цинги и прочих эпидемий до тридцати-сорока процентов своего состава, а то и больше. Так, например, Васко да Гама на пути в Индию потерял более ста человек из ста шестидесяти, а флотилия испанского конкистадора Франсиско Писарро за шесть месяцев 1740 года потеряла около полутора тысяч человек из двух с половиной вышедших в плавание. Подсчитано, что в первые два десятилетия XVIII века только от цинги умерло не менее десяти тысяч матросов, плававших на европейских судах. Корабли постоянно сопровождали эскорты акул в ожидании, когда за борт будет выброшен очередной труп.

Сегодня, с дистанции веков, то время овеяно романтикой великих открытий, но тогда это были суровые будни, где шансы выжить были пятьдесят на пятьдесят. Во времена Колумба и даже Кука основными продуктами питания на судах были сухари и солонина. Сухари кишели червями и тараканами, и поэтому не раз во время плавания их прокаливали на огне. Обед готовили весьма примитивным способом: суточная норма солонины опускалась в бочку с морской водой, и один из матросов босиком вытанцовывал на этой горе мяса до тех пор, пока содержание соли в нем не становилось сносным. Опасаясь пожара, нередко отказывались от подогрева пищи. Если позволяла погода, то пекли лепешки, которые тоже были исключительно солеными, поскольку почти во все съестные припасы, в том числе и в муку, закладывалось много соли, чтобы продлить их сохранность и уберечь от нашествия грызунов и червей. Долгое время на судах не было ни коков, ни камбузов. Классической фигурой судового повара той эпохи является пират Джон Сильвер, известный нам по роману Стивенсона «Остров сокровищ».

Столь же безрадостным было и пребывание людей на судах. До того как испанцы познакомились в Америке с подвесными койками – гамаками, люди спали где попало – на палубах, открытых всем ветрам. Страдавшие морской болезнью и дизентерией, больные цингой и пьяные – все вместе, вповалку. Из этого порочного круга было невозможно выбраться. Из-за того, что всегда ожидались большие людские потери, на суда нанималось больше «шакалов моря», чем того требовала экспедиция. А большая масса людей представляла идеальную почву для возникновения эпидемий.

Тем удивительнее было, что капитан Кук привел своих людей в порт Батавия почти без потерь. Но тут ему не повезло. Как раз в это время в Батавии свирепствовала эпидемия. Вскоре большинство членов экипажа свалила болезнь. Многим не удалось спастись. Одной из выживших «знаменитостей» была корабельная коза, которая проделала все это путешествие, поставляя офицерам молоко для кофе. До этого она уже сопровождала морскую экспедицию и теперь стала единственной козой в мире, совершившей два кругосветных плавания.

…В начале 1776 года Королевское научное общество Британии решило осуществить полномасштабное исследование Тихоокеанского побережья. И снова руководить этой экспедицией поручают Куку, хотя психологически он был сильно истощен. За прошедшие годы, в течение которых Кук совершил два кругосветных плавания, он постоянно испытывал стрессы. В его поведении все резче проступали признаки усталости – раздражительность и вспышки гнева, которые он раньше умел подавлять в себе.

К 30 ноября 1776 года корабль «Резолюшн» с экипажем в 112 человек, приняв на борт все необходимое, включая свиней, овец, коз, нескольких коров, быка, четырех лошадей и даже павлина, готов был отплыть. «Больше уже ничего не нужно, – писал Кук, – кроме нескольких женщин, чтобы полностью превратиться в Ноев ковчег».

Экспедиция направилась сначала к южной части Индийского океана, прошла к Новой Зеландии, затем повернула к островам Тонга, где простояла одиннадцать недель. Как и во время первого посещения, путешественники были хорошо встречены местными жителями, но опять же, как и в предыдущее посещение, им досаждали островные воришки. Спокойствие Кука и его стремление доброжелательно относиться к островитянам уступили теперь место нетерпимости. Он стал не только пороть воров, но и применил против них оружие.

В июле 1777 года экспедиция покинула острова Тонга и через четыре недели достигла Таити. Затем Кук повернул на север, и 18 января 1778 года путешественники подошли к трем большим островам, которые не были нанесены на карты. Это кажется невероятным, но более чем за два с половиной века исследований Тихого океана никто из европейцев до Кука не видел Гавайских островов. Кук первым высадился на их берег. Назвав острова Сандвичевыми в честь первого лорда Адмиралтейства, Кук покинул их и двинулся дальше.

От Гавайских островов мореплаватели прошли до Северной Америки, не встретив ни одного клочка суши. Покончив с исследованием американского побережья, Кук нашел проход в Берингово море. Его корабли пересекли Северный полярный круг и оказались среди опасных ледяных полей. Не видя возможности продвигаться в других направлениях, Кук повернул к берегам Сибири. Инструкции Адмиралтейства допускали, что он может перезимовать на полуострове Камчатка, но Кук предпочел вернуться на Сандвичевы острова. В декабре он подошел к самому крупному из них – Гавайям.

Встреча была шумной. Более тысячи каноэ с улыбающимися гавайцами окружили корабль. Сотни пловцов бросились с берега в воду. Островитяне карабкались на палубу, и остановить их могли только вожди.

С большими церемониями местный верховный жрец вручил Куку поросенка и два кокосовых ореха, после чего обернул бедра капитана куском красной материи. Кук и не подозревал, что волею судеб его возвели в ранг великого божества и он стал живой легендой.

Сотни островитян в экзотических одеяниях падали ниц, когда он проходил мимо. Как выяснилось, в их представлении он был воплощением бога. Согласно гавайской легенде, великий бог Лоно, покинувший остров много лет назад, должен был однажды вернуться к своему народу с прекрасными дарами.

Кук ничего не знал об этой легенде и мог только восхищаться сердечностью и восторженностью островитян. Везде англичан принимали как почетных гостей. Днем островитяне развлекали их танцами и состязаниями. Молодые гавайцы, используя для плавания доски, с невероятной быстротой и ловкостью носились по волнам[7]. Одним словом, остров казался прекрасным.

По прошествии четырех дней пребывания Кука на острове вожди стали интересоваться, как долго он собирается пробыть у них, и тонко намекали, что пришельцы злоупотребляют их гостеприимством. У вождей появились сомнения насчет его божественного происхождения. Дело в том, что экспедиция нуждалась в провианте и приобретала его у местных жителей, а бог, как известно, в «людских дарах» не нуждается.

Почувствовав изменение в поведении гавайцев, мореплаватели отплыли к другому острову. Но не успели они пройти и несколько миль, как начался шторм, во время которого «Резолюшн» потерял мачту. Требовался срочный ремонт, а поскольку Кук не смог найти якорной стоянки, он решил вернуться.

Теперь поведение гавайцев изменилось. Многие из них пришли к выводу, что Кук не бог Лоно. Кражи, которых раньше не было, превратились в целую проблему. Кук дипломатично информировал местных вождей, что покинет их остров сразу, как только закончит ремонт. Между тем отношение гавайцев к англичанам продолжало ухудшаться. В полдень 13 февраля толпа окружила и забросала камнями отряд моряков, посланный за водой. Когда Кук узнал об этом, он приказал, чтобы мушкеты зарядили боевыми зарядами, а не холостыми, с помощью которых они раньше только отпугивали туземцев. Кук находился на грани срыва.

В ту же ночь в довершение всего была похищена шлюпка. Кук пришел в ярость. Вооружившись двуствольным мушкетом, он высадился на берег с отрядом морских пехотинцев, чтобы найти местного вождя и задержать его до тех пор, пока шлюпка не будет возвращена. Он также приказал, чтобы ни одному каноэ не дали возможности покинуть гавань.

Сойдя на берег, Кук направился к дому вождя, чтобы препроводить его на «Резолюшн». Вождь согласился и пошел вместе с Куком, но по дороге жена начала уговаривать его не ходить с англичанами.

Между тем вооруженная копьями и камнями толпа увеличивалась буквально с каждой минутой. Кук со своими людьми направился к шлюпке. Именно в этот момент по толпе туземцев прокатился слух, что англичане хотят убить вождя. Один из гавайцев бросился на Кука с кинжалом. Кук выстрелил в него из ствола, заряженного дробью, но нападавший, защищенный доспехами из циновок, остался невредимым. Толпа двинулась вперед. Кук выстрелом из второго ствола, заряженного пулей, убил туземца и скомандовал: «К шлюпкам!» Но сам он спастись уже не успел. Его атаковали сзади. Он упал на колени и оказался в воде. Его несколько раз ударили копьем и кинжалом. Четверо морских пехотинцев также были убиты, прежде чем остальным удалось бежать…

…Через несколько дней жрецы привезут останки Кука на корабль. Он был расчленен, а часть тела по местной традиции сожжена. Среди гавайцев царило такое же горе, как и среди англичан: ужасное происшествие было диким отклонением от их обычного поведения…

Нет смысла выяснять, кто виноват в этой трагедии. Как сказал один из членов экипажа, «виноват ураган. Мы сами уже не каннибалы, однако не считаем для себя отвратительным идти на поле боя и тысячами кромсать друг друга». То, что случилось, – это отрезок того исторического пути, который суждено было пройти человечеству. Останки великого мореплавателя были захоронены в бухте под звуки салюта…[8]

Заменивший Кука тяжело больной капитан Кларк повел экспедицию к Камчатке. В Петропавловске он скончался. Дальше экспедицию возглавил лейтенант Кинг и из русских вод отправился к берегам Англии. Но раньше, чем они достигли родины, ее настигло сообщение о смерти Кука, посланное с Камчатки через всю Россию. Страна пережила настоящее горе, но оно продолжалось недолго: англичане были заняты войной в американских колониях, которая складывалась для них неудачно…

По мнению французского мореплавателя Жана-Франсуа де Лаперуза, деятельность Кука была настолько всеобъемлющей, что мало что осталось для его последователей. То, что Кук завещал потомкам, было одновременно великим и простым: четкая и ясная карта Тихого океана.

…В 1785 году французский король Людовик XVI посылает Лаперуза в Тихий океан для исследования «всех земель, которые ускользнули от взора капитана Кука». Около двадцати художников и ученых были назначены в эту экспедицию. Лаперуз снарядил два пятисоттонных фрегата «Буссоль» и «Астролябия», запасся книгами, картами, миллионом побрякушек, которые должны были помочь устанавливать дружеские отношения с туземцами.

За два с половиной года почти беспрерывного плавания Лаперуз исследовал три обширные области Тихого океана, более или менее придерживаясь маршрутов Кука, но порой углубляясь и дальше, в такие экзотические области, как Китай, Сибирь, Япония. Его последняя остановка была в Сиднейской бухте. Подчиняясь какому-то пророческому предчувствию, перед самым отплытием из Австралии Лаперуз вдруг попросил находившихся там британских колониальных офицеров передать в Париж его письма и судовой журнал. Англичане были удивлены, поскольку Лаперуз сам направлялся на родину, но просьбу обещали выполнить…

Предчувствие не обмануло Лаперуза. После отплытия экспедиции из Сиднейской бухты о ней больше никто ничего не слышал[9].

Судьба Лаперуза и его людей оставалась загадкой до 1820-х годов, когда один ирландский торговец, посетивший острова Санта-Крус в Коралловом море, натолкнулся на эфес от шпаги с инициалами J.F.G.L. (начальные буквы имени Жан-Франсуа де Гало де Лаперуз). С помощью островитян он восстановил историю кораблекрушения. У туземцев остались некоторые предметы той экспедиции, среди них корабельный колокол и несколько медных пушек. Последующая находка шестидесяти черепов, принадлежавших европейцам, свидетельствовала о том, что Лаперуз и его люди были убиты и съедены жителями островов.

Любопытная деталь. За право отправиться в плавание с Лаперузом шла борьба. Среди претендентов был и безвестный шестнадцатилетний младший лейтенант из парижской военной школы. Он был включен в предварительный список команды, но в дальнейшем его имя вычеркнули. Этим шестнадцатилетним лейтенантом был корсиканец по имени Наполеон Бонапарт.

Так кто же был первым европейцем, ступившим на землю Австралии?

Трагедия на дне океана. Загадочный капитан Янсзон. Первые виселицы. Португальцы или голландцы?

В 1963 году водолазы австралийского военно-морского флота подняли из глубин океана у побережья Западной Австралии остов корабля «Батавия», некогда принадлежавшего нидерландской Ост-Индской компании. Собственно говоря, об этой морской трагедии, произошедшей почти четыре века назад, за два часа до рассвета 4 июня 1629 года, было известно давно, но из-за ошибки картографа место гибели было определено неверно. На корабле, которым командовал Франс Пелсарт, находилось в момент трагедии свыше трехсот пассажиров и членов команды, а в трюмах – ящики с четвертью миллиона золотых гульденов и драгоценными камнями.

И вот теперь все это богатство покоилось на дне океана. Морская вода не разъела бронзовые пушки, ядра, дубовые балки, а на ступке корабельного аптекаря даже сохранилась надпись – «Любовь все побеждает». Удивленно смотрели аквалангисты на найденный ими череп человека со следами сабельного удара, убитого четыре века назад…

Но давайте на время отвлечемся от этой истории и вернемся в XV–XVI века. В те времена не Англия была «владычицей морей», а конкурировавшие между собой Испания и Португалия. Однако во второй половине ХVI века их начала теснить маленькая Голландия. Секрет был в том, что в отличие от Испании и Португалии – этих любимых чад католической церкви, имевших притязания на «мировое господство», – голландцы были прагматичны. Их интересовали не войны, а золото. Будучи прекрасными мореходами, прошедшими суровую школу на сельдяных промыслах в бурных водах Атлантики, голландцы в полной мере начали использовать «путь в Индию», проложенный век назад Васко да Гамой. В 1595 году на Яву была послана первая голландская экспедиция, а за следующие шесть лет еще пятнадцать их кораблей прошли этим путем.

18 ноября 1605 года трехмачтовый корабль «Дейфкен» под командованием капитана Янсзона берет курс на Новую Гвинею. Сохранившиеся рукописные карты, составленные по ходу экспедиции, свидетельствуют, что, обследовав берега Новой Гвинеи, «Дейфкен» пересек Торресов пролив и в июне 1606 года подошел к берегам полуострова, ныне именуемого Кейп-Йорк. Естественно, что Янсзон понятия не имел, что открыл новую землю. Он считал, что это часть Новой Гвинеи. В действительности же это была Австралия, ее северо-восточная оконечность.

Высадившись на берег, голландцы «…посетили обширную, большей частью пустынную землю… населенную черными свирепыми варварами…». Как выразился потом Янсзон, это страна, где даже голландец не найдет ничего, на чем можно было бы сделать деньги.

В январе 1616 года из Амстердама вышел еще один корабль – «Эндрахт», под командованием Дирка Хартога. Обогнув мыс Доброй Надежды, он направился на восток, и, пройдя пять тысяч миль, увидел неведомую землю. Это было западное побережье Австралии. Моряки вбили заявочный столб, провозгласили эту землю голландским владением и подняли паруса. Но об этом почти никто не узнал, и лишь через 72 года голландский шкипер Виллем Фламинг нашел на этом месте оловянное блюдо с надписью: «25 октября 1616 года сюда прибыл корабль “Эндрахт” из Амстердама…» Так был подтвержден факт открытия.

Как видите, имя «Новая Голландия», которое когда-то носила Австралия, вполне оправданно. Свое сегодняшнее название страна получила лишь в 1814 году.

А теперь вернемся к началу этой главы. Как мы уже сказали, за два часа до рассвета 4 июня 1629 года корабль «Батавия» разбился о рифы у западного побережья Австралии. Оставив семьдесят человек команды на борту поврежденного судна, капитан Франс Пелсарт переправил остальных – более двухсот пассажиров и матросов – на два близлежащих безводных острова, а сам на шлюпке с небольшой командой и единственной бочкой пресной воды направился в сторону острова Ява за помощью. Шансы на благополучный исход были минимальны, но выбора не было.

Между тем власть на поврежденном судне захватил оставленный с командой амстердамский аптекарь Иеремия Корнелис. Он хотел завладеть золотом, которое хранилось в трюме, и уйти на пиратский промысел в Индийский океан. Но «Батавия» прочно сидела на рифе, и снять еe с него не удавалось. (Позднее, при следующем шторме, корабль затонет.)

Драматические события нарастали. Не хватало еды и воды, и добыть их было неоткуда, значит, надо было сократить количество ртов. И тогда Корнелис со своими людьми высаживается на острове, где находилась основная масса потерпевших крушение, и учиняет там дикую бойню, не щадя умирающих от жажды людей, ни женщин, ни детей. Ради развлечения разбойники придумывали различные способы убийства: одних топили, другим резали горло, третьих забивали палками. Спастись удалось лишь небольшой группе матросов, которые сбежали на отдаленный островок.

Казалось, что судьба людей предрешена, но тут случилось чудо. Тридцатичетырехдневное плавание капитана Пелсарта на шлюпке завершилось благополучно. Он достиг Явы, и вот теперь, под всеми парусами, шел на корабле «Сардам» обратно к месту катастрофы. На следующий день после побоища, учиненного головорезами Корнелиса, на горизонте появился корабль Пелсарта. Он был замечен как людьми Корнелиса, так и спасшимися матросами. И те и другие бросились в шлюпки. Если бы люди Корнелиса первыми доплыли до корабля, то захватить ничего не подозревавшую команду не составило бы труда. К счастью, гонку выиграли матросы.

Корнелис был тут же повешен на рее, а остальные мятежники закованы в цепи и помещены в наскоро выстроенную для них тюрьму. Там они проводили время, слушая, как стучат топоры, готовя для них виселицы.

Правосудие вершил капитан Пелсарт. Все бунтовщики были повешены, жизнь сохранили лишь двум – корабельному юнге, который горько рыдал, умоляя смилостивиться над ним, и еще одному молодому матросу. Их приговорили к вечному поселению на этом острове. Дальнейшая судьба этих людей неизвестна, но весьма симптоматично, что первыми белыми поселенцами в Австралии были преступники, а первым европейским сооружением – тюрьма…

Однако были ли они первыми? Существует предположение, что еще до того, как голландский капитан Виллем Янсзон увидел в 1606 году берега Австралии, здесь побывали португальцы. Похоже, что карты, описывающие местоположение Австралии, существовали еще до 1569 года. Они восходили к португальским источникам, в которых этот континент именовался Индия Меридиональ.

Помимо карт и записей сохранились и кое-какие вещественные доказательства. Так, где-то на близлежащих к Австралии островках в 1916 году были найдены две бронзовые пушки. На одной из них выгравирована португальская корона. Пушки эти конца XV – начала XVI веков…

Итак, можно сделать вывод, что «географически» капитан Кук, конечно же, не является первооткрывателем Австралии, но никто не может оспаривать то, что именно он открыл к ней путь для европейской цивилизации.

Над нами Южный Крест

Кандальный флот. Рождение «страны воров». Голод. Первый палач. Перевернутый мир. Пассажир корабля «Бигль»

В 1779 году сэр Джозеф Бэнкс, совершивший с капитаном Куком первое путешествие на «Индеворе», заявил комитету британской Палаты общин, что правительству следовало бы основать колонию в австралийском заливе Ботани-Бей (ныне район Сиднея).

Первый генерал-губернатор Артур Филлип (1738–1814)

Аргументы, которые привел Бэнкс, прежде никому не приходили в голову. Бэнкс решал очень важную проблему: куда девать людей, приговоренных к изгнанию с Британских островов. С 1717 по 1776 год таких преступников правительство продавало судовладельцам, а те увозили их в американские колонии, где перепродавали плантаторам как рабочую силу. Американская революция приостановила этот «бизнес». Британское правительство ожидало, что скоро американцы будут поставлены на колени, и все возобновится, но к 1783 году, когда Англии пришлось признать независимость Штатов, стало ясно, что нужно искать новое место ссылки.

Тревожные известия о тюремных бунтах и эпидемиях, расползавшихся по стране из переполненных мест заключения, заставили правительство срочно заняться проблемой ссыльных. Лорд Сидней, управляющий внутренними делами, заявил в августе 1786 года, что Его Величество сочло разумным назначить Ботани-Бей местом пребывания преступников, приговоренных к высылке из Англии.

Лондонские остряки осмеяли идею создания «страны воров». А обладатели богатого воображения пытались представить себе общество, где преступники процветают и являются респектабельными гражданами.

Первым генерал-губернатором колонии суждено было стать 49-летнему Артуру Филлипу, назначенному капитаном кораблей, которые должны были доставить в Австралию первую партию каторжников. Ему приказали основать поселение, завязать отношения с туземцами, поощряя ссыльных жить с ними в мире и согласии, и вообще поддерживать порядок в колонии. Поскольку ссыльных мужчин было намного больше, чем женщин, ему приказали также доставить некоторое количество «невест» с близлежащих островов.

Хорошо проявивших себя ссыльных следовало освобождать от каторжных работ и выделять им по тридцать акров земли на человека плюс еще двадцать в случае женитьбы и по десять на каждого родившегося ребенка. Освобожденному полагался также годовой запас провизии, инструменты, семена и несколько голов скота.

Первый морской конвой должен был привезти в Ботани-Бей семьсот семьдесят пять ссыльных. Все они были приговорены к семилетнему, четырнадцатилетнему или пожизненному изгнанию за пределы Англии и к принудительному труду.

В то время законы Англии, Ирландии и Шотландии отличались суровостью: более ста шестидесяти статей уголовного кодекса предусматривали смертную казнь. Казнили даже детей. Так, в 1748 году десятилетний Вильям Йорк был повешен за кражу со взломом. В Лондоне, Эдинбурге, Глазго и Дублине боґльшая часть бедноты зарабатывала на хлеб, так или иначе нарушая закон. Воровское сословие Лондона состояло из мужчин и женщин, питавших отвращение к труду и проводивших жизнь в игре, дебошах и разврате. Как замечает один из авторов того времени, на дне плавали «моты и гуляки… распутные, развязные и гнусные личности…». Другими словами, «ссыльного материала» было предостаточно.

Большинство приговоренных к ссылке на далекий континент принадлежало к числу профессиональных преступников, но встречались и представители среднего класса – подделыватели документов, фальшивомонетчики, растратчики, а также военные, нарушившие устав. Примерно треть приговоренных к ссылке женщин занимались проституцией, спаивая и грабя клиентов.

13 мая 1787 года два военных и девять транспортных судов – так называемый Первый флот – под командованием капитана Филлипа покинули Англию. На борту находились тысяча двадцать шесть человек, из коих семьсот семьдесят пять заключенных, а остальные – команды кораблей, солдаты охраны, чиновники.

На каждого заключенного отводилось трюмного пространства «в два гроба». Женщины и мужчины плыли на разных кораблях. Ссыльных мужчин сковывали рядами и в таком положении они находились многие месяцы. Скованные одной цепью, они нередко подолгу не сообщали о смерти соседа, продолжая получать его порцию еды. Как писал корабельный капеллан, он не мог заставить себя спуститься в трюм из-за страшного смрада, царящего там. «Торговля невольниками представляется актом милосердия по сравнению с тем, что я видел в Первом флоте», – писал он.

Среди первых поселенцев были и дети. С первым «кандальным флотом» прибыло тринадцать детей со своими ссыльными матерями. Были и осужденные дети в возрасте от десяти до тринадцати лет. Сохранились свидетельства о семилетнем ребенке, высланном пожизненно. Причина такого решения властей неизвестна.

Кроме заключенных, на кораблях находился и хозяйственный инвентарь – мельницы, повозки и даже четыре кареты и пианино. А из домашних животных – несколько лошадей, два быка, четыре коровы, овцы, козы, свиньи…

20 января 1788 года все корабли стали на якорь в заливе Ботани-Бей[10]. В тот же вечер, сразу после высадки, над Сиднейской бухтой был поднят британский флаг, грянул залп и начались тосты. Этот красочный праздник – день прибытия Первого флота в Австралию – существует до сих пор.

На следующий день ссыльные, в сопровождении военного оркестра, проследовали на ближайшую поляну, где Артур Филлип торжественно вступил в должность губернатора Нового Южного Уэльса. Вскоре после этого губернатор разразился речью о половой распущенности и пообещал пустить хороший заряд дроби в задницу любого ссыльного, достаточно глупого, чтобы оказаться ночью в женском секторе. Причина столь категоричной речи была в том, что после восьмимесячного раздельного плавания, сойдя на берег, изголодавшиеся друг по другу мужчины и женщины устроили такой содом, что его не могли остановить даже вооруженные охранники. Впрочем, они и сами в этом участвовали.

Первый австралийский губернатор был наделен такой властью, какую не имел ни один из губернаторов в других британских колониях. Он имел право раздавать земли и назначать наказания вплоть до смертной казни. Впервые он использовал это право в феврале 1788 года, повесив за кражу продуктов некоего типа. А через два дня за аналогичное преступление были приговорены к смерти еще двое – Джон Фримен и его приятель. Однако губернатор помиловал их в обмен на согласие Фримена занять должность палача – первого государственного палача в истории Австралии.

Так началась новая жизнь. Мужчины работали – пахали землю, строили хижины. Все это делалось с огромным трудом. Полуголодным людям было не под силу валить гигантские деревья и рыхлить каменистую почву.

В колонии начался голод. Из семидесяти привезенных для разведения баранов только одному удалось прожить около года, остальные были съедены поселенцами. За ними последовала и прочая живность. Спаслись лишь два быка и четыре коровы. По недосмотру они потерялись, и только спустя семь лет было обнаружено стадо в шестьдесят голов хорошо упитанного скота, что послужило доказательством тому, что в Австралии прекрасные пастбища[11].

В австралийской литературе так описываются ощущения первых поселенцев:

«Деревья были другими, птицы были другими, насекомые были другими, цветы были другими, свет был другим, ландшафт был другим, звуки были другими. Цветы, несмотря на буйство красок и разнообразие сортов, не имели запаха и странным образом враждебно топорщились. Вокруг было много насекомых самых невероятных видов, а рептилии казались сохранившимися с незапамятных времен. Птицы смущали своим видом, рыбы были неправдоподобными, звери – абсурдными. Аборигены казались не принадлежащими к людскому роду… Твердые, как железо, эвкалипты сопротивлялись ударам топора. Почва не признавала ни плуга, ни лопаты… Каждый восход поселенцы встречали под странный хохот птицы кукабарры. Казалось, что сама земля эта отвергала подневольных захватчиков. Казалось, что весь этот старый континент мог сбросить их всех с себя одним легким пожатием своих гигантских плеч».

В течение первых десятилетий колонисты жили только теми запасами, которые привозились из Англии. Они ходили – как это значилось в официальных донесениях – «голыми и голодными». Недельный рацион питания доходил до 1,5 килограмма муки и 300 граммов солонины на человека. Число краж и убийств росло из года в год.

С начала ХIX столетия нравы в колонии несколько улучшились в связи с появлением прослойки из свободных граждан. В небольшом количестве начинают появляться и вольные эмигранты, в том числе китобои, промысел которых в южных водах был весьма прибыльным ремеслом.

Однако заселение материка продолжает идти медленно. Общее количество европейцев в 1821 году составляло лишь 35 тысяч человек, в том числе 4,5 тысячи вольных граждан.

Чарльз Дарвин (1809–1882)

…В ряду наиболее прославленных научных экспедиций XIX века значится и кругосветное плавание небольшого английского брига «Бигль». Всемирная слава его связана с тем, что на его борту в качестве натуралиста экспедиции находился «посредственный студент и легкомысленный молодой человек», ставший впоследствии величайшим биологом мира, – Чарльз Дарвин.

12 января 1836 года «Бигль» прибыл в Сидней, откуда Дарвин совершил сухопутную поездку по Новому Южному Уэльсу.

«Наконец мы бросили якорь в Сиднейской бухте… – писал он. – Вечером я прошелся по городу и вернулся в полном восторге… То было самое великолепное доказательство способности британской нации. Здесь, в стране, подававшей мало надежд, за несколько десятков лет сделано во много раз больше, чем за столько же столетий в Южной Америке… Улицы правильно распланированы, широки, чисты и содержатся в превосходном порядке, дома довольно велики, магазины полны товаров… Страна во всех отношениях очень похожа на Англию, разве что пивные здесь более многочисленны…»

Потом, перед самым отъездом, Дарвин записал:

«Прощай, Австралия! Ты растущее дитя, и, без сомнения, придет день, когда ты станешь великой владычицей Юга…»

Первые русские в Австралии

Эпопея капитана Блая. Ромовая мафия. Остров убийц. Бунт на «Крейсере». Первый русский австралиец

Существует несколько легенд о том, что русские участвовали в поисках неведомого материка Терра Аустралис и уже в 1705 году вместе с голландцами побывали на его берегах. Официальных подтверждений этим легендам нет, хотя такое плавание представляется возможным, если учесть близкие контакты Петра Первого с голландскими мореходами. Как известно, Петр какое-то время жил в Голландии и учился там корабельному делу.

Как бы там ни было, но, по официальным источникам, прибытие первого русского корабля «Нева» под командованием 27-летнего капитана Леонтия Гагемейстера в Сиднейскую бухту произошло 16 июня 1807 года.

Русские моряки появились в Австралии в сложный для молодого поселения период. Неэффективная экономика и зависимость от поставок из Англии привели к тому, что власть оказалась в руках «ромовой мафии» – офицеров охранного полка и нескольких крупных землевладельцев. Их еще называли «ромовым корпусом». В складчину они скупали привозимые сюда из Англии товары и спиртные напитки, а затем перепродавали по баснословным ценам. Ром, полновластными хозяевами которого они были, стал здесь единственной твердой валютой.

Пытаясь навести порядок, английские власти в 1805 году назначили на пост генерал-губернатора колонии решительного морского офицера с железной волей и пронзительным взглядом – капитана Вильяма Блая, участника третьей экспедиции Кука.

Капитан Вильям Блай (1754–1817)

Это был тот самый капитан Блай, корабль которого «Баунти» в 1789 году был захвачен недалеко от острова Таити взбунтовавшейся командой. Надо сказать, что Блай был свирепым командиром, известным во всем флоте своим «даром» материться и оскорблять подчиненных, за что экипаж ненавидел его. Девизом Блая было – «Моя воля – это и есть закон». Мятежники посадили восемнадцать офицеров во главе с капитаном и частью верных ему матросов в шлюпку, снабдив небольшим количеством воды, продовольствия, компасом и двумя старыми саблями. Терпя неимоверные лишения и голод, капитан Блай со своими спутниками прошел за 48 дней 1000 миль по штормующему океану, добрался до острова Тимор, а оттуда до Англии.

Британские морские законы того времени были жестоки и знали только одно наказание за бунт на корабле – петлю. Это прекрасно понимали мятежники. Сначала они вернулись на Таити, а затем, испугавшись возмездия, вновь ушли в океан, захватив с собой шестерых таитян и двадцать таитянок. В январе 1790 года они достигли острова Питкэрн. Выйдя на берег, их предводитель приказал сжечь корабль. Морякам не оставалось ничего другого, как навсегда поселиться на этом необитаемом прежде острове. С течением времени между англичанами и таитянскими мужчинами возникла острая вражда, кончившаяся тем, что однажды ночью таитяне убили всех англичан, кроме одного – Джона Адамса, который был ранен, но сумел скрыться в лесу. Таитянки, многие из которых уже давно стали женами англичан, возмущенные действиями своих соплеменников, на следующую ночь умертвили их самих, а затем нашли и вылечили Адамса. Он сделался вождем-патриархом, неограниченным хозяином острова и много лет правил общиной, состоящей в основном из его жен, детей и внуков. И лишь через восемнадцать лет первый европейский корабль подошел к Питкэрну. Капитан был уверен, что остров необитаем. Каково же было его удивление, когда он встретил на берегу людей, приветствовавших его по-английски. Потомки Адамса населяют сегодня не только Питкэрн, но и близлежащие острова[12].

Потомки мятежников, граждане острова Питкэрн сегодня

Такова романтическая история, связанная с капитаном Блаем. И вот теперь этот весьма решительный офицер прибыл в Сидней, чтобы попытаться сломить власть «ромового корпуса». Противостояние продолжалось полтора года, однако Блаю все же было суждено потерпеть поражение. Офицеры подняли «ромовый бунт», свергли губернатора Блая и на два года полностью захватили власть в колонии.

Неизвестно, насколько присутствовавшие при этих событиях русские моряки сумели разобраться в конфликте. Их больше интересовал не конфликт, а положение ссыльных в Австралии, особенно в сравнении с тем, каково было в то время положение ссыльных в России.

Михаил Лазарев (1788–1851)

«Тот грубо обманулся бы, – пишет один из русских офицеров об австралийских каторжниках, – кто представил бы их себе несчастными…» Они либо находятся «…на казенном содержании, либо, если поведение их заслуживает уважения, получают “билеты” (освобождение) и могут достать себе каким ни есть ремеслом пропитание. Работа в такой высокой цене, что многие из ссыльных… нажили себе большой капитал, особенно один, который имеет теперь более 30 000 фунтов стерлингов».

Один из известнейших русских морских исследователей – Михаил Лазарев, несколько раз посетивший Австралию, пользовался здесь большим уважением. В начале своей карьеры он служил в Британском флоте и свободно говорил по-английски.

9 октября 1813 года корабль «Суворов» под командованием Лазарева покинул Кронштадт и направился в Бразилию. Сделав необходимый ремонт и получив радостное известие о поражении Наполеона и вступлении союзных войск в Париж, «Суворов» вышел из Рио-де-Жанейро и направился в Сидней. Переход оказался трудным и занял три месяца.

«…Развернувшаяся панорама даже с борта корабля казалась земным раем. Утопая в зелени, лепились миниатюрные домики. Тысячами порхали звонкоголосые птицы разных окрасок… А на заднем плане рисовались в легкой дымке вершины Голубых гор. Живительный, напоенный ароматами воздух недаром создал славу здешнему климату как одному из лучших в мире», – писал в своих записках российский мореплаватель.

В Австралии еще не знали о полной победе союзных войск над Наполеоном. «Суворов» первым возвестил о ней. Радостная весть разнеслась по городу. Толпа народа на берегу приветствовала русских офицеров и матросов. Всех, сходивших на берег, почти насильно заставляли выпить. В честь русских гремели крепостные орудия… Вообще, надо сказать, что отношения между офицерами Русского императорского флота и хозяевами колонии были исключительно дружественными. Хотя, конечно же, не обходилось и без происшествий.

В 1823 году русский фрегат «Крейсер» под командованием того же капитана Лазарева (кстати, в этом плавании принимал участие и будущий адмирал Нахимов, в то время еще юнга) посетил австралийский остров Тасмания. Это был остров-тюрьма, или, как его еще называли, «столица убийц и университет взломщиков». Из Англии сюда ссылали самых опасных преступников, а из материковой части Австралии – провинившихся ссыльных.

Как только российский фрегат прибыл на Тасманию, на его борту произошел мятеж. Взбунтовавшиеся моряки объединились со сбежавшими из тюрьмы местными каторжанами и скрылись в лесу. Губернатор острова был перепуган. Городок Хобарт (7000 жителей) был недостаточно укреплен и легко мог быть захвачен сбежавшими каторжанами при поддержке российских матросов. Однако моряков вскоре удалось вернуть на корабль. Недосчитались только организатора бунта – Станислава Станкевича. Этот человек стал вторым русским эмигрантом в Австралии.

Первым был ссыльный по имени Джон Потэски, уроженец Белоруссии, служивший одно время офицером в русской армии при Екатерине II. В 1802 году в Лондоне он был приговорен к ссылке и отправлен на Тасманию. В 1823 году, когда Лазарев встретился с ним, у Джона уже был свой дом в Хобарте, жена и взрослые дети[13].

Встреча далеких цивилизаций

Самый счастливый народ на свете. Белая реинкарнация. Философия каменного века. Овцы и кенгуру. Украденное поколение. Микеланджело палеолита

Ко времени прибытия в Австралию первых европейцев у австралийских аборигенов уже был свой сложившийся уклад, который позднее ученые назовут одним из самых идиллических, когда-либо созданных людьми. Он находился в полной гармонии с природой и сам был частью ее. Контакты с европейцами и европейская колонизация имели для аборигенов драматические последствия. Белые люди не смогли понять ни их сложной общественной организации, ни фанатической приверженности старинным традициям. Они не поняли, что, прежде чем учить аборигенов чему-либо, им самим стоило бы многому поучиться у них. Уже упоминавшийся нами английский пират, писатель и мореплаватель Вильям Дампир, побывавший здесь в 1699 году, писал:

«Туземцы – самый нищий народ на земле… они не знают ни религии, ни правительств, и, несмотря на то что эти существа имеют человеческий облик, они мало чем отличаются от четвероногих…»

Иначе восприняла аборигенов экспедиция капитана Кука. Кук записал в своем дневнике:

«Они и в самом деле могут показаться несчастнейшими людьми на свете, но, по сути, они куда счастливее нас, европейцев… Живут они в спокойствии, не нарушаемом неравенством положения: земля и море по собственной воле даруют им всё, для жизни необходимое. Не ищут они роскошных жилищ, ни слуг для их содержания, проживают в теплом и прекрасном климате и наслаждаются чистым воздухом… Они считают себя обладателями всего необходимого и не нуждаются в излишествах».

Когда в 1788 году первый «кандальный флот» причалил к берегам Ботани-Бей, местные люди отнеслись к пришельцам дружелюбно. Аборигены были скорее заинтригованы появлением белых, чем напуганы. Они не восприняли их как врагов, ведь эти неразумные существа с утра до вечера под палящим солнцем продолжают носить тяжелые одежды. Они плохие охотники, ибо шумны, и их приближение любой зверь учует за милю. Известны даже случаи, когда аборигены, жалея пришельцев, показывали им источники воды.

В самом начале появления белых аборигены восприняли их как реинкарнацию своих умерших соплеменников. Стиль жизни пришельцев, их одежда, поведение – всё являлось загадкой. Одежду аборигены считали частью тела белых и поражались, что белый человек, сняв сапоги, мог еще ходить. Ощупывая белого человека и попадая рукой к нему в карман, они считали, что попали внутрь его тела и искренне огорчались, что причинили ему боль. Непонятно было также, пришли ли эти белые люди сюда навсегда или на время. Ответ стал ясен, когда белые начали срубать деревья, строить дома и сажать огороды.

Двоим мужчинам из племени Эора – Беннелонгу и Пемулвуаю – суждено было войти в историю становления взаимоотношений между аборигенами и поселенцами. Они завели дружбу с колонистами, восприняли некоторые обычаи англичан, как, например, бритье, а вскоре выучили и язык, став, таким образом, посредниками между поселенцами и местными людьми. Беннелонга знали и любили в офицерских кругах. Даже сам губернатор Артур Филлип симпатизировал и доверял ему.

До 1792 года отношения меду аборигенами и поселенцами развивались успешно. Однако вскоре между двумя цивилизациями стал назревать конфликт. Большинство белых, прибывших сюда, были осужденными за воровство, и многие из них в любой момент готовы были применить свои воровские навыки на деле. Они тащили у аборигенов их старательно изготовленное оружие и предметы быта, которые можно было в виде сувениров выгодно сбыть морякам. Крали даже жен…

Постепенно вера аборигенов в реинкарнацию своих умерших соплеменников пошатнулась. За сравнительно недолгое время, прошедшее с момента их смерти до возвращения обратно в образе «белых», они совершенно забыли все важнейшие для аборигена правила поведения и законы. До такой степени забыли, что их нужно было обучать заново. Даже самые отсталые племена знали, что нужно получить разрешение, прежде чем ступить на землю, принадлежащую другому племени. Когда у аборигена забирали какую-нибудь вещь, то взамен ему нужно было непременно подарить что-нибудь. Однако эта странная «белая реинкарнация» даже не думала о таких мелочах. При крайней чувствительности и обидчивости аборигенов это не могло не привести к конфликту.

Как-то раз один из людей племени Авабакал решил восстановить справедливость и потребовал законно причитающиеся ему дары – предметы быта белых: одеяла, сети, топоры. Люди Авабакал решили, что белые взяли у них достаточно, теперь настал их черед. В их понимании требование было законным актом обмена. Ведь в их мире – мире бродячих охотников, где почти все между собой родственники, а процесс дележа и обмена лежит в основе самой жизни, – наше понятие собственности нелепо. В конечном итоге этот «философский диспут» закончился тем, что несколько аборигенов были застрелены белыми.

Упоминавшийся выше абориген Пемулвуай начал кампанию за изгнание пришельцев с родной земли. В последующие двенадцать лет люди Пемулвуая регулярно нападали на поселения белых, поджигая посевы, вынуждая колонию зависеть от поставок из Англии. Пемулвуай был убит в 1802 году. Место вождя занял его сын Тэдбури, но в 1805 году его также поймали и посадили в тюрьму. На этом и заканчивается история сопротивления туземцев.

Голову Пемулвуая заспиртовали и отправили в Англию. Что касается его бывшего друга Беннелонга, то, расставшись с Пемулвуаем смертельным врагом, он затем был отвергнут обеими воюющими сторонами – и аборигенами, и колонистами. Беннелонг закончил свои дни в Сиднее спившимся человеком, как трагическая эпитафия к началу современной истории Австралии.

Какими бы дикими и воинственными ни казались аборигены первым поселенцам, время показало, что они одни из наиболее мирных людей на земле. Их история не знает жестоких кровопролитных войн, желание убивать отсутствует у них, так же как и желание превзойти в чем-либо соплеменника. «Щедрость и приветливость входят в понятие кодекса чести в этих местах», – пишет путешественница Робин Дэвидсон.

Огромное чувство ответственности друг за друга, характерное для них, поистине удивительно. Известен случай, когда белые столкнулись с группой аборигенов, несущих на специально изготовленных носилках старую больную женщину. Белые были поражены, узнав, что женщина эта инвалид чуть ли не с рождения и что ее переносят со стоянки на стоянку и заботятся о ней почти всю ее жизнь.

К сороковым годам XIX века практически вся доступная и пригодная для овцеводства земля континента была занята под пастбища. Эта «оккупация» земель овечьими стадами имела катастрофические последствия для аборигенов. Началась борьба за пастбища между овцами и сумчатыми, которые были главным источником мяса для аборигенов. Владельцы овечьих стад стремились путем уничтожения сумчатых завершить эту борьбу в свою пользу. Лишившись обычных источников мяса, аборигены начали охотиться на овец – «шерстяных кенгуру», считая их законной охотничьей добычей. (До того аборигены овец не знали, овцы были завезены из Англии.) Это побуждало скотоводов предпринимать ответные меры. Поскольку владелец стада не всегда знал, кто именно убил его овцу, то он мстил первому попавшемуся аборигену. Те в ответ начали убивать белых на отдаленных фермах, что, в свою очередь, вызывало проведение карательных экспедиций.

От таких экспедиций было уже недалеко до «охоты за неграми», которую устраивали скотоводы, чтобы «весело» провести время. В качестве трофеев они демонстрировали друг другу уши убитых аборигенов – мужчин, женщин, детей. Иногда аборигенов травили мукой, смешанной с мышьяком.

Правительство мало что предпринимало для их спасения, хотя и издало закон, защищавший аборигенов. Закон этот работал слабо, и крайне редко убийцы представали перед судом. Известен случай, когда в 1838 году группа белых – чтобы показать, что они плевать хотели на этот закон, – поймали в буше двадцать восемь аборигенов, связали их и зверски убили. Одиннадцать белых мужчин, обвиненных в убийстве, были оправданы судом.

Учитывая резко отрицательную реакцию британской палаты общин, генеральный прокурор был вынужден при следующем случае – убийстве черного ребенка – лично заняться этим делом. Он обвинил семерых подсудимых и отправил их на виселицу. Это был чуть ли не единственный случай, когда белых привлекли к ответственности за убийство аборигена.

Первый выпуск колледжа для взрослых аборигенов. Центральная Австралия, 2006 год

Некоторые племена аборигенов были истреблены полностью, остальные вытеснены в области Центральной и Северной Австралии. Впоследствии правительство учредит там постоянные резервации аборигенов.

Взаимоотношения белых и аборигенов – одна из самых темных страниц австралийской истории. Лишь в шестидесятых годах ХХ века тема геноцида прорвалась через многие десятилетия замалчивания. В 1968 году ее поднял антрополог Вильям Станнер в своих знаменитых лекциях – «Большая тайна Австралии».

В 1918 году, когда в Европе бушевала Первая мировая война, австралийские власти тем не менее нашли время для принятия сегрегационного закона, запрещающего белому мужчине жить с аборигенкой. Любопытно, что в этом законе упоминались лишь белые мужчины и не упоминались женщины. Видимо, создателям закона и в голову не могло прийти, что белая женщина может полюбить аборигена…

Вторая часть этого закона, который просуществовал не одно десятилетие, вошла в историю под названием «украденные дети». Суть его заключалась в том, что если ребенок-абориген имеет более светлый, чем обычно, цвет кожи, то он, скорее всего, смешанных кровей и подлежит изъятию у родителей-аборигенов. Функцию воспитателя в этом случае брало на себя государство.

Изъятие проводилось насильственно. Доходило до того, что родители-аборигены смазывали кожу детей угольным порошком, перемешанным с животным жиром, чтобы те казались чернее. С позиции морали и права это, конечно же, было расизмом в самом ярком его проявлении. Однако немало людей – и белых, и черных – поддерживали этот закон, особенно если учесть, что он распространялся и на семьи аборигенов, в которых родители пьянствовали или употребляли наркотики.

Автору данной книги довелось встречать представителей «украденного поколения», как их еще называют. Среди них были врачи, юристы, инженеры, педагоги, то есть люди, получившие высшее образование. В процентном отношении среди «украденного поколения» их было несравнимо больше, чем среди их сверстников, выросших в своих аборигенских семьях. Но вот была ли их жизнь, оторванная от своих корней и родного очага, более счастливой, – это уже другой вопрос… Думаю, что нет… По крайней мере, перешагнув рубеж XXI века, австралийское правительство нашло в себе мужество извиниться перед этим народом…

…У австралийских аборигенов преобладает тотемическая религия, хотя слово «религия» тут не очень подходит. Каждое племя делится на роды, имеющие свой символ – тотем, который они почитают. Тотемический род – это группа людей, ведущих свое происхождение от общего предка – кенгуру, ехидны, эму, динго… Мифический предок является священным, и ни один из членов рода не имеет права убить животное, от которого он ведет происхождение.

До Второй мировой войны большинство аборигенов вело традиционный образ жизни первобытных охотников. Только немногие работали на скотоводческих станциях и овцеводческих фермах. Некоторые шли в полицию как следопыты. Часть аборигенов жила в христианских миссиях, где они имели возможность посещать школу.

Абориген играет на диджериду

Во время Второй мировой войны, когда над Австралией нависла угроза японского вторжения, в жизни аборигенов наступил крутой перелом. Острая нехватка рабочей силы обусловила необходимость использовать и аборигенов, недавно покинувших буш. В Северной Австралии было создано много военных лагерей, вокруг которых начали селиться аборигены. От армии они получали еду и обмундирование. Многие из них помогали строить дороги и военные объекты. Но, когда война закончилась и солдаты ушли, аборигены в большинстве своем в буш не вернулись, так как привыкли к новому образу жизни. Однако в лагерях не осталось никого, кто мог бы о них позаботиться. Начались голод и болезни. Правительство было вынужденно принять срочные меры – в бывшие военные лагеря были посланы правительственные служащие, медработники, а позднее и учителя. Постепенно такие базы превратились в правительственные поселения аборигенов.

С 1968 года за аборигенами были признаны те же права, что и за белыми. Тут же возник ряд проблем. Например, проблема алкоголизма. Раньше аборигенам строго запрещалось употреблять спиртное, и закон сурово наказывал всякого, кто продавал им алкогольные напитки. Теперь эта «дискриминация» была отменена. Начав работать и получать приличные деньги, аборигены, естественно, кинулись на запретный когда-то плод и принялись тратить заработанные деньги на спиртные напитки.

Австралийское правительство поначалу стремилось закрыть на это глаза – оно не могло отнять у аборигенов право тратить собственные деньги так, как они считают нужным, но вскоре все же пришлось запретить продажу алкоголя в правительственных поселках. Тогда аборигены – обычно по субботам, после получения зарплаты – стали заказывать автобусы и коллективно выезжать в ближайшие городки, где можно купить спиртного сколько душе угодно. На другой день, часто без цента в кармане, они возвращались в поселок и вымаливали у управляющего аванс до следующей зарплаты, не имея зачастую денег даже на хлеб.

Постепенно – хотя пока и без особого успеха – все же удается привить аборигенам навык более разумно распределять собственные средства.

Примечания

1

Алексей Аджубей (1924–1993), зять Н. С. Хрущева, главный редактор газеты «Известия» (1959–1964).

2

Литературный киносценарий «Ядерный век» опубликован в журнале «Экология и жизнь» (№ 8–12 за 2007 г. и № 1–3 за 2008 г.).

3

Спустя много лет, в Нью-Йорке, я пересказал этот эпизод из своей жизни известному голливудскому режиссеру Милошу Форману. Он схватился за голову: «Боже, где рождаются такие наивные люди?! Мне бы сейчас предложили эти ролики!..»

4

В русском варианте кинолибретто «Безмолвие», как и сценарий «Катастрофа», опубликованы в авторском сборнике «Мы уходим последними…» (М.: Параллели, 2004).

5

Педро Сармьенто де Гамбоа (1532–1592) – путешественник, мореплаватель, солдат, писатель, поэт, историк, ученый-гуманист XVI века. Яркий представитель «универсального человека» – идеала эпохи Ренессанса.

6

Согласно легенде, Бэнкс попытался спросить у аборигенов, как называется это животное. Они ответили: «Кенгуру», что на их языке означало «не понимаю». Так возникло это имя. Кенгуру – это поразительное животное. Высота его достигает двух метров, вес 85 килограммов, а скорость бега 40 миль в час! Длина прыжка 9–13 метров. Кенгуру прекрасно приспособлен к засушливому климату Австралии. В температурах, где человеку требуется до десяти литров воды в сутки, кенгуру обходится двумя литрами в неделю, причем не обязательно пресной, вода может быть и соленой. Самка способна начать рожать уже в возрасте 15 месяцев. Это как если бы женщина начала рожать в возрасте пяти лет. Сегодня численность кенгуру в стране поддерживается на уровне 20–25 млн особей, при отстреле от 3 до 5 млн голов в год.

7

Вероятно, это был первый в мире серфинг, модный сегодня.

8

Копье, которым был убит капитан Кук, было подобрано его штурманом Блаем, впоследствии знаменитым капитаном фрегата «Баунти». Потом оно было переделано в трость и подарено адмиралу сэру Дэвиду Милну, у потомков которого и хранится по сей день.

9

Последним вопросом короля Франции Людовика XVI, перед тем как по воле Французской революции он взошел на эшафот, был вопрос к палачу: «Нет ли вестей о Лаперузе?»

10

С тех пор это географическое название имеет в английском языке тот же переносный смысл, что и в русском «Соловки», т. е. место ссылки.

11

Обнаруженное стадо решили оберегать как историческую реликвию. К началу 1800-х годов оно достигло размера в 5000 голов. Сегодня поголовье крупного рогатого скота Австралии насчитывает свыше 25 млн голов.

12

Сегодня острова Питкэрн (4,6 кв. км) – заморская территория Великобритании – самая малонаселенная страна мира (48 человек по данным на 2007 год).

13

Сегодня потомство Потэски составляет около двух тысяч человек. Многие из них до сих пор проводят регулярные семейные встречи. Вообще, в наше время в Австралии принято гордиться предками-ссыльными. Коротко это выражено в лозунге «Горжусь кровью каторжанина!».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.