8

ПРОСТОЙ БОЙ У ВАРЯГОВ

Гнусный гном, поминутно гримасничая, проводил нас с Леной из зала Приемов.

– Чудо из чудес! Сам Император снизошел…

– Что это было? – спросила меня Лена. – Не понимаю… Как ты думаешь, это трюк или правда? Хотя я не помню что-то, чтобы сам Император… Подумай, САМ!!!

– Чудо! Чудо! Император соизволил обратить свой взор на сына человеческого… – гнусавил гном, могучими плечами раздвигая толпу праздных зевак, глазеющих на нас. Бубенчики на ногах гнома громко звенели.

Мы прошли по мосту над крепостным рвом, заполненным тяжелой блестящей водой, где плавало что-то слишком натуралистическое, но что – я не разглядел. Сверху, освещенные двумя факелами, показались и остались позади кованые острия подъемных решетчатых ворот, затем мы попали в полумрак и прохладу галереи, где людей было уже меньше.

Не задерживаясь, мы пошли дальше. Со страшным скрипом открылись высоченные, окованные медью двери в красным бархатом обитой зале, тоже освещенной факелами. От смолистого дыма щипало в носу.

Столы были расставлены по периметру стен, только со стороны двери, откуда вышли мы, их не было. Гном или шут, визгливо смеясь, потянул нас прямо к пирующим.

В огромном камине на вертелах пеклись куски мяса, целые поросята, красноватый отблеск огня скакал по лоснящимся от пота лицам, кости хрустели на зубах огромных лохматых собак под столами. Одна, вспрыгнув на стол, рылась в блюде мордой, жующий рядом воин в рогатом шлеме вырвал из рычащей пасти кусок мяса и в ответ на злобный лязг челюстей гневно ударил кулаком в мохнатый бок и скинул пса под стол. Туда же бросил и мясо, мгновенно сменив гнев на милость.

Вокруг сновала молчаливая придворная прислуга, поднося новые и новые блюда с едой.

Возглавляющий общий стол молодой князь сидел па резном деревянном кресле, где могли бы поместиться трое. Не вытирая жирных губ и пальцев, с которых стекал мясной сок, князь схватил золотую чашу и крупными глотками стал пить.

На пас никто не обращал внимания. Только князь, выпив чашу, швырнул ее на пол – звеня, чаша покатилась нам под ноги, но кинувшийся слуга подхватил. Князь вдруг уставился на меня, потом на Лену, схватил с ближайшего блюда поросенка, разорвал пополам и, не отрывая от нас взгляда, жадно стал пожирать.

Рядом с ним громко рыгавший воин, недавно ссорившийся с собакой, вдруг схватил пробегавшего слугу, бросил спиной себе на колено и сломал ему позвоночник.

На вопли обратили внимание; воин громко хохотал шутке. Князь вдруг яростно, обеими руками оттолкнул мешавшие ему серебряные блюда с объеденными хребтами рыб, костями свиней и более крупной дичи. Он лег животом на грязный стол и крикнул что-то воину в рогатом шлеме. Тот придвинулся ближе, подставил ухо и стал слушать, не прерывая громкого чавканья.

Слова князя постепенно проникали в сознание, – челюсти прекратили двигаться. Глаза, попрощавшись, нашли нас, оббежали. В сальной рыжей бороде с налипшими крошками открылась широкая пасть с твердыми желтыми клыками.

И оба, глядя друг на друга, оглушительно захохотали. Постепенно они привлекли к себе общее внимание, пирующие заряжались весельем, не зная причины. Раскаты хохота потрясали стены.

Вдруг, казалось едва оттолкнувшись, князь перепрыгнул стол и оказался по нашу сторону. Он медленно подходил, переводя взгляд с Лены на меня и обратно. Он был чуть выше меня, а доспехи делали его гораздо шире.

Лена схватила меня за руку, воин ухмыльнулся. Я все еще надеялся, что это аттракционный фантом.

Остановившись напротив нас, князь тряхнул льняными, стянутыми цветным ремешком волосами. Повернувшись к столу, он что-то сказал, послышались крики, залаяли псы. Воины перепрыгивали столы и окружали нас широким полукругом.

Князь выхватил меч и демонстративно бросил на пол; кто-то поднял оружие. Потом, в считанные мгновения князь скинул с себя кафтан, рубашку и, голый по пояс, ссутулился, вытянув вперед руки. Он вызывал меня на борьбу.

– Что ему надо? – перекрикивая общий гам, спрашивала Лена. Она встревоженно смотрела на князя, банду за нашими спинами, на меня. Вдруг, повернувшись, решительно пошла к дверям прямо на стену воинов. Ее оттолкнули, она растерянно отступила.

– Ничего не понимаю, – сказала она. – Это живые люди.

Ее веки дрогнули, губы приоткрылись – в красных отсветах живого огня она была невыразимо прекрасна. Я невольно улыбнулся неуместности всего:

– Этот обжора вызывает меня на бой.

– А нельзя как-нибудь уйти отсюда? Где этот мерзкий гном?

Гнома не было. Князь медленно приближался. Я сорвал рубашку и бросил Лене, Она отступила к стене воинов, и на этот раз ее не оттолкнули. Наоборот, потеснившись, приняли в общий круг.

Чувствуя себя на грани, – с одной стороны, боясь оказаться смешным, с другой – начиная заводиться, – я ощущал, как вновь попадаю под обаяние риска.

Не зная правил боя, я давал проявить себя противнику. Тот внезапно кинулся ко мне, схватил одной рукой за кисть, а другой – за горло и стал душить. Я ударил его в солнечное сплетение, он отпустил меня, сделал шаг назад и молниеносно ударил в висок. Я пригнулся, кулак просвистел над головой, противник по инерции нырнул вперед, навалился мне на плечи; воспользовавшись удобным случаем, я обхватил его поперек туловища, прижал руки к телу и поднял над головой.

Стоя в кругу диких воинов с их собственным вождем над головой, я взглянул4 на себя сторонними глазами и невольно устыдился. Мой боевой порыв показался смешным. Возникло чувство, что я ввязался в такую же подделку, какой недавно было путешествие по озеру. Ни гнева, ни ненависти – ничего: все мне стало безразлично.

Я поставил противника на пол и отступил на шаг. Князь извернулся и ударил кулаком мне по лицу, разбил бровь, и левый, залитый кровью глаз перестал видеть. Весь мой пацифизм куда-то делся. Воины заревели. Князь бросился ко мне и, схватив обеими руками за шею, снова стал душить. Он был очень сильным человеком; чувствуя, что еще мгновение и потеряю сознание, я взбеленился; моя раскрытая ладонь врезалась в белый волосатый живот, пальцы проткнули кожу, мышцы, и, подхваченный диким своим порывом, я рванул ладонь вниз, с наслаждением услышав треск связок и разорванной плоти.

Все еще сжимая мне шею, князь недоуменно поглядел вниз, потом, оставив уже ненужные попытки задушить меня, попытался удержать вываливавшиеся внутренности и тут – сначала медленно, потом быстрее – стал падать навзничь.

В общей тишине я подошел к столу, плеснул из ближайшей чаши на руку, чтобы смыть липкую кровь, потом взял у оторопело молчавшей Лены свою рубашку и вдруг был оглушен неистовыми возгласами восхищения, мне, впрочем, понятными. Мне было стыдно, но в то же время я радовался: я гордился честным боем.

И может быть, это было плохо. Я подошел к Лене, нас окружили воины. Латы, кожаные куртки с нашитыми железными пластинками, рыжие грязные бороды, рогатые шлемы. Меня хлопали по плечам, кто-то хрипло восторженно вопил. Потом Лена испуганно взглянула мимо меня и…

Меня волокли за ноги, кажется, вверх, и голова мерно ударялась затылком о крутые ступеньки. Наверное, этот стук и вернул мне сознание. Стало светлеть, я разглядел пыльный потолок с висящими по углам лоскутами – летучими мышами.

Вдруг – яркий свет; меня грубо подняли на ноги. Среди воинов я заметил ухмыляющегося гнома и какого-то безликого, в плаще, со спадающим на глаза капюшоном, в котором я, однако, узнал лейтенанта Стражникова. Вот так номер!

Мы находились на небольшой круглой площадке, ограниченной зубчатым метровым парапетом. Меня подтащили к краю, я взглянул: синее небо, диск желтого солнца, редкие облака, а внизу – зеленый мох деревьев, пятна голубых озер, немного в стороне – колдун со своей девицей, кажущиеся отсюда, с башни, не такими уж большими, и всюду – цветная мозаика толпы.

Вот в этот красочный калейдоскоп меня (лейтенант помогал) и скинули, словно куль, и ветер, упругой подушкой подхвативший меня, выдул остатки заторможенного безразличия; аттракцион диким и страшным образом стал частью реальных интриг, результатом которых должен будет стать мешок моего разбитого тела.

Тут мысли мои выстроились в цепочку и с чудовищной быстротой закрутились в мозгу: я искал выход, которого не было.

В глубине души я, конечно, знал, что меня должны спасти: сладкая жизнь Мечтограда не принимала смерти. Но земля быстро надвигалась, и мои мысли о возможной безопасности этого идиотского падения наконец выдуло окончательно; схватив полы вдетой в рукава, но так и не застегнутой рубашки, я попытался хотя бы изменить траекторию падения – чуть-чуть, возможно, удастся попасть в одну из этих голубеньких луж…

Попал. Попал точно в цель, словно в круглую мишень при учебной стрельбе. Я погрузился с головой, вперед ногами, ушел под воду, руками затормозил, так и не достал дна и, зависнув, резво пошел вверх.

Вокруг пруда празднично гулял народ. Я шумно выбрался из воды. Никто не обращал на меня внимания, меня обходили, не замечая. Я наконец-то осознал, что совершенно ничего не понимаю.

Если последний инцидент с дикими северянами был результатом моей оплеухи Мамедову, то зачем понадобилось напускать горилл? Или все происходит по заранее расписанному идиотскому плану?

И против кого направлено все: Николая Орлова или Сергея Волкова?

Если Мамедов был замешан в высылке Орлова на Уран, то совершенно не важно, кого я здесь представляю: в любом случае человек оттуда, причем наверняка что-то знающий, здесь нежелателен.

Я решил занести Мамедова в список своих личных врагов.

А там посмотрим.

9

НИКОЛАЯ УБИЛ КОЛЛОИДНЫЙ ТУМАН

Я поймал пробегавший столик с бутылочками и съедобными на вид розетками. Розетки просто таяли во рту. Я выпил пару бутылочек газированного напитка и почувствовал себя совсем ожившим. Потом до меня как-то дошло, что рядом нет Лены, и я еще часа два метался по этим аттракционам, допрашивая всех встречных роботов, фантомов и персонал, сплошь и рядом оказывавшихся мирными посетителями.

Потом мне пришла в голову мысль, что Лена давно дома, ничего с ней случиться не может, потому что… В общем, почему-то я был убежден.

Я вызвал такси и дал адрес отеля "Титан".

В номере я сбросил одежду и отправился под душ, и на этот раз чудным образом взбодривший меня. Постояв под псевдоводяными струями, пронизывающими насквозь, я почувствовал себя отдохнувшим.

Немного сомневаясь, выбрал строгий черный, в размытую бордовую полоску костюм. Все остальное, на мой взгляд, не подходило к торжественному приему, неотвратимо надвигавшемуся вместе с вечером.

Тут мое одиночество было нарушено, и администратор, голосом нежным и переливчатым, сказал, что ко мне пришли, и уточнил: гость, посланец, человек,

Я изъявил готовность принять.

Вошел молодой человек лет двадцати пяти. Стройный, гибкий, с беспокойным, часто, видимо, насмешливым взглядом больших темных глаз.

Он представился: Илья Бондарев, глава Пресс-Центра и советник Премьер-Министра. Называя должности, он улыбнулся милой и насмешливой улыбкой, словно бы говоря: вот я, а вот мои должности, и, пожалуйста, не путайте меня с тем, что я представляю. Он как-то пристально посмотрел на меня и вдруг отвел глаза, словно смутившись. Потом огляделся вокруг и, не найдя ничего, кроме голых стен, покачал головой:

– Как это у тебя… пусто.

Он взял с полки у входа пульт управления и забегал пальцами по клавишам. Квартира вздрогнула, а он продолжал говорить, пряча взгляд в кнопки пульта, лишь временами, как бы случайно, остро посматривал на меня.

– Я, когда узнал, что сегодня будешь ты, сам решил заехать. Обычно, по протоколу, ограничиваемся официальным приглашением, но тут случай, как сам понимаешь, особый.

Я-то как раз не понимал, почему особый случай, но приготовился слушать дальше.

А между тем волны звуко-цвето… ароматические волны наполнили комнаты, наслаиваясь и сплетаясь в музыку цветов и музыку звуков. Чувствовалось, что в отличие от меня Илья хорошо знаком с этим аппаратом. Повсюду из пола возникли и заполнили комнаты кресла, диванчики, приспособления, назначения которых я не знал, а из потолка вниз выросли люстры, сам потолок ожил, разноцветные светляки ползали, струились, танцевали…

– Как вы это делаете? – спросил я, кивая на пульт и все вокруг.

– Как? Просто… – Он отложил пульт и присел на один из возникших диванчиков у стены. – Я бы хотел поговорить, если не возражаешь. Кстати, мы теперь уже на "вы"?

– Можно и на «ты», – сказал я, подумав, что, вероятно, они с Николаем были достаточно коротко знакомы.

– Ты не знаешь, случайно, Елену Ланскую? на всякий случай спросил я.

– Кто ее не знает, – рассеянно заметил он. – Женщина богатая, красивая и независимая.

Он быстро взглянул на меня, посмотрел на беззвучный экран на стене.

– Прежде всего я хочу сказать, что никто из нас не мог, и ты это хорошо знаешь, не мог поддерживать с тобой связь на Уране. Это же невозможно, тебе это лучше должно быть известно. Я, конечно, обещал, но это оказалось невозможно.

– Да, конечно, – подтвердил я. – Уран – система замкнутая, никакой Связи с внешним миром.

– Вот, ты понимаешь. Тогда не мог бы сказать, что это ты еще затеял? И зачем ты изменил личность? Зачем назвался каким-то Сергеем Волковым? Разве можно этим кого-нибудь обмануть? Мне ты, как своему другу, можешь сказать?

Он отвел взгляд. У него несколько раз выступили желваки на скулах. Он что-то знает, подумал я. Он знает то, что я не знаю,

– Но отпечатки пальцев и проверка глазной сетчатки?..

– Это всех и удивляет. Если бы ты изменил и внешность, а то остался прежним, кроме такой малости, как отпечатки и рисунок сетчатки. Но их же изменяют за один день – была бы аппаратура.

– Ты думаешь, она у нас была на Уране? Нет, Илья, я – Сергей Волков, серийный номер XXII-635718 и больше никто.

– Поэтому все и задают себе вопрос: может, ты и впрямь замешан в убийстве своего отца?

– Какие еще вопросы задают?

– Сказать?

– Конечно.

– Всех интересует, каким образом ты попробуешь сместить с должности нашего Премьер-Министра Кравцова Владимира Алексеевича. Если бы ты прибыл как Николай Орлов, никто особенно не беспокоился бы.

– Не понимаю эту логику.

– Все ты понимаешь. Впрочем, не хочешь говорить – не надо.

Я решил изменить не совсем понятную мне тему:

– Ты знаешь, меня эти дни постоянно пытаются убить. Уже несколько раз.

– Что в этом странного? Конечно, будут пытаться. Ты сейчас непредсказуем. Ты – темный, неучтенный фактор. Конечно, будут пытаться убить. У тебя единственный выход – самому всех нейтрализовать. Тем более что о вас, прошедших Уран и выживших, ходят такие легенды!.. – Он оживился. – Вы правда там становитесь такими?

– Какими "такими"?

– Непобедимыми, живучими.

– Не знаю. Там мы мерли как мухи. Там мы все были смертными и слабыми.

Мы помолчали. Он робко взглянул на меня, словно боялся, что я рассержусь. Я не мог понять, боится ли он меня нынешнего или что-то тянет из прошлого?

– Я бы хотел тебя попросить об одной вещи, сказал я.

– Конечно, – с готовностью отозвался он.

Все что угодно.

– Расскажи мне обо всем. Расскажи так, будто меня не знаешь и разговариваешь с посторонним человеком. Все, что ты знаешь обо мне, об этих убийствах.

– Зачем? Что это?..

– Расскажи, а потом и я сообщу тебе кое-что интересное.

Илья хотел что-то сказать, но передумал. Он испытующе поглядел на меня и покачал головой:

– Я не много знаю об этом. Все было засекречено. Никто особенно не был допущен.

– Тогда начни не с убийства, а с самого начала. Он молчат, собираясь с мыслями.

– Ну что ж. Тебя я знаю с детства. Мы почти одногодки и всегда были друзьями. У нас даже учителя одни были. Еще Вронская Марина тоже была дружна с нами.

– Кто это?

– Как кто? Племянница Премьер-Министра! Кто же ее не знал?

– Почему – знал?

– Так ведь после того, как тебя осудили, через несколько лет исчезла и она.

– Какая связь?

– С тобой?

– С делом об убийстве.

– Какая может быть, связь? Никакой, наверное.

– Хорошо, продолжай.

– Не знаю, о чем говорить. Событий у нас было наперечет. Учеба, занятия. Тебя готовили к должности Премьер-Министра, а я впоследствии, после смерти родителя, обязан был возглавить Пресс-Центр. Потом жребий пал на отца и твоего брата. Они оба ушли с последним паломничеством. А через полгода произошло убийство Премьер-Министра, твоего отца.

– Неужели не о чем больше вспомнить?

– Не знаю. Один раз мы с тобой хотели сбежать в Дикую Зону, но нас быстро засекли почти на границе. Не знаю… Еще мы соперничали с тобой перед Мариной, но это было давно, еще до того, как ты с ней… Она тебя ждала все это время. Ты знаешь. Но зачем тебе все это?

– Зачем? Хотя бы потому, что я действительно Сергей Волков, а не ваш Николай Орлов. Орлов погиб у меня на глазах, его сожрал коллоидный туман, неужели вам никто не сообщил?

Илья недоверчиво слушал меня. Настроенная им музыка заполняла комнаты. Мне было все равно, поверит ли он.

– Кто же тогда ты, Сергей Волков?

– Я и сам хотел бы это знать… Он посмотрел на меня, как смотрят на сумасшедшего:

– Что ты говоришь?..

– Нет, кое-что я знаю. Я знаю, что родом с Радуги, из семьи фермера, ныне усопшего. Я убил в какой-то драке соседского парня, за что и загремел на Уран.

– Что-то все равно не сходится. Что-то тут неправильно.

– Нет, если ты веришь в совпадения.

– Допустим.

– Именно такое случилось со мной. Совпадение, которое может произойти раз в тысячу лет. Я могу о себе знать лишь то, что любой найдет в официальных банках данных. А еще то, что рассказали обо мне товарищи. Мои сведения охватывают лишь события одного последнего года. Потому что-то, что произошло раньше этого времени, скрыто от меня во мраке. Я знаю, что меня зовут Сергей Владимирович Волков, потому что, когда со мной произошел несчастный случай, при мне было удостоверение именно на это имя. И я с грехом пополам могу представить себе события примерно за двадцать часов до катастрофы. Но на этом все и кончается.

– Что у вас там произошло?

– Извержение Седого. Наш лагерь был построен слишком близко от подножия вулкана Седого, и сейсмологи предупреждали, даже неоднократно, но никто ничего не предпринимал. Как всегда бывает. Я помню, что среди ночи нас разбудил страшный взрыв, рев огня, треск рушащихся построек. В трещинах почвы и в разлившейся лаве погибла половина лагеря, Я помню красное огненное море, дождь камней с неба, пепел… Потом я, конечно, пришел в себя. Меня, как и других пострадавших, эвакуировали в госпиталь, а потом я узнал, что спас меня Николай Орлов. Он успел оттащить меня от края лавового потока.

– А что было дальше? – нетерпеливо прервал паузу Илья.

– Я очнулся лишь через два дня в госпитале. Николай пришел меня проведать. Вот тут-то и начинается самое смешное. Когда я пришел в себя, то подумал, что спятил. Я лежал на кровати, глядя в упор на самого себя… Дело в том, что Орлов был точной моей копией, и даже родись мы близнецами, и то не могло быть между нами большего сходства. Я тогда стал своего рода знаменитостью: во-первых, у меня была абсолютная и полная амнезия, во-вторых, между нами было поразительное сходство. И с тех самых пор мы с ним не разлучались и все делили пополам. Передряг, в которые мы с ним попадали, вполне хватило бы на десятерых, и вскоре пас прозвали "братья-бесы".

Я помолчал, вспоминая весь тот ад, что казался теперь страшным сном. И только ночью, во сне он возвращался страшной явью. Мне было трудно и вспоминать, и выдавливать из себя слова:

– Несколько недель назад нас в составе небольшого отряда отправила на разведку к северо-востоку от карьера, где мы добывали нейрозит. Уже несколько дней, как в том направлении начали пропадать люди. Мы должны были разведать, что там такое объявилось. Ты сам что-нибудь знаешь об Уране?

– Ну, как все…

– Значит, не знаешь, Уран не просто планета смерти. Уран постоянно продуцирует смерть. Это планета с повышенной мутагенной активностью. Там постоянно возникают новые виды смертельно опасных организмов, а завезенные с других планет, немедленно мутируют, причем в наиболее опасном для окружающего мира варианте.

– Почему?

– Никто не знает. Просто это есть. Вероятно, это работа Создателя. Ну а его пути неисповедимы, как ты знаешь.

– Ты говорил о разведке.

– Да. Как всегда, не хватило аккумуляторов. Нам поэтому разрешили далеко не углубляться, но все равно уже через три километра мы попали в туман. Он был не водяной, какая-то коллоидная смесь, очень густая, а маски нашлись только у троих. Старший группы разрешил всем остаться на границе тумана, а троим – мне, Николаю и Юре Семенову, – всем у кого нашлись маски, – пройти вглубь метров на сто-двести и попытаться что-нибудь узнать.

– А маски?..

– Мы их так называли. На самом деле такие силовые устройства, которые создают локальное поле отталкивания. Можно дышать, смотреть, не боясь контакта лица с водой или, как тогда, с туманом.

Втроем мы ушли, но ушли недалеко. Оказалось, что в тумане нельзя быстро двигаться. Стоило увеличить скорость движения, как туман начинал сгущаться вокруг, уплотняться и уже давил сверху. А потом вокруг начинали мерещиться какие-то тени, твари… То, что нельзя было ничего увидеть, было хуже всего. Казалось, опасность везде, не понять. Неизвестно откуда.

Потом уже выяснилось, что туман – некий организм, состоящий из множества самостоятельных частиц-молекул. Мельчайший элемент – что-то вроде амебы, но в случае, когда внутрь тумана попадало нечто биологически активное, живое, одним словом, то происходило мгновенное взаимодействие молекул с образованием более сложного организма, способного справиться и потребить источник раздражения. В тот раз источником раздражения стали мы.

Мы втроем шли в связке. Мы обвязались прочной веревкой, которую туман уничтожил почти сразу. Уже через десяток метров мы потеряли друг друга. Пробовали кричать, но звук поглощался этой молочной взвесью.

Впоследствии оказалось, что этот коллоидный организм, кроме всего прочего, вырабатывал излучение, угнетающе действующее на психику жертв, – словом, нас тоже охватывал ужас.

Мы бродили, словно слепцы, уже поняв всю бесполезность нашей экскурсии и желая только одного: выбраться. Но ни я, ни Николай не бросили бы друг друга. А был еще и третий товарищ – Юра Семенов.

Его нашел я. Наверное, он пытался бежать, чем и стронул механизм… Сначала я наткнулся на что-то резиново-плотное, начал обходить – и близко увидел мертвые глаза Юры, разинутый в немом крике рот; снизу до щей он был облит этой упругой, мускулистой плотью, уже переваривавшей его. Я взял его за голову, и голова осталась у меня в руках. Голову я не бросил, положил в сумку, а когда повернулся, увидел за спиной нечто паукообразное, уже нависшее надо мной.

Я подумал, что мне коней. В последний момент Николай врезался в этого туманного паука. Понимаешь, он не решился выстрелить; во-первых, цель была совсем рядом со мной и меня могло задеть лучом бластера, а во-вторых, непонятно было, остановит ли этого аморфного хищника выстрел. Вероятно, Николай хотел оттолкнуть меня, а может быть, действительно думал справиться с этой тварью. Я так и не узнал, что он хотел. Знаю только, что думал спасти меня. И вот я жив, а он умер. Этот паук обхватил его мгновенно, и мгновенно образовал вокруг него кокон, подобный которому я уже видел только что.

Я словно вернулся назад в те дни, и жуткое молоко протоплазмы хаотично пульсировало вокруг меня. В комнате наступило молчание, и волны музыки, нарастающие, протяжные, словно собирались вырваться из замкнутых стен номера. Затухали, разламывались, стихали до шепота, слышался мягкий пульс, все ближе и тише – до полного безмолвия.

– Что стало с Николаем?

– То же, что и с Юрой. Мне повезло, что фрагменты протоплазмы, занятые перевариванием жертвы, теряют на некоторое время активность. Поэтому я смог вынести головы товарищей. А вот каким чудом вышел, можно только догадываться. Скорее всего в том состоянии ступора, в котором я находился, я не мог делать резких движений и просто брел. Да и расстояние было маленькое; я скоро вышел.

– Вы их похоронили?

– Конечно, они ведь умерли.

– Кое-что он мне рассказывал, – продолжал я. – Я знал, что семьи у него нет, отец погиб. Так что я оказался его единственным наследником. Когда мне отдали его вещи, я просмотрел их. Понимаешь, Николай был скрытен, а теперь я понял почему. Дело в том, что в его сумке я нашел пленку с начатым им когда-то письмом. Может, он забыл о нем, но мне оно пояснило кое-что из его прошлой жизни. Я помню это письмо дословно. Хочешь послушать?

Он едва заметно кивнул.

Я начал цитировать:

– "Меня вышвырнули из Мечтограда три года назад. У меня отняли семью, положение, честь и мою девушку. Они лишили меня всего, что у меня было, а она смеялась, глядя на это. Она смеялась потому, что сама была замешана во всем этом, а я любил ее. Она смеялась, уходя под руку с этим негодяем, а это животное, которое работает на него, пытался прикончить и меня. Мне пришлось убегать, и бег мой закончился здесь, на Уране. Я сделал ошибку…"

На этом письмо обрывалось.

– Но я не слышал никаких имен, – заметил Илья.

– Верно. Там не было никаких имен. Да мне они и не нужны. Я все равно узнаю, кто эти люди. И тогда знаешь что произойдет?

Я дал ему возможность догадаться самому.

– Зачем вы ввязываетесь во все это? – осведомился он.

Я понял, что он мне поверил, ибо, невольно, дистанцировался вежливым "вы".

– Зачем? Затем, что Николай был мне другом. Вы тут никогда не сможете понять, что такое друг в мире, который каждую секунду грозит тебя уничтожить. Может, только паша дружба и помогла мне выжить. Может, из нас двоих мог выжить только один, не знаю. Но то, что выжил я, делает меня должником. А кроме того, я знаю, что Орлов никого здесь у вас не убивал. Я поклялся вернуть ему все, что у него отняли. Тебе понятно?

– Отлично! Очень здравое рассуждение. Наивное, конечно, но очень благородное. И вы уже заранее решили, заранее всех осудили, а сами не знаете, виноват ли он или нет? Я сухо улыбнулся:

– За год можно отлично узнать человека, с которым ешь, спишь и дерешься бок о бок. Я узнал Николая, как самого себя. Орлов никого здесь не убивал.

Секунду Илья пристально смотрел на меня и вдруг, откинувшись, утонул в мягкой прозрачной спинке своего диванчика и шумно выдохнул воздух:

– Все. Я вам верю. И я ваш союзник.

– Тогда продолжай обращаться ко мне на "ты".

– Да? – удивился он. – А как я обращаюсь?

– Сначала на «ты», теперь на "вы".

– Хорошо, исправлюсь, – рассмеялся он.

– Есть хочешь? – вдруг вспомнил он. – Прием назначен на шесть, потом торжественная часть… Стоит перекусить.

Заказывая, он что-то долго требовал у администратора, добился своего и, словно волшебник, представил большой стол, выросший из пола и заставленный так плотно, что у меня вырвалось:

– Ты что, хочешь объесться?

– Учись. Ты должен схватывать на лету. Я заказал блюда вкусные, некалорийные и воздушные. Если ты все и один уничтожишь, то и тогда особенно не перегрузишься.

И действительно, ничего страшного, но очень вкусно.

А потом я вспомнил о Марине:

– Ты говорил о Марине. О Вронской, кажется. О племяннице Премъер-Министра. Нынешнего Премьер-Министра или усопшего?

– Нынешнего.

– Ты говорил, что у Николая с ней что-то получилось?

– Да. Они, правда, долго были просто друзьями. И только друзьями. Я, знаешь, очень не одобрял, когда он с ней… Это было как раз незадолго до смерти Премьера.