Догнав себя, она вошла в вестибюль.
      К ней навтречу уже спешил громадный и толстый Михаил Михайлович, здешний метрдотель и хороший знакомый. Однако, в первые секунды, весь во власти сиюминутных забот, он как-то не связал её облик с той женщиной, которую привык видеть под опекой господина Семенова, жильца из соседнего подъезда, и потому был строг.
      - Нельзя, нельзя, мест нет. Даже наши дамы простаивают.
      Она сообразила, что её приняли за ночную бордельную бабочку, залетную проститутку, но не оскорбилась, потому что время такое: любую прилично одетую женщину, да в ночное время сейчас невозможно отличить от проститутки. Если только не одеться похуже.
      Промелькнувшая мысль позабавила и даже немножко отвлекла.
      - Михаил Михайлович! - протянула она, и тот узнал.
      - О! Мадам! Простите, Лизонька! Вот уж неожиданность, вы никогда к нам не заглядывали. А где ваш муж? Или вы одна сегодня?
      - Угадали. Муж где-то по делам носится. А я вот, думаю, зайду, а то живу, живу, не знаю, чем вы народ завлекаете.
      - Милости просим, рады, рады.
      Он, не моргнув глазом, взял у неё двадцатку и, почтительно приняв плащ и зонтик, уже вел в зал, который музыкой, звоном, вскриками и смехом, словом обычной атмосферой бездумного веселья встретил её. Может это и требовалось.
      Ее усадили за столик на четверых. Она была одна. Официант быстро принял заказ, заламывая черную бровь в ответ на её быстрое: это принесите, и это, и это...
      Заказывала много и подряд. Не потому, что хотела есть, или пить, но что-то делать было надо, почему бы и нет?..
      Опять шампанское в ведерке со льдом, графинчик с коньяком, сок, салаты... Официант ловко налил коньяк (она выпила), умчался, принес ещё какие-то салаты, успев поднести огонь зажигалки (она закурила), потом горячее (она не разобрала что). Тут же хлопнула пробка, шампанское вспенилось в бокале, потом - в ней самой. Она весила все меньше и меньше; она дивилась, когда же ветер сможет справиться с ней, когда отнесет её к Семенову, уже жалеющему о своем предательстве? Он, наверное, уже все понял, все осознал, заболел от тоски, хуже нет тоскующего мужчины, они как дети, становятся маленькими, крохотными. Ох, как хорошо! Детские ручки сломленного мужчины: жар её груди вольет в них силу!.. Грязный от пыли дорог? Ее слезы омоют его... у неё пркрасные глаза - все гворят... Конечно, он вернется, он поймет, как был неправ, вернется, потому что все, что было между ними нельзя перечеркнуть... нельзя забыть вкус его речи, вкус его губ, вкус его зубов, вкус его рук... Его руки - самые сильные, самые нежные, они всегда были рядом, чтобы поддержать, чтобы успокоить, чтобы ласкать!.. Они встретились, чтобы не расставаться никогда... Он говорил это ей в Италии, у моря, и плыли ангелы, плыли звезды, плыла луна, как ночное солнце, плыли спящие яхты с влажными от росы палубами и нацеленными к небу мачтами, все плыло в воздухе с ним и с ней...
      Лиза вдруг так сильно ощутила его рядом с собой, в соприкосновении, жарком и жадном, она слышала его голос, ощущала, сжимала в объятиях, прижимала к животу, ребрам, трепетавшим, как ресницы глаз во мраке...
      - Да, еще, - кивнув, она позволила официанту налить ещё коньяка.
      - Вы не стали кушать, - сказал он, имея в виду горячее блюдо. Официант был предупрежден метрдотелем, потому был - сама предупредительность.
      - Может подогреть? Или что ещё хотите?
      - Нет, спасибо.
      - Десерт? Вино?
      - Да, что-нибудь... Принесите...
      - Сей момент, - сказал и исчез... Фантом.
      Опьянение избавило её, к счастью, от остроты... Нет, боль не могла так просто испариться, спряталась, она старалась вспоминать о чем-то хорошем... Семенов никогда не носил колец, и всегда посмеивался над любителями носить золотые перстни, вроде этого, например, который чего-то хочет...
      Лиза перевела глаза с пальцев, опирающихся на край её столика, перевела взгляд на белый манжет с густой черной порослью с исподу, на рукав костюма, а потом - на лицо владельца, на словно сочные валики парного мяса, окаймляющие дыру, откуда торчали запачканные никотином зубы, раздвинулись и сомкнулись, сомкнулись, чтобы опять раздвинуться, чтобы сказать ей, что нельзя такой очаровательной милашке прозябать в одиночестве. Она шевельнула губами, чтобы попытаться снизойти до уровня простых рефлексов, которыми руководствовался подошедший к ней мужчина, но слова не находились.
      Мужчина уже сидел рядом. Она попыталась сосредоточиться.
      - Такая красотка, почему я тебя раньше не встречал? Мы теперь будем неразлучны, - говорил ей этот, сидящий рядом.
      Она почувствовала его ладонь на своем колене, холодно посмотрела вниз. Пальцы с печаткой уже заползали ей под юбку, продвинулись выше, дальше некуда и замерли.
      - Ну и как впечатление? - спокойно и трезво спросила она, видя его реакцию.
      - О! Это непередаваемо, крошка, - ответил мужчина, только что обнаруживший, что его новая знакомая не носит трусиков.
      - Тогда убери руку, - сказала она и махнула рукой смотрящему в их сторону Михаилу Михайловичу.
      Тот доплыл, наконец.
      - Избавьте меня, пожалуйста, от соседства, - тихо попросила она, внутренне просто плавясь от ярости.
      - Вы ошиблись! - строго сказал Михаил Михайлович мужчине и рука того стала выползать наружу, а ухмылка раздвигать толстые губы.
      - Не думаю, чтобы очень ошибся, - проговорил он. - А с вами мы ещё продолжим знакомство. Обычно я здесь бываю до утра. Если бываю.
      Он поднялся и собрался уходить.
      - Стойте! - сказала ему Лиза. - Ваша рука... - он посмотрел на свою ладонь, ещё помнящую прикосновение к ней. - Вам переломают ваши пальцы.
      Она резко поднялась, вынула две сотенные бумажки, бросила на стол и пошла к выходу, вновь сопровождаемая метрдотелем, сочувственно и извиняюще сопящего у неё над плечом.
      Больше всего её задевало то, что её последние слова, её жалкая угроза теперь, после того, как рядом нет его, Семенова, по-женски глупа, беспомощна... Как ей хотелось разрыдаться, кинуться к этой волосатой обезьяне, вцепиться ногтями ему в лицо!..
      - Да нет, ничего страшного, я понимаю, - успокаивала она взволнованного Михаила Михайловича. - Я сама виновата, пошла одна в ресторан. Да и поздно уже.
      - Благодарю вас, - сказала она, когда он помог ей одеть плащ, и вышла под дождь.
      Она быстро дошла до машины, открыла, схватила пакет, ещё один граненая бутылка виски, - захлопнула дверцу, закрыла на ключ.
      Предупредительный Юра уже открывал ей дверь. Она на ходу поблагодарила, но сил задерживаться, отвечать на слова!.. Лифт, к счастью, был внизу. Ей удалось, несмотря на пакеты, открыть бутылку виски, сделать несколько глотков... Как все ужасно, как ужасно!..
      Их дверь - теперь уже её дверь. Она открыла ключом, вошла в освещенный коридор, прошла до двери в гостиную, слабо подумала, что свет, вроде, погасила, уходя и вдруг, увидела его, Семенова, курящего в кресле, пускающего свои обязательные кольца дыма - один в один, один в другой... Ах!..
      - Где ты была, киска?
      - Вот, вышла купить что-нибудь, - объяснила она.
      - Ну, разгружайся и рассказывай, - он потянулся к рюмке, стоявшей рядом на столике и, внимательно оглядывая все ещё стоявшую у дверного проема Лизу, сделал глоток.
      И ей стало хорошо.
      ГЛАВА 12
      ПОСЛЕДНИЕ ДЕТАЛИ
      Еще через пять минут она сидела напротив Семенова, курила и равнодушным, низким голосом рассказывала, что после его ухода, стало ей скучно, и она решила проветриться. Рассказала, как поехала к Кудрявцеву (Семенов поощрительно махнул рукой), как того не оказалось дома, а больше никуда ехать не хотелось, поэтому она решила вернуться сюда, домой, предватирельно зайдя в магазин. И уже здесь, подъехав, зашла в соседий подъезд, в ресторан, где какой-то мерзавец немедленно залез ей под юбку.
      - А ты?
      - А что я?
      - Как ты к этому отнеслась?
      - А как мне прикажешь относиться? Обычно относились другие, ты, например. Я просто пообещала, что ему пальцы сломают.
      Семенов отсутствующе пускал кольца в потолок. Потом посмотрел на нее.
      - А у меня тоже, знаешь, не без приключений. Стоило мне выйти отсюда, как меня уже ждали. Не пойму, - покачал он головой, - за мной что, круглосуточное наблюдение ведется? Откуда они могли знать, что я намерен исчезнуть именно в это время?
      Он чуть-чуть плеснул коньяка себе в рюмку и вопросительно взвесил в её сторону бутылку, предлагая налить и ей. Лиза покачала головой.
      - У тебя как, киска, нет никаких предположений на этот счет?
      - На счет чего?
      - Ну как же? Кто мог предупредить киллеров, что я ухожу один?
      Лиза задумчиво качала головой.
      - Может ты кому сказал и забыл?
      - Я когда-нибудь что-нибудь забывал? В том-то и дело, крошка, что решение это я принял буквально за десять минут до ухода. Спонтанно, так сказать.
      - Тогда не знаю.
      - Нет, - вслух подумала она. - Это случайность. Знал ведь только ты, да я.
      - И я об этом, - мягко улыбнулся он. - У этих ребят была машина шефа твоего поклонника.
      - Поклонника?..
      - Кудрявцева, я имею в виду. Так вот, у этих бандитов был "Джип" Сосницкого. И мне кажется, Сосницкого нам в дальнейшем будет нехватать.
      Лиза, услыхав это предположение, изменилась в лице. Она напряженно выпрямилась, вспоминая.
      - Что с тобой? - спросил её Семенов. - Что-то не так? Или ты огорчена?
      - Нет, - сказала Лиза. - Я вспомнила, мне говорил Кудрявцев, что есть человек, который много бы дал, чтобы узнать...
      Она замолчала, ещё раз соединив в уме факты.
      - Ну же? Что узнать? И что за человек?
      - Понимаешь, Сосницкий в свое время посадил ни за что одного чиновника, с конфискацией имущества - клиент заказал. А сын этого чиновника сейчас пошел в гору.
      - Да? И кто же это?
      - Король. Ты мне сам как-то рассказывал. Ну помнишь, Королев. Его сейчас многие знают. Из крутых. Еще твой Быков с ним, кажется, учился на юрфаке. На первом курсе... да. Вот он и хотел бы узнать, кто посадил его отца.
      - Кудрявцев ему сказал? Он успел заложить своего шефа?
      - Да нет же. Он думал немножко пошантажировать своего шефа. Закладывать он не собирался.
      - И это он тебе рассказал?! - покачал головой Семенов. - Он с ума сошел!
      - Почему? Он же мне доверяет.
      - Он дурак, твой Кудрявцев. Сказанное вслух уже перестает быть тайной, поверь мне. Мне кажется, за жизнь твоего поклонника тоже не стоит давать и гроша.
      - Ты думаешь? - встревожилась Лиза.
      - Я всегда думаю, киска. И я вижу. Я вижу, что тебе он тоже небезразличен.
      - Как ты можешь так говорить?! Мне не нужен никто, кроме тебя. Несмотря на то, что ты так безобразно со мной поступаешь.
      - Ладно, забудем, крошка. Кстати, - вспомнил он, - сейчас придет Быков, и мы все вместе закатим в казино. Нас там уже, конечно же, ждут. А если не ждут, то им же хуже. Знаешь, не хотел, но чувствую, пока суть да дело, должен сегодня сыграть. Не удержусь, само идет. Хотя, возможно, и не следовало бы. Да нет, обязательно поставлю, всё будет как надо, чувствую. Тем более, это не помешает нам взять Жука за жабры.
      - Вы едете вдвоем?
      - Нет, киска, втроем. Ты тоже едешь. Так что собирайся, если не готова ехать в этом миленьком платьице. По мне, кстати, очень хорошо. Тебе идет.
      - Я устала. Можно мне не ехать?
      - Как хочешь, - равнодушно сказал он и отвернулся. - Как хочешь.
      - Я поеду, - почему-то встревожилась Лиза.
      - И ещё одно, - повернулся Семенов. - Владелец казино, куда мы едем... Знаешь кто?
      - Нет, конечно.
      - Королев. Тот самый Король.
      Зазвонил телефон. Охранник Юра сообщил снизу, что пришел прежний гость, то есть Быков.
      Пусть поднимается.
      А тут вскоре позвонили и в дверь. Лиза пошла открывать.
      Быков ввалился - огромный, квадратный, - заполнил все заледеневшее было между Семеновым и Лизой пространство, тут же медленно начавшее оттаивать.
      - О! Лизонька! Ты явилась, как солнца луч в этой дождливой тьме.
      - Тогда уж лунный луч, сейчас ведь ночь, - улыбнулась Лиза.
      - Ну уж нет, Лизонька, ты сама, как солнышко, совсем на ночь непохожа. Во всяком случае, другим возле тебя тепло, красавица ты наша.
      - Я красавица Семенова, а не ваша.
      - Ну, ну, ну! Зачем же прибегать к заклинаниям? Все и так это знают.
      - Поссорились, что ли? - доброжелательно, но уже серьезно спрашивал чуткий Быков, плюхаясь на диванчик у стены. - Не время.
      - Как там твоя ночная Вера? Светит еще? - улыбаясь, пробовала переменить тему Лиза.
      - О! Не то слово! Я прямо балдею. Да и не только я, - добавил Быков.
      Он повернулся к молча курившему Семенову.
      - Я все сделал, как договорились. Никаких изменений не будет?
      Семенов отрицательно покачал головой, перевел на него взгляд, только что привычно изучавщий что-то на потолке и, улыбнувшись, сказал.
      - Когда твои волкодавы приедут?
      - Договорились - в два.
      - Договорились?.. Могут быть изменения?
      - Да нет, всё точно.
      Семенов что-то подсчитал в уме.
      - У нас ещё будет время. Я хочу пока суть да дело, сделать пару ставок.
      - Да ради Бога, - оживился Быков. - Я хоть посмотрю, как ты народ обчищаешь. Дело-то интересное, а?
      - Интересно, интересно, - подтвердил Семенов и, улыбнувшись, добавил. - А картинка вырисовывается.
      - Что ты имеешь в виду? Какая такая картинка?
      - Лиза узнала, что Сосницкий несколько лет назад помог одному неизвестному клиенту посадить своего начальника с конфискацией. Сынка тут же турнули из института и тоже посадили. Правда в отношении сынка было за что. Теперь, однако, сынок ищет этих своих каменщиков.
      - Каких каменщиков? - не понял Быков. - Говори яснее.
      - Тех каменщиков, которые заложили камни в фундамент его новой жизни. Кто были виновниками всех его уголовных метаморфоз.
      - Никак я не привыкну к твоей образованной лексике, МГИМОшник ты наш. Я простой солдат, то есть юрист, так что говори ясно и просто, лучше языком протоколов. Хотя я и знаю, кажется, о чем речь.
      Семенов сидел в кресле (в одной руке рюмка с коньком, в другой сигарета), продолжал пускать свои дымные кольца, некоторые из которых умудрялись-таки прскочить сквозь более крупные, расплывающиеся, и смотрел на Быкова, сидящего напротив, который сам, на мгновение отвлекаясь, думал, - все пытался понять, - чем создается то ощущения свободы, та аура, которая постоянно витает вокруг его школьного приятеля. Он вздохнул.
      - Ну, рассказывай. Хочу убедиться, что правильно тебя понял.
      - Ты о чем?
      - Да о вашей жертве каменщиков. Это случайно не о Королеве речь?
      - Вот что значит профессионал! - улыбнулся Семенов. - Конечно.
      - Ну, Лизонька, ты открываешь давно отправленное в архив, - повернулся Быков к ней.
      - Не спеши, - остановил его Семенов. - Я только что выяснил, что казино "Московские зори", куда мы сейчас едем гулять, принадлежит, в числе многого другого, твоему бывшему однокурснику. То есть Королеву Дмитрию Гурьевичу. Или Королю.
      Быкову пришлось изображать удивление. Справился.
      - Ничего себе! Действительно, картинка вырисовывается. Значит, сынок узнал о каменщике Сосницком (если продолжать говорить твоим образованным языком) и свел счета. Но как он узнал? Неужели его сдал твой, Лизонька, ухажер Кудрявцев?
      - Откуда вы все про моих ухажеров знаете? - резко бросила Лиза. - Что вам всем делать нечего, кроме как сплетничать?
      - О! Не сердись, Лизонька. Но сама посуди, девушка ты заметная, хочешь не хочешь, а от любознательных глаз трудно что скрыть. А Игорек, действительно, что-то уж больно много времени вокруг тебя увивается. Я бы на твоем месте, Санька, забеспокоился.
      - Ты, Сережа, о себе лучше побеспокойся. А Игорь просто хотел немного пошантажировать шефа.
      - Вы меня уморите! - со смехом откинулся на диване Быков. - Немножко пошантажировать! Дело-то на статью тянет, радость моя, а ты говоришь, немножко. Тем более, где шантаж, там начинаются и прочие кульбиты.
      - Нет!
      - Хорошо, хорошо. Не кипятись. Это я так, к примеру.
      - Он не мог, - убежденно повторила Лиза.
      Быков вдруг заметил, как Семенов смотрит на нее. И это ему не понравилось: странное что-то стояло за напряженным этим взглядом. И он подумал, что не ошибется, если предположит, что в нем была ненависть.
      Лена подумала и пошла в спальню. Поискала среди белья в шкафу и нашла свой маленький револьвер в интимно-набедренной кобуре. Вот уж не предполагала, что придется нацеплять всерьез. Она улыбнулась, но наличие оружия вызывала приятный холодок приобщения. Только к чему?
      Вышла в гостиную, но ничего не сказала мужчинам. Ей самой её порыв вооружиться тут же стал казаться смешным.
      Кажется всё. В последний раз взглянули друг в другу в глаза, потом в прекрасные, чем-то встревоженные глазки Лизы. Пора. Вышли один за другим, словно заговорщики: впереди переодевшаяся Лиза в глянцевитом, полупрозрачном, как желатин, плаще, под котором проглядывало длинное, темное платье, на самом деле бордовое, барзатное, с фиолетовым отливом в мягких складках; Быков и шедший последним Сергеев в почти одинакового покроя длинных плащах, стройную черноту которых оттеняла белизна шелковых шарфов. И Семенов вместе с Лизой, уже взявшей его под руку, казались подростками рядом с громадным Быковым.
      Закрыли двери, вызвали лифт, спустились. В вестибюле лифт ожидала веселая компания из трех женщин и стольких же мужчин, один из которых самый молодой, лет двадцати - жил на восьмом этаже. Вся группа сделало волнообразное движение к остановившемуся лифту, но тут же волной и отпрянула, испугавшись могучего Быкова, шагнувшего к ним из раздвинувшихся дверей. Тут же общее веселье вспыхнуло с новой силой, вспорхнул смех, поздоровавшийся хозяин звал к себе в гости, будет весело. Увы!.. Все шестеро втиснулись в лифт, двери закрылись, но их подогретая радость перелилась в шахту, так что ещё некоторое время снизу можно было слышать их смех, постепенно затихший, впрочем.
      Они прошли мимо аквариумного Юры, кивнули ему. Дверь на выходе щелкнула, приоткрылась и тяжело пропустила всех под относительно сухое пространство подъездного козырька.
      - Поедем каждый на своей тачке или на моей? - спросил Быков.
      - Нет, мы на своей, а ты давай на своей, - решил Семенов.
      Лиза приподняла сложенный зонтик, тут же взмывший над головой. Помогая ей держать зонтик и сам прячась под него, Семенов повел её к "Ягуару". Быков выше поднял воротник плаща и шагнул под дождь. "Ничего, не растаю". подумал он и тут же забыл, мысленно настраиваясь на ожидающее их в конце пути.
      ГЛАВА 13
      СТРАСТЬ
      Он направлял свой громадный "Форд" точно за красным "Ягуаром" Семенова. Машин было, конечно, все ещё много. Правда, с дневным потоком не сравнить, но все же. Выехали на Мясницкую и, после хорошо Быкову знакомых двух поворотов, оказались во дворе казино, почти заставленным машинами.
      Охранник жестами показал где им лучше припарковаться, но Быков, едва притормозив, вновь тихо стронул машину и стал объезжать дом. Под старым, распущенным вязом недалеко от известной ему железной двери черного хода, он остановил "Форд". Тут же вышел, включил сигнализацию, запер дверцу и быстро направился к главному входу.
      Семенов получал номерки за себя и Лизу, когда Быков вошел в дверь. Семенов оглянулся на него, мимоходом отметив всеобщее невольное внимание к новоприбывшему, но приписал его габаритам друга. Быков на ходу стаскивал с шеи шарф, а плечом пытался вывернуться из рукава. Гардкеробщик тут же подскочил, угодливо помогая снять плащ.
      - Вечер добрый!..
      Наткнувшись на напряженный взгляд Быкова, сразу сник и размазался среди рядов вешалок. Семенов подошел к Лизе, что-то поправлявшей в прическе у зеркала. Темно-бордовый бархат мягкими складками спадал до туфелек - тоненькая, гибкая, нарядная. И дивно было видеть её посвежевшую, как будто бы только отдохнувшую. Он в зеркале оглядел праздничный убор её волос, нитку крупных гранатов на смугло-янтарной шее, рубиновые капельки в мочках ушей и нежное, полное начало грудей, медленнно поднявшихся вместе со вздохом. Потом взглянул в уголько-бархатистые глаза и быстро перевел взгляд... куда? На подведенные темным пурпуром губы? На тугие, смоляные кольца волос у висков?..
      - Ну вы братцы и хороши! - громко сказал подошедший Быков. - И не знаешь, кто лучше: ты - блондинчик, или ты - Венера наша.
      - Я не ваша, - машинально повторила Лиза.
      - Конечно, не наша, куда уж нам, - с деланным огорчением сказал Быков. - И беру свои невежливые слова назад: конечно ты, Лиза, лучше. Это я так, сдуру ляпнул. Да если бы я был не я, а свободнейший, умнейший и прекраснейший...
      - Ты бы на коленях умолял меня... - перебила его Лиза, досадливо вздернув плечом.
      Быков захохотал. Они повернулись. Несколько охранников у входа, два-три упакованных кавказца, вышедшая из женского туалета поразительно красивая девушка - все смотрели на них. "Чего-чего, а привлечь к себе внимание мы смогли" - подумал Семенов. Он уже начинал ощущать приближение того темного, дикого, что последнее время все чаще и чаще волной настигало его изнутри, что было, конечно же, частью его самого, но частью болезненной, первобытной, какой-то необыкновенно нечистоплотной, но которое и позволяло ему так легко зарабатывать деньги.
      - Касса где-то здесь... - сказал он и поискал глазами ближайшего служащего. Ближайшим вновь оказался все тот же гардеробщик. Семенов пальцем, словно бы зацепил его и приблизил.
      - Где я видел кассу? - спросил он подскочившего служащего.
      Тот показал. Неприметная дверь, в первое его посещение открытая. Они подошли. Гардеробщик постучал. Их осмотрели в глазок, потому что дверь открылась без всяких допросов. Через коридорчик охранник подвел их к зарешеченному окошку, где им выдали фишек на три тысячи долларов.
      - Не много ли? - спросил Быков.
      - Ничего. Пока я раскручусь, можно немного и проиграть, - рассеянно сказал Семенов.
      Наконец, по узенькой лестнице с ещё неистоптанной ковровой дорожкой стали подниматься на второй этаж. Впереди с Лизой, слегка придерживая под локоток, Семенов, за ним, сейчас особенно похожий на переодетого телохранителя - Быков. Впрочем, сейчас он и в самом деле телохранитель, подумал Семенов, чувствуя холодок на коже вдоль хребта; близость игры, собственный настрой, мучительное ожидание метаморфоз внутри - делало его рассеянным, нет, сосредоточенным только на одном, на том, что его ожидало скоро.
      В предбаннике почти ничего не изменилось. Знакомый уже официант подскочил с подносом.
      - Господа! Прошу за счет заведения.
      Семенов машинально выпил... Что? Вода?.. Шампанское?.. Лиза рядом легко пригубила. Быков широко расставив крепкие столбы ног нагло и весело разглядывал публику у бара и за столиками: полупьяные мужики, трезвейшие девицы... Сееменов взглянул на часы. Было двадцать пять минут двенадцатого.
      - Сколько у нас времени? - повернулся он к Быкову.
      Лиза непонимающе взглянула на свои часики.
      - Почти половина двенадцатого., - сказала она.
      Быков подмигнул ей и повернулся к Семенову.
      - Полтора часа. В два часа все закончится. Успеешь?
      - Посмотрим.
      Они вошли в зал рулеток. Народ здесь был, но в основном толкался вокруг обоих столов с рулеткой. Было сильно накурено и еще... вероятно, через кондиционер пытались освежить воздух, напуская какую-то ароматическую дрянь. В большинстве своем - если брать только мужиков - здесь были достаточно строго одетые люди. Были и солидные, за пятьдесят. Были в просторных черных костюмах с блестками кавказцы, почти научившиеся теряться в общей толпе. Представителей богемы было мало, но и за их демократической расхлябанностью ощущался запашок долларов. И женщины были здесь все, как на подбор: яркие, превосходно одетые и... жизнь в общем, знали.
      "Хороший клуб" - подумал Семенов, имея в виду, что с улицы сюда, как видно, не попадали, значит и играть можно будет по-крупному.
      Семенов подумал, что несмотря на то, что за последние годы атмосфера подобных заведений стала ему привычна, и чувствовал он себя здесь как рыба в воде, все-таки так и не смог её принять. Гнусный запашок витал повсюду, словно джин из бутылки над Алладином, запашок алчности, зависти, ненависти.
      Семенов ухмыльнулся, поймав себя на этих мыслях. Ничего себе морализатор. Это он-то, живущий так неплохо только из-за существования подобных клопиных мест. И все-таки, все-таки... недаром же во все времена и во всех государствах здоровая часть общества презирала и старалась искоренить азарт как порок. Там, где появляются шальные деньги, исчезает точка опоры. Человек, который за один раз выигрывает столько, сколько какой-нибудь добропорядочный семьянин не заработает и за всю жизнь, такой человек перестает уважать устои, на которых держится добропорядочное общество: зачем они ему, эти устои, если можно вот так, единым махом получить все. И эти же добропорядочные будут тебе служить и охранять то, что ты, фактически, отнял у них. Всё мерзость, думал Семенов, наблюдая, как Быков лихо подходит к столу и двигает пару фишек на чет. К столу подошла и Лиза. Все неволько расступились, так хороша была Лиза. Колесо завертелось, шарик поскакал, остановился. Четырнадцать. Довольный Быков получил свои выигранные две фишки, и все четыре двинул на красное. Вновь выиграл. Покраснел, присвиснул, весело взглянул на Лизу и поставил восемь фишек на ноль.
      Колесо долго вертелось, шарик долго летал. Семенов вместе со всеми смотрел. Впрочем, был совершенно убежден, что ноль не выпадет.
      "Человек без устоев, - не мог отвлечься он, - опасен не только для общества, но и для себя самого. Пустоту в душе, оставшуюся после крушения благовоспитанных прежних идеалов, пустоту, которую человек вначале принимает за эталон свободы, уже ничем не заполнить. Ни девками, ни спиртным, ни проказами власти. Сатана уже в душе и рвет твое сердце и ты уже начинаешь ненавидеть не только себя, изгоя, но и этот поганый мир, который допустил твое приобщение к миру сильных: глаза твои, как у Фемиды прикрыты - правила, закон, чего ещё хотеть, все ведь нормально, всё служит тебе...
      Ах, Боже мой! Как поздно начинаешь понимать, что свобода нужна дуракам. Наши кукловоды никогда не покидают границ жесточайшей необходимости, которые сами же для себя и воздвигли. Потому что человек, не ограничивающий собственную свободу, дикарь и животное. Его место в стаде. И чем не стадо то, что он видит перед собой, смутно думал Семенов, продолжая следить за шариком, наконец-то остановившимся. И разве сам он не является...
      - Зеро! - крикнул крупье.
      Лиза зааплодировала. Все двести восемьдесят фишек пододвинули к удивленному и обрадованному Быкову. Семенов почувствовал: вот оно! Все недавние глупые мысли выдуло, словно порывом ветра. В голову ударило. Разлилось. Все замерцало в глазах: лица, мысли, нелепые телодвижения кривляющихся фигур. У него задрожала верхняя губа. Дрожь стихла. Все превратились в статистов. Семенов вновь забыл и о Быкове, Лизе, о цели, ради которой пришел - боялся только расплескать в себе это, в общм-то, редкое ощущение могущества и... Ах! Неизвестно чего!..
      - Это сколько же ты, Сережа, выиграл? - услышал он ликующий голос Лизы, но уже повернулся и пошел прочь.
      - У вас фишки по пятьдесят долларов? - скорее не спросил, а подтвердил голос крупье за спиной. - Тогда ваш выиграш составляет четырнадцать тысяч долларов. Поздравляем вас.
      И сразу, чтобы использовать запал, возбудивший толпу:
      Господа! Делаем ставки.
      Семенов вышел в другую комнату. Карточный зал. Место освободилось тут же за ближайшим столом. Какой-то лысый, распухший мужичок с мешками под глазами и отвислой нижней губой, сам отвалил, шумно пронеся мимо волну перегара.
      - А ну всё это!.. Лучше нажрусь.
      Семенов сел.
      И здесь, уже другой крупье метал банк. Все ещё находясь в том пограничном состоянии, которое, как канатоходца канат под куполом цирка, вела его к цели, туда, где можно уже твердо стоять, не опасаясь потери равновесия, беспомощного зависания на тросике страховки (где, черт побери, Быков?!), зная, что ежели даже повторить всё - эффекта не будет, можно сразу отправляться за кулисы, домой, поэтому приходится осторожничать, подбирать шаг, борясь со жгучим желанием ринуться, очертя голову, вперед.
      - Банк господа! - сказал крупье и, так как прибыл новый игрок, распечатал новую колоду.
      - Ваши ставки, господа.
      Семенов взял одну карту, поставил фишку и выиграл, поставил уже две фишки и вновь выиграл. Он выиграл семь раз подряд и почувствовал напряжение крупье. Семенов знал, что теперь за ним будут следить особенно внимательно и, возможно, отстраненно подумал он, ещё не время заявлять о себе. По опыту, по остаточным воспоминаниям знал, правда, что в трансе игры, когда его действия будут, скорее, инстинктивными, будут следовать наитию, тогда уловки служащих помешать ему обречены на провал, так было всегда. Но береженого, как все знают, Бог бережет. И ещё одно... Немного пугало, что и тоже как всегда - в азарте выигрыша он не сможет сознательно оценивать обстановку. Ведь все силы и этого казино будут в конце концов брошены на то, чтобы воспрепятствовать ему благополучно уйти. Это если он сорвет и здесь достаточноно большой куш. К тому же он пришел сюда не только ради денег, поэтому и взял с собой Лизу и Быкова. Впрочем, как будет, так и будет, уже отмахивался он от предупреждений рассудка.
      Он поставил всю выигранную кучу фишек на карту, проиграл и заметил, как служащий тут же расслабился.
      Семенов ещё несколько раз повторил свой трюк с проигрышем. Один раз, даже, доведя выигрыш до тридцати-сорока тысяч долларов. Примерно, потому что трудно было сосчитать сходу это количество пятидесятидолларовых фишек. Но после того, как и вся куча денежного фишечного эквивалента перешла на сторону крупье, на него и впрямь перестали обращать внимания.
      И тут он окончательно почувствовал это: холодное осознание мыслей и чувств партнеров за столом, снисходительный азарт крупье, чье-то - ещё далекое! - тревожное и ненавистное ожидание, с которым был связан и он, и карты, вдруг ставшие словно бы прозрачными...