- Молодой человек! Не угостите? - кокетливо прошелестела несовершеннолетняя блудница, и Быков молча пододвинул ей бутылку пива, немедленно схваченную цепкой лапкой.
      - Меня зовут Наташа, - сказала девушка и принялась пить из горлышка.
      - Подожди, - остановил её Быков и, поднявшись, вновь подошел к стойке.
      - Бутылку пива, банку джина с тоником и шоколадку, - сказал он и поглядел на часы.
      Прошло пятнадцать минут с того момента, как он звонил. Он отдал бармену ещё одну сотенную купюру, взял пустой стакан и вернулся к своему столику.
      - Сейчас ко мне присоединится приятель...
      - Ты хочешь секс втроем? - многоопытно перебила его блудница. - Так за это...
      - Нет, - в свою очередь перебил он. - Когда мой приятель придет, ты берешь что недопила и идешь к подруге.
      Он выпил свою водку и не удержался от глупого вопроса:
      - Сколько тебе лет, красотка?
      Ее личико немедленно стало злым и раздраженным. Но подумав, она сменила гнев на милость.
      - Восемнадцать, - сказала она и попросила сигарету.
      Быков дал ей сигарету, поднес огонек, и тут дверь металлически заскрипела, с усилием впустив на этот раз знакомого. Вошедший толстый, грузный мужчина был личный телохранитель того, кого Быков сейчас ждал. Этот телохранитель - бывший боксер-тяжеловес, имел три судимости, последнюю, разумеется, за убийство. По последней он просидел всего полгода, потому что зачли те восемь месяцев следствия, проведенные в Бутырке и хорошее поведение в колонии обычного режима, ещё какие-то благоприятные отзывы... Звали спортсмена Константином Пряслиным, кличка Афоня, ибо чем-то напоминал Куравлева в одноименном фильме, может котиной наглостью, кто знает.
      Афоня оглядел зал, кивнул Быкову, едва заметно - вертлявому засланному казачку и посторонился. Следом вошел тот, кого Быков и ждал: Королев Дмитрий Гурьевич. Иначе - Король.
      Каждый раз, видя Королева, Быков не сразу мог избавиться от неясного наплыва туманных и теплых воспоминаний: первый курс, душноватая эйфория новой жизни, тонкие руки однокурсницы, под танец обнимающие его плечи и веселое удивление при известии о преступлении нового приятеля, с которым успел уже посидеть рядом на лекции; кого-то он там зарубил, сторожа магазина, кажется.
      Судьба, естественно, сразу разлучила их - Королева и его, Быкова, - но вот скоро год, как свела - извольте. Общение на ином, новом уровне внесло дополнительный нюанс в их отношения друг к другу, и нельзя сказать, что приятный.
      Королев, войдя сейчас, вздернул густую черную бровь: широкий чувственный рот, волевой подбородок, слегка курчавые, коротко подстриженные волосы и цепкий, настороженный тоже черный взгляд.
      Подойдя к столику Быкова, он новым взмахом бровей смахнул малолетку прочь: бедная девчонка, нюхом почуявшая мужчину, опомнилась лишь на табурете стойки, вновь напротив ничего принципиально не замечающего бармена, вместе со своим деревянным молотком-киянкой зарабатывающем себе на учебу в Сельхозакадемии, где он учился выхаживать вороных, каурых, соловых и рыжих лошадей - всех мастей и всех оттенков благородства и стати; он прикрыл глаза, делая вид, что дремлет, а на самом деле просто не желал видеть эту очередную, конечно, бандитскую сходку - глаза бы не смотрели! и вновь по векам скользили тающие тени летящих скакунов - другой мир.
      - Ну что скажешь, компаньон? - ухмыльнулся Король уголком твердого рта.
      Он быстро оглядел Быкова, потом ещё раз - полутемное запустение забегаловки, бутылку пива на столике уже перед собой - и покачал головой.
      - Как же ты мне надоел с этой своей конспирацией! Мало того, что ты и твои начальники меня за горло взяли, когда регистрировали казино, так ещё этот цирк устраиваете. Все равно те кому надо знают, что за регистрацию казино тебе отвалили тридцать процентов.
      - Ты тоже знаешь, что я лишь подставное лицо, мне приходится делиться. И догадываешься, наверное, с кем мне приходится делиться.
      - Я знаю лишь то, что деньги на казино выделил я, что ты и твои шефы висите у меня на шее как гиря. А кому ты там платишь, пускай у тебя голова болит. Все вы ворьё и больше ничего.
      - Кто бы говорил. Вор ты, - ухмыльнулся Быков.
      - Я коммерсант, а вы беспредельщики.
      Быков не выдержал и расхохотался
      - Ладно, это вопрос терминологии, не более. Сейчас меня заботит другое.
      - Ну так что у тебя там?
      - Давно ты связался с Жуком?
      Черная густая бровь поползла ещё выше.
      - Следишь? Какое тебе и твоим боссам дело? Своё получаете, аудит регулярный - чего еще?
      - Из-за Жука у тебя могут быть крупные неприятности. Из-за него у тебя часа через два будет серьезный шмон. Есть люди, которым он всерьез насолил. Кстати, возможно, я тоже буду сегодня... в числе гостей.
      Королев нахмурился и надвинул брови на веки. Посмотрел сквозь столешницу, спросил, не поднимая глаз.
      - Это что, серьезно?
      - Да нет, не думаю. Очередной омоновский шухер. Пошумят и уберутся. Но кому нужен лишний шум? Да и клиенты отдыхать приходят, а не в разборках светиться.
      - Ладно, - вздохнул Король. - Скажу Жуку, чтобы линял.
      - Сегодня не стоит. Сегодня ему безопасней у тебя. Вокруг казино уже народу видимо-невидимо. Везде понатыкали. Еще пришьют при попытке...
      - Ладно, не скажу. Действительно, чего опасаться, раз ты говоришь. Ты у нас осторожный, ты у нас конспиративный, как Троцкий. Не пойму я, это ты так с ума сходишь или имеешь указание свыше не светиться в казино. Все равно ведь слухи идут, что ты имеешь кое-какие проценты от казино. Глупость всё это.
      Быков ухмыльнулся.
      - Считай, что указание, если тебе все надо разложить по полочкам. Пора было бы уже уяснить, что люди везде разные. И подход к жизни у всех разный. Что тебе просто, другим сложно. Поэтому ты - коммерсант... в законе, а другие... А другие пусть так в тени и останутся.
      - Ну, ну. Мне все равно. Хотите быть серыми кардиналами в отдельно взятом казино, ваше дело. Но ведь смешно, когда ты являешься к нам и всем приходится делать вид, что тебя почти никто не знает.
      - Вот и смейтесь себе в тряпочку, а узнавать пока не стоит. Уяснил?
      - Ладно, чёрт с вами со всеми. Придет ещё и наше время.
      - Угрожаешь?
      - Зачем? Просто вслух рассуждаю. Да, все-таки кто вышел на Жука? Вернее, так: кому он мог понадобиться? Он же ещё считай к работе не приступил. Только вышел. Хотя подожди, ведь это и с твоей помощью его посадили?.. Как это я не учел!..
      - Правильно мыслишь, да не совсем. Помнишь моего давнего приятеля?.. Хотя вряд ли, конечно. Семенов Александр Маркович.
      - Что-то припоминается... Это не тот голубенький красавчик, что всегда возле тебя терся? И где-то я о нем слышал недавно?.. Подожди, кажется от Жука. Так это что, весь этот бардак из-за твоего гомика?
      - Во-первых, он не гомик. А во-вторых, Жук и мне надоел. Ты что, не знал, это он нас с Семеновым перед тем, как его сцапали чуть не угробил. Тогда не получилось, так он сейчас за старое принялся. Сегодня он погнал волну на Семенова, завтра на меня... Короче, сегодня придется потерпеть, а завтра уже делай выводы. Я тебя для чего хотел видеть?.. если там начнут по сейфам шарить, чтобы ты там успел прибрать... если нужно.
      Королев на мгновение задумался. Потом ухмыльнулся, вновь вздернул угол рта.
      - Слушай, кореш, а ты часом не ведешь двойную игру? Не пойму я, что тебе во всем этом?..
      - Не делай из мухи слона. Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь из твоих меня сегодня узнал, когда я буду в казино изображать из себя лоха. Не хочу испортить игру.
      Королев покачал головой.
      - Какая игра!.. Чего вы все боитесь, ведь у власти... Ладно, твое дело, я не лезу. Шмон, так шмон, подготовлюсь. Еще что-нибудь? Давай, может обрадуешь напоследок?
      Быков мотнул головой. От стойки бара на них жалко и жадно поглядывала малолетка. Он разглядел узкую белую полоску кожи сразу ниже кромки кожаной юбки. Девчонка была не в колготках, а в чулочках. Мотив обольщения... Робкая, что-то желающая доложить улыбочка на бледных губках... Разврат крепчал... Бармен спит и не видит... Король хлопнул ладонью по столу, заставив вздрогнуть всех, кроме упившихся старожилов-приятелей в глубине зала.
      - Ну всё. Желаю повеселиться. Привет боссам.
      Он поднялся. Поднялись вертлявый жучок и присевший к нему и старшей проститутке бугай-телохранитель.
      - Подожди, - сказал Быков.
      Он помолчал. Королев нетерпеливо ждал.
      - А ты знаешь, отец моего приятеля Семенова - ныне покойный, кстати, некогда работал с твоим отцом. Твой отец, кажется, был начальником... Ну, перед тем, как его посадили.
      - Ну?.. Что ты там хочешь сказать?
      - В общем так, папа Семенова нанял адвоката Сосницкого, и они вместе провернули одно дельце, после которого твоего отца отправили по этапу. Сечешь? Семенов старший после этого занял кресло твоего отца. А тебя турнули из института.
      - Что?!. - выдохнул Король. - Повтори!
      Быков насмешливо откинулся на спинку кресла.
      - Ты чего? Я тебе что-нибудь сказал? Я тебе ничего не сказал. Мало ли кто у кого был начальником? Или подчиненным? Ты это брось, все надо тщательно проверять. Хотя, конечно, после того, как твоего папашу посадили, Семенову старшему удалось и дачу вашу казенную занять - хорошую дачу, кстати, потом ещё кое-что... Нет, надо проверять и проверять.
      Скоро в забегаловке вновь тишина. Пьянчуги (нет, ты мне друг? Нет, ты прямо скажи!), две древнейшие профессионалки и проснувшийся бармен.
      Высокая и полная проститутка медленно возвращалась к стойке. Задержалась у столика Быкова.
      - Такие невежливые, оборвали разговор на полуслове и удрали. Приличные люди себя так не ведут, - с достоинством говорит Быкову, и тот неопределенно подтверждает.
      - Это уж точно.
      - Я присяду, если не возражаете, - говорит дама строго и присаживается.
      Словно бы со скуки сползает с табурета у стойки девица и идет к ним. Томно садится. Быков смотрит на часы. Все заняло двадцать минут. Почти уложился. На часах десять пятьдесят пять.
      - Девочкам всё, что захотят, - кричит он бармену.
      Молоденькая тут же оживает, вскакивает, хватает протянутые ей купюры и бежит к стойке. Старшая вежливо и одобрительно хлопает в ладоши.
      - Разрешите? - берет его пачку сигарет, ожидая язычка пламени и, прикурив, облегченно выпускает длинную струйку дыма.
      Возвращается молоденькая, тремя руками прижимая к слабой груди две бутылки шампанского, бутылку коньяка, фрукты, конфеты, ещё одну шоколадку. Сбегала за апельсинами и бокалами.
      - Разрешите, шампанское открою я, - говорит старшая.
      Она, действительно, пока Быков закуривает и подносит огонь девчонке, ловко открывает и разливает в бокалы пенящуюся игристую жидкость.
      - Какие грубые бывают мужчины, - говорит старшая и лукаво смотрит на Быкова поверх бокала. Еще довольно привлекательна. Траурное выражение крашенных глаз, карминовые губы, груди как два поросеночка, широкие бедра...
      Конечно, о разговоре с Королевым в этом вертепе Семенову знать незачем. Он и не будет знать. А так всё по его плану. Главное, в результате возможного шмона не будет найдено никакого компромата. Впрочем, и это не самое важное. Важнее всего то, что не предупреди Быков Королева, тот мог решить уйти раньше. Мог бы уйти и с Жуком. А теперь Жук ни за что не уйдет не повидавшись с Семеновым. Да и чист он официально, будет сидеть до победного конца, ожидая финала спектакля. Оба теперь будут сидеть, ожидать Семенова. И уже не смогут уйти, потому что кого-кого? а Семенова мы хорошо знаем, думает Быков. И Жук и Король перед ним пацаны. Когда начнется потасовка (а она начнется), Жук и Король обязательно попытаются достать Семенова... Посмотрим. А если кто сумеет удрать по черному ходу... там будет видно: кто там будет внизу? и что там будет?.. Кто же потом будет разбираться со случайными трупами...
      - Вы очень, очень интересный молодой человек, - говорит окончательно освоившаяся старшая.
      Улыбка, бровь.
      - Только все время молчите. Если бы я не видела, что вы хорошо умеете говорить, я бы решила, что вы немой.
      Молодая хищно раздевала апельсин.
      - К сожалению, вынужден вас покинуть, красавицы вы мои, - весело говорит Быков и встает.
      Вновь смотрит на часы - ещё пять минут потерял! - и быстро уходит, сразу забыв о разочарованных женщинах, разглядывавших две кремовые сотенные бумажки, брошенные на стол сорвавшимся клиентом.
      За дверью - одинокая, мокрая ночь, влажные отблески, далекие моторы автомобилей, порывы сырого ветра. Быков нес в голове свой план и кое-что еще.
      ГЛАВА 10
      РАЗВЕДКА БОЕМ
      Юра кивнул Семенову из аквариума, не вышел, но открыл дверь с пульта. Семенов вышел в ночь. Дождь усилился. Подняв воротник плаща, он быстро пошел к своей машине. В который раз укорил себя за отсутствие зонта. Капли дождя вновь затекли за воротник, но он уже дошел.
      Через пятнадцать минут, или около того, он добрался до Мясницкой. Все было ярко освещено здесь, как, впрочем, и везде в центре города, и сквозь огни реклам, вывесок и полууснувших витрин, часто-часто шел мутный цветной дождь, а указатель казино "Московские зори", направивший его во двор горящей неоновой стрелкой, опрокинуто отражался в большой игольчатой от капель луже.
      Семенов свернул направо, потом, следуя уже повелению другой криптограммы - налево, попал в большой двор, заставленный машинами, но впереди уже показались мрачные фигуры то ли покидающих увеселительное заведение "новых русский", то ли их охранников; габариты мужей - едва ли не единственный истинно демократический критерий, сближающий хозяев и их охранных слуг.
      Семенов поставил машину на место, которое взмахом руки и зазывным движением указал ему один из полутемных людей, заглушил мотор, вышел, не забыв запереть дверцу и уже проходил в открывшиеся перед ним врата казино, на ходу успев сунуть в автоматически протянувшуюся к нему раскрытую ладонь зеленую бумажку универсального пропуска.
      Все его движения, как и движения обслуживающего персонала, за годы свободы и раскрепощенного предпринимательства приобрели характер бессознательного, то бишь, успешно эволюционизировались от условно-рефлекторных действий к безусловно-инстинктивным. И это было прекрасно, потому что значительно упрощало жизнь.
      Стоя на ковре прихожей перед ярко освещенным зеркалом, он отдавал плащ в чьи-то услужливые руки и, слегка поправляя расческой пепельные в искусственном свете ламп, матово блестевшие волосы, разглядывал себя, будто постороннего: бледный осунувшийся овал алебастрового лица, ссадина на скуле, припухлость у левого глаза - нет, ничего не портило его прекрасного лица (был он красив и коварен, как Сатана). А опытный глаз гардеробщика уже оценил, взвесил и навесил ярлык: не иначе, как сутенер, а может и того хуже, - чей-то любовник на содержании, а может и голубая тварь, чистоплюй поганый. Мысли эти сопровождались приятной улыбкой и особым поворотом кисти ладонью вверх, которая тут же сжалась в кулак, получив десятку.
      Точно сутенер или голубой мерзавец, рассеянно отвлекался гардеробщик к новому клиенту.
      Поднявшись по крутой лестнице, устланной ковровой дорожкой, прижатой к исподу ступеней медными, начищенными до блеска прутьями, он лениво рзаглядывал пейзажи в тяжелых, соответстующих коврам рамах, там и сям развешанных по стенам. Узкая лестница принадлежала в свое время какому-то уже обанкротившемуся казенному заведению - едва встречным разминуться - но уж тут ничего не поделаешь.
      По мере того, как он поднимался, музыка звучала все громче. На верхней площадке лестницы тесно курили трое мужиков, с чем-то пытавшиеся уединиться. Семенов прошел мимо них, открыл дверь и сразу попал в накуренное, изо всех сил проветриваемое гудящими кондиционерами помещение. Ему показалось, попал в бар: справа стойка с высокими металлическими табуретами, наполовину занятыми. Причем девиц, как обычно, было больше, чем мужиков. К нему тут же подскочил парень с подносом и несколькими бокалами.
      - За счет заведения, - предупредил он. - Может, шампанское? Не желаете? Коктейль? Что-нибудь покрепче?
      Семенов равнодушно и молча взял бокал, пригубил. На небольшой эстраде играл оркестр из пяти музыкантов. Несколько столов слева были заняты. Какие-то несерьезные молодые парни в смокингах развлекались с девицами.
      - Это всё что у вас есть, или мне ещё что-нибудь покажут? - ни мало не заботясь о том, кто его ещё слышит, презрительно спросил он.
      - Рулетка? Карты? Кости? Что вы предпочитаете?
      - Что предпочитаю, то и предпочту. Показывай, - приказал он.
      Официанта отстранил молодой очкарик. Поблескивая стеклами очков, представился:
      - Я старший менеджер. Если хотите, буду вашим гидом. Вы хотите просто осмотреться, или желаете что-то конкретное?
      Семенов благожелательно оглядел старшего менеджера неизвестно там чего.
      - Да, для начала я хочу осмотреться. Понимаете, - доверительно сообщил он, - хочу друзьям сделать подарок... если у вас прилично, я их сейчас же сюда...
      Вышколенный менеджер не моргнув глазом аккуратно расправил скомканные пятьдесят долларов, только что извлеченные из собственного нагрудного кармана, куда их пальцем затолкал Семенов.
      - Пожалуйста, - возвратил он деньги, - мне не полагается, я имею свой процент от прибыли.
      - Ну, ну, - сказал Семенов.
      Они прошли в длинный зал с тремя рулеточными столами. Народу было много. Публика - обычная, многие при деньгах, но в основном так, околорулеточная сволочь, наслаждаюшаяся процессом приобщения, не более. И сколько же наглого самодовольства, уважительной серьезности к себе и к тому занятию, которому они были по снисходительной милости сильных допущены!..
      В следующем зале были карточные столы. И, наконец, преподнесенное как изюминка заведения - небольшая комната со столами для игры в кости.
      - У нас здесь неограниченные ставки. Если повезет, можете стать миллионером.
      - А если не повезет, то нищим, - иронично вставил Семенов.
      - Ладно, - добавил он. - Почему бы и нет. Надеюсь, вы ещё сегодня долго будете работать? До семи-восьми утра? Это хорошо.
      Он ещё раз огляделся. В кости играли люди солидные, толстобрюхие. Уставше трие мексиканцев в сомбреро, что-то романтически выло в своем углу, исполняя русские прошлого века романсы. Свисающие с потолка на длинных шнурах под плотным абажюром лампы, освещали только столы, все остальное было погружено в тихий полумрак. Чувствововалось во всем нарочитая смесь полувосточной роскоши и функциональной простоты дикого запада. Но из-за этой нарочитости, здесь было неожиданно приятно. И ещё Семенов вдруг почувствовал, что знакомая атмосфера вновь захватила его. И где-то глубоко внутри зашевелилось... неудержимое, жгучее желание немедленно рискнуть, сделать ставку, может быть еще...
      Он посмотрел на часы.
      - Одиннадцатый час... Ладно, через полчасика нагрянем. Чувствую я, молодой человек, если на меня накатит, вам тут не поздоровится. Обчищу я вас.
      Тот снисходительно усмехнулся.
      - Милости просим.
      Семенов уже повернулся, но вдруг спохватился.
      - А кто хозяин этого милого заведения? Почему не слышал?
      Тот помедлил ровно секунду, прежде чем ответить.
      - Королев Дмитрий Гурьевич.
      На лестничной площадке все ещё шло совещание. Семенов спустился вниз и взял свой плащ.
      - Так скоро? - удивился гардеробщик.
      - Я не прощаюсь. Заеду подружку захвачу, - демократично сообщил он, с интересом наблюдая за анигиляцией ещё одной своей зеленой купюры в руках гардеробщика.
      Спохватившись, вновь обратился к служащему.
      - Не подскажите, есть ли здесь ещё выход из игрового зала? Не люблю, пониаешь, когда застают врасплох, а уйти незаметно нельзя. Жена может нагрянуть, - пояснил он, ловко подмигнув.
      Опытный гардеробщик подмигнул в ответ.
      - А как же. Но запасной выход только через кабинет управляющего. Правда, если, действительно, приспичит, вас всегда выпустят.
      Семенов поблагодарил, дал ещё зелененькую десятку и повернулся.
      Иди, иди, - подумал вслед ему служащий. - Тоже скажет, жена!.. Нет у тебя жены, знаем, ученые...
      Семенов вышел. Здесь продолжался дождь. Небо было глубоко и тревожно: луна как-будто смутно проглядывала сквозь разрывы туч... черно-серая монолитность низкого неба. Он поднял воротник плаща, шмыгнул носом и стал обходить здание. Со стороны двора было несколько дверей. Он выбрал самую железную и нажал кнопку звонка. Долго никто не отзывался. Дождик мелко-мелко висел в воздухе. Семенов продолжал жать кнопку звонка. Наконц, что-то стало звякать, греметь, дверь рывком рампахнулась. Какой-то огромный и толстый надвинулся из тусклого полумрака, низко загудел.
      - Чего? Чего надо?
      - Здесь казино "Московские зори"? - заплетающимся языком спросил Семенов. Мне управляющий нужен.
      - А зачем вам управляющий? - подозрительно гудел громила.
      - Мне нужно казино, - потребовал Семенов. - Это здесь?
      - Здесь. Зачем вам управляющий?
      - Я прибыл играть.
      - Вход с другой стороны, - раздраженно объяснил вышибала и захлопнул дверь.
      Семенов ухмыльнулся, поплотнее прижал воротник плаща, подумал, что так можно и простудиться и быстро зашагал к своему "Ягуару". В салоне закурил, выдыхая дым в приоткрытое окно. Вынул из бардачка телефон и позвонил в гостиницу. Никто не поднял трубку. Нажал кнопку отключения.
      Докурил и поехал домой.
      Ждать.
      ГЛАВА 11
      ОКЕАН ОДИНОЧЕСТВА
      Лиза выходила из опустевшей квартиры, как во сне. Он ушел... Сколько часов назад он ушел?.. Вечность. Он ушел двадцать минут назад, двадцать веков назад, двадцать вечностей назад!
      Когда щелкнул замок, и Лиза поняла, что больше не увидит его, она стала считать секунды, чтобы потом, округляя, спросить: "Сколько минут прошло, как он ушел? и она стала считать минуты, чтобы потом, округляя, спросить: "Сколько часов прошло, как он ушел?" А потом: "Сколько дней прошло, как он её бросил?" Целый месяц. Целый год. Целая жизнь...
      Замок щелкнул за ней, отсекая пустоту угасшей квартиры. Могильная пустота. Она ждала лифта, чувствуя, как смертельный холод могильной пустоты вытекает из дверных щелей и влетает в нее, опустошая ещё больше...
      Лифт подошелд, раскрылся ей навстречу и, по возможности мягче, словно сочувствуя ей, перенес вниз.
      - Юра...
      - Вы снова уходите? Вы сегодня не вместе?
      Она вышла из двери поъезда, беззвучно закрывшейся за ней. Ах, дождь! Словно небо плачет вместе с ней о потерях... Словно помогает скрыть её слезы в небесных чистых каплях.
      Ну почему он так?!. Почему он такой?!.
      Лиза раскрыла свой красный зонтик и вышла из-под подъездного козырька. Красные туфельки... совсем не по погоде. Из-за мелкой дождевой сыпи большие лужи не успевают собраться, стекают куда-то... Но все глянцево блестит: асфальт, настенная плитка, плащи и куртки прохожщих, фонари, её красный "Опель-Астра"...
      Машина вкрикнула, здороваясь с ней. Лиза открыла переднюю дверцу, села внутрь, включила мотор... И какая же тоска, какая тоска!..
      Можно было бы, конечно, остаться дома, забраться в постель и - благо никто уже не увидит, - отреветься, как дура, всласть, до изнеможения. А завтра - гордая, прямая, независимая - выйти, предстать пред очами знакомцев и незнакомцев: вот, мол, вам, мне все нипочем.
      Она представила, как темнота будет медленно обнимать её, распухшую, ревущую - темнота одиночества, темнота её невезухи... Ну нет, остаться одной не было сил, куда угодно, только подальше.
      Лиза завела мотор, отжала сцепление, сорвала машину с места; придорожный фонарь над её "Опелем", тотчас же сдвинул все в салоне, а резные лезвия теней от листьев ближайшего ясеня скользнули по коленям и рукам. Она проехала по проезжей части вдоль тротуара перед домом, проехала через стилизованые ворота в кирпичной стене, огораживающей комплекс доходных домов от прочего мира, выехалась на дорогу, свернула направо и, быстро набирая скорость, помчалась куда глаза глядят.
      Она закурила на ходу, пытаясь занять мысли; сигаретный дым выдувает тревогу, горе завивается кольцами... которые ттак любил пускать... он.
      Нет, она не будет думать. Пусть он не думает, что без него и жизни никакой нет. Вкус сигареты горький. На ходу она опустила стекло и щелчком выбросила окурок; ветер движения подхватил огненный зрачок, бросил о бетонный столб: огненные брызги...
      Прошел час, быть может, больше. Минуты щелчками ожидания слепились в час. Первый час потери.
      Кругом были пестрые огни просыпающегося к ночной жизни огромного города. Рекламы, вывески кафе, ресторанов, кинотеатров, витрин... Ей не хотелось ничего; подавленная горем, которое загоняло её в самые темные улицы, она избегала огней. Она чувствовала себя немножко забытой вещью, немножко куклой, немножко сигаретным дымом, немножко мусором...
      Во мраке наступающей ночи, она плавала в водоеме своих невидимых слез... Как же все плохо!.. И как можно было уйти от нее! Разве можно быть таким жестоким?!
      Она остановилась возле яркого магазина, вышла и заперла машину, (вскрикнувшую?) при её удалении. Какая тяжесть на душе!.. Магазин оказался продовольственным. Она получила тележку и, опираясь на нее, стала ходить между стелажами товаров. Закружилась голова. Потом словно плыла по воздуху мимо разноцветных бумажных этикеток, обернувших железные банки, и этикеток, обернувших стеклянные банки, и этикеток, обернувших пластмассовые банки. Множество банок из Италии, Испании, Венгрии и Германии. Попала к фруктам, будто облитым воском; как свежо-непорочно грели взгляд яблоки из Франции, апельсины из Морокко, клубника из Португалии, груши из Турции. Перешла в отдел вин, взяла трехгранную бутылку виски, две бутылки шампанского.
      Возле кассы с удивлением разглядывала свою переполненную тележку. Кассирша быстро-ловко разбирала выбранный товар, откладывая поочередно в другую тележку. Молодой служащий с фирменной заколкой магазитна на галстуке, помог донести всю эту снедь до её машины.
      - Заходите еще, мы будем рады.
      - Конечно, непреименно...
      Куда теперь? Что делать одной покинутой женщине в океане одиночества? Найти кого-нибудь на одну ночь? Чтобы доказать... отомстить... Противно. Она завела мотор и поехала к Кудрявцеву. Возле его дома позвонила прямо из машины, но никто не ответил. Все равно позвонила в подъезд и, после недолгой паузы, ей открыли. Двум ребятам из охраны было скучно и они попытались завести милую беседу. Только этого ей не хватало. Хорошо, её спас какой-то жилец, который в это время как раз спускался на лифте: лифт открылся, выскочили двое мужчин, настороженно оглядели вестибюль подъезда, дали добро, хозяин вышел, заинтересованно поздоровался с незнакомой ему Лизой...Она вошла в открытые двери лифта, поднялась к Кудрявцеву и долго звонила в дверь, больше опираясь на кнопку звонка, чем надеясь...
      Она вернулась к своей красно-красивой машине. Красной, как кровь, как её горе, горящее в ярком мраке московской ночи. Понуждаемая не столько необходимостью найти очередную пачку сигарет (одна уже кончилась), сколько желанием чем-то острым разорвать темноту вокруг себя, она зажгла свет в салоне, полностью высветлив свой лик в зеркале заднего обзора перед собой. Она увидела и ощутила себя (крупные завитки черных волос, небрежно спущенные спиральки прядей на лбу, остренькое личико брошенной женщины) с тем омерзением, которое всегда испытывала, когда в минуты прояснения, возвращаясь в реальность из обманного тумана чужих восхищенных слов, она трезво, с мучительным раздражиением понимала... Что? Что обман не вечен и внезапно все могут понять, как она заурядна, глупа, некрасива. Что лишь массовый самообман не позволял разглядеть в этом напряженном лице в зеркале напротив то, что ясно видела сама: ужасый... ужасный нос, и эти рахитичные брови, и кожа... и кривые зубы - дрянь, дрянь!.. Откуда все взялось? И как справиться с этим, растущем в ней?.. И почему всё?..
      Она перегнулась на заднее сиденье, нашла пачку сигарет и граненую бутылку виски. Открыла и хлебнула обжигающий глоток. Еще раз. Сразу зажглась грудь. Она завинтила пробку и отложила бутылку на соседнее сиденье, нимало не беспокоясь, что случайный ГИБДДешник может увидеть. Черт с ними со всеми!
      Открыла пачку сигарет и резко потушила все ещё горевший в салоне свет. Сразу ночь стала прозрачной. Она прикурила от электрозажигалки, чуть приоткрыла окно. Курила, вздыхая так порывисто, словно и в самом деле ей не хватало воздуха.
      Трудно всё, ох как трудно!
      Она решила ехать домой. Что она вообще делает здесь?! И зачем приехала к Кудрявцеву? За утешением? Она представила его радость, когда он узнает, что её бросили и стало так мучительно стыдно, стала так противна самой себе!.. Нет, домой, хоть там все будет напоминать!..
      Вяло и машинально управляя машиной, она незаметно-быстро доехала до своего дома и, заглушив мотор, закурила. Она сидела, выдыхая дым, смотрела на тяжелую подъездную дверь, на латунные ручки, плачущий дождик, туманные огни фонарей, яркие прямоугольники окон, несколько темных личностей под козырьком ресторанного подъезда и вдруг страшно ясно, словно душа озарилась вспышкой молнии, представился взрыв тоски, громовой приступ одиночества в их совместно обжитой, а теперь только лично её квартире; и все это омерзительно смешалось с воспоминанием о сегодняшнем голубом приеме, процелуях Кудрявцева, собственном ничтожестве...
      Лиза решила зайти в ресторан. Это решение, словно бы стало неким выключателем, разомкнувшим цепь всех её недавних действий, связанных - как звеньями - тоской, обидой, болью; её сомнамбулический маршрут внезапно заволокло туманом, стало легко и просто, и тут же возобновившиеся толчки в душе вновь были так властны, а главное, настолько живо завладели её душой, заставив забыть о Семенове - только она, только её жажда жить! - что она не сразу и не вполне признала собой, своим пределом и обликом высокую, стройную красавицу в черном блестящем плаще, красных туфельках и красной сумочке, бесшумно проплывающую под моросящими каплями дождя к ярко освещенному входу в ресторан.