Соколов Михаил
      ДВОЙНИК МАФИОЗО
      ГЛАВА 1
      НЕОЖИДАННОЕ НАПАДЕНИЕ
      Он никого не предупредил, уезжая к морю: даже друзей. Солнце только что скрылось за кипарисами, ещё светло. Жарко и тяжело жужжал шмель, повиснув в воздухе над синим покорным цветком. Весь этот маленький, прямоугольный, огороженный со всех сторон плотными кустарником садик, где Александр сейчас лежал, казался ему сейчас таким чуждым, принадлежащий иному, мерцающему покоем и негой миру... Ослепительная и ужасная боль уже понемногу стихала, только тяжело пульсировала в затылке... Еще нет сил встать, он все ещё не мог поверить, что остался в живых, но надежда уже возвращалась. Но почему, отчего?... Кто такие эти трое мужчин, в черных милицейских масках, только что напавшие на него? Он же никому не сделал плохого, это просто дикий абсурд!.. С кем угодно, но с ним подобное произойти не могло! Но произошло. Александр помнил, как с тупым хрустом обрушилось на затылок небо, швырнув его сквозь густую листву кустов на этот, невидимый с тротуара, огороженный от посторонних взглядов, засеянный цветами и травой квадратный газон. Александр даже в детстве не помнил ни одной драки, в которой бы учавствовал сам, его никто никогда не бил, - ни родители, ни уличные приятели. Этот сошедший сейчас с ума мир до недавнего времени старался держаться к нему стороной стерильной, очищенной от всего грубого, хамского... Он даже не закричал, когда, вслед за падением, на него посыпались безжалостные удары: по ребрам, животу, по рукам. которыми он инстинктивно пытался защищаться. В тот момент - от неожиданности, от потрясения - он и боль воспринимал по другому, не так, как обычно, как сейчас. Все затмил ужас, страх за свою, ещё толком не начавшуюся жизнь, которую могут отобрать сейчас так же легко, как только что с хрустом ударили по голове. Он услышал этот чудовищный хруст, и тут же утонул в потоке боли. Однако, не это было самым страшным. Самое страшное ещё его ожидало. Внезапно его перестали бить. Двое из нападавших молча упали на него сверху, крестом распяв на траве железными телами, так что Александр не мог двинуть ни рукой ни ногой... А последний, опустившись на колени, тяжело сел ему на живот, заставив рвануться к горлу сердце. Сквозь прорези маски на Александра холодно смотрели ничего не выражающие глаза. Оседлавший его бандит сунул руку к себе в карман, вынул и раскрыл тускло блеснувшее лезвие опасной бритвы, которое, мерно поворачивая, поднес к глазам Александра. Тогда его охватила надежда, что все вот-вот обернется пустейшим недоразумением, все исчезнет, извернется сном, его встретит Лена, и он с головой нырнет в волны ожидающего где-то совсем рядом счастья. Нет, таких чудес не бывает. Грубая тяжесть сидевшего у него на животе бандита, шершавая твердая ладонь, зажавшая ему рот, когда обезумевшее сознание готово было освободить душу воплем, страшное, холодное, все ниже опускавшееся к его глазам лезвие бритвы - все убеждало его в неизбежности конца. Безумное воспоминание!.. Даже сейчас, когда он лежал один, только собираясь с силами встать, поверить до конца в свое спасение - даже сейчас он замирал в ужасе, вспоминая это полированное, отливающее густейшей небесной синевой лезвие!.. Тогда-то и обрушилось, совершенно беззвучно целая стена его жизни. Он понял, что сейчас случится нечто потрясающее... в буквальном смысле... потрясающее основы его ещё едва начавшейся жизни... и он умрет, как многие умирают в потустороннем телевизионном мире "Дорожного патруля" или "Криминала"... Как другие. Лезвие минуло его левый глаз, мягко коснулось скулы, поползло вновь выше и вдруг - почти безболезнено! полоснул по лбу. Но страшный вяжущий звук щарапающего кость металла показался ему ужасней любой боли!.. Возможно, он потерял сознание. Теперь, сейчас, главное - это собраться с силами, поверить в свое счастье, в счастье спасения. Во всем теле пульсирует боль, ноют ребра, затылок!.. Как ни странно, щека не болит, но все лицо залито слезами - он чувствовал во рту соленый привкус. И что-то мешает смотреть. Откуда столько слез? Он давно уже не плакал, лет с двенадцати. А сейчас ему уже восемнадцать. Через полгода девятнадцать. Откуда же слезы? Его осенила догадка - какие слезы, это кровь, кровь из раны на лбу! Он дотронулся рукой до лба, ощутил что-то мокрое, сырое... туго завернувшееся на брови... и ничего не понял. Шмель, до сих пор висевший над цветком, перелетел наконец на соседний, фиолетовый и здесь попытался приземлиться. Не получилось. Стебель согнулся, едва не задев висок Александра, и сбросил тяжелого седока. Недовольно загудев, шмель перелетел к соседнему желтому цветку, где вновь и завис. Александр подумал, что не знает, где его сумка, которая была с ним в момент нападения злодев. Всего этого просто не могло быть, это кошмар, сновидение безумца!.. Собрав все силы, он попытался сесть. Ему удалось это неожиданно легко. Лицо мокрое. Посмотрел на рубашку и увидел, как на синей материи расплываются темные пятна, пятна крови... Так можно истечь кровью. Он вновь дотронулся пальцами до лба. Пальцы вновь ощутили нечто чужое, резиновое, мокрое... У него в сумке чистый платок. И зеркало. Сумка! Сумка стояла рядом. Замок был растегнут. Платок-то хоть оставили? Александр на коленях сделал шаг к сумке. Кровь с лица крупно капала на грудь, траву. Но кто эти люди? Грабители? Зачем тогда было его резать? Зачем избивать? Взяли бы сумку и скрылись. Или сейчас так грабят? Психологическая и одновременно физическая обработка, чтобы жертва не сразу стала звать на помощь. Если так, то цели своей они достигли: он все ещё ползает здесь как раздавленный червяк. У него было с собой в сумке пятьсот долларов. Что он теперь здесь будет делать без денег, с этой раной? Голова болела все сильнее!.. Полчаса назад он приехал в Анапу и, не обнаружив среди встречающих Лену, стал прохаживаться по перрону у здания вокзала, где она обещала его найти. Люди встречающие и люди приехавшие расходились. Он прошел мимо желтого каменного домика вокзального туалета, из пустых амбразурных окошек которого вместе с жужжанием муж выносило крепкий запах амиака и, не успев удалиться метров на двадцать далее, получил возле стены кустов мощный удар по затылку. Это было, было с ним! Хоть это и невозможно... Трое изуверов торопливо били его ногами, а потом, потом!.. Нужно проверить сумку. В сумке все перевернуто. Бумажник, куда он положил паспорт и деньги, лежал сверху вещей. Окровавленной рукой он взял бумажник и, стараясь не пачкать, открыл. Паспорта нет, а вот доллары - странно! - были на месте. Он просмотрел все отделения. Документов нет, а деньги не тронули. У него заледенело сердце это был не грабеж! Нелепо, невозможно!.. Пять сотенных бумажек, пятьсот долларов, все, что он скопил за учебный год для каникул - были целы! Это нелепо! Значит его не собирались грабить. Им нужен был его паспорт. Но зачем? И зачем было нужно его резать, бить?.. Платок и зеркало он нашел. То, что увидел, поразило. Он, встряхнув платок, развернул его и попробовал вернуть на место завернувшуюся полоску кожи, почти надвинувшуюся ему на глаза. Удалось. К его удивлению, кровь уж стала останавливаться сама собой, так что мысль, то и дело всплывавшая на периферии сознания - этак запросто можно истечь кровью - испарилась за ненадобностью. Но ужасно неприятно словно затрагиваешь обнаженный нерв! - было касаться тканью будто резина упруго заворачивающиеся полоски разрезанной щеки! Александр взял сумку и проломился сквозь кусты в намеченный уже лаз, примятый в живой стене решительными телами бандитов. Надо было искать помощь, медпункт хотя бы. Должен же быть на вокзале медпункт? Против ожидания люди на перроне не бросились со всех ног к нему. Скользили любопытными взглядами, оглядывались, но все торопились мимо. И вот ещё что: несмотря на свое незавидное положение, где-то внутри, глубоко, шевелилась мысль, нет, мыслишка, что вот, мол, даже здесь, даже таким страшным способом, но Судьба выделила его среди массы серых, однообразных, завязших в повседневных заботах обывателей. Медпункт оказался закрытым. Дежурная по вокзалу потная пожилая женщина в синем железнодорожным кителе - смотрела на него с беспокойством, но больше с любопытством, как будто он являл собой какое-то занимательное зрелище. Может и так. Дежурная посоветовала позвонить в скорую помощь и, подняв полную тяжелую руку, махнула в сторону, где должен был быть автомат. Удивляясь чужому равнодушию, но и чуточку гордясь собственной выдержкой, Александр пошел искать телефон-автомат, который скоро и обнаружил. Сумку он повесил на крючок, освободил правую руку и набрал "03". Скрипучий голос сообщил, что он попал куда и хотел, то есть к оператору "скорой помощи" и осведомился, что ему надо? Александр объяснил, что только что подвергся нападению хулиганов, которые порезали ему лоб и сломали палец. В голове все ещё шумело, мысли роились, путались, но на логику рассказа не влияли. Оказалось, не очень. Выслушав его, представительница "скорой помощи" раздраженно посоветовала ему лечиться там, где он нажирался. - Надоели алкаши! - с чувством сказала она, бросая трубку. Чувство вопиющей несправедливости, редко им испытываемое, овладело Александром. Было так обидно! А главное, положение было безвыходное: он не знал, что делать. Хоть здесь же и помирай!.. Он стоял возле телефона и вид имел такой жалкий, что прохоящий мимо парень лет двадцати пяти, с овальным родимым пятном на щеке, одетый в спецодежду рабочего, приостановился. - Ты чего? - спросил он. - Нарвался? - Вот, порезали, - объяснил Александр, показав лоб. Парень поморщился: - Ну и видик! Чего же здесь торчишь, дуй в больницу. Александр стал объяснять, что звонил, но "скорая..." Парень ухмыльнулся. - Тебя как зовут? Александр? Ну и дела, Сашок! Нет, это я так, к слову. Больно вид у тебя... красивый. И, не говоря ни слова, взялся за трубку телефона, набрал "03" и, когда ответили, бодро сообщил, что у вокзала только что ограбили приезжего. - Да вот здесь и валяется, объяснял дальше. - Ножом в живот пырнули, наверное, умирает... Жду, добавил он и, повесив трубку, повернулся к Александру. После чего подмигнул и пошел своей дорогой, сказав на прощанье: - Щас козлы примчатся. И верно. Через пару минут машина "скорой помощи" затормозила рядом, из двери высунулся мужик в белом халате и, выделив Александра из других прохожих по окровавшенной одежде, спросил: - Ты, что ли, умирающий? - Да, - подтвердил Александр. - В живот пырнули? - засомневался врач. - Нет, в живот били ногами, а порезали лицо. Врач поиграл желваками, но все же открыл дверь салона: - Ладно, лезь, раз мы приехали. Быстро и просто машина "скорой помощи" домчала всех к городской больнице, расположенной, как какой-нибудь санаторий с видом на море - блеснуло что-то темно-синее с серым вечерним отливом в разломе аллейки. С Александром вышел облагодетельствовавший его врач, завел через дверь, предназначенную видимо для персонала и через холов и коридоров довел в приемные покои, где и подтолкнул с добродушной фамильярностью к дежурному врачу. Атмосфера больницы, безликая, стеклянно-резиновая помощь врачей, операционная с острым светом и иглами все наложилось в сознании Александра на предшествующие вокзальные события, образуя единый, болезненный и ну ни как не имеющий к нему отношение неясный образ. Дежурный врач - строгая молодая женщина, лет двадцати двух, двадцати трех, видимо, недавно окончившая институт. У неё были очень светлые волосы и очень красные губы. Наверное, не только от помады. А ещё у неё были длинные ноги, и Александр, несмотря на свое состояние, тут же подумал, что под халатиком, по причине жары, может, ничего и нет. Увидев входящего Александра, она сделала шаг вперед и лицо её странно изменилось. Он не мог понять, что выразило её лицо. Все это длилось едва ли не мгновение, после чего девушка справилась с собой и спокойно произнесла: - Вот уж не предполагала... Что она там не предполагала, так и осталось не известным, потому что она ничего больше не добавила. Молча указала куда сесть, быстро осмотрела рану, отвернулась, звякнула дверцей стеклянного шкафика, покопалась внутри, хрустально звеня сосудами, и протянула, наконец, Александру длинный высокий стакан, наполненный доверху. - Пейте, для вас это более действенно, чем укол,. - приказала она равнодушно и уже стояла наготове с иглой, ниткой и, никелированными шипчиками. Александр покорно выпил. Смысл её слов он даже и не пытался понимать. Главное, ему сейчас окажут помощь. Жидкость обожгла рот, внутренность щек, потом мягко и горячо провалилась внутрь, и вскоре уколы, упругий шорох протаскиваемой сквозь живую плоть нитки, недавние бандиты - как-то перестали беспокоить, все стало зыбиться, все стало текуче в нем и вокруг него, поплыло... Однако, внешние, прямо сказать, невероятные проявления мира тревожить не перестали; мысли у Александра упорядочились и, впервые после приезда в Анапу, он смог спокойно обдумать все происшедшее с ним, попытаться найти непонятную, невидимую ещё связь событий. Итак, что общего у него, Александра, со всей этой безобразной чепухой, случившейся с ним? Ничего. И если не брать во внимание Лену - единственную связь его с этим черноморским курортным городом; иной связи быть не могло - море, морские просторы, вся эта ширь, гладь и свобода были Александру чужды своей непредсказуемостью, опасной вольностью, стихийностью, которых он был, конечно же, всю жизнь лишен. Не в прямом смысле, а в том, в каком опутан цепями условности любой московский подросток, больше живущий на просторах собственной мечты, чем в реалиях мира. Кстати, искрящийся солнечный океан, всегда присутствующий на горизонте его воображения, не имел ни малейшего соприкосновения с настоящим морем, к которому он мог всегда добраться и один, и с приятелями - стоило лишь купить билет. Все было тоньше, чище... Кроме того, желание просто сорваться с места, на самом деле улететь на юга, в томную атмосферу запредельного отдыха посещало, конечно, не раз. Но каждый раз, когда обстоятельства завлекали его на вокзал, аэропорт или просто в билетные кассы, мысль о том, что осуществление грезы окажется намного грубее того чистого бирюзового идеала, что с детских лет созревал в нем останавливала. А может все было гораздо проще и почти, правда, двадцатилетний стаж пребывания в этом мире ещё не позволял ему раскрутиться в полной мере: всегда были неотложные дела, всегда давние обязательства, выполнение которых, в общем-то, и помогает человеку найти свое место в постиндустриальном, интернетовско-мобильном обществе. И все равно, временами, остро ощущая свою неуклюжую неприспособленность, Александр жалел себя, чувствовал ужас и страх.
      2
      РУТИНА ЖИЗНИ И ПРЕДЧУВСТВИЕ ПЕРЕМЕН
      Выростила его родная бабка по матери - единственной ниточкой связывавшая его с этой линией родства; мать умерла, когда ему было восемь лет, а других родичей, кроме отцовских, не оставалось. После смерти матери он два года прожил с отцом, токарем высшего разряда, высоко ценившимся на своем обороном, почему-то выжившем предприятии. Отец после смерти жены сразу запил, видимо от обрушившейся на него свободы, тем, однако, приучив сына к относительной самостоятельности. Через два года он женился вновь, причем молодая супруга за последующие несколько месяцев не только отучила мужа пить, но и убедила его, себя и всех окружающих, что Сашеньке лучше будет жить у своей бабки, бывшей уже тогда на пенсии. Так и сделали. Любви это у Александра к отцу не прибавило, скорее, наоборот, но такова жизнь. Да, о жизни. Еще при жизни матери, Александр начал ходить в музыкальную школу, тосковал несколько лет вместе со своей скрипкой, но роковые обстоятельства - смерть, переезд - не дали вынести накала контрапункта судьбы; все стало постепенно рассыпаться, скрипку он в буквальном смысле выбросил, записался в секцию бокса, тут же в школу карату, ещё куда-то... Нигде, в общем-то, долго не задерживался. Кроме как в тире. Да, стрельба это был спорт, созданный лично для него, и держать пистолет в руке было есть и будет, наверное, одним из немногих безусловных наслаждений в этом мире. Так он думал. Что еще? Вот отец, заглаживая некую вину перед сыном, подарил подержаный компьютер, из тех, что время от времени списывают на предприятиях. Это тоже стало событием, хотя и не сделало Александра компьютерным фанатиком. Сейчас Александру по паспорту девятнадцать лет, прописан он в Москве. По личной медкарте рост у него сто восемдесят девять сантиметров, хронических болезней нет, телосложение слабое, совсем даже не атлетическое, так что на пляже и в бассейне ему всегда было неловко представлять себя чужим, особенно девичьим, взорам. Что еще? Что ещё не зафиксировали документы?.. Волосы русые, особых примет нет. Себя считал непривлекательным, поэтому постоянно испытывал неловкость на школьных, а потом иных вечеринках и дискотеках. Что еще? Да, год назад окончив школу и бестолково промотавшись все лето, устроился работать продавцом в коммерческую палатку на Смоленской площади, куда увлекла его соседка по лестничной площадке, Петухова Наташка, или просто Натали. Была Натали на год моложе Александра, но на самом деле - старше на полжизни: с седьмого класса бросив школу, она набиралась опыта и внешне пока процветала. Так Александр, направляемый и покровительствуемый Натали, суетящейся в соседней палатке и проработал всю зиму, весну и начало лета, откладывая самую малость на, как мнилось, ожидавшее его впереди чудо. А в армию его не забрали по причине плоскостопия - ещё один недостаток, заставивший его остро переживать новое доказательство собственной неполноценности. Так и жил. Пенсии бабушки и части его зарплаты хватало: не роскошествовали, но жили вполне сносно - сравнивать было не с кем и не с чем. Смена его тянулась двое суток, потом двое суток отдыха. Вначале было тяжело, потом приноровился. Ежедневно чередой проходили алкоголики, бомжи, мамаши с детьми, парни с подругами, солидные мужчины, одинокие женщины... К концу дня включался автопилот, из головы исчезали все мысли, с одиннадцати до часу ночи надо было заполнять учетную книгу по разделам продаж: "пиво", "жвачка", "сигареты"... Часам к двум ночи в двери соседних палаток стучались резвые парни, иногда компанией заваливались в чей-нибудь киоск отмечать встречу, иногда уединялись парами. Натали, когда их смены совпадали, приглашала в таких случаях Александра. Так он научился лихо пить, правда, без особой охоты, за компанию, как-то получил фингал, а однажды потерял невинность в объятиях Натали - случай хоть и судьбоносный, но не изменивший их приятельских отношений. Иногда, по старой памяти заходил в тир, пострелять, вдохнуть запах пороха, потосковать о прошлом. Вот и вся его жизнь. А главное, сам не знал чего хочет от жизни. Хотя чувствовал: заимей он цель - пусть будут сбрасывать ядерную бомбу, все равно бы не отступился, а дошел бы до конца. Однако, верил, что уж с кем-с кем, но с ним должно случиться нечто необыкновенное, удивительное. Дождался. Однажды, под вечер - как раз пошел поток алкоголиков, требующих пива, чтобы разбавить уже купленную к концу дня водку, Натали постучалась с незнакомой девушкой - высокой, стройной, черненькой, очень красивой, попросила присмотреть за своей палаткой, пока отлучится с подружкой, прибывшей только что с юга и вот, заскочившей навестить. Александр немедленно сам захлопнул окошко выдачи товара, задвинул тяжелым ящиком с бутылками пива и вышел на свет, радуясь передышке. Здесь был представлен незнакомке. Девушку звали Лена, она ещё училась в школе, в последнем классе, как она сказала, в Москву залетела по случаю, подругу навестить зашла. С Наташей знакомы уже года два, познакомились как-то на пляже. У Натали, оказывается, дядя до сих пор живет в Анапе, она на лето приезжала, вот и подружились. Все это обе наперебой рассказывали Александру, он только молча улыбался. Очень ему Лена понравилась. Был тогда конец зимы, во всю светило красноватое вечернее солнце, Лена погружала носик в меховой воротник, и смеялась, все переспрашивала, как его зовут, как его фамилия, а уходя, оглядывалась на столбом стоявшего Александра. Очень ему Лена понравилась. Однако, образ Лены тут же потускнел, но через два месяца, дабы подстегнуть память его, она вновь заехала к Натали, зашла к Александру, вновь чему-то смеялась, чему-то удивлялась... Была мысль, что смеялась над ним, Александром, но мысль залетная, не задержавшаяся, глупая. Куда-то вновь пропадает южное лето, Анапа, больничная палата, с заглянувшей в дверь медсестрой, возвращается пыльная Москва, и Александр, открывая на чей-то звонок дверь своей квартиры, окунается в грохочущие волны музыки из соседней двери, где как раз живет Натали, которая стоит перед ним в обнимку с Леной. У Натали весело, Лена с друзьямм приехала в Москву отдохнуть на пару дней, зачем скучать, если у них так весело... - Пошли, Саня! Вот и Лена зовет оттянуться, сама о тебе вспомнила, - говорит Натали. А Лена все смеется: - Пошли, Серебряков. Правда, Сашок, я без тебя скучала. Итак, тогда что-то произошло, и его тайные мысли, чудесно материализовавшись, вдруг явили воочию... "Надо было ещё раньше попросить хотя бы её телефон нерешительность только взращивает тоску", - впервые за впоследнее время весело думал он, невольно смеясь вместе с девушками. Прошли в квартиру Натали. Тут же последовала церемония знакомства, когда из череды ладоней больших, широких и маленьких, узких - он вычленял вновь ту, что принадлежала черненькой смешливой Лене. Были какие-то: Николай, Андрей, Семен, а с другой стороны - Аня с Машей, но все размазались реквизитом... что-то светлое, жемчужное... стройные ножки, короткие платьица... а у парней бритые затылки, а сами потолще, повыше... Это были её друзья. Все прибыли всесте с ней. Он не помнил, как все повысыпали из грохочущих музыкой стен подъезда в этот неподвижный вечер, на аллею древних цветущих лип, которые дружно обслуживают пчелы; откуда-то из салатных крон плыл мутный медвяный запах, а внизу, в их тени, ярко желтела цветочная осыпь, в которую погружались туфельки и кроссовки. Как все произошло?.. Александр шел в шаге за скользящей перед ним чудной, незнакомой феей, внезапно повернувшейся к нему с мгновенной просьбой: закурить? получить топографическую справку?.. Не ожидавший этого, Александр не справился с равновесием, обнял девушку и вдруг уже целовал в немедленно приладившиеся к нему, влажные, опьяняющие губы. Взрыв веселья, пенная струя шампанского, разливаемого в пластиковые стаканчики - прервали их чудное единение, но потом, до самого отъезда Лены, случившегося уже под утро, они все время были рядом. Потом две машины такси увезли её и друзей прочь, в аэропорт, и все закончилось. На прощанье Лена записала номер его телефона в маленькую записную книжечку с миниатюрной ручкой на золоченой цепочке, быстро поцеловала его в щеку и упорхнула в ускоренный аэропортовый мир, чтобы исчезнуть, как Александр вновь с тоской думал, навсегда. Свой адрес и телефон Лена ему не дала, точной даты звонка к нему не назвала, тем самым вернув его в обычную явь неуверенности, мнительности и недовольства самим собой. Но что-то, все-таки, изменилось. И как же сияла последующие дни ночь, озаренная разноцветным неоновым огнями и бесконечными всплесками фар проносящихся мимо машин! И как же разрывалось его сердце, впервые объятое дикой жаждой томительных перемен. А Лена за прошедшие две недели так и не позвонила. Прошедшие после того памятного бала недели ничем значительным отмечены не были. Вот разве что всё притупляющей тоской, слепком той боли, что призрачно настигала его несколько раз после отъезда Лены; надо сказать, что влюблен он был впервые и безнадежность чувства заставило его страдать. Словом, дни проходили за днями, ничего не радовало, Натали весело отмалчивась, работа наводила тоску... В общем, жизнь окончательно потеряла смысл. Предтечей событий, завлекших Александра в больничную палату с подобными ему мумиями-соседями, был звонок домой два дня назад, в пятницу четырнадцатого июня. А ещё раньше было её внезапное, новое - уже на день прибытие, шумный фейерверк веселья, радостного удивления, счастья... И все так странно, быстро... Лена фотографировала его несколько раз своим "Полароидом", выскакивавшие фотки не отдавала, а смеясь, прятала, а когда пришло время ей отправляться в аэропорт, Александр был почти уверен, что чувсто его к ней разделено. А потом звонок на следующий день, в пятницу. Александр как раз оставался эти дни один. Бабушка его, по случаю реанимирования каких-то правительственных программ, получила в поликлиннике путевку в подмосковный санаторий и, к удивлению своему, совсем даром. Отказываться смысла не было и, наказав внуку не шалить одному, а если и шалить то в рамках, она уехала отдыхать и лечиться. Одиночество же для человека, обычно в компаниях не нуждающегося, в иные моменты - ужасно. Все валилось из рук, заняться было нечем, хандра иссушала душу, а единственное лекарство где-то спряталось у Черного моря под звездами южного неба. Да, тоска неразделенной любви мучительна! Лена позвонила в одиннадцать часов вечера, когда Александр, всегда лажившийся спать поздно, на сей раз уже подумывал лечь. Телефон зазвенел, и Александр ещё решил, что это звонит бабушка, больше, вроде бы, некому. Это была Лена. Мгновенно её узнав, он что-то радостно лепетал, она издалека кричала, сообщала, как рада его слышать, все расскажет при встрече, очень увидеться хочет, и может ли он приехать завтра, в крайнем случае, послезавтра, она ждет в нетерпении, больше разлучаться не может и не хочет. Последнее, что Александр услышал, было окрылившее: она встретит его на вокзале, первый же московский поезд. Долгие гудки... Какой потрясающий звонок! Он положил трубку и закурил обычный свой "ЛМ". Странно: дрожали руки и, когда сбивал о край пепельницы столбик пеала, сигарета отстукивала мягкую дрожь. Завтра он возьмет билет на поезд и через сутки уже увидит её. Он знал, - уже интересовался днями расписанием, - поезд уходит с утра, это примерно через семь часов. Но почему не сегодня? Не сейчас? Он может прекрасно успеть. Да, ближайшим поездом. Вот так вопрос был решен. Ни с кем утрясать его не было нужды, а билет за час до отхода поезда нашелся, как всегда. И вот уже мечта стала обретать упругую плоть, и вместе с ветром в окно купе залетали неведомые утренние ароматы.
      ГЛАВА 3
      НОЧНЫЕ УЖАСЫ
      Есть острая забава в том, чтобы оглядываясь на прошлое, задавать себе вопрос: что было бы, если бы... заменять одну бессмыслицу другой, представлять, как знаменательные истоки какого-нибудь эпохального деяния, в свое время протекшие незаметно, так же незаметно поворачивают в иную сторону, в никуда. Так или иначе, младенец Володя Ульянов все же не утонул в купели при крещении, а Александр Серебряков оказался дома - событие столь же эпохальное, но иного уровня - и трубку снял. А иного - не дано. Все эти мысли роились в голове Александра, когда он, лежа на койке в казенной больничной пижаме и штанах, накрытый затертой простыней без одеяла (и так было жарко до невозможности, никакой сквозняк не помогал хоть немного охладиться), он думал, что вполне мог бы оказаться позавчера на работе, стоило бы ему сделать гипотетичную рокировку во времени, поменявшись сменой с напарником. Или Лена позвонила бы на день позже. В подобном случае он не услышал бы междугородний звонок, и не поднял бы трубку, и не приехал бы в горячий город Анапа, и ничего бы не произошло с ним здесь. И наоборот. Отключи он телефон хотя бы на неделю, быть может, иное, дивное розовое счастье запросто бы с ним разговорилось: как знать... как знать... Сумерки пали неожиданно быстро. Собственно, и сумерек не было: просто включили свет в палате и сразу стало видно, что за окнами давно-давно густая тьма. Два санитара, только что включившие ночь, вкатили в палату каталку для лежачих больных, громко поинтересовались, где тут больной с сотрясением мозга, порезанной щекой и прочими ушибами и, удостоверившись, что ищут Александра, сказалиему перебирался на их транспорт. - Распряжение дежурного врача перевезти тебя, Санек, в другую плату, - объяснил один в ответ на его распросы. - Тебя хорошо шандарахнули по голове, так что прописан полный покой, а в общей палате тишины не добьешься. - Лезь, времени нет, смена заканчивается, - нетерпеливо добавил второй, чернявый парень с бегающими мелкими глазками и личиком, которое можно было прикрыть одной ладонью. На вид ему было лет двадцать пять, первому - под тридцать. Александр, недоумевая, встал с кровати и заявил, что возить его не надо, он сам дойдет. Старший, грузный, похожий на армянина мужии, неожиданно воспротивился: указаний топать на своих двоих не было. А раз не было, то без самодеятельности. Впрочем. ноги были и впрямь ватные, бесплотные и раз приказ был ехать, Александр улегся, предварительно захватив свою сумку с вещами и больничный халат. Ехали по всем правилам, головой вперед. Александр не мог видеть куда едут, но ориентировался по пройденному участку. Недолго прокатившись, вползли в грузовой лифт, поднялись на этаж, вновь развернулись согласно врачебной этики головой вперед и, постукивая колесами на стыках линолиума, двинулись по очень прямому и пустому коридору. - В другое крыло едем, там с помещениями получше, - поймав его взгляд, сказал большой армянин. Маленький санитар с острым лицом согласно закивал. Коридор был длинный, ехали минут десять. Потом маленький убежал вперед, наверное, открывать какие-нибудь двери, чтобы не замедлять ход, а скоро и приехали. Палата была небольшая, всего на четыре койки, из которых застелена была одна, его, конечно. - Здесь тебе будет спокойно, уютно, и никто посторонний не помешает, - сказал армянин. - Номер "люкс", - добавил маленький и засмеялся, указывая на черные окна, на которых занавесок не было, - даже балкон с видом на море. Повезло, - и вновь засмеялся. - Пошли уж, - неодобрительно сказал армянин и добавил Александру, - А ты спи. Больше все равно делать нечего. Завтра-послезавтра все равно выпишут, травмы у тебя чепуховые. Оба вышли и закрыли за собой дверь. В палате было душновато. Александр подошел к балконной двери. И окна и балконная дверь были закрыты. Открыл балконную дверь и вышел. Ночь была тихая, свежая. Горели крупные звезды, и где-то прячущаяся луна серебрила сверкающую плащаницу невообразимо огромного волшебного моря. Александр вернулся в комнату, нашел в сумке пачку "Стюардессы", зажигалку и, вернувшись на балкон, закурил. Щека, залепленная толстым бактерицидным пластырем, слегка ныла. Голова, однако, несмотря на диагноз, последствий сотрясения мозга не ощущала, ушибы и ссадины не чувствовались. Было легкое похмелье. Спирт, предложенный врачом в качестве анестизирующго и болеутоляющего, уже выветрился и хотелось выпить пива. Но главное было то, что где-то в городе, совсем рядом, живет и ждет его Лена, с которой он, конечно же, сегодня случайно разминулся. В палате, из чисто мальчишеского любопытства, прошелся по тумбочкам. И был вознагражден. В ближайшей к его кровати тумбочке, на нижней полке, оставленные щедрым меценатом этого вида искусств, нашлись: откупоренная, но полная бутылка коньяка, упаковка банок водки с тоником и две бутылки пива. Меценат был, возможно, прежним здешним постояльцем. Решив, что подарок судьбы оставлять негоже, Александр открыл банку и с наслаждением выпил. А то от прежде выпитого спирта стала его томить жажда. Потом Александр подошел к двери, выключил свет, прилег поверх одеяла и незаметно уснул. Александр спал уже некоторое время и, казалось, разбудить его уже никто не сможет, так, оказалось, устал... Но нет: среди ночи промелькнуло что-то и, широко раскрыв глаза, он тревожно уставился в светлый мрак пустой палаты, неведомыми силами предоставленный ему на эту ночь. В открытую балконную дверь свободно входил свежий ночной воздух. В комнате прозрачно и светло, глаза привыкли к темноте, видят каждую деталь, каждую мелочь в комнате... Выглянула луна и, застыв, пласты лунного света упали на пол и стены, крестообразно выделив оконную раму. Спать совсем не хотелось. Вверху светлыми дымами проплывали редкие облака, в просветах открывая черно-синее, усыпанное звездами небо. А море внизу - разлилось бескрайне и застыло на ночь - бледное, молочно-зеркальное, уснувшее. Сигареты. Александр вернулся в комнату, нашел сигареты и тут же, в другом кармане брюк - зажигалку. Развороченная постель неприятно белела. Он подошел и поправил одеяло, невольно принявшее форму спящего тела. Вышел на балкон, а тут сразу потемки: скользкая луна нырнула под длинную шеренгу облаков и спряталась надолго. Закурив, Александр присел на корточки, задумался. Не мог понять, что же это случилось с ним сегодня? Ломал голову, чувствуя абсурдность всего. Может быть, понадобился паспорт какого-нибудь лоха. Он читал, с чужим паспортом можно делать разные миллионные дела, предприятия регистрировать, банки, там, квартиры покупать-продавать... Все может быть. Надо будет сразу как-только выйдет из больницы, заявить в милицию. Обойдется. Где-то, невидимый, ясно, звонко защелкал соловей. Ему ответил другой, завершил полный круг песни. В ответ сонно с подвыванием заворковали голуби "ху-хуу...", но тут несколько невидимых певцов запели так неистово, что осмелиться мешать им не решился никто. Красиво. Жизнь начала налаживаться, все оказалось не таким уж плохим. Александру вновь захотелось спать. Он снова лег в постель. Что-то его, все-таки, продолжало тревожить. Возможно, необычность всего происшедшего с ним за последние сутки-полтора, начиная с её звонка и кончая его одиночным бдением в этой больничной палате. Одиночное бдение! Вот, наверное, что его подспудно тревожило. И полная тишина, неестественная для больницы, вмещающей в себя столько людей. Пусть и больных людей. А вернее, именно больных людей, которые должны стонать, там, иногда звать сестру... Александр улыбнулся своей мнительности. Конечно, - не успел вырваться из дома, а уже страхи мерещаться. Он дотянулся до недопитой банки с водкой и сделал глоток. Нет, все равно не мог успокоиться. Он встал, надел халат, вытащил из пачки сигарету. Закурил. Чувствовал он себя вполне сносно. Водка, заигравшая на старых операционных дрожжах, подняла общий тонус. Лоб и затылок не болели. Ушибы - коих было не так уж и много - тем более. Александр, не включая свет в палате, вышел в коридор. Здесь тоже было темно. А ведь он отлично помнил, что свет горел, когда его сюда везли санитары. Они что, уходя выключили свет? Александр усмехнулся: ну да, бергут электроэнергию. Ему вдруг стало не до смеха. Что-то здесь было не так... Он понял, что было странным: полная тишина в здании. Тишина, которая позволяла слышать звуки ночного города, да отдаленный шум морского прибоя. Все это глупость, решил он и, нащупав на стене выключатель, щелкнул. Зажглись лампы. Не по всему коридору, а на ближайшем участке метров в двадцать. Бодро насвистывая, Александр пошел по коридору вдоль дверей, заглядывая в каждую. Свистеть он перестал быстро. Через некоторо время бросил на пол и затер подошвой сигарету. Свет он включал по всему коридору. Впрочем, долго ходить не пришлось, чтобы понять простую вещь: здесь на этаже находился только один человек - это он сам. В палатах если кровати и были, то в разобранном виде: обычные железные койки, разобранные и сложенные у стен. Судя во всему это больничное крыло подготовили к ремонту. Он вспомнил собственный приезд в этот город... вокзальная суета... внезапное нападение бойцов... Одиночество больничного крыла, собственная беззащитность, какой-то дикий водоворот случайностей, водоворот, в котором его кружит без всяких на то оснований. Александр пожалел, что всюду включил свет. Все-таки в темноте можно скрыться, спрятаться, если за ним придут. Он рассмеялся нарочито громко. Смех прозвучал жалко, и он подумал, что испугался. Надо взять себя в руки. То, что произошло на вокзале, было чистой случайностью. Кому он здесь нужен? И зачем? Незачем становиться шизоидом. Чушь какая! Он нащупал в кармане сигареты, вновь закурил. Раз уж ему одному предоставлено целое крыло, стоит провести экскурсию, посмотреть чем располагает городская больница на югах. Впреди увидел стеклянную дверь на лестничную площадку. Он находился на третьем этаже. Поднялся на последний, четвертый. Здесь были процедурные кабинеты, сейчас закрытые. Людей тоже не было.
      Спустился сразу на первый этаж. Тоже какие-то смотровые кабинеты и - в темноте он не сразу понял, что находится в этом огромном зале - кухня. Он пошарил рукой по стене. Какой-то рубильник, рычаги... круглый выключатель с тумблером в центре. Он включил свет. Ему было все равно, если его застанет здесь дежурный врач: нечего одного переводить в пустое крыло. Как и в любом казенном учреждении в этой больнице руководство также допускало полный бардак. Между тем яркий свет залил помещение. Закурив новую сигарету он пошел осматривать достопримечательности. Не похоже, чтобы здесь был порядок; вилки, ножи, алюминиевые ложки-поварешки разбросаны по большим нержавеющим ваннам, где их, наверное, и мыли. Длинные, тоже из блестящего железа столы. Электроплиты с круглыми отверствиями камфорок для огромных кастрюль. Как тут, интересно, подогреваются эти кастрюли: снизу, что ли, идет огонь? Какие-то агрегаты... Александр прочитал: картофелечистка... мясорубка большого размера, чтобы сразу перемолоть теленка с потрохами. Или полтуши коровы, или... Ему внезапно здесь надоело. От ранее выпитого наступил упадок сил. Захотелось лечь спать, либо выпить две оставшиеся банки с водкой и тоником. И тоже завалиться спать. Утра вечера мудренее, как говорит народ. Здесь было душно, несмотря на то, что одно окно было открыто. Окна здесь располагались очень низко, почти на уровне земли и одно, длинное, открывалось по горизонтальной оси, закрепленной почти в центре створки. У выхода он щелкнул черным тумблером выключателя, погрузив помещение во тьму. Второй этаж как две капли воды походил на его собственный, третий. Только без единственного жильца. Все равно прошел до середины. Все палаты - естесттвенно пустые - были открыты. Он зашел в ту палату, которая приблизительно находилась под его, сегодня заселенной. Вышел на балкон. Это хождение в большом здании - если отбросить естественный холодок страха от полного одиночества там, где всегда ждешь столпотворение людей - тоже могло быть раздуто до приключения, что при домашнем образе жизни Александра и перманентном сенсорном голодании было довольно легко сделать. Александр посмотрел вверх. Надо же, угадал. Все окна этого крыла были погружены во мрак. Вверху же, прямо над ним, светился балкон его палаты. Причем пол балконы - может ему это показалось - был довольно близко. Придерживаясь за трубу, приваренную к перилам и уходящую куда-то вверх, вряд ли дальше крыши, он влез на перила. Оказалось, не ошибся: пол верхнего балкона был ему на уровне шеи. Избыток накопившихся сил, а скорее, просто спиртное, невольно и вольно поглощенное сегодня, заставили его решиться влезть Чего там тащиться по этажам. Цепляясь за прутья балконного ограждения, он кое-как подтянул ноги, закрепился и вдруг замер. Бог ты мой! А ведь выходя из палаты он не включал свет! Свет он включал только в коридоре!.. Все же стал медленно выпрямляться... и замер.
      Было от чего. В его комнате были люди!
      ГЛАВА 4
      МЯСОРУБКА
      Александр сразу понял, что эти двое муцжчин не имеют отношения к больнице. И не потому, что обладали слишком уж массивными мускулистыми фигурами, и даже не потому, что настороженными хмурыми взглядами (мужики только вошли и в недоумении оглядывали пустую палату) напомнили телевизионный бандитский образ. Все это конечно... Но главное, у каждого в руке, как атрибут профессиональной принадлежности, был длинный пистолет. С глушителем, конечно. Все мгновенно поняв, Александр, тем не менее, не сдержал обычную реакцию обывателя, обнаружившего в своей квартире вооруженных воров и, ещё не осознав опасности, крикнул: - Эй! Вы кто? Ответ пришел мгновенно. И разночтений не предполагал. Оба мужчины тут же вскинули на голос свои стволы, стекло звякнуло, но не рассыпалось, а мимо головы Александра с двух сторон чиркнуло... казалось, неопасное. Да уж. Александр - откуда прыть взялась! - уже слетал вниз,на балкон, потом, на земле, метнулся было бежать в сторону моря, но сверху вновь стреляли, а кругом открытые газоны с цветами, дорожки с асфальтом... метров тридцать... безнадежный путь на тот свет... ни за что не добежать!.. Это тоже осознал не рассудком, инстинктом. Кинулся под прикрытие стены и вдруг - открытое окно! - окно, только что обозреваемое с ракурса иного. Единственное открытое окно в помещение кухни. Александр зайцем метнулся туда. Сверху послышались сдавленные ругательства и тут же - упругие вспышки выстрелов. Пули очень ясно били об асфальт, словно бы подогревая ему пятки... но он уже ужом протискивался в довольно узкую, как оказалось, щель длинного окна. Помня кое-как расположение кухни, Александр метнулся к двери, но в густом мраке зацепился за что-то, упал, прокатился по гладкому линолиуму... хорошо, в правильном направлении, но плохо - стукнулся больным лбом о что-то... стол?.. тумбу?.. Света белого не взвидев от боли, вскочил. Что-то сыпалось, грохотало!.. Больничное крыло, получив единственного жильца, оживало на глазах. Правда, были ещё и посетители. Посетители к больному, на глазах выздоравливающему. Наконец добежал. Распахнув дверь, сразу ослеп: в коридоре горел яркий свет, и один из мускулистых бандитов уже бежал к нему, стреляя на ходу. Незабываемое ощущение! Да и звук свистнувшей над ухом пули не оставляет равнодушным. Александр - словно пуля многосотенной массой смогла ударить - влетел обратно с громовым ударом захлопнувшейся двери. Быстро-быстро в сторону, хоронясь за что-то твердое, железное. Сам не заметил, что давно ползет на четвереньках, подгоняемый ужасом, только сейчас окончательно затопившим душу. Скорчился где-то в углу, а тут вспыхнул, озарил свет огромный зал; бандит у входа повернул выключатель, как совсем недавно это делал сам Александр. Мгновенная тишина нарушалась только гулкими ударами: сердце его билось в горле, словно, отчаявшись, само желало выпрыгнуть, покончить со всем. Вдруг стал различаться тихий мерный скрип. Очень тихий, размеренный. Догадался. Его преследователь, осторожно продвигаясь от двери вглубь зала, скрипел - видимо новой - кожей туфель. Александр в отчаянии огляделся. Он, скрючившись, сидел в углу (стена выдавалась четырехугольной колонной, возможно, скрывая внутренние коммуникации), прикрытый длинным - метров десять - разделочным столом, снизу заполненным металлическими же ящиками и ящичками. Но между столом и стеной - помогла выступающая колонна - имелся промежуток больше полуметра, где можно было проползти по направлению к дверям. А ничего другого и не оставалось. Согласуя каждый щелчок собственных суставов со скрипом дорогой кожи бандитских туфель, Александр изменил положение пассивного отчаяния, на положение активного... тоже отчаяния. Шаг за шагом продвигаясь вперед, скоро поровнялся со скрипом киллера. Вдруг, словно с неба рявкнуло: Нашел? Он здесь где-то, не выскочил, точно. По тому, откуда шел звук, Александр догадался, что это второй бандит, спустившись с балкона, сунул голову в окно. Так и оказалось, потому что голос тут же пожаловался: - Окно дрянь, одно название, узкое. Как Сашок пролез, не представляю. Ты с ним поосторожнее, когда поймаешь. Держи все время под прицелом. Я сейчас по коридору обегу, здесь мне не пролезть. Вот дрянь хитрая! Эй, Сашок, может сам выползешь? Чего нас гонять зря? Все равно ведь поймаем. Вылазь! Секунду-другую все молчали, только продолжали скрипеть вражеские туфли. Ну и хрен с тобой, все равно достанем. Так я, Андрюха, пойду. - Давай, давай, двигай, - раздраженно ответил второй. - Мы его с двух сторон тут зажмем, подонка. Давай, я жду. - Услышанное так не вязалось со здравым смыслом, таким дичайшим образом разнилось со всем спокойным развитием его прежней размеренной и, в общем-то, очень даже тихой жизни, что Александр, продолжая ползти, перестал особенно осторожничать. Сам не замечая, он полез все быстрее, все менее прислушиваясь к шагам бандита. Стол оказался даже длиннее, оканчивался метра за четыре до приоткрытой двери... рывок... две-три секунды, а там... Бог поможет. Не помог. Голова Александра уперлась во что-то твердое. И раздался насмешливый голос: - Ну что? Ты так до дому намерен ползти на карачках? Может встанешь, гад? Не очень сильный, но болезненный удар по голове последовал сразу. Александр медленно выпрямился. Напротив, нацелив на него пистолет, стоял коренастый, очень сильный на вид мужчина, лет двадцати пяти, и улыбался. - Ну вот и доигрался, сволочь, пистолет дернулся к лицу Александра, сразу ушел назад, к сердцу. - Ну как, лобик болит? Бритвочкой хорошо тебя отметили, паскуда? Как же ты нам всем тут надоел! Хорошо, хоть мы тебя здесь загнали, сейчас кончим без шума и пыли и всего делов. Да ты не бойся, все будет чисто и быстро. Ты даже не почувствуешь. Пулька в сердце и контрольный в голову. А можно протсо в голову. Димок любит башки дырявить. Сейчас придет, решим. Александр, покачиваясь, слушал излияния бандита. Даже с каким-то отвлеченным интересом. Это все равно, что оказаться по ту сторону экрана: только что смотрел крутой боевик и тут же эти плакатные мерзавцы уже ставят к стене тебя. Абсурд! Не думая, что делает, Александресандр махнул ногой и неожиданно попал куда целил; пистолет бандита взлетел и, завершая дугу полета, исчез в какой-то металлической трубе, закрытой редкой решеткой. От собак, что-ли? Пистолет ещё гремел в длинной жестяной трубе, а Александр уже бежал - от испуга потеряв направление - вглубь помещения. Сзади послышались сдавленные вопли, потом страшный быстрый топот ног, мгновенно приближающийся. И тут он получил такой удар по затылку, что движение продолжил уже в полете. А хуже всего, что упал (повезло, на столешницу очередного стола) только что прооперированной щекой. Ой, как больно! А тут ещё затылок сдавила тяжелая клешня бандита, тем самым ещё более усилив боль. Левая рука Александра упала в моечную ванну, в груду вилок, ложек, вилок. - Ах ты!.. Да я же тебя теперь буду на кусочки резать! Шея так болела!.. Щека так болела!.. Бандит всем весом раздавливал рану на щеке. Александр взвыв, как лесной зверь, нащупал рукоять чего-то (хорошо бы вилки, только бы не ложки!), махнул левой рукой за спину... Попал, судя по мягкому толчку и нступившей тишине и, так как ожидал лишь усиление прежних пыток, рванул инструмент назад и ударил уже с большей амплитудой, целенаправленно. Давление на шею внезапно прекратилось. Александр вскочил и повернулся. В двух шагах стоял бандит и разглядывал бок, где под ребрами, почти вертикально вниз, прилепилась к синей рубашке деревянная рукоять ... ножа, конечно, что ещё может войти так глубоко?.. - Ты же меня убил, гад! удивленно сказал бандит. Вдруг дернулся, открыл рот, широкой рукой хлынула кровь, словно бы мужик блевал, а не прощался с жизнью... и тут же стал заваливаться вбок, и, так и не согнувшись, столбом рухнул на гладкий линолиум. Александр, словно разбуженный, помчался к двери, с одним только желанием, подальше оказаться отсюда. Он уже ни о чем не думал, мысли за ненадобностью, испарились, осталось лишь изначальное желание, словно у зайца - спастись и только. Подбежав к двери, распахнул створку и нос к носу столкнулся со вторым киллером, кажется с Димком, Дмитрием, так его перетак. У Дмитрия физиономия стала глупая, очумелая. Александр от испуга среагировал быстрее: отшатнулся, захлопнул дверь, прыгнул к выключателю, повернул тумблер... Свет не погас, как ожидалось, но что-то в помещении сразу зазвенело, заверещало!.. Дверь чуть не слетела с петель от мощного удара, и, разъяренный, страшный, в два раза сделавшийся шире (вроде бы куда еще!) Димок ворвался на кухню. Какой там свет! Александр, визжа от старха как недорезанный поросенок, летел не видя куда; стояла перед глазами разъяренная рожа Димка, который, сам забыв о пистолете, бежал за жертвой с одним, наверное, желанием - разорвать на куски голыми руками. Почти настиг, хотя и Александр, атавистическим инстинктом подстегиваемый, ставил личные рекорды, все время чувствуя хватательные, пока пустые зацепы бандитских клешней за спиной. Впереди что-то ещё гуще взревело мотором, Александр рванулся и вдруг, - к ещё большему ужасу своему! - подскользнулся; падая, он успел заметить, что по линолиуму растеклась кровь, извергнутая тем, первым, сейчас неподвижно лежавшим в двух метрах. Удивительно, но все было как-то расчленено, существовало отдельно, ничуть не соприкасаясь: его спринтерские скачки, зарезанный бандит, этот страшный Димок сзади, пятьсот долларов, оставленные в палате без присмотра, Москва, спокойно существующая где-то в ином мире... свирепо гудящий, включенный по ошибке агрегат впереди (лучше бы свет вырубил!)... Александр скользил на кровавой луже головой точнехонько в железный бак, содрогавшийся в впереди от вибращии мотора и глупо думал, как бы не ушибиться раненой щекой... Сзади, споткнувшись о его ноги, взлетела в воздух тяжелая туша бандита, перелетела Александра и поплыла дальше... И тут произошло сразу несколько вещей: голова Александра врезалась в нержавеющий бак; ноги летевшего киллера с размаху стукнули его по затылку, вызвав новый взрыв боли в прооперированной щеке; сам Димок влетел в самую середину алчно взревывающего бака и тут же больничное крыло, нет, вся больница, весь город, да что там, - весь мир, кажется, заполнил чудовищный рев - страшная мешанина ужаса, боли, отчаяния и ярости!.. немедленно сменившийся дробным хрусторм и треском... Ноги бандита забили Александра по голове, шее, плечам - как больно! Александр, уклоняясь, стал подниматься. Посмотрел на тихо лежавшего на полу мертвеца - тот за это время не ожил, перевел взгляд на зад никак не вылезающего Димка... Странно, он, словно бы окутанный дымом и паром, продолжал рывками вползать в бак. Ага!.. Взвесь в воздухе оседала кругом, даже на лице Александра (он поробовал рукой - мокро), но гуще всего на внутренностях объемного бака, уже сумевшего вместить в себя половину Димка... Вдруг Александр понял, что просто смотрит, как вместо половинки говяжьей туши мясорубка перемалывает на фарш неудачно прыгнувшего внутрь бандита Дмитрия!.. Надо было что-то срочно делать?.. Он побежал к двери и выключил рубильник. Наступившая тишина оглушила. Что-то надо было сделать?.. Ничего не соображала голова... Да, да, вымыться; он слишком близко находился рядом с работающей мясорубкой, которая обычно перемалывает обескровленное мясо, а тут... шесть литров крови... он сам и пижама покрыты красной пылью... Александр подошел к ближайшей ванне и попробовал открыть кран. Холодная вода сразу полилась. Ничего, здесь и ночью, как в сауне: жарко, не замерзнешь. Он снял пижамные штаны, куртку, бросил в воду и сам стал умываться. Смыл липкое с волос на голове... Повязка... Повязка представляла собой липкий тампон, прикрепленный к коже лица пластырем. Он почти безболезненно отодрал покрасневшую сверху и снизу повязку. Надо сходить на перевязку... К дежурной сестре или к врачу, сказать, что сорвал во сне... Поискал и нашел больничные тапочки, которые сразу потерял в беготне. Они были сухие и чистые. Хоть в этом повезло. Отстиранную пижаму тщательно выжил и одел. В этой душной жаре прохлада только приятна. Сколько интересно прошло времени? Посмотреть у мужиков? Он содрогнулся от одной мысли: живо представил перемолотые в фарш руки и череп Димка!.. Нет, сегодня он об этом не буджет думать, невесело усмехнулся он. Подумает завтра. Пистолет, утерянный Димком при падении, лежал недалеко. Александр подошел, поднял его и положил в сырой карман пижамы, нащупав при этом месиво раскисших сигарет. Дуло глушителя торчало из кармана. Страшно захотелось курить. А ещё выпить. Он вспомнил, что в его палате есть ещё сигареты и две банки водки с тоником. Вроде всё.
      И вдруг его охватил ужас! Так странно, чудовищно!.. Что происходит?!. Он тут же справился. Он не знает, что происходит, так что нечего паниковать. Завтра он выпишется из больницы и уедет к чертовой матери. Отдых ему уже не нужет, пропади он пропадом, этот южный отдых! В глаза его больше никогда не видеть! В Москву, в Москву! Приободрившись, он направился к дверям кухни. Собираясь гасить свет, вспомнил об отпечатках пальцев. Снял пижамную куртку. Пистолет выпал из кармана и громко стукнулся об пол. Поднял его и сунул за пояс штанов. Пижамой вытер тумблер рубильника и выключатель. Тут же вспомнил о ноже. Повернулся, и двигаясь словно в трансе, подошел к первому телу. Вытер рукоять ножа. Невольно взглянул на лицо мужчины и поразился изменению - заострилось лицо, отекло. Умер, все-таки. Александр, подойдя к дверям, выключил свет через ткань пижамы. Вышел из помещения кухни (теперь он вечно будет помнить эту кухню!). Пошел по коридору, везде выключая свет, поднялся на третий этаж, зашел к себе в палату. Некоторое время стоял посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Как же, а повязка, содранная им с лица и все ещё мокрым противным комком лежащая в кармане пижамы. Он вынул её и положил на стол. На стол положил и пистолет. Подумал и спрятал его в сумку. В сумке лежало запасное белье. Он разделся, снял и трусы и переоделся. Одел джинсы. Рубашку, запачканную его вокзальной кровью, унесли. Наверное, стирать. У него была ещё футболка. Одел и её. Надо было идти к врачу. Хоть шов и намазали какой-то густой мазью, но лучше поберечься. Одев сверху больничный халат, он вдруг замер от пришедшей мысли: как он может так тщательно и равнодушно обдумывать свои действия после всего, что недавно произошло?!. Ах! Он и правда подумает об этом завтра. Он осмотрелся. Вновь порадовался своей предусмотрительности во всем. Вроде ничего не забыл. Взял сумку, старую повязку, чтобы выкинуть её по дороге в какое-нибудь мусорное ведро в жилом секторе больницы. Там, где, найдя, ей никто не удивиться и не заинтересуется. Теперь вроде всё. Уже идя по коридору вспомнил о коньяке и банках с водкой. Остановился в досаде, но решил не возвращаться. Потом. Дежурная медсестра, встреченная им уже в заселенном главном корпусе, отправила его вниз, к хирургу. Александр подумал, что им окажется та, оперировавшая его девушка, и не ошибся. Когда он зашел, лицо её вновь исказила непонятная ему гримаса. Все это длилось едва ли не мгновение, после чего девушка справилась с собой и спокойно произнесла: - Вот мы и опять встретились. Мне искренне жаль, что вы, Александр, до сих пор живы.
      ГЛАВА 5
      МАМА ВСЕГДА ПРАВА
      Вера Александровна Синицина, для большинства занкомых ей людей просто Вера, чаще Верочка, выросла, как говориться, в неполной семье. Во всяком случае, отца она не помнила, ушел отец к другой женщине, когда Верочка ещё ходить не умела, только ползала, бессмысленно, но уже очаровательно тараща прелестные глазенки на этот огромный, пока ещё очень добрый мир. Мама вырастила дочку одна, замуж больше не вышла и постоянно учила дочку, что им никто не нужен, что им и вдвоем хорошо, и это было правда. Отсутствие отца Верочку не ущемляло, жила она весело, подружек имела много, а когда подросла за ней стали ухаживать мальчики, носили портфель, на даче устраивали серенады - приятные глупости, в общем. А вот ближе к окончанию школы, - на исходе шестнадцати лет, что ли, - с ней что-то произошло; так похорошела и округлилась, что внимание мужчин, даже просто взгляды на улице, стали привычны, - все замечали изящество, нарядность, ловкость, ясный блеск глаз... Испугавшись чего-то, мама все чаще повторяла старое, и так заученное с детства: "не верь им, верить никому из них нельзя". Под "ними" имелись в виду мужчины, и когда однажды тренер по плаванию, молодой плечистый парень с узкими бедрами, - вызвав её к себе в кабинет на быстрый инструктаж не сдержался, плененный её мокрыми от бассейновых вод формами, очарование которых даже выразить было трудно словами... В общем, случилось. Однако, происшедшее лишь послужило лишним подтверждением верности впитанных с материнским молоком истин, так что трагедии не произошло. Тренер клялся в вечной любви, просил выйти замуж, но Верочка гордо отказывалась, радостно мучала его, пока он, действительно влюбленный, не уехал куда-то, в другой город...Впрочем, о нем не жалела, так просто, взгрустнулось на минутку. А тут выпускной бал, цветы, вступительные экзамены в медицинский институт, нестарый ещё доцент-экзаменатор, поставивший ей пятерку, но тут же и объяснивший, что, что без его дальнейшего участия... покровительства, Верочке не удасться... просто ей никогда не стать студенткой. Доцент оказался, в общем-то милым человеком. Был свободен (жена бросила, ушла к профессору их же кафедры), на первом курсе помогал с зачетами, особенно не надоедал, все было как-то легко... Однако, мама, конечно, была права. В Верочку влюблялись, за ней ухаживали, было всё: прогулки в сумерках то с этим, то с тем, поцелуи, тупики постелей... Несколько раз ей делали предложение выйти замуж, но делали все как-то не те. А те, как-то, не встретились. Да и жизнь мамы была примером того, что им, все-таки, лучше не доверять. Институт Верочка закончила, попала в городскую больницу, работала уже почти год, но свободное время проводила как и раньше, в студенческие годы: дискотеки, вечеринки... А тут - скоро уж год как - познакомилась она на дискотеке с приятной девушкой, Наташей Хиш, местной гречанкой. Та на следующий же день позвонила Верочке на работу, пригласила вечером к себе... приятная компания, обещала заехать, вместе поедем. Действительно, зашла вечером, повезла к себе. Когда вошли в квартиру - музыка гремела уже внизу на лестничной площадке - Наташа, пропустив Веру вперед, тут же извинилась, сказала, что у неё нет другого выхода, иначе просто никак. И с этими непонятными словами внезапно выскочила из квартиры, захлопнув за собой дверь. Все разъяснилось немедленно: её с шутками и прибаутками встретили хозяева, пять здоровенных молодых мерзавцев, предводительстующих тощим и омерзительным молокососом, не постеснявшимся назваться настоящим именем и фамилией. И то, что с ней делали весь вечер и всю ночь, ей уже не забыть никогда. Боялась, что её убьют, чтобы не заявила в милицию, но странно, даже деньги сунули на дорогу. Она швырнула их им под ноги. Странности своего спасения поняла почти сразу. Заявление в милицию Вера подала, на работу не вышла, естесственно, но в этот же день к ней заявился некий адвокат, разъяснивший, что для неё альтернатива проста: либо она берет три тысячи долларов и свое заявление из милиции, либо её вообще никогда не найдут. Но перед скорой смертью, случившееся накануне, покажется ей цветочками. Уходя, оставил свою визитную карточку и просил звонить особенно не затягивая. Не позже, чем через неделю она должна решить свою судьбу. Так и сказал, мерзавец! Следователь в прокуратуре отмалчивался, так что Верочка вдруг поняла, что словам адвоката надо верить. И как же права всегда была её мама!.. Деньги в конверте ей передал адвокат и просил все забыть как дурной сон. Что поделаешь, время сейчас такое. Да, время. Вера хотела выбросить эти грязные доллары, но не выбросила. Потому что время сейчас такое. Ну и легко понять, что почувствовала Вера, когда в её дежурство открылась дверь кабинета и вошел этот омерзительный... гадкий насильник, мерзавец, нелюдь... этот Санек!.. Она испугалась до безумия, но быстро справилась с собой, да и время прошло достаточно, худо-бедно острота унижения и боли прошла. Но все равно, ненависть, вспыхнувшая в ней, испугала её самое. Приглядевшись, она поняла, что в нем что-то за это время изменилось. Конечно, исчезло лютое хмельное безумие, которое делало его таким страшным в ту гнусную ночь. Сейчас перед ней стоял обычный молодой человек, попавший в беду: через весь лоб посередине - свежий багровый шов по безжалостному порезу, на лице читались обида, боль, недоумение... которые, возможно, и изменили его так... удивительно, но в лучшую сторону. И ещё что-то... Несмотря на то, что горевшая сейчас в ней тот час же ненависть едва не отняла у неё силы, тем не менее, Вера не могла ни отметить: если год назад Александр выглядел и был обезумевшим садистом и убийцей, то сейчас перед ней стоял растерявшийся мальчишка. К тому же не узнающий её. Она подумала, это оттого, что подобные преступления для него норма. Еще вечером она сделала ему операцию, зашила порез, отправила в палату и решила забыть о нем, выкинуть из голову, попытаться больше с ним не встречаться. Но осталась на дежурство и - словно неотвязный кошмар! - он вновь появился в её кабинете... "с той же самой мерзкой целью, как и тогда", - нвольно подумала она. - Вы, я вижу, меня не узнаете? - спросила она. И напомнила с ненавистью, - Наташа Хиш. Очередная жертва. Пять ублюдков, включая вас. Похоже, он, действительно, не узнавал её. Она села за стол, раскрыла какую-то тетрадь. Потом подняла руку и опустила её на колено. Машинально прикрыла колено полой халата. Бросила на него взгляд. - А сейчас вы смирный, как я погляжу. Когда вы один, а я могу позвоть на помощь, вы тут все смирными делаетесь. Не так ли? (Он молчал). Вас что, порезала одна из ваших жертв? (Он продолжал молчать). Удивляюсь, что вы ещё живы, когда сеете столько ненависти вокруг. (Молчание, как ей показалось, длилось целую вечность). Бледное, чем-то слегка испачканное лицо, влажные волосы, будто бы недавно купался, багровый шрам с болтающимися нитками швов, усталый взгляд, светлые волосы, сильно отросшие с прошлого раза... И молчал. Он был ей по-настоящему омерзителен. Она покачала головой. - А на вид приличный молодой человек. Так знайте, будь моя воля, я не стала бы лечить таких как вы! Она сказала это с вызовом и горячностью, поразившей Александра. Впрочем, за сегодняшний вечер уже произошло столько, что мелким стали казаться очередные недоразумения, видимо, бытового плана: просто приходилось суммировать со старыми. Удивляться просто не имело смысла. "Быть бы живу" - подумал он и усмехнулся. Он ухмыльнулся и это окончательно взбесилсо Веру. Только понимая свое бессилие что-либо предпринять, не то что убить, сделать хотя бы больно, удерживало от истерики. - Жаль, что вам только лоб порезали, - она посмотрела на шов, сейчас ярко освещенный. - Что стоило сделать разрез ниже, хотя бы по шее Перерезали бы вам глотку, и все бы кончилось, кошмар этот. - Для кого? - спокойно поинтересовался Александр. - Для кого кончилось? - Для всех. И для вас в том числе. Вы думаете, вы живете? Вы просто загрязняете этот мир. Вы сами зло. Вам ничего не стоит убить. И вы это знаете. Вера заметила, что после её слов он вздрогнул, и порадовалась, что хоть чем-то задела его. Александр вздрогнул, когда она сказала об убийстве. Он тут же вспомнил этих двоих, только что убитых им. Нет, это случайность. Это ничего не значит. Почему только он не испытывает ужаса от содеянного? Он внимательно посмотрел на врача. У неё на щеках выступил румянец, очень ей шедший. - Вы меня за кого-то принимаете, устало сказал он. - У меня повязка слетела. Я пришел на перевязку. И хочу вам сказать, мне ваш город, вместе с жителями, надоел до смерти. Я понял, здесь живут очень гостеприимные люди. Я думаю, мне пора отсюда уезжать. Он поднял голову и отвернулся. Странно, но если бы Вера не видела его несколько месяцев назад в состоянии, исключающем всякую принадлежность к роду людскому, она бы никогда не могла представить в этом мальчике зверя. Он сейчас производил впечатление человека потерявшего почву под ногами, человека растерявшегося, человека, которому на ум не приходит ни одна мысль, ни одно слово. Сейчас она чувствовала себя гораздо сильнее и, вероятно, прикажи она ему сейчас идти за ней в милицию, он бы, наверное, подчинился. Она была почти в этом уверена. Правда, вспомнив адвоката и угрюмую тоску следователя, она сочла свои ощунения ошибочными. - Да, если бы вы уехали, было бы для всех лучше. Мы, хоть, вздохнули бы свободнее, сказала Вера. Она нервно взяла пачку сигарет со стола, но тут же бросила обратно. Александр сразу захотел курить, но спросить не решился. Она была очень сердита, а главное, верила во всю ту чушь, что тут говорила. Одно из двух: либо все тут давно уже спятили, либо сошел с ума он. Скорее, первое, а иначе почему весь этот город нападает на него. - Я думаю, вы меня за другого принимаете, - повторил он, думая о том, что в палате его ждут спиртное и сигареты. Странно, но дома он не испытывал никогда особого желания выпить спиртного. И если и надирался несколько раз, то за компанию. Вероятно, обтсановка здесь была слишком нервная. А нервы, как известно на Руси, лучше всего успокаиваются алкоголем. - Вы не могли бы мне сделать повязку. Уже поздно, я хотел бы вернутьтся в палату. - Да, - сказала она и встала. - Это мой долг как врача. Но знайте, если бы не клятва Гиппократа... - Вы бы меня сейчас зарезали, - закончил он и вздохнул. Знаете, мне надоело выслушивать всю эту чушь. И мне надоело, что все здесь пытаются со мной расправиться. Или желают, как вы. Новую повязку она сделала быстро. И работая, забыла обо всем, кроме дела. - Заживет хорошо, следа почти не останется - рассеянно сказала она. - Надеюсь, - сказал Александр, ожидая от неё в ответ какую-нибудь новую, неожиданную реакцию. Но нет, закончила работу она уже молча, села к столу и стала что-то писать. Александр ждал. Наконец она подняла голову и сделала удивленное лицо. - Вы ещё здесь, господин Серебряков? Можете идти отдыхать. Набирайтесь сил для новых преступлений. Надеюсь я вас никогда больше не увижу. Во всяком случае, постараюсь. Он никак не прореагировал на её последние слова. Молча встал с кушетки и пошел к двери кабинета. У входа оглянулся. Матовая кожа, румянец на щеках, прекрасные синие глаза, пушистые волосы, такие пушистые, какие только могут быть у блондинок,и яркие, как кораллы губы.
      ГЛАВА 6
      ВЗРОСЛЕНИЕ
      Он вышел из кабинета. Дежурная сестра за столом в коридоре оторвалась от книжки и посмотрела на него. - Идите спать, больной, - сказала она и вновь погрузилась в книжку. Пока он находился на перевязке у этой молодой сумасшедшей, свет в больничном корпусе погасили. Лишь в коридорах оставили ряд лампочек, неярко освещавших путь. В туалет какому-нибудь больному анурезом. Александр, неторопливо уходя в сторону от дежурных, подумал о том, что провести ночь в своей одинокой камере, то бишь, палате, ему не улыбалось по нескольким причинам. Во-первых, могло быть повторение посещения, во-вторых, бандитов может быть не двое, а гораздо больше, в-третьих, ему самому больше не хотелось светиться в этом сумасшедшем городишке, с первых же минут пребывания его здесь, напавшем на него. И главное, не хотелось спать. Ему вновь вспомнились те оставшиеся банки с бодкой и коньяк. И вновь сильно захотелось выпить, почувствовать горьковатый, освежающий вкус тоника. "Ладно, - решил он, - зайду возьму, там посмотрим." И с тревожным удовольствием вспомнил, что в сумке у него лежит этот здоровенный пистолет. То есть, пистолет со здоровенным глушителем. Вдруг его осенило, обожгло невероятное: он, тихоня, комнатный обыватель, единственное воинское приключение которого состояло в получении случайного синяка от еле державшегося на ногах забулдыги, как ни крути и как ни изворачивайся, совсем недавно смог убить двоих здоровенных бандитов, двоих профессиональных убийц! Это было совершенно невероятно, но это было. Было!! Александр пошел быстрее и скоро, хотя и со всеми предосторожностями (сначала прислушался, потом, сжав рукоять пистолета в сумке, заглянул в освещенную и пустую палату) - вошел. Секунду-другю стоял посреди комнаты. Надо было перед уходом подумать, чтобы не сделать ничего, что ему могло бы повредить. Огляделся. На спинке кровати висела его сырая пижама. В этот ночной духоте она ткань быстро высыхала. Пижаму он сунул в пустое отделение своей большой дорожной сумки. Вынул бутылку коньяка, две оставшиеся банки и все бросил в сумку. Подумав, пустые банки тоже взял с собой. Да, отпечатки пальцев! Что банки! - он здесь везде наследил. Хорошо, что вспомнил. Вынув пижаму, стал протирать везде, где мог касаться руками: спинки кровати, дверцы тумбочек, дверные ручки, балкон... В какой-то момент подумал, что он выглядит и действует как шизофреник. Кому будет интересно связывать эту палату с трупами внизу? Он сплюнул на пол. Черт его знает, что тут творится и что с чем связать?! Вышел на балкон. Как хорошо дышалось! Ветерок с моря. Настроение внезапно изменилось. Ему вдруг показалось... возникло ощущение, что теперь, непонятно почему, но можно всё. Словно он перешел невидимую границу, вроде как границу совершеннолетия, которую физически не ощущаешь, но перейдя которую попадаешь уже в другой мир, мир взрослых, мир совершенно иной. И он никогда не был у моря, никогда не слышал, как вот сейчас, этот могучий, веселый, рокочущий шум прибоя. Почему бы и нет, решил он. Спать все равно не хотелось, до утра далеко и можно сходить на берег... раз сегодня все можно. И тут, стоя на балконе, он решил спуститься прямо здесь, цепляясь за перила. Тем более, что этак исключаются разные возможные нежелательные встречи. Халат он снял и сунул в сумку. Забросил её за спину. Сумка болталась на спине и не мешала. Ну все. Скоро он был уже на земле и, стараясь не смотреть в сторону окон кухни, быстро пошел в наравлении все усиливавшихся звуков прибоя. И как же хорошо дышалось! Вышла где-то прятавшаяся доселе луна, и острые тени кипарисов, стеной обрамлявших аллею, пали на асфальтовую дорожку. А в небе мелькало, беспорядочно штопая воздух, великое множество летучих мышей. Вот и море. Песочный пляж усеян деревянными грибами, лавочками и лежаками. И никого. Либо поздно, либо ночные романтические прогулки к морю не особенно вяжутся с близким больничным раем. А может пляж только для больных? "Чтобы разносить заразу," - подумал он и усмехнулся. Пустое. Он выбрал два рядом расположенных лежака и на одном, пока не забыл, разложил быстро высыхающие здесь, но все ещё сырые пижаму и брюки. Да, хорошо! Достал банку. Торопливо вскрыл и пил до тех пор, пока хватило дыхания. Потом закурил и прилег. И сразу же взгляд утонул в бездонном небе, переполненном разноцветными крупными звездами, среди которых серел прозрачный Млечный Путь. А внизу - ночное море. Огромное, бледное, молочно-зеркальное, мерно дышит. И отовсюду, перекрывая глухой шум прибоя поднимался хрустальный звон. Александр бездумно лежал, пораженный всей той силой чувств, которые, вопреки всему, пробудило в нем ночное море. Он думал. О чем? Жил обычный московский мальчик, знал дорогу в школу, в магазин, играл на скрипке и не водился с плохими детьми во дворе, большинство из которых, к настоящему времени, были, действительно, осуждены. В общем, этот мальчику, ставший уже взрослым, знал до сего времени только свой малюсенький мирок, не более. О чем он думал? Он думал о том, что каждый человек, так или иначе, вертится в собственном мирке, который освоен и в котором чувствует себя свободным. А миры других людей, как бы ни соглашаешься с их реальностью, все равно остаются виртуальными. Как американские боевики, которые создаются на основе реальных событий, но в которые не веришь, хотя есть и убийства, есть и секс, есть и гнусные маньяки - все как в жизни. Все это виртуально, потому что не имеет к тебе никакого отношения. О чем он думал? Он думал о том, что совершенно непостижимо происшедшее с ним сегодня вечером и ночью, происшедшее именно с ним, менее других ожидавших этого. Но ещё важнее и непостижимее - его собственное восприятие, настроение, реакция на столкновение с виртуальным потусторонним миром насилия, который он в крайнем случае был готов лицезреть за стеклом коммерческой палатки, будучи лишь продавцом, но все равно наблюдателем, а не участником. И эта вот убежденность, что другие, но только не он, могут быть вовлечены в соприкосновение с реальной кровью и реальным насилием была решительным образом нарушена. Это явилось доказательством его причастности чему-то такому, что во сто крат больше него и, значит, служило подтверждением его значимости: в нем есть, помимо всего того, что знал он и его родители, есть некое нечто, очевидно, много большее, сильнее его обычного, что делало его причастным большому миру. Сегодня на вокзале лезвие опасной бритвы, полоснув его плоть, рассекло тот кокон, в котором он прятался до сих пор. И через этот насильственный разрез полезли бандиты. Для чего? Чтобы его убить? Но почему не убили на вокзале? В чем здесь смысл? Александр допил содержимое банки. Закурил новую сигарету. Луна, золотая, огромная, горела в конце Млечного Пути, и её сияние, туманно-золотым столбом падало в зеркальную амальгаму моря, словно бы на этой дрожащей от неслыханной тяжести колонне и держалось невообразимая тяжесть звезжного неба. И повсюду ни на мгновение не умолкал звон ночных тварей, звон заполнявший небо, землю и море своим тягучим, дивным журчанием... То, что он сегодня пережил и что сейчас заново переживал вдруг осенило его догадкой: несмотря на весь ужас, который оне испытал и вновь испытать не хотел бы ни за что, пережитое начинало казаться занчительным, позволяло видеть и себя не столько обезумевшим от страха зайцем, застигнутым волками, но, в конечном итоге, победителем. Живая собака лучше мертвого льва. Нет, не так. Он заяц, потому что ощущал себя зайцем. А волк ощущает себя волком. Стоит поверить в себя, и ты уже не трясущаяся от страха жертва, ты сам волк. Александр достал бутылку коньяка из сумки. Сделал несколько глотков. В голове ясно и чисто звенело. Он закурил и вновь откинулся на лежаке. Он слушал этот звон и думал. Он думал, что прожив свои восемнадцать лет в этом полночном, колдовском, звенящем невидимыми волшебными колокольцами мире, он до сих пор не мог ни осязать его, ни слышать толком. Как и знать того, что при соприкосновении с запретной волчьей действительностью он сможет выйти победителем. Пускай случайно, пускай по независящем от него причинам, но факт оставался фактом: он был жив, а те двое - мертвы. Не боги же горшки обжигают? Почему бы и ему не представлять собой силу? Не сейчас, сейчас ещё рано. Может потом. Надо просто не ощущать себя этим самым загнанным зайцем. А цикады все пели, пели. Луна достигла всей предельной величины своей. И предельной своей прелести достигла ночь. Еще глубже, грознее стала бездонная чаша звездного неба. И уже совсем отвесно падал туманно-золотистый столб лунного сияния в предрассветное зеркало моря. Александр, чувствуя неожиданное волнение, вызванное сумятицей доселе незнакомых, грозных мыслей, стал допивать содержимое банки. - Мужик! Дай закурить! - услышал он вдруг хриплый голос. Озаряемый светом луны стоял перед его лежаком высокий парень. Он сделал шаг вперед, и сразу дохнуло тяжелым перегаром. Александр протянул ему открытую пачку сигарет. - Я возьму парочку, - сказал парень и захватил сколько мог, штук пять, не меньше. Александр промолчал. Парень плюхнулся на лежак прямо на больничную пижаму. - И огоньку дай, - потребовал он. Вел он себя по хамски, и неожиданность его появления сразу вернула Александра на землю. Но все равно что-то изменилось. Раньше появление из ночной тьмы такого вот бомжа могло бы вызвать его беспокойство. Не испуг, скорее, беспокойство. Сейчас - другое. Александр протянул парню не зажигалку, но горящую сигарету, небрежно зажав её между указательным и большим пальцем. Тот не заметил вызова в жесте и прикурил. Затянулся дымом и спросил: - Ты чего здесь один? Ночевать, что ли, негде? - Да нет, - неопределенно сказал Александр, чувствуя, однако, что пора ему уже уходить; уже скоро утро, затянулось его первое свидание с морем. Парень наклонился, всматриваясь в Александра. - Что это у тебя на роже? - и вдруг удивленно. - Да ты никак?... Сашок? Парень в удивлении отшатнулся и тут же воровато оглянулся. - Один, что ли? А где же твои шестерки? Неужто один? Слушай, а ты что, меня не узнаешь? Узна-а-л, - удовлетворенно протянул он. В голосе уже чувствовалось надрывное озлобление. - Узна-а-л. Еще бы тебе Селедку, не узнать. Александр насторожился. Он даже не пытался ничего понимать. Понимать тут нечего, - вновь началось. Опять этот цирк, что б его!.. Парень между тем полез в карман и вытащил предмет, звонко щелкнувший в его руке. В лунном свете блеснуло лезвие ножа. Ничего, оказывается, не закончилось. Сумасшествие продолжается. - Счастью своему не верю, - продолжал лихорадочно сыпать парень. - Я слышал, что тебя порезали, надеялся, что прирежут окончательно, а тебе только рожу испортили. А ты помнишь, как за дозу ты меня заставлял ползать на карачках? А помнишь, как мочился на меня, а я терпел, сука? Ну все, прощайся с жизнью, подонок! Давно мечтал встретиться с тобой вот так, без свидетелей, без твоих шакалов!.. Видя, что парень завелся окончательно и уже брызжет слюной от ярости, Александр быстро вытащил из сумки пистолет. Понимать уже ничего и не хотелось. - А это видел? Мотай отсюда, падаль обкуренная! Считаю до пяти, - сказал Александр и тут же, едва начав, закончил счет, опустил дуло пистолета вниз и нажал на спусковой крючок. Пуля с треском расщепила доску лежака. Ткнув дулом парню в лицо, попал по носу. - Не ясно сказал? Следующая пуля тебе. Один, два... Парня мигом сдуло с лежака. Задрав ноги, он перекатился на спину и, привстав на колени, испуганно зачастил: - Сашок! Я же пошутил! Разве я осмелился бы? Ты же меня не раз выручал! Пошутил я, не убивай! Давай отсюда, подонок! - сказал Александр и, не обращая внимания на убегавшего парня, стал сам собираться. Пора уже. А в душе ликовал! Что-то стронулось в этом мире и в нем самом. Хорошо бы... Что "хорошо бы" он ещё и сам не понимал. Но настроение был прекрасное. Ветер стих к предрассветному часу, когда Александр возвращался по аллее к больничному корпусу. Все пространство аллеи с острыми кипарисами узорно пестрело в прозрачной тени, но светлые и темные пятна пестрившие под ногами, спали. Перед тем, как войти в больницу, он зарыл пустую тарув песок, одел халат и так, маскируясь, прошел. Впрочем, его никто не заметил. Дежурная сестра и сумасшедшая дева-врач дрыхли гед-то. В палате, откуда его увезли вечером санитары (возможно, липовые), койка все ещё пустовала. Ждала его, разумеется. Теперь ему совершенно ясно представлялось, что санитары увезли его специально, чтобы удалить от свидетелей. Зачем? Это было и так ясно. Его, почему-то, решили убить. Сначала порезали по прибытию, а потом, сговорившись всем городом свести его с ума, решили все же убить. Город, который ему сниться. Город, где все либо заводят с ним идиотские разговоры, как эта врачиха, либо узнают и угрожают. А некоторые не угрожают, а сразу приступают к действиям. Он, невольно, принимал правила игры этого обезумевшего мира, отлично занвшего его. Завтра он уедет, хотя и без паспорта, и забудет, как дурной сон, этот чудный город. Он зашел в палату, куда его и поместили вначале. Никто из соседей не проснулся, когда он ложился, предварительно переодевшись в совершенно сухую пижаму. Заснул Александр сразу, как только закрыл глаза. К завтраку он не встал, и утренний обход прошел как-то мимо него, хотя кажется помнил, как один из группы осматривавших больных белый врач, наклонившись, вглядывался в его лицо, потом что-то писал в историю болезни, уже заведенную... Потом процессия ускользнула в небытие, Александр вскоре почувствовал солничный луч, жарко пригревшийся на его лице... и проснулся. Был уже день. Соседи-больные негромко передвигались, копошились возле тумбочек, лежали в кроватях. Все ходячие готовились, как оказалось, идти обедать, был первый час. Александр, зевая, сел, свесил ноги с кровати. Голова гудела с похмелья. Никаких последствий гипотетического сотрясения мозга не наблюдалось. Спиртное, только спиртное. И хотелось холодного пива. День был прекрасный, тюлевая занавеска круто вдувалась в палату влажным ветром, пахло морем, югом, жужжали под потолком мухи, изредка приземляясь на свисающие с плафонов люстры длинные желтые ленты липучек, где и оставались, смиряясь с неизбежной смертью, и все случившееся накануне представилось такой темной страшной сказкой, что даже повязка на лице не стала очевидным свидетельством реальности вчерашних страшилок. И тут, как доказательство его оптимистичной точки зрения, открылась дверь, и, вихрем влетевшая Лена бросилась к нему, что-то радостно визжа. Пораженный не столько её появлением, как своевременостью этого появления, Александр не сразу обратил внимание на вошедшего следом в палату мужчину. Тот подошел ближе и, снисходительно улыбаясь, не препятствовал бурным восторгам Лены. Наконец все как-то успокоилось, междометия и обрывки фраз донесли до Александра основную информацию, все стало разъясняться. Оказывается, Лена ну никак не думала, что Александр успеет на ближайший поезд и ожидала его только сегодня. На всякий случай все же съездила на вокзал, но сама опаздала. А слухи о порезанном приезжем пропустила мимо ушей, и только утром её осенило. Дядя (легкий кивок в сторону мужчины, тут же кивнувшего в ответ) обзвонил все больницы и вот, пожалуйста, она здесь, такое счастье! Его, Александра, немедленно забирут отсюда, у них дома и уход лучше, и вообще. В общем, все складывалось как нельзя удачно. Наконец дошел черед до дяди, их представили. Дядю звали Станиславом Сергеевичем, был он невысокого роста, плотный, немного сутулый, грубо-черноволосый, большеносый, в черном просторном костюме и, несмотря на жару, в галстуке. Что-то в его тяжелой внешности было медвежье - сила, решительность, но и сдержанность до поры. В общем, дядя совсем не походил на тоненькую, почти на голову выше его племянницу. Между тем Станислав Сергеевич достал из кармана мобильный телефон и тут же набрал номер. Представившись, он что-то односложно подствердил и, продолжая разговор, бесцеремонно разглядывал собирающего вещи Александра. Он говорил: - Да, нет, да. Совершенно точно. Рост примерно метр девяносто, худощавый, глаза голубые, волосы русые, да, скорее блондин... Одет в синие джинсы и песочного цвета футболку... Александр понял, что Станислав Сергеевич описывал кому-то его внешность. Говорил монотонно, со скукой в голосе, но терпеливо отвечая на вопросы своего невидимого собеседника. Александр в удивлении оглянулся на продолжавшую держать его за руку Лену, встретил её веселый взгляд, не ответивший однако на его молчаливый вопрос. Станислав Сергеевич закончил свою странную беседу, сложил аппарат, сунул в карман и, сутуло, но крепко стоя возле спинки кровати, покосился блестящим черным глазом на Лену тут же сообщив, что внешние данные Александра он только что продиктовал своему стиллисту, чтобы тот подобрал приличный костюм для гостя. - Не обижайтесь, молодой человек, но раз вы и ваша одежда пострадали в нашем городе, я, как дядя Лены, не могу допустить, чтобы её друг был в чем-нибудь ущемлен. И ни о чем не беспокойтесь, для нас это все не проблема. Собирайтесь. Был во всем этом странный оттенок, словно бы для этого, твердо стоявшего на земле пожилого мужчины, Александр был скорее неодушевленным предметом, который надо обновить не так для самого гостя, как для Лены, раз у неё такой вот каприз. Александр, впрочем, решил не судить сразу то, что, возможно, просто не понимает; потом, когда разберется во всем, не раньше. К слову сказать, его быстрые сомнения Станислав Сергеевич успел прочесть, оценил решение Александра смолчать и тяжело усмехнулся уголком рта. На выходе их никто не останавливал, а на улице их дожидался черный шестидверный лимузин, который от дохнувшего сразу в лицо влажного полуденного жара казался издали раскаленным. Но нет, внутри было прохладно, уютно, Станислав Сергеевич сел сзади, Лена с Александром посередине - поехали. Лена тут же включила музыку, открыла бар, вынула две банки пива, одну предложила Александру, вторую вскрыла сама. Станислав Сергеевич медлительным кивком одобрил её действия. А как хорошо пошло пиво! Сразу соединившись в крови со вчерашним спиртным, заиграла, ударила в голову. За стеклами плавно проносились сказочно яркий южный город, рядом с ним щебетала красивая девчонка, которая явно была ему рада. Ее дядя хоть и производил впечатление угрюмого и тяжеловесно-медлительного человека, но племянницу любил и к нему сразу отнесся так доброжелательно... Александр не жалел, что приехал.
      ГЛАВА 7
      ДОМ ВОРОНОВА
      Он не жалел и вечером, когда вечером, вместе с Леной они ехали в порт, где ожидал превращенный в ресторан старый сухогруз, несколько лет назад приобретенный в качестве металлолома Станиславом Сергеевичем и доведенный им до уровня высокого. Во всяком случае, это можно было понять со слов и дяди и племянницы.
      Предложил им съездить повеселиться сам дядя, Станислав Сергеевич, и вот теперь, за рулем синего "Опеля" быстро мчала их к цели раскрасневшаяся от предвкушеия Лена. Было уже темно. Как всегда на юге, ночь упала внезапно. Мимо скользили огни встречных машин, горели витрины и вывески всевозможных увеселительных заведений. Рассматривыая сквозь стекла машины вечерние достопримечательности города, сливавшиеся сейчас в сплошной яркий калейдоском, Александр пытался проанализировать события прошедших суток. И понимал, что объяснения найти не может. Может быть, стоило все рассказать Станиславу Сергеевичу и Лене? Даже наверное стоило. Тем более, что наверняка его принимают за кого-то другого. И убедиться в этом было бы лучшим выходом. Да, скорее всего придется рассказать. Наверное, утром он это и сделает. Еще оставалось одно объяснение, но это уже из вариантов наихудших: возможно он действительно сошел с ума и, как всякий сумасшедший не может справиться с накатом своей личной псевореальности. Об этом не хотелось думать, но проверить тоже стоило. Скорее всего, он и не рассказал Лене ничего, потому что, получи его последнее предположение подтвержение, он категорически не хотел бы, чтобы она об этом узнала. Вот лучше с утра он и займется проверками своей виртуальной известности здесь, благо знает способ, как это сделать. И ещё радовало, что весь сегодняшний день прошел без эксцесов. События запечатлелись в памяти урывками, что естесственно, потому что вспоминаются только самое яркое, хоть и прошло всего несколько часов. Вот, например... Их длинная машина, оставив позади больницу, тихо скользит по раскаленным улицам. Колеса вязнут в расплавленном асфальте. Впрочем, здесь в машине, как Александр уже убедился, прохладно. Наконец, притормозив, повернули к железным воротам, которые немедленно поехали в сторону, открывая вьезд, и какой-то мужчина, оттаскивал злобно рвущуюся с поводка кавказскую овчарку, ростом с небольшого медведя. Машина плавно сворачивает к воротам, проезжает мимо ставшей на дыбы собаки и, свернув к ярко освещенному входу в дом, останавливается. Шофер выходит и отрывает задние двери со стороны хозяина. Александр и Лена выходят сами. Дрожащий от зноя воздух после прохладного нутра машины кажется раскаленным, хотя, странно, - вдоль спины проходит волна озноба. А вот совсем близко, но в другой стороне от ворот, громко лает собака, судя по голосу такая же огромная, что и первая. Звуки разносятся далеко, и даже тихие слышатся необыкновенно ясно. Один из охранников вытаскивает сигареты и закуривает. Запах сигаретного дыма. Александру тоже хочется курить. Скрипит гравий под подошвами туфель, подходит к нему только что отдавший распоряжения людям Станислав Сергеевич. Закинул голову к небу и говорит: - Это мой дом. Дом был необычен. В центре уходила в подсиненную бездну высокая башня, острым шпилем намекавшая на готическую мысль архитектора. Впрочем, тому же служили разного рода башенки, зубцы и узкие стрелочные окошки на обоих крыльях, пристроенных по сторонам башни. Все эти кажущие угрюмыми детали, вместе с временами настигающей чувством нереальности всего происходящего, добавили новый нюанс в облик этого города и нового мира, который - Александр, почему-то, сразу поверил собственной интуиции - уже не захочет отпустить его. Они поднялись по ступеням и открыли тяжелую коричневую дверь, матово блеснувшую полированной древесиной, и вошли в небольшую прихожую, что-то вроде коридора с двумя дверьми. Одну, ближайшую, открыл Самсонов и, пропуская вперед Олега, вошел следом. Они попали в большой зал, со всеми атрибутами финансового благополучия бладельца, как-то: камин, сейчас потухший, вытяжной колпак камина, украшенный смутно средневековыми узорами и, почему-то, головой оленя, слепо уставившейся поверх голов людей куда-то далеко, наверное, в в покинутые леса, где он имел неосторожность потерять бдительность на чужой охоте; также кресла, диван, журнальный столик и что-то вроде буфета, который лишь таковым выглядел, а на самом деле прятал в чреве различные напитки, от которых Александр отказываться не стал. Дом этот в том виде, которым предстал перед взором Александра, возник исключительно по воле Воронова, с детства питавшего смутную тягу к средневековью, рыцарям и турнирам. Не имея ни времени, ни возможности увлечься дивным временем по настоящему, он скользил по верхам: довольствовался собственным смутным ощущением, которые сбивчиво передал архитектору и дизайнеру. Дом получился, и ему нравился, а насмешливые подтрунивания знакомых хоть и злили, но лишь укрепляли его уверенность в успешности проекта. - Куда мы ещем? - отвлекается от недавних воспоминаний Александр. - Увидишь, - поворачивает к нему улыбающееся лицо Лена. - Ты же слышал, Станисл... дядя говорил о корабле. Вот на корабль и едем. Ехать, действительно, оказалось недалеко. Пролетев вдоль набережной, заполненной барами и ресторанами (мелькнуло ослепляющее: "Казино КАБАРЕ") и всюду гуляющими людьми, вдруг оказались в районе порта. Глядящий в небо зенитный ствол шлагбаума, окна сторожки, в одном из которых сплюснулось ярко освещенное лицо высматривающего темную опасность сторожа-вахтера... Потом их настиг лязг, скрежет мкеталла, гул лебедок - разгружалась под прицелом портовых прожекторов большая мрачная баржа - лишь по небу сновали контейнеры с грузами, вздернутые крюками башенных и мостовых кранов. Что ещё было сегодня? - вновь вспоминает Александр. Еще был обед. Подавала блюда пожилая женщина, лет сорока, похоже ровесница его матери. Стол был большим, овальным и с одной стороны сидели Станислав Сергеевич и Лена, а напротив - Александр. Станислав Сергеевич был гостю рад, а скорее всего, некоторому изменению привычного распорядка, которого, вероятно, неизменно придерживался. Александр, конечно, видел его первый раз, но уже сам составил о нем мнение. Медлительная манера говорить, гулкое покашливание в кулак, перед тем, как начать мысль, выдавали в нем человека основательного, прямолинейного и неуступчивого. Поэтому его, возможно вымученное веселие, Александр все равно принимал как знак доброжелательного внимания к себе. Ну-с, молодой человек, - сказал Станислав Сергеевич после того, как прислуживавшая им Мария Степановка разлила в тарелки окрошку и удалилась. Ну-с, молодой человек, как это вас угораздило? - он кивнул на повязку Александра, подразумевая, что спрашивает о ране. Александр, уже сунувший ложку с супом в рот, поспешно проглотил. - Это я и сам понять не могу, ожитвленно сказал он, бросая взгляд на Лену, молча изнывавшую от желания сорваться с места и нарушить чопорную атмосферу обеда. - Только я приехал, хожу по перону, сзади налетают трое в масках, сбивают с ног, затаскивают в кусты... Я думал - грабители, а они мне бритвой лоб резанули. - И ничего не взяли? - поинтересовался Станислав Сергеевич? - Да вы ешьте, а то я сам ем, а вам говорить не даю. - До сих пор болит? - спросила Лена, скорчив жалостливую гримаску. - Взяли только паспорт. Так что я даже не знаю, как домой поеду без документов. А на счет боли... Болеть и вначале не очень-то болело. Так, ныло. А потом мне хирург налила стакан спирта, граммов сто пятьдесят, так что уже совсем было хорошо, - сказал он и принялся за еду. Некоторое время все молча ели. Потом заглянула Мария Степановна и стал вносить сначала утятницу, потом салатницу, потом ещё что-то. За вторым, оказавшимся не гусем, а уткой жаренной с вишнями, Станислав Сергеевич вновь нарушил молчание. - Вы не слышали, в больнице ночью кого-то убили? - черные глаза Станислава Сергеевича внимательно изучали Александра. У того на мгновение исчез аппетит. Он лихорадочно соображал, стоит ли рассказывать о всех своих ночных приключениях. Но тогда-то и решил, что не стоит. Пока все вокруг так бестолково, лучше молчать. - Да? - вполне натурально удивился он. - кого-то убили? Понятия не имею. Лена заинтересовано повернулась к дяде. - Расскажите, кого там замочили? Станислав Сергеевич улыбнулся. Лена, я тебе сколько раз говорил, на тебя твои друзья недоделанные плохо влияют. Что у тебя за лексика: замочить, лажануться... - Да ладно, дядя, неожиданно засмеялась она, и у Александра от её смеха мурашки побежали по спине, так ему нравилась эта девушка. - Ну так кого там угрохали? прыснула Лена. - А тебе весело, - медлительно улыбнулся Станислав Сергеевич. - А веселого мало. Страшной смерью погибли мужики. Вернее, один погиб страшно. Второго просто на нож посадили. В легкие и сердце, под ребра. Мгновенная смерть. А первому не повезло, ему не позавидуешь. Если вообще можно завидовать мертвым. Хотя иной раз можно, - вновь криво усмехнулся. - Ну так вот, попал руками и головой в ножи больничной мясорубки и его прокрутило. - Ну дядя!.. Только за обедом и говорить такое! Мне и есть расхотелось, - сказала Лена, тут же, впрочем, впившись крепкими белыми зубками в утиную ножку. - Я когда стал обзванивать больницы в поисках вас, - продолжал Станислав Сергеевич, - тут мне и доложили об этих убийствах. Самое главное, действовали, судя по всему, профессионалы. Никаких следов, никто ничего не слышал. Прямо мистика какая-то. К тому же, крыло больницы, где все произошло, законсервировано для ремонта, поэтому там никого не было. И зачем надо было устраивать разборки именно там?.. вдруг тяжело и остро Станислав Сергеевич взглянул на Александра. - И кто же были убитые? - поинтересовался Александр. - Да, дядя, кто? Вы выяснили? Что там выяснять. Димок и Андрюха, люди Алишера. Один из наших городских авторитетов, - пояснил Станислав Сергеевич специально для Александра. Погибшие считались лучшими киллерами Алишера. - Хорошо бы Алишера тоже замочить, - сказала Лена и мечтательно сощурилась. - Тоже в мясорубку. Тебе-то что за дело, племянница? - покосился на неё Станислав Сергеевич. Лена почему-то засмеялась. Александр, слушая их, не понимал многих недомолвок и намеков, которыми, как ему стало казаться, перебрасывались дядя с племянницей. Решил при случае распросить Лену подробнее. После утки были кофе, фрукты, какие-то пирожные. А ещё рюмка коньяка. - Мне Ленка о вас все уши прожужжала, - снисходительно усмехнулся Станислав Серегевич, отмечая в воздухе начало тоста. - Я две недели терпел, а потом разрешил вас вызвать. Самому стало интересно посмотреть на парня, который на мою племянницу произвел такое впечатление. Надеюсь вас это не обижает? Александра это не только не обидело, но даже наоборот. Тем более, что он не понял, почему должен обижаться. Он почувствовал, что краснеет. - Не смущайтесь, молодой человек. Все так и должно быть: молодым жить, старикам доживать... - Дядя! - перебила его Лена. - Вот еще, какой вы старый, скажете тоже. Станислав Сергеевич довольно усмехнулся. - Так или иначе, Александр, но я хотел бы узнать о тебе побольше. У нас, я надеюсь, ещё будет время для этого. Вот завтра попробую выкроить часок-другой, можно будет побеседовать. А сегодня, если врач позволит... - он взгялнул на часы, - пятый час, врач в шесть придет... Так вот, если все нормально, Лена может светсти тебя на ночную дискотеку. Я уже позвонил, сказал, чтобы сегодня все было в лучшем виде. - На корабле? - сразу загоревшись, вскричала Лена. - На корабле, на корабле, - ухмыльнулся Станислав Сергеевич. - Как здорово! захлопала Лена в ладоши. - Мы тогда до упора задержимся, - сказала она. Да хоть до утра, - согласился Станислав Сергеевич. - Меня тоже до утра не будет, дела, понимаешь. Можете взять синий "Опель", раз он тебе так нравится. - Ох дядя!.. - мечтательно сказала Лена, - Ну и повеселимся же мы сегодня Станислав Сергеевич угрюмо ухмльнулся. Машина ещё немного проехали по темному асфальту - близко дрожали фонарные столбы на воде - и выехали в тень огромного судна. Огни портовых прожекторов и фары подъезжавших машин высветили ослепительно белый высокий борт и трап с красными цепями вместо перил. - Ну вот и приехали, - сказала Лена. Взвинченно-радостное настроение ощущалось даже во влажном, пахнувшем рыбой и водорослями воздухе. Александра беспокоила, конечно, повязка на лбу, но потом он решил, что если Лене все равно, то других ему и подавно стесняться не пристало. Тем более, что грела глупая детская даже мысль, что рану он получил в бандитской схватке. Лена первая выпорхнула из машины, даже не заглушив мотор. Александр не успел удивиться, как она уже отдавала какие-то приказания подскочившему к ней мужчине в черном костюме. Тот уже лез на переднее сиденье. - Ну где же ты, Сашок! - крикнула Лена. Александр выпростался из машины, которая немедленно стала отъезжать куда-то в тень. На их место, к причалу, уже подплывала следующая иномарка. Лена, схватив Александра за руку, тащила его вверх по протестующе стонущему трапу, все-таки позволившего им подняться на высоту едва ли не трехэтажного дома. Поднимаясь за Леной, Александр посмотрел вниз, на большую бетонную площадку причала, превращенную в стоянку всевозможных машин и вдруг встретился взглядом с крупным молодым милиционером, стоявшим рядом со своим, таким чуждым здесь, среди пестрых иномарок, сине-белым милицейским "жигуленком". Милиционер, затягиваясь сигаретой, пристально смотрел на него. Александр тут же забыл о нем, едва они с Леной ступили на палубу, залитую потоками света, музыки и смеха.
      ГЛАВА 8
      ДЕЖУРСТВО СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА НАЙДЕНОВА
      Смотревший на Александра милиционер, был старшим лейтенантом Найденовым, всего час назад заступившем на дежурство. Да, час назад он ехал по городской набережной и думать не думал, чем окончится его последнее дежурство. Набережная представляла собой фасад города, обращенный к морю, его, так сказать маленькое бетонное лицо. Сейчас к вечеру, когда сумерки уже опустились на город, но день, словно бы в нерешительности присел отдохнуть, ещё не готовый окончательно уйти, витрины многочисленных магазинчиков, салонов, стеклянные окна кафе и баров разом осветились, ещё бледно, казалось, впол накала, но этим уже как бы решили за всех: можно отдыхать. "Но кому как", - думал Александр Найденов, медленно проезжавший мимо кафе на сине-белом патрульном "Жигули". Сегодня он заступил на дежурство один, его напарник, капитан Сапрыкин, простудился накануне, посему взял больничный и на законном основании сидел дома перед телевизором и дул пиво. Упоминание о пиве взбодрило старшего лейтенанта Найденова, потому что, проезжая по набережной, за бетонным парапетом которой желтела полоска пляжа, густо уставленного лежаками, даже сейчас покрытыми отдыхающими телами, он успел отметить некоторое оживление у летнего кафе и на обратном пути решил, дабы убить одним выстрелом двух зайцев, заехать проследить за порядком и заодно опрокинуть бутылочку-другую. Так думал он, продолжая бдительно смотреть по сторонам, а между тем набережная сошла на нет, то есть, буквально, бетон парапета гладко скользнул в песок, обозначая действительное начало городского пляжа, там и там усеянного деревянными грибами и лавочками, на которых ещё продолжали сидеть голые отдыхающие и отдыхающие в одежде, пришедшие после трудового дня пообщаться с природой, бутылочкой и с друзьями, конечно. Последние представляли собой большей частью молодежь. Старший лейтенант Найденов снизил скорость и территорию пляжа проехал медленно, криминала не обнаружил - рано было, - развернулся и отправился в обратный путь. Разумеется, следовало бы заглянуть в порт, симметрично пляжу расположенный с другой стороны городской набережной, но решил, что порт никуда не уйдет, не убудет порт, пока он выпьет свою банку или бутылку пива. Старший лейтенант Найденов был высокого роста, двадцати двух лет от рода, курчавый и почти черноволосый, склонный к полноте, и, в отличие от своего напарника, капитана Сапрыкина, к своим тридцати годам уже успевшего нарастить могучую плоть, ещё не смог превратить нежный жирок, сплошь покрывавший его тело, в добротное сало. Нос его был широк и сплюснут, щеки мягко круглились, тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку. Он был однако привлекателен, даже красив, хотя внимательный взгляд мог различить в чертах его нечто истеричное, что, впрочем, объяснялось постоянной, никогда не отпускавшей старшего лейтенанта Найденова страстной мечтой разбогатеть. Главное, были примеры, которые вдохновляли. Зачем далеко ходить, Ленка Коростылева, три года назад так удачно нашедшая дядю, одного из нынешних всесильных хозяев города. Подобный путь, разумеется, для него неприемлем, если только не найти подходящую вдовую мафиозницу, что, конечно же, трудновато. Или взять Саньку Серебрякова, тоже повезло, только уж этот не сможет воспользуется шансом, тем более, что тот, кто захочет доить Воронова Станислава Сергеевича, протянет недолго. И все же, как некоторым везет!.. Почему не ему? Серебряков, мерзавец, явился в город - и ему все! Почему? Отчего? Всех бы поубивать, легче бы стало!
      Почему же все же не он, Александр Найденов, а кто-то другой?.. С такими вот оптимистическими мыслями, вихрем проносящимися в голове, подобно малькам под сваями портового причала, старший лейтенант Найденов и притормозил у павильона летнего кафе. Не выходя из машины, он закурил сигарету, заглушил мотор и стал осматриваться. Опытным взглядом он искал среди сидевших за... шестью... нет, семью столиками что-нибудь, что могло бы стать зацепкой, пусть небольшой, но разрядкой для чувств, но, конечно, ничего такого не замечалось, разве что эта молоденькая сучка Лена, портовая шлюшка, что устроилась на коленях у своего очередного хахаля и целовалась взасос могла бы стать источником разрядки, но - увы! - даже эта была из знакомых и недосягаема. За другими столами сидела добропорядочная сволочь, служащие, наверное. Один столик занимали четверо знакомых мандариновых носорогов с Кавказа, но эти из другой епархии, этими занимаются ребята из отделения у рынка. Стрший лейтенант Найденов вынул ключ из гнезда зажигания, щелчком выбросил окурок из окна дверцы, поднял стекло и наконец вышел. Сейчас дневная жара спала, воздух благоухал, с потемневших листьев акаций и тополей стекал отежеленный ароматами воздух; перекрывая Киркорова гаркнула ворона; на пустующий столик приземлился голубь, аэродинамическим толчком сметя привлекшие его крошки, только что бывшие на забытой бумажной тарелке. Проходя к окошку продавца, старший лейтенант Найденов ещё раз окинул внимательным взором окрестности. Да нет, ничего такого. Старший лейтенант Найденов подошел к высунувшейся голове продавца. - Здорово, Чингиз! - кивнул он знакомому азейбарджанцу, которому сам выправлял временную регистрацию. - Ну как, бизнес? - Здорово, начальник! Только не Чингиз, а Назим, - почтительно поправил он милиционера. - Какая разница: Назим, Чингиз?.. Все вы Абдулки, - сказал саркастически настроенный старший лейтенант Найденов. - Ну как, все тихо? - спросил он и повернулся спиной к окошку выдачи, чтобы ещё раз осмотреть публику. Ничего не изменилось. Лена все также сосалась со своим парнем, пацан курил и маленькими глотками сосал пиво, на пустом столике все ещё в недоумении топтался голубь, возле ног старшего лейтенанта Найденова остановилась серая собака и Чингиз-Назим уже было вылез в окно выдачи, чтобы пугнуть её закавказским голосом, но милиционер его вовремя осадил. Не потому, что любил собак, а так, для порядка. - Ты это брось, - сказал он. - Здесь вам не там... у вас. Дай-ка мне пивка, ну и орешков там каких-нибудь. И сигарет не забудь... "Мальборо". - Пиво ие холодильника? - готовно отозвался южанин. - А то как же. Сколько с меня? - ритуально поинтересовался старший лейтенант Найденов и услышал ритуальный же ответ. - Обижаешь, начальник. За счет заведения. Ну смотри, - сказал старший лейтенант Найденов и, захватив одной рукой вмиг запотевшие бутылки, а другой фисташки и пачку сигарет, направился к свободному столику, где некоторое время молча пил пиво, в упор беззастенчиво разглядывая отдыхающих за соседними столиками. И тут-то случай, время от времени благосклонно направляющий каждого из живущих, подставил рассеянному взору старшего лйтенанта машину, неторопливо проезжавшую мимо. Это был синий "Опель", лейтенанту известный. Конечно, Ворон куда-то налегке намылился, сразу сообразил старший лейтенант. Если куда официально, то он использует свой кадиллак. Когда же лейтенант всмотрелся в салон поверх опущенных по случаю жары стекол дверных окон, увиденное поразило: на переднем сиденье, рядом с водителем, которым была известная ему подруга Алишера Ленка Коростылева, сидел Санек, собственной персоной, даже со своей повязкой на лбу, делавшей его похожим на камикадзе, только без иероглифов, сволочь поганая. Надо же, объявился, ничего не боится, едет развлекаться, судя по всему, в порт. Длинная фигура милиционера торопливо направилась к патрульной машине. Мешковато сидевший китель делал фигуру мужественной, скрывая толщину наливавшихся жирком бедер. Сев в машину, старший лейтенант Найденов быстро завел мотор и, утопив в гнезде педаль газа, с визгом рванул вслед за маячившим ещё на горизонте "Опелем". Через десять минут он окончательно убедился, что догадка его была верна, Ленка направляла свою тачку к "Альбатросу", шикарному плавучему ресторану-бару-клубу, принадлежавшему, естесственно, самому Ворону, то есть, Воронову Станиславу Сергеевичу. А также лейтенант убедился в том, что некоторые люди сами стараются укоротить свой - и так недлинный - жизненный путь поступками глупыми, не поддающимися разумному объяснению. Санька, хоть и гад отмороженный, но соображать должен, что на "Альбатросе" полно людей Алишера, хотя бы Сало, Багор, а есть и другие, сразу доложат. Старший лейтенант Найденов закурил и выйдя из машины, продолжал наблюдать за поднимающейся по трапу парой - Коростылевой и Саньком. В какой-то момент он встретился взглядом с Саньком, но тот, видимо, соблюдая конспирацию (все-таки за ним шла охота, что ни говори) не кивнул, даже, как будто, не узнал - его дело. Когда парочка скрылась, старший лейтенант Найденов выбросил окурок, сел в машину, машинально вскрыл одну из банок пива, всегда лежавших у него в "бардачке", и стал пить, пока пена не попала в нос. Когда он прокашлялся, решение его окончательно созрело и старший лейтенант Найденов тут же достал свой мобильный телефон. Набирая номер, он, правда, ещё сомневался, слушая длинные гудки, думал, не отключиться ли, а когда на том конце незримой телефонной линии сняли трубку и твердый голос сказал: "Ало!", старший лейтенант Найденов едва не нажал кнопку отключения. Но не нажал. - Алишер! Это Найденов. - Что тебе. - Он здесь, на "Альбатросе". Только что с Леной поднялись по трапу. Некоторое время Алишер молчал. Старший лейтенант Найденов напряженно вслушивался в тишину, нарушаемую лишь еле слышным потрескиванием эфира телефонной трубки. Пауза затягивалась. От напряжения вспотела рука, державшая трубку. Наконец Алишер сказал: - Спасибо, дорогой. За мной долг. Ты сейчас не можешь подняться на борт, проследить, чтобы он никуда не делся, пока не прибудут мои ребята? Минут пятнадцать, не больше. Конечно.
      ГЛАВА 9
      БЕЗУМНЫЙ КОШМАР
      Мужчина в белом костюме стюарта с черным галстуком бабочкой, помогавший посетителям шагнуть на палубу, неожиданно встретился с Александром глазами. Оба узнали друг друга. Мужчина оказался тем парнем в рабочем комбинезоне, что вчера вызвал для него у вокзала машину "скорой помощи". Он весело, хотя и как можно незаметнее для других н округлил глаза: - Елена Ивановна! Сашок! Лена надменно и молча посмотрела на него. Смотрела она на родимое пятно на щеке парня, отчего у того сразу исчезла некоторая фамильярность в тоне. Парень посчитал нужным извиниться. - Я вчера помогал Александру лечиться, после того как на него напали. Я вызвал для него "скорую помощь". Лена кивнула, будто бы с облегчением, отвернулась и вновь уже улыбалась Александру. А тот, уходя от ступенек трапа, оглянулся. Парень, помогая входить новой паре, напряженно смотрел ему вслед. Тень беспокойства, уже почти забытого за день, вновь коснулась Александра. Он решил забыть обо всех недоразумениях и неприятности. Его ожидала праздничная ночь. Подчиняясь общему настроению и в крепнувшей уверенностью в неизбежности счастья, Александр все чаще обнаруживал рядом с собой улыбку, касание руки, плеча, воркующий смешок - присутствие Лены просветляло и, как и обещал Станислав Сергеевич, здесь было здорово. Александр, боясь сглазить, прогонял эти мысли, помятуя, что он здесь ещё чужой, приехал только вчера, и этим чудным, наверное очень богатым людям, почему-то сразу принявшим его, долго присутствие чужака развлекать не сможет. Но пока гремела по железным палубам судна музыка, звенели стаканы, которые разносили на подносах стюарты и которыми лихо чокались то тут то там, на корме играл оркестр, танцевали пары, плавно колыхались на ветру разноцветные воздушные шарики, время от времени с шумом лопавшиеся - все было так прекрасно, что думать о плохом не хотелось. - Мне надо отлучиться, - сказала ему Лена. - А ты стой здесь... Хотя нет, иди к стойке бара и чем-нибудь подкрепись. Я скоро. Лена упорхнула, а Александр послушно вошел внутрь салона, где в большом чем-то все время сверкающем зале, у овально закругленной стены находилась стойка бара, а безупречный бармен с толстым лицом и заметной темной щелью между передними зубами, весело тряс миксером, словно бы готовился и не решался жонглировать. - А, Сашок! - сказал он Александру. - Привет. Слушай, ты почему не позвонил вчера? Тебе как обычно? - спросил он и уже пододвигал стакан с какой-то смесью, впрочем, приятной на запах и вкус, ибо Александр, машинально стал пить. Отпив глоток, он сказал, бармену, что тот ошибается, он первый раз в Анапе, ещё никого не знает и прибыл только вчера, так что тот его принял за другого. - За кого же я могу тебя принять? - удивился бармен. Он засмеялся и весело огляделся, словно искал свиделеля своим словам. - За кого же тебя ещё можно принять, князь ты наш серебряный. Александра Серебрякова и так ни с кем не спутаешь, а после того, как тебя отметили по лобешнику, и подавно. - Так что мил человек, десять кусков вынь да положь. Это может для тебя мелочь, а я вынужден из-за них корячиться. Внезапно лицо его исказила злоба. Быстро оглянувшись, видят ли другие посетители, сидевшие на табуретах несколько в стороне, бармен потянулся вперед и схватил огромной ладонью руку Александра, сжав её так крепко, что казалось могут хрустнуть кости. - Ты что же это, опять надуть захотел? Так я тебе не пацан, знаешь сколько за твою голову Алишер предложил?.. Так я могу ещё и сверх получить, если приму его предложеие. Смотри у меня.. Алишер будет рад, когда узнает. Александр, испугавшись не так угроз бармена, как его откровенной злобы, выдернул руку с такой силой, что расплескал бокал в другой руке. Бармен сразу опомнился. Лицо его потухло. - Что тут происходит, Сало? - вдруг раздался рядом рассерженный голос Лены. - Ты что, идиот, забыл кому служишь? Если у тебя есть притензии, ты знаешь к кому идти. - Я-то знаю, - сказал бармен с угрозой. - Ни черта ты не знаешь. А вот я знаю, - в свою очеред с угрозой сказала Лена. Она взяла Александра за руку. - Пойдем отсюда, завтра он здесь работать не будет, я обещаю. А сегодня лучше ни о чем не думай. Пошли вниз. Александр последовал за ней. Они на лифте спустились вниз, он старался думать о ней, о Москве, о той скуке и ожидании перемен, что постоянно томили его последний год после окончания школы. Он думал, что знакомство с такой девушкой, как Лена уже все окупает, и нечего беспокоится о разных странных вещах, которые не существуют, потому как существовать не могут. Надо хватать удачу за хвост и не думать о плохом. Однако, ему плохо удавалось успокоить себя. Лена провела его в помещение ресторана, оформленное со всей возможной корабельной помпой. Во всяком случае,с преобладанием двух цветов: белого и желтого. Желтый цвет, естесственно, символизировал золото. Потолок и стены блистали разными сверкающими финтифлюшками, лепниной, узорами и прочей яркой дребеденью. Лена выбрала столик и сделала заказ подлетевшему официанту. Официант Лену знал, потому летал особенно стремительно. - Коктейли и что-нибудь к ним. Ну, сам знаешь. Официант наклонил голову и исчез. Лена вытащила сигареты, прикурила одну, затянулась, потом передала её Александру. - Затянись, это мои любимые. Александр послушно втянул в себя дым, отметил необычный вкус, и тут голова его закружилась. Как бы со стороны он услышал собственный голос, спрашивающий Лену: - Что это? И её голос: - Травка. Ты разве не куришь? Курю. Сигареты, - глупо ответил он. Лена засмеялась. - Это тоже сигареты. Не стесняйся, кури. Здесь все ширяются, нюхают и курят. Обычное дело. И вдруг вновь все стало четким, ясным. Официант принес коктейли, какие-то салаты, блюдечки с орешками. Совсем рядом небольшой оркестрик из пяти человек играл что-то медленное, на ярко освещенном пятачке танцевало несколько пар. Лена быстро выпила половину своего стакана, оглянулась вокруг и повернулась к Александру. - Допивай, Саня, и пошли танцевать. Он послушно выпил весь стакан. Настроение мгновенно стало лучше, а формы Лены, под ничего не не скрывающим платьицем, - особенно соблазнительными. Немного неприятно было идти на всеобщее обозрение с повязкой на лбу, хоть и обновленной недавно приходящим врачом в особняке Станислава Сергеевича, но неприятно не настолько, чтобы лишить себя удовольствия ощутить Лену в своих объятиях. Тем более, что настроение продолжало улучшаться, а все глупые мысли о том, что его принимают за другого, стали казаться смешными. Этот ресторанный зал был маленький, почти камерный, и из двадцати - двадцати пяти столов были заняты едва половина. Как Александр и предвидел, на них немедленно обратили внимание. Но, как он с тщеславным удовольствием отметил, смотрели на Лену. Было приятно: с такой роскошной девушкой он танцевал впервые. Наконец танец окончился. Музыка смолкла, музыканты стали складывать свои инструменты. Наверное, решили прерваться на короткий отдых. Лена отошла в сторону к саксофонисту, стала ему что-то говорить. Александр сделал было шаг в её сторону, но вдруг постыдным образом наступил на развязавшийся шнурок и чуть не упал. Когда он быстро нагнулся, чтобы завязать этот проклятый шнурок, вдруг что-то звонко взвилось. По звуку он решил, что это медная тарелка музыкантов. Лена быстро повернулась, посмотрела на Александра, а не в сторону музыкальной сцены, где и звякнула брошенная кем-то тарелка. Александр, повинуясь странному импульсу, оглянулся в противоположном направлении и успел заметить, как мелькнуло в открытом, выходящем на вторую, нижнюю палубу окне чье-то лицо... пристально устремленные на него глаза... что-то еще... пистолет, кажется... Но тут занавеска, отодвинутая прежде, упала, мужчина скрылся, подошла Лена и, взяв его под руку, спросила: - Что это с тобой? Ты белый, как мел. Александр взглянул на её участливое, скорее веселое лицо и, сам понимая, что говорит глупость, сказал: - Знаешь, мне показалось, что в меня стреляли. Пуля попала в тарелку, потому что я нагнулся. Лена, откинув голову с копной тяжелых смоляных волос, завитых в тукие локоны, звонко смеялась. На них оглядывались в полной тишине её смех был слышен во всех уголках зала. - Так же крезануться можно, мой милый дурачок. Если на тебя вчера напали на вокзале какие-то извращенцы, это не значит, что теперь везде надо видеть убийц. Пошли лучше, - сказала она и, взяв его под руку, решительно повела к выходу. На этот раз они попали в полутемный бар, где было накурено, пахло спиртным, пивом. Во всю работали лазеры, выписывая на стенах, потолке и воздухе разные фантомы, геометрические фигуры. Они сели на высокие табуреты у стойки бара. Юбка её немедленно задралась, обнажив загорелые ножки, и Александру страшно захотелось положить руку на её шоколадную кожу. Лена немедленно заметила его взгляд и улыбнулась. Александр поспешно отвернулся. В зале было мало посетителей, человек пять, да, точно. Александр повернулся к Лене. - А почему здесь так мало народу? - спросил он. - Мало? Да вся толпа сейчас пляшет в трюмах. Там классный дансинг организовали. Мы ещё туда доберемся, времени полно, сам увидишь. А ещё сегодня дядя распорядился пускать только проверенную публику. Это в честь твоего прибытия в наш город. - Почему же такая честь? - смущенно спросил Александр. - Да это он для меня старается, - улыбнулась Лена и загадочным взором взглянула на него. - Почувствовал за эти две недели, как я тебя ждала. - Две недели? удивился он, хотя и польщенный. - Ну, две недели собиралась, а потом все же решилась позвонить. Она повернулась к ничего не слушающему бармену и, подмигнув, попросила: - Федя! Налей-ка моему другу фирменный коктейль. Бородатый бармен, пожонглировав миксером секунду-другую, вдруг исчез под столом, выпрямился уже со стаканами, которые и протянул им: один Александру, другой - Лене. - Тебе обычный, - объяснил бармен, - а твоему другу - фирменный. После того, как Александр выпил содержимое своего стакана, стали происходить необычные вещи. Но что интересно, Александру они необычными не казались. Просто их истинный смысл находился по иную сторону понимания, отношения к нему, Александру, не имел, следовательно, нечего было ломать голову. - У меня странное состояние, - успел он сказать Лене, я будто плыву. - Так и должно быть. Сначала травка, потом ещё кое-что. Вот и поплыл. Ты же слышал, я попросила фирменный коктейль. Это чтобы ты раскрепостился, а то, я чувствую, все чего-то ждешь. Сейчас ещё занюхаем кокаинчику и пойдм попляшем. В трюме дансинг - закачаешься. Лена достала пакетик, заставила Александра вытянуть большой палец, высыпала на ноготь немного порошка и заставила втянуть одной ноздрей. Потом насыпала порцию для другой ноздри. Сама тоже стала нюхать. Александр почувствовал, как стеклянеют ноздри. Тревоги и сомнения ушли навсегда. Он понял, как все глупо, как было глупо все время опасаться чего-то там... Лена заказала бармену ещё пару стаканов и закурила. Александр тоже закурил сигарету из её пачки. Лена была необычайно красива, и у неё неправдоподобно огромные и великолепные были черные ресницы - словно бабочки, волшебно мерцающие на райских кущах. - Ты пей, а я отлучусь, мне в туалет надо. - Федя! обратилась она к бармену. - У тебя туалет работает? Тот утвердительно кивнул и показал большим пальцем на неприметную дверь за своей спиной. Лена сползла с табурета и исчезла за барменовой дверью. Александр оглянулся и, к своему удивлению заметил, что в небольшом помещении бара, где только что было занято несколько столов, нет ни единого человека. Только они с бородатым и молчаливым барменом. И ещё Лена где-то там. Ушли куда-то все. Ему показалось, что-то укусило его в лодыжку. Александр резко потянулся рукой согнать злобное насекомое, нагнулся... Сквозь журчание музыки услышал короткий, характерный звук, уже хорошо знакомый за последние сутки, а когда поднял голову, бармен, держа в руке пистолет с навинчепнным глушителем, медленно сползал на пол. На груди его, на белой сорочке, необычайно быстро растекалось красное пятно. Александр оглянулся на входную дверь, откуда опять стреляли по нему и промахнулись в который раз. Шагах в трех от него стоял тот другой бармен, со странной кличкой Сало, который недавно требовал от него денег и целился в Александра из собственного длинного пистолета. Раздался выстрел, череп Сало взорвался, и ещё один бармен рухнул на пол. Ничего, здесь темно, его мозги и не заметят, - сказал возникший из ниоткуда вчерашний вокзальный рабочий, а ныне - стюарт, помогавший им с Леной взойти на этот нереальный корабль. Да, тот вчерашний парень с родимым пятном на щеке. Между тем парень подскочил к стойке бара, выхватил откуда-то полотенце, стараясь не запачкаться, укутал голову убитого Сало и потащил тело за стойку бара. - Надо спешить, - быстро говорил его спаситель (спаситель?..), - я видел, сюда идут люди Алишера, самые гнусные из всех: Руслан и Лось. И, кажется, засек Лома. Так что надо линять нам отсюда, пока не поздно. Делая это маловразумительное сообщение, он успел затащить труп за стойку бара, где уже лежал один бармен. Теперь их стало двое. - Без Лены никуда не пойду! - решительно сказал Александр, которому все происходящее показалось крайне подозрительным. Парень с родимым пятном, которое, как известно в народе, является поцелуем сатаны, - стал убеждать его уходить одним, потому что Лену нельзя подвергать опасности. - Но хоть предупредить-то её надо, - твердо сказал Александр и, подойдя к дверце за стойкой бара, открыл её и шагнул в коридорчик, пройдя который, вышел на ярко освещенную палубу. К нему немедленно подошел милиционер, которого Александр заметил ещё в самом начале, когда они с Леной поднимались по трапу. Милиционер, отдав честь, приказал ему следовать за собой. Тут Александру стало тяжело, муторно. Все то спиртное, все те травки, кокаинчик и прочая фирменная дрянь, что он поглотил за ночь, вдруг забродила в нем. Идти за милиционером было тяжко. Тело стало словно чужим, ноги - ватными, неповоротливыми. Качнувшись, Александр последовал за постоянно и зыбко изменяющейся спиной милиционера. Было непонятно, зачем его задержали и ведут куда-то. А ещё - и это отдавалось странным сжатием в груди - было непонятно, зачем ему вообще надо уходить именно под охраной, а главное... главное.... - Быстрее! У тебя ноги, что-ли, не передвигаются? - крикнул снизу трапа милиционер, и пришлось спускаться. Внизу у трапа ему стало так плохо, что пришлось отойти к кромке причала и сблевать в воду, плещущуюся между бетоном и отвесной белой глыбой судна. Сразу стало легче. Он пошел к ожидавшему его у "жигуленка" милиционера. Ночь уже на исходе. Предрассветный воздух серел, огни фонарей и прожекторов поблекли, и потускнела ночью черная и блестящая вода в бассейне порта. Вода маслянисто плескалась, расчерченная сходящимися к нему (как к центру мироздания) дрожащими дорожками отражений, а сверху минерально сияли холодные звезды. С ясно слышным ревом пролетела, довольно далеко, впрочем, моторная лодка. Свет в машине зажегся и дверца, открывшись, впустила Александра. На заднем сиденье поместился ещё один силуэт; мужик немедленно, протянул вперед руку с пистолетом и положил ствол рядом с головой бессильно откинувшегося на сиденье Александра. - Ну накурился, Санек, дышать нечем! Ты у нас ко всему и настоящий наркоман, - милиционер ворча себе под нос, нажал кнопку электрозажигалки, достал сигареты, предложил Александру (тот взял). Дождавшись щелчка, прикурил сам и протянул ещё рдеющую спираль зажигалки Александру. После этого милиционер достал трубку телефона и стал набирать номер. Соединившись, коротко доложил: - Алишер! Он здесь, со мной. Все это было так ненужно, так лишне, что Александр, открыв дверцу, вышел из машины. Налетевший ветерок свежо обдал его, напомнив о надвигавшемся утре принесенными запахами. Александр решительно вернулся на судно и, пройдя по всем коридорам, спустился вниз. На корабле тоже было нехорошо. Доносились какие-то дикие вопли, бравурный смех, грохотала музыка, и все вообще казалось не от мира сего. Александр спустился в огромный зал, пространство которого сверху, под потолком было испещренно разноцветными и, видно, совершенно уже ненужными металлическими приспособлениями; кавардак кругом, конечно, впечатлял. Все эти лесенки, трапы, ажурные конструкциии непонятного назначения, тут и там заполнявшие пространство внутриутробного помещения (имелось в виду утроба "Альбатроса), были добротно размалеваны мазками всей палитры красок, а вездесущие лазерные привидения дополняли вакхическую атмосферу, страшно, кстати, задымленную, несмотря на тяжело работающие моторы вентиляции. Пробираясь сквозь спрессованную и вразнобой двигавшуюся толпу (здесь была не только молодежь, но и люди возраста среднего: от двадцати пяти до тридцати пяти, веселящиеся более сдержанно), Александр наткрулся на группу тяжелых мужиков, которые тут же обратили на него взоры и стали что-то говорить, неслышное в грохоте музыки. Наверное, здоровались, иначе их хлопки по его спине и плечам обхяснить было нельзя. Внезапно появился стюарт с поцелуем дьявола на щеке, прекратил эти односторонние приветствия и увлек Александра за собой. Отведя его на пару шагов от группы оставшихся смотреть им вслед мужиков, стюарт вдруг вынул из внутреннего кармана хлопушку, рванул за ниточку, полюбовался, задрав голову, на облако конфети, и вновь повлек Александра за собой. - Куда мы идем? - крикнул Александр в самое ухо стюарта, для чего пришлось нагнуть голову: парень был значительно ниже. - Я ничего не могу решить, - крикнул в ответ стюарт, перекрывая шум. - Цели достигают только те, кто имеют четкий план. Я должен сначала посоветоваться с боссом, если он ещё жив. А если нет, надо перекраивать план. Может быть договариваться с Алишером. Сказав эту свою маловразумительную чепуху, стюарт протолкнул Александра в щель между двумя гигантскими черно-белыми трубами, ползущими по стене куда-то вверх. Они очутились в зале нормальных размеров, где повсюду были расставлены игральные столы, музыка уже различалась и исходила от человеческого ансамбля, правда, цыганского. - У тебя есть деньги? - спросил стюарт нормальным голосом. Денег у Александра не было. - Тогда я поставлю за тебя. Ты куда хочешь поставить: на черное или красное? А может чет или нечет? Александру было все равно. Стюарт протиснулся к столу, поставил что-то извлеченное из кармана, тут же проиграл, о чем радостно сообщил Александру. - Всегда проигрываю, сколько не ставлю. Хорошо еще, что за счет заведения, а то бы в трубу вылетел. Он спохватился и вновь уцепился за рукав Александра. - Еще немного, - сказал он, пропихивая спутника в новую дверь, тоже замаскированную в стене. - Еще чуть-чуть. Когда Александр, очутившись в почти пустом коридоре, огляделся, стюарта уже не было. Куда-то делся стюарт. И сейчас, от сатанинского безобразия вокруг, привнесенного, конечно, стюартом с печатью сатаны на лице, стало ему ещё тяжелее. Хотелось поскорее выбраться из ненужно расширившегося плавучего клуба "Альбатрос", хотелось найти Лену, куда-то исчезнувшую. Его охватила какая-то тревога. Между тем двое здоровых мужиков в темных костюмах, перенесли его в бар, где его радостно встретила Лена. Лена, оторвавшись от стойки, кинулась к нему. - Идем танцевать, а то ты совсем заис. Может выпить хочешь? Он отрицательно покачал головой. - Не хочу. Мне от водки плохо делается. - Может занюхаешь? Кокаинчик ещё имеется. Знаешь, чепуха, а приятно, - она быстро, ловко отсыпала ему порцию в каждую ноздрю. Он покорно занюхал. - Хорошо, что ты не колешься, - деловито отсыпая и себе немного, говорила Лена. - Хорошо, конечно, а то некоторые окончательно себя угробили. А ты ещё ничего. Сдерживая глупую улыбку удовольствия, Александр пошел за Леной к танцевальной площадке. От неё сильно пахло духами, и этот необычный для него запах волновал; волновали и соединение её девичьей смелости со всем тем женственно-юным, что было в её лице, в черных жгучих глазах, в тонких нежных руках - во всем, что ещё с первой встрече возле своей торговой палатки ощутил в ней он; её круглые колени касались в танце его ног, а волосы нежно ласкали и щекотали его щеку. Внезапно в дверях показался забытый уже милиционер и стал кого-то искать глазами. Его, конечно. Это было уже невыносимо. - Я сейчас приду, - сказал он, - только заморочу всем головы и приду. А если что, встретимся завтра утром... Лены уже не было. Александр оглянулся и увидел за собой довольно-таки испуганного верзилу с обычным здесь реквизитом - пистолетом с глушителем. Александр, сам удивляясь перепадам настроения, с удовольствием вспомнил, что аналогичный образец, презентованный ему сумасшедшим городом, лежит в его сумке дома у Лены. Вернулся к действительности. Впереди него, по коридору пробирались уже двое. И тот, что был у него за спиной, и эти двое впереди прислушивались к шорохам и скрипам в этом узком, впереди резко поворачивающем коридоре. Быстро выглянув за поворот, исчез первый. За ним второй. Александрекксандр шагнув следом, вновь чуть не упал от второй раз за вечер развязавшегося шнурка... нагибаясь к туфле, он вдруг получил такой удар по затылку, что померкло в глазах... он опустился на колени, но пол коридора раступился, и он полетел куда-то вниз. Видимо, корабль "Альбатрос" мог расширяться в пространстве по всем направлениям, вглубь тоже. Приземление было ужасным. И не потому, что ударился при падении - как-никак пролетел метров пять, не меньше, - главное, на что приземлился: повсюду громоздились неподвижные тела людей. Сверху летел тот третий мужик, что следовал за ним. Александр торопилво отшатнулся в сторону, избегая новых ушибов. И так раскалывался затылок. Осматриваясь кругом, Александр ощупал голову. Новая рана; пальцы увлажнились, нащупав поверхностную, правда, но глубокую царапину. Мужик, упавшему только что, повезло гораздо меньше: у него вместо лба зиял темный развал от вышедшей наружу пули. Мертвец все ещё сжимал свой, не помогший ему спастись пистолет. И тут вдруг Александру стало непередаваемо страшно. Он сидел на куче трупов. Было здесь не меньше семи-десяти человек и, судя по всему, живым был только он. Еще у некоторых были разворочены лбы - стреляли в затылок, конечно, на повороте коридора. Других пули настигли не столь унифицированно: у кого-то краснела рубашка на груди, как у бородатого бармена, лежащего возле стены. В общем, судя по всему, это небольшое, но высокое, как колодец помещение служило отстойником для трупов. Так как все это было невозможно и, значит, сознание, действительно, шутило с ним шутки, Александр почувствовал злое безразличие. Все было глупо. Пошатываясь, он встал и на ходу нагнулся, чтобы вынуть из теплой, кстати, руки ближайшего мертвеца пистолет - предмет здесь обиходный, необходимый на все случаи жизни. Добрел до лесницы, приваренной к железной стене колодца. Пришлось ещё задержаться, чтобы завязать этот дурацкий, правда, спасший его только что шнурок. Балансируя на чьем-то могучем бедре, завязал со второй попытки. Полез наконец. Помещение освещалось довольно сильной лампочкой; было светло, так что разгул привидений исключался. Впрочем, плевать. Лестница привела его к железному люку. Не тому, большому, что так славно фунционировал в центре потолка, а маленькому, видимо, для обслуживающего персонала. Он испытывая дурноту от выпитого и съеденного за вечер, а кроме того, безграничное отвращение ко всему этому заколдованному, отвратительному месту.
      Александр поднял одной рукой люк и стал вылезать, не обращая внимания на опрокинутые лица двух мужиков, сидящих перед экранами мониторов на длинном столе. Остолбенение хозяев длилось все время, пока Александр вылезал. Потом один с глухим вскриком метнулся к портупеям, сваленным на соседнем столе. Метнулся с желанием явить миру ещё один пистолет. Равнодушно включаясь во всю эту непонятную ему игру, Александр выстрелил сначала в одного, потом в другого. Во второго стрелять пришлось дважды, первый раз пуля попала ему в живот, и мужик стал кричать, но вторая пуля попала лучше некуда: в глаз. Александр подошел к столу с мониторами и пультом управления. Показан был все тот же коридор, где находился люк-ловушка. На экране одного из мониторов плавало перекрестье прицела, а на столе был установлен простой игровой пульт с ручкой наведения: таким образом здесь направляли пулю точно в цель. Александр тронул ручку, словно надеялся сразу прочесть на экране объяснения всему; но лишь закачалось перекрестре прицела. Ответа не было и быть немогло. Впрочем, натуралистичность этого грубого действия вокруг раздражало чрезвычайно. Падая вниз, Александр не только ударился при падении, но и плечом измазался в чьей-то бутафорской крови; промокла и рубашка, липко клеясь к руке. Он снял пиджак, рубашку и,не долго думая, испачканный рукав. После чего рубашку одел, а вместо своего, решил позаимстовать пиджак одного из операторов. Им все равно был уже не нужен. Выйдя из операторской, он сразу попал в бар, где все ещё ждала его Лена. Лена, кстати, была здесь единственным живым человеком, так что осознание того, что из кунтскамерных ужасов он вышел опять в настоящую жизнь, обрадовало чрезвычайно. Лена потянула Александра за собой к столику, возле которого нашлась узенькая и низкая дверца, туго отозвавшаяся на их усилия. Они вышли и сразу оказались на палубе. Лена повернулась к нему, загадочно, колдовски сверкали близкие её глаза. Лена обняла его, поцеловала в губы, отстранилась, посмотрела и, как будто убедившись, что он достоен того, закрыла глаза и на этот раз прильнула надолго. Их поцелоуй был прерван громким хлопком; со смехом и дружелюбными шутками их окружили незнакомые Александру, но знакомые Лене парни и девушки. Сам Александр был, разумеется, знаком всем. Кто-то открыл бутылку шампанского, улыбаясь, разливал в сдвинутые стаканы белопенное вино. Уже не думая ни о чем, даже не пытаясь думать, Александр просто подчинялся сменяющемуся настроению этой ночи, сконцентрировавшей все в себе все то, что было так непохоже на его прежнюю жизнь. Александр, Лена и все новые парни и девушки вновь очутились за столоми в баре. Александр стал рассказывать о недавним с ним происшествии, о колодце, о убитых телах. Как и ожидалось, все приняли его рассказ воодушевленно. Лена немедленно и громко чмокнула его в щеку. Все поздравляли Александра за его необычное хладнокровие в нелегкой битве с бандитами. Лена пошла с кем-то танцевать, а Александр повернулся к парню, недавно разливавшему шампанское и спросил, где тут туалет. Парень вызвался проводить его. Они поднялись по ступеням железной лестницы, прошли коридор, по другой гремящей лестнице спустились ещё и уперлись в дверь со стеклянный и очень мутным окошком. Грязным, конечно. Это и был туалет, как стало видно, когда они включили свет. Немного беспокоясь на счет стеклянного окошка, Александр долго осматривался в тесной кабине гальюна - все было грязно и запущено. Потом он вышел, но наверное, в другую дверь, потому что вновь оказался на причале. Мимо громады "Альбатроса", тихонько пыхтя и урча, медленно и плавно двигалась очень длинная баржа. Стал накрапывать дождик, хотя на небе - там и там крупно горели звезды. Но странное дело: от свежего воздуха, от дождика и простора стало ему плохо. Оттянул ворот рубашки. Полез за сигаретами в карман. Куда-то исчезла зажигалка. Спрятал в кулаке сигарету - огляделся. К нему, сверкая яркими огоньками на крыше, подъезжала машина, несмотря на свой малый размер оказавшаяся точной копией милицейского "Жигули". Внутри сидел все тот же милиционер, недавно им оставленный и незнакомый пассажир с пистолетом на заднем сиденье. Тоже, наверное, оперативик. Обрадовавшись возможности прикурить, Александр влез в распавхувшуюся ему навстречу дверцу. Электрозажигался, щелкнув, выскочила из гнезда и он прикурил. Машина тронулась с места. Александр, вновь соображая, что вся эта чертовщина вокруг него происходит неспроста, уже хотел только одного: найти тихое пристанище, где можно будет спокойно обдумать весь калейдоскоп событий, в центре которого, невольно, оказался он. Они выехали из территории порта. Александр оглянулся на шатающегося вахтера, тщетно пытавшегося опустить за ними шлагбаум. Тут послышался треск, машина с визгом затормозила, потом тут же рванула вперед, так что Александр, вначале едва не влетевший лбом в переднее стекло, был немедленно вдавлен в спинку кресла инерцией рывка. Милиционер рядом лихорадочно крутил руль и бешенно ругался. Чтобы Александра не бросало на поворотах, он пристегнулся ремнем безопасности. Его приятно и сильно обдувал ветер, причем ветер дул через круглую дырку, отчего-то возникшую в лобовом стекле. Несколько раз машину заносило на поворотах, визжали тормоза. Милиционер, все время повторял, словно заезженная пластинка: "Вот гады! Вот гады!". Заднее стекло вдруг рассыпалось на мелкие осколки. Пожалуй это было уже слишком. Обозлившись на нескончаемый кошмар, Александр дотянулся ногой до педали тормоза, и ещё рванул ручку ручника, дабы воздействовать на события со всей полнотой; правоохранительная машина разом остановилась. Не ожидавший этого милиционер и пассажир сзади среагировать не успели: первый вжался в руль, а второй махнул над головой Александра, выбил лобовое стекло и улетел в ночь. Черти что! Болела грудь от ремня безопасности, да и летун едва не сбил повязку. Поправляя свой белый бинт на голове, Александр вылез из машины. И вдруг, ощущение того, что все позади, ощущение не подкрепленное ничем, такое же необъяснимое, как и все, что творилось здесь вокруг него, наполнило Александра облегчением и радостью. Моросил мелкий дождик, хотя небо продолжало быть прозрачным, лишь скользкая луна находила сразу серебром вспыхивающие клочки облаков, проносящиеся тут же. Дышалось легко, все было хорошо. Александр закинул голову, чтобы освежить лицо мелкими каплями дождя. В правой руке он держал пистолет, непонятно где подобранный. Откуда-то донеслась быстрая дробь подошв, но к нему это уже имело отношение опосредовательное. Потом стюарт, проведенный сквозь ночь веселящимся дьяволом, коснулся его плеча и тяжело дыша, сказал: - Босс приказал везти тебя домой. Станислав Сергеевич и Лена ждут тебя дома.
      ГЛАВА 10
      ШУТКА ИЗВРАЩЕНЦЕВ
      Александр проснулся. Из-за задернутых тяжелых штор комната была залита лиловым румянцем, но предметы не растворялись, стояли каждый по себе: кресло, зеркальное трюмо, табурет с мягким сиденьем перед ним, направо шкаф с одной открытой дверцей, ещё одна приоткрытая дверь, но уже в соседнюю комнату. Звук, разбудивший его, повторился. Это был чистый, стеклянно-металлический звук ложечки о стакан и, судя по остывающему звону, посуду несли где-то в коридоре за стеной. Следом раздалось подавленное хихиканье, глухое, неопределенное запрещение, угадываемое в интонации, и наконец осторожное покашливание. С усилием, словно бы содержимое его головы подмерзло за время сна и мысли-рыбы с трудом пронзали вязкость среды, он стал думать, как много вместилось в последние дни и сколько новых людей он узнал, и как причудлив, безнадежен поиск никогда не обретавшего реальность смысла. Воспоминание о вчерашних ночных приключениях, которые он помнил смутно, но все же достаточно ярко, чтобы не сомневаться в их существовании, своей абсолютной несовместимостью с обыденностью, наполнили его душу отчаянием. Он был болен, тяжело болен, об этом знал только он, и он же сам должен поставить диагноз. Скрипнула дверь. Александр открыл, но тут же прикрыл глаза. Щурясь в полумраке, в комнату вглядывалась Мария Степановна и, так как признаков жизни обнаружено не было, голова втянулась обратно. Александр подумал, что все люди, которых он вчера встречал - не живые существа, а только ходячие манекены, на которых можно повесить табличку: шофер, милиционер, стюарт, бандит... Последнюю табличку он можно было бы повесить многим, может быть всем кому ни попадя. И вдруг мелькнуло жаркое воспоминание: поцелуй влажных губ Лены, её тяжелое круглое колено... Уже почти проснувшись, он все ещё плыл в редеющей дреме, различая новые звуки. Во-первых, сливаясь в сплошной, только изредка разбиваемый близкким рокотом гул, где-то гудели двигатели автомобилей. Иногда только, по мушиному долетал с моря звук особенно сильного мотора. Во-вторых, несмолкаемо, давно и, видимо, прочно став неслышным фоном, звенели разные птичьи голоса. В-третьих, сам дом громко жил интимной жизнью, озвучаемой то ревом пылесоса где-то в глубине, то звоном давешней посуды, то визгливым воем водопроводного крана. Вновь легко и свободно задвигались по внутренностям век, напоминавшие яркие пятнышки-блики картинки вчерашних кошмаров: стюарт, с дьявольской отметиной на щеке, уже второй день под разными видами ходит за ним, периодически кого-то отстреливая; всевозможные бандиты, то и дело стремящиеся его самого подрезать, либо подстрелить; смутные операторы, словно играя в компьютерные игры, хладнокровно наводят прицелы на затылки жертв; бармены, которые на самом деле не бармены, потому что по ковбойски выхватывают пистолеты, дабы защитить свою (или чужую) собственность; а главное, главное!.. огромный железный стакан колодца, где, словно утопленных котят в ведре, собрали отстрелянных боевиков!.. Ему захотелось курить и повернув голову, он нашел на тумбочке у постели пачку сигарет и зажигалку. Видимо, почти бессознательно, он перед сном выложил их сюда, предчувствуя такой вот миг утреннего желания курить. "Мальборо". Своей "Стюардесы" не было. Дотянувшись, он схватил мягкую уже пачку. Несколько сигарет, и одна с отломанным фильтром. Иностранный дым, шершаво щекоча горло, выдул из него постельную размытость. На улице разгар дня, и собственное лежание в чужом доме и чужой кровати сразу предстало в ином свете. Ему сделалось неуютно. И вдруг он резко сел; страшно ясно, в деталях, увидел перед собой застывшие лица мужчин, целившихся друг в друга... лица, отрешенно лежащий под ним в колодце... окровавленные лица, с вырванными лбами... лица в которых стрелял он... Он! Он, Александр, кого-то сбивал, словно фигурки в тире!.. Он в жизни никогда никого не убивал, даже тараканов брезговал... Александр чувствовал себя так, будто его избили. Нет, надо убегать отсюда, в Москву, к врачам, пусть излечат его от всех этих невозможных кошмаров. Совершенно неожиданно мысль о врачебной помощи успокоила его. Скорее всего, это на него так подействовала перемена климата, южная радиация, или что-то там ещё есть в арсенале иссушающе-неистового юга. Возможно, он все ещё лежит в больнице и все эти свои приключения видит в больном бреду, все порождено его перевозбужденным мозгом. Кроме того, если он болен, то может выздороветь, как и многие. Значит, подумал он уже спокойно, надо прежде провести задуманную ещё вчера проверку, о которой он читал в каком-то научно-популярном жкрнале, рассказывавшем, между прочим, о реальности восприятия людьми собственных сновидений, которые часто и здоровые люди некоторое время после пробуждения путают с действительностью. Нужен только калькулятор и ещё один человек... Но этим он займется потом.
      Он уже не испытывал страха, нет, но холодный нервный озноб, на мгновение сотрясший тело, оставил, прежде, чем уйти, ощущение тяжести и безнадежного предчувствия грядущих бед. Не докурив, он смял сигарету в услужливой пепельнице и, встав, пошел в ванную комнату. Там, под душем, он окончательно перешел от полуужасов, полугрез в мир тесный и требовательный, в мир реальных затей, реального одиночество и реальной опасности. Он вышел в толстом махровом халате и, подойдя к кровати остановился в удивлении. Поверх наспех приглаженного одеяла лежал плоский костюм (брюки свешивались штанинами до пола, а рукава пиджака крестом накрыли поперек постель) и рубашка. На полу стояли светлые туфли. За спиной раздалось деликатное покашливание и, когда он оглянулся, внутрь вплыла Мария Степановна, подтвердившая догадку, что костюм приготовлен для него, его вчерашний (последовал неопределенный взмах бровей) ни в стирке ни в починке уже не нуждаются, его пришлосье выбросить Этот костюм прислали, пока он спал, но ей кажется, он не хуже вчерашнего. Говоря все это, она успела отдернуть шторы и впустить зрелый свет дня, а потом, открыв оконные створки - и воздух, свежестью невольно поманивший наружу. Ему оставалось только одеться, и вскоре, сверившись с отражением в зеркале трюмо, он в свободном серо-голубом костюме, туфлях и светлой рубашке (тоже с легкой голубизной) вышел в коридор. Из одной из соседних дверей немедлено выпорхнула Лена, быстро оглядела Александра, подмигнула, хихикнула и сообщила, что Станислав Сергеевич через час ждет их в столовой обедать. Это было кстати. И этот час, несмотря на веселое недоумение Лены, они провели в занятиях математикой. В какой-то момент она, было, взбунтовалась, но Александр обещал рассказать ей смысл происходящего сразу же, едва они сверять каждый свое число. Вначале, Александр заполнил целую тетрадную страницу рядами цифр и значками деления, умножения, вычитания и возведения в квадрат, словном, всем тем, чем располагают возможности обычного калькулятора. Затем, не подглядывая в калькулятор другого, каждый должен был самостоятельно решить эту задачу. А в итоге - сверить результат. Смысл всего был вот в чем. Если итоговые числа, выданные обоими калькуляторами, будут совпадать, значит он здоров. Его мозг, если и был способен увидеть что-то свое на экране собственного калькулятора, то воздействовать на сознание Лену уже было не в его силах. Он даже вспотел, когда пришло время сверять данные. Результаты совпадали. Значит, он не был болен. Последняя надежда исчезла. Выходит, все, что ни происходило с ним эти последние дни было на самом деле. Он был здоров, и всему, что произошло с ним, надо было давать рациональные объясниния. И тут же ему показалось страшно наивной недавняя надежда свалить все на душевную болезнь. Тем более, что никто в его роду, насколько он помнил, не страдал подобным. К тому же пистолет - и это сразу стало аргументом весомым, тяжелей некуда - все ещё лежал в его сумке как доказательство материальности всего. Глядя как Лена терпеливо ждала его объясниний, с лицом, заранее готовым взорваться весельем, если его действия были прологом к розыгрышу, Александр, чувствуя страшную усталость, стал ей рассказывать. Он рассказывал обо всем, что с ним произошло с момента прибытия на железнодорожный вокзал. Говорил он медленно и голос у него был немного грустный. Лена, изумленно открыв рот, выслушала его рассказ о резне в больничной кухне, потом о его блужданиях по растянувшемуся во времени и пространстве "Альбатросу". Под конец, слушала уже недоверчиво, а когда, наконец, до неё дошел общий смысл всей его истории, начиная с того, что в городе он всем оказался известен и кончая бесконечной пальбой, большей частью результативной, она расхохоталась. Визжала, дрыгала ногами, откинувшись на диване, не могла успокоиться. В общем-то, Александр был ей благодарен за это. А Лена смеялась и за обеденным столом, пересказывая воображаемые приключения Александра Станиславу Сергеевичу, тоже оттаявшему настолько, что беспрерывно усмехался, не бросая тяжких взглядов на Марию Степановну и по сторонам. Потом вдруг как-то сразу Воронов вновь стал медлительно серьезен. Кое-что, конечно, не лишено смысла, молодой человек. Я теперь, в общем и целом, начинаю понимать в чем смысл нападения на вас. Я имею в виду вокзальное нападение, завершившееся ранинием лба. Кстати, после обеда вас ждет врач, который сделает вам перевязку. Так вот, меня тоже вначале происшествие с вами паставило в тупик, но теперь все стало понятно. Вы, оказывается, очень скрытный молодой человек. Впрочем, качество похвальное. Но что стоило вам поделиться с нами своими проблемами!.. И вы бы не тревожились, не портили себе нервы столь долгое время. Могло бы случиться так, - церемонно и мерно говорил он, - что эти волнения, действительно, могли способствовать шизофрении, не дай Бог, конечно. - Но я не вижу в этом смысла, - сказал Александр. - Все очень просто. Над вами просто посмеялись. Представьте себе, какая-то банда молодых бездельников, обдумав спектакль, выбирает одинокую жертву - вас, в данном случае, нападает, ничего не грабит, но делает отметку на лбу. - Но зачем? - Я же говорю, для смеха, для тупого развлечения недоразвитой молодежи. - Я не понимаю, - развел руками Александрекандр. - Санек! Не перебивай! - улыбнулась ему Лена и, повернувшись к Станиславу Сергеевичу, нетерпеливо сказала, - Ну дядя, дальше. Я тоже хочу знать. - Так вот, эта банда, скорее всего предупредила своих знакомых по всему городу. И те устроили спектакль везде, где только встречали вас. Вы и без повязки приметны, а с этой раной вас уже спутать нельзя ни с кем. - Но многие знали мое имя и фамилию!.. - Вы что, сами не можете догадаться? Все проще простого. Вы же сами сказали, что пропал один паспорт. По паспорту они узнали ваше имя, фамилию и передали своим дружкам. Станислав Сергеевич покачал головой. - Да, таким розыгрышем можно кого угодно свести с ума... - Ну ладно, возможно, - махнул рукой Александр, - с этим я пожалуй могу согласиться. Но как объяснить все эти убийства, эти трупы?.. Станислав Сергеевич, помрачнев, всем телом повернулся к Лене и строго сказал: - Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не увлекалась наркотой! Теперь видишь, до чего ты довела молодого человека! Он и так был встревожен, а твоя травка видишь куда все направила. Что ты давала Александру? Лена немедленно заскучала, увидела что-то на скатерте , потом за окном... - Я с тобой говорю! - хмуро сказал Станислав Сергеевич. - Ну дядя! - капризно, тоном маленькой девочки сказала Лена. - Обычный набор. Мы же веселиться приехали, не водку же хлестать, чтобы потом головы как котел были. Немного травки, кокаинчику занюхали... Так, по мелочам. - По мелочам! - ворчал, уже отходя, Станислав Сергеевич. - Когда-нибудь ты у меня дождешься... - Ну дядичка!.. - А те двое в больнице? - вспомнил Александр. - Как я мог узнать об этом? И даже видеть? Нет, здесь что-то не то. - Как раз то, - не согласился Станислав Сергеевич. - Ты говорил, что нашел в тумбочке водку и коньяк. И сигареты, кажется? - Да, у меня и курить с собой не оказалось. В тумбочке и "Мальборо" было. - Ну, ясное дело. Опять наркоманы. Это уже повсеместное бедствие. Секретари тоже, наверное, знакомые тех вокзальных шутников. Надо ещё выяснить, работают ли там твои санитары. Тебя перетащили в пустое крыло, подкинули спиртного с наркотой, чтобы сразу начать обработку. А тут внизу начались разборки. Во сне вы, возможно, все слышали, может в наркотическом опьянении даже наблюдали что-то. А ваше подсознание сделало вас участником событий. А ещё проще, вы сквозь сон слышали, как больные обсуждали между собой эти убийства, и вот результат. Все логично объясняется. На "Альбатросе" произошла аналогичная ситуация. Лена вам дала слишком большую дозу... Вы ведь наркотики раньше не употребляли? - спросил он Александра. - Нет, конечно, - почему-то возмутился он, смутился тут же и быстро взглянул на Лену. - Вот то-то и оно. Александр, задумавшись, невольно коснулся рукой повязки на голове. Станислав Сергеевич и Лена смотрели на него. У него было выражение обиды и растерянности на лице. Станислав Сергеевич сказал, что шутки у некоторых людей иногда заходят слишком далеко, люди последнее время потеряли себя и особенно молодежь - превратились в животных. Стресс плюс искусственно вызванные галюцинации. - Я в жизни не видел никаких галюцинаций. - Но ты и наркотиков не пробовал, не так ли? Александр кивнул. Станислав Сергеевич видел, что он нуждается в одном, - чтобы его успокоили. Они сидели за столом уже больше часа. Станислав Сергеевич посмотрел на часы, висящие на стене. Ему пора было ехать по делам. - Вот что, вы должны обещать, Александр, что не будете больше пробовать никакой дряни. Лена, ты слышишь? - повернулся он к ней. - Чтобы больше я об этом не слышал. Она кивнула. Всё, могила. Станислав Сергеевич повернулся к Александру. Тот все так же задумчиво смотрел перед собой, оценивая, видимо, с новых позиций приключившееся с ним. Но выражение недоверия и потаенного старха ещё не исчезала с его лица. Он явно старался успокоиться, забыть все мерещившееся ему ужасы. Наверное, только в таком молодом возрасте и можно справиться с подобными неприятностями более-менее без последствий. Станислав Сергеевич, все ещё наблюдая Александра, решительно сказал: - Вот что, молодой человек. Сейчас вас врач осмотрит, сделает перевязку, а потом можете ехать на "Альбатрос", все сами осмотрите на трезвую голову, убедитесь, что все происходящее - плод наркотического опьянения и закроем эту тему. Хорошо? Александр, чувствуя смущавшую его самого горячую благодарность к этому суровому, тяжелому, но как видно доброму человеку, кивнул, соглашаясь. Он сказал, что будет рад съездить, хотя уже уверен, что все можно объяснить и так.
      ГЛАВА 11
      ПОВТОРНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ "АЛЬБАТРОСА"
      Врач, действительно, его ждал. Лена сказала, что зайдет за Александром через час и ушла к себе. Врач, морщась, размотал его загрязнившуюся за ночь повязку, осмотрел шов и сделал, все-таки, замечание, что рану надо беречь. Но в общем-то, остался доволен состоянием пациента. Вновь чем-то подмазал, забинтовал и, сообщив, что завтра будет снова, удалился. Вся процедура заняла минут сорок, и, ожидая Лену, Александр решил разобрать сумку, в которую не заглядывал с больницы. Раскрыв молнию, тут же похолодел. Все то, что недавно говорил ему Станислав Сергеевич, все его доводы вдруг оказались зачеркнуты простым материальным фактом: наличием пистолета с длинным-длинным глушителем, брошенным поверх вещей. А это как понимать?! Александр взял в руку пистолет. Странное ощущение... недежности, не испытанной им никогда прежде и одновременно, полной незащищенности - все это переплелось внем от тяжести оружия в руке. И все же, беспокойство его вернулось. Какая, к черту, шутка, если существует вот этот пистолет убийцы?!
      В этот момент шумно распахнулась дверь, Александр вздрогнул, инстинктивно нацелив ствол в сторону входа, так что влетевшая внутрь Лена остановилась, как вкопанная. - Ты что, очумел? - быстро спросила она. Было заметно, однако, что Лена испугалась. Все это выглядело так глупо, что Александр смутился. - Извини, я задумался, а ты неожиданно вошла. Лена, однако, все не могла успокоиться. - Слушай, - сказала она, сев напротив Александра. - А кто ты такой, вообще-то? Может ты не тот, за кого себя выдаешь? Откуда у тебя пистолет? Что-то мне все это начинает не нравится. Мне тоже не нравится, - сказал Александр. - Только, вроде, успокоился, только, вроде, Станислав Сергеевич все так хорошо объяснил, и, вот видишь, новые вопросы. - Откуда это у тебя? - кивнула она на оружие, которое Александр все ещё держал в руке. - И убери, пожалуйста, меня он нервирует. Александр поспешно нагнувшись, положил пистолет под кресло и выпрямился. Он не ожидал, что вид пистолета мог так её напугать. Или это был не испуг? Тогда что? Оба они смотрели друг на друга и молчали. Оба напряженно размышляли. Александр заметил, как у неё нахмурился лоб и выступили капли пота на висках. Впрочем, ему самому было жарко; в открытые настежь окна залетал горячий ветер, но и закрываться не имело смысла, становилось ещё более душно. - Нет, - решительно сказала Лена, - все должно иметь логичное объяснение. - Повтори, я забыла, где ты обнаружил этот пистолет? Александр подумал, что о пистолете он ещё не упоминал, просто забыл. И он продолжал удивляться её реакции. Впрочем, своей тоже. - Я его подобрал в больничной кухне, когда мне удалось... спастись от этих киллеров. Лена напряженно думала, но вдруг взгляд её прояснился. Она помахала в воздухе рукой, словно разгоняла дым или туман. - Действительно, недолго спятить, - она расслабилась. - Значит, дело было так, - быстро заговорила она. - Ты наклюкался оставленной тебе этими шутниками жратвой, выкурил сигарету-другую - с травкой, конечно, - и поплыл. А когда внизу началась разборка, спустился туда полюбопытствовать. Я знаю, в таком состоянии все до лампочки: ни страха нет, ничего. В общем, сошел вниз. Там уже всё кончилось, ты подобрал пушку - мужики любят такие игрушки - и всё, отправился досыпать. Лена облегченно и торжествующе откинулась на спинку кресла. - Вот дура, я сама чуть не уписалась от страха: вхожу, а в меня целят. Я уж подумала, ты по мою душу. Совсем крезанулась, дура. Давай-ка по этому поводу выпьем. Мне так сейчас настоятельно требуется. После всех перенесенных волнений. Она отошла к стене, где низко висела какая-то морская картина - одни волны - и, потянув её за край, приоткрыла, словно дверцу, обнажив внутренности небольшого, но плотно забитого бутылками бара. Александр о нем и не подозревал. - Ты что будешь? Давай джин с тоником? Она вернулась с двумя бокалами. Оди передала Александру. Плюхнулась в кресло, далеко вытянув длинные загорелые ножки, которые тут же притянули его взгляд. Лена это немедленно отметила и подмигнула. - Вот так-то лучше, а то совсем скис. А знаешь, - воодушивилась она, могло бы быть ещё проще: тебе этот пистолет могли просто подкинуть. Для антуража. Как и спиртное с сигаретами. Она подумала и покачала головой. - Нет, больно сложно. А впрочем, чего ломать голову? Знаешь что, я вот тебя вот о чем хочу попросить: поцелуй лучше меня. Александр почувствовал, как мгновенно вспотел ещё сильнее, тем более, что от разглядывания её ножек его мысли, действительно, обрели некоторую свободу... наверное, угаданную Леной. Александр встал и нежно поцеловал её в губы. Губы у неё были теплые, неподвижные. Она смотрела куда-то в окно. Он спросил её, с трудом справляясь с волнением, понравилось ли ей. Она словно не слыша, проговорила: - Как трогательно... будто в детском саду. Вдруг поднялась, шагнула к нему и сильно прижала его голову к своей груди, едва не сорвав повязку. Потом также резко отпустила и сказала: - Давай, прячь свою пушку. Где ты её держишь, в сумке? Вот в сумку и прячь. И поехали инспектировать твой корабль ужасов. Дядечка туда опять позвонил, распорядился, чтобы тебя встречали как посла дружественной державы. А то знаешь, как бы встретили!.. У-у-ух! Пошли. Еще через полчаса, сквозь солнечный кипяток они сумели пристать к причалу "Альбатроса", где их уже ждал известный Александру стюарт, на этот раз представившийся. Оказалось, звали его Георгием, можно Жорой, по кличке Меченый. Ни мало не смущаясь, он ткнун пальцем себе в щеку, объясняя происхождение клички и сопроводил их в ближайший бар. Этого потребовала Лена, заявившая, что смотреть железки - это без нее, а в этой жарище единственное достойное её место - прохладный полумрак бара с ледяным пивом. И то, от жара, накопившегося в воздухе к концу дня, одежда мигом подмокала от пота. Во всяком случае, Александр чувствовал, как липнет рубашка к спине, хорошо что под свободным пиджаком это не видно. Надо будет ходить в майке. Ему пришла в голову мысль, что он уже вторые сутки у моря причем первый раз в жизни! - и ещё ни разу не искупался. Он сказал об этом Лене и та, загоревшись идеей, сообщила ему тоном не терпящим возражения: Быстрей закругляй свои изыскания, а я все устрою. Заодно покатаемся на яхте. - Жора! - сказала она стоявшему тут же Меченому, - распорядись, пока мы тут с Саней пивка трахнем, чтобы нам подготовили яхту босса нашего, Ворона, дядички моего любимого. Вела себя, в общем, раскованно. Александрексадру это в ней нравилось. Надо сказать, ему в Лене все нравилось. Однако, предстояло серьезное дело, и, глоток за глотком поглощая холодное, в такую жару, действительно, восхитительное пиво, он уже настраивался на встречу с вчерашним кошмаром. Холодок время от времени стекал вдоль спины... возможно, это так действовало ледяное пиво... возможно. Успокаивало отношение окружающих, легкомысленный подход Лены, деловое равнодушие Меченого. Пошла вторая бутылка пива, предстоящий поход внутрь судна стал казаться ему ненужной затеей, он стал думать, что Станислав Сергеевич и так безусловно прав, его объяснение на самом деле логично, и вообще, стоит ли?.. Тут он поймал внимательный взгляд Лены, потом увидел, что и Меченый Жора, уже некоторое время вновь присоединившийся к ним, разглядывает его, наверное, тоже видя его сомнения, и встал. Обратившись к Жоре он попросил провести его к бармену Сало, с которым познакомился ночью. Он хочет начать с него. Сало, так Сало, согласился Меченый и повел его за собой. В знакомом Александру баре было пусто: ни бармена, ни посетителей. Меченый пошел искать кого-нибудь, кто знал, где сейчас Сало, а Александр остался ждать. Круглые иллюминаторы на одной из стен освещали небольшое помещение достаточно ярко. День подходил к концу, и солнце, уже низко опустившееся к горизонту, заглядывало прямо в лицо. Каждая никелированная рейка, каждая медная деталь украшения пылали, как маленькие солнца. И так же весело прыгали прыгали солнечные зайчики, отражавшиеся от множества бутылок за стойкой бара. Александр смотрел на свои руки, казавшиеся золотистыми, загорелыми в оранжевом свете заходящего солнца, и впервые проникся уверенностью, что его экскурсия сейчас ничего не даст. И Жора Меченый не найдет сейчас никакого Сало, хорошо еще, если этот Сало, потребовавший у него вчера десять тысяч долларов (десять тысяч!) ещё существует на самом деле, а не окажется плодом его воспаленного наркотиками воображения. Вернулся Жора, сообщив, что Сало взял отпуск и поехал в деревню на две недели. Не повезло. Жора спросил, куда теперь идти? Александр не знал. Можно было спуститься в дансинг, где вчера танцевала основная масса народа. Там он мог бы вспомнить, куда все тот же Жора его вчера вел... сквозь проход между большими пестрыми трубами. Но где это? Тем более, Меченый не мог вспоминть, чтобы он вчера кого-нибудь вел. Однако, трубы они нашли. Нашли и проход, который заканчивался служебным гальюном, который Александр тоже смутно узнал. По грязному стеклянному окошку, конечно. Потом, после долгих и уже начинавшихся казаться безнадежными хождений по переходам, коридорам и лесниц этого огромного судна, Александр догадался спросить молчаливого спутника об операторской. Собственно, раньше он не решался спрашивать по той простой причине, что ежели бы его вчерашний бред мог обрести черты реальности, то, как ни крути, он автоматически превращался в реального убийцу хотя бы тех двоих, что следили за мониторами. Но Меченый равнодушно повел его куда-то, потом по узнаваемому коридору свернули к операторской. Александр с невольным замиранием сердца искал тот запомнившийся коридор, но не нашел, и никакой люк не поглотил ни Жору, ни его самого. Операторскую он тоже узнал, но сами операторы, сидевшие за рядами мониторов, были незнакомыми. Эта была новая смена, заступившая с утра. Нет, они не видели вчерашних, но это ничего не значит; по утрам в клубе скандалов обычное не наблюдают, так что некоторые послабления случаются. Александр спросил их о высокой железной комнате, которая в его вчерашних видениях была здесь, под операторской. - А-а, эта, - небрежно через плечо указала большим пальцем один из мужчин - большеносый южанин с армянскими морщинами вокруг рта, - да есть. Это своеобразный контейнер для мусора. Мусор подвозят на тележках и сбрасывают по коридору недалеко в специальный люк. Большое, кстати, неудобство. Миазмы проходят и сюда. Кому, интересно, пришла в голову мысль разместить операторскую службы безопасности над отстойником мусора? - Я хочу посмотреть, - сказал Александр. - Пожалуйста, - согласился армянин, а его напарник - худой длинный парень в белой рубашке и темно-синем галстуке (несколько узком, может чтобы ещё больше подчеркнуть общую удлиненность тела, подумал Александр) уже бегал музыкальными пальцами по клавиатуре, заставляя мелькать картинки мониторов. Нашел, наконец. - Надо же, вычистили, удовлетворенно сказал армянин. - Еще в прошлое дежурство тут было полно мусора, а сейчас пусто. Наверное, ночная смена рабочих постаралась. Часть мусора - продолжал объяснять разговорчивый южанин, - сжигается в топках. Это же ещё доисторическое судно, здесь огромные топки имеются, так что все что можно, сжигается. На экране, немного сверху, был показан знакомый Александру железный стакан, действительно, пустой. Меченый Жора равнодушно поглядывал по сторонам, видимо, скучал. В комнате было накурено, пахло только сигаретным дымом. Александр, повинуясь импульсу, подошел к люку, через который он влез вчера, и потянул за железную скобу, служащую ручкой. Металлическая пластина, прикрывающая люк, открылась легко. Потянуло слабым, но характерным запахом свалки, но внизу, повторяя картинку монитора, открылся его взору пустой коричневый колодец с ещё влажными стенами. Судя по всему, не просто вычистили мусор (мусор!), но и окатили водой из шланга. Вполне возможно, обалдев вчера, он свалился на кучу отходов, а свихнувшийся разум нарисовал ему и компанию трупов. Да, в таком скотском состоянии он ещё не пребывал. Армянин и Жора смотрели на него, длинный оператор продолжал играться с клавиатурой. Александр прикрыл люк, выпрямился и все же объявил, что хочет посмотреть коридор, где с тележек сбрасывают вниз мусор. Пожав плечами, армянин вызвался проводить. Хоть помещение внизу было небольшим по площади, но попасть в соседний коридор можно было только обходным путем. Ничего. Пройдя несколько переходов, спустившись и поднявшись по двум лестницам, наконец попали в тот узкий, буквой "Г" изогнутый коридор. И воспоминания, несмотря ни на какие разумные объяснения вызывавшие дрожь, заставили похододеть и сейчас. Сердце его забилось сильнее, и Александр с неожиданной ясностью представил, что сразу за поворотом пуля обязательно попадет ему в затылок. Тем более, что туфли, утром замененные, были без шнурков, на резинках, и повода нагнуться не было. Он все же нагнулся. В последний момент он с ужасающей ясностью почувствовал, как пуля касается его затылка, пробивает кость, проникает в мозг, производя необратимые разрушения его серого вещества и, не удержавшись, делая вид, что хочет рассмотреть пол под ногами, резко нырнул вниз. Ничего не произошло, только сердце продолжало биться у горла, да ещё поймал внимательный, хорошо не насмешливый взгляд Меченого, прошедшего, кстати, первым. А люк был виден. Вернее, стыковка металлических листов. Прошли до конца коридора, заканчивающимся глухим торцом, прикрытым листом фанеры, с одного бока отставшим. За этот уголок Александр потянул. За фанерой, вплотную к торцевой стене, но не доходя сантиметра два до боковой, был толстый лист серого металла, поддавшимся даже давлению ногтя: Александр попробовал надавить на острую грань и увидел отметину. - Свинец, - сказал он Меченому. Тот взглянул, в свою очередь колупнул ногтем и равнодушно пожал плечами. - Очень возможно. - Зачем здесь свинцовая плита? - спросил Александр. Меченый вновь пожал плечами и предположил: - Может быть за стеной ядерный реактор? Кто знает... Чувствовалось, было ему все равно, и было ему скучно. А на обратном пути, люк под Александром внезапно распахнулся, ноги потеряли опору и, нелепо взмахнув руками, он рухнул вниз. Упасть с высоты второго этажа на металлический пол было, конечно, неприятно, но не смертельно. Мысль пронеслась, конечно, не успокоив. Волна атавистического ужаса захлестнула, пальцы правой руки успели зацепиться за краешек люка, падения не предотвратили, но задержали, сильно изменив траекторию полета. Дальше произошло вот что: Александра мотнула на чудом ещё цепляющихся пальцах руки, длинные его ноги коснулись железной лестницы, ведущей в кабину операторов, в свою очередь зацепились носками, и когда рука соскользнула с кромки люка, он совершил центростремительный кульбит, прочно держась носками за перекладину. В общем, с размаху грохнулся спиной и затылком о перекладину лестницы и некоторое время висел так вниз головой, словно неумелый гимнаст, пока сознание, что он жив, а потом, что люк, все-таки, открылся, не наполнили его всего ещё большей подозрительностью. Все произошло мгновеннно, мгновенно пронеслись и мысли; он ещё толком е успел зацепиться руками, а сверху со скрипом и грохотом открывался операторский люк и оттуда смотрели на него очумелые физиономии мужиков. Когда же, но уже совсем не так быстро, как только что летал, Александр смог выбраться наверх, одновременно, с пистолетом наготове, в комнату операторов влетел Меченый. Пистолет скачками пересчитал каждого - не выстрелил и исчез в кобуре при общем молчании. Длинный оператор, тоже оказавшийся разговорчивым, хотя от волнения и косноязычным мужиком, сообщил, что сулчайно нажал не ту клавишу, отчего пошел сигнал, люк открылся... Меченый, устрашая и родимым пятном, холодно оглядел их ледяными глазами и кивнул, прерывая объяснения. После чего, покинув операторскую, вернулись в бар к заждавшейся их Лене. И холодному пиву, бутылку которого выпил не останавливаясь. Лене их рассказ покравился. Слушая о гимнастических подвигах Александра, она, хоть и ужасалась, но тут же и похлопала в ладоши: представила, наверное, как это смотрелось со стороны. Александр потихоньку оттаивал. Человек, вообще, ко всему привыкает, живучая тварь, а в некоторых ситуациях способность свыкаться с реальностью просто необходима. А тут и яхта была готова. Лена остановила его руку, тянувшейся к новой бутылке пива, сказала смеясь: - Саня! Саня! Пойдем, у нас на яхте всего довольно. Вышли на палубу и, сопровождаемые Жорой, спустились на причал. Который час?.. Было что-то около шести вечера, может больше; он не спросил. Солнце скрылось за городскими холмами, украшенными белыми домиками и зелеными кронами деревьев. И было жарко... движение воздуха ощущалось, как волны горячего пара в парилке, но вдруг налетал почти свежий прохладный ветерок. И море совершенно меняло окраску, если смотреть по солнцу или против: синее, как на подарочных открытках, или стальное, угрюмо колышащееся... Яхта - двухмачтовая, вблизи довольно большая - стаояла рядом с громадой "Альбатроса", перед которым, конечно, проигрывала в размерах. Но в команду входили три матроса, да ещё внимательный Жора Меченый с пистолетом под мышкой (охранник?.. киллер?..). В памяти немедленно всплыли вчерашние события, и тут же в нем снова проснулся страх. Но яхта уже выходила из акватории порта в открытое море, Лена вышла из каюты в совершенно невозможном купльнике, и её загорело тело было именно таким, каким он представлял его себе - гибким, восхитительным. Она предложила Александру спуститься в каюту и выбрать себе любые плавки, благо их много, на любой размер и вкус. Потом она лежала рядом на палубе, яхту слегка ракачивало, ветер прохладно сдувал капли пота с разогретых тел, и Александр невольно вновь подводил итоги сегодняшнего посещения "Альбатроса". Итак, никаких трупов, бородатого бармена никто не видел, не слышал, бармен Сало, как всем известно, в отпуске, техников-операторов из службы безопасности - в заслуженном отгуле по случаю сдачи смены, он сам лично доставил некоторые хлопоты, но лишь Жоре Меченому, которому господин Воронов Станислав Сергеевич, поручил присмтривать за гостями: перебрал немного Александр на этой ночной дискотеке, да и травки с кокаинчиком впервые вкусил - он постоянно сбегал от неустанно следовавшего за ним Меченого, а в какой-то момент, уже под утро, сбежал окончательно. Нашел его случайно, да и то, из-за дорожной аварии: патрульная милицейская машина, ведомая известным всему городу старшим лейтенантом Найденов, врезалась в столб, отчего погиб водитель, сам лейтенант, и его напарник, капитан Сапрыкин. Жора нашел Александра, стоявшего над трупами возле разбитой машины. Видимо, эти единственные мертвецы размножились в его, в тот момент больном сознании и превратились в целую армию подстреленных киллеров. Лена рядом,вздохнув глубоко и порывисто, нашла его руку. - Как хорошо!.. Правда? Александр сел. Лена уже сидела, обхватив тонкими руками колени, и щурясь, осматривалась кругом. Вокруг яхты, широко и свободно волновалось искрящееся под лучами уже почти севшего за городские холмы солнца море, вдали желтела полоска пляжа, сияли или темнели кораблики в порту, город мелкими беленькими коробочками домов поднимался по зеленым холмам, и над головами беспокойно носились крикливые, все время ссорящиеся чайки. Лена захотела плавать, яхту остановили, матросы, следуя инструктажу, стояли рядом возле спасательных кругов, а Лена с Александром плавали в невозможно плотной стеклянной воде, которую Александр если и представлял, то только в сонных грезах. А потом, в какой-то момент внеземнгоо парения, он снизу заметил темную длинную тень, внезапно устремившуюся к поверхности с поразительной быстротой. Чудовищное стеклянное рыло взгляднуло на него и, повернувшись к Лене, аквалангист вытаскивал из воды длинное подводное ружье... взмахнул им... Лена помахала рукой в ответ, ныряльщик шумно ушел под воду и, сопровождаемый пузырьками, исчез... Но сердце в груди так и осталось стоять. И так, с остановившимся сердцем, неся его в себе, как тяжелый груз, Александр добрался до веревочной лестницы, вскарабкался и сел на стоявшем у борта шезлонге. От пережитого внезапного страха, вызванного случайным подводным охотником, купться уже не хотелось. А вскоре они вернулись в порт, потом домой, где Мария Степановна уже накрывала на стол, предупредив, что Станислава Серегеевича не будет, он в командировке, будет только завтра.
      ГЛАВА 12
      НЕВОЗМОЖНАЯ НОЧЬ
      После ужина, промелькнувшего наедине с Леной (Александр, по примеру хозяев уже научился не замечать услуг Марии Степановны), - они смотрели какой-то фильм по видео... какой-то... Фильм был интересный... судя по всему... Майкл Дуглас кого-то та любил и убивал... но, хоть убивать, скорее всего, собираются его (тьфу, тьфу, тьфу!) Александр все равно был захвачен настроением вечера. Что-то за этот день произошло между ним и Леной... Она, то и дело, обращала к нему свой лучистый взор и, хоть говорили они мало, он чувствовал, как теплая волна снизу доверху окатывала его жаром. Внезапно Лена повернулась к нему всем телом в кресле и пристатьно посмотрел ему в глаза: - А ты совсем-совсепм другой, чем я тебя представляла. Ну ни капельки не похож. - Каким же ты меня представляла, - говорил он, заранее гордясь собой новым и снисходя к себе прежнему. - Я думала, ты ещё желторотый птенчик, маменеькин сынок, дитё, в общем. А ты вон какой! Я даже тебя немного боюсь, - говорила она и, протягивая руку, сжимала ему пальцы своей прохладной сильной ладонью. - Ты совсем-совсем другой. И как всегда, незаметно, но очень быстро потемнело. В открытое окно залетал порывистый ветерок, выдувая газовые пузыри легких занавесок, а потом Лена вдруг вскочила посреди фильма и сказала, что хочет принять ванну. Выходя, она оглянулась, окинула его длинную, свитую в кресле фигуру и, помолчав, сказала: - Ты тоже прими ванну. Или, хотя бы, душ. Александр немедленно пошел в ванную комнату, встал под душ. Теплую воду сделал очень горячей, потом резко пустил холодную, вновь горячую, холодную... Бодрость тела, бодрость духа. В здоровом теле, здоровый дух. На полочке перед зеркалом было выложена целая батарея флаконов, флакончиков, каких-то тюбиков. Кремы для бритья, кремы после бритья, лосьены, туалетная вода, даже духи с вызывающим трепет французским мужиком на коробочке. Из зеркала смотрел худой суровый мужчина с густой ночной щетиной на щеках и подбородке... Увы! Таким он станет не скоро. И никак не росли усы. А ту нежную поросль, которая, все же осмеливалась пробиться сквозь загоревшую кожу, можно было легко смахнуть сухой бритвой. Раз в три дня. Олег тщктельно взбил кисточкой в серебрянном стаканчике мыльную пену, густо намылил щеки и медленно снял её трехлезвиным "жилетом". А ведь уже скоро девятнадцать. Еще раз залез под душ, потом вытерся и, подумав, направил на себя аэрозольную струйку туалетной воды. На всякий случай.
      От горячей воды, от солнца, краешек которого он, все же, захватил, кожа слегка горела, было приятно, и, отвлекаясь, он думал, что приехал не зря, здесь, действительно, рай, а все происшедшее с ним укладывается в нормы неприятностей общежитских: напали в переходе (в подъезде, на вокзале), поставили синяк (царапину, порез), напугали, ограбили... Так что же теперь, жить не стоит? И пусть с ним шуточка вышла изошренная, ещё та шуточка, отчего он сам чуть не свихнулся (на самом деле - не дождутся), но, ведь, не свихнулся же. Ужас всегда иррационален и пахнет чертовщиной, страх уже более земной природы и всегда поддается объяснению, после чего его уже не трудно обуздать. По большому счету, особенно если признать множество совпадений случайными, вроде появления Жоры-Меченого в нужный момент на вокзале (почему бы и нет?) с ним ничего особенного не случилось. А вот то, что он второй день катается как сыр в масле, что ослепительная девчонка находится с ним в одном доме - руку протяни! - и, как видно, неравнодушна к нему, - такое ему и не снилось. Не стоит ни о чем тревожиться, решил он и, быстро домывшись, в халате, пошел к себе. В спальне включил настольную лампу. Потом включил телевизор, - пела Земфира, - и, все время чего-то ожидая, пошел к бару, чтобы налить себе немного мартини. Потом подошел к окну. Как хорошо дышалось! Выглянул, попал лицом в резную тень листьев от садового фонаря. Мимо проплыла паутина с маленьким сезонным паучком. Вернулся обратно в комнату и, стоя у окна, потянулся. Хорошо. Сел на кровать. Осторожно стукнув в дверь, к нему проскользнула Лена в одном коротеньком халатике (под которым, конечно же, ничего не было) и полиэтиленовым пакетом.. Она оглядела его, все ещё сидящего на кровати. Так и будешь сидеть? Или что, предложишь мне сразу к тебе под одеяло прыгать? - Нет, что ты? - тут же вспыхнул Олег. Лена откровенно развлекалась. - А жаль, я так уже надеялась. Она рассмеялась. - Иди уж, отметим твое заселение. У тебя тут закусь какая-нибудь есть? Хорошо, что я догадалась. Она взромоздила пакет на стол. Стала вынимать фрукты, пакетики с орешками, шоколад... - Апельсины, бананы, яблоки... Думаю, ты есть не хочешь? Она заглянула в его бокал. - Ты что пьешь? Мартини? Я тоже хочу. И скоро уже наливала в неизвестно откуда добытые бокалы вино. - Да садись же, указала на стул рядом. Нечего время терять. Давай, давай. Они чокнулись и, быстро выпив все содержимое бокала, Лена со странной умешкой стала смотреть на него, на то, как очистив банан, он стал жевать больше потому, чтобы вдруг завладевшее им смущение. Лена поискала глазами сигареты, увидела на тумбочке у кровати, принесла и закурила. - А ты ничего, высокий, симпатичный. Я на тебя сразу глаз положила. Плечи широкие, глаза серые... мужик! От вина Олег развеселился и осмелел. Закурив сам, стал смело осматривать Лену. Она сидела напротив так, что он мог видеть её всю, целиком забравшуюся на стул. Одной рукой она обнимала колени, другой держала сигарету. Голые загорелые руки были тонки, и сияли, сияли черные усмехающиеся глаза, и ровно блестели губы, когда они принимали фильтр сигареты. Распахнувшийся ворот открывал загорелое начало полнеющей груди, а полы снизу оголяли загорелые ножки так, что он вдруг с жаром в груди и стеснением сердца убедился, что под халатиком, действительно, ничего нет. А чего это ты так краснеешь? - насмешливо спросила Лена, проследив его взгляд. Не дождавшись ответа и не меняя позы, налила себе и ему ещё вина. Они выпили и вновь закурили. Лена не отрывала взгляда от его лица, наслаждаясь его смущением. Ночь сегодня какая прекрасная! - сказала она. Соловьи поют. А я так рада, что мы теперь так близко... ночуем, усмехнулась она. - Очень удобно, правда? И тогда Александр, замерев от волнения, крепко взял её руку, чуть не раздавив в ней сигарету, которую не заметил. Она весело посмотрела на него, потом на свою руку с зажатой надломанной сигаретой. - Какой ты, оказывается, темпераментный мужик. Чувствую, я сегодня живой от тебя не уйду., - она рассмеялась. - Руку мне не раздави. и не обожги, видишь, сигарета ещё горит. Александр с головокружением поспешно отпустил её руку, и тогда Лена, насмашлево покачав головой, сказала. - Но какой темпераментный мальчик!.. Она сбросила ноги со стула, встала, сделала шаг и села к нему на колени. - Вот так-то лучше. А теперь целуй меня, - приказала она и сама обняла его за шею. - Александр, не помнивший себя от такого счастливого поворота, предоставившего ему исполнение самых смелых надежд, долго и жадно целовал и сжимал её тонкое крепкое тело, пока она, внезапно, не освободилась и с горящим лицом сказала: - Мне сидеть уже неудобно. Встала. - Выключи свет, - приказала она и, дойдя до его кровати, упала, оголив ноги и окончательно убедив его в том, о чем продолжал сомневаться - ничего, ничего под халатом! Он выключил свет, брослися к ней, и с этого мгновенья они не проронили ни слова просто, умопомрачительно, опьянение жарким телом, тягучее безумие!.. пока сладко не заснули, разбитые счастьем и усталостью. Открыв глаза, Александр решил, что спал всего несколько минут. Спальня находилась на втором этаже, и просветы в кронах деревьев позволяли луне заглядывать в в комнату. Пласты лунного света, отсеченные по контуру оконных рам, лежали на полу. Комната была залита призрачным серебристым сиянием. Он лежал голым, простыня, скатанная в узел, лежала в ногах огромной кровати. Было прохладно и приятно. В углу у кресла, где лежала его сумка, стояла Лена, уже в халате и держала его пистолет. Чем-то щелкнула, ещё раз. Вероятно, подобный звук его и разбудил. Лена оглянулась и, освещенная лунными лучами, прищурившись, всмотрелась в него. Александр не пошевелился, все ещё пребывая в полусне. Убедившись, что Александр не проснулся, Лена сунула вытащенную из пистолета обойму в карман халатика, а длинный пистолет положила обратно в сумку. Александр прикрыл глаза, все равно ничего не понимая, но вдруг смысл происходящго дошел до него. Он быстро открыл и приподнялся на локте. Но Лена уже выходила из комнаты. Если бы не увиденное только что, Александр ни за что не последовал бы за ней. Может быть окликнул, попросил бы остаться... То, что она забрала с собой патроны насторожило. Он бесшумно встал, накинул халат, брошенный рядом на стуле, и последовал за ней. Может все же окликнуть, попросить остаться?.. Лена вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Александр последовал за ней в коридор. Было темно,тихо, но какой-то шелест в конце коридора, причем в стороне, противоположной от её комнат, подсказала,где она. Все ещё не испытывая никаких эмоций, он последовал за ней. Александр был босиком и двигался по ковровой дорожке совершенно бесшумно. Лена же слегка шуршала при ходьбе тапочками на кожаной подошве. Во всяком случае, он слышал. И его удивляло, она шла все дальше и дальше от собственной спальни. Наконец, он догадался куда она держит путь: в другое крыло, где находились аппартаменты Станислава Сергеевича. Это ночное преследование начинало приобретать новые оттенки по мере того, как он окончательно просыпался. Но составить окончательное мнение он не мог, да и не пытался. Тут впереди увидел полоску света. Сквозь неплотно прикрытую дверь кабинета её дяди пробивался свет. Александр подошел ближе и осторожно заглянул. Лена в кабинете, присев на краешек стола, заканчивала набирать номер телефона. Набрав, откинула волосы движением головы и приложила трубку к уху. Вдруг подобралась и вполголоса сказала: - Алишерчик! Это ты? Это я, твой котенок. Да вот уснула. Что ты, что ты, милый. Да я только об этом и думаю. Уже столько слов перебрала, никак этот проклятый сейф не открывается. Я уже и по словарям пыталась - ничего не подходит... Да знаю я, что это моя основная задача. Разве я не понимаю, что в сейфе компромат на весь город... Кстати, на тебя тоже есть что-то, - хихикнула она. - Если я открою сейф, обязательно посмотрю... Да шучу я, шучу, зачем мне компроматы на тебя, зайчик... А Стасик... сам говорил... Да привыкла я про себя его так называть, не Вороном же? Успокойся, я дело знаю... Слово на восемь букв... Конечно, найду... Постараюсь. Она нажала кнопку отключения, некоторое время держала трубку в руке. Александр услышал тихо, но злобно произнесенное: - Вот скотина! Компромат ему подавай. Лена положила трубку телефона, соскочила со стола и, обойдя большой письменный стол хозяина кабинета, подошла к пейзажу с медведями, висящим на стене. Словно форточку отодвинув картину на петлях, явила спрятанный за ней сейф. В этом доме из картин, видимо, старались извлечь максимум пользы, прикрывая ими все что можно: настенные бары, сейфы... Лена несколько секунд смотрела на сейф, а потом стала крутить механизм набора букв. Скоро ей это надоело. А может быть захотела спать. Она вдруг быстро прикрыла медведями сейф, оглянулась вокруг, словно в поисках оставленных следов и направилась к двери. Александр, на ходу соображая, куда она может пойти, метнулся в сторону, противоположную той, где находились её комнаты. Спрятался за угол. Оказалось, был прав. Лена вышла в коридор, некоторое время стояла, ждала, видимо, пока глаза не привыкнут к темноте, потом пошла к себе. Александр убедился в этом, потому что после недолгого колебания решил слежку возобновить. Он ещё не мог оценить свалившуюся на него информацию, но уже чувствовал, что она, эта информация, в буквальном смысле жизненно необходима. До её двери добрались без приключений. Подождав, пока она зайдет к себе, Александр уже собрался было уходить, но вдруг насторожился: какой-то неожиданный звук. Он подскочил к её двери и уже привычно заглянул в щель; посреди комнаты стояла Лена, а напротив, отвешивая ей вторую оплеуху (звук первой пощечины и услыхал Александр), стоял... он сам... Собственной персоной!!. Серебряков Александр, без пиджака, но в его светлом костюме, с повязкой на лбу, гневно отвешивал пощечины покорной Лене. Небось, трахалась с ним, шлюха! И в ответ её возмущенный, но все же виноватый голос: - Ну что ты, Санек! Я же должна была забрать патроны. Он никак засыпать не хотел. - А ты ему колыбельную пела, тварь! Раньше не могла патроны забрать? Дверь у него все время открыта. - Но он же только в обед сказал о пистолете. Не сердись, это глупо. - Глупо, глупо, - уже отходил он. - Я тебе покажу глупо...
      ГЛАВА 13
      ВСЕ НАЧИНАЕТ ПРОЯСНЯТЬСЯ
      Александр вновь лежал на спине, отбросив простыню в сторону. Стоило по привычке накрыться, как простыня мгновенно пропитывалась потом и липла, словно компресс обволакивая тело. Перед тем, как лечь, он закрыл двери ножкой стула, пропустив её в ручку двери, и теперь надеялся, что врасплох его не застанут. Но темнота в комнате оживала; неясные звуки оформлялись в крадущиеся шаги, кто-то шепотом предупреждал об осторожности, еле слышно звякали затворы пистолетов, и мебель, ожив, превращалась в армии врагов, солдаты которых, переодетые в черные шпионские мундиры, охотились за ним; темнота, прозрачная, непереносимая, душила его. Неизбежность конца ощущалась столь остро, что он собрал все свои силы, дабы достойно встретить свой последний час - он все не наступал! - а пространство, лишенное форм, туч, звезд, отступала и увеличиваясь, втягивала его в свой центр, откуда и исходила неведомая угроза. Он пытался спрятаться, зарыться в постель, стал крохотным, словно муравей, но это уже не могло спасти. Мрак больше ни от чего не спасал. От непонятного, необъяснимого страха хотелось завыть, будто зверь, излить перепуганную душу... Серая муть спальни. Мебель, вещи, углы все серое, все сливалось контурами с предрассветной мутью, все на стадии очередного превращения из ясного мрака ночи в ясную прозрачность дня. Окна - более светлые квадраты мути. Он продолжал обливаться потом. Дотянувшись до часов на ночном столике, он долго всматривался в циферблат, пока не разобрал: начало четвертого утра, семнадцать минут четвертого. Вновь откинулся на подушку. Подушка лживо пахла духами Лены. Везде обман и предательство. Глубоко вздохнув, словно всхлипнув, Александр попробовал собрать разбегавшиеся мысли. Он чувствовал, что сейчас, как никогда прежде, важно мыслить логично и без эмоций. Эмоции он оставит на потом. Сейчас только трезвый расчет. Итак, что он имеет? Он имеет приглашение от совсем практически ему не знакомой девушки по имени Лена приехать в Анапу, потому что она, мол, его ждет. Допустим, что она, так же как и он сам, была увлечена. Допустим. Никого не предупредив, он едет сюда и здесь сталкивается с тем, что местные жители, через одного, знакомы с ним, знают его имя и фамилию и вообще делают вид, что знакомы с ним. Воронов Станислав Сергеевич, дядя Лены ему логично объяснил, что это все шутки молодых извращенцев, укравших у него паспорт и для правдоподобности нападения сильно порезавших ему лоб. И все вроде так, если бы он случайно вовремя не проснулся, не проследил за Леной и не увидел человека, так похожего на него самого: словно смотрел в зеркало, мистика какая-то. Он вдруг вспомнил дежурного врача, ту девушку, что дежурила, когда на него напали в больничной кухне (теперь сомнения в реальности кухонных приключений не оставалось), вспомнил её страх и отвращение при виде его. Она наверняка приняла его за того, другого, за двойника. То, что она не учавствовала ни в каких коварных розыгрышах - в этом он был уверен. И вообще, когда боги хотят наказать человека, они лишают его разума. Древние были правы, вещая это, а он оказался лишенным разума дураком. Александр порывисто сел на кровати. Закрыв глаза, он чувствовал, как гулко стучит его сердце. Все ложь, все обман. Его уже ничего не удивляло, даже собственное равнодушие. Постель продолждала хранить запах её тела, а его собственный двойник продолжал бить её по щекам. Все банально... и было бы смешно, если бы бы не зловоние предательства, если бы не мертвецы... Страх и отчаяние миновали,он ушел от них далеко, так далеко, как никто не свете. Александр открыл глаза. За последние несколько минут стало значительно светлее. Действительно, рассветает. Он встал с кровати и начал неторопливо одеваться. Посмотрел на себя в зеркале - высокий, худощавый парень, похожий на того, в Лениной комнате. Он ухмыльнулся и, подойдя к двери, стал осторожно освобождать из рчки двери ножку стула. С собой он взял доллары, сумку с обезвреженным пистолетом оставил здесь. Тихо пройдя по коридору, спустился по лестнице и вышел из дверей главного входа. Надобности запираться здесь, конечно, не было. Охрана и без того обеспечивала безопасность. Где-то совсем рядом рявкнул пес и глухо, свирепо зарычал. Из-за угла дома показался охранник с автоматом, но узнав Александра, махнул ему рукой и скрылся. Последовал какой-то тихий возглас, и собака, ещё несколько минут продолжавшая рыфчать, смолкла, наконец. У входа ограды процедура повторилась буквально, только охранник показался с рвущимся с поводка псом - лохматым кавказцем, которого заставило умолкнуть только удар свободного конца цепи. - Ты чего Санек в такую рань? Всю ночь ходишь-бродишь. Не спиться тебе? Да, ему не спалось. Прошло примерно полчаса, пока он добирался до больницы. Как и тогда ночью, когда он возвращался с ночного пляжа, в вестибюле больницы никого не встретил. Дверь комнаты охраны была приотворена, но никто не вышел посмотреть на вошедшего. Видимо, больница не представляла интереса для представителей местного криминала, потому охранный рефлекс у служащих выработан не был. "А зря, - подумал Александр, - наркоманы здесь есть, какие-никакие, а в больнице имеются наркотики. Так что очень даже все может случиться. Даже разборки на больничной койке ничему не научили. Зная дорогу, он прошел прямо к кабинету держурного врача. Надежды на то, что встретит именно ту сердитую девушку было мало, но хоть узнает, когда будет её смена. Но ему повезло, и она вновь дежурила. Наверное, на нее, как на молодую, спихивали то, что похуже. Или, может, за ночное дежурство у них там отгулы полагаются? Александр прежде всего постучал, а потом нажал дверную ручку. Дверь была заперта, но тут же послышались шаги, она спросила, кто стучит, но, не ожидая ответа, открыла. Вероятно, мыслями была далеко, и уж, во всяком случае, его, Александра, увидеть не ожидала. Ее реакция была более бурной, чем даже первый раз: она вскрикнула, лицо её исказилось гримасой страха, она отступила на шаг назад и подняла руку, словно хотела защитить лицо. Но тут же справилась с собой, и только покрасневшее лицо выдавало её волнение. - Что вы здесь делаете? Вас же выписали. Кто вас сюда пустил? Я сейчас вызову охрану. Она выпалила все это даже не дав ему сказать и слово. Она замолчала, и ему удалось заговорить. Мне нужна ваша помощь, - сказал Александр и вошел в кабинет. Она вновь невольно отступила на шаг, но тут же опомнилась. Смысл его слов дошел до её сознания. С надменным и строгим лицом она вернулась к столу, где сидела до его прихода. и опустилась на стул. Указав рукой на кушетку, где он сидел прошлый раз, она спросила: - Что у вас? Осложнение? Не могли утра дождаться? Почему "скорую" не вызвали? За словами она пыталась скрыть свое волнение. - Нет, с головой у меня все в порядке, - сказал Александр, ухмыльнувшись невольной двусмысленностьи фразы. Она не поняла. Его улыбку она объяснила по своему и, решительно взяв трубку телефона, сказала: - Если вы сейчас же не уберетесь, я вызову охрану и милицию. - Вижу вы мне не рады, - сказал Александр. - Если б я могла, я бы вас немедленно убила. Даже так? За что же такая немилость? - Перестаньте паясничать! Я вас ненавижу, вы это знаете, и все равно приходите. Что у вас на уме? Положите трубку, - сказал Александр, и она сразу повиновалась. Наверное она боялась его гораздо сильнее, че это можно было видеть со стороны. - Я просто хочу с вами поговорить. - Нам не о чем говорить после того, что произошло. Она уже перестала сдерживаться, а лицо е выражала откровенную ненависть. - Как раз есть о чем говорить, - сказал Александр. - Я даже уверен, что вы будете рады нашей беседе, после того, как я вам кое-что скажу. Но прежде я хотел бы... - Повторяю, я не хочу с вами ни о чем говорить! - крикнула она ему. - Помолчите! - приказал Александр. - Я же сказал, что вы будете довольны нашей беседой. И знаете почему? - спросил он. Она не ответила. - Потому что я не тот, за кого вы меня принимате. Девушка сухо и зло рассмеялась. - Я вас принимаю за того, кем вы и являетесь: за насильника. Вы законченный негодяй, человек без чести и совести. Вам не место в нормальном обществе. Вас надо изолировать от общества, запереть в отдельную камеру и уже не выпускать никогда. - А подробнее нельзя? У неё брови презрительно и недоуменно поползли вверх. Что подробнее? - Расскажите мне обо мне самом, - попросил Александр. Расскажите будто совершенно постороннему человеку. Все что знаете. А знаете вы, судя по всему, не мало. - У вас с головой не в порядке? - Ну хорошо, раз я такой отъявленный негодяй, да и сумасшедший к тому же, тем более вам следует исполнить мою просьбу и рассказать все, что вы знаете или слышали обо мне. Сумасшедших и насильников не надо раздражать, не так ли? Она пожала плечами. - Хорошо. Если обещаете после этого исчезнуть из моей жизни навсегда. - Обещаю, - сказал Александр. Она вздохнула. - Год назад вы и ваши дружки целую ночь насиловали меня. А когда я подала заявление в милицию, адвокат уговорил меня забрать это заявление. - Почему? - спросил Александркександр. - Потому что ваш приемный отец купил суд и прокуратуру нашего города. Потому что я все равно ничего бы не добилась. Потому что мне обещали найти свидетелей, которые заявили бы, что видели меня в ту ночь в другом месте, а вам предоставили бы алиби. - Вы сказали, мой приемный отец? Кто это? - Не притворяйтесь идиотом. Воронов Станислав Сергеевич. Он вас усыновил, значит вы его приемный сын. - Воронов приемный отец? А Лена? Какая Лена? Не морочте мне голову. Я не знаю никакой Лены. - Лена, которая живет в доме у Воронова и зовется его племянницей. - Какое мне дело до племянницы Воронова? Вы на самом деле псих. - Я не псих, - раздраженно сказал Александр. - Я попал в переделку, и мне надо узнать побольше, что здесь в вашем противном городишке твориться. К вашему сведению я Серебряков Александр Сергеевич, живу в Москве, приехал сюда два дня назад по просьбе Лены, племянницы Воронова. Меня на вокзале изрезали, все меня здесь узнают, а сегодня ночью я видел похожего на себя парня с точно такой же повязкой на лбу. Из этого я делаю вывод, что существует некий другой Александр, к тому же похожий на меня. Все эти совпадения могут кого угодно свести с ума. А меня ещё прежде, чем меня же здесь убьют. Кстати, меня уже несколько раз пытались убить. И то, что я ещё жив, объясняю чистым везеньем. А везенье долго длиться не может, поэтому мне нужна информаци, чтобы продержаться, хотя бы до ближайшего поезда на Москву, потому что здесь я оставаться уже не намерен. Понятно вам или мне ещё сплясать перед вами, чтобы убедить вас рассказать мне все, что знаете о Воронове, Саньке вашем и вообще. Девушка смотрела на него теперь уже, действительно, как на сумасшедшего. В конце концов ей пришлось поверить, что он говорит серьезно. Поверить ему она не могла, но неожиданный поворот их беседы заставил её забыть о собственных страхах. - Вы лжете? - сказала она. - Доказать вам я не могу. Когда на меня напали на вокзале, то не только порезали бритвой, но и забрали паспорт. Я жив здесь без документов. Меня все принимают за вашего земляка. Она пристально смотрела на Александра. Покачала головой. - Не могу понять, зачем это вам надо? Но скорее всего ваше очередное грязное издевательство. Я вас прошу: уйдите пока я не вызвала милицию. Вдруг Александра осенило. Указав на телефон, он спросил: - Отсюда можно позвонить в Москву? - Можно, только вам нельзя. Это служебный телефон. - Не говорите глупостей. Я хочу убедить вас, что я не ваш земляк-насильник, а совершенно посторонний человек. И мне нужна помощь. Он встал с кушетки и, подойдя к столу, взял телефонную трубку. Она сделал было движение, но не стала препятствовать. - Я сейчас набиру телефон своих соседей на лестничной площадке, а вы попросите позвать меня. Конечно, они будут возмущаться, что их в такое время разбудили, но главное вы поймете, что они меня знают, и что я их сосед. - А почему вы домой не позвоните? - скептически спросила она. - Да потому, неверующий вы человек, что я живу с бабушкой, а она сейчас в санатории. Какой код Москвы? - спросил он. Она не знала. Но нашла телефонный справочник и вскоре, под бдительным присмотром наконец-то заинтересовавшейся девушки, Александр набирал телефонный номер квартиры Петуховых. После пяти длинных гудков трубку сорвали и злобный голос Натали спросил, кто этот сумасшедший, что звонит в такую рань. Это была удача. Александр думал, что трубку возьмут её родители. - Это я, Александр, сказала он и быстро подставил трубку к уху девушки. Дав ей некоторое время послушать, он вновь заговорил. - Натали! Я тебе звоню из Анапы. Я у дяди Лены живу, У Воронова Станислава Сергеевича. Ты его знаешь? - Откуда? Я его никогда не видела. Только слышала от Ленки. Слушай, Сашка, не мог выбрать другое время? Мне же с утра на работу!.. Не прерывая её, Александр знаком дал понять девушке, чтобы она тоже слушала. Поколебавшись, она, все-таки, приблизила ухо к трубке, стала слушать. - Натали! А ты знаешь, что у Воронова есть приемный сын, который на меня похож и которого тоже зовут Александр Серебряков? - А-а! Ну и как тебя там разыграли? Меня Лена предупредила , чтобы я тебе ничего не говорил. Они хотели тебя разыграть. Это она тебя к себе утащила? А я-то душала, куда ты пропал? Кстати, тебя из палатки турнули за то, что не явился и никого не предупредил. Еще и на меня бочку катили. Это ведь я тебя устраивала. Александр прервал её. - Натали! Что ты знаешь о Лене и Воронове? - А ничего. А ты что имеешь в виду? Он дядя, она племянница. Ты думаешь, он с племянницей шуры-муры крутит? Брось, не думай. Я, вообще-то, и не знаю, что они там за родственники. О нем слышала, что он хозяин города. Заводы, там, фабрики разные... Крутой бизнесмен, в общем, местный заправила. Ну как, здорово тебя разыграли с ихним Александром? - Здорово, - согласился Александр. - Ну ладно, я тебе звоню, потому что потерял паспорт, и все меня здесь принимают за местного Санька. - Вот хохма! - сказала Натали. - Ну звони если что, только не так рано. Ну, пока. Александр положил трубку. Девушка теперь не могла не верить, звонок был более чем убедительный. Они оба понимали это. - Так кто же вы такой? - вырвалось у нее. Александр терпеливо повторил. - Я москвич. Зовут меня, как и здешнего Саньку, Александром. Александр Сергеевич Серебряков. Имя и фамилию вашего Саньки я не знаю. . Приехал я к вам в город по приглашению племянницы Воронова Лены. И столкнулся с тем, что вы меня принимаете за кого-то другого. Сегодня ночью я и увидел своего двойника. Он меня не видел. Теперь я хочу сбежать из Анапы с наименьшими потерями. Тем более, что меня уже несколько раз пытались убить. Я поэтому и хочу, чтобы вы мне рассказали все, что знаете. Наконец, её проняло и, сначала запинаясь, потом все увереннее, она стала рассказывать. И, как часто случается, человек не имеющий ни малейшего отношения ни к бизнесу, ни к криминалу, человек, интересы которого находятся в сферах иных профессиональных и личных - Вера знала достаточно много. Кроме того, - этим возможно все объяснялось - у неё оказался знакомый журналист, вернее, газетчик, который как раз интересовался криминалом профессионально, правда с иной стороны баррикад. В общем, дело обстояло таким образом. Воронов Станислав Сергеевич всю жизнь проработал в милиции и дослужился до заместителя начальника Внутренних дел города. С началом реформ вдохнул ветра перемен одним из первым, разобрался в новых веяниях лучше многих, уволился из органов и, используя прежние связи, занялся личным бизнесом. Сначала, как водится, торговал спиртным, причем в масштабах впечатляющих, потом скупил акции обанкротившихся предприятих и, к настоящему времени, создал свою личную империю, достаточно прочно занявшую место в деловой жизни города. Этому способстовало наличие информации касающаяся его конкурентов, регулярно получаемая по старым каналам, а так же собираемая ребятами из собственной службы безопасности. Все это Вера знала, разумеется, на основание слухов, которые витали в городском воздухе, но в правдивости которых мало кто сомневался. Таким вот образом дело шло до недавнего времени. А потом обстановка стала меняться с катастрофической быстротой. Заметно даже постороннему глазу стали один за другим появляться в городе все новые и новые игорные заведения, кто-то провел чистку среди самодеятельных сутенеров, затем организовал бесхозных проституток, поставил, в общем, эту отрасль индустрии развлечений в строгие рамки организованности. Примерно в это же время в Анапе появился некий Алишер Семенов. Родом он был, кажется, из Ингушетии, за ним стояла тейповая поддержка, в том числе и материальная. Очень скоро он стал значительной фигурой в городском мире и некоторое время назад, насколько Вера была в курсе, у них с Вороновым были громкие трения, разрешенные полюбовно. Ее друг говорил о каком-то соглашении между ними, в общем, каждый остался при своем: Алишер с игорным и шоу бизнесом, Воронов владел контрольным пакетом акций большинства крупных предприятий, в том числе и в порту. Все понимали, что перемирие временное, пока кто-то не накопит достаточно сил, чтобы выступить первым. И вот ещё что, несколько дней назад случился какой-то скандал с участием... - она на мгновение запнулась, но тут же продолжила, с участием Санька. Безобразный какой-то скандал. Ее друг обещал все доподлино выяснить, ибо по вполне понятным причинам, она, хоть и со стороны, но интересуется этим человеком, не хочет пропустить концовки его, пусть и молодой, но насыщенной и подлой жизни. - А что, Санек уже не раз отмечался в подобных... преступлениях? - спросил Александр. Вера покраснела - от злости, наверное, - и выпалила: - Да у него это обычная жизнь! И его всегда оправдывают! Месяца два назад он застрелил из автомата двух человек, и ему все сошло. Как всегда, замяли. Он, видите ли, уже помошник депутата и сразу оказался невиновным, а убитые объявлены бандитами. Еще сбил насмерть девушку. Гонял ночью на своей иномарке и сбил. Конечно, пьяный, но опять дело не возбудили: жертва переходила дорогу в неположенном месте. Кое-что, наконец, выяснилось. У Воронова был враг, некий Алишер. С учетом прежних сведений, можно предположить, что Алишер либо нашел общий язык с Леной (во что верить не хотелось), либо заставил её работать на себя каким-нибудь шантажом. Но в чем шантаж? И ещё одно: если за всем, что случилось с ним стоит Воронов с Леной и этот здешний Санек, то Алишер его естественный друг. И наоборот. Если попытка убить его и то вокзальное нападение часть интриги Алишера, ему, Александру, надо просить помощи у Станислава Сергеевича. Хуже всего - и он это отлично понимал, - что раз возник непонятный интерес к нему, то, по большому счету, не было никакого смысла в его бегстве отсюда. Уезжать, конечно, было необходимо, и он собирался уехать, но все это была только отсрочка. Тем более, что его Московский адрес знают многие. - Не могли бы вы устроить мне встречу со своим другом из газеты? Может он знает больше? Кстати, как его зовут? - Паша... Павел Андреевич Субботин. Почему бы и не устроить встречу, раз дело оборачивается таким образом. Хорошо. Обычно Павел Андреевич уже с восьми утра в редакции. Я ему могу позвонить, предупредить, что вы зайдете. - Где находится редакция? И как называется газета? - "Приморский рабочий". Это здесь недалеко, ближе к центру. Проспект Нахимаова, дом 99. Найдете. В крайнем случае, спросите.
      ГЛАВА 14
      НЕПРИЯТНОСТИ С МОРСКИМИ КУПАНИЯМИ
      Попрощался и вышел. Было полшестого. Какие-то две замшелые старушки топтались в вестибюле. Он вышел на улицу. Воздух розовел в ожидании солнца. Свежий прохладный ветерок с моря. Какие-то странные отпускные запахи вокруг, невозможные в Москве. Он ухмыльнулся, подумав об отпуске. Как же, отпуск, отдохнуть решил... Одинокие прохожие, уже попадавшиеся навстречу, уже спешили, наверное, на раннюю смену. Проезжавшая мимо длинная "тойота" притормозила возле него. Высунувшийся из окошка водитель крикнул ему: Парень! Не подскажешь, как проехать к порту? Александр кивнул в нужном направлении, но водитель, достав откуда-то карту, уже выходил к нему. Мне, парень, не совсем к порту. Посмотри, никак не могу сориентироваться. Пассажир, сидевший рядом с водителем, тоже вышел. Потянулся. С досадой сказал: - Когда же мы, все-таки, доберемся?! Обошел капот машины и вместе со всеми уставился в карту. Александр успел заметить какое-то короткое движение сбоку, но не успев осознать ничего, тут же получил старшный удар по голове. Теряя сознание, он успел подумать, что именно так и выглядит смерть. И ещё мысль, что везенье, кажется, никогда не длиться бесконечно, мелькнула... - и это уже было последнее, перед его погружением во тьму. Потом он вновь нашел себя в этом мире. И надо признать, чувствовал он себя ужасно, так что недавняя потеря сознания стала казаться боле привлекательной, чем нынешнее его состояние. Голова у него раскалывалась от боли, он задыхался, ноги и руки не слушались. Тут он понял, что лежит в машине между сиденьями, руки скованы за спиной наручниками, а рот заклеет скотчем, причем так неудачно, что дышать можно было только одной ноздрей. По мере того, как он приходил в сознание, сердце, поддаваясь панике, билось сильнее, легким уже по-настоящему не хватало воздуха... Александр, будто тюлень на лежбище, забился в ужасе, удушье лишало воли, уже вновь темнело в глазах... Впереди, неожиданно ясно раздался чей-то голос. - Очнулся, поросенок. - А что ты хочешь, - философски заметил второй, - всяк боится за свою жизнь. - Хозяин приказал доставить обязательно, - следуя своей мысли, продолжил первый. - Но ведь не уточнил, живым или наоборот. Машина внезапно остановилась. Александр уже ничего не видел,не слышал, чувствовал, что его стали выволакивать через заднюю дверцу. Поставили на ноги. Один из двоих, более высокий, заметил залепленную ноздрю и поправил скатч. Дышать сразу стало легче, Александр стал успокаиваться. Они находились в порту, но место было незнакомо ему. Возможно, где-то за стеной гигантских барж находится "Альбатрос", но здесь, возле их причала, качались, словно чайки на воде, яхты и катера, тоже, преимущественно, белые. Как и тот большой прогулочный катер, в направлении которого Александра грубо поволокли. - Топай! - сказал второй, тот, что выступал в роли пассажира - рыжий широченный мужик, из коротких рукавов рубашки которого торчали не руки, даже, окорока. Александр попытался сделать шаг, но не удалось. Ноги его так и оставались скованы. Похитители забыли об этом, наверное. Оказалось, нет. И рыжий мясник, и чернявый длинный водитель просто шутили. Когда Александр упал, оба залились смехом. А Александру было больно. Падая, он к счастью, стукнулся плечом и локтем, хорошо, не лицом, но боль от соприкосновения костей с бетоном причала была сильная. Ноги ему освободили и уже нормальным образом позволили зайти на палубу. Ничего хорошего он не ожидал. На причале торчали только одинокие рыбаки, но эти на самом деле не видели ничего, кроме своих поплавков и переметов. Да ещё с палубы одной из яхт метрах в двадцати, смотрел в их сторону пацан в тельняжке, оказавшийся знакомым: кивнул издали. Внутрь катера вела лесенка. Не ожидая ничего хорошего, Александр успел выставить вперед ногу, готовясь шагнуть, но его опередил рыжий: пнул ногой сзади, так что пришлось скатиться, едва не переломав ноги о железные ступени. Катер явно был приспособлен для служебных целей, хоть и содержался образцово - был подкрашен, везде разной краской, но лишнего не содержал, ничего из изысков роскоши. Что в данном случае было бы не лишне, так как по ковровой дорожке катиться было бы мягче. А так приземлился на деревянный пол, что тоже не очень приятно. Никто за ним не стал спускаться. Катер задрожал, заревел мотором и скоро Александр почувствовал, что они плывут. Посмотрел в иллюминатор. Да, разворачиваясь почти на месте, катер устремлялся куда-то на выход из акватории порта. Александр оглядел внутренность катера. Он находился в помещении кают-компании, вероятно,судя по длинному столу и пластмассовым табуреткам вокруг него. Дальше был проход в другую каюту. Что находилось там понять было нельзя из-за биссерных занавесок, состоящих из множества длинных нитей, свисавших с притолоки. Не заснул? - раздался веселый голос. и вниз спустился рыжий бугай. - Пошли на палубу. Порт уже за кормой, будем развлекаться. Нехорошее предчувствие кольнуло Александра и, как оказалось, не зря. Они выбрались на палубу. Следовавший за ним рыжий толкаться не пытался, но был подозрительно весел. На палубе стало видно, что катер отдалившись от берега примерно на километр, бойко летел вдоль берега. Медленно уходил назад порт, желтая полоска городского пляжа. Назад уходила млечная пенная струя, а все море вокруг остро блистало крупными звездами. За кормой, как водится, летели, громко негодуя, чайки. Александр поймал взгляд длинного водителя и здесь стоявшего у кормила , то бишь у штурвала. Водитель подмигнул. Рыжий рядом, протянув руку, зацепил скотч и резко дернул, освобождая Александру рот. Ну что, Сашок, повеселимся? И чего это ты такой невеселый? Прямо жалко мне тебя, - паясничал он, одновременно приподнимая сиденье лавки у левого борта. Внутри ящика нашлась бухта тонкой веревки. - Сейчас мы тебя свяжем этим линьком, чтобы ты ненароком не сорвался и пустим поплавать на свободе. Кто его знает, будешь ли ты ещё когда-нибудь на свободе. - Мужики! - сказал Александр, сам ощущая предательскую дрожь в голосе. - Мужики! Это недоразумение. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я приезжий... - Ага, просто ты погулять вышел, - закончил за него рыжий и вдруг свирепо закричал: - Заткнись, мразь! Не порть мне нервы, а то я за себя не отвечаю. - Но я, действительно, не тот, я... Рыжий быстро взмахнул чудовищным кулаком и с такой силой врезал Александру под дых, что все остальное он воспринимал как в тумане. Болела голова, болел живот, болели кости от ушибов при падении. Он смутно понимал, что его обвязывают концом веревки под мышками, слышал гневное бормотание рыжего. - Ненавижу! Ненавижу мразь! Сами все отмороженные, а как за них берутся, визжат от страха!.. Повизжишь ты у меня! - злобно пообещал его мучитель и вдруг, оторвав Александра от палубы, легко выбросил за борт, прямо в белопенную струю за кормой. Сразу обожгло холодом, но лишь на мгновение, ту же стало не до того: Александр пошел на дно, забился всем телом, чувствуя, что воздуха вот-вот не хватит, но все погружался, погружался... Вдруг так рвануло под мышками, так сдавило ребра!.. напор воды... голову грозило оторвать... Наконец, вырвало на поверхность, вновь брызнуло солнце, можно было дышать, он жадно вдохну воздуха, а оказалось - воды, закашлялся от боли в груди, ещё вдохнул... Узел веревки был спереди, на груди. Александра, хоть и пыталось развернуть давлением воды вокруг оси, в роли которой выступала веревка, но тут же сразу возвращало в исходное положение - лицом по ходу движения. Лицом же приходилось принимать напор воды, одной воды, перемешанной с воздухом, и эта смесь все время попадала не в то горло, он продолжал кашлять, мучительно напряаясь, словно его выворачивало, и все время, из последних сил, пытался поднять голову повыше, пока, в какой-то момент, очередной девятый вал не накрыл его в момент судорожного вдоха, и он окончательно потерял сознание. Очнулся он от боли в животе. Он животом лежал на подставленноем колене рыжего, который таким образом делал ему искусственное дыхани. Вдруг хлынула вода из легких, Александр, мучительно напрягаясь, дышал сквозь кашель, чувствуя однако, что оживает. Рыжий внимательно, сверху вниз смотрел на него, ползающего на четвереньках, и когда, по его мнению - опытному мнению палача, - Александр вернулся к жизни, пинком ноги отправил его назад, за корму. Повторение пытки - мучительно! На этот раз прошло быстрее; ещё не пришедший в норму организм задохнулся тут же, и при новом просвете сознания, Александр удивился, как его вовремя живого вытаскивают, когда по его мнению он уже утопленник со стажем, практикующий утопленник... А рыжий злодей уже просто закидывал его и сразу вытаскивал, словно тренировался в вываживании особо крупного морского экземпляра, а заодно тренировал и свои горильи бицепсы, требующие постоянной разминки. Добрались до цели они довольно скоро, хотя для Александра эти полчаса превратились в вечность. Ему позволили прийти в себя на палубе, только толкнули ногой к открытому борту, когда его стало выворачивать; тащить его на себе они явно не хотели.
      ГЛАВА 15
      ЗНАКОМСТВО С АЛИШЕРОМ
      Наконец, восприятие мира вернулось, он стал видеть, что катер стоит у длинного полупустого причала, где ещё находится небольшой импортный катерок и две моторные лодки. А на холме, метрах в ста, возвышался над морем, плавая в солнечном мареве, обрамленный колоннами портал белой античной виллы, ещё какие-то постройки, и все это великолепие защищено надежной оградой вокруг, спускающейся и к морю. Вот к этим белым колоннам виллы они и стали подниматься, когда Александр был способен двигаться. У колонн их поджидал толстый голый кавказец, прикрывший чресла фартуком. И его вид показался Александру символом всех здешних несчастий, всех ужасов, собенно длинный столовый нож в волосатой жирной руке. - Э-э! Друзья! Где вы прохлаждались? Я уж думал, вы не управитесь к приезду хозяина. - Мы его по дороге прохлаждали, - осклабился рыжий, указывая на Александра. - А вот сам-то ты управился? Я, знаешь, чтой-то проголодался, Рашид. - Когда это я не успевал, - удивился голый,которого назвали Рашидом. Он взмахнул огромным ножом. - Я всегда успеваю. Да ты нюхай воздух, чувствуешь райский аромат. Жаль сегодня гурий не будет, после такого шашлыка только красавиц подавай. Но Алишер сегодня распорядился настроиться на дело. Будем его (взмах ножом в сторону Александра) немножко резать-мучить. А шашлык для вдохновения. Ну пошли, - пригласил всех Рашид и повернулся сам, чтобы идти первым. Он оказался в гигантских красных плавках. Внутри дома было прохладно. Впрочем, Александра уже двано мучил нервный озноб, так что на жару он не реагировал. Все, предводительствуемые Рашидом, который взмахами своего секача указывал путь, спустились в подвал, попав в спортзал, где всюду стояли тренажеры, штанги и прочие отягощения. А у голой стены, с врезанными в камень кольцами, они остановились. - Снимай пиджак и рубашку! - распорядился Рашид и взмахнул ножом. Рыжий сзади отомкнул наручники, и Александр, сняв верхнюю одежду, остался в мокрых брюках. - Брюки оставить? - спросил длинный шофер и ухмыльнулся. Нехорошо ухмыльнулся. Все заулыбались. Рашид, отсекая слова взмахами ножа, предположил, что может быть у парня тоже кишка тонка, как и у последнего из гостей. Тогда опять тащить шланг, дерьмо смывать. Хорошо, если сам будет ещё способен за собой убрать, а если нет? А в брюках можно до воды дотащить. - Или до могилы, - хохотнул Рашид. В общем, перспективы были ясны, и Александра не радовали. Только нелепость происходящего, чудовищное недоразумение, которое, конечно же, разрешиться, не могло не разрешиться, не давало впасть в окончательное отчаяние. Нет, конечно, все разрешиться. Обязательно. - Это ошибка, - сказал он. - Это не я. - Конечно, дорогой, - согласился Рашид. - Конечно,это я. - Ну я же не при чем! отчаянно сказал Александр. - Я здесь первый раз. Я вообще в Москве живу. Конечно, - верил ему Рашид. - А я на Марсе. Я марсианин, разве ты где видел такого упитанного земного мужчину? Давай его привязываем и пошли. Поседнее относилось к обоим ухмыляющимся мужикам. Александра наручниками приковали к кольцам на стене, оставив его в позе распятого. Все ушли. - Совсем не мужчина, - уходя, сетовал Рашид. - Совсем от страха спятил: я - не я... Александр оставался один около часа. Смутно слышались какие-то голоса, шум подъезжающих и отъезжающих машин, запах шашлыка, все усиливавшийся и вызывавший только тошноту. В общем, это был не лучший час в его жизни. Впрочем, последующие часы были ещё хуже. Через час все трое, возглавляемые Алишером, спустились к нему. То, что это Алишер, ошибиться было нельзя не только по властному, суровому лицу, но и по той почтительности, которую все ему выказывали. Был Алишер среднего роста с правильными чертами волевого лица, глубоко посаженными глазами. Он оглядел Александра с ног до головы и улыбнулся. Улыбнулся так, что у Александра все похолодело внутри. Он быстро заговорил, спеша высказать все, что хотел. Так как хозяин молчал, все тоже молчали. Никто Александра не пербивал, пока он сбивчиво не закончил свой рассказ. - Так что я тут совсем не при чем. Это же легко проверить. Санек ваш в доме у Воронова, я его сегодня ночью там видел. Александр замолчал. Все ждали, скажет ли он что-нибудь еще. Но он иссяк. Спокойно разглядывая его, Алишер сказал: - Сема! Моя охрана уехала по делам. В доме никого кроме нас. Ты пойдешь к воротам, будем присматривать за местными. А мы здесь часа два задержимся. Худой водитель повернулся и ушел. Рыжий, не спеша, следуя примеру Алишера, скинул с себя рубашку и остался голым по поясь. Один Рашид все ещё не расстававшийся со своим ножом, ничего не снял: остался в плавках и фартуке. После чего и приступили. Начали с простого. Сначала рыжий бугай разминался с ним,но так Алишер сразу распорядился не усердствовать, его разминка была перенесена довольно легко. Так, глаз заплыл, да был выбит один зуб. А потом все слилось в сплошную, продолжительную боль - то усиливавшуюся, то ослабевавшуюся... Особо не изошрялись: прижигали огоньком зажигалки под мышками (потом его долго преследовал запах паленых волос, перемешанный с запахом жаренного мяса), ещё трудились, по очереди загоняля ему в палец цыганскую иглу. Палец был средний, на левой руке, и иглу загнали до второго сустава. Алишер потягивал пиво и наблюдал. Сам он руки не марал по примеру всех владык, которые удовольствие желать получали, но руки марать отказывались. Только Рашид и могучий рыжий мужик об этом не думали, увлеченно исполняя увлекательное дело мучить ближнего. Алишер лишь коротко приказывал, часто одним-двумя словами, и то, что подручные его понимали сразу, говорило о спаянности коллектива и немалой совместной практике. Так, с легкой улыбкой на тонких, резко очерченных губах наблюдал за медленно вползающей в палец Александра иглой, Алишер, улучшив момент когда вой пытаемого стих на мгновение, - Александр обессиленно переводил дух, - сказал одно слово: "палец". Этого было достаточно. Рашид, прижав кисть Александра к стене, уже просунул свой тесак между пальцами, чтобы удобнее было отрубить один. Потом легкий хруст, новый вопль, отмеченый улыбкой Алишера... все вновь продолжилось...нескончаемо, отупляюще, безнадежно... Впрочем, нет, надежда была. Мало того, что надежда живет до самого конца, но в разгар мучений Александра вдруг поразило, что делая все, чтобы усилить его боль, бандиты не совершали действительно необратимого: не ломали ему руки, ноги, позвоночник, не отрезали язык, губы, нос, не выкалывали, наконец, глаза. Он сам был поражен своей способностью в такой момент оценивать ситуацию с такой точки зрения, оценивать со стороны. Тем не менее, когда Алишер вдруг движением пальцев отогнал обоих исполнителей и задал какой-то вопрос, он подумал, что все творимое только что было прелюдией настоящего разговора. Именно сейчас с ним должен начаться разговор, иначе все было бы несправедливо, и надо было бы просто готовиться к смерти. - Что ты такое квакал о Москве и москвичах? - повторил Алишер и добавил. - Следующий раз не услышишь сразу, тебя накажут. Отвечай. Александр заторопился, стал повторять свою историю. Алишер внимательно выслушал и на этот раз и сказал: - Сейчас мы тебе отрежем ухо, чтобы сказки не рассказывал. Если опять соврешь, отрежем и второе. Потом все остальное. - Но я же правду говорю! - закричал Александр в совершеннейшем отчаянии, но подошедший Рашид уже деловито пилил ему ушную раковину своим, судя по всему, универсальным ножом. Александр продолжал вопить, даже когда почувствовал, что экзекуцию не доводят до конца: надрезал мясник ухо до половины и отошел, любуясь делом рук своих. Александр смолк лишь тогда, когда заметил, что рот Алишера открывается - тот что-то стал говорить, а пропустить смысл слов его было очень печально. - Назови свой выдуманный адрес, московскую прописку и телефон. И в каком районе живешь. Выслушав ответ Александра, помолчал, играя желваками на сухом мужественном лице горца и протянул руку в сторону рыжего. Тот вновь не нуждался в разъяснениях воли хозяина, подал трубку мобильного телефона. Набрав номе, Алишер попросил к телефону Мусу и тут же перешел на другой, видимо, родной язык. Понятно было лишь то, что просит проверить адрес и прописку, названные Александром. Потом Рашид ушел наверх и скоро вернулся нагруженный банками пива и очередными порциями шашлыка. Александр, распятый у стены на кольцах, наблюдал их легкую трапезу. Пива они тоже не жалели. Для себя. Зазвонил мобильный, Алишер, аккуратно промакнув губы салфеткой, взял трубку. Некоторое время слушал, разглядывая Александра словно вещь, чем он, собственно и являлся. Наконец, сложил телефон и бросил рыжему, ловко, одной рукой поймавшего его. - Все нормально. Дом есть, квартира есть, совершенно верно. И прописан какой-то Серебряков Александр Сергеевич, семидесятого года рожедния,русский.Значит, дело обстоит так: будем считать, что я тебе поверил. Я уже и так подозревал. Да и мужики мне докладывали, что наблюдали какие-то нестыковки: то тебя в мэрии видели, а одновременно - дома, то в аэропорту, а одновременно на "Альбатросе". Мы тут не дураки, сразу о двойниках мысль возникла, так что будем считать, я тебе поверил. - Зачем же тогда меня пытали? Нельзя было сразу позвонить в Москву, узнать? У Алишера насмешливо поползли брови. - Мальчик продолжает квакать. Рашид, Рыжий - вы квалификацию, что ли, теряете? После вашей обработки человек должен забыть, что он был когда-то человеком и имел собственное мнение. Уволить мне вас, что ли? - Лучше мы его сейчас доведем снова до кондиции, - предложил рыжий Паша. - Может, действительно, довести снова? - задумчиво оглядел Александра Алишер. И лишь прятавшаяся в уголках твердых губ улыбка выдавала, что он шутит. - Ладно, - решительно закончил Алишер. - С этого момента ты будешь работать на меня. Все равно Ворону скоро конец, так что кто поумнее начинают перебираться ко мне Я и плачу лучше. Твоя задача - вернуться к Ворону, суметь открыть сейф и доставить его содержимое мне в целости и сохранности. Один из вас - я имею в виду Саньку - все равно рано или поздно труп. Я его лично колбасить буду. Долго. Он меня очень обидел. Деньги что: сегодня он взял, завтра я с процентами верну. А обиду можно смыть только кровью. Главное, он у меня Розу испортил. Нет, мужики, что за девка была! повернулся он к Рашиду и Рыжему. - Да, таких единицы! Королева красоты! А он падаль!.. - заскрежетал зубами Алишер и тут же быстро Александру. - А может это все-таки ты Сашек? И мне здесь мозги пудришь? Лапшу на уши вешаешь? Выдержав секунду, смягчился. - Верю, верю. Санек бешенный и глупый. Он бы давно уже сорвался, а ты терпишь, ты терпеливый. Будешь мне хорошим рабом. Я о своих людях хорошо забочусь. Согласен, москвич? Не слышу, громче! - Да, да, конечно, - кричал Александр, чувствуя, что нервы его на исходе, и он уже готов на все, лишь бы вырваться отсюда, из этой преисподней, что находится под белоснежной виллой с античными колоннами. Конечно, согласен!.. Довольное выражение не сходило с мужественного лица Алишера. Он был рад удачно проведенной операции: лишний раз суметь определить человеку его место в этом мире достойно настоящего мужчины. Полтора часа работы и он нашел себе безотказного работника, которому и платить-то особенно не нужно, так, крохи со стола. Испытанный ужас заставит его крутится, как белка в колесе, исполняя волю хозяина. Алишер подобрел, распорядился освободить Александра, похлопал его по плечу, отправил в руки Рашида, немедленно ставшие дружескими. Рашид, кстати, был универсален. И как калечить умел, так же умел и лечить. Отрезанное наполовину ухо осторожно приклеил лейкопластырем, пособетовал сразу обратиться к врачу, пусть по свежему заштопает. Потом быстро протер Александру лицо, удалил крошки выбитого зуба, перевязал культю пальца и, обнимая бывшую жертву за голые плечи своей поросшей густой черной шерстью рукой, сопроводил в комнату, где за обновленным столом сидел Алишер и Рыжий. Все ещё любовно обнимая толстым окороком Александра за плечи, Рашид представил обновленного пленника честной компании. Осмотрев Александра, все остались довольны. Затем Алишер посуровел, пряча улыбку в твердых узких губах, и вновь повторил то, что ожидал от Александра: открыть сейф Ворона, доставить документы, в том числе, реквизиты банков и номера банковских счетов, на которые Санек перевел украденные деньги... - Это основное. Потом может что ещё поручу, - сказал он и добавил, - У меня появилась мысль, как использовать ваше с Санькой сходство. Рыжий меж тем разлил по бокалам пиво из стоявшей тут же импортной бочки. Алишер подумал и распорядился налить Александру водки, полный стакан, чтобы привести гостя в норму. Рыжий налил стакан до краев и подал стоявшему перед всеми Александру.Тот выпил водку, как воду. - Молодец! - сказал Алишер. Рашид на кончике шампура протянул кускок мяса. - На, брат, закуси, - сказал он и сам сыто рыгнул. - Да, закуси и проваливай. Надоел, - брезгливо сказал Алишер. - Рыжий, проводи его, а то Сема не выпустит. Объясни, как добраться до трассы, и как дальше идти. Ничего, доберется пешком, не маленький. Рыжий, продолжая жевать, встал из-за стола и, подталкивая перед собой еле передвигающего ноги Александра, вывел его в солнечную муть раскалившегося дня, с нестерпимым лазурным сиянием разлитого внизу моря. - Алишер приказал выпустить, сказал Рыжий длинному Семе у ворот. Тот открыл калитку в воротах и выпустил Александра, услыхавшего за собой: - Когда вы там меня смените? Даже пива не догадался принести, обормот. - Щас сменим. Гаврики Алишера должны скоро быть. Я пойду доложу, что этого недотепу выставил.
      ГЛАВА 16
      ПРОЩАНИЕ С АЛИШЕРОМ
      Александр вдруг обнаружил себя сидящим в пыли на самом солнцепеке. Спиной привалился к горячей створке ворот... И как же было мерзко, больно, безнадежно! Внезапно водка дошла, горячо разлилась в пылающем теле, и самые яркие, самые омерзительные подробности этого невозможного, только что, однако, свершившегося бреда чередой пронеслись в мозгу: беспомощность... жуткий страх... иголка, поэтапно вбиваемая в палец... страшный хруст этого же самого пальца, отлетевшего прочь навсегда и главное - свое удивление, удивление, что все происходящее с ним, не с кем-нибудь, а с ним!.. мирным, никому никогда не сделавшим зла!.. за которое можно было бы отрезать ухо, потом другое, другое!.. И тут же вспомнил - совершенно омерзительное! ощущение тяжелой, потной, черно-волосатой, жирной руки на своих голых плечах... и ещё более омерзительное собственное чувство щенячьей благодарности к этому могучему Рашиду, который, ведя его к Алишеру и прижимаясь потным, горячим животом, шептал ему на ухо: - Ты хороший парень, мы с тобой бо-о-о-льшие друзья будем. Я такой, кому я друг, те ни в чем не нуждаются. Тут же это воспоминание сменилось, он увидел перед собой Алишера, счастливого горского хана, довольно поглядывавшего на очередного покоренного пленника, то есть на него, Александра, и жуткая уверенность, что жизнь кончена, что она невозможна после всего, что было, захватила его. Не помня ничего, он оперся рукой о булыжник, оказавшийся возле, встал. Пошатываясь от волнения, может от выпитого стакана водки, от жары, он сделал шаг и едва не упал, уткунувшись лицом в ворота... Как все болит! Он посмотрел вниз - в руке был зажат булыжник, о который опирался, вставая. Не помнил, что взял. Разжал руку; камень упал. Он продолжал видеть перед собой всех троих победителей жизни, всю лютую разноплеменную компашку... Нагнувшись, он поднял круглый камень и постучал в калитку. Смотровое окошко открылось и показалось лицо длинного Семы. - Ты ещё здесь? Уматывай отсюда, пока Алишер добрый. Давай, давай. - Я забыл сказать Алишеру важную вещь... о Вороне. Открой. Секунду поколебавшись, Сема стал открывать дверцу. Александр боком вошел в калитку и, когда страж повернулся к нему спиной, ударил его камнем в затылок. Тот охнул, поднял обе руки, обхватил ладонями голову и, опускаясь на землю, повернулся по оси, скользнув взглядом и по Александру. Но кажется в тот момент не видел ничего. А через мгновение, уже не мог увидеть; Александр вымещая на нем все кипевшее в груди, бил, бил, бил в хрустящее, окровавшенное, сразу потерявшее человеческие черты лицо. Устали руки. Опомнился. Вновь промелькнула тень ужаса, но он её отогнал.В наплечной кобуре нашел пистолет без обычного здесь глушителя. Проверил обойму и вдавил обратно в рукоятку. Щелкнуло убедительно плотно. Счастливая тяжесть в ладони, мучительно готовая разрядиться... Как сомнамбула, пошатываясь пошел к сверкающим дорическим колоннам, к фронтону с гипсовыми нимфами наверху... мучительно жгло в горле и ужасно, ужасно хотелось пива. Он знакомым путем прошел к трапезной, откуда громко и весело разносился жирный баритон Рашида и заводная песня Киркорова... Он вошел. В комнате был Рашид и Рыжий. Оба изумленно вытаращились на Александра. - А-а-а! Мальчик нас полюбил, не хочет расставаться! - радостно взревел Рашид и, перетекая внутри своего раздавшегося тела, начал подниматься, может быть, чтобы обнять дорогого мальчика. Александр выстрелил ему в грудь. Пуля шумно скрылась в необъятной плоти. Рашид удивленно посмотрел себе на грудь, откуда начал бить фонтан крови, так же удивленно повернул лицо к рыжему приятелю и сказал: - Ах, он меня убил, Рыжий... Как больно! Он навалился на стол всей тяжестью и опрокинул его. Рыжий со зверским лицом лез к Александру. Конечно, от неожиданности ничего не понимал. Понимал только, что их жертва сделала что-то плохое, непоправимое. Александр выстрелил и попал ему в живот. Удар отбросил рыжего, он упал, попытался подняться, но новая пуля выбила ему глаз, и он умер. - Что вы за животные, не можете без!.. не договорил, входивший в дверь напротив Алишер в распахнутом халате под которым были одни лишь плавки - купаться, видно, захотел. Мгновенно оценив ситуацию, он выпрыгнул назад, только мелькнула пола халата. Александр кинулся следом. Ему повезло, коридор был длинный, и Алишер не успел скрыться. Александр выстрелил и, видимо, попал горцу в ногу. С воем тот упал и, схватившись за колено, стал кататься по полу. Боль, наверное, ошеломляющая, на некоторое время Алишер был занят только коленом. Наконец, стоявший рядом Александр появилс в поле его зрения. Наверное, до сего момента Алишером руководил инстинкт зверя попавшего в ловушку, и бегство его - стремительное, нерассуждающее - было как раз реализацией всех тех генетических качеств, что и делало его хозяином и вождем всей его банды. Но сейчас понимание того, что охотился за ним и, к тому же, подстрелил все тот же молокосос, которого он только что, и не без успеха, учил жизни, поразило его. Реакцией было все нарастающее возмущение, скоро перешедшее в нерассуждающую ярость. - Ты!.. Ты мертвец, животное! А ну отдай пистолет! И на колени, недоносок! Ты хоть понимаешь, в кого ты стрелял?! Ты хоть понимаешь, что с тебя теперь медленно сдерут шкуру? Отдай пистолет, идиот! Вновь что-то в душе Александрександа произошло. Отупение как результат испытанных здесь пыток и унижения, отупение вызвавшее приступ исступления, безумия, лихорадочной деятельности, сменялось пониманием, что роли окончательно переменились. И возмущенный бандит перед ним, верящий только в справедливость организованной силы и совсем недавно почти добродушно истязавший его, находится сейчас в полной его власти, наполнило его душу хищным нездоровым весельем. - Отдай пистолет, слышышь! Я сам тебя сейчас порву! - морщась от боли в колене, закричал Алишер, протягивая руку за оружием. Затравить его наконец, после всех пыток и страхов... Видеть, как понимание неизбежного сменит в его глаах бессмысленную, врожденно-воспитанную уверенность в собственном праве унижать и убивать людей... Южный сверхчеловек не понимал, что пришел его смертный час... Насладиться музыкой его мук, симфонией вползающего в него страха... Восхититься тем, что он, Александр, держит этого сверх полу-животного, полу-одушевленного примата, этого дикаря с первобытно-общинным мировозрением, который совсем недавно получил свое удовольствие от человеческих мук - о, черт побери! это было нестерпимой отрадой! Александр выстрелил ему в живот. Пуля вошла под пупком, над резинкой плавок. Алишер посмотрел на входное отверствие пули и удивление его, казалось, возросло. Когда же ты остановишься, покойник? - возмущенно сказал он. - Мне же лечиться сколько придется! Ты хоть о себе подумай, пожалей себя! Он вновь потянулся за пистолетом. Александр пнул его ногой в лицо. Эйфория проходила. Пора было кончать с ним, но хотелось, чтобы он предварительно понял, что смерть неизбежна, чтобы ощутил страх и тоску, если он вообще способен к воображению. Невольно его тупая уверенность в собственной значимости передавалась и Александру. Возможно, в этом и состоит величие вождей - в собственной тупой уверенности в помазании Божьем. Тут Александра осенило, и, прицелившись, он выстрелил Алишеру в пах, понимая, что у настоящих мужчин в основе мировозрения стоит их собственный фалос, лишиться которого равносильно крушению мира, банальному концу света... Из переполненных плавок хлынула волна крови. Алишер, наконец-то занявшийся только собой, выл на полу. Александр стал подсчитывать, сколько пуль он уже выпустил... три пришлось использовать на мясного Рашида и Рыжего, затем колено, живот и яйца Алишера. Так как в обойме "ТТ" восемь патронов, остается ещё два выстрела. Одну пулю, для симметрии, наверное, он пустил Алишеру в оставшееся колено, тем внеся новую ноту в нутряной вой бандита. Этот вой, к которому присоединились какие-то иные звуки, непонятные ему, стал Александра раздражать. Выстрелив алишеру в висок, он оборвал эти животные вопли и разрушил его череп и мир. Дернувшись всем телом, потом каждой ногой по очереди, Алишер наконец умер. Возможно, что в течение двух-трех секунд Александр потерял связь с действительностью. Он сидел напротив Алишера на полу и внимательно следил за щупальцевидным отростком, который вырастал из все ещё пополнявшейся лужи крови; острый конец этого плотного красного щупальца нерешительно пытался подлезть под него, Александра, и пришлось немного отодвинуться. Откуда-то налетела плотная стайка серых мух, возглавляемая одной ярко-зеленой, первой шлепнувшейся на залитый кровью глаз Алишера. Ручеек, все же, догнал Александра, но в последний момент тот встал, избегнув кровавого соприкосновения. И ужасно, ужасно хотелось пива! Откинув бесполезный пистолет, он вернулся назад к неопасным телам Рашида и Рыжего, обнаружил чистую пивную кружку ещё древних социалистических времен и наполнил пивом до краев. Какое, все же, наслаждение, добрый глоток пива после ратных трудов, да ещё в жару!.. Александр чувствовал, что мысли его спотыкаются, как и он сам, тихо бредут сами собой, кружным путем выводя его к разумному, доброму, вечному... Он не пытался даже пробовать понять все то, что совершено сейчас. Его участи во всем этом деле, хоть имело материальное подтверждение в виде дырки в ровном частоколе зубов и норовящем отвалиться ухе (повязка на лбу чудом державшаяся все это время, так что состояние этой первой знаменательной раны было ему неизвестно), но все же находилось за горизонтом реальности, к которому он все не поспевал. И каким же мелкими вдруг показалось его собственные переживания тогда на вокзале, после нападения, ещё в той, невозможно далекой жизни!.. Допив содержимое кружки, Александр наполнил её снова и, на ходу делая глотки, отправился на выход. Когда он вышел из двери, и солнце мягко, горячо ударило его в лицо и по плечам, его ожидал сюрприз: странные звуки далекого жужжания, которые он слышал прежде и принимал за мушиной веселье, оказались рокотом мотора подъехавшей машины, из которой уже вышли и целились в него трое мужчин той особой, сразу узнаваемой внешности, в которой сразу узнаешь бандитов и политиков; уверенно и решительно все трое целились в Александра из пистолетов и одного автомата. Несколько секунд длилось напряженное молчание, потом один из мужчин, краснощекий тип с ярко голубыми глазами шумно вздохнул. - Так это же Санек! Ты как здесь оказался, дурачок? А где Алишер? Александр, на которого все происшедшее за утро подействовало - и продолжало действовать молча допил пиво из кружки, так же молча поставил её у одной из колонн, потом выпрямился и сказал: - Я только что убил Алишера. - Отлично, - сказал краснощекий тип и сделал знак пистолетом одному из спутников, очень высокому худому кавказцу, задвигавшемуся сразу быстро, как насекомое. Кавказец, держа автомат Калашникова наизготовку, доскакал до двери, распахнул её и по-спецназовски влетел внутрь. Краснощекий и другой из оставшихся, весь какой-то закругленный парень, наверное, из борцов или штангистов, бросивших заниматься любимым спортом и от этого сразу заплывший жиром - оба не спускали с Александра хищных стволов. Краснощекий сделал ещё одну попытку разговорить Александра. - Ты не дрейфь. Сейчас Рустем получит у шефа подтверждение, что ты свободен, узнает, кто замочил Сему, и катись к своему папашке, к Ворону своему черному. Ты что молчишь, гнида? Кто Сему замочил? Я как вас воронят вижу, так сразу о падали приходится думать. Отвечай, паскуда, кто Сему грохнул? Александр, который вдруг понял, что все близко к завершению и, вероятно, солнце и море он видит в последний раз, преисполнился тупого равнодушия. Махнув обоим бандитам рукой,мол, отстаньте, он опустился на корточки возле одной из колонн, прислонился спиной и стал смотреть на расплескавшееся до самого горизонта, посеребренное острыми бликами сине-зеленую плащяницу моря, на белый теплоход посередине слегка вознутой чаши воды, лоскуты парусов там и там, на чаек, важно прогуливавшихся на причале... так и не поплавал толком и даже ни разу не позагорал. Выскочил кавказец. Был он вне себя от ярости, или ещё там каких чувств. Подскочил к Александру, длинной, как у кузнечика ногой сбил с ног, заплясал вокруг, как сорвавшаяся пружина, все время дребезжа и взвывая: - Я убью его! Я его зарежу, застрелю! Я порву его сейчас! Он всех застрелил. К нему подбежали, отвели в сторону, успокоили, сбегали по очереди посмотреть и, коротко посовещавшись, решили кончать Александра здесь же, а потом доложить Руслану (брату Алишера, как понял Александр), что нарвались на засаду, в бою, мол, потеряли четверых, в том числе и Алишера, затео взяли в плен раненого Саньку и замочили его тут же. Все как-то расслабились. Рустем категорично заявил, что сначала он Александру собственноручно отрежет голову, а потом уж, для алиби, изрешетит тело пулями, мол, ранен ими в бою. Так и решили. Рустем зловеще улыбаясь, подошел к все ещё сидевшему на полу Александру, рывком поднял его левой рукой и стал приближать к горлу сверкающее на солнце лезвие. Понимая, что наступил его последний час, но вместе со страхом и уже сам продолжая испытывать какое-то покорное безразличие, Александр закрыл глаза, ожидая острое прикосновение металла к горлу. Тут же возникли какие-то посторонние звуки: три быстрых, еле слышных хлопка, которые и слышны были только потому, что не вписывались в ожидаемую сейчас мелодию, где главной нотой будет его, Александр, предсмертное хрипение. Ничего, однако, больше не произошло. Даже обезьянья хватка Рустема ослабла, руки его, разжавшись, провели Александру по груди, зацепились за пояс брюк... И только тогда Александр открыл глаза. Рустем уже укладывался на каменный пол у его ног все с тем же зверским выражением лица, только в виске имел дыру, видно и послужившую причиной такого неожиданного исхода событий. Александр посмотрел на стоявших внизу краснощекого и борца... Вернее, недавно стоявших. У борца в виске была такая же, как и у Рустема дыра, а вот у краснощекого, дабы нарушить единообразие смертей, был выбит один из его ярко синих глаз, второй же продолжал смотреть, но уже в такое же как и сам синее небо.
      ГЛАВА 17
      ПОДСАДНАЯ УТКА
      Из-за крайней колонны вышел с пистолетом, глушетелем устремленным к небу, Жора Меченый. Спустился по ступенькам к трупам внизу, бегло осмотрел, потом поднялся к Рустему и только после остановился перед Александр и, глядя ему снизу вверх, сказал, покачивая головой: - Ну и везет тебе, парень! Стрнный человек, этот Жора Меченый. Хотя, кто в этом приморском зазеркалье не странный? Впечатление такое, что из обычной московской обывательской квартиры каким-то неведомым колдовством его перенесло на другую планету, где нормой является то, что в обычном мире - чудовищное преступление. Между тем Меченый деловито обыскивал трупы. Оставлял на телах все, кроме денег и документов. Закончив обыск, он взглянул на Александра и мотнул головой в сторону входной двери в дом. - Пошли, что-ли, посмотрим, что ты там натворил. Творение Александра его удивило. Если не больше. Время от времени, со странным выражением на лице, он поглядывал на Александра. Спросил, где тот так научился трелять. - Я занимался стрельбой из пистолета. - Спортсмен, значит. Ну-ну. Возле Алишера он остановился и долго разглядывал тело. Повернулся к Александру. - Вот уж не думал, что Алишер так кончит. Кстати, в чем-то я твой должник. Ты мою работу сделал. Алишера должен был убрать я. - Вы меня спасли, - сказал Александр. - Ну, это точно не считается. Зачем, думаешь, я все время возле тебя кручусь? Вот-вот. Моя задача - отстреливать всех этих гавриков, что охотятся на тебя. Александр все ещё туго соображал. Помолчав, он спросил: - Почему? - Что почему? рассеянно спросил Меченый, ловко обшарив карманы и сумки убитых. - Почему меня хотят убить? - Почему?.. - Меченый закончил пересчитывать доллары, обнаруженные у Рыжего и поднял глаза на Александра. - Потому, что ты подсадная утка. А ещё потому, что у Алишера была пассия, местная королева красоты семнадцати лет от роду. Наш Санек сумел её как-то обработать и через неё добыть файлы с номерами банковских счетов Алишера. А потом, пользуясь паролями, перевел наличные куда-то себе на свои счета. Ничего себе афера! Представляешь, как он Воронова подставил? Даром что сынок приемный, мозгов мало. Девку, конечно, пристроили, а то Алишер её сразу бы убрал. Саньку она и не нужна была, хотя и обещал жениться. Во всем, конечно, заслуга шефа, то есть, Воронова. А Алишер, понятное дело, зверь. Вернее, был... Твоим старанием. Да... здорово ты его! Таллант! - А я? - А ты вовремя объявился. Где-то тебя Ленка выискала, вот тебя сюда и заманили. Как лоха. Я думал, ты больше суток не продержишься. - Кто на меня на вокзале напал? И кто резал? - Санька напал. Санька и резал. Никому не доверил. Его Алишер после той аферы через пару дней нашел. Санька и следы особенно не заметал, обнаглел от своей принадлежности к городской власти. Алишер в гневе, понятно, ничего толком сделать не мог. Разок махнул своей бритвой, хотел по горлу попасть, но промазал. Люди Санька пальбу устроили, но так, для шумового эффекта. Войну никто спонтанно начинать не хочет. На следующий день у Воронова с Алишером была стрелка, они договорились обо всем. В ближайшие два дня со мной заключили контракт и вызвали из Москвы тебя. - Контракт? - тупо переспросил Александр, у которого вся эта информация сейчас плохо укладывалась в голове. Они как раз поднялись по лестнице, куда устремлялся перед кончиной Алишер и попали, вероятно, в комнаты хозяина. Здесь же валялась на диване его одежда, дипломат, оружие... - Я же не местный. Как и ты. Но ты московская штучка, а я Ростовская. Я - специалист. Когда надо где-нибудь убрать много и чисто, связываются со мной. Платят неплохо, а за качество исполнения заказа я отвечаю. Мне была поставлена задача убирать всех, кто хочет тебя грохнуть. - Почему же вы позволили меня похитить? - Ты не понял, парень, - сказал Меченый. Он как раз закончил осмотр. - Пошли, пива глотнем. Жара, - добавил он, - сейчас бы в море нырнуть, да недосуг. А пива пойдем глотнем. - Так о чем это я? - спросил он позже, когда они вернулись в комнату, где нашли свой конец Рашид и Рыжий, соединенные теперь не только созвучием имен, но и Судьбой. - Ты не врубился, - продолжил Меченый, рассеянно занимаясь поисками чистой посуды, - ты не врубился, что я работаю. По контракту работаю. Ну, убил бы я тех двоих ещё в порту, что из того? Раз они тебя сразу не шлепнули, значит их послали привезти клиента с собой. Я проследил, куда они направляются, вычислил, что плывут на загородную хазу Алишера этот домик он недавно приобрел - и явился как раз вовремя. - Но меня могли убить, - угрюмо сказал Александр. - Я тоже так думал. Лично я рассчитывал захватить Алишера и побольше его шестерок уже расслабившихся. Так что можешь понять, как я был поражен, что они не только тебя не сломали, но и недооценили. Впрочем, как и я. Впрочем, как и все. Меченый с наслаждением выдул свою кружку пива. Покосился на Александр. - Не куксись. Пей лучше. Давай за твое везенье. Хочешь совет? - неожиданно спросил он и, не ожидая согласия, сказал. - Советую тебе стать профессионалом. Конечно, ты сейчас салага, ничего не умеешь, сейчас ты птенец, которого, по всем законам, мимоходом можно прихлопнуть. Но ведь пока не смогли. Сколько народу полегло!.. И все, чтобы тебя достать. А ты все ещё жив! - взмахнул он кружкой в так своим словам. - Таллант. Таллант надо пестовать. Так что предлагаю тебе свою бескорыстную поддержку. Пока мне не предложили за тебя взяться. Тогда будет уже поздно. Думай. - Почему вы мне это говорите? спросил Александр. - Потому, что меня восхищает твоя живучесть. А ещё потому, что если не примешь мое предложение, то тебе в любом случае не жить. Ворон - это голова! Ворон - это стратег, каких мало. Алишер и его ещё живой братец так, мелочь, заезжая шушера. Это им в нашей неразберихе кажется, что все можно. На самом деле их время закончится не сегодня, так завтра. А Ворон умный. И он обязательно начнет подчищать тылы. Зачем тогда ему, спрашивается, будешь нужен ты? А если кто любопытствовать начнет? - Вы имеете в виду наличие двух Александров? - Естесственно? - сказал он. - Сам подумай: два Санька! Нет, друг, ещё два-три дня, и все будет кончено. Понимаешь, Санек приговорен. Это вопрос принципа и ихней кавказской чести. Алишер, брат, сват, пусть все будут убиты, но и Санек тоже. Он оскорбил весь род. Я так понимаю. Если предъявят твой труп, Санька можно временно спрятать и все такое. - Вы предлагаете мне сбежать? - спросил Александр. Куда? - покачал головой Меченый. Он вновь наполнил кружки. По щеке его, огибая большое коричневое родимое пятно ползла струйка пота. - Все предопределено, тем более, что твой паспорт, как ты понимаешь, у Саньки. Так что, либо ты будешь работать со мной, либо Ворон тебя уберет. Если, конечно, не произойдет что-то из ряда вон, - добавил он, допивая уже вторую кружку пива. Вытер пену с губы и, задумчиво посмотрев на Александр, добавил. - Впрочем, может с тобой как раз и может выйти из ряда вон выходящее. Давай, дерзай. Между тем в открытое окно слетались мухи, вероятно, привлеченные запахами. Густо пахло пивом, кровью, сигаретным дымом, так что под потолком уже вилась нескончаемая плотная карусель пока ещё черных мелких тварей, иногда прорезаемая тяжелым, стремительным пролетом зеленой твердой мухи. - Да, - спохватился Меченый, - чуть не забыл. Он вытащил из сумки пачку долларов, изъятую в ходе обысков и, отсчитав часть, передал Александру. - Бери, заработал. Это твоя доля, четырнадцать тысяч баксов. Так сказать, на мороженное. И пора нам отсюда сваливать. Я думаю, сюда пока больше никто не явится. Он посмотрел на Александра со знакомым выражением. - Ну и рожа у тебя! - сказал он с интонацией почти Жигловской. - Пошли. Я тебя до больницы подброшу.
      ГЛАВА 18
      ВЕРЕ ХВАТАЕТ РАБОТЫ
      Меченый довез Александра до городской больницы, попросил не трепаться Воронову о Саньке, о разных подсадных утках и главное, не тянуть с окончательным ответом на его предложение. С тем и уехал. Александр подождал, пока черный джип Жоры не скрылся за углом, отвернулся и пошел к главному входу. Сейчас в разгар утра - на стене вестибюля часы показывали без десяти девять - народ уже здесь был. Больные в пижамах выходили проветриться на свежий воздух, бесконечные старушки сидели по лавкам вдоль стен, стояла очередь посетителей к окошку, где воседала сердитая пожилая медсестра. Александр, чувствуя себя старожилом, проследовал сквозь разношерстные толпы и прямо в кабинет дежурного врача. Веру он застать не надеялся, но все же заглянул. Она была ещё там. Причем, не одна. Разговаривала с большим, полным мужчиной с гладким благообразным лицом дореволюционного демократа. Он был одет в легкий бежевый костюм, сорочку. Даже был при галстуке, несмотря на все усиливавшуюся жару. По оживленному виду Веры Александр, почему-то, решил, что мужчина не больной, а гость здесь. Как оказалось, был прав. Вера взглянула на Александра и удивленно встала ему навстречу. - Что с вами? - невольно воскликнула она. - Да вот, со ступенек упал, - попробовал ухмыльнуться Александр и впервые почувствовал, что улыбаться больно. Вопросительно поглядывая на мужчину, он продолжил говорить Вере. - Не могли бы вы мне оказать первую помощь? Или, если вам трудно после дежурства, то направьте к другому врачу. Мне был хотелось уйти побыстрее, я ещё ничего не успел, даже к вашему знакомому, Субботину. Речь его удивила Веру скорее дипломатической интонацией, чем смыслом. - Конечно, - сказала она. Оглянулась на мужчину. - Кстати, познакомтесь . Это и есть Субботин Павел Андреевич. Я ему позвонила на счет вас, но он твас не дождался и, вот, он и заехал сюда. Александр пожал полную руку поднявшегося Субботина, приветливо улыбнувшегося ему. - Очень рад. Поразительное сходство, несмотря на ваше падение со ступенек. Если бы меня Верочка не предупредила, я бы вас обязательно спутал с нашим молодым общественным деятелем. Вера усадила Александра на знакомую ему кушетку, осмотрела - ужаснулась. - Где это так можно упасть?! - Ничего страшного, сказал Александр. - Только с ухом осторожнее, оно почти отрезано. И валец, вот, все время кровоточит, двух фаланг лишился. Вера не ответила, вся ушла в работу. Попросила Субботина подождать, если у него есть время, и увела Александра в операционную, где, сделав на этот раз местную анестезию, довольно быстро пришила ему ушную раковину и обработала культю пальца Заодно перевязала и лоб. Сказала, что несмотря на его бурную жизнь, шов заживает неплохо. Чему Александр был только рад. Минут через сорок его мучения (мучения!) кончились, и они с Верой вернулись в комнату держуноного врача. Павел оказывается беседовал с юркой рыжей красоткой в открытом коротеньком сарафанчике. Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу и обнажив в разрезе юбки длинное загорелое бедро. Александр лишний раз отметил, что здесь, на юге, все женщины, особенно помоложе, выглядят как спелые сливки - так и хочется сорвать и в рот положить. Рыжая обольстительница оказалась сменщицей Веры, на Александра, как на больного и слишком молодого, внимания не обратила, зато: Павел Андреевич, Павел Андреевич рассыпалась в наглом (Вера улыбалась через силу) кокетстве. Наконец, вышли. - Итак, - сказал Павел Андреевич, лучась на солнце всем своим улыбающимся лицом, - Верочка мне уже все рассказала, так что я в курсе. Очень интересно. Предлагаю подвести Верочку домой, ей после дежурства надо отдохнуть, а мы с вами побеседуем. Вера жила недалеко. Да и вообще, здешние расстояния после Москвы Александру после Москвы казались смешными. Через пятндцать минут доехали до её дома, одноподъездной семиэтажной башни, и она, попрощавшись, ушла. - У вас не найдется сигареты? - спросил Александр и Павел Андреевич, которого, несмотря на молодой ещё возраст - лет двадцать шесть-двадцать семь - иначе как по имени-отчеству назвать язык не поворачивался, с готовностью протянул ему пачку. Закурил и сам. - Так куда мы направимся? - спросил он. - Ко мне в редакции не стоит, слишком много народу, а у вас, как я понимаю, с аппартаментами не богато. Сейчас ещё рано, но нет ли какого-нибудь кафе, или ресторана? - спросил Александр. - Я проголодался. И еще, где можно доллары поменять? Я сегодня разбогател, одни доллары в кармане. - Разбогатели? - поднял брови Павел Андреевич. - Банк ограбили? - спросил он, заранее лучась улыбкой. - Нет, Алишера убил, - спокойно сказал Александр, и Павел Андреевич, поперхнувшись дымом, вильнул рулем, выскочил на встречную полосу, счастливо избежал столкновения с салатным "Запорожцем" и, вернувшись на свою полосу, выровнялся. - Предупреждать надо, - сказала он и тут же спросил на самом деле уже веря. - Это, конечно, шутка? Или вы фигурально выразились? - Какая шутка, на меня посмотрите, - указал себе на лицо Александр. - Н-да!.. сказал Павел Андреевич. - С вами интересно общаться. А обмен валюты прямо в ресторане. Между тем они уже ехали по набережной, но в сторону противоположную от порта и скоро приехали. Ресторан назывался "Приморский", был двухэтажный, имел открытые, уставленные столами террасы, с матерчатым пологом над каждой, что давало тень и прохладу. Столики, несмотря на ранний час, не пустовали, публика была приезжая, судя по вольности костюмов. За одним столиком сидели две пары в купальниках, то есть девушки в купальниках, а парни в плавках. Официант объяснил, где можно поменять валюту, Александр передал в окошко симпатичной Кармен сто долларов, получил взамен валюту местную и вернулся к Павлу Андреевичу, который, переварив сообщение Александра, сидел красный и взволнованный. Пока делали заказ (Александр преже всего заказал пива), ерзавший в своем красном пластиковом креслице Павел Андреевич сдерживался, но когда официант удалился, уже не мог терпеть. - Вы должны мне все рассказать. и не бойтесь, все, что вы расскажите, сохранится в тайне. Уж поверте, как в могиле. - На счет этого я не сомневаюсь, - ухмыльнулся Александр. - У вас в городе, я вижу, именно таким образом решают все проблемы. - Какие? - не понял Павел Андреевич. - Я по поводу могилы, - все ещё ухмылялся Александр. Однако, смешно ему не было. Официант принес заказанное пиво и прочие блюда. - Дело в том, сказал Александр, - что мне нужна помощь. Вернее, информация. Я чувствую, я знаю, что разгадка всему где-то рядом. Представляете, - всем телом повернулся он к журналисту, - я ведь в западне. Уеду ли я, или останусь здесь, мне все равно в ближайшие день-два конец. Но я чувствую, что все можно повернуть как надо. Но как? Где? Не вижу,не понимаю. Мне нужна информация, - повторил он. - И мне надо знать как можно больше о Воронове Станиславе Сергевиче. Я, почему-то, надеюсь, что вы мне поможите. - А на счет Алишера... Это правда? - спросил Павел Андреевич. - Увы. Потом можете съездить на виллу Алишера. Знаете, наверное? Ну да, прямо у моря, белый дом с колоннами. Только осторжнее, смотрите, чтобы там не застать кого из живых. Мало ли, могут уже приехать друзья и знакомые. Можете и в милицию сообщить, мол, позвонил неизвестного, и все прочее. Меня, конечно, не впутывайте.Я человек сейчас опасный, да и Воронов, конечно, дело замнет, а вам может не поздороваться. Да что я все вокруг да около, я лучше вам все расскажу. Следующие полчаса, осторожно жуя одной стороной рта (жевать на другой не позволяла болезненная пустота от выбитого зуба), он неторопливо рассказывал все свои приключения. И странно, поглядывая с высокой террасы на кипарисы внизу, на пляж, густо усеянный румяными телами, на искрящуюся синь моря с белыми чайками, приноровившимися, видно, питаться за счет пляжного лежбища, Александр сам дивился, как несовместима спокойная нега южного отдыха с событиями, участником которых все эти дни был он. А что уж говорить о журналисте, которого все сильнее охватывал азарт охотника за сенсациями. Только что руки не потирал, но был весь внимание. Так что, от такого слушателя Александр испытывал даже тщеславное удовольствие. Однако, после того, как рассказ был окончен, Павел Андреевич хмыкнул и с видимым сожалением констатировал, что выжать из этой истории ничего не удасться. И тут же пояснил, что имел в виду лишь собственный интерес. - Пока не прояснится, в какой мере Воронов заинтересован в вас и во всей этой истории, то есть, в какой степени затронуты здесь его личные интересы, амбиции, может быть, сама его судьба, мне, во-первых, не разрешат ничего печатать, а если и разрешат, то потом может последовать летальный исход, он рассмеялся. - Для меня и редактора. А на счет информации, о которой вы говорите, боюсь, я не представляю, что вам надо. Могу предложить вот что: я вас быстро-быстро катаю по городу, показываю основные предприятия, которые либо принадлежат Воронову, либо где он имеет контрольный пакет акций. Потом я вас покину, хочу съездить на эту вашу виллу, то есть, на виллу Алишера. Об этом как раз теперь можно писать. Вот будет сенсация, если удасться сделать и снимки! - загорелся он. Вынув из сумки мобильный телефон, позвонил, как оказалось, фотографу и попросил через час ждать его у входа в редакцию. После чего в нетерпении стал ерзать на месте, хотя из вежливости и не торопил Александра. Но вот доели, допили, сели в машину и поехали по городу. Уже минут через двадцать Александр понял, что, рассказав все журналисту, сделал ошибку. Не потому, что информация могла повредить ему, но его спутник - это чувствовалось - был уже занят написанием нового репортажа, и экскурсию свою проводил сейчас рассеянно, все время поглядывая на часы. Однако, даже обычный распорядок дня Воронова откуда-то знал. Как оказалось, именно потому, что Станислав Сергеевич старался строго придерживаться собственного распорядка. И лишь экстремальные случаи выбивали его из графика. К слову сказать, случаев было достаточно мало. В восемь часов утра он выезжал из дома и направлялся в порт. Может, нравилось лишний раз видеть собственные и зафрактованные им суда. В порту Павел Андреевич показал Александру самоходную баржу, танкер и два буксира, принадлежащие Воронову. Это из тех, что, кроме "Альбатроса" сейчас находились здесь. - Я так понимаю, что Воронов не боится покушений, сказал Павел Андреевич, - поэтому почти наверняка можно всегда предсказать, где его можно найти в то или иное время суток. Это все, конечно, из-за знаменитого досье. У него имеется информация почти на каждого, кто, так или иначе, может быть ему опасен. И в свое время Воронов публично предупредил наш деловую элиту, что в случае его смерти весь его архив будет немедленно обнародован. А так как хранимые им сведения касались и некоторых персон из кругов правящих, тем могло бы показаться обидным такой исход событий. Так что виновного в нарушении общего равновесия - все это знали - найдут и накажут. - А не мог он просто блефовать? - спросил Александр. - Может у него ничего и нет, и разговоры о компромате просто ловкий ход, чтобы обезопасить себя? Павел Андреевич притормозил перед светофором. Он внимательно посмотрел на Александра. - К несчастью для некоторых, все уже убедились, что досье существует. Когда Воронову нет нужды держать кого-либо на поводке, а главное, надо убрать того или иного человека, он бывает решителен и действует без сантиментов. Александр не совсем понял. - То есть уже были доказательства? Он уже обнародовал какие-нибудь документы? - Да, именно. - И чем все это кончилось? Хоть какой-нибудь пример. Я плохо представляю механизм подобного мероприятия. Человека сажают или из бизнеса выгоняют? - По разному, - сказал Павел Андреевич. Красный свет погас, и он погнал машину вперед. Теперь они были в центре города и время от времени Павел Андреевич показывал разные здания и предприятия, тоже принадлежащие Воронову. И продолжал рассказывать. - Вот для примера... Случай был. Это случилось года полтора назад. У нас на пост мэра балотировался некий Орлов Гурий Петрович, из коммунистов и противников Воронова. А за неделю до выборов - кстати, имел все шансы быть выбраным - его убила собственная жена. Никто и помыслить не мог. Отличная семья и все такое. Орлов женился не ней давно, взял с маленьким ребенком, дочкой, души в падчерице не чаял, много времени проводил с ней вместе. А жена убила, потому что ей пришло письмо с фотографиями интимных сцен между мужем и этой самой подросшей, конечно, дочкой. То есть Орлов занимался с ней любовью в промежутках между политическими мероприятиями. Орлов имел зарегистрированный пистолет, из которого жена его ночью и прихлопнула. Здорово, да? Александр покачал головой. - Но ведь это было почти невозможно предвидеть. - А Воронов все рассчитал верно. Он знал характер жены Орлова, её темперамент - в общем, расчитал. Другие случаи не так эффектны. Вдруг он остановился разом, прервав свою шуструю речь и быстрое движение автомобиля, приткнувшегося мигом под кружевной тенью большой акации. - А знаете, вы вот с чего начнете. Все равно я уже на этой вашей вилле, экскурсия будет скомкана в любом случае, спешу, понимаете. Но вам подскажу сейчас начать с истоков. Воронов, вы знаете, местный, здесь родился и вырос. Тут не так далеко, у моря, его родной дом. Там сейчас живет какая-то старушка, дальняя родственница Воронова. Но вот что интересно, сам хозяин неукоснительно продолжает ездить туда каждое воскресенье. Приезжает не на долго. Когда полчаса, когда час, но обязательно. Раз уж вам нужна информация о Воронове, начните с его детства. Старушка добренькая, я как-то заезжал, пустила. Машина вновь рванулась с места. Воодушевленный идеей, Павел Андреевич гнал быстро. Остановился только раз, купить в обощном магазине фруктов и тут же, конфет. Объяснил, что это в подарок божьему одуванчику, старушке охранительнице родного Воронова очага. Дом был похож на все южные дома: то-ли каменный, то-ли из глинобитный, но неровно оштукатуренные стены свежепобелены, крыша крыта шифером, в саду арочно протянута проволока по которой ползут усы созревающего черного винограда. У ворот была прикреплена кнопка звонка, после нажатия которой в доме еле слышно отозвалась переливчатая трель,, зато очень громко залаяла куцая собаченка, прикованная к дилнной и гремящей цепи у дверей дома. - Сейчас выйдет, - торопился Павел Андреевич, в нетерпении грызя ногти. - Некуда ей уходить, конечно, дома. И верно: открылась дверь и вышла маленькая высушенная жарой старушка в цветном платке и широкой юбке такого же неопределенного рисунка. Впустив их, она долго ничего не понимала, с разинутым черным ртом глядя вверх на высоких гостей. Подарки приняла; Павел Андреевич, подмигнув Александру, исчез вместе с автомобилем, а старушка, что-то мяукнув, пошла впереди оставшегося гостя.
      ГЛАВА 19
      ИСТОКИ ВОРОНОВА
      Они вступили в чистенькие, низенькие комнатки с неизменной звонкой мушиной каруселью под абажуром на потолке. Старушка с фруктами ушла на кухню ставить чай, пришла с вазочками варенья, печеньем, сахаром, пригласила Александра сесть и тут же запела о детских годах Стасика, то бишь, Станислава Сергеевича: какой хороший был мальчик, вежливый, воспитанный и хорошо учился. Тема была привычная, бесконечная и - через пару минут становилось ясно - информации не несущей. Александр, увидев телефон на столике, покрытом кружевной вязанной салфеткой, решил позвонить. Хозяйка не возражала, особенно, когда узнала, что звонить предстоит домой к семейному благодетелю. Трубку взяла Мария Степановна. Узнав кто звонит, всполошилась, но тут же телефон забрала Лена, забросав Александра вопросами. Пришлось говорить правду, тем более, что скрывать нужды не было. Да и Жора Меченый, естесственно, в курсе всего. Однако, Лена, как видно, ничего не знала. Ее интересовало, куда он исчез, зачем и где он сейчас. Он сказал, что находится в доме, где жил и вырос Станислав Сергевич. - А как там оказался? - не понимала Лена. - Знаешь что, оставайся там, я сейчас тебе машину пришлю, ты обо всем расскажешь, как приедешь. Ну хорошо. Александр положил трубку и попросил старушку показать ему дом. Та с готовностью вспорхнула, и короткая экскурсия началась. Основной достопримечательностью оказался сильно продавленный в одном месте диван, где в каждое свое посещение сиживает Станислав Сергеевич, вероятно, думая о своих важных делах. Александр попросил разрешение сесть, получил его и утонул в престарелом диванном нутре. Напротив на стене висела большая семейная фотография, видимо, увеличенная с более мелкого снимка, если судить по размытой условности черт запечатленных людей; мужчина весело смотрел в объектив, держа за гибкую талию молодую женщину, стоявшую подле и подбрасывавшую на ладони мячик, к которому снизу тянулся малыш в матроском костюмчике. Даже старое фото не могло скрыть прелесть этой семейной сценки; лучащееся счастьем милое лицо женщины было так прекрасно, что даже у него, постороннего, возникло странное ностальгическое чувство, вероятно, от сознания того, что эти люди давно уже умерли... кроме разве что мальчика. Да, да, это Стасик с родителями, а Вита, его мама, моя двоюродная сестра, царство ей небесное! - перекрестилась смотрительница семейного музея. И в этот момент, особенно когда сходство между матерью Воронова и Леной стало для него очевидным, мысль, что он назходится в шаге от тайны, вернее, от разгадки её, поразила Александра. Он даже не представлял, что может здесь крыться, просто понимал, что приехал сюда не зря. - А кем приходится Лена Станиславу Сергеевичу? Она его родственница по какой линии? Старушка не знала ни о какой Лене. Ни у Виточки, ни у Сергея - так звали родителей Стасика - братьев-сестер не было. Она сама была двоюродной сестрой Виточки, но ей Бог детей не дал, никакой Лены не знает. Вот так. Стасик, правда, усыновил одного мальчика, сына своего умершего друга, но она его не видела, а никакой Лены не знает, не слышала. Александр сам уж её не слышал. Внезапно все кусочки головоломки вдруг стали по своим местам: еженедельный обязательный приезд сюда Воронова, фотография его родителей, мать, похожая на неизвестно как появившуюся племянницу Лену, озабоченную поисками шифра домашнего сейфа, сам сейф с компроматом на всех и вся, и над всем тяжелая, властная фигура Воронова, с затаившейся усмешкой в черных блестящих глазах. И все же чего-то самого важного не хватало. Но эта необходимая ему тайна была совсем близко, рядом, и только его отупевший от нагромождения всех событий мозг не мог связать одно с другим... С улицы послышался автомобильный гудок. Распрощавшись с любезной старушкой, байковыми шажками проводившей его до дверей, Алекандр вышел во двор, где вновь был облаян озверевшей от своей цепной жизни собачонкой. Горошинки винограда над головой - он тронул пальцами - были твердыми, непрозрачными. Вышел за ворота, ожидая увидеть одну из машин Станислава Сергеевича: кадиллак, "Опель". Но стояло обшарпанное такси и шмыгающий носом, несмотря на жару, худощавый низенький парень с большой грузинской кепкой на голове, поинтересовался, не он ли Александр, от которого пришел заказ? Все правильно. Александр сел на переднее сиденье рядом с водителем и назвал адрес: Бульвар Богдана Хмельницкого, дом двадцать три. Поехали. На этой почти сельской улице машин не было. Но уже через пять минут и два поворота, выехали на вполне городской асфальт, с двух сторон зажатый каменными, хотя ещё двух-трехъэтажными домами. Навстечу изредка с ревом проносились машины, чаще старые иномарки. У подъездов домов, открывающих двери прямо на асфальт, сидели кошки, часто в компании совершенно на них не обращавших внимание мелких грязных собачонок. Водитель, надвинув пониже козырек своего аэродромного кепи, прятал глаза от солнца и рассеянно насвистывал какой-то шлягер, Александром угадываемый, но из-за фальшивого исполнения не до конца. О Воронове Станиславе Сергеевиче Александр знал сейчас не больше, чем до встречи с газетчиком, и все же ему казалось, что он начинает разбираться в том, что раньше было для него лишено всякого смысла. Он видел дом, где родился Воронов, дом, который оказался превращенным в музей, где единственным ценным экспонатом была фотография родителей. Итак, Воронов каждую неделю приезжал на полчаса или час, смотрел на фотографию, думал, вспоминал, расчитывал... Перед внутренним взором Александра вновь появилась эта фотография: юная женщина подбрасывала мячик, только что перехваченный у сына, и весело улыбается в объектив. А через много-много лет, так же будет улыбаться чем-то на неё похожая псевдоплемянница Воронова Лена, о которой не подозревает смотрительница этого музея. И главное... - Виктория! Конечно, Виктория! - невольно произнес он имя матери Воронова, так что водитель, вздрогнув, повернулся к пассажиру, являвшего своим видом зрелище неординарное. - Под поезд попал? - счел нужным спросить шофер, но ответа никогда уже не услышал; летевший навстречу, дребезжащий кузовом и железом, старый "Зилок" внезапно вильнул на встречную полосу и всей своей остаточной мощью врезался им лоб в лоб. Ремень безопасности спас Александра и на этот раз, зато только что говоривший с ним водитель был превращен (уже, кажется за эти дни самое привычное для Александра) - в очередной труп.
      ГЛАВА 20
      ОЧЕРЕДНОЙ ТРУП
      Все в салоне как-то сместилось, рулевое колесо раздавило грудную клетку мужчины, выдавив силой напора часть крови изо рта, носа, ушей... Александр хотел выскочить, не смог. Его точно что-то сдавило, хотя боли не чувствовалось. Кто рвал дверцу с его стороны, и, скорее повинуясь инстинкту, он закрыл глаза и обмяк в кресле. - Семен! Кажется готов! крикнул кто-то рядом и, распахнув наконец дверцу, заглянул внутрь салона. Сквозь ресницы Александр видил только дуло глушителя совсем рядом. - Кончай давай! Контрольный выстрел в голову и айда! Уже, наверное, кто-нибудь легавых вызвал, - очень ясно раздалось со стороны грузовика. - Сам, что ли, не знаю, - недовольно сказал ближний, и Александр почувствовал прикосновение холодного металла к виску. Вот и всё! - подумал он и услышал щелчок. Еще раз. - Вот гад! Слышь? Санек мне разряженную пушку подсунул, закричал ближний голос. - Иди сам его кончай! Но тут вдруг сладостная музыка: звуки милицейской сирены раздались совсем близко. Еще слышна была какая-то возня киллеров, но уже один торопил другого. - Черт с ним! Все равно не жилец. Давай сматываемся отсюда, а Саньку скажем все как есть. Правильно, нечего пустую пушку предлагать. А сирены становились все громче, громче, и вместе с ними крепла надежда. И все равно из суеверия Александр не пытался открывать глаз, пока рядом с визгом не затормозили машины; кто-то щупал у его пульс на шее и несколько рук стали осторожно вынимать его из покореженного салона. Вслед за милицией прибыла "скорая помощь", бинты Алкександра тут же перестали бросаться в глаза и вписались в общий контекст автокатастрофы. Как всегда,никто ничего не видел, единственный свидетель - Александр - был выделен, с его слов составлен протокол, его, конечно, узнавали несмотря на бинты, и скоро майор, старший опергруппы, вызвался доставить его домой, то есть, к Воронову Станиславу Сергеевичу. Дорогу, конечно, майор знал. Вел машину, однако, сержант, который тоже не нуждался в указаниях. Расстояния, не в пример московским, здесь были смешные. Пятнадцать-двадцать минут, потраченные на дорогу, пролетели быстро. Майор сетовал, что последние дни в городе черт знает что творится, какая-то шушера активизировалась, но главное, что-то витает в воздухе, тревожное!.. И ладно бы в воздухе, но и земля усеяна покойничками. Вчера, вот, в море выловили несколько свежих экземпляров, накануне двое известных в городе по оперативным разработкам парней найдены мертвыми. И ни где-нибудь, а в городской больнице; кто-то устроил резню на больничной кухне. Так как майор не упомянул о событиях на Алишеровой вилле, Александр решил, что милиция ещё не в курсе. И пожалел, что направил туда журналиста. Впрочем, нет. Почему это все пули должны сыпаться на него? Нет, нет, чем больше будет шума - а Павел Андреевич сумеет, если успеет, выудить все из натюрмортов внутри виллы, - тем для него лучше, и наоборот, чем тише все будет проходить, тем активнее будет действовать его убийцы. Последние часы ему стало казаться, что убийцы, или ихние пособники, прячутся буквально в каждом встречном. Вот и этот майор, чем не подозрительная личность. Поет диффирамбы Воронову... какой был начальник, как хорошо и спокойно было служить под его началом, правда тогда время было другим, но ведь предлагал тогда Станислав Сергеевич и ему, майору Пшеничному, уйти с ним в бизнес... Не рискнул, да... а полковник Воронов ушел. И кто теперь Пшеничный? А кто теперь Воронов? Да, судьба, вздыхал майор. - Зайдете, товарищ майор? пригласил его Александр. - Предлагаю пиво. А то жара какая! угостимся. Хотите и крепче что-нибудь? Майор посмотрел на сержанта впереди и сказал поучительно: - На службе нельзя пить даже пиво. Но если приглашают, зайду. Хоть посмотрю, как полковник Воронов устроился. Я у него так и не бывал. Он теперь птица иного полета. А Александр был рад гостю. Это избавляло его от немедленных распросов, которые он желал избежать хоть первое время. Время, сейчас для него значило очень много: нужно было во что бы то ни стало протянуть этот день, следующую ночь, утро нового дня... К него было такое ощущение, что не сегодня, так завтра точно, наступит окончательная развязка. В первую очередь для него лично. И он вновь почувствовал, как болит все его избитое тело. Телекамера на верху железных ворот нацелилась в лобовое стекло, покрутилась на месте, видимо, плохо различая внутренности салона; наверное, ничего не разглядев, за ворота вышел знакомый уже охранник, подошел к машине, узнал Александра и майора. - Привет, Андрей Николаевич! - поздоровался он с майором и покачал головой, глядя на Александра. - Вот до чего доводят ранние прогулски. В аварию попал? - А как ты узнал? - внезапно заинтересовался Александр, вспомнив сетование киллера на счет того, что Сашек не обеспечил того боеприпасами. Он, Александр, здесь всего несколько дней, Сашек живет в этом же доме, хоть сейчас, по понятным причинам, и скрывается. Охранники могут и должны по идее исполнять приказы приемного сынка тоже. - Трудно, что ли, догадаться, - засмеялся между тем охранник. - Ты в зеркало взгляни. - Ладно, открывай, товарищь майор мой гость, - сказал Александр. Он был рад присутствию майора, рад возможности не оставаться сразу один на один со всеми. - Станислав Сергеевич дома? - крикнул он уже отходившему от машины охраннику. Тот повернулся и махнул рукой. - Позже будет. Ворота отъехали в сторону, и милицейский "Жигули" проехал мимо второго охранника, державшего за ошейник вмиг озверевшую кавказскую овчарку. - Ну и зверь! - сказал доселе молчавший сержант. По грунтовой дорожке доехали до парадного крыльца. Под навесом, спасающим от солнца (бывают ли здесь дожди? - уже сомневался Александр) стояла Мария Степановна. Увидев вышедшего Александра, всплеснула руками. Тут из дверей дома вылетела Лена, кинулась Александру на шею и, едва не оторвав напрочь подрезанное ухо, повисла на нем, что-то радостно восклицая. И сразу подозрения, которые и Лену отодвигли в стан врагов, стали таять. Не потому, что сомнения по поводу её причастности к его собственным бедам пересилили доводы рассудка, нет, просто ощущение её тепла, воспоминаие о прошедшей ночи, её восторженные взвизги сейчас сделали и самое её предательство (предательство ли?) не столь уж важным. По идее, именно Лена сделала его здесь пребывание наполненным чувством, наличие которого он в себе и не подозревал. А то, что она явилась причиной и других его ощущений... Он решительно отбросил все эти свои мысли и сомнения, и сам её обнял. - Осторожно, - сказал он. - У меня ухо повреждено. - Ты, ты!.. восторжено сказала она, отрываясь, наконец, и смотря на него своими лучистыми, бархатно-черными глазами. - Ты просто чудо! Ему же было приятно. Отвернувшись, он сказал улыбающему майору. - Заходите, Андрей Николаевич. И крикнул водителю "Жигули": - Сержант! А ты чего сидишь? Давай и ты. - К нас гости, - сказал он Марии Степановне. - Что-нибудь к пиву для наших гостей. Сказал и подивился тому, что сам успел так освоиться здесь. Конечно, осознание того, что находишься среди врагов-друзей, изменяло и его поведение. Появлялось ощущение недолговечности всех этих отношений, а также убежденность, что использование его в своих целях, делало и хозяев чем-то обязанными ему. Он не хотел акцентировать на этом мысли. Они прошли в каминный зал. Милиционеры оглядывались по сторонам и смотрели под ноги, словно боялись наследить на паркете и ковре. Обоих поразил камин и далекосмотрящая голова оленя. - Да-а-а! - выразил их общее мнение сержант. И майор подтвердил, усаживаясь в кресло: - Да-а-а! Оба милиционера отказались от крепких напитков, но пиву явно обрадовались. Мария Степановна принесла две упаковки баночного пива с капельками конденсата на стенках. Все кроме Лены, только из вежливости сделавшей глоток, отпили прилично. Да-а-а! - повторил майор. - Вот чего как раз не хватало. Он посмотрел на Лену и сказал. - А я тебя знаю. Ты, кажется, королева красоты прошлого сезона. А в этом сезоне конкурс будет, не знаешь? Лена бросила взгляд на Александра. Он смотрел на неё с непонятным выражением. - Может и буду. Все равно вновь выберут. Чем я не королева? - и гордо, весело вскинула голову. - Я помню,некоторое время ты работала в банке "Возрождение", так? предался проверки профессиональности собственной памяти майор. - А потом за вами Алишер увивался, - вдруг сказал молчаливый сержант. - Я ещё думал, как вам удасться увильнуть от него. Они такие настырные. Значит, вам Станислав Сергеевич помог? Лена рассмеялась. - Конечно. Мир не без добрых людей, она вновь посмотрела на Александра, но он пил пиво и не реагировал на всплеск информации, однако тут же, взяв со столика пачку "Кэмел", стал предалгать всем. Закурил и сам. - Но что с тобой-то приключилось? обращаясь к Александру, вдруг спохватилась Лена. - На тебе лица нет. И зуба нет. - Авария, - сказал майор, - уже, видно, забывая, что Александра нашли забинтованным. - Грузовик наехал на "такси", где пассажиром находился он, кивнул майор на Александра, - и вот видите результат. Водитель мертв, а шофер грузовика и его попутчик скрылись с места ДТП. - Какой ужас! озабоченно сказала Лена. - Прямо на "такси"?! - Прямо на "такси", подтвердил Александр, не упомянувший при составлении протокола о том, что оба участника ДТП были по совместительству киллеры и пытались добить его уже после столкновения. Он решил ещё на месте не впутывать милицию. Кроме лишних нервов это не принесеть ничего, думал он. Воронов Станисал Сергеевич - вот ключ ко всему, вот с кем надо договориться. - Я и не знал, что ты была королевой красоты, - сказал он Лене, и все поняли, что он просто менял тему, возвращаясь к старому. - Впрочем, я не удивляюсь этому, - сказал он, а милиционеры согласно закивали. - Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал. - Да, да, - соглашались мужчины, - да, да... - Как жаль, что мы не застали полковника, - сказал майор. - Полковника? наморщила лобик Лена. - Станислава Сергеевича, - пояснил майор. - Привыкли, понимаете ли, мы его так привыкли называть. - Да, но он будет только после трех, а сейчас... - она оглянулась на настенные часы, как раз звонившие, сейчас только пятнадцать минут двенадцатого. Милиционеры докурили сигареты и, как по команде, распрощались. Их никто не задерживал. Появившаяся Мария Степановна проводила их до входа. Дождавшись их ухода Лена резко повернулась к Александру. - Кто это были? - Ты о ком? Она досадливо нахмурилась. - Что за люди были в грузовике? - Ну откуда я знаю, - сказал Александр, частично веря своим словам. - Я никого не знаю в городе. - Да, верно, - задумалась она и тут же вспомнила. - Как ты оказался в доме Стаса... Станислава Сергеевича? - Меня подвез туда Субботин, - ответил Александ, и, видя что фамилия ей ничего не говорит, пояснил. - Это же ведущий криминальной хроники вашей газеты "Приморский рабочий". - А-а! Я газет не читаю, - сказала она заумчиво и стала пристально рассматривать ноготь своего мизинца. - А откуда ты знаешь этого... газетчика? Походило это больше на допрос, и если бы Лена не была так откровеннно занята своими мыслями, она бы это тоже заметила. Александр же добросовестно отвечал. - Я познкомился с ним сегодня в больнице. Утром я заметил, что у меня сбилась повязка и решил сходить в больницу сделать перевязку. - Мог разбудить Марию Степановну, она бы вызвала врача или "скорую". - Да что ты, Лена, мне легче самому сходить, чем кого-то беспокоить. Я и пошел. А в больнице встретил Субботина. Он собирал материал по случаю того больничного убийства. Мы разговорились, он узнал, что я москвич, сказал, что в Москве работают суперпрофессионалы. В журналистской области. Я сказал, что являюсь гостем Воронина Станислава Сергеевича. Тогда он заговорил о доме, где Станислав Сергеевич родился, сказал, что был там как-то и посоветовал сходить на экскурсию. Я сходил, посмотрел, позвонил тебе, а остальное ты знаешь. Она ещё некоторое время хмурилась, обдумывая что-то, потом её личико преобразилось, она порывисто схватила его за руку. - Знаешь, ты, все же, необычный человек. Я чем больше тебя узнаю, тем больше влюбляюсь. И тут же спросила, чем он сегодня хочет заняться, потому что ей срочно надо... она замялась... ну, занята, в общем. - Я бы хотел отдохнуть, - честно признался Александр, и она обрадовалась. - А вечером и ночью... - она взмахнула своими ресницами-бабочками и медленно прикусила губу, - ночью мы с тобой... Дальше она не стала пояснять, и так было понятно, что их ожидает грядущей ночью. С тем и расстались. Лена побежала к себе, а Александр, действительно чувствуя страшную усталость, добрался до своей спальни, не раздеваясь упал на кровать и попытался уснуть.
      ГЛАВА 21
      ИГРА В КОШКИ-МЫШКИ
      Напрасная надежда. Несмотря на ломоту в костях и мышцах, сон не шел. Невольно перед глазами промелькнули прошедшие за день события. Только нынешние; вчерашние, позавчерашние уже таяли, уплотняя прошлое. А следом двинулись участники этих событий: Алишер, Рашид, Рыжий, расплющенный камнем Сема... Умершие не вызывали никаких эмоций, кроме опасения, что все может повториться. И тут же возник Жора Меченый с собственными доводами во славу избранного им пути. Довольно долго Александр размышлял над привлекательностью доводов Меченого. Странно, что этические проблемы с главной заповедью на горизонте - не убий! - отошли на второй план. Оказавшись в центре событий, где разменной монетой была человеческая жизнь (его жизнь тоже!), смешно думать о нравственности. В подобных условиях победа этой самой нравственности может состоять лишь в собственой смерти, все остальное - включая физическое сопротивление домогательствам врагов лишь элементарная борьба за существование, равняющая противников. Он не мог больше лежать, мысли не давали уснуть. Встал и принялся ходить из угла в угол. Сумка его все ещё лежала под креслом. На столике, уже вымытые, стояли бокалы, из которых они с Леной сегодня пили вино ночью. Он остановился пораженный: этой ночью, совсем недавно!.. Все так быстро сменяется, летит одно за другим... и где-то в доме неслышно ходит его возможный убийца. Кто это будет? Санек? Меченый? Сам Воронов? Или кто-то из очередных заплечных дел мастеров? Александр вздрогнул: где-то близко раздался автомобильный гудок. Наверное, в гараже. Он понял, что все время ждет чего-то, напряжение потихоньку росло, он уже не мог выносить пустоты за спиной. Надо было побороть это чувство. Только как, если был уверен, что это не истрепанные нервы подстегивают воображение, но реальность намекает на неизбежное. Взяв стул, он подошел к двери в спальню и, засунув ножку в дверное кольцо, прочно закрыл дверь. Как уже делал раньше. Когда? Где? На каком витке бесконечной спирали собственных страхов? Глядя на прочно закрепленный стул, он думал, что только осознанная необходимость заставляет его оставаться здесь, в этом псевдосредневековом замке. Инстинкт же приказывал: бежать, бежать, однако разум заставлял делать совсем другое. Вдруг он услышал какой-то звук. Словно бы шаги за дверью. Шаги человека, который старается не шуметь. Он стал напряженно прислушиваться. Шаги стали медленнее и смолкли. Кто-то стоял за дверью и прислушивался. Ножка стула была задвинута за дверное кольцо, служившее декоративным украшением. Дверь открывалась за ручку, в этот момент начавшую медленно пригибаться к низу. Когда ручка опустилась, стоявший за дверью стал тянуть её на себя. Все происходило молча, и от этого было ещё страшнее. Стоявший за дверью стал очень медленно наращивать усилия. Александр видел, как металл кольца сминает острую грань деревянной ножки стула. Вдруг ручка пошла вверх, дверь отпустили. Раздался слабый шорох; Александр, следуя своей испуганной логике, сделал шаг в сторону, чтобы не оставаться в возможном секторе обстрела. Нет, тот за дверью уже уходил. Александр подождал, прислушиваясь - ни звука. На этот раз, стоило ему коснуться головой подушки, заснул моментально. Хотя и во сне его продолжали преследовать, летали нескончаемые пули, бритвы, ножи и насмешливо, зверски улыбался Рашид: какой милый малчик! Разбудил его осторожный стук в дверь. Голос Марии Степановны известил его, сто Станислав Сергеевич и все остальные уже в столовой и ждут его через пять-десять минут обедать. Голова была тяжелая, Александр быстро поднялся с кровати. Мысли толсто и ватно теснились в голове. Прошел в ванную и умылся. Вспомнил, как кто-то пытался войти к нему. В голове стало проясняться. Он подошел к двери, осовбодил стул, открыл створку. В другой комнате, в гостинной, никого не было. На диване были аккуратно разложены брюки и рубашка, конечно, приготовленная для него. Александр с усмешкой подумал, что весь этот возобновляемый гардероб изымается у Санька, благо они оба похожи и габаритами. В данном случае - ростом. Только сейчас обратил внимание, что костюм его, в котором он и спал, помят, запылен и даже в разводах соли. Как же, пришлось выдержать и морское купание, и валяться в пыли черт знает где. Переоделся и спустился в столовую. Воронов, действительно, сидел за овальным столом рядом с Леной. Вернее, Лена сидела рядом с невысокой черной глыбой Станислава Сергеевича. В число всех остальных, как выразилась Мария Степановна, входил и Меченый, сидевший напротив хозяев. Рядом с ним находился стул для Александра, на который тот и сел, предварительно поздоровавшись со всеми. Едва Александр сел, появившаяся Мария Степановна внесла первое блюдо. Все повторилось как и в прошлый раз. Только на этот раз обед проходил в молчании, прерываемом вежливым: будте добры передать мне хлеб... соль... перец.... Что-то чувствовавшая Лена беспокойно переводила взгляд с одного на другого. Один раз только Воронов спросил Александра, долго ли он занимался стрельбой и как хорошо он умеет стрелять. Александр понял, что Меченый уже успел все рассказать работодателю, отсюда и вопрос. Александр ответил, что заниматься стрельбой он начал с восьмого класса, что на тренировках выбивал норму мастера международного класса, но что на соревнованиях не везло. - Соревнования!.. - неопределенно сказал Воронов, тем исчерпав тему. Когда же обед был закончен, вновь появилась бутылка армянского многозвездного коньяка, и только тогда Станислав Сергеевич попросил Александра рассказать его сегодняшние приключения. - А что, что? - вклинилась Лена. - Я же уже сама рассказала, как он попал в аварию. Что такое? - Дорогая! - повернулся к ней Станислав Серегеевич и с тяжеловесной усмешкой продолжил. - Наш гость из скромности не рассказал о главном: как он расправился с нашим общим знакомым. - Кто? Как? С кем? нетерпеливо перебивал себя Лена. - Что он не рассказал? - Александр убил Алишера, - вмешался Меченый. - Как? - поразилась Лена. - Алишер убит?! Она повернулась к Александру. - Кто его убил? Когда? - Наш гость, Александр, с терпеливым добродушием растолковывал ей Станислав Сергеевич, - утром, сегодня убил твоего Алишера, когда тот похитил его и привез к себе в загородный дом. Кто похитил? Кого привез? - не понимала Лена и вдруг взорвалась. - Да расскажите толком, ничего не понимаю. И непонятно было, растроило её, или обрадовало известие. Александр, потягивая коньяк, который постоянно подливал ему Станислав Сергеевич, стал вспоминать передряги сегодняшнего дня. Рассказывал он уже второй раз, первым слушателем его был репортер, так что слова лились гладко.Только в отличие от Павла Андреевича, здесь, помня напуствие Меченого, свой рассказ укоротил: не упомянул ни о том, что знает о Саньке, ни о своей роли здесь. Рассказал. Лена шумно перевела дух, Жора, повернувшись чистым профилем, смотрел в окно и криво усмехался. - Почему вы ушли утром из дома? - спросил Воронов. - Почему? вновь попылася собраться с мыслями Александр. Вспомнил, - Ночью повязка слетела, я кое-как закрепил и пошел в больницу. В больнице и бинты есть, и пластырь... Все молча смотрели на Александра, а он, почему-то не мог остановиться. - В больнице мази всякие, а главное, там врачи. Я может и сам перевязал бы себя, но решил, пусть лучше будут врачи. Воронов кивнул, нполнил ему рюмку. Александр вытащил пачку сигарет, зажигалку и закурил. Почему вы меня не впустили сегодня днем? - неожиданно спросил Воронов. Это были вы? - А вы ожидали другого? - усмехнулся Станислав Сергеевич. Александр бросил взгляд на Меченого. Тот продолжал смотреть в окно. Ухмылка его стала заметнее. - Нет, - сказал Александр, - конечно, нет. Я не сообразил. Наверное, из-за утренних событий... Но почему вы не сказали, что это вы? Я бы вас впустил. Станислав Сергеевич посмотрел на Лену, потом вновь на Александра. - Я подумал, что ты не хочешь, чтобы тебе мешали. В общем-то, я оказался прав. Не так ли? - Ну что? - неожиданно изменил он тон и посмотрел на часы. - Дело движется к развязке. Пятый час, мне пора. Сегодня я похищаю у тебя Лену. Мы с ней едем сегодня в театр. Вас, Александр, я взять не могу, билеты заказаны заранее, московская труппа "Современника" приехала нас ублажить и себе заработать.
      ГЛАВА 22
      СТРАШНЫЙ ТОРГ
      Увидел их Александр вновь только когда они уже выходили. Воронов стоял у двери. Был он в черном смогинге, сутуло и крепко стоял спиной к выходу, поводил своей большой черной головой, косясь черным блестящим глазом на выглядывавшего из стены оленя, вид которого был ему заметно приятен. Ожидал Лену. Она же выпорхнула легко и стройно; личико в крупных кольцах упруго завивающихся смоляных волос, сама оживленно озиралась кругом, словно в лицах окружающих, как в зеркале, пыталась увидеть всю себя: длинное красное бархатное платье с вырезом декольте и рубиновым крестиком на груди... Дождавшись их ухода, Александр, словно прогуливаясь, пошел в крыло, занимаемое Станиславом Сергеевичем, забирая прямехоньку к его кабинету. Здесь его ждал сюрприз: Мария Степановна шумно пылесосила ковры и уходить не собиралась. Ну что же, делать было нечего. Захватив первую попавшуюся ему инижку, оказавшуюся про индейцев - читанная когда-то в детстве "Ошибка Одинокого Бизона" Шульца, - Александр вышел из дома. Вокруг дома шла грунтовая дорожка, и что-то вроде тропинок пересекали в нужных направлениях сад. В этих нужных местах находились: компостная бочка, псарня на три собаки, днем сидевших на цепи, а ночью спускаемых на волю. Собаки, впрочем, отлично знали всех живущих в доме, в том числе и охранников. Было и ещё что-то, но Александр не особенно интересовался - его больше влекла поляна, огороженная густыми кустами и, по уверениям Лены, не просматривавшаяся телекамерами, направленных на подходы к дому. Большая бело-желтая бабочка с черными слюдяными очками села ему на плечи и некторое время ехала откровенным зайцем, время от времени томно взмахивая крылышками. Тропинка, по которой он шел, сейчас была густо испещрена пятнами тени, которые колебались вместе с оригиналами листьев над головой. И в просветах было видно, что вечер великолепен, на небе - ни облачка, и все мнимые и реальные опасности, беды, убийства были так же далеки, как и зимний снег, проблемы Гондураса и колумбийской мафии. В саду было - и это особено нравилось Олегу - полное отсутствие запланированной системы, а проще, культурные и дикие деревья росли вперемежку, так что рядом с яблоней мог быть обнаружен дуб, аа грушей рос клен, что сказывалось на урожае, никого, впрочем, не интересовавшего. И сколько здесь было птиц! Не только голуби и залетные наглые горлинки, но и скворцы, щеглы, дрозды. И все чирикали, свистели и гудели, и слушать их песни было приятно. И вот наконец поляна, ровно огороженая кустаи акации, так что последний бросок надо было делать низко нагнувшись, что особенно было трудно Олегу, но вот прибыл. Солнце рухнуло.
      На поляне, в самом центре - один против другого - стояли три пустых шезлонга, один из которых Александр тут же передвинул в тень. Он лег. О книжке тут же забыл. На травянистом стебле в нескольких сантиметрах он его глаз заметил небольшую окостенелую куколку неизветного ему создания Что-то привлекло его внимание, он пригнулся на руках, и тут раздался едва слышный щелчок, будто лопнула толстая паутина; из разорвавшегося кокона по стеблю высокого одуванчика быстро ползла вверх к облетевшему желтому острию серо-черное сморщенное существо. Наверху оно остановилось, вцепилось в пушистый насест шестью черными мокрыми лапками и стало странно трепетать. Медленно разворачивались бесформенные бархатные лохмотья, крепли, застывали под солнцем тонкие жилки. И вот, незаметно распрямившись, вдруг дрогнули в легком нежном порыве - большой пестрый махаон, с длинными острыми нижними шпорами взмахнул прекрасными крыльями. Потемнело. Он поднял глаза; облако, похожее на картофелину, забрало солнце, но тут же ватный край ослепительно загорелся, и солнце выскользнуло. Александр стал смотреть на внезапно возникшего ниоткуда и песней выдавшего себя дрозда, а потом на длинную белую снежную громаду, формой своей удивительно напоминавшую крокодила-альбиноса, за неимением другой добычи нацелившегося проглотить солнце. Удалось. Судя по траектории пищевода, солнце усваивалось недолго. Несмотря на вечернее время и порывы залетавшего с моря ветра, в тени было тоже жарко. Александр, подумав, разделся до плавок. Сразу стало легче, истома овладевала им, не хотелось думать о стархах, будущем... Александр задремал. Проснулся на солнце, но, из-за почти не изменившемуся сиянию воздуха вокруг, понял, что спал недолго. Оказывается, заставил его очнуться Меченый, присевший прямо на траву, ярко-зеленую от постоянного полива. Насмешливо поглядывая на осоловевшего, потного Александра с белыми нашлепками бинтов на голове, он повторил: - Лечишь нервы, парень? И не стал ходить вокруг да около, сразу спросил, принял ли Александр окончательное решение, пойдет ли работать к нему? - Сам подумай, плюсы какие: жизнь и деньги. За год-два можешь стать миллионером. Ты же не с улицы придешь. А у меня положение, связи, ко мне обращаются только с серьезными предложениями. - А минусы? - спросил Александр, думая, что все неспроста, слишком настойчиво Меченый уговаривет его, что-то здесь не то, никому доверять нельзя, а уж профессиональному убийце тем паче. - Минусы? - не сразу понял Меченый. - А-а, минусы. Минусы - это возможность потерять жизнь. Ну так ты её и так потеряешь. Так что минус на минус будет плюс. - Как ты думаешь, спросил Александр, - зачем ко мне днем в спальню ломился Воронов? Решил меня ухлопать, раз Алишера уже нет? - Ты что, - покачал головой Меченый, конечно, нет. Насколько я наслышан о Воронове, не будет он действовать так... грубо. Его стихия - тонкая интрига. А если не тонкая, так все равно интрига. - Почему ты так хочешь, чтобы я перешел к тебе работать? Тебе же придется делиться и деньгами и свяяами. - На счет связей - это ты зря. Если я захочу, никто никогда не узнает, откуда заказ и кто заказал. Он посмотрел на одинокое, похожее на пухлую подушку облако, затерявшееся в густеющей синеве вечернего неба, и, словно бы решившись на что-то, Меченый сказал: Ладно, буду совсем откровенным. Чего темнить, если и так все ясно: ты будешь либо трупом, либо будешь работать со мной. Так вот, я в деле уже седьмой год. Стаж беспрецедентный. А пришел в бизнес таким, вот, желторотиком, как ты. Везло, везло, не отрицаю. Сейчас я имею и опыт и последние крохи везенья. Ведь я же Меченый, к тому же. Меня ни в одну приличную организацию соответствующего профиля не приняли бы никогда. Я же одиночка и сам устанавливаю правила. Он вздохнул, посмотрел на Александра. - В общем, на везунчиков и везенье у меня глаз наметанный, сам такой. Но в отличие от тебя, мой лимит заканчивается. Я чую. Еще годик максимум, и буду я там, где все... рано или поздно. Пора мне, знаешь, на покой. Я тебя научу всему, что знаю. Первое время будем на пару работать, а потом работать будешь ты. Мне будешь часть отстегивать за организаторские услуги. Ну как? Я думаю, справедливо, - и Меченый, ожидая ответа, посмотрел на Александра. А Александр вдруг смог со стороны посмотреть на этот необычный, страшный торг Посмотрел - и изумился: это же он! Это же с ним происходит! Это его, мирного москвича, неудачника, по большому счету, человека, пределом мечты которого была шестая модель "Жигулей" или подержанная "Тойота" - это его уговаривают стать киллером! Ожидание южной романтика, расставившей ему ловушку, звагнавшей в западню, где альтернативы нет. Везучий, называется, ухмыльнулся он про себя. - А до утра дожить нельзя? - спросил он, поразившись двусмысленности просьбы. Но Меченый не заметил двойного смысла. - Конечно. Можно и завтра. Прямо с утра. Но ты поторопись. Конечно, мне с одной стороны выгодно посмотреть, сумеешь ли ты выкрутиться до конца, но разумнее ораничиться известным. Я бы тебя немедленно вывез бы в Питер, у меня там многое схвачено, так что для тебя лично все страхи и опасения оказались бы позади. Да, - спохватился он и посмотрел на часы, - я чего пришел... звонил тебе какой-то Павел Андреевич, сказал, ты в курсе. Перезвонит через полчаса... уже через десять минут, - уточнил он. Александр встал с шезлонга и стал одеваться. - А кто такой Павел Андреевич? полюбопытствовал Меченый. - Да так, знакомый, - неопределенно сказал Александр. - Ну ладно, ладно, - тоже поднимаясь, сказал Меченый. В дом они зашли вместе. Павел Андреевич позвонил вовремя. То, что он был жив тоже говорило о удаче, в данном случае, удачном завершении поездки к месту боевых действий. Или то, что он не ездил вообще. - Время есть? - спросил Павел Андреевич, удостоверившись, что трубку взял Александр. - Прямо сейчас? Есть. - Не мог бы ты приехать туда, где мы сегодня были вдвоем? Судя по завуалированности просьбы, Павел Андреевич либо не хотел чтобы его слышали окружающие, либо боялся прослушивания со стороны гнезда Воронова. Последнее, видно, было более правильным. - Да, смогу, - сказал Алексадр. Когда? - Прямо сейчас? Ну, минут через тридцать. Поймай такси и давай. Я жду. В трубки полышались длинные гудки. Александр положил трубку. Меченый внимательно смотрел на него. - Я бы тебе не советовал никуда отлучаться. По понятным причинам. Впрочем, как хочешь. - Вот именно, - сказал Александр и пошел к себе. В спальне достал из сумки пакет с деньгами и отложил рубли и пару сотенных бумажек американской валюты. Внутри в сумке, на забытый уже, лежал пистолет с глушителем. Александр вспомнил прошлую ночь, тихий щелчок вынимаемой обоймы, Лену, выскальзнувшую за дверь. Взял пистолет и заглянул в рукоятку. Конечно, обоймы не было, забрала Лена патроны, чтобы лишить его возможности обороняться. Ну что ж.
      ГЛАВА 23
      ПОПАЛСЯ, ВОШЬ
      Меченый продолжал торчать в каминном зале. Разлегся в кресле и, далеко вытянув ноги, пускал кольца дыма в потолок. Оторвавшись от своего занятия, крикнул Александру вслед: - Может тебя подбросить? Александр остановился. Это было бы не плохо. Но тут же ощущение опасности усилилось. Да и то, можно ли доверять киллеру на работе? Смешной вопрос. Однако, Александр отметил, что начинает привыкать думать другими категориями. Опасности, стрельба, трупы - начинают становиться обыденностью. А киллеру, наверное, нельзя доверять. - Нет, спасибо, - сказал Александр и вышел за дверь, а потом из калитки, которую прикрыл следом за ним охранник. О чем это он думал?.. Да, интересно, как он пойдет теперь вновь устраиваться на работу в палатку? Конечно, его примут обратно, продавцов всегда не хватает. И экономя, он сможет вновь отложить тысячу, может даже две тысячи долларов к следующему лету... Он поднял руку и остановил пролетавшую мимо "Волгу". Водитель, пожилой мужчина, повернул к нему полное, облитое потом лицо. Душно. Жарко. Александр сказал куда ехать, к ресторану "Приморский". Машина, заскрипев коробкой передач, рванулась вперед. В машине, несмотря на открытое окно и сквозьняк, было жарко, пахло бедностью и разогретым металлом. У разговорчивого водителя рубашка на спине и под мышками была мокрой, и солевые разводы на высохших местах обрамляли постоянно увлажненные участки. - Море уже не то, - говорил водитель, шумно, астматически дыша, - если купаться, то лучше за городом. Городской пляж это туалет для приезжих детишек. Нет. я купаться езжу подальше от города, подальше едешь, чище будешь... Выехали на набережную. На синеву моря было больно смотреть. По набережной гуляли люди. Много женщин. Везде играет музыка... лиди отдыхают. Он вдруг остро почувствовал всю эту праздность, и недавние, пропитанные невольным снобизмом мысли о невозможности вести прежнюю жизнь, показались глупыми, подростковыми. Террасы ресторана "Приморский" были густо заполнены людьми. Где-то среди них - скорее на старом месте - его ждет Павел Андреевич. Александо рассчитался с водителем "Волги" и вышел в солнечное марево. Пляж все ещё усеян голыми телами, а в воде, особенно густо до красных буйков, словно мячи, качались на волнах головы купающихся. Прошли две девушки в купальниках, заметных только спереди... черненькая, с точеным форфоровым личиком скользнула взглядом... Пузатый кавказец в белом фартуке бойко торговал мороженным в вафельных стаканчиках, сильно покореженных ещё до своей укладки в переносной холодильник, из которого их, помятых, сейчас и извлекали. Несколько южных мужчин жарили невдалеке шашлык, конкурировавший с ресторанными блюдами, и, судя по занятым столикам с цветастыми солнечными зонтиками возле каждого, довольно успешно. Какой-то человек с террасы ресторана молча махал рукой, привлекая внимание. Это был Павел Андреевич. Не хотел, видно, кричать. Александр поднялся на верх. Павел Андреевич сидел в компании пожилых мужчины и женщины, супругов, наверное. Павел Андреевич уже заказал пиво, потел. был лихорадочно возбужден, но доволен. Он пододвинул к Александру ещё холодную бутылку пива. - Пей и пойдем, - сказал он, обращаясь на "ты", словно бы вторая встреча, или собственный ускоренный график жизни, диктовал более прямые формы общения. - Пей и поищем более уединенное место. Вон, хотя бы, лавочка внизу. Бери бутылку и пошли. Пока спускались вниз и искали свободную лавку (увиденную сверху уже заняли), Павел Андреевич, подмигивая и оглядываясь, успел сообщить, что с виллой получилось. Они подъезали к участку, но прежде чем идти туда, он позвонил в милицию, сообщил, что есть сведения об убийстве и проче. Сообщил адрес и тут же с коллегой-фотографом махнул через ворота, едва не приземлившись на первое тело, все ещё лежавшее у ворот - Семы, конечно. Звонок в милицию был обусловлен простым расчетом: если внутри участка есть кто живой и агрессивный, то милиция все равно минут через десять-пятнадцать должна будет подъехать и спасти их от рук ганстеров, а если никого, кроме мертвецов нет, они успеют нащелкать достаточно снимков. Вот так. Сели на пятнистую от нависшего сверху каштана лавку. - Успели как раз. Когда уже отъезжали, нащелкав все что могли, разминулись с черным "Мерседесом". Не милицейским. Номер я запомнил, а потом в редакции проверил. Записан на имя брата Алишера, Руслана. Но кто был внутри, разглядеть, разумеется, не удалось: эти дурацкие тонированные стекла!.. Кроме суетливых движений, возбуждение, овладевшее им, проявлялось и в выражении лица. Прежде всего абсолютно шальные глаза. Белые кайма вокруг радужной оболочки, расширенные зрачки, крепко сжимавшийся рот, с подеривающимся уголком рта, отчего казалось, что он еле сдерживает усмешку. Вдобавок его правое полено стало тут же трястись, едва они сели. - Вот, можешь посмотреть. Мы тут же пленку проявили и отпечатали снимки. Собстенно, ничего нового Алексндр не увидел. Рашид, Рыжий, Алишер... Сняты в разных ракурсах и отпечатаны с различным увеличением. Когда разглядывал снимки, почувствоал, как что-то вягко, тёмно шевелится внутри, но тут же исчезает под напором отстраненного удивления: подумать только, это сделано лично им! Снимки отстреленных Меченым отложил сразу, а своих рассматривал со все возрастающим волнением. Видимо, Павел Андреевич заразил. - Ну скажу я, одно дело услышать, а другое - увидеть.Такая бомба, такая бомба! Завтра в утреннем выпуске тисну первую статью из серии о беспределе в городе. Я чего хотел переговорить. Материал наш, а я не знаю, в какой степени ты замешан. Не знаю, о тебе вообще упоминать или как? - То есть как это? - не понял Александр. - В каком смысле? Если обо мне помянуть, то и этих вот кадавров - кивнул он на фотографии, - сразу со мной свяжут. Здесь же лет на двадцать пять делов-то, никак не меньше. Я сидеть не хочу, тем более за этих. Нет, меня лучше не касаться. С шумом, испугавшем Павла Андреевича, к лавке опустились голуби, суетливо забегали между ногами людей, склевывая насыпанные кем-то раньше пшено. - Да, как ни жаль такого острого сюжетного поворота, но тебя поминать нельзя, - согласился Павел Андреевич. - Тогда второе дело. Я, знаешь, как приехал в редакцию, сразу в архив сунулся. Может, думаю, есть что о Воронове и Саньке. Ты о Лене ещё помянул, племяннице Воронова. Так вот, нет у Воронова никакой племянницы. И не было. Был какой-то друг, вместе работали, некий майор Коноплин Владимир Владимирович. Потом все его семейство, вместе с бывшим майором, погибли в автокатастрофе. Может быть случайность, но скорее всего - результат его коммерческой деятельностью: он уже занимался нефтебизнесом. Остался сын одиннадцати лет от роду, которого усыновил Воронов. Это и есть всем известный Санька. Парень вырос не глупый, но подлый, извращенный, сволочь, в общем, порядочная. Воронов, конечно, воспитанием приемная сына уделял мало внимания, вот и результат. Сигареты есть? - спросил он без перехода. Александр достал пачку сигарет, протянул ему и сам закурил. Пока прикуривал, Павел Андреевич молчал. Сделав затяжку, спросил. - Ну а с Леной? Что с Леной? - Лена? С Леной вот как дело обстоит. Она из детдома, местная. Родителей нет, отказались родители. В прошлом году она победила на городском конкурсе красоты, и её присмотрел Алишер. Любил он красивых девушек. Заодно пристроил её в банк, где имел свои счета. Ну не знаю, может присмотреть за своими деньгами, может ещё для чего. Так часто делают. Стала она секретарем-референтом какого-то вице президента банка. Девица смышленная, даром что школу так и не кончила. Но шустрая. Познакомилась с Санькой. У него связи. Может он её замуж обещал взять, кто знает. Но кажется, не без её помощи была проведена операция по переводу денег со счетов Алишера, хотя, формально, - кража хакеров. Алишер, почему-то, оставил её в покое. Наверное, у него и мысли не возникло, что его протеже учавствует в его же ограблении. Так или иначе, Алишер оставил е в покое. А может быть тут была ещё та интрига. Может быть, подозревая Саньку, Алишер решил с помощью Лены, своей любовницы, обнаружить, так сказать, истоки преступления, потому как подозревал, что в этом замешано семейка Воронова. А Лена и для одной, и для другой стороны была просто средством. Все может быть, не знаю. А официально Алишер потребовал голову Саньки. - У кого потребовал, у Воронова? - А у кого же. Какие-то два парня привезли на тележке два ящика пива и остановились невдалеке торговать. Александр поднялся с лавочки и прошел к торговцам. Взял у них четыре бутылки и вернулся к Павлу Андреевичу. Нельзя сказать, что Александр был ошеломлен, это слишком. Он даже удивлен особенно не был. Этот мир, в который он попал несколько дней назад, так мало походил на привычную ему реальность, что мог таить в себе любую неожиданность. И по большому счету какая, к черту, разница: Лена племянница Воронова, или кем-то там ещё ему приходится. Тем более, что, как Александр уже понял, и его самого она беспечно путала с темным Санькой, прятавшимся где-то в норах средневекового замка Воронова. Александр протянул две бутылки Павлу Андреевичу, одну открыл для себя. Сделав несколько глотков, Павел Андреевич заговорщицки и восторженно посмотрел на Александра, переживая вместе с ним сообщенную информацию. - Я так понимаю, это было совсем недавно, - сказал Александр. - Ну да, может за неделю до твоего приезда. Наверное, Воронов, пытаясь спасти приемыша, взял дело в свои руки, поселил эту Лену к себе в дом и стал везде с ней появляться, демонстрируя свое ей покровительство. А потом, я уже говорил, была встреча Алишера и Воронова, они обо всем договорились. Потом приехал ты, и карусель закрутилась. - Но почему Алишер не мог тронуть Воронова? Ему то что? - О-о! Он был не дурак и, видимо, навел справки, прежде чем что-либо делать. Кто-то, разумеется, объяснил ему, что Воронов неприкасаемый. За его смерть отомстят большие люди. Да и о легальном бизнесе можно будет окончательно забыть. А что стоит жизнь без бизнеса? подмигнул Павел Андреевич. - Во всяком случае для уважающего себя горца. Что ты будешь делать дальше? - спросил он Александра. - Конечно, уедешь как можно быстрее? Не так ли? - Хотелось бы, - вздохнул Александр, - но у меня такое ощущение, что за мною все время следят. Когда он это сказал, он вдруг понял, что это правда. Действительно, давно уже присутствовало какое-то странное ощущение чужого присутствия. - Уеду как только смогу. Пока есть одно дело. Говорить не буду, боюсь сглазить. Внезапно рядом на ветке какой-то голубь заорал так кромко, что они оба вздрогнули. Одновременно поднесли горлышки своих бутылок к губам. Павел Андреевич попросил ещё одну сигарету, закурил. Уже меняя тему, спрочил: - А как там в доме-музее? Нашлось что-нибудь? Больше вокруг тебя мертвецов не было? Александр посмотрел на его беспечное сейчас лицо и ответил язвительно. - Только один. - Что один? - не понял Павел Андреевич. - Я говорю, только один мертвец. Да и тот случайный. Павел Андреевич не мог понять. - Как? Ты что, шутишь? Ну это... это!.. Выслушал Александра и покачал головой. - Да, без бутылки водки не осилишь. Ты-то сам на кого думаешь? На Лену эту вашу, или вас кто подслушивал? - Не понял, - сказал Александр. - Что тут не понятного? Тебе прислали машину, на которое тут же совершают нападение. Как узнали, что ты едешь именно в этом такси? Могла сказать Лена, могли подслушать. Кому она, например, сообщала эту информацию. - Я знаю, - перебил его Александр. Если кому и сказала, так это Саньке. Я забыл сказать, что один из этих бандитов жаловался другому на Саньку, что тот с пистолетом патроны забыл дать. - Да, ты не говорил, - покачал головой Павел Андреевич. - Значит Санька. - Все тут одним миром мазаны, - с горечью сказал Александр и нагнулся, чтобы поставить на землю пустую бутылку. Рядом что-то звонко разбилось, затрещало. Александр, не выпрямляясь, повернул голову. Павел Андреевич как раз допивал пиво, когда пуля, разбив бутылку, попала ему в лоб. Тело дергалось в агонии. Послышался топот ног. Александр посмотрел на вперед: к нему уже подбегал чернявый парень очень местного вида с пистолетом и глушителем на стволе. - Вот ты и попался, вошь! - торжестующе крикнул парень.
      ГЛАВА 24
      НОЧНАЯ ЧЕХАРДА
      На проезжей части дороги у тротуара стояла черная "Лада" с открытой передней дверцей со стороны пассажира. Водитель, ожидая товарища, слегка нагнулся, всматриваясь в их сторону. Александр икнул, закрыл глаза и стал ждать выстрела. Когда хлопок выстрела прозвучал, снова икнул и встал. Открыл глаза. "Лада" рванулась с места, водитель спешил так, что даже не закрыл дверцу, которая, впрочем, захлопнулась на ходу. А возле лавки, где уже успокоился Павел Андреевич, дергался, умирая, бандит. Пуля попала ему в висок. Обычное дело. Стала собираться толпа. Александр икал и тупо смотрел на распрашивавших его людей. Зевак становилось все больше. Кто-то стал убеждать, что стреляли из автомата, очередью, вон в лавке сплошняком идут дыры, и щепки везде. На Александра перестали обращать внимание. Продолжая икать, он потихоньку выбрался из толпы и, приследуемый звуками милицейской сирены, двинулся прочь. Мучительно заболела от икоты грудь, надо было, по старинному рецепту балерин Мариинского театра, выпить, не дыша, стакан воды (или пива), причем выгибая грудь вреред. Он, минуя ресторан, шел к столикам ближайшего летнего кафе, помня только о том, что необходимо купить бутылку боды, нет, лучше пива, а шедший рядом Меченый, только что возникший, успокаивал его не так смыслом слов, как интонацией. Мол, ничего страшного, пройдет и это, просто слишком много событий, и нервы не справились, ничего не поделаешь, это с непривычки, ничего не поделаешь. Они сели за свободный столик. Меченый куда-то ушел и вновь возник с двумя почти полными стаканами, один из которых подвинул к Александру вместе с услужливо сломанной на квадратики плиткой шоколада. Александр выпил содержимое своего стакана; коньяк неожиданно обжег горло и заставил прийти в себя. Очнувшись, долго и тупо разглядывал фанерный контур американского ковбоя, услужливо-наглым видом призывавшего прохожих присоединяться к миру спиртного, сигарет и прочей романтики. И он изумился спокойствию сидевших за соседним столиком людей. Как же так можно?! Как же они все не чувствуют того, что чувствует он сейчас?! И почему у Меченого такое постное лицо с утомленной такой улыбкой, словно он понимает, что занимается делом хоть и глупым, - успокаивает нервного мальчишку, - но сейчас необходимым. - Что же ты думал, - они пасли тебя все время от дома Воронова. Я ехал следом, хотелось узнать, есть ли другие гаврики? Немного отвлекся, каюсь, но ведь ты жив. Опять повезло. Честно говоря, может я и потому не торопился, что продолжаю верить в твою звезду. Ну и видишь, опять не ошибся. - Так его из-за меня убили?.. - Мужика этого что с тобой был? Ну да. Дали очередь по тебе, ты нагнулся, а мужика задело. Не повезло, - ухмыльнулся он. - А кто он был? - А я думал, они его по машине отыскали. Он сказал, что его видели мельком на вилле Алишера. Он репортаж делать ездил. - Журнались, что ли? Ну тогда может и за дело. До чего не люблю эту братию, этих папараци!.. Хуже ментов. Это ты ему сказал? Зачем? Глупо. Александр позволил отвести себя к джипу Меченого, и скоро они уже подъезжали к особняку Воронова. Меченый высадил у ворот Александра, а сам отбыл по неизвестным делам. Александр поднялся к себе. Пошел в крыло Станислава Сергеевича проверить обстановку, но Мария Степановна все ещё возилась в кабинете хозяина. Александр вернулся к себе, лег на кровать. Он все время прислушивался, и это напряжение чувств сказывалось странным образом: он как-будто сам превратился в этот огромный дом, рецепторы его прорасли и в сад, и к охранникам с их собаками, и в половину Воронова, где сейчас хозяйничала Мария Степановна и где в темном уголке затаился враг - беспощадный и кровожадный Санек. Опять Александр словно бы спал, но и бодрствовал, улавливая по звукам, или наметкам звуков, что где происходит. Через некоторое время Александр вновь сходил в хозяйское крыло. Мария Степановна уже с кабинетом закончила, но что-то делала в ярко освещенном коридоре, который преодолеть незаметно было трудно. Сущестовала ещё реальная опасность быть обнаруженным Санькой, и, судя по характеристикам, которые Александр слышал на него от разных людей, это было бы не намного хуже, чем оказаться вновь гостем кавказских джигитов. Лимузин Воронова прохрустел по гравийной дорожке уже в двенадцатом часу. Звонкий голосок Лены что-то отвечал немому собеседнику, немного погодя каблучки застучали в соседней комнате, и Лена, щурясь в полумрак его спальни, освещенной только настольной лампой, счастливым шепотом сообщила, что сегодня ничего не выйдет, сегодня у неё критический день... неожиданно. Стук каблучков смолк вдали, и он остался один. "Критический день! - подумал он устало, - это у него критический день". И если бы Лена не опередила его, пришлось бы самому выдумывать что-нибудь физиологическое, дабы остаться одному. Он смотрел все время на настенные часы, отметив себе границу ночи, дальше которой оставаться здесь все равно уже не имел сил. Наконец, мелодия звонко отстучала серебряными молоточками, и он встал. Тишина. Дом погружен во тьму. Чтобы не издавать самому случайных звуков, он шел босиком, что при наличие ковровых дорожек, делало его поступь бесшумной, как у последних могикан. Когда он подошел к двери кабинета Воронова, мысль, что дверь будет заперта, чуть не привела его в панику. Но обошлось: доверие к жильцам было здесь безграничным. Александр, стоя у двери, прислушался. Все было тихо. Потянул дверь на себя, зашел внутрь, и вновь некоторое время стоял, не зная на что решиться: включиить большой свет у входа, или пробираться в темноте к сейфу. Он не особенно запомнил расположение стульев, кресел и прочей мелкой мебели. Перспектива загреметь на весь дом упавшей вазой (где-то стояла эта дрянная ваза, он, кажется, видел её в прошлый раз), была не лучше и не хуже, чем возможность выдать себя светом. Все же, выбрал свет. В последнее мгновение вдруг ясно представил, как вместе со светом появившийся полукруг вражеских бойцов будет поливать его боевым свинцом. Тотчас забившееся в горле сердце показало, что дело не столько в воображении, сколько в истончившихся нервах, за последние дни переместившихся из теплого нутра на поверхность его кожи. Бандиты растаяли, как дым, оставив покрытые коврами пол и стены, какие-то картины на обоях, затем, картину, прикрывавшую сейф, огромный старый, весь в бесполезных, но эффектных виньетках письменный стол, деревянное, с очень высокой резной спинкой кресло... Александр огибал уже стол, когда раздались новые, отнюдь не виртуальные звуки. Он сразу взмок от дикого предчувствия, что план его, казалось бы продуманный детально, как раз нес изъян в собственном совершенстве; получалось, что любое изменение тщательно выверенной формы обрекало его на провал, как врожденный нарост на совершенном овале куриного яйца в конце концов покрывал скорлупу трещинками, губя возможно готового вылупиться птенца. Он резво метнулся за тяжелую штору, со стороны окон закрывавшую едва ли не всю стену кабинета. Между шторой и стеной было не меньше полуметра, окно - на таком же расстоянии справа, и бояться, что из сада увидят его длинный силуэт на фоне стекол по этой причине не приходилось, а кроме того оставалась вертикальная щель между тяжелыми половинками ткани, очень удобная для обозрения всего кабинета, а сейчас - входивших Санку и Лену. Санька был раздражен, Лена оправдывалась. В пылу ссоры они даже не обратили внимание на свет в кабинете. Александр отметил, что их, с Санькой, личное сходство, ещё с утра заметное, сейчас исчезло. Оно и понятно. Санек, по всей видимости, безвылазно отсиживался в доме, это ему, Александру, пришлось побывать везде, утратив прежний лоск. Короче, у Саньки была только одна старая повязка, закрывавшая лоб, а у него, Александра, бинтов стало поболее. - Мне эта комедь начинает надоедать. Вот она уже у меня где, - для наглядности чиркнул Санек себе ребром ладони по горлу. - И чего Воронюга темнит, почему эта тварь ещё живая? - Ну чем ты недоволен? Все равно тебе придется отсиживаться ещё долго в любом случае. Какая тебе разница: мертвый он или ещё живой? - А ты сука, небось и рада: то с одним, то с другим, а может и с третьим. Я из тебя выбью эту дурь, ты у меня, тварь поганая, ещё получишь! - Да что я такого сделала? - воскликнула Лена с отвлеченным отчаянием. Нужно, что ли, мне все это? Ты обещал, что мы сразу поженимся, только реквизируем Алишера счета, а сам уже и раздумал. - Вот дура! Да когда же мы могли бы успеть жениться, если дело так завертелось? А ты сама! Что-то тебе общество Ворона понравилось? - Как ты можешь? - вновь вскричала обиженная Лена, мимолетно заглядывая в настенное, обрамленное красивой деревянной рамкой зеркало. Она поправила растрепанный локон. - Как ты можешь, он же твой отец, хоть и приемный! Лена остановилась и стала тщательнее осматривать в зеркале всю себя, закутанную в длинный бардовый халат, красивший её чрезвычайно. - Вот ещё отец! То-то, что приемный. Он и фамилию мне свою не дал, а уж в завещании не упомянул точно. А после приезда этого московского идиота все вообще перестало мне нравится. И Меченый что-то не то делает. Ну смотрите, если до утра московита не шлепнут, я сам завтра с ним разберусь. - С кем, с Меченым? - Да при чем тут Меченый! С твоим новым любовничком. - Саня! Как ты можешь?! Я с ним ни разу, ты что? - А о ком ты сразу подумала, сука? Может ты и в самом деле и с тем и с тем, может ты нимфоманка. Ладно, хватит болтать, - сказал он резко и взмахнул рукой. Иди, пробуй открыть сейф, а я пока перехвачу что-нибудь, в глотке вновь пересохло. Стоял он совсем рядом с Александром - руку протяни, - так что тяжелый запах перегара доносился явственно. Санька, видимо, вынужденный находиться в пределех стен этого дома, от скуки и обездвиженности беспробудно пил, опух весь, из под повязки торчала нечесанная шевелюра, и, глядя на него из-за занавески, Александр подумал, что видит свою собственную, но худшую половину, сейчас являющую все то неприятное, что он всю жизнь пытался поглубже спрятать в себе, и что сейчас, в другом, кололо глаза: лень, пьянство, тщеславие, жестокость, эгоизм - полный набор. Александр, несмотря на свое положение не мог не усмехнуться, подумав, что обстоятельство скоро сделают из него праведника (или покойника), если уж он стал задумываться о вреде пороков. И все равно, страшно захотелось хотя бы вот тем литым пресс-папье долбануть сейчас своего двойника по нечесанной голове. Странно то, что здесь примешивалась ещё и обида на несраведливость: он, Александр, уже который день принимает удары Судьбы, предназначенные этому непросыхающему от водки идиоту, а тот и в ус не дует - продолжает пить и, возможно, спать в промежутках с Леной. От злобы у Александра потемнело в глазах, захотелось, действительно, сделать эти пару шагов до стола, схватить, например, вот эту чугунную чернильницу с кавказским орлом, распластавшим крыла, и этой птицей по кумполу!.. - Ну что ты возишься, не можешь простое слово на восемь букв родить? - шипел Санька, только что вылакавший полстакана из кабинетных запасов и потому взбодрившимся. - Сам бы попробовал, - огрызнулась Лена, уже несколько минут проворно набиравшая неведомое слово. - Я не могу, у меня руки трясутся, - буркнул Санек. - Пить надо меньше, - буркнула Лена и вдруг повернула испуганное лицо к двери. Ах ты, тварь, ты ещё мне указывать будешь! - в бешенстве крикнул Санек, но Лена, не слушая его, с обезьянним проворством сделала все одновременно: прикрыла сейф картиной, пролетела полкомнаты до серванта, уставленным бокалами и бутылками, схватила первый попавшийся ей под руку сосуд пузатый цветной бокал, сейчас пустой. Тут же дверь распахнулась. В дверном проеме, в китайском халате поверх домашних брюк и рубашки, тяжело оглядывая кабинет черным блестящим глазом, возник сам хозяин. Воронов ступил в кабинет и ещё раз хмуро оглядывая мебель и - как застывшее продолжение обстановки - повернувшихся к нему молодых людей. Воронов, выдержав паузу, сказал: - Выпить заглянули? Александр даже не узнал его голоса, налитого плохо сдерживаемой яростью. Ничего не отражалось на лице, но голос явно выдавал его чувства - густой звук, которого прежде не слышал в его голосе. И Александр, положение которого за шевелящейся шторой становилось все более незавидным, жадно, однако, приник к своей смотровой щели, впитывая эту сцену: ярко освещенный кабинет, Лена и Санек, плохо изображавшие непринужденность, сам Воронов в драконовом шелковом халате, бледный, как и угол рубашки на груди - глаза блестят, черные бабочка усов над ядовито-искривленной губой. - Стас!.. Станислав Сергеевич! - быстро сказала Лена. - Мы вас искали, Санек все по поводу москвича тревожится... вот, выпить решили. - Вот что, друзья-хорошие, - вдруг брызнул хозяин, - раз сами здесь оказались, прошу садиться. Расставим все точки над "и". Лена первая поспешила сесть. За ней, злобно хмурясь, сел на диван Санек. - Ну, с чем пожаловали? Какие у тебя претензии, Александр? - спросил Воронов, и Александр за портьерой вздрогнул. - Я хочу знать, когда захоронят москвича. - А зачем это тебе знать? - с легким презрением спросил Воронов. - Что может дать тебе знание, если ты по природе своей не способен усваивать и использовать знания? - Я всегда знал, что вы меня недолюбливаете, - с вызовом вскинулся Санек. Лена попыталась удержать его порыв за руку. Ничего, пусть говорит, - сказал Воронов. - Давно пора все прояснить. - Я хочу знать, почему вы меня держите взаперти, а этот гад продолжает спокойно ходить по городу. Вы же обещали, что его через сутки уберут, и я буду свободен. - Я же говорил, что ты не способен усваивать информацию, - с презрением сказал Воронов, - Ты все равно в ближайшие недели не сможешь высовываться в любом случае. Ты должен привыкнуть, что ты мертвец. Мы тебя только через несколько месяцев сможем воскресить. И то, только когда покончим с бандой Алишера. Которого, кстати, ты сам с нашей красивой, но тоже не очень сообразительной Ленулей довел до крайности. - Но он же убит! - вмешалась Лена, - может быть... - Ничего не может, - жестко оборвал её Воронов и, зайдя за стол, вел в кресло. Александр из своей, все расширяющейся порьерной амбразуры видел, как Воронов скользнул глазом по медвежьей картине, но не стал дальше проявлять интерес к сейфу. Вынув порсигар, он закурил. Лена и Санек терпеливо ждали, чувствуя, как тот разгневан. - Вы что, не понимаете, как нам оказался полезен наш московский гость? Если даже не считать тех ублюдков, включая вашего любимого Алишера, которого он лично ликвидировал, он ещё вывел из тени всех, кто переметнулся от нас под давлением людей Алишера и его брата Руслана. Уже за это мы должны быть ему благодарны. Ну хорошо, - сказал он, видя вспыхнувшие возражения Санька. - Хорошо, завтра утром ещё соберемся и решим все вопросы. Может быть, действительно, пора закругляться. Он оглядел опухшего и даже сейчас потягивающего спиртное Санька и презрительно ухмыльнулся. Ничего не сказал. Перевел взгляд на Лену, сразу будто уменьшившуюся. - Ты тоже хочешь смерти этого парня? - А то как же! - встрепенулся Санек. - Не тебя спрашивают, сынок, - с невыразимым презрением сказал Воронов и вновь посмотрел на Лену. - Ну, не знаю... - неуверенно сказала она. - Он, вообще-то, милый. - Она быстро оглянулась на Саньку. - И если бы можно его оставить... - Ладно, вон отсюда, - внезапно сказал Воронов. - Завтра утром, обещаю, подвести итоги. Молодежь поднялась и пошла к двери. - Кстати, сказал вслед Воронов, - гость наш не просто милый... Если бы ты, Александр, был хоть немного похожь на него, мне не стыдно было бы называть тебя своим приемным сыном. После этой странной тирады, Воронов махнул рукой, выметая Лену и кипятящегося Саньку за дверь и остался в кабинете один. Не считая Александра за шторой, страх которого, хоть и не ослабел, но отошел на второй план, оттесненный разыгрываемым перед ним действием. - Вот так-то, решительно и глухо сказал Воронов и раздавил окурок в пепельнице. - Завтра со всем разберемся. Он встал, прошел мимо Александра, пахнув табачным угаром и ещё чем-то парфюмерным, у входа выключил свет и вышел.
      ГЛАВА 25
      АРХИВ
      Сразу же за этим у Александра едва не подкосились ноги; оказывается он не ощущал все вермя напряженность ситуации и сейчас вот, когда его враги ушли, ослабел. Выйдя из своего укрытия, он сделал два неверных шага и опустился в ближайшее кресло. Сидел некоторое время в темноте, прислуживаясь к затихающим звукам. Темнота медленно проявлялась, выделяя сумрачные контуры предметов. Однако, раз он здесь и его пока не поймали, надо было воспользоваться ситуацией и завершить задуманное дело. Дотянувшись до настольной лампы, он щелкнул выключателем. Зеленоватый абажурный свет отпугнул полумрак, отпрянувший в дальние углы. Он встал, подошел к стене за креслом и отодвинул картину с медведями. Коснулся пальцами диска набора букв. В последний момент он испугался, что докадка его не верна. Никто из ближайшего окружения Воронова не мог отгадать, а он, видите ли, в промежутках между ковбойской стрельбой, все резво раскрывает. Справившись с дрожью в пальцах, он набрал слово и, услышав щелчок, открыл толстую дверцу, за которой обнаружилась коробка, изящный маленький автомат незнакомого вида и пачки долларов, уложенный стопками в глубине сейфа. Он вынул коробку. В ней были СДромные диски. Александр положил коробку на стол, вынул первый попавшийся диск и шагнул к компьюетру у стены. Конечно, разумнее было бы уносить ноги, но он, почему-то, был уверен, что беспокойные хождения хозяев уже прекратилось, так что решил рискнуть. Тем более, что необходимо было убедиться, что нашел именно то, что было у всех на языке - архив Воронова. Он включил компьютер и вставил диск в приемное устройство. Меню файлов, отображенное на экране, ни о чем ему не говорило: какие-то незнакомые имена. Он отметил курсором первую попавшуюся фамилию Кукушкин, и через несколько секунд имел удовольствие ознакомиться с биографией упомянутого Кукушкина, его бизнесом и отступлением от норм закона и морали. Последнее было проилюстрированно снимками. Было ещё растление малолетних, судя по показанным девочкам и мальчикам, показанным тут же. В общем, обычный компромат, тщательно подобранный и, судя по количеству дисков в коробке, довольно обширный. Так или иначе, но учитывая ажиотаж вокруг данного архива, ценность он представлял немалую. Александр вынул диск и отключил компьютер. Положил к остальным дискам в коробку, на вид от каких-то туфель. Хотелось закурить. Он пошарил по карманам, в надежде обнаружить пачку, и тут услышал приближающиеся шаги. Проиграл! Он успел забраться в старое убежище и надеялся, что портьера колышется не сильео. Это как в старом анекдоте, где опоздавшй врач спрашивает у родственников, потел ли покойный перед смертью и, услышав положительный ответ, замечает,что это хорошо. Да, колыхание портьеры могут и не заметить, но вот открытый сейф!..дискеты!.. - Вот старый козел! - вдруг громко прозвучал Санькин голос. - Точно, пора и его в расход, раз сейф уже забывает закрыть. Александр приблизил глаза к свету; в кабинете стоял один Санька и чертыхался. На вид он был ещё пьянее, чем только что уходил. Вдруг осознание, что из-за этого пьяного кретина рухнули все его планы, заставило Александра отпрянуть к стене; он сжал кулаки в отчаянии. Надо было сразу уходить. Теперь единственная надежда - выбраться из этого сумасшедшего дома и уехать куда глаза глядят, подальше... И только не в Москву. Стать зайцем - не тем, фигуральным, что ловят в транспорте, но настоящим, - за которым время от времени (пока, возможно, не забудут) будет охотиться весь клан Воронова. Или соглашаться на невозможное - становиться подручным палача, этого отмеченного Сатаной Жоры. Санька в комнате тихонько скулил от восторга, изучая содержимое коробки на столе. Сразу смекнул, гад, что здесь самое ценное. Впрочем, знал, конечно. От злости у Алексадра вдруг стало так тесно, так жарко в груди... Он вновь приник к щели... затылок, склонившегося к столу Саньки... взъерошенный пух волос в двух шагах... Александр не понял что делает... Он просто делал: шагнул раз, другой... шорох штор прозвучал, как грохот Ниагарского водопада, а шаги босых ступней... Руки Александра, дотянувшись, схватили пресс-папье - взгляд успел заметить чистую промокательную поверхность - и с размаху, изо всех сил ударил по, наконец-то встревожившемуся затылку. Раз, другой, третий!.. Санька сполз со стола и не двигался. Александр опустил руку, разжал пальцы; пресс-папье упало на пол. Что делать, что делать? Санька лежал на ковре и не двигался. Неужели убил?! Александр схватил коробку и метнулся к двери. Остановился у порога: мысль, что надо выключить свет, едва не погнала обратно. Выскочил в темноту и махнул в сторону своих комнат. Темнота оберегала - никто не встретился. У себя в спальне схватил валявшийся на стуле покет, в котором Лена вчера приносила фрукты, запихнул туда коробку с дисками... что еще?.. Сумку оставил, вещи не нужы, пусть, кто заглянет, думают что он где-то здесь... Схватил деньги - рубли, доллары - рассовал по карманам, не вместившееся бросил в покет... Кинулся к двери, споткнулся, чуть не упал, справился с равновесием и, понимая, что находится на грани срыва, подождал несколько мгновений, когда сердце перестанет лихорадочно метаться за прутьями ребер - ровнее, ровнее... Эти секунды позволили вспомнить, что он босой. Хорошо сейчас, а не на улице. Никогда не сменявшаяся охрана приветствовала его, как и вчера. - Третий час, Санька, куда это тебя за приключениями носит? Может, за подобные украшения кивнул, имея в виду повязку Александра - платят хорошо? Может поделишься где, дашь и мне подзаработать, а то я все торчу у ваших ворот... в бедности. Скучно было охраннику. Александр решительно прошел по улице до угла, свернул в какой-то переулок, потом еще, уперся в забор, перегораживающий улицу - видимо, ремонт дорожного полотна, - затем, через арку в доме, прошел во двор, между двумя каменными стенами вновь попал на освещенную улицу и вдруг оказался среди людей, вышедших освежиться на воздух из горячей атмосферы ночного клуба, по переметру окруженного отечественными и зарубежными марками машин. Впрочем, народу было меньше, чем ему сразу показалось: группа человек около десяти курила кружком, издавая время от времени дружное молодое ржание, ещё несколько мужиков в окружении девиц... На ступеньки украшенного разноцветным неоном крыльца как раз вышла молоденькая девушка, тряхнула блондинистыми кудрями и, громко, пьяно воскликнув, что ночь сегодня поганая, пустая ночь, стала шатаясь, спускаться вниз. Александр, как раз проходивший мимо, успел, мгновенно и машинально оббежать её взглядом, подумав при этом отстраненно, вот как можно, экономно расходуя материю, пошить платьице, в которое, впрочем, без мыла и не влезешь - все девичьи формы стремятся выпрыгнуть на свободу. - О, кого я вижу! - обрадовалась девушка, тут же почти упавшая на Александра. Санька! Ты как здесь?! И тут же, покачав головой, громко зашептала: - Ты же, я слышала, в бегах. За тобой же чурки гоняются. А Алишера правда ты кокнул? Слушай, что у тебя за клевый прикид? Или на самом деле боевые раны? Боясь, что её шепот привлекает внимание сильнее, да и слышен лучше, чем простой разговор, Алексндр увлек девушку за собой. Она, цепляясь длинными каблуками за что попало, едва поспевала следом. - Куда ты меня тянешь? К тебе я ни-ни. Знаю, не маленькая, какие у тебя пацаны. Хочешь, пошли ко мне. Но один. И сразу плати, а то я тебя, Санька, знаю, попользуешься, а платить не хочешь. Он осознал, что она говорит, и первоначальное намерение сбежать от неё за первым же поворотом, сменилось другим, более разумным: почему бы и не воспользоваться приглашением этой шлюшки? - Тебя как зовут? - спросил он, на всякий случай выглядывая за угол в сторону покинутого светящегося и звенящего музыкой ночного клуба; вроде никто за ними не следовал. - Тю-ю! Да ты что, совсем? Ритки не узнаешь? Это же я! Тю, контузило видно. Вот так, озвучивая путь домой удивлением и обидой - её не узнал! - Рита привела Александра к себе, благо, жила она совсем близко, в квартале от клуба, где она только что весело проводила время. - У тебя дома кто есть? - спросил осторожный Александр. - Тю-ю! Когда это мои предки летом с дачи выбирались? Я же им деньги отвожу, а они там киснут. Квартира была двухкомнатная, неухоженная. Едва зашли, Рита, на ходу начиная выползать из своего невесомого платьица, кружным путем, с заходом в гостиную, направилась в ванную. Александр, проверяя замок на двери, навесил ещё и цепочку. Ну что же, до утра он нашел себе убежище. Он сел в кресло рядом со стулом, где со спинки, сохраняя опадающую форму тела, стекало только что сброшенное платье. Александр закурил "Кэмел", обнаруженный на столике. Здесь же находилась початая бутылка "Мартини". Поискал стакан, не нашел и отхлебнул прямо из горлышка. Напевая и не обращая на него ни малейшего внимания, мимо протанцевала в спальню голенькая нимфа. Докурив, он прошел в ванную, разделся и принял душ. Одеваться вновь не хотелось, так что, выключив за собой свет, прошел в призрачно освещенную огромной луной спальню, где его встретили теплые объятия и сварливые требования одевать презерватив. Немного погодя он шагнул на открытый балкон выкурить сигарету, и пахнуло с ночного мрачного двора неожиданной свежестью, а вновь выскользнувшая из облачного плена луна призрачно высветила его голое, разгоряченное тело; его бурный отпуск продолжался, с лихвой насыщая влагой приключений высущенные девственным зноем романтического ожидая пустые годы его прежней жизни. Чувствуя радостный подъем, Александр глубого вздохнул сигаретный дым и ночной южный воздух, уже забыв первые смертельные тревоги; он начинал привыкать жить сегодняшним днем, скорее мгновением, которое могло и ожечь, но и тут же одарить неожиданной радостью. Он вернулся в постель; на мгновение проснувшись и жарко прильнув к нему всем телом, Рита сонно бормотала, вновь засыпая: - Еще чего, только презерватив... Ты Санька, бешеный, я знаю, от тебя и СПИД... за здорово живешь... и деньги не забудь... И он ещё подумал: вот ведь, чем в принципе эта шлюшка Рита хуже другой шлюхи - Лены? Только тем, что Лена берет деньги сразу и много, а этой приходится крутиться по иному... Звонок тонко въедался в уши... Перевалившись через него, Рита слепо хлопала ладонью по будильнику, разбудившего их так скоро. Сумев переползти через него, Рита шлепнулась на пол, трудно поднялась и пошла вон, бросив ему раздраженно: - Вставай, Санька, мне на работу, не видишь, опаздываю. Было семь часов. А он и забыл вчера о будильнике. Одевшись, он нашел Риту на кухне, где, двигаясь в выцветшем халатике как сомнамбула, она уже готовила кофе и ставила на стол сыр, масло, хлеб. И все хмуро. Заметно смягчилась лишь когда он вспомнил о деньгах и дал ей сто баксов. И словно бы оплатил дальнейшие услуги: оказалось, что Рита работает на почте, почти рядом с "Ночной лилией", то бишь, с клубом, у которого они вчера встретились. - Что это у тебя с башкой? - равнодушно поинтересовалась Рита. - Все воюешь, все нарываешься. Так что Рита хоть и не работала в отделе приема посылок и бандеролей, но ему помогла упаковать коробку с дисками. Адрес он написал до воспребования в почтовое отделение, возле которого располагалась торговая палатка, где он работал, а вместо имени начертал номер своего пропуска в тир, который знал, конечно, наизусть. Рита обещала отослать бандероль ещё утром, как только приедут экспедиторы. С тем и расстались: она пошла в свой отдел доставки ставить чайник для новой порции утреннего кофе, а Александр поспешил на вокзал, где его ждало одно из последних, намечанных на это утро дел. Но не самое последнее. И не самое опасное.
      ГЛАВА 26
      ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
      Александр спешил на вокзал. Чем дальше шло к развязке, тем все сильнее им овладевал страх оступиться в самый последний момент. Мысль, что за ним, как обычно здесь, могли следить и сейчас, что кто-то в этот момент обдумывает возможность убить его, или схватить, задержать, наконец, становилась невыносимой. Он не решался и остановить машину, вроде этого, вот, вишневого "Жигули", даже замедлившего ход возле него: либо шофер "бомбил" случайных прохожих, либо целился лично в него из какого-нибудь компактного "Узи". Потом напряжение схлынуло, и он понял, что сам взвинчивает себе нервы - что будет, то и будет. Вот блестящая возможность проверить на самом деле его, так называемое, везенье, о котором ему все уши прожужжали. Подумать только, все восхищаются тем, что его никак не убьют! Он даже остановился на секунду, пораженный этой мыслью: уж не сон ли это?! Нет, это была реальность. Он ощущал эту реальность легкими, вдыхая чистый, свежий, ещё не прокаленный солнцем утренний воздух, ощущал каждым нервом, готовым среагировать на любое к себе обращение, попытку заговорить, напасть... На вокзале Александр быстро нашел почтовое отделение, купил конверт, попросил лист бумаги и написал несколько слов на случай, если он умрет. Заклеив конверт, он адресовал его в Генеральную прокуратуру Российской Федерации и отправил в Москву заказным письмом. Ему было страшно, но другого выхода не было, в этом он был уверен. Стоя на тротуаре возле вокзала, он оглядывался по сторонам в поисках устремленных на него глаз. Чтобы успокоить себя, он твердил, что основное дело сделано, и ему уже ничего не страшно. А сам был уверен в обратном. Ему даже казалось, что он чувствует на себе тяжелый, неподвижный, бесппощадный взгляд. И даже знал, чей это взгляд: конечно, Воронова. Он стоял, зябко поводя плечами. Не от холода, от мыслей. Было раннее утро. Народ сновал туда-сюда. По дороге, сильно ревя, проехал "Зил - музоровоз". Стекла домов через площадь зеркально сверкали, отражая солнце. Александр вытащил сигарету из пачки, пошарил по карманам в поисках зажигалки. Куда-то делась. Повернулся к курившему рядом мужчине, попросил прикурить. Мужчина молча протянул горящий кончик сигареты. Александр наклонился, прикуривая, а когда выпрямился, увидел медленно проезжавший по привокзальной площади черный джип, водитель которого внимательно оглядывал прохожих, словно искал кого-то конкретного. Стекло было опущено, и водитель был прекрасно виден сам. Это был Меченый, который тут же заметил Александра. И странно, узнав того, кого, видимо, искал, Меченый не кивнул, не подал никакого знака, просто задержал взгляд, и сразу машина его, взревев, умчалась. Стало так страшно, хуже нет! Не чувствуя боли от ожога - сломал сигарету в кулаке, - отбросил смятые обломки прочь. Бежать, бежать отсюда. Он не мог понять, почему встреча с Меченым так его напугала. Почти ничего не соображая, повернулся, кинулся в здание вокзала прямо к кассам дальнего следования, совершенно забыв, что без паспорта билет не дадут. Думал лишь о том, чтобы оказаться отсюда подальше, любой ценой оказаться в другом месте, только не в этом страшном городе. Хватит с него приключений, бежать, бежать! И едва не сбил девушку, шедшую навстречу. Пришлось даже обхватить её рукой, помогая сохранить равновесие. Девушка подняла лицо, и Александра вновь словно ударили: это была Вера. Вера, врач, вчера утром ещё делавшая ему повязку... знакомила с Павлом Андреевичем... - Вы! - сказала Вера с непередаваемым выражением лица. Он не сразу понял, что оно выражало, её лицо: отвращение?.. ненависть?.. Но сила её эмоций заставила отшатнуться. - Вы? - повторила она. - Я думала... Нет, вы такой же, от вас смерти и боли не меньше!.. Оба вы одинаковы! - Вы уезжаете? - не успевал Александр ничего осмыслить; он путался в собственных страхах и чужой ненависти. - Это из-за вас убили Пашу, я никогда не прощу себе, что познакомила вас. И вдруг разом повернулась, пошла в сторону медпункта, куда, видимо, и направлялась. Ее слова были несправедливы, но Александр не думал об этом. В этот момент, изнуренный всем пережитым здесь, он чувствовал, что встреча с Верой, её внезапное горе вновь все перевернуло в нем. Вновь понял, что бегство ничего не решит, оно лишь удлинит тяжелое, жаркое, полное привычных страхов ожидание; груз, который он будет обречен нести до самого своего конца, все равно рано или поздно раздавит его. Надо было это пресечь, и он знал, как это сделать. Немного погодя, особенно не торопясь, он брел по проспекту в сторону гнезда Воронова. Откуда-то с разных сторон, несмотря на ранний час, доносилась музыка. Это из встречающихся там и там летних кафе, уже предлагавших свои столики праздным приезжим. Вроде него. И правда захотелось есть. У Риты он почти ничего не съел за завтраком, а сейчас вдруг почувствовал голод. Остановился тут же и, заставив лениво отодвинуться привалившуюся к палатке кафе собаку, взял порцию мяса-гриль и бутылку пива. Пока ел, с щемящим чувством подумал, как было бы здорово вернуться сейчас на вокзал и взять билет на любой ближайший поезд. Уехать хоть куда, подальше отсюда. Но он представил, что его нынешнее состояние будет растянуто на месяцы, пока за ним будет охотиться беспощадный Меченый, и понял, что должен разом разрубить этот узел, что связал его с живущими здесь людьми. Он должен был сделать все, как решил. Улица поредела - как он ни надеялся удлинить свой путь, все кончилось быстрее, чем даже предполагал. Вот и ворота с телекамерой наверху, намедленно прицелившейся в него. Из калитки вышел охранник, вновь фамильярно его поприветствовавший. Нагулялся, котяра. Что-то новых следов боевых утех не видно. Охранник сделал шаг в сторону, и Александр прошел мимо. Вдруг повернул, шагнул назад, посмотрел на охранника. Тот вопросительно взглянул. - Слушай, у тебя с собой запасной обоймы к "ТТ" нет? - Почему, есть. Тебе сейчас надо? переспросил тот и полез в подсумок. - На, бери, потом отдашь. - Отдам, сказал Александр и пошел в дом. "Это вместо той обоймы, что забрала Ленка, - подумал он. - Если успею." Кавказская овчарка в руках второго охранника рычит и хрипит как обычно... вход в средневековую крепость... каминный зал... его никто не встречал, и Александр беспрепятственно поднимался к себе. В тот момент, когда он переступил порог своей комнаты, он понял, что наступила развязка. Он понял, что не сумеет воспользоваться взятой у охранника обоймой, что все получилось не так как он расчитывал и надо теперь надеяться только на удачу. Он не остановился, даже видя здесь всех: Воронова, угрюмо косящего на него черным воронним глазом, едва заметно ухмыляющегося Меченого, забившуюся в угол дивана Лену и изнывающего от радостной злобы Саньку, сидящего за столом и поигрывающего коротким автоматом, вроде того, что ночью лежал в сейфе. Алекснадр не смог выдержать их сконцентрированных на нем молчаливых взглядов и опустил глаза, не прерывая своего вялого движения к креслу. Откуда-то снизу, как кулак, ударило сердце, втянулось и ударило опять - и затем пошло стучать быстро и беспорядочно, словно пытаясь заглушить напряженную тишину - тишину развязки. Споткнувшись о ворс ковра (на ровном месте, как и ночью) он вновь едва не упал, тем чуть изменив тональность Санькиной улыбки. Вот, наконец, и кресло. Он не спешил, он знал, что если ускорить шаг, побежать, кто-нибудь - скорее Санька - выстрелит, все будет сразу кончено, ибо невозможно никуда убежать. И дошел. Александр сел в кресло, под которым все ещё лежала сумка с тем обезжизненным Леной пистолетом; сейчас бы эту обойму и - всех по очереди, с легким треском, словно материю рвешь... Увы! Сев всё вместе с молчанием, длившемся бесконечно, - он, поглядывая на что-то ожидавших людей напротив, вытянул сумку из-под кресла, раскрыл молнию. Разумеется, эту сумку вновь раскрывали, проверяя её содержимое, но он надеялся, что ничего не тронули... пока. Действительно, пистолет был на месте. Он взял его за рукоять, ощутив привычную успокаивающую тяжесть оружия, и стал поднимать ствол. Санькина улыбка стала гаже, оттенок торжества и облегчения одновременно появился в ней - Александр, целясь в него, давал формальный повод стрелять. И Санька не думал отказываться от этой прекрасной возможности: он тоже стал поднимать свой автомат...
      ГЛАВА 27
      ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
      Я решил сам лично поехать в эту районную больницу, номер которой назвал мне захлебывающий в истеричной злобе голос Саньки в телефонной трубке. Владимир, мой шофер и телохранитель, нашел эту больницу довольно быстро. В этом районе я бывал довольно редко, и серое кирпичное здание было мне незнакомо. В вестибюле я спросил попавшуюся мне навстречу пожилую нянечку, где находится приемный бокс - именно так сказал Санька, называя помещение, где над ним работали врачи - и, следуя указанием, быстро нашел нужную дверь, возле которой, как верные псы, сидели смутно знакомые мне трое парней из свиты Александра - такие же мерзавцы на вид, как и мой приемный сын. Парни вскочили, увидев меня, стали что-то объяснять, но, не слушая их, я вошел в дверь. Саньку я увидел сразу: сидел мой приемыш посреди комнаты весь залитый кровью с головы до ног и, оттопырив слюнявую нижнюю губу, беспрерывно икал, не обращая внимание на врача, который, видимо, уже заканчивал зашивать ему разрезанный лоб: багровая жирная черта с поперечными стежками была заметна издали. При виде меня остаточный разум проснулся в его пропитых и обкуренных мозгах, глаза зажглись, он встрепенулся, отодвинул мешавшего обзору врача, едва не порвавшего нитку на последнем стежке, и попытался встать, что-то восклицая радостное. У меня же при виде скотства, в которое впал этот молокосос, вновь вспыхнула дикая злоба, обычно успешно подавляемая. Как и сейчас, впрочем. Врач, все же, завершил этот последний стежок, а Санька не пытался больше встать, пока я ему это не позволил. После чего приказал его шакалам отвести сынка в мою машину, а сам ненадолго задержался, улаживая инцидент. Пришлось поговорить с главврачом, который, едва уяснив, кто перед ним, сразу обещал проследить, чтобы не осталось никаких записей. Я же в свою очередь обещал не забыть его услуги. Главврач сообщил мне, что Саньку бригада скорой помощи привезла из ресторана "Стенька Разин", где все и произошло. Я ещё раз пообещал не забыть его услуги, после чего и удалился. Санька стоял возле машины с теми тремя и, размахивая длинными руками, что-то им внушал, видимо, выблевывал угрозы Алишеру. Об этом не хотелось думать прежде, чем все подробности не станут известны в полной мере. Но даже те обрывки информации, которые уловил из разговора с Санькой по телефону и из торопливых объяснений присутствующих здесь шакалов, говорили, что мой приемыш наконец-то вляпался в дерьмо, из которого вряд ли выберется. Я подумал только, что этот полусгнивший, пьяный ублюдок, который уже лет десять записан моим приемным сыном, ещё и является помошником депутата, числится в аппарате городского правительства. Не без моей помощи, конечно. Но это уже проблемы тех, кто позволяет такой вот власти управлять собой. Лично я предпочитаю управлять сам. Махнув рукой, я отогнал от машины пацанов. Санька неуклюже стал влезать внутрь машины. Я сел рядом с Володей и приказал ехать в ресторан "Стенька Разин". Был ещё ранний вечер, шестой час. Санька сзади копался в баре, слышны были звон стекла и бульканье. От омерзения и злобы у меня пустело в животе. Я попросил Володю поднять стекло, отделяющее салон от водителя; я боялся сорваться, слыша отголоски животной возни за спиной. В ресторане я прошел в кабинет генерального директора, и там мои худшие предположения подтвердились: Санька подрался с самим Алишером и, если бы не правило обязательной сдачи оружия при входе, правило введенное лично мною (потому как ресторан тоже принадлежит лично мне), в зале началась бы стрельба. Правило безопасности не распространялось на холодное оружие, и Алишер воспользовался своей складной бритвой. По словам гендиректора причина относительно легкого ранения Саньки крылась в лютой ярости Алишера. Она то и помешала нанести более точный удар. Не знаю, может такой конец был бы самым лучшим. Дерущихся растащили. Бойцы обменялись угрозами и обещаниями расплатиться сполна, причем, только слова Алишера можно было принимать всерьез; Санька самостоятельно мог совершить только глупость. Алишера попросили удалиться, а Санька позвонил мне. Вот так. Я вернулся в машину и приказал ехать домой. Дома я молча прошел в кабинет. Санька плелся следом. В кабинете я подошел к своему полированному письменному столу, столешница которого, разделенная на три части, обтянута салатным сукном. Оставалось узнать ещё одно: причину конфликта. И когда я узнал эту причину, то окончательно вышел из себя. Я ударил Саньку по лицу, не в лоб, конечно, как хотелось. Он отлетел к стене, упал, нелепо дрыгая длинными ногами, стараясь обрести опору. Я обошел стол и сел на свое любимое кресло с высокой резной спинкой и стал думать, что делать дальше. Санька, наконец, поднялся. Из носа его текла кровь. Вид его был мне отвратителен. Я бросил ему пачку бумажных салфеток, оказавшихся в ящике стола и стал обдумывать факты. Позже я заставил его все повторить, и Санька, всхлипывая и подтирая никак не желающую останавливаться кровь, повторил мне все ещё раз. Итак, месяца два назад, мой приемный сынок, которому с детства нельзя было отказать в подлой предприимчивости, задумал ограбить не кого-либо, а самого Алишера, местного кавказского авторитета, некоторое время назад обосновавшегося у нас в городе и подмявшем под себя местных сутенеров и наркодельцов. То есть заполнил нишу, ранее пустовавшую. Алишер мне лично не мешал, от него была даже польза. Организовав всю городскую шваль, он навел относительный порядок в криминальном беспределе: меньше стало случайных убийств, грабежей, воровства. В общем, Алишер стал служить санитаром. Тебе, Александр, может показаться циничным, что я так спокойно говорю об этом, но дело в том, что я просто иду в ногу со временем. Старый мир рухнул в одночасье, все этические нормы обратились в хлам, народ - в толпу, которой научились управлять немногие избранные. Можно, конечно, цепляясь за старые догмы, медленно тонуть со всеми, но я предпочитаю активное плавание на поверхности жизни. Мой приемный сынок некоторое время назад приглядел в банке, который курировал от правительства города, премиленькую девицу и стал её натурально домогаться. Пообещал сделать в будущем женой депутата со всеми вытекающими благами. Ибо ему, Саньку, светило в недалеком будущем стать депутатом сначало городской думы, а там, глядишь, и республиканской. Она и расстаяла. А тут выяснилось, что эта дева - протеже Алишера и может иметь доступ к банковским счетам благодетеля. В протухшей голове Санки возник блестящий план перевести все деньги с Алишеровских счетов на свои, потом на счета фирмы-однодневки, зарегистрированной по случайному паспорту - и окончательно замести следы. Я спросил, понимает ли он, что своими действиями подписал смертный приговор себе и этой девице, как её там? Лена? Санька тупо лупал глазами и отказывался понимать серьезность ситуации. На вопрос, где эта Лена сейчас, он хитро ухмыльнулся и заявил, что прячет её в доме. Я потребовал привести её. И он привел. Вот тут-то ждало меня первое потрясение. Честно говоря, я уже было решил, как выйти из этого затруднительного положения, в которое привело нас всех тупая алчность Саньки: я решил сдать Алишеру эту Лену, убедив его, что она главная виновница всего. По большому счету так и есть, потому что все зло - от женщин. Но это так, реплика в сторону. Но если серьезно, не мог же я ради незнакомой молодой дуры ставить под угрозу свое сущестование и существование всего своего бизнеса? Однако, когда Лена вошла, все благие мысли улетучились: я обомлел. Нет, она не была похожа на мою покойную мать, но отдельные черты, манера говорить, жесты - все заставляло меня вспоминать ту, которая до сих пор осталась для меня идеалом женственности. Мать была для меня существом внеземным. Она не только дала мне жизнь, она сделала меня тем, кем я стал. Она вдохнула в меня идеалы, энергию, желание бороться, если потребуется то и со всем миром, но только не дать согнуть себя. А тут Лена. При виде её планы мои резко переменились. Сдать теперь Лену Алишеру означало совершить маленькое предательство перед своей матерью. Словно бы это она, в юности, попала в переделку, и кто-то, подобный мне, решал жертвовать ею ради собственного благополучия. Нет, первый шаг к предательству по сути является и последним, ибо неизбежно влечет за собой все новые и новые компромисы, ведущие - как и благие намерения - прямиком в ад. Лена сообщила мне телефон Алишера. Я позвонил и договорился о личной встрече. Обговорили условия: не больше пяти человек охраны с каждой стороны, не больше двух машин. Встретиться было решено завтра в семь утра за городом, в старой каменоломни, в самом центре карьера, возле пруда, естесттвенным образом возникшего уже после окончания всех работ. Я отпустил Лену и Саньку и позвонил начальнику собственной службы безопасности. Уже через полчаса охрана дома и сада увеличили в три раза. Потом, уже ближе к ночи, приехал мерседесовский автофургон с толпой техников и установили везде телекамеры. Изображения передавались на мониторы в центр слежения, который оборудовали во флигеле, пристроенном в свое время для красоты, но до сих пор пустовавшем. Собаки, телекамеры, утроенные автоматчики под каждым кустом - я надеялся, что дом обезопасен от внезапного нападения. А в семь утра я и пятеро моих людей из охраны были уже на месте. С точки зрения безопасности, место было выбрано неплохо. Огромный карьер террасками спускался вниз на глубину не менее чем сто метров, откуда несколько десятилетий выгрызали белый песчанник. Сейчас из-за отсутсвия финансов работы не велись, все было пусто кругом. Две грунтовые дороги с противоположных концов кратера спускались вниз, подъезды просматривались, так что внезапное нападение исключалось. Наши джипы с одной стороны, а машины Алишера с другой неторопливо спустились вниз, приблизились, все вышли и торг начался. Мы с Алишером прохаживались между двух настороженных людских стенок, которые образовали наши телохранители. Все было несколько театрально, и могло бы показаться смешным, если бы за всем этим не стоял явственный трупный запашок. Очень скоро я убедился, что коса нашла на камень. Алишер воспринял происшедшее слишком серьезно. Кавказская кровь взыграла, помутив разум. Нет, я понимал его, уступив кому-то в одном, другой уважать тебя уже не будет - истина старая. Мое предложение компенсировать украденное с процентами и на том дело закрыть не прошло. По ходу дела выяснилось, что Санька, так и не осознав последствия совершенного, ещё и воспринял его с наименее согласующейся со здравым смыслом стороны - с юмористической. Потому стразу позвонил Алишеру и с шутливыми коментариями поздравил горца с потерей банковских накоплений. Большей тупости и представить было нельзя. Хочу сказать, что мое отношение к приемному сыну всегда окрашивалось помятью о его отце и моем бывшем друг и союзнике. Он был майор, когда мы уволились из органов, я полковник, он предпочел заняться рискованными операциями, был осмотрительнее. Через некоторое время его вместе с женой убрали конкуренты и остался сиротой их десятилетний сын Алексадр.. Я чувствовал, что такой исход настигнет Виктора, что все может закончиться именно таким, трагическим образом, но не особенно настаивал со своими предупреждениями. Я тешился превосходством своего ума, а когда все произошло, испытал угрузения совести. Отсюда и это усыновление, тоже оказавшееся ошибкой. За свою жизнь я был женат один раз и неудачно. Детей не имел и, главное, никогда и не хотел. Так что с появлением Саньки думал просто о долге перед покойным другом, не более. Конечно, надо было больше уделять внимание воспитанию маленького Саньки, но казалось, само усыновление было актом искупающим все, а когда ребенок превратился в путсого, безвольного сластолюбца, что либо менять было уже поздно. Школу он закончил, учиться дальше отказывался, втайне от меня занялся всяческой мелкой и не совсем мелкой уголовщиной. Вроде группового изначилования бедной девочки, практикантки из городской больницы. Тогда я окончательно поставил на нем крест, и лишь старый долг перед его отцом, до конца не искупленный, заставил меня замять то дело. Впрочем, я пристрастен, прямое указание Санька выполнял сносно, значение денег понимал прекрасно, и когда пристроил его в городскую мэрию своим представителем, со своими обязанностями стал справляться на удивление толково. До кражи Алишеровых денег. С какой стороны не посмотри, история выглядила плохо, назревала война, которая должна была если не разорить обе стороны - до этого врядли бы дошло - но уже о доходах заставила временно забыть. Я только кажусь со стороны медлительным и осторожным. Кодгда ситуация вынуждает, мой мозг работает быстро и четко. Мгновено взвесив все "за" и "против", я пришел к выводу, что Саньке придется умереть. Потом я, разумеется, как-нибудь справлюсь с Алишером и его кавказской бандой, но сейчас единственным правильным выходом было сдать Саньку этим недалеким, но очень энергичным детям гор. Я пообещал Алишеру в ближайшие дни - максимум неделя - найти его деньги и вернуть. Так же дал понять, что не буду в претензии, если где-нибудь, на днях или позже, обнаружиться тело моего приемного сына. Моя уступчивость удивила Алишера, но, видимо, зная от других о незыбленности данного мною слова, успокоился. Теперь, Александр, вы должны понять, как я серьезно отношусь к жизни и своему делу. Все что угодно, но дело мое не должно страдать ни при каких обстоятельствах. Потому что мой бизнес - это я,это моя мать, память о ней, дух её, её мысли когда-то вложенные в меня. Санька заслужил свое, и можно было на этом поставить точку. Когда я вернулся домой из этого карьера, я прошел к себе в кабинет, сел в свое резное, средневековое кресло и стал думать, сводить воедино все наметки плана, отрывочно рождающегося у меня в голове. Я перезвонил в Ростов, чтобы уточнить, когда прибудет заказанный мною ещё ночью чистильщик. Я узнал, что это будет Жора Меченый, слышал и отзывы о его превосходной работе, но самому прибегать к его услугам не приходилось. Общее мнение знакомых, уже сталкивающихся с его практикой, выражалось одним словом - виртуоз. Мне подтвердили, что Меченый будет в Анапе уже сегодня и сразу приступит к работе. Понимаете, Александр, моя уступчивость Алишеру говорила лишь об одном: первый рауд за ним не более. Но сам конфликт, как бы мирно не закончился сейчас, означал неизбежную войну в дальнейшем. Не имело смысла залечивать нарыв, надо было применть хирургическое вмешательство. Но, конечно, очень легкое. И тут, совершено неожиданно, план мой коренным образом изменился. Виной этому оказалась Лена, вновь оказавшаяся в центре событий. Александр, я вновь хочу возвратиться к теме сходства разных людей, сходства не только внешнего, но и внутреннего. Эта Лена, относящаяся к тому же типу людей, что и моя покойная мать, должна была иметь не только красивую внешность, но и ум, может пока не развитый. Очень скоро я в этом убедился. Лена пришла, чтобы сообщить мне о вас, Александр. И ведь она ещё не знала о том, что я решил передать Саньку в руки Алишера. Лена сама пришла к такому предположению. И явилась ко мне. Смысл её сбивчивых объяснений дошел до меня не сразу, но когда я все понял, беспокойство и неуверенность, гнездившиеся ещё где-то в глубинах моей души, сразу ушли. Лена предложила заменить Саньку чужим, очень похожим на него человеком, которого она не так давно приметила в Москве. Пару лет назад, на пляже, она познакомилась с москвичкой своего возраста. Они обменялись адресами и, бывая в столице, Лена заходила её навестить, иногда останавливаясь у нее. Соседом этой девушки оказался парень похожий на Саньку чрезвычайно. Я, все-таки, не очень поверил её экзальтации по поводу внешего их сходства, но если бы это было так, все сильно упрощалось. У меня в тот момент не возникало и тени сомнений, ни малейшего предчувствия, которое в дальнейшем, после вашего, Александр, появления здесь, неожиданно возникли и укрепились. Это было предчувствие того, что случится потом вопреки всем моим расчетам бесконечная гонка смертей. А ведь планировалась только одна смерть - ваша. В крайнем случае (и для этого вызывался чистильщик Меченый) могли быть один-два из моего окружения, к этому времени уже работавших на Алишера. Прекрасное существо, сидевшее напротив меня, невинным голоском предлагала заменить своего жениха (она все ещё верила обещаниям его на счет женитьбы) на другого. Она тоже по своему боролась за свое будущее, и я это оценил. Я объяснил ей, что жду от нее, и она согласилась слетать в Москву на день и вернуться в фотографией своего знакомого. То есть, вас, Александра. Мне надо было быть уверенным в вашем сходстве. Лена же была не только уверена в этом, но также и в том, что легко заставит вас, бросив все дела, приехать в Анапу. На мой недоверчивый вопрос она улыбнулась и так горделиво, немного презрительно вскинула головку, что мне больше не требовалось доказательств. Она не забыла и о ране на лбу у своего, так сказать, жениха. Для полного сходства такую же рану следовало нанести вам, Александр. Честно говоря, я был очарован тем решительным хладнокровием, с каким она боролась за свое будущее. А порезать вас вызвался Санька, который был в курсе её плана. Дело было как как для него. Я позвонил в аэропорт и заказал билеты на самолет в Москву и обратно. Все складывалось как нельзя более удачно: самолет в Москву вылетал в одиннадцать тридцать пять, времени оставалось достаточно, чтобы успеть в аэропорт. Я вызвал Володю и дал ему задание отвести Лену в аэропорт, помочь получить билеты и посадить в самолет. Вот так все и началось. А к полудню прибыл Жора Меченый, как он сам же и назвался. Видимо, намекая на свое родимое пятно - толстое и поросшее каким-то мягким пухом, - он тем самым пресекал возможные насмешки, показывая, что своей отметиной вполне сжился. Парень оказался деловой, вьедливый. Я просидел с ним несколько часов, отвечая на его дотошные вопросы; как всякий хороший профессионал, он знал, что выполнение любого дела зависит о деталей. Задумка с двойниками понравилась и ему. Мы решили, что после нападения на вас, Александр, вы либо вызовите "скорую помощь", либо отправитесь в ближайший травпункт. Существовало большое пространство для импровизации, но Жора тут же позвонил на станцию "скорой помощи", попал на диспетчера и уточнил, куда могут с железнодорожного вокзала отвезти пострадавшего от нападения хулиганов приезжего. Диспетчер, решив, что мы разыскиваем кого-то конкретного, посоветовал позвонить в центральную городскую больницу. Итак, мы решили, что лучше всего будет покончить с Лжесанькой в больнице. Скорее всего вас должны были оставить на ночь - зная Саньку и необъяснимые припадки иррациональной жестокости, я был уверен, что он не ограничится одним порезом. А на ночь глядя приезжего дикаря не отпустят. Что еще? Да, утром, ночным рейсом, вернулась Лена, уставшая от своего марафона, но крайне довольная. Мне, скажу прямо, было приятно видеть, как этот ребенок конечно, ещё ребенок - включился в игру, с интересом и увлечением пытаясь оправдать оказанное ему доверие; да, да, Лена продолжала активно делать карьеру. Утром я выслушал доклад своего телохранителя Володи о положении с охраной. Все просматривалось, внезапное нападение, хоть и не исключалось, но эффективностью похвастаться не могло бы. Сектора обстрела наших охранников пересекались, телекамеры фиксировали все подступы, так что можно было быть спокойным. После завтрака я вызвал Жору Меченого, Лену и Саньку. Прежде всего ещё раз осмотрели снимки, привезенные Леной из Москвы. Ваши снимки, Александр. Поездка Лены в Москву, действительно, оправдалась. После перешли к иным вопросам. Прежде всего решили, что Лена вечером позвонит в Москву и пригласит вас в Анапу. Но сейчас ей следовало позвонить Алишеру и убедить его в собственной невиновности. Примерный текст разговора написал я, дал Лене ознакомиться и указал на телефон. На напряженного и перевязанного Саньку, которому не понравилась последняя идея, не обращал внимания. Лена - и это меня порадовало - тоже не особенно всматривалась в Санькины капризы. Девочка и на этот раз справилась блестяще. Вначале мы даже могли слышать из трубки громкие угрозы физиологического характера, но по мере того, как он успокаивался, предложение Лены его все более заинтересовывало. Еще бы, ведь дело касалось моего архива. Лена, сюсюкая, словно ребенок, просила его успокоиться (Ну Алишерчик, ну миленький!), а затем сказала, что узнала, где Ворон (то есть, я) хранит свой архив - в кабинете, в сейфе, - и что слово шифра замка состоит из восьми букв, и что есть надежда добыть этот архив. О моем архиве ходят легенды, и ценность его всем хорошо известна. Мысль, что можно иметь в доме Ворона своего человека, может быть, ещё и заполучить архив, Алишера окрылила. После паузы, в течение которой нам казалось, что мы видим, как меняется его лицо: от злобного к довольному, он стал распрашивать Лену подробнее. Та вновь повторила, что Санька похитил её, держит силой в доме, угрозами и побоями заставил её сообщить коды и номера счетов в банке. Она случайно достала телефон и звонит из туалета. Что с ней будет теперь - неизвестно, она боится и расчитывает на его помощь. Пока же находится здесь, она хочет быть ему полезной хотя бы в поисках шифра к сейфу. Алишер спросил, как обстоит дело с охраной дома (я и здесь порадовался собственной оперативности), Лена затараторила в трубку, как здесь много вооруженных людей, просто ужас, просто армия. Сообщила, что Саньки нет, Санька уехал, но завтра или послезавтра, кажется, возвращается. Если узнает что нового, она сразу позвонит - ужас как она этого Саньку ненавидит. Санька криво ухмыльнулся её словам, а Лена уже закончила разговор и раскрасневшаяся, очень довольная посмотрела на меня. Я кивнул, тоже довольный её работой. Вечером она позвонила вам, Александр. Разговор был коротким, мне показалось, слишком коротким, но Лена вновь выглядела довольной и уверенной, и я решил ей верить, пока не получу доказательства обратного. Лена сказала, что уже завтра москвским поездом вы приедите. То есть вы должны были тут же сорваться с места и бежать на вокзал, чтобы успеть на ночной поезд. так и оказалось, как видите. То есть вы были уже настолько увлечены Леной, что немедленно помчались на вокзал, не предупредив никого, что тоже играло нам на руку. Вообще, все складывалось просто прекрасно. И кто бы мог подумать, что в этот блестящий спектакль вмешается иной режисер - случай, Судьба, дьявол - все это вне моей компетенции и, значит, выше моего понимания. Вы приехали первым же поездом. Я заранее позвонил директору железнодорожного вокзала, попросил его навести справки на счет вас. Тот по компьютерной сети узнал, что вы едете, перезвонил мне. Еще я попросил его закрыть вокзальный медпункт к приходу московского поезда, тем обеспечив беспрепятствкенное попадание гостя в больницу. Вопросы, конечно, не задавались, начальник вокзала был рад оказать мне услугу. К прибытию поезда все у нас было готово. Санька со товарищи напал на вас, когда, выйдя из поезда, вы прохаживались по перрону в ожидании Лены, обещавшей встретить вас. Конечно, ехать на вокзал ей не было резону, мы и так с ней у меня в кабинете были в курсе происходящего. Итак, Санька напал на вас, избил и порезал вам лоб. Честно говоря, думая о том, что могли вы пережить, когда неизвестно кто, с безумной жестокостью нанес вам такую рану, я внутренне ежился. Но не Лена. С детской непосредственностью она уже болела за успех нами задуманного; как многие женщины, она желала иметь поводыря, хозяина, которому можно самозабвенно служить. И этим хозяином становился - не Санька, конечно, - я. Но это так, к слову. К прибытию поезда все у нас было готово. Санька со товарищи напал на вас, когда, выйдя из вагона, вы прохаживались по перрону в ожидании Лены, обещавшей встретить вас. Конечно, ехать на вокзал ей не было резону, мы и так с ней у меня в кабинете были в курсе происходящего. Итак, Санька напал на вас, избил и порезал вам лоб. Честно говоря, думая о том, что могли вы пережить, когда неизвестно кто, с иррациональной жестокостью нанес вам такую рану, я, внуренне ежился. Но не Лена. С детской непосредственностью она уже болела за успех задуманного; как все женщины, она желала иметь поводыря, хозяина, которому можно самозабвенно служить. И этим хозяином становился - не Санька, конечно, не Алишер - я. Но это к слову. Все было подготовлено для исполнения того спектакля, что мы взялись разыгрывать: герои вышли на сцену, реквизит расставлен. Ожидался главный персонаж, который вот-вот должен был появится. Ожидание хуже всего. Я продолжал заниматься обычной своей работой,но все мысли мои крутились вокруг приезда московского гостя, да, только об этом я и думал. Все эти сутки, которые вы, Александр, потратили на поездку сюда, показались мне бесконечными. Не потому, что меня так уж занимала судьба Саньки - я уже говорил, что готов был и его принести в жертву, если бы не чудесное появление ваше - просто решение любой задачи отнимает силы и ожидание завершение её не дает толком заниматься другими делами. К приходу поезда повеселевший Санька поехал в сопровождении своих головорезов встречать гостя. Меченый,дабы контролировать ситуацию, отправился следом. На вокзале все прошло как было задумано. На вас напали, избили, разрезали лоб и похители паспорт, чтобы при осмотре трупа в дальнейшем не возникли ненужные вопросы. Привокзальный медпункт не работал, вы позвонили диспетчеру "скорой помощи", но неудачно. Вообще, первое впечатление о вас было не совсем лестное: вы выглядели и вели себя как растерявшийся недотепа. Меченый по вашему виду сразу понял: что - то не складывается и решил пойти на контакт. И правильно, в тот момент вы, действительно, не были годны ни на что. Меченый помог вызвать вам машину "скорой помощи", и вас увезли в больницу, где после небольшой операции оставили долечиваться. Как только мне об этом сообщил Меченый, я приказал Лене звонить Алишеру. С этого момента вами, Александр, должен был заниматься Алишер, и пережить ночь вам, конечно же, не должно было удасться. Я это знал абсолютно точно. В этом были уверены и остальные участники операции. Однако, нас ожидал сюрприз, и когда мы с ним столкнулись, он привел меня и всех в крайнее удивление, а Саньку так просто в ярость: выяснилось, что вы не только не желаете тихо-мирно умирать, но вы ещё каким-то непонятным образом лихо сеяли смерть другим. Теперь вы понимаете меня, Александр? Так вот, рано утром меня разбудил звонок Меченого, и я узнал, что двое боевиков Алишера погибли - вот уж нелепость! - на больничной кухне. Причем один вообще как-то даже неприлично: был порублен на фарш. Пришлось на ходу менять планы. Я решил лично съездить в больницу, и к обеду вместе с Леной мы навестили вас. Я уже был полностью захвачен проходившей на моих глазах драмой, но, что интересно, невольно уже не воспринимал вас за живого человека. Вы были, в лучшем случае, куклой, которую надо было использовать как можно эффективнее. Я прямо из больничной палаты позвонил Саньке и описал вас более детально, с тем чтобы он одел приблизительно такие же джинсы и рубашку, что были надеты на вас. А рост и сложение были приблизительно похожи, Санька был жаже чуть пошире. Я думал, что это важно, ведь кроме нас четверых, включая Мечено, что были в курсе всего, никто о вас ничего не знал и знать не должен был. Санька же торчал все время дома, его могли увидеть, потом вас, нашли бы различия, пошли бы разговоры, подозрения. Это было бы лишнее. А вам я сказал что-то о своем портном, об одежде для вас, о костюме. Но вы все восприняли удивительно спокойно, были явно рады видеть Лену и ничего не рассказывали о ночных событиях. Я терялся в догадках. То, что вы были замешаны в этих убийствах было ясно, но как, каким образом вам удалось справиться с двумя профессионалами?.. Это было выше моего понимания. Мы привезли вас в дом. С Леной мы договорились исполнять роль любящего дяди и племянницы. Ее это повеселило. Пока Мария Степановна показывала вам ваши аппартаменты, мы вновь собрались на оперативное совещание. Смерть обоих боевиков направила мои мысли по новому руслу. Я решил, пользуясь случаем, сделать из вас приманку. Пока вас Алишер не убъет, Меченый должен был по возможности незаметно убирать наших противников. Чем больше, тем лучше. Для этой цели лучше всего подходил "Альбатрос" - судно, некоторое время назад превращенное мною в престижное место развлечений. Народа там собиралось много, там можно было затеряться и, под шумок веселья, проредить ряды врагов. Но чтобы не было больши никаких случайностей, вас решено было накачать наркотиками. Вы должны были умереть все равно, тянуть же с этим не хотелось. Ваша, Александр, смерть должна была покрыть собой даже потерю десятка, другого противников; Алишер списал бы свои потери. Это для него было бы неудачей, но не стольк важной, как вопрос чести в вашем случае. Лена позвонила взбешенному неудачей Алишеру, переждала новый поток ругани и угроз и сообщила, что ночью отвезет Саньку, то есть вас, Александр, на "Альбатрос", где вас можно будет легко убить. Мол, она для этого даст Саньке наркоты. После звонка я отправил Меченого на "Альбатрос" ознакомиться с системой безопасности и разными хитрыми ловушками, которые я не поленился в свое время заставить сделать. Он должен был быть в костюме стюарта, то бишь, пароходного официанта. На обслугу внимание обращают меньше всего, так что даже со своим родимым пятном он не должен был бросаться в глаза. Впрочем, Жора и без меня знал что делать. Потом был обед, во время которого вы упорно молчали о ночных приключениях, хоть я и пытался спровоцирвать вас на откровенность: спрашивал почти прямо. Вы уже тогда начали мне чем-то нравится. Видимо, инстинктивно, я всегда ожидал от Саньки подобной сдержанности в словах и поступках, но из него получилось прямо противоположное. А на счет вашей внешности, вашего с Санькой сходства... Через некоторое время общения с вами мне уже начинало казаться, что вы не так уж и похожи. С первого взгляда можно было, конечно, обмануться, но только с первого. Вы были с ним совершенно разные люди. Главное в человеке то, что вложено в него воспитанием. А в Саньку, к сожалению, было вложено маловато, или не то, что нужно. Так как в этом была и часть моей вины, я его не хотел бы судить. Хотя симпатии особой к нему не испытывал. Но дальше. Саньке я сторого настрого приказал сидеть в своих комнатах и не высовываться. Лена должна была отвести вас на дискотеку, довести до кондиции и пустить вас в свобоное плавание по кораблю до летального конца. За вами должен был следовать лишь Меченый. Мне оставалось только ждать. На "Альбатросе" все сошло так, как и было задумано. Все получилось прекрасно, все, кроме одного: вы остались живы. Это было необъяснимо, но факт оставался фактом - вы обладали необъяснимой способностью оставаться в живых. Попутно, кстати, выяснилось, что вас ненавидели даже многие из тех, кто работал на меня, бармен Сало, например. Конечно, не вас, Александр, а Саньку. Все уже каким-то образом прослышали, что Саньку заказал Алишер и пытались подсуетиться как могли. На судне Лена отвела вас в бар, предложила кокаин, подсыпала кое-что вам в бокал, так что связь ваша с действительностью претерпела значительные изменения. У вас, по идее, нарушилась причинно-следственная восприятие событий, все должно было доходить до вас фрагментами. Вначале Меченый ещё берег вас, как в случае с этим барменом, обозлившемся на Саньку. Но потом, по мере того, как люди Алишера выставлялись, оставил вас на произвол судьбы, как оказалось, весьма к вам благосклонной. Меченый отвел вас в недра трюмов, где вас враги и нашли. Только выбираться им пришлось по коридору, оборудованному как электронный тир, где мишенями служили чужие затылки. Заодно решили убрать и вас, но вы, почему-то, выжили. Все погибли, а вы выжили. Причем выбрались из отстойника и убили операторов. Это в вашем-то состоянии! Все это попахивало мистикой, объяснений не имело и, значит, тем более требовало завершения. Когда вы выбрались из трюма, вас задержал милиционер, старший лейтенант Найденов, время от времени оказывавший услуги и Алишеру. Он посадил вас в патрульную машину и повез к хозяину. В машине был и один из боевиков Алишера. Меченый бросился в погоню, даже стрелял, но я решил, что хватит с вами возиться, пусть вас, Александр, доставят к Алишеру. Честно говоря, я за эти пару суток стал уставать и непредсказуемость событий начинала действовать мне на нервы.Но вы и здесь вывернулись: боевик и старлей погибли, а вы, толком ничего не поняв, отправились в постель, отдыхать от череды приключений. Мне в какой-то момент стало казаться, что вы не тот, за кого себя выдавали, какой-нибудь суперагент, притворяющийся недотепой, чтобы под шумок побольше ухлопать представителей городского криминалитета. Я сразу прогнал эти глупые предположения. Это было невозможно, вы были простым парнем с феноменальным везением. И только. Тогда я ещё не знал, насколько сильна ваша воля, не знал вашей поразительной способности черпать мужество из того, что, казалось, должно было вас сломать. Тогда я ещё не понимал, какое преимущество дает вам все эти качества. На следующее утро вы все рассказали Лене, а потом, за обедом, и мне. Вы по своему пытались разобраться в ситуации, даже провели какие-то вычисления с Леной, чтобы убедить себя во вменяемости. Мне было вас немноо жаль. Я успокоил вас каким-то простым объяснением, сказал, что хулиганье вокзальное над вами просто подшутили, и вы сделали вид, что приняли это объяснение. Но все же главная цель до сих пор не была достигнута: вы продолжали жить и тем самым держать держать в напряжении массу народа. Даже я не мог ни о чем больше думать. Но раз судьба внесла свои мистические коррективы, я решил ни во что больше не вмешиваться. Таким образом я не только давал вам шанс выжить, но и сам, невольно, превращался в увлеченного зрителя; на моих глазах проходила охота на человека, результаты которой пока нельзя было предвидеть. Хотя разум подсказывал другое. Вы поехали на "Альбатрос" дабы развеять всю ту муть, которую размешала у вас в голове наркота, вчера щедро скормленнае вам Леной. Меченый вновь был с вами, в его задачу входило развеять ваши подозрения и убедить, что все эти трупы были лишь в вашем воображении, подстегнутом наркотиками. Но без приключений и на этот раз не обошлось. Как мне рассказал Жора, один из операторов случайно (случайно!) нажал кнопку, открывающую люк в знаменитом коридоре и именно в тот момент, когда вы там проходили. Это, действительно, была случайность, но вы даже не упали, а как-то там зацепились и тут же сумели выбраться. Когда мы вновь с Меченым, Санькой и Леной обсуждали все происшедшее за сутки, мы уже не знали о чем думать. Санек предлагал просто пойти и пристрелить вас без всяких представлений; вы уже превратились в его личного врага. Но у других, включая и меня, вы стали вызывать симпатию. Ваша удачливость вносила здоровый азарт в наблюдение за вами, впору было делать ставки. Но, так или иначе, что-либо менять в наших планах было нельзя. Если оставить вас в живых, это значило убить Саньку. А своя рубашка, хоть и поганенькая, все же ближе к телу. То есть, чужой человек и есть чужой. Обсудили также, что делать с пистолетом, который оказался в вашей сумке. Решили пистолет не трогать, чтобы насторожить вас, но только забрать патроны. Лена вызвалась сходить к вам и за болтовней незаметно залезть к вам в сумку. Меченый показал ей, как вынимать обойму - легче легкого. Действительно, утром узнал, что ей удалось вынуть обойму. И утром ждал ещё один сюрприз: охранник у ворот позвонил и доложил, что Санька ушел. Меченый ринулся следом. Сон у меня прошел, я ждал известий. Оказалось, что вы пошли в больницу. Сбили ночью повязку и решили самому сходить в больницу на перевязку. Не мог же вы знать, насколько это опасно. Ведь люди Алишера наверняка вели за моим домом круглосуточное наблюдение. Так и оказалось. По выходу из больницы вас ударили по голове и затащили в машину люди Алишера. Меченый тут же сообщил мне о новом развороте событий. Я посоветовал не вмешиваться, но следовать за похитителями. Вас повезли морем в загородный дом Алишера, где стали пытать, прежде чем убить. Однако, каким-то образом вы и на этот раз освободились, убили одного своего мучителя камнем, других, включая Алишера, растреляли из пистолета. Меченый позвонил мне, когда вы убили последних трех телохранителей Алишера, приехавших на виллу уже после смерти хозяина. Разумнее было пристрелить вас тут же и оставить с прочими трупами, но я просто не сообразил. Мое потрясение было сильнее, чем я могу признаться. Дело в том, что все мы - я имею в виду себя и людей своего круга, достаточно образованных, чтобы жить в ногу со временем - напичканных информацией по самые уши, отсюда наше привычка заумно расуждать о том, в чем мы совершенно не разбираемся, но что усвоили давно и буздумно. Все знают, что есть люди везучие и невезучие, все знают, что одни выигрывают в лоторее, а других раз за разом поражает молния до полного обугливания, и никто не будет отрицать, что существуют (может за углом, может в соседнем доме) везунчики на все сто процентов. Ну и что? Разве я хуже? Абстракция не влияет на чувства, чувства бывают потрясены конкретным примером, один из которых наблюдал и я. Александр, вы оказались как раз тем наглядным доказательством того, что есть люди и люди, что некотрые из нас отмечены Богом или Дьяволом. Это надо просто принять, признать, что по сравнению с ними все мы - просто пыжащиеся недомерки. К счастью, я быстро справился с собой. Да, вы обладали непостижимой способностью ускользать от смерти, выбираясь из ситуаций, гибельных для других. Но вот я, например, все утро просидел в своем уютном кабинете, получая информацию о ваших подвигах. Так кто из нас более удачлив: вы, умеющий выбираться из разных ям, или я, умеющий не попадать в эти ямы? Но однако же, надо было отдать вам должное: человек с такими редкими способностями как у вас стоил много. И очень жаль, что все равно вы должны были умереть. Наверное. Интерес игрока во мне не ослабевал. Жора подвес вас к больнице и поехал ко мне для подробного доклада. Он мне подробно рассказал все. что мог наблюдать сам и что ему вы рассказали. Затем Меченый вернулс к больнице и немного подождав, увидел вас, выходящих из дверей больницы с каким-то мужчиной. Потом оказалось, что это был наш вездесущий и любопытный репортер Субботин Павел Андреевич. Вы с ним заехали в ресторан "Приморский", а потом Субботин отвез вас в дом, где я вырос и куда каждую неделю заезжал на несколько минут для личных нужд. Впрочем, вы уже знаете, зачем я езжу туда. Когда Меченый сказал мне об этом, я был искренне удивлен. Вы меня озадачили. Впервые я взглянул на вас с иной точки зрения. Только что вы были для меня хоть и чрезвычайно занятной, но все же фигурой в той, несколько запутанной партии, что разыгрывал для себя лично я. И пока, правда, не без неожиданностей, но все согласуясь с моими желаниями. То, что Алишера убили вы ничего не меняло: он и так должен был умереть. Но вот вы вдруг сделали ход, который я предвидеть не мог. Вы заявили себя самостоятельным игроком. Ускользнуть от той западни, что я вам подготовил, вы все равно не могли, потому что смерть Алишера ничего не меняла. Условия вся эта кавказская банда оставляла те же: украденные Санькой деньги и труп самого Саньки. Я решил ещё немного подождать, хотя чувствовал, что все вот-вот закончится. Вы позвонили из моего старого дома Лене, которая по моему совету предложила выслать за вами машину. Присутствующий здесь же Санька втайне от меня решил покончить со всем самостоятельно и послал убить вас своих головорезов. Это была первая попытка с нашей стороны убить вас. И она тоже провалилась. Нагромождение случайностей нервировало, но вносило азарт. Как бы все ни кончилось, я не жалел, что привлек вас, Александр. Тем более, что несмотря ни на что, все шло по моему стратегическому плану. Санькиных убийц спугнул наряд милиции. Знакомый майор довез вас, даже принял ваше приглашение зайти выпить пива. Кстати, уже по одному этому я понял, что вы не только освоились в рамках предложенного вам существования, но и перешли черту, отделяющую гостя от хозяина. Короче говоря, вы стали вести себя как хозяин положения, может не осознавая это сами. И вот ещё что. Я допускал мысль, что в камере пыток Алишера вы могли узнать о существовании своего двойника, но не обмолвились об этом ни со мной ни с Леной. Мы же со своей стороны тоже не поднимали этого вопроса. Ваша похищение стало переломом, вершиной, после которой все потекло вниз с нарастающей скоростью. Когда милиционеры удалились, вы отправились отдыхать. Я отпустил всех до обеда и прошел в кабинет. Я не находил себе места. Я не привык, чтобы обстоятельства ставили передо мной загадки. Зачем, например, вам понадобилось посещать мой бывший дом? Это меня мучило, и в какой-то момент я решил просто пойти и прямо вас спросить об этом. Я хожу обычно тихо несмотря на то, что выгляжу грузным, но к вашей двери, почему-то, почти подкрадывался. Сам не понимаю. Когда я взялся за ручку и уже нажал её, я вдруг преисполнился уверенностью, что вы находитесь прямо за дверью. Я все же потянул дверь на себя, все время прислушиваясь к вашему взволнованному дыханию совсем рядом, тянул, пока через пару секунд не осознал, что дверь с той стороны закрыта, может быть ножкой стула. Я осторожно отпустил ручку двери и ушел. Я понял, что вы встревожены, что вы узнали достаточно, чтобы бояться нас всех, живущих в доме. Вам удалось понять, что настоящие ваши враги - это мы. И с этого момента мы все просто делали вид, что никто ничего не понимает, ни о чем не подозревает, что все как прежде, как несколько дней назад. И вы, и мы ловко уходили от темы, которая могла завести в тупик. За обедом я вами почти восхищался. Однако, я прямо спросил вас, почему вы меня не впустили к себе? Помните? Вы ответили, что не знали, что это был я. Никто не стал обращать внимание на сам факт: вы стали запирать дверь. И тут я решил оставить вас в доме одного. Санька уже признался, что начал охоту самостоятельно. Я никак на это не отреагировал: ни положительно, ни отрицактельно. Пусть будет, как будет. Я взял Лену с собой и поехал в театр на спектакль московской труппы. Жора остался присматривать за событиями, но получил указание ни во что не вмешиваться. Все что произошло, пока мы мы с Леной были в театре, рассказал мне Меченый потом. Во-первых, вам позвонил журналист Субботин, и вы поехали на встречу с ним. Меченый последовал за вами. Во-вторых, от самого дома за вами, Александр, следовала черная "Лада". Когда вы встретились с Субботиным и мирно беседовали на набережной, по вам из этой самой "Лады" дали очередь из автомата. Журналиста, естественно, убило, а вас, естественно, не задело. Один из киллеров побежал к вам. Меченый мне сказал, что его собственные действия были спонтанными; он сам, вроде, и не собирался, но все равно выстрелил и убил уже прицелившегося в вас боевика. Может и так, почему бы и нет. Я вам, Александр, прямо скажу: уже тогда, если бы не мой приемный сынок, я сам постарался бы вас спасти во что бы то ни стало. Такой человек как вы лично мне весьма и весьма пригодился бы. Но что поделаешь?.. Жора подвез вас к дому, как уже делал сегодня, и уехал. Мы с Леной вернулись почти в полночь. Вы были у себя. Лену я послал успокаивать разъяренного Саньку. Мы об этом с ней ещё в театре договорились. Странно, но ей я начинал верить больше, чем другим. В некоторых ситуациях только женщине и можно верить. Я был у себя, но решил поработать немного и пошел в кабинет. Все смешалось в доме Воронова. То, что несколько дней назад могло бы вызвать бурю эмоций, сейчас даже не удивило; в кабинете были взбешенный Санька и покорная Лена. Санька был на взводе, в любую минуту от него можно было ожидать срыва. Он раздражал меня ужасно. Некоторое время, не заходя в кабинет, я наблюдал, как он заставляет Лену наугад набирать слова в поисках шифра к сейфу. Все это было, конечно, результатом неопределенности, нависшей над всеми нами. Санька, не имея возможности решить проблемы своими силами, потихоньку сходил с ума. Действительно, все как-то ужасно затягивалось. Я тоже чувствовал, что Санька в чем-то прав, когда требовал все решительно кончать. Я решил утром все завершить. С тем и ушел спать, предварительно прогнав молодежь. Долго спать не пришлось. Разбудил меня ввалившийся Санек с окровавленной головой. Он рассказал, что ночью решил прогуляться по дому (прогуляться!) и, когда был возле моего кабинета, услышал шорох внутри. Заглянул, увидел открытый сейф и в ту же секунду его кто-то ударил по голове. Действительно, сейф в кабинете был открыт, коробки с компьютерными дисками, естественно, не было. Вас, Александр, тоже не нашли. Я поднял по тревоге весь личный состав, бросил их всех в город на ваши поиски. Все было безуспешно. Потеря компьютерных дисков была катастрофой. По понятным причинам, я держал информацию в единственном экземпляре. Мне вновь в голову пришла мысль, что вы на самом деле являетесь каким-нибудь суперагентом, засланым ко мне заинтересованными лицами. Это была глупость, но я, действительно, встревожился. Если надо было вас считать суперагентом, то и Лену, нашедшую вас, надо было считать суперагентом. Или, хотя бы, работающей на вас. Нет, невозможно. Вас обнаружили утром в компании местной проститутки. Веры?..нет, Риты. С ней вместе вы зашли на почту и отрправили посылку. Потом вы пошли на вокзал. После вашего ухода мои люди навестили почту и попросили девушку-приемщицу вернуть бандероль. Вид пистолета и сотенной зеленой купюры вероятно показались весомым аргументом, и обмен посылки на доллары состоялся. В бандероли была моя картонная коробка с дисками. Между тем Меченый, посланый за вами, сообщил, что вы возвращаетесь. На вокзале вы отослали письмо в Генеральную прокуратуру, в котором сообщали, на каком почтовом отделении Москвы находится бандероль с информацие, из-за которой вас убили. Письмо Меченому отдали даже без угроз: сопоставив адрес, необычность просьбы и сто долларов, которые он небрежно бросил на стойку, почтова работница безропотно отдала письмо, обрадовавшись уже тому, что осталась жива. Деньгам обрадовалась потом. Ну вот, ваше везенье и кончилось. Конечно, вы все сделали, что смогли. Даже больше того. Но увы... Я лично, Санька и Лена перешли к вам в комнаты и стали ждать. Ваша сумка - единственная ваша вещь - оставалась здесь. Я раскрыл её. Пистолет с глушителем лежал сверху. Я посмотрел - обоймы не было. Лена поймала мой взгляд и нервно улыбнулась. Пистолет я бросил в сумку, сумку задвинул под кресло. Санька хищно и злобно проверял свой автомат. Ладно. Я решил не препятствовать ему покончить здесь с вами. Мы ждали. Я только не понимал, почему вы решили возвратиться. Хотя, это уже было не важно. Я думал о том, как провести разговор с братом Алишера Русланом, как заставить его и весь их османский клан удовлетвориться возвращением денег и трупа Лжесаньки. И вот, наконец, вы. Дверь открылась, и весь перебинтованный с ног до головы, бледный, сосредоточенный, словно сомнамбула или зомби, вы, Александр, вошли и проследовали к креслу. Я думал, Санька выстрелит сразу, но он не торопился. Куда ему было торопиться, если вы были в его руках. А когда вы сели в кресло, потянулись к сумке и достали пистолет заранее разряженный, Санька развеселился и, в свою очередь, не торопясь, стал поднимать свой автомат. Он ожидал услышать сухой щелчок бойка, чтобы выстрелить уже после того, как прочтет у вас а лице ужас понимания неизбежного. Щелчок раздался... Нет, хлопок. Саньку выбросило со стула, я быстро взглянул на него - дыра в переносице - потом на вас. Мечкеный уже целился, но вы успели выбросить свой, теперь бесполезный пистолет, и Жора не выстрелил. Все произошло так быстро... неожиданно!.. Лена, открыв рот, смотрела то на вас, то на Саньку... казалось, ничего не понимая. А затем ваш голос. Такой же четкий и спокойный, как всегда: "Не надо больше стрелять. Я только что отправил ваш архив до востребования в Москву. И ещё письмо в Генпрокуратуру с просьбой в случае моей смерти найти этот архив. Если вы меня убьете, архив попадет в прокуратуру, и вам не поздоровится. Вашего Саньку я убил в целях самозащиты, и вы теперь, господин Воронов, можете сдержать свое слово и предоставить его труп в качестве платы за собственное спокойствие. Подумайте, пожалуйста, прежде чем что-либо делать." Я ничего не забыл, Александр? Да, вы ещё сказали, что убили Саньку ещё и потому, что по вашему мнению из вас двоих предпочитаете видеть в живых себя, а не его. Забавно, правда? Я отказался от решения убить вас не потому, что испугался прокуратуры. Как вы теперь знаете, архив и ваше письмо находится у меня, в моем сейфе. И уже под другим шифром. Не тем, конечно, который мне служил столько лет. Я, признаться, восхищен, что одно лишь посещение моего старого дома помогло вам узнать код замка сейфа. Может это тоже повлияло на мое решение оставить вас в живых? Может быть. Одно скажу, о Саньке жалеть долго никто не будет. Даже, вот, Лена, по поводу которой у меня, кстати, тоже свои планы. Как и по поводу вас, Александр. Вот и все. Вы должны понять, Александр, что между нами нет непогашенных счетов, вы свободны идти куда хотите, хотя я предпочел бы, чтобы вы остались у меня в доме. Я буду только рад. Ваша задумка с патроном в стволе, о котором никто кроме вас не подумал, даже Санька, понадеявшийся на Лену, просто блестящая. Вы очень везучий человек. И если вы предпочтете уехать, я хотел бы, чтобы вы поняли - за всем происшедшем стоит только бизнес. И что поделаешь, если он связан с кровью, такова наша жизнь. Вот так-то, молодой человек, такова жизнь.
      ЭПИЛОГ
      На следующий день Александр уехал в Москву. А ещё через несколько дней он получил бандероль, где была подборка анапских газет, где рассказывалось о криминальной войне, взбудоражевшей местную общественность. Александр внимательно прочитал все, что касалось этих событий, прочел версию местной милиции, объясняющей гибель ингушского авторитета Алишера войной тейпов за передел кавказского побережья России. Прочел и о трагической гибели приемного сына известного в городе предпринимателя и первого заместителя мэра города Воронова Станислава Сергеевича. По прошествию месяца к Александру заехал гость с юга, молодой человек с родимым пятном на щеке, но долго не задержался, уехал в тот же день. На прощание все сетовал, что не удалось заняться совместным бизнесом, а как было бы здорово, но увы, он понимает, перспективы есть перспективы. А ещё через некоторое время посетил его другой гость. Был он солиден, чрезвычайно обходителен и совершенно очаровал его бабушку. Это был сам Воронов Станислав Сергеевич, долго убеждавший Александра идти учиться. К концу лета Александр получил уведомление из юридического факультета МГУ о том, что он зачислен на первый курс, а зимой, по приглашению своего благодетеля и друга, прибыл в Анапу. Он приехал прямо в средневековый дом Воронова, но хозяина не застал. Воронов вместе с молодой женой только что отъехал в театр, на всякий случай оставив гостю билет. Александр взял билет и отправиля следом. Он вошел в зал за несколько минут до поднятия занавеса и, подняв глаза, сразу нашел взглядом Воронова и Лену, сидевших в представительской ложе. Воронов такой же мрачный и черный, косил блестящим глазом, а она, оживленная, весело топоршившая перышками, была вся на виду и легко вертелась, позволяя скользить по себе множеству глаз: по смуглому лицу, великолепным смоляным волосам, блестящим, как соболий мех, по гибким губам, пунцово очерченым, по тонкой шее с тяжелым гранатовым ожерельем... Они его тоже заметили...
      КОНЕЦ