510 Хоть жестоко будить древнее зло,

Что в глубине сердца заснуло,

Но все же спросить я должен.

О чем же?

О том, как грянул удар нещадный

И счастье твое разрушил.

Во имя гостеприимства

Не трогай моих страданий!

О деле идут смутные слухи, —

Друг, правды весть я хочу услышать.

Горе!

Не томи отказом!

Увы!

520 Молви, друг! Я ли уж не был к тебе уступчив?

Испытал я беду, злую беду,

Сам не гадав, бог мне свидетель:

Моей в том не было воли.

Но чья же?

Греховным браком меня опутал

Народ; ничего не знал я.

Ты матери ложе, молвят,

Растлил в нечестивой неге?

О горе мне! Смерть в вашем вопросе.

530 Да! Эти две рождены в том браке!

Боги!

Дочери проклятья.

О Зевс!

Да, со мной в том же они зачаты лоне.

Итак, они и дщери тебе…

И дщери, да, и сестры отцу.

Увы!

Тысячу раз я стенал – увы!

Ты страдал?

Нет страданьям забвенья!

Ты свершил?

Не свершил!

Как?

Я принял дар —

540 Ах, не такою наградой спасителя

Почтить был должен град, спасенный мною.

Несчастный, дальше! Пролил ты кровь?

К чему вопрос? Что хочешь ты знать?

Отца?

Новый удар, на боли боль.

Ты убил?

Да, убил. И однако

Что, скажи?

… Нет вины!

Как?

Услышь ответ:

Если б не тронул я[18], был бы я сам убит.

Я пред законом чист: свершил, не зная.

Со стороны города показывается царь Фесей.

Наш царь идет – Фесей, Эгея отпрыск;

550 Твоя, знать, просьба вызвала его.

Сын Лаия, и раньше много раз

Весть о твоем кровавом ослепленье

Мне приходилось слышать; уж по ней

Я догадался, кто ты. Вид твой ныне

У всех сомнений отнимает почву:

Одежда жалкая, несчастный лик —

Тебя бесспорно выдают и сердце

Мне заливают жалости волной.

Ответь же мне, безрадостный Эдип,

С какой нуждою к нам пришли вы – сам ты

И спутница несчастная твоя?

560 Пожалуй, лишь в неслыханном желанье

Ты мог бы получить у нас отказ.

И сам чужим я вырос[19] на чужбине

И много бедствий[20] у чужих людей

Своей главою вынес – как и ты.

А потому и помощь чужестранцам —

Таким, как ты – мой неуклонный долг.

Как ты, я смертен, и тебя не боле

Уверен в счастье завтрашнего дня.

Фесей, ты кратким, благородным словом

570 Мне длинной речи тягость отпустил.

Ты сам сказал, кто я, кто мой родитель,

Какой земли я гражданином был.

Одно осталось: моего желанья

Предмет назвать – и речи всей конец.

Ты прав; его услышать жажду я.

Пришел я с даром: собственное тело

Несчастное тебе принес я. Знаю,

Что нероскошен с виду этот дар:

Не красотою важен он, а пользой.

Какая польза мне – тебя принять?

580 Увидишь сам, когда наступит время.

В какой же час объявится она?

Когда умру и ты мне дашь могилу.

Ты говоришь о жизненном пределе,

Как будто жизнь тебе уже ничто?

Нет, но с пределом и ее мне дашь ты.

Изволь; желанье скромное твое.

Не говори! Напасть грозит лихая.

Кому же?[21] Мне, иль сыновьям твоим?

Они домой меня влекут насильно.

590 Что ж, согласись: нерадостно изгнанье.

Когда хотел остаться, – изгнан был!

Глупец, от гнева пользы нет в несчастье!

Узнай сначала все – затем кори.

Что ж, молви; в знанье лишь совета сила.

Фесей! Мой жребий – зло превыше зла.

Ты о несчастьях рода речь заводишь?

К чему? И так их вся Эллада знает.

Но где ж еще чрезмерность зол твоих?

Вот где она. Своя же кровь изгнала

600 Из родины меня. А возвратиться

Не волен я: ведь я – отцеубийца!

И все ж, сказал ты, за тобой пришлют?

Да; их заставит божьей воли слово.

Какой бедой пророчество грозит им?

В твоей земле им гибель суждена.

Но разве есть нам отчего раздорить?

О сын Эгея дорогой, богов лишь

Ни старость не касается, ни смерть;

Все прочее всесильною рукою

Стирает время. Убывают силы

610 И наших тел, и матери-земли,

Хиреет верность и коварство крепнет,

И мягкий ласки ветерок – не вечно

Он будет веять, ни от друга к другу,

Ни от страны к стране. Сегодня – здесь,

Заутра – там менять готовы люди

Раздор на дружбу, дружбу на раздор.

Пусть ныне ясен небосвод, и в мире

Живут фиванцы с родиной твоей:

Бог времени в теченье непрерывном

Рождает много и ночей, и дней;

Из них любой ударом прихотливым

620 Пожатий верных узы рассечет.

И вот тогда струя их жаркой крови

Мой хладный прах в могиле утолит,

Коль Зевсом – Зевс, и вещим – Феб остался.

Довольно: страх в вещаньях нерушимых

Живет для смертных. Дай мне кончить тем,

С чего я начал: соблюди мне верность —

И будешь ты доволен поселенцем

Мест этих, если правду молвил бог.

Да, государь; в таких словах и раньше

630 Земле он нашей благодать сулил.

Как я дерзну твою отринуть дружбу,

Когда незыблем в нашем доме общий

Очаг стоит, куначества залог?

Когда, проситель Евменид почтенный,

Земле несешь ты дар благой и мне?

Все это свято нам; твою приемлю

Я благодать: живи в стране моей.

Приятно здесь тебе остаться – старцам

Твою охрану поручу; а нет —

640 Иди со мной. Сам выбирай, что лучше;

Твой выбор будет и моим, Эдип.

О Зевс! Будь ласков к благородству их!

Что ж скажешь ты? Согласен жить со мною?

Я был бы рад; но нет, нельзя. Лишь здесь…

Что ж дальше? «Здесь»? Не буду прекословить.

Я поражу врагов, меня изгнавших.

То был бы дар, достойный пребыванья.

Так будет, знай. Лишь ты будь верен слову!

На том стою: не выдам я тебя.

650 Связать тебя присягой не дерзаю.

Она не крепче слова моего.

Как быть теперь!

Чего же ты боишься?

За мной придут!

Твоя охрана – здесь.

Не уходи!

Учить меня бесцельно.

Но в страхе…

Страх душе моей неведом.

Ты знаешь ли угрозы их?

Я знаю,

Что нет того, кто б против воли нашей

Тебя отсюда увести дерзнул.

Пусть тешат гнев угрозами пустыми, —

660 Придут в себя, – и больше нет угроз.

Пусть земляки твои в тщете речей

Тебя страшат насильственным уводом, —

За дело лишь возьмутся, – путь сюда

Покажется им морем неприютным.

Ты и помимо слова моего

Дрожать не должен: Феб – твоя защита.

Но где бы сам ни пребывал я – имя

Тебя мое убережет от зла.

В землю гордых коней, мой гость,

Ты пришел, красоты отчизну дивной —

670 В край блестящий Колона; здесь

День и ночь соловей поет;

Звонко льется святая песнь

В шуме рощи зеленой.

Люб ему темнолистый плющ,

Люб дубравы священной мрак,

Кроткого бога[22] листва многоплодная,

Приют от бурь и зноя;

И здесь, увлекая хор

Его воспоивших нимф,[23]

Кружится

680 Он сам – Дионис желанный!

Здесь, небесной росой взрощен,

Вечно блещет нарцисс красой стыдливой,

Девы-Коры[24] венечный цвет;

Здесь горит золотой шафран

Словно пламень над пеной волн

Вдоль ручьев неусыпных.

В них Кефиса журчат струи;

День за днем по полям они,

Грудь орошая земли материнскую,

690 Живой играют влагой.

Хор муз возлюбил наш край,

И к нам с золотых колес

Нисходит

Волшебница Афродита.

Есть и древо у нас[25] – равного нет в Азии дальней,

Нет и в дорийской земле[26] – ею же царь

Древний Пелоп некогда правил:

Природы дар, смертных рук не знавший,

Дружины вражеской гроза,

700 Земли родной отпрыск благодатный,

Кроткий пестун детей – древо маслины.

Ни стар, ни млад рук ударом дерзких

Ввек не сгубит его: видит врага

Сну непокорный и день и ночь

Зевса-Мория[27] лик и взор

Ясноокой Афины.

И еще нам одну славу хранит наша отчизна;

710 Бог могучий ее нам даровал —

Ею навек нас он прославил:

Он бог коней – бог он мореходства.

О Кронов сын! Тебе гремит

Хвалебный гимн – Посидон владыка!

Гнев коней укротил здесь ты впервые,

Вручив узду в помощь человеку.

Здесь же прянул в лазурь,[28] сотнею рук

Быстро по влажным путям гоним,

Первый струг, Нереид морских

Среброногих товарищ.

720 Колон прославленный! Готовься ныне

Тех слов хвалу на деле оправдать.

Что нового, дитя мое?

Креонт

К нам близится; с ним ратников немало.

О старцы дорогие! В вас одних

Предел я вижу своего спасенья.

Не бойся, друг! Хоть мы и старцы – сила

Земли афинской вечно молода.

Селяне благородные Колона!

Я вижу, страх напрасный ваши очи

730 Вдруг затуманил при моем приходе.

Зачем робеть вам и недобрым словом

Меня встречать? Я не со злом пришел.

И сам я стар, и знаю, что ваш город

В Элладе славен силою своей.

Нет; послан я – его, такого ж старца,

Уговорить вернуться в землю Кадма.

Того желает не один лишь муж,

Нет, город весь; а послан я, как родом

Ему ближайший и печальник первый.

740 А ты, Эдип несчастный, не отринь

Желаний наших: в дом родной вернись!

Тебя кадмейцы все зовут по праву,

И всех усердней – я. Я был бы худшим

Из всех людей, когда б ответной боли

Твои страданья не внушали мне.

Ты здесь, несчастный, средь чужих чужой,

Скиталец вечный; жизнь полна лишений;

Одна опора – дева молодая.

Жаль и ее мне; мог ли кто подумать,

Что на нее такой падет позор?[29]

750 Все о твоей печется нищей доле,

Не зная мужа, всякому добыча.

О стыд! О жалость! О каким бесславьем

И ты, и я, и весь наш род покрыт!

О ради бога – ведь того не скроешь,

Что на глазах у всех, – Эдип несчастный,

Послушайся меня, вернись без спора

К родному очагу, в отцовский град.

С Афинами простимся дружелюбно —

Они достойны нашей ласки – все же

Чтить выше всех повелевает Правда

760 Твой край родной, которым вскормлен ты.

Вития дерзкий, что во всяком деле

Умеешь слов лукавым изворотом