Дитя слепого старца, Антигона,

Куда пришли мы? Как зовут страну?

Кто в ней живет? Кто бедному скитальцу

Предложит скудный милостыни дар?

Ах, о немногом просит он – и меньше

Немногого ему дают – и этим

Доволен он. Довольству научили

Его и горести, и долгий век,

И прирожденный благородства дух.

Итак, дитя, сиденье поищи мне

10 В мирском ли месте, иль в святой ограде.

Узнать пора, куда с тобой пришли.

Мы странники; что граждане прикажут,

Тому должны мы следовать, дитя.

Отец-страдалец, городские стены

Еще не близко – если глаз меня

Не обманул. А место здесь святое:

Все виноградом поросло оно,

Маслиной, лавром; рокот соловьиный

Повсюду льется в зелени ветвей.

Но вот сиденье из живого камня;[1]

Согни ж колени; старческой стопою

20 Измерил путь ты долгий, мой отец.

Изволь, присяду; помоги ж слепому!

Мне не учиться стать; не в первый раз!

Усаживает отца на камень, находящийся в пределах рощи.

Куда ж зашли мы? Можешь мне сказать?

Афины узнаю я, местность – нет.

Да, так нам каждый встречный говорил.

Но эта местность – расспросить велишь?

Да, расспроси, коль жителей в ней видишь.

Как им не быть! – Но и ходить не надо:

Какой-то путник к нам направил шаг.

30 К нам, подлинно? Уж близко подошел он?

Со стороны города приближается колонский Страж.

Он пред тобою; если что надумал

Ему сказать ты – смело говори.

Услышав, чужестранец, от нее,

Чьи очи видят за обоих нас,

Что в добрый час ты к нам направлен богом

Недоуменье наше разрешить…

Об этом после; ты же рощу эту

Оставь: не место здесь стопе твоей!

Она – святая? Кто ж владеет ею?

Земли и Мрака грозные исчадья,[2]

40 Никто иной да не войдет сюда.

Но как наречь, молясь, святых богинь?

Их Евменидами[3] зовет народ наш

Всезрящими; но у других людей

И имена пристойны им другие.

О да не минут милостью своей

Просителя святые Евмениды!

Из рощи их я боле не уйду.

Что это?

Знаменье судьбы моей.

Послушай, странник. Без народной воли

Тебя изгнать отсюда не дерзну я;

Но доложить я должен о тебе.

О ради бога, не презри скитальца!

50 Открой мне все, что знать мне надлежит.

Что ж, спрашивай; я отвечать согласен.

В какую местность привели нас боги?

Что сам я знаю, все скажу тебе.

Вся эта местность благодатью дышит;

Ее владыка – Посидон святой.

Здесь чествуют и бога-огненосца,

Титана Прометея; место ж это,

Что простирается у ног твоих,

У нас зовется «медный праг земли»:

Оплотом создан он Афинам нашим.

В соседстве – стогны; здесь Колон-наездник —

60 Вот этот самый – пращуром слывет.

Его же именем почтенным всех мы

Собща селян привыкли величать.

Такой наш край, прославленный не в сказах,

А в нашей всенародной вере, гость.

Так эту местность населяют люди?

Конечно: соименники Колона.

Кто ж правит ими? Иль в народе сила?

Царю афинскому они подвластны.

Совета вождь и лютой брани – кто он?

Покойного Эгея сын – Фесей.

70 К нему гонца могли бы вы отправить?

Весть передать? Или сюда позвать?

За малый труд снискать большую прибыль.

Какая ж прибыль от слепого старца?

Не бойся: зрячей будет речь моя.

Ты благороден, мнится, чужеземец,

Хоть и печальной доле обречен;

Послушай же меня, и будет лучше.

Здесь оставайся, где тебя я встретил;

Я ж о твоем приходе доложу

Селянам только – горожан не надо.

Они решат, как быть тебе – остаться

80 Почтенным гостем, иль покинуть край.

Уходит в сторону Колона.

Дитя мое, ушел ли чужеземец?

Антигона

Да, мой отец; спокойно говори

Все, что желаешь: мы одни с тобою.

(Обращаясь в сторону рощи)

О рой могучих, грозноликих дев!

У вас впервые я согнул колени,

Пройдя рубеж аттической земли;

Явите ж милость Фебу, милость мне.

Он сам в тот день неслыханных гаданий[4]

От долгих мук мне отдых предвещал.

«В предельный край, – так молвил он, – придешь ты.

90 Богинь Почтенных утомленный гость;

Там склон настанет горемычной жизни,

И будешь ты приявшим – благостыней,

Изгнавшим же – нещадною грозой.

А знаменьем признаешь[5] необманным

Земли внезапный трепет, грома гул

Иль пламень ясный Зевсовой зарницы».

Я знаю, вашей волею влекомый,

Нашел я к роще вашей верный путь.

Недаром первыми я встретил вас,

100 Я, трезвый, вас, бесхмельных сотрапезниц,[6]

И камень ваш, не тронутый булатом,

Сиденьем первым труженику стал.

Итак, богини, ниспошлите мне

Во исполненье Фебовых обетов

Судьбы земной предел и завершенье,

Коль стал достоин милости я вашей,

Испив до дна страдания фиал.

Внемлите, дщери изначальной Тьмы!

Внемли, Паллады град непобедимый,

Столица славы, древние Афины!

Пред вами тень несчастного Эдипа:

110 О сжальтесь же! Не тот уж я, что был…

Умолкни! Старцев шествие я вижу:

Тебя, знать, ищет их тревожный взор.

Я умолкаю. Отведи с дороги

Меня подальше в рощу. Знать я должен

Их замыслы; лишь в знании для смертных

Благоуспешной мудрости залог.

Смотри! Его нет… Где же он?

Уж не покинул ли рощу, след скрывая,

120 Пришелец, не знавший удержу!

Исследуй все вокруг,

Повсюду взор мечи!

С чужбины, с чужбины этот старец в наш

Край прибрел: не дерзнул бы он

Так своей осквернить стопой

Рощу сильных, суровых дев…

Их мы назвать дрожим.

130 Да, без оглядки мы проходим

Мимо, робкой молитвы вздох

Им мы голосом тихим шлем.

И что ж? Их оскорбил скиталец

Без стыда, без страха!

И напрасно кругом озираемся мы

По ограде святой:

Ускользнул он от нашего взора.

Это я, тот скиталец: по голосу вас

140 Я, селяне, узнал.

Это ты! Это ты!

Неприветлив твой образ, нерадостен глас.

Не должны вы меня нечестивцем считать.

О защитник наш Зевс! Кто пред нами стоит?

Перед вами – несчастный, жестокой судьбе

Обреченный, старейшины этой земли!

Я чужими глазами свой путь нахожу:

Посмотрите, бреду,

Большой, за малою следом!

О да! Твоих глаз свет потух.

150 С детства ли был ты незряч в своей дороге

Столь долгой и столь бедственной?

Но не прибавь к беде

Проклятий божества!

Зашел ты, зашел ты далеко за грань:

Берегись заповедных мест,

Где в кратиру воды святой

Сладкий ярого меда сок

160 Жертвой благой течет:

Их берегись, несчастный путник,

Отстранись, удались, уйди —

Ты стоишь далеко от нас —

Слышишь речь мою, горький странник?

Из запретной чащи

Уходи! Если хочешь мне дело сказать —

Из дозволенных мест

Говори, а дотоле – ни слова!

170 Что велишь ты мне делать, родная моя?

Мой отец, волю граждан почтить мы должны,

Уступая, где надо, и слушаясь их.

Прикоснись же ко мне.

Дай мне руку, отец.

Чужестранцы! Не будет вреда мне от вас,

Если сень я покину, доверившись вам?

Никто против воли твоей не посмеет

Увести тебя, старец, отсюда.

Сюда?

Дальше, старец, дальше!

180 А теперь?

Дальше, дальше, дева!

Ты разве меня не слышишь?[7]

. . . .

Слабой поступью, не спеша,

Следуй дальше, отец, за мной.

. . . .

Помни, странник: в земле чужой

Воля граждан – тебе завет:

Что им любо – воздай почет.

Что не любо – чуждайся!

Так веди меня, дочь,

Чтобы, местную веру смиренно почтив,

190 Мог я слово сказать и услышать ответ.

С неизбежностью нам ли бороться?

Дошел ты до края земли каменистой,

Оставаться здесь можешь без страха.

Вот здесь?

Я сказал: довольно!

Можно сесть?

Да, на камень, сбоку

Он низок; согни колено!

Это мне предоставь, отец…

Ох, тяжко, тяжко!

Шаг за шагом со мной иди.

200 Силе любящих рук доверь

Тела старого слабый вес.

Слепая, жестокая доля!

Здесь, несчастный, спокойно вздохни

И ответствуй: откуда ты?

Что за горе тебя ведет?

Кто ты, откуда родом?

Я изгнанник, друзья! Не пытайтесь…

К чему запрет, скиталец, твой?

210 Не пытайся узнать, кто я!

Нет, прекрати расспросы!

Почему?

Страшен род мой!

Молви!

(Антигоне)

О дитя! Что мне делать?

Ты какого семени сев?

Кем рожден? Говори, пришлец!

Страшно, родимая, мне! Что мне сказать?

До предела дошел ты; признайся!

Да, мне признаться пора; правды не скрыть!

Слишком долго вы медлите; молви!

220 Ведом вам Лаия сын?

Увы!

Род Лабдакидов?

О боги!

Ведом несчастный Эдип?

Так это ты?

Не пугайтесь же этого слова!

Горе, горе!

Горе мне!

Горе!

Моя дочь, что случилось со мною?

Уходите из нашего края!

Вы не то обещали мне, старцы.

Нет от богов[8] рокового возмездия

Тем, кто обиды карает обидами;

230 Тщетно к обману обман прибавляешь ты:

Им не добро, а лишь боль порождается.

Нет, нашу землю покинуть обязан ты,

Прочь уходи от предела священного,

Чтоб не обрушилась

Божья на город кара!

Где же ваша кротость, друзья?

Старца вид почтенный

Вам противен стал

В миг, что напомнил вам

240 Весть о делах его невольных,

Дайте же мне умолить вас, безрадостной;

Хоть надо мной сжальтесь вы!

Я за отца вас прошу горемычного,

Я; не слепыми встречаю глазами я

Взор ваших глаз, точно племени вашего

Отпрыск; о сжальтесь над долей несчастного!

Как перед богом, пред вами предстали мы.

Сирых обрадуйте: радость нежданную

Нам подарите.

250 Всем, что вам дорого, вас заклинаю я,

Чадом, женою, имением, богом, —

Сжальтесь! Не встретить под солнцем вам смертного,

Кто б мог богов ниспровергнуть волю.

Верь, дочь Эдипа: и тебя нам жаль,

И об его мучениях скорбим мы.

Но гнев богов нам страшен; ради них —

Мы не изменим прежнего решенья.

Когда поток струится[9] праздной славы

В устах людей, какая польза в нем?

260 Благочестивы, слышал я, Афины

Превыше всех; лишь в них гонимый странник

Найдет надежный, ласковый приют.

Что ж? Оправдалась ли на мне их слава?

Не вы ли из священного приюта

Меня подняв, изгнать хотите вон?

Чего боитесь? Имени пустого!

Иль образ мой смутил вас? Нет, не он;

Свои ж деянья, если молвить правду,

Я претерпел скорее, чем свершил.

Отца проклятье, матери проклятье —

Они пугают вас, ведь так? Но где же

270 Моя порочность тут сказалась, где?

На зло ответил злом[10] я; будь я даже

В сознанье полном – и тогда б вины

Тут не было. Но нет: когда я пал —

Я пал в неведенье; а кто казнил —

Те ведали, кого они губили.

О взвесьте все, богами вас молю!

Принудив кров покинуть благодатный,

Нас не оставьте помощью своей.

Негоже из почтения к блаженным

Святые их заветы[11] попирать.

Нет, верьте, старцы: видит божий глаз

280 И благочестье смертных, и нечестье,

И нет злодеям от него спасенья.

Не омрачайте ж родины счастливой

В богопротивном рвении своем.

Просителю залог спасенья давши,

Храните верность до конца ему.

Я знаю сам, нерадостен мой вид —

И все ж страшиться вам меня не должно:

Я освящен и просветлен страданьем,

И счастлив будет мой приход для вас.

290 Когда придет ваш царь – вы все поймете;

Пока ж – стерпите, не творите зла!

Твои советы, старец, мне внушают

Немалый страх: его в словах немногих

Не выскажешь. Но мы согласны: дело

Пускай решит державный царь Афин.

А где же ныне пребывает он?

В отцовском граде правит он; тот страж,

Что нас прислал, гонцом к нему умчался.

Как мните вы? Уважит он желанье

300 Слепого старца? Выйдет он ко мне?

Конечно, выйдет: имя привлечет.

Кто ж возвестит его царю афинян?

Хоть путь не близок, но молва привыкла

Гонцов перегонять; ее услышав,

Царь будет здесь, не бойся. Все народы

Твое, бедняга, имя облетело.

Хотя б и спал он, вялостью объятый —

На твой призыв он быстро поспешит.

О, да придет он, городу на благо

И мне: глупец лишь сам себе не друг.

(вглядываясь вдаль)

310 О Зевс! Что вижу? Что сказать, отец мой?

Родная, Антигона, что случилось?

Там – женщина к нам близится; везет

Ее этнейский конь[12]. Ее чело

Убор дорожный фессалийский кроет,

От солнца защищая. Кто она?

Что мне сказать?

Ужель она? Иль нет? Иль заблуждаюсь?

То признаю, то нет; как быть, не знаю…

О боги!

Она, она! Улыбкою приветной

320 Ее глаза сияют; нет сомненья,

То он, возлюбленный Исмены лик!

Дитя, что молвишь?

Дочь твою я вижу,

Мою сестру; по голосу узнаешь.

Отец, сестра! О, нет имен дороже

Душе моей. Я с болью вас искала —

И с болью новою смотрю на вас.

Дитя, ты здесь?

О зрелище печали!

Ты к нам пришла?

Пространствовав не мало.

Дай руку, дочь!

Даю ее обоим.

330 О, дочери мои!

О, сколько бедствий!

Над ней и надо мной?

И надо мной.

С чем ты пришла?

С заботой о тебе.

Тоска томила?

Да, и весть несу.

Помог мне он – в других угасла верность.

А братья где? Чем заняты, скажи!

Не спрашивай, ужасна участь их.

Что это! Видно, у египтян нравам

Они учились[13] и укладу жизни!

Там, говорят, мужчины в теремах

340 Сидят у кросен, жены ж той порою

Вне дома средства к жизни промышляют.

Так и у вас. Те, коим долг велит

Нести обузу трудовой заботы —

Как девы, нежатся в тени хором,

И вместо них уход за горемычным

Лежит на вас. Ты, друг мой Антигона,

Едва подросши и окрепнув телом,

Со мной повсюду спутницей несчастной

Невзгоды старца делишь. Сколько лет

Блуждаешь ты без пищи, босонога,

В глуши лесной! Да, молодой главою

350 Дождя удары, зной палящий солнца

Ты выносила, ни во что не ставя

Уют домашний, лишь бы от меня

Нужды голодной отвратить страданья!

А ты, Исмена, тайно от фиванцев

И раньше вестницей гаданий Феба[14]

Ко мне ходила, верный страж отца,

С тех пор как был я изгнан из отчизны.

И ныне, дочь моя, какую весть мне

Приносишь ты? Что привело тебя?

Уж не с пустыми ты пришла руками

360 Ко мне, я знаю; чует страх душа.

О мой родитель, как томилась я,

Следя пути твоих скитаний – это

Оставлю я; к чему рассказом грустным

Испытанное горе повторять?

Твоих несчастных сыновей невзгоды

Тебе пришла поведать я, отец.

Сначала в рвенье праведном Креонту

Они престол хотели уступить,

Спасая град от пагубы старинной,

370 Что твой несчастный обуяла род.

Так разум им советовал. Но вскоре —

По воле бога и в порыве духа

Преступного – они в мятежном споре

За царский ухватилися венец.

И вот, в отваге юношеской, младший

Лишает власти старшего, в изгнанье

Его ссылая. Тот в гористый Аргос —

Так убеждает нас молва – идет.

Там – новый брак[15], там – смелая дружина,

380 И там – решенье: покорить Кадмею

Или погибнуть в славе до небес.

Да, мой отец. Не слов лишь вереницы,

Нет, дел грозу я принесла тебе;

И как средь них твоим страданьям отдых

Богов готовит милость – не пойму.

С чего решила ты, что их заботы

Я стал достоин и спастись могу?

Так новые пророчества вещают.

Пророчества? Какие, дочь моя?