(приближаясь)

О горе мне!

(Текмессе)

Замолкни: Тевкра, мне сдается, голос

Я слышу, отклик нашего несчастья.

Аякс, любимый, брат единокровный![43]

Ужель потух родного ока свет?

Да, Тевкр, он умер; нет вернее вести.

980 Судьба моя, как тяжек твой удар!

Свершилось все.

О день мой злополучный!

Дай волю плачу!

Быстр несчастья ход.

О да, он быстр.

(увидев Текмессу)

О боже! Где же сын?

В каком углу земли троянской скрыт он?

Один в палатке он.

(Текмессе)

Скорей сюда

Его веди![44] Из логовища львица

Ушла одна – нетрудно супостату

Детеныша похитить. Поспеши же,

Сил не жалей: над витязем лежачим[45]

Всяк надругаться из врагов охоч.

990 Еще при жизни, Тевкр, тебе он вверил

Дитя; его доверье оправдал ты.

(подойдя к покойнику)

О зрелище печальное! Больнее

Тебя вовек не видывал мой взор.

О путь унылый! Кровью истекало

Сердце мое, Аякс, мой незабвенный,

Когда, узнав об участи твоей,

Выслеживать я бросился несчастье.

Весь стан ахейский облетела быстро,

Как божий глас, про смерть твою молва.

1000 Ее вдали стенанием я встретил;

Вижу теперь – и, видя, погибаю.

О доля!

Сними покров, открой мне бездну горя.

О вид немилый! Вид отваги горькой!

О, скольких зол зародышем мне будет

Твоя кончина! Не помог в страданьях

Тебе ничем я; кто ж меня приветит,

В какой стране убежище найду?

Отец наш общий, Теламон – не правда ль,

Сколь ласковым, сколь милостивым взором

Меня он примет, если одиноким

1010 К нему вернусь, тебя оставив здесь?

Он и счастливым не умел смеяться —

Ему ль смолчать? ему ли скрыть зазнобу

Против того, что отпрыском побочным

Рожден от пленной дочери врага?

Из трусости, из жалкого бессилья —

Так скажет он – тебя я предал, брат,

А то и с умыслом, – чтоб после смерти

Твоей и дом, и царство захватить.

Он вспыльчив был всегда; теперь и старость

Его гнетет и поводом ничтожным

Склоняет к гневу; в завершенье землю

Покину я, взамен свободной доли

1020 Рабом ославленный из уст отца.

Вот родины привет. А здесь, под Троей,

Враждебно все, друзей слаба опора —

Так обессилен смертью я твоей.

Что ж делать мне? Как из груди холодной

Мне вырвать жало твоего убийцы —

Меча стального? Суждено, знать, было

Тебе от Гектора погибнуть, – даром,

Что он давно могильным сном почил.

Смотрите, как похожа их судьба:

Аякс дал Гектору[46] в подарок пояс,

1030 Тем поясом троянец к колеснице

Привязан был,[47] и в бешеной погоне

В мученьях долгих дух свой испустил.

Аяксу дал он меч, и от подарка

Погиб мой брат в паденье смертоносном.

Эриния сковала этот меч,

Аид – тот пояс, мастер бессердечный!

В таких сплетеньях сказочных судьбы

Игру богов над смертными я вижу;

Кто мыслит розно – пусть лелеет веру

И сам свою, и мне мою оставит.

1040 Подумай лучше, как тебе могилой

Его почтить, и как ответ держать.

Врага я вижу; верно, надругаться

Сюда пришел он – нет ведь чести в нем.

Кто там идет? Из нашего ли стана?

То Менелай, виновник всей войны.

Да, вижу: он вблизи, узнать нетрудно.

Со стороны стоянки ахейцев появляется Менелай.

Эй, друг! От мертвеца подальше руки!

Пусть здесь лежит: оставь его на месте.

Кому в угоду столько слов ты тратишь?

1050 Себе и войска высшему вождю.

Дозволь узнать причину вашей воли!

Причина есть. Союзника и друга

Мы в нем найти надеялись для нас,

И для того под Трою привели;

А он троян враждебней оказался.

Все войско вырезать задумал он

Мечом, в предательском ночном набеге,

И если б бог не отвратил попытки,

Нас всех его б постигла доля; все мы

Постыдною бы смертью полегли,

1060 А он бы жил. По воле ж бога жребьем

Мы поменялись: гнев свой на овец

И прочий скот направил храбрый витязь.

Зато и не найдется смельчака

Настолько сильного, чтоб этот труп

В могиле честней схоронить. Оставлен

Он будет здесь, среди песков унылых,

И станет птиц добычею морских.

Итак, прошу смирить свой дух надменный.

Если живой не подчинялся он

Державе нашей – мертвого сумеем

Мы обуздать, тебе на зло. Теперь уж

Моя рука над ним. При жизни, правда,

1070 Мои слова он ни во что не ставил.

Никчемен тот, кто в рядового доле

Вождям повиноваться неспособен.

И в государстве лучшие законы

Хиреть должны, коль нет в сердцах боязни,

И в войске здравой выдержки не встретишь,

Коль страх и стыд[48] на страже не стоят.

Всяк должен знать, хотя б большое тело

Себе он вырастил, что пасть оно

От незначительной причины может.

Нет. Стыд и страх: в ком эти два сошлися,

1080 Тот в них найдет спасения залог.

А где преграды нет бесчинству граждан

И своеволью – община такая,

Хотя б счастливые ей ветры дули,

Пучины не избегнет роковой.

Храни ж оплот спасительного страха!

Ты хочешь делать, что душе угодно?

Смотри, претерпишь, что душе невзгодно.

Изменчива судьба. Недавно он

Был дерзок, грозен – ныне мой черед.

Итак, еще раз: руки прочь! Не то —

1090 Взамен его, себя ты в гроб уложишь.

Бесчинство в мудрых ты словах караешь,

А сам бесчинствуешь над мертвым, царь!

Что ж, диво ли, друзья, что к преступленьям

Низкорожденные питают склонность,

Когда знатнейшие в ахейской рати

Таких преступных не стыдятся слов!

Ответствуй мне, какой ты власти правом

Его сюда союзником привел?

Он сам явился,[49] сам собой владея!

1100 Ты ль вождь ему? Ты ль воинам начальник,

Что из дому привел под Трою он?

Поставлен Спарты ты царем, не нашим:

Им управлять ничуть не боле ты

Уполномочен, чем тобою он.

Ты сам другим подвластен, не над всеми

Военачальник; где ж ты царь ему!

Владей своими, их – внушеньем грозным

Обуздывай; Аякса ж – твоему

Наперекор запрету иль другого

Начальника – я погребеньем честным

1110 Почту, твоих не убоявшись слов.

Елены ль ради он в поход собрался,

Подобно жалким подданным твоим?

Он клятвою был связан,[50] не тобою:

Ничтожество он ни во что не ставил.

Вот мой ответ. Хоть рать возьми с собой

Глашатаев и полководца с нею:

Не испугаюсь грома слов твоих,

Пока собой останешься ты сам!

И эта речь нам в горе не пристала:

И в добром деле резкость нам вредна.

1120 Знать, одержим гордыней наш стрелок!

Стрелок я вольный,[51] не наемник жалкий.

А щит возьмешь – не будет меры спеси!

И так с тобой вооруженным справлюсь!

Лишь твой язык вскормил твою отвагу!

Она святою правдой взрощена!

По правде ль победит убийца мой?

Хорош убийца, если жив убитый!

Бог спас меня, а для него я мертв!

Спасенный богом, не гневи богов!

1130 Чем же нарушил божьи я законы?

Не позволяешь мертвых хоронить.

Долг не велит нам почитать врагов.

Тот враг тебе, кто за тебя сражался?

Про ненависть взаимную забыл ты?

Судом кривым ты оскорбил его.

Вините судей;[52] я тут непричастен.

Всегда злодейство тайною красно.

Раскаешься ты в слове дерзновенном!

Раскаешься стократ больней ты сам!

1140 В последний раз: нет похорон Аяксу!

Ответ запомни: похороны будут!

Я видел мужа: языком отважным

Он в бурю плыть заставил моряков.

Но лишь в беде он очутился – слова

Не произнес; плащом покрыл он тело,

И всякий мог лежачего топтать.

Так и тебя – невелика, мол, тучка —

И твой язык бесстыдство обуяло;

Но пусть из этой тучки буря грянет,

И сразу стихнет твой несносный крик.

1150 И мне был ведом неразумный муж,

Что над несчастьем ближних не стыдился

Злорадствовать. Его другой увидел —

Вроде меня по внешности и нраву —

И речь такую стал ему вести:

«Не обижай умерших, человече!

Тебе воздастся за обиды их».

Так некто неразумного учил.

Его и ныне вижу; мнится мне,

Муж этот – ты. Жду похвалы за притчу!

Прощай; позорно укрощать словами,

1160 В руках имея принужденья власть.

Прощай и ты; еще позорней – слушать

Слова пустые из безумных уст.

Недалек уже ярого спора разгар.

Поскорее же, Тевкр, ты для брата наметь

Усыпальницы место под кровом земли.

Осенит его мрачное ложе курган,

Незабвенный для смертных навеки.

Возвращается Текмесса, ведя за руку Еврисака.

Ты прав. И вовремя как раз приспели

Жена и сын покойного, чтоб вместе

1170 Последний долг несчастному воздать.

Сюда, дитя, поближе! как проситель

Рукой к отцу родному прикоснись.

В молитвенной осанке, на коленях,

Держи в руках[53] по пряди ты волос

Моих, своих и матери своей —

Просителей святыню. Если ж кто

Тебя насильно от останков этих

Дерзнет отторгнуть – пусть злодей злодейски,

Отторгнутый от родины своей,

Без погребенья на чужбине сгинет;

Его же рода корень срежьте, боги,

Как я срезаю эту прядь[54] мечом!

1180 Храни ее, и с места ни на шаг.

Изо всех сил прильни к отцу, дитя.

А вы, друзья, не стойте, точно жены,

В беспомощном унынии кругом!

Нет, заступитесь; я ж вернуся скоро

И всем назло земле его предам.

Ах, когда исполнится час

После годов

В бездне томлений горьких —

Час, когда спасения луч

Нам наконец

В вечной службе бранной блеснет,

1190 Чтобы нам бросить Трои поля,

Стыд и горе родной Эллады?

Пусть эфир бы мужа того

Раньше объял

Или Аид бездонный,

Мужа, что жестокой войны

Первый пример

Средь сынов Эллады явил!

Вот оно, зло, родившее зло!

От него мы и ныне гибнем.

Он виной, что нежных венков

1200 Нет для нас, что радостный звон

Мы глубокой чарки забыли,

Он, несчастный, сладкий напев

Звучной флейты отнял у нас,

Отнял сна ночного отраду.

Любви, любви лишил он нас, о горе!

Мы без ласки лежим; в кудрях

Виснут капли росы ночной;

Будем помнить тебя вовек,

1210 О постылая Троя!

Все ж доселе был нам Аякс

От лихой напасти во мгле

И от копий вражьих оплотом.

Пал оплот наш; демону тьмы

Жизнь свою он в жертву принес;

Нет для нас уж в мире услады.

О, раз еще б Сунийский кряж[55] увидеть,

Где на пену лазурных волн

Смотрит лесом поросший мыс,

1220 Чтобы вам наш привет послать,

Вам, святые Афины!

Прибавил шагу я:[56] военачальник,

Царь Агамемнон к нам заторопился.

Польется, вижу, злобных слов поток.

Ты ль возомнил, что в грозной речи сможешь

Над нами безнаказанно глумиться —

Ты, ты, военнопленницы отродье?

Подумать страшно, как бы возгордился

1230 Спесивец наш, как голову бы поднял,

Будь благородной крови мать его,

Когда теперь, в ничтожестве своем,

На нас восстал – пустого места ради!

Еще божился ты, что я не волен

Начальствовать ни над ахейской ратью,

Ни над тобою; сам собой владея —

Так молвил ты – приплыл сюда Аякс.

Пристойны ли рабу[57] такие речи?

И за кого ты хвастаешь так дерзко?

Куда шагнул он, чей напор жестокий

Он выдержал, где я бы отступил?

Ужели нет мужей среди ахейцев,

Опричь него? Напрасно объявили

1240 Из-за Ахилловых доспехов мы

То состязанье, если повсеместно

По мненью Тевкра трусы мы и только!

И даже судей приговор законный

Вам не указ; за пораженье мстя,

Вы поносить нас будете бесстыдно

И меч на нас злодейский поднимать?

Такие нравы не дадут порядок

Среди людей установить нигде,

Когда мы победителей законных

Гонять дозволим, а их честь и место

Предоставлять прикажем побежденным!

1250 Тому не быть. И не в плечах могучих

Залог победы, не в спине широкой —

Нет; выше тот, кто разумом силен.

Бок у быка огромен – все же им

Невзрачный бич успешно управляет.

Приспеет и к тебе лекарство это,

Если ума не припасешь заране.

Ты ль не безумен? Ведь твой брат – ничто,

Он тенью стал; и за него ты дерзко

Нас поносить и вольнословить вздумал!

Возьмись за ум! Подумай, кем рожден ты,

1260 И хоть свободного сюда поставь,

Чтоб за тебя у нас ответ держал он.

Твоя же речь не будет мне понятна:

Я в варварском не сведущ языке.

Когда бы оба вы взялись за ум,

Я не желал бы ничего иного.

Как быстро к мертвым благодарность тает,

Как им охотно изменяют все!

Вот муж; его так часто от врагов ты

Спасал, Аякс, своею за него

1270 Душою жертвуя – и хоть бы словом

Он помянул тебя! Исчезло все.

О образец обидных словопрений!

Ужель забыл ты, все забыл бесследно,

Как в судовой ограде взаперти

Сидели вы, как после бегства рати

Уж пред глазами видели вы смерть,

И он один вас спас? Пылало пламя

Уж на кормы верхушке корабельной;

Коней гнал Гектор[58] через ров с разбега

И выстроенным угрожал ладьям;

1280 Кто удержал его? Аякс, тот самый,

Что ни сразить, ни отразить врага

Способен не был, по словам твоим!

Что ж, разве свой не выполнил он долг?

Затем припомни, как бойцом он вольным

В единоборство с Гектором вступил.

Не беглый жребий[59] в воду бросил он,

Ком глины влажной – нет, такой, который

Из шлема первый порывался прочь!

Таков был он, а я – его товарищ,

Я, в рабской доле варваркой рожденный.

1290 Несчастный! Ты ль мне это говоришь?

Не твой ли дед Пелоп, отца родитель,

Сам варвар был,[60] фригийской сын земли,

Отец же твой, Атрей, в пиру безбожном

Вкусить дал брату[61] плоть его детей?

Не той ли ты критянки сын, которой

Отец родной, застав с рабом на ложе,[62]

Назначил рыб быть пищею немых?

Вот слава рода твоего – и ты же

Глумишься над рождением моим?

Отец мой – Теламон; он в войске первым

1300 Прослыл бойцом и доблести наградой

В подруги ложа мать мою добыл,

Царевну родом, дочь Лаомедонта.

Он получил ее из рук Геракла

Как избранный высокой чести дар.

От витязя рожденный[63] и царевны

Я не позорю рода моего.

А ты страдальца чести погребенья

Лишил – и не стыдишься слов своих?

Заметь однако: ту ж насилья меру,

Как и к нему, придется к нам троим

Вам применить: мы заодно. И, право,

1310 Мне больше чести за него погибнуть,

Чем в битве за супружницу твою, —

Или там брата твоего – Елену.

Теперь подумай. Не мое уж только,

Но и свое решаешь дело ты.

Не раздражай меня! Не то – быть трусом

Ты предпочтешь, чем хватом против нас.

Со стороны стоянки появляется Одиссей.

Пришел ты кстати, Одиссей – коль скоро

Распутать узел, не стянуть ты хочешь.

В чем дело, мужи? Издали я слышал

Атридов крик над витязем умершим.

1320 Крик? Да, пожалуй; чересчур обидных

Наслышались речей мы от него.

Каких речей? Простить я мужа склонен,

Когда на брань он бранью отвечает.

Он эту брань делами заслужил.

Что ж сделал он и в чем тебя обидел?

Не позволяет труп лишить могилы

И мне назло грозит похоронить.

Возможно ль другу, – честь воздавши правде,

Тебе и впредь с готовностью служить?

1330 О да; запрет безумью был бы равен:

Из всех аргивян ты мне лучший друг.

Послушай же. Не должен ты бездушно

Аякса оставлять без погребенья,

Не должен силе доверять настолько,

Чтоб в ненависти правду попирать.

Он и ко мне враждой пылал безмерной

С тех пор, как я доспехами Ахилла

По приговору овладел. Но я

Не отплачу бесчестьем за бесчестье.

Признать я должен, что из всех ахейцев,

1340 Что против Трои двинулись в поход,

Он уступал Ахиллу одному.

Так и тебе не след его бесчестить.

Ведь не его, а божий законы[64]

Ты оскорбишь. Позорить трупы храбрых

И в ненависти Правда не велит.

Ты, Одиссей – ты с ним – и против нас?

Да; ненависти честь кладет предел.

И я не вправе мертвого попрать?

Не домогайся выгоды бесчестной!

1350 Во власти правду нелегко блюсти!

А уступать благому друга слову?

Долг добрых – уступать законной власти.

Брось! Власть – твоя, хотя б и внял ты дружбе.

Ты помнишь ли, кого почтить ты хочешь?

Он мне врагом, но благородным был.

Что ж, столько чести мертвому врагу?

Я помню не вражду его, а доблесть.

Безумия полны такие речи!

Подчас и друг становится врагом.

1360 Таких друзьями делать – твой совет?

Совет мой – избегать жестокосердья.

Ты трусом выставишь меня сегодня!

Нет, праведным судьей для всей Эллады.

Велишь отдать его для похорон?

Да; и меня ведь та же участь ждет.

Все таковы: всяк о себе радеет!

О ком же больше мне радеть прикажешь?