Глава 5

В СЕМЬЕ НЕ БЕЗ УРОДА

Так случилось, что Швец нарушил сразу два пункта из того свода правил, которому он старался следовать по ходу своей развивающейся ни шатко ни валко служебной милицейской карьеры.

Правило первое: никогда не бери в долг у начальства. И второе: никогда не выпивай – две-три рюмки не в счет – со своим непосредственным начальством, как бы оно, это руководящее лицо, хорошо к тебе ни относилось.

После наезда экс-супруги пришлось срочно озаботиться поиском наличности. Валера терпеть не мог просить деньги в долг, но хотя бы стольник баксов нужно было подбросить Змеюкиной на оперативные расходы (бывшая жена, работая в коммерческой фирме, получала в три раза больше Валеры, да еще и осталась жить вместе с сыном в новенькой двухкомнатной квартире в районе Люблино, ключи от которой капитан милиции Швец получил аккурат к разводу). Тем более, что сынуля стремительно растет и как истинный москвич, пусть пока еще в юном возрасте, активно тянется к благам современной цивилизации…

В таких случаях срабатывал еще один закон: из всего круга сослуживцев и знакомых деньги водились только у пройдошистых и хитрозадых мужиков, но все они были «жадко». К такому обратись, так он с ходу наврет, что сам сидит на мели, хотя из нагрудного кармана выпирает пухлый лопатник. Короче говоря, на кредит в этих кругах никогда рассчитывать не стоит. И наоборот: у хороших, стоящих ребят – к каковым Швец причислял и себя, – которые по первому зову готовы поделиться с тобой бабками и которых Валера сам не раз ссужал наличкой до лучших времен, вечно была напряженка с дензнаками.

Швец смог насобирать у коллег что-то около семисот рублей до получки – кот наплакал… Взяток он не брал (хотя не всякая «благодарность» или там какое-то подношение, по мнению большинства его коллег, может считаться взяткой). «Крышеванием» на пару с коллегами не занимался, с криминалом не сращивался, кавказцев и иных инородцев в свободное от составления бумаг и справок по службе время не рэкетировал – жил и работал дурак-дураком. Конечно, случалось и ему брать деньги за свои услуги, но подобные вещи были скорее исключением, нежели правилом. Когда речь идет о столь хлопотном деле, как розыск пропавших без вести людей, зачастую приходится пахать во внеслужебное время, расходовать личные средства на транспорт. И вот тогда, в случае достижения позитивного результата, глупо отказываться от «премиальных» со стороны осчастливленных им граждан…

Вспомнив, что когда-то замнач по розыску Федорцов, непосредственный начальник Швеца, сам занимал у него деньги на короткий срок – кажется, двести баксов, – Валера, получив облом по всем направлениям, обратился к нему.

И без долгих разговоров получил от него требующуюся сумму, пообещав вернуть долг «как только, так сразу».

Случай этот имел место быть еще на прошлой неделе.

Ну а вчера вечером они вдвоем крепко на пару поддали… Валера уже собирался покинуть здание управления, но перед тем как уйти, заглянул к подзадержавшемуся в своем кабинете начальнику – может, есть еще к нему какое дело. Федорцов сидел за своим столом при свете одной лишь настольной лампы, положив на сцепленные кисти рук тяжелый подбородок и устремив куда-то в пустоту свой неподвижный взгляд. Весь он был какой-то усталый, опустошенный.

– Что случилось, Алексеич? – удивленно спросил Швец.

Федорцов, не меняя своей позы, бесцветным тоном произнес:

– Достали вы все меня… Начальство долбит… дома жена пилит… всякие-разные напряги. Тебе хорошо, Швец. Ты в разводе, свободен… и никакой тебе ответственности.

Швец мигом вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Заглянул в свой «офис», который он делил еще с двумя коллегами, достал из шкафчика початую бутылку коньяка «Белый аист» и плитку шоколада и со всем этим хозяйством вновь наведался к Федорцову.

Они допили «Белый аист», потом опустошили бутылку «Столичной» емкостью ноль семь литра, которую уже Федорцов достал из собственной заначки… Когда они вымелись из здания управления, оба выглядели трезвыми – точнее, им так казалось – как стеклышко. Но потом они заглянули еще в какой-то бар по дороге – Федорцов проживает в четверти часа ходьбы от места работы и потому, учитывая пробки, на личной тачке на работу приезжает лишь изредка – и там основательно добавили. Валера помнил, что он проводил начальника до подъезда, а вот как добирался до общежития, в котором он нынче вынужден обретаться… вот это уже он помнил смутно.

Утром Швец едва не проспал на работу.

Каким-то чудом он все же поспел к самому началу оперативной летучки, причем просочился в кабинет начальника последним. Здесь присутствовала лишь половина штатной численности ОРО – остальные были кто в отпуске, кто отправлен «на усиление». И каждый тут же получил от подполковника Федорцова нагоняй: в краткой, энергичной и максимально доступной пониманию форме.

Кроме Валеры, которому начальник на совещании не сказал ни полслова (как полагал тогда сам Валера, из-за той моральной поддержки, которая вчера им была оказана шефу)…

Но уже вскоре выяснилось, что он слишком рано обрадовался.

– Идите и работайте!! – Начальник показал сотрудникам на дверь. – А вас, Швец, я попрошу задержаться.

Лицо подполковника было изжелта-бледным. Возможно, это последствие вчерашнего. Но не исключено, что вчерашний вечер для Федорцова завершился семейной разборкой: уж больно хмурым выглядел в это утро начальник.

Когда они остались вдвоем, Федорцов достал из шкафчика частично недопитый «баллон». Приложившись к горлышку, он стал шумно глотать минералку из бутыли. Валера предположил, что шеф предложит и ему угоститься водичкой – сам он уже успел выдуть литр минералки, но пока длилась оперативная летучка, губы опять пересохли, – но этого не произошло. Напившись вволю, Федорцов вернул емкость с остатками воды в шкафчик, после чего метнул сердитый взгляд на подчиненного.

– Вот что, Швец… плохо работаешь!

Швец удивленно приподнял брови.

– На тебе висит с десяток розыскных дел…

Валера подумал было, что Федорцов потребует поскорее отдать должок, но шефа, как выяснилось, беспокоило совсем другое.

– Больше, – честно признался Швец. – Гораздо больше… почти два десятка.

– Даже так?! – сердито сказал начальник. – И ни по одному из них я не вижу конкретного результата!

Швец мог бы многое сказать в свое оправдание. О том, что его, как и других оперов, через сутки, а то и каждый день гоняют то на дежурства, то на усиление, то прикрепляют к участковым и сотрудникам паспортно-визовых отделов (власти продолжают чистить Москву и ближнее Подмосковье от нелегалов, и на осуществление этой задачи брошены огромные силы всех подразделений милиции)… Когда тут, спрашивается, вести оперативно-розыскную работу? Да, дел скопилось до фига, одной бумажной писанины предстоит дня на два, на три. Но разве это его собственная вина?

Ничего этого, естественно, Швец вслух не сказал (начальник знает ситуацию не хуже его).

– А ты ведь опытный опер, Швец!

Валера скромно пожал плечами.

– Ну так давай, действуй! – чуть помягчев лицом, сказал начальник. – Учти, «палочки» в нашей системе пока еще никто не отменял.

Получив втык от шефа, Швец вернулся в кабинет, который к этому времени уже опустел.

К случившемуся он отнесся спокойно, поскольку всегда старался руководствоваться мудростью, которую слегка перефразировал: «Хуле и хвале я внемлю равнодушно…» Но это не означает, что он может сейчас сидеть сложа руки или, к примеру, поправлять здоровье пивком (кстати, это неплохая мысль). Нужно что-то делать… Требуется срочно совершить трудовой подвиг, чтобы отмазаться самому и внести весомый вклад в общий котел родного отдела.

Валера, допив остатки минералки из пластикового «баллона», который он принес с собой, принялся рыться в своих записях, отыскивая нужные ему номера телефонов. По ходу этих занятий он наткнулся на два листа писчей бумаги, сложенной в четвертушку.

«Блин!.. – выругался он про себя. – Совсем как-то вылетело из головы… Больше недели уже прошло, а я обещался позвонить денька через три… Дело, конечно, пустое, зряшное, не фиг даже время тратить, но нужно все же звякнуть этой… Маше Даниловой».

М-да, как-то неловко вышло. Что подумает о нем Полухин, который по-приятельски попросил помочь? Хотя Слава и сам хорош: неужели не просек, что его знакомая или подруга молодости бурной попросту дурью мается?!

Швец хотел было набрать номер Сергиево-Посадского райотдела, но тут же передумал: Славе он позвонит ближе к вечеру, когда разгребется с собственными делами.

Первые два звонка оказались неудачными: по данным адресам все обстояло благополучно, люди эти сами как-то разрешили проблемы со своими родственниками – любителями срываться с насиженных мест, бегать, колесить по краям и весям. Следовательно, полезными друг другу они сейчас быть не могут.

С третьей попытки – повезло.

– Анна Тимофеевна? – услышав в трубке женский голос, произнес он. – Здравствуйте! Вас беспокоит капитан Швец из УВД Южного округа. Не забыли еще меня?

– Да, да, конечно… А вы… вы уже знаете?

Швец довольно усмехнулся: на этот раз, кажется, он попал в точку.

– Что, опять Петра Леонтьича потянуло на вольные просторы? Ну и как давно… это случилось?

– Да вот третьи сутки пошли уже. Я как раз собиралась сегодня звонить вам. Представляете? Месяц не выходил из дому, все было спокойно…

«Представляю, как Леонтьич достал вас всех, – усмехнувшись, подумал про себя Швец. – И тебя, свою падчерицу, и твоего супруга…»

Порасспросив немного женщину, Швец выяснил, что она еще вчера проехалась по всем точкам, где обычно пасется ее отчим, но так его и не нашла.

– Не волнуйтесь, Анна Тимофеевна, найду я вашу пропажу, верну домой в целости и сохранности, – заверил он женщину. – Вы только черканите для порядка заявление. Желательно – вчерашним числом.

Служебный транспорт для поездки ему выбить не удалось, и Швец отправился в известное ему место своим ходом (он успел хорошо изучить привычки Леонтьича и почти наверняка знал, где тот сейчас обретается).

Поездка, которая на машине отняла бы у него от силы пятнадцать минут, съела час с лишним рабочего времени – это только в один конец. Место, куда он в итоге добрался, называется Бутово. Нет, это не Северное Бутово и даже не кварталы Южного Бутова с его громадными новостройками, а именно поселок Бутово.

Мало кто слышал об этом населенном пункте, который уже в скором будущем поглотит огромная Москва. И еще меньшее количество людей знают о «закрытом» поселке Бутово и о тех черных делах, что здесь творились в тридцатых, сороковых и в первой половине пятидесятых годов.

Секретный полигон НКВД «Бутово» – вот как некогда называлась эта тихая и неприметная нынче территория, находящаяся всего в нескольких километрах южнее МКАД.

О драматических событиях той давней поры помнят разве что родственники расстрелянных здесь в те годы людей, приговоренных к ВМН и убитых преимущественно выстрелами в затылок. И другие, наверное, помнят: те, кто исполнял, кто был свидетелем тех расправ…

Пройдя пешком вдоль длинной, огороженной с одной стороны высоким сплошным забором улицы, Швец свернул к водоему на окраине поселка.

Сейчас его не интересовал ни скромный мемориальный комплекс, устроенный здесь в память о десятках тысяч расстрелянных в Бутове, преимущественно в 1937 и 1938 годах, ни возведенная здесь сравнительно недавно церковь, в которой шли поминальные службы о невинно убиенных, тела которых нынче покоятся в огромных рвах, засыпанных землей. Ему нужен был именно Петр Леонтьич, и он знал, догадывался, в каком именно месте его можно отыскать.

И действительно… Едва только Швец вышел на берег водоема – берега поднимались здесь на три-четыре метра, кое-где они были пологими, кое-где обрывистыми, – как на противоположном берегу, метрах в трехстах через озерцо, заметил человеческую фигуру. Силуэт был особенно хорошо виден на фоне кирпично-красного строения, довольно древнего на вид, обнесенного оградой, которое местные называют не иначе, как «крепость»…

Валера двинул в обход, по тропинке, вихляющей вдоль берега, заросшего кустарником, при этом стараясь не терять из виду фигуру человека, который, как он сейчас уже отчетливо видел, сидел на стволе поваленного дерева… Пока шел по улице, снял пиджак – майское солнце уже заметно припекало; но здесь, у водоема, было как-то прохладно и даже стыло, так что он снова надел его.

Мужчина, сидящий на берегу, одет почти по-зимнему: в теплую куртку с откинутым на спину капюшоном, застегнутую до горла, на ногах мужские полусапожки на липучках. Плешивую, с седыми прядками на висках голову прикрывает старомодного вида берет. Глаза, упрятанные в глубоких впадинах под седыми кустистыми бровями, были красными и влажными. Что тому причиной – бессонница, алкоголь или ветерок, дувший ему в лицо, – Швец мог лишь гадать…

В сущности, он был еще не старым мужчиной – что такое шестьдесят пять лет? Но порой, как вот сейчас, когда он, ссутулившись, неподвижно смотрел на воду, Леонтьич выглядел столь же древним, что и строение у него за спиной…

– Здравствуйте, Петр Леонтьевич! – подойдя поближе, поздоровался Швец. – А я вас опять вычислил… Ну что, узнали меня?

– А, это ты, служба… – На лице, заросшем трехдневной щетиной, возникло некое подобие улыбки. – Опять моя Анна подняла всех на ноги? О-от же дура.

– Леонтьич, как хотите… но я по вашу душу. Третьи сутки как вы ушли из дому. Близкие вот ваши беспокоятся…

– Дура! – громко, как выстрелил, сказал Леонтьич. – Спит и мечтает, чтоб я поскорее сдох! Опеку на надо мной оформила, как же! Живут в моей квартире, которую я получил еще при Юрии Владимировиче… Хотят меня в психушку сдать, да… Но живы еще мои друзья, мои коллеги… они не позволят… не позволят! Да это они… вы все – как раз ненормальные, Анна моя и все молодые вроде тебя! А я, служба, в порядке, в полном порядке… Водку будешь со мной пить?

Только сейчас Швец заметил у его ног опорожненную наполовину бутылку водки с закрученной пробкой и надвинутой на горлышко граненой стопкой. И тут же ощутил исходящий от Леонтьича запах алкоголя.

– Я на работе, – сказал Швец. – Не положено мне, Леонтьич. А вот пивка за компанию с вами выпью.

Банка пива уже успела согреться у него в руке – он прикупил в киоске по дороге, – так что он слегка пожалел, что не выпил его раньше.

Дернув за «козырек», Швец открыл банку и жестом предложил ему угоститься. Но Леонтьич отрицательно качнул головой… и сам налил себе стопарь водки.

Леонтьич поднял рюмку:

– Давай, служба, выпьем… за хорошие времена!

Отойдя чуть в сторонку, Швец позвонил по сотовому в управление, чтобы выслали в Бутово машину: за ним и за Леонтъичем. Дежурный заверил, что транспорт будет на месте уже через полчаса.

Переговорив с конторой, Валера вернулся к Леонтьичу. Уселся на поваленное дерево, но не так чтобы рядом. Леонтьич молчал, глядя куда-то за горизонт; Швец, не зная, о чем говорить, также хранил молчание.

Петр Леонтьевич, по крайней мере в последние годы, был мужчиной тихим, смирным, но с тараканами в голове. Проживает он в четырехкомнатной квартире на Кутузовском проспекте совместно с семьей своей падчерицы Анны Тимофеевны; последняя несколько лет назад оформила над ним опеку и приватизировала квартиру, выделенную когда-то «Юрием Владимировичем» (надо полагать, Андроповым) – ее отчиму, в свою собственность. Швец знал о нем немногое… Знал, что Леонтьич служил в КГБ и что вроде бы он был адъютантом или помощником Цвигуна, генерала армии, родственника Брежнева и первого зама самого Андропова на посту председателя Комитета госбезопасности. В начале восьмидесятых его начальник вроде бы застрелился. Анна Тимофеевна, когда он был у них в доме в последний раз, проговорилась, что у отчима в восемьдесят втором году был нервный срыв, повлекший за собой лечение в психоневрологическом диспансере; после чего последовало увольнение в запас в звании полковника госбезопасности… А ведь именно в восемьдесят втором произошел несчастный случай с Цвигуном… Размышляя над всем этим, Швец предположил, что Леонтьич, опасаясь «оргвыводов», сам залег в «дурку»… Так оно было на самом деле или нет, не суть важно. Сейчас у этого человека действительно случаются «затмения»… определенно, не все у него в порядке с головой.

Обычно он – Леонтьич – сидел в кресле и жил себе тихо, как гриб.