Геннадий Яковлевич СНЕГИРЁВ
      Чудесная лодка
      Рассказы
      ________________________________________________________________
      ОГЛАВЛЕНИЕ:
      Чудесная лодка
      Верблюжья варежка
      Скворец
      Морская свинка
      Пеликан
      Куколка
      Лось
      Ослик
      Проша
      Ука
      Жук
      Слон
      Жулька
      Дикий зверь
      Кабаны
      Кто сажает лес
      Медведь
      Беспокойный хвостик
      Кедр
      Бурундук
      Хитрый бурундук
      Ворон
      Бабочка на снегу
      Ночные колокольчики
      Бобровый сторож
      Бобровая хатка
      Бобрёнок
      В заповеднике
      Черничное варенье
      Озеро Азас
      Топ
      В Саянах
      Танец верблюдов
      Весной
      Лесник Тилан
      Морской сазан
      В Ленкорани
      Арал
      Умный дикобраз
      В Хиве
      Маленькое чудовище
      Белёк
      Как воробей на Камчатке побывал
      Мишка-китобой
      Лампанидус
      Обитаемый остров
      Осьминожек
      Осьминог
      Колюшка-храбрюшка
      Михаил
      Рачок-мореход
      Медвежата с Камчатки
      В первый раз
      ________________________________________________________________
      ЧУДЕСНАЯ ЛОДКА
      Мне надоело жить в городе, и весной я уехал в деревню к знакомому рыбаку Михею. Михеев домик стоял на самом берегу речки Северки.
      Чуть свет Михей уплывал на лодке рыбачить. В Северке водились огромные щуки. Всю рыбу они держали в страхе: попадались плотвички прямо из щучьей пасти - на боках чешуя ободрана, как будто оцарапали гребёнкой.
      Каждый год Михей грозился поехать в город за щучьими блёснами, да никак не мог собраться.
      Но однажды Михей вернулся с реки сердитый, без рыбы. Он молча затащил лодку в лопухи, велел мне не пускать соседских ребят и уехал в город за блёснами.
      Я сел у окна и стал смотреть, как по лодке бегает трясогузка.
      Потом трясогузка улетела и к лодке подошли соседские ребята: Витя и его сестра Таня. Витя осмотрел лодку и стал тащить её к воде. Таня сосала палец и смотрела на Витю. Витя закричал на неё, и они вместе спихнули лодку в воду.
      Тогда я вышел из домика и сказал, что брать лодку нельзя.
      - Почему? - спросил Витя.
      Я сам не знал почему.
      - Потому, - сказал я, - что лодка эта чудесная!
      Таня вынула палец изо рта.
      - А чем она чудесная?
      - Мы только до поворота доплывём и обратно, - сказал Витя.
      До речного поворота было далеко, и, пока ребята плыли туда и обратно, я всё придумывал что-нибудь чудесное и удивительное. Прошёл час. Ребята вернулись обратно, а я так ничего и не придумал.
      - Ну, - спросил Витя, - чем же она чудесная? Простая лодка, один раз даже на мель села и течёт!
      - Да, чем она чудесная? - спросила Таня.
      - А вы разве ничего не заметили? - сказал я, а сам старался поскорей что-нибудь придумать.
      - Нет, ничего не заметили, - сказал Витя ехидно.
      - Конечно, ничего! - сказала сердито Таня.
      - Так, значит, ничего и не заметили? - спросил я громко, а сам хотел уже удрать от ребят.
      Витя замолчал и стал вспоминать. Таня сморщила нос и тоже стала вспоминать.
      - Видели следы цапли на песке, - робко сказала Таня.
      - Ещё видели, как уж плывёт, только головка из воды торчит, - сказал Витя.
      Потом они вспомнили, что зацвела водяная гречиха, и ещё видели белый бутон кувшинки под водой. Витя рассказал, как стайка мальков выпрыгнула из воды, спасаясь от щуки. А Таня поймала большую улитку, а на улитке ещё сидела маленькая улиточка...
      - Разве всё это не чудесно? - спросил я.
      Витя подумал и сказал:
      - Чудесно!
      Таня засмеялась и закричала:
      - Ещё как чудесно!
      ВЕРБЛЮЖЬЯ ВАРЕЖКА
      Вязала мне мама варежки, тёплые, из овечьей шерсти.
      Одна варежка уже готова была, а вторую мама до половины только связала - на остальное не хватило шерсти. На улице холодно, весь двор замело снегом, гулять меня без варежек не пускают - боятся, что отморожу руки. Сижу я у окна, смотрю, как синицы прыгают на берёзе, ссорятся: наверное, не поделили жучка. Мама сказала:
      - Подожди до завтра: утром пойду к тёте Даше, попрошу шерсти.
      Хорошо ей говорить "до завтра", когда я сегодня гулять хочу! Вон со двора к нам дядя Федя, сторож, идёт без варежек. А меня не пускают.
      Вошёл дядя Федя, снег веником отряхнул и говорит:
      - Мария Ивановна, там дрова на верблюдах привезли. Будете брать? Хорошие дрова, берёзовые.
      Мама оделась и пошла с дядей Федей смотреть дрова, а я выглядываю из окошка, хочу увидать верблюдов, когда они выезжать будут с дровами.
      С одной подводы дрова выгрузили, верблюда вывели и привязали у забора. Большой такой, лохматый. Горбы высокие, как кочки на болоте, и набок свешиваются. Вся морда верблюда покрыта инеем, и губами он что-то всё время жуёт - наверное, хочет плюнуть.
      Смотрю я на него, а сам думаю: "Вот у мамы шерсти на варежки не хватает - хорошо бы остричь верблюда, только немножко, чтобы он не замёрз".
      Надел я быстро пальто, валенки. Ножницы в комоде нашёл, в верхнем ящике, где всякие нитки, иголки лежат, и вышел во двор. Подошёл к верблюду, погладил бок. Верблюд ничего, только косится подозрительно и всё жуёт.
      Залез я на оглоблю, а с оглобли сел верхом между горбами.
      Повернулся верблюд посмотреть, кто там копошится, а мне страшно: вдруг плюнет или сбросит на землю. Высоко ведь!
      Достал я потихоньку ножницы и стал передний горб обстригать, не весь, а самую макушку, где шерсти больше.
      Настриг целый карман, начал со второго горба стричь, чтобы горбы были ровные. А верблюд ко мне повернулся, шею вытянул и нюхает валенок.
      Испугался я сильно: думал, ногу укусит, а он только полизал валенок и опять жуёт.
      Подравнял я второй горб, спустился на землю и побежал скорей в дом. Отрезал кусок хлеба, посолил и отнёс верблюду - за то, что он мне дал шерсти. Верблюд сначала соль слизал, а потом съел хлеб.
      В это время пришла мама, дрова выгрузила, второго верблюда вывели, моего отвязали, и все уехали.
      Мама меня дома бранить стала:
      - Что же ты делаешь? Ты же простынешь без шапки!
      А я правда забыл надеть шапку. Вынул я из кармана шерсть и показал маме - целая куча, совсем как овечья, только рыжая.
      Мама удивилась, когда я ей рассказал, что это мне дал верблюд.
      Из этой шерсти мама напряла ниток. Целый клубок получился, варежку довязать хватило и ещё осталось.
      И теперь я хожу гулять в новых варежках.
      Левая - обыкновенная, а правая - верблюжья. Она до половины рыжая, и когда я смотрю на неё, то вспоминаю верблюда.
      СКВОРЕЦ
      Ходил я гулять в лес. В лесу тихо, только слышно иногда, как деревья от мороза трещат.
      Ёлки стоят и не шелохнутся, на ветках подушки снега намело. Я ногой по ёлке ударил - целый сугроб мне свалился на голову. Стал я снег отряхивать, смотрю - идёт девочка. Снег ей по колени. Отдохнёт немножко и опять идёт, а сама вверх на деревья смотрит, ищет что-то.
      - Девочка, что ты ищешь? - спрашиваю.
      Девочка вздрогнула, на меня посмотрела:
      - Ничего, так просто!
      И дальше пошла. Сама маленькая, а валенки большие.
      Вышел я на тропинку, с тропинки в лес не сворачиваю, а то и так полные валенки набралось снега. Погулял я немножко, ноги замёрзли. Пошёл домой.
      На обратном пути смотрю - опять эта девочка впереди меня по тропинке тихо-тихо идет и плачет. Я её догнал.
      - Отчего, - говорю, - ты плачешь? Может, я помогу.
      Посмотрела она на меня, вытерла слёзы и говорит:
      - Мама комнату проветривала, а Борька, скворец, в форточку вылетел и улетел в лес. Теперь он ночью замёрзнет!
      - Чего ж ты раньше молчала?
      - Боялась, - говорит, - что ты Борьку поймаешь и возьмёшь себе.
      Стали мы вместе с девочкой искать Борьку. Спешить надо: темнеть уже стало, а ночью Борьку сова съест. Девочка в одну сторону пошла, а я в другую. Каждое дерево осматриваю, нигде нет Борьки. Хотел я уже обратно идти, вдруг слышу - девочка кричит: "Нашла, нашла!" Подбегаю я к ней стоит она около ёлки и показывает наверх:
      - Вот он! Замёрз, бедный.
      А на ветке сидит скворец, перья распушил и одним глазом смотрит на девочку.
      Девочка его зовёт:
      - Боря, иди ко мне, хороший!
      А Боря только к ёлке прижался и идти не хочет. Тогда я полез на ёлку, чтоб его поймать.
      Только долез до скворца, хотел схватить, а скворец перелетел к девочке на плечо. Она обрадовалась, спрятала его под пальто.
      - А то, - говорит, - пока донесу до дому, замёрзнет.
      Пошли мы домой. Темно уже стало, в домах огоньки зажглись. Я спрашиваю у девочки:
      - А давно у тебя скворец живёт?
      - Давно.
      А сама быстро идёт, боится, что скворец под пальто замёрзнет. Я за девочкой иду, стараюсь не отставать.
      Пришли мы к её дому, девочка попрощалась со мной.
      - До свиданья, - только мне сказала.
      Я на неё долго смотрел, пока она валенки на крыльце чистила от снега, всё ждал, что девочка мне скажет ещё что-нибудь. А девочка ушла и дверь за собой закрыла на щеколду.
      МОРСКАЯ СВИНКА
      За нашим садом - забор. Кто там живёт, не знал я раньше. Совсем недавно узнал. Ловил я в траве кузнечиков, смотрю - глаз из дырки в заборе на меня смотрит.
      - Кто ты? - спрашиваю.
      А глаз молчит и всё смотрит, за мной подглядывает. Смотрел, смотрел, а потом говорит:
      - А у меня морская свинка есть!
      Интересно мне стало: простую свинку я знаю, а морскую никогда не видел.
      - У меня, - говорю, - ёжик был живой. А почему свинка морская?
      - Не знаю, - говорит. - Наверное, она в море раньше жила. Я её в корыто сажал, а она воды боится, вырвалась и убежала под стол!
      Захотелось мне морскую свинку посмотреть.
      - А как, - говорю, - тебя зовут?
      - Серёжа. А тебя как?
      Подружились мы с ним. Побежал Серёжа за морской свинкой, я в дырку за ним смотрю. Долго его не было. Вышел Серёжа из дома, в руках несёт какую-то рыжую крысу.
      - Вот, - говорит, - она не хотела идти, у ней дети скоро будут: и не любит, чтобы её за живот трогали, рычит!
      - А где же у неё пятачок?
      Серёжа удивился:
      - Какой пятачок?
      - Как какой? У всех свиней на носу пятачок есть!
      - Нет, когда мы её покупали, у неё пятачка не было.
      Стал я Серёжу расспрашивать, чем он кормит морскую свинку.
      - Она, - говорит, - любит морковку, но молоко тоже пьёт.
      Не успел мне Серёжа всё рассказать, его позвали домой.
      На другой день я гулял возле забора и смотрел в дырку: думал, Серёжа выйдет, вынесет свинку. А он так и не вышел. Дождь капал, и, наверное, мама его не пустила. Стал я гулять по саду, смотрю - под деревом что-то рыжее лежит в траве.
      Подошёл я поближе, а это Серёжина морская свинка. Обрадовался я, только не пойму, как она к нам в сад лопала. Стал я осматривать забор, а там внизу дыра. Свинка, наверное, пролезла через эту дырку. Взял я её в руки, она не кусается, только нюхает пальцы и вздыхает. Промокла вся. Принёс я свинку домой. Искал, искал морковку, так и не нашёл. Дал ей кочерыжку от капусты, она кочерыжку съела и уснула под кроватью на коврике.
      Я сижу на полу, смотрю на неё и думаю:
      "А что, если Серёжа узнает, у кого свинка живёт? Нет, не узнает: я её на улицу выносить не буду!"
      Вышел я на крыльцо, слышу - где-то близко тарахтит машина. Подошёл я к забору, в дырку заглянул, а это у Серёжи во дворе стоит грузовая машина, на неё грузят вещи. Серёжа под крыльцом шарит палкой - наверное, ищет морскую свинку. Серёжина мама в машину подушки положила и говорит:
      - Серёжа! Скорей надевай пальто, сейчас поедем!
      Серёжа заплакал:
      - Нет, не поеду, пока не найду свинку! У неё дети скоро будут, она, наверное, под дом спряталась!
      Жалко мне стало Серёжу, позвал я его к забору.
      - Серёжа, - говорю, - кого ты ищешь?
      - Свинка моя пропала, а тут ещё уезжать надо!
      Я ему говорю:
      - Свинка твоя у меня, она к нам в сад забежала. Я тебе её сейчас вынесу.
      - Ой, - говорит, - как хорошо! А я-то думал: куда она делась?
      Принёс я ему свинку и подсунул под забор.
      Серёжу мама зовёт, машина уже гудит.
      Схватил Серёжа свинку и говорит мне:
      - Знаешь что? Я тебе обязательно, когда она детей родит, маленькую свинку дам. До свиданья!
      Сел Серёжа в машину, мама его плащом укрыла, потому что дождь начал капать.
      Свинку Серёжа тоже плащом укрыл. Когда машина уезжала, Серёжа мне рукой махал и кричал что-то, я не разобрал - наверное, про свинку.
      ПЕЛИКАН
      Когда я был совсем маленький, пошли мы с мамой в зоопарк. Мама мне купила булку.
      - Будешь, - говорит, - зверей кормить.
      Я кусочки от булки отщипывал и давал всем зверям.
      Верблюд свой кусочек съел, вздохнул и мою ладонь полизал - видно, не наелся; но я ему больше не дал: другим зверям тогда не хватит.
      Медведю кинул кусочек, а он лежит в углу и булки не замечает. Я ему кричу:
      - Мишка, ешь!
      А он на другой бок перевернулся, как будто не слышит.
      Всю булку отдал зверям, осталась одна горбушка.
      Мама говорит:
      - Пойдём домой, звери уже устали, хотят спать.
      Пошли мы к выходу.
      - Мама, - говорю, - ещё горбушка осталась, нужно дать её пеликанам.
      А пеликаны живут на озере.
      Мама говорит:
      - Ну, беги скорее, я тебя здесь подожду.
      Прибежал я к пеликанам, а они уже спят. Столпились на берегу и спрятали головы под крылья.
      Только один пеликан не спит, стоит около дерева и перед сном умывается: чистит пёрышки. Клюв большой, а глазки маленькие и хитрые.
      Просунул я ему горбушку через решётку.
      - Скорей, - кричу, - ешь, а то меня мама ждёт!
      Пеликан перестал умываться, посмотрел на горбушку, медленно ко мне подошёл и ка-ак клюнет!
      Не успел я руку отдёрнуть, он её вместе с горбушкой схватил.
      Я закричал, а он руку выпустил, клюв вверх поднял и проглотил горбушку.
      Посмотрел я на руку, а на ней царапина. Это пеликан руку оцарапал, хотел её вместе с горбушкой проглотить.
      - Чего ты стоишь там, иди скорей! - зовёт меня мама.
      А пеликан за дерево спрятался.
      Мама меня спрашивает:
      - Булку отдал пеликану?
      - Отдал, - говорю.
      - А что ты держишь в кармане?
      - Ничего, просто так.
      А это я оцарапанную руку в карман спрятал, чтобы мама не увидела.
      Пришли мы домой. Мама так и не заметила, что меня пеликан укусил, а я маме про это не рассказываю - боюсь, а вдруг она пеликана бранить будет, чтоб зря не клевался.
      КУКОЛКА
      Однажды я гулял в лесу. Было тихо, только дятел где-то далеко долбил дерево да синицы попискивали. И трава и ветки на деревьях были белые от инея. Вода в речке была чёрная. Я стоял на берегу, смотрел, как белые снежинки тают в чёрной воде, и думал: "А где же теперь рыбы? А летучая мышь? А бабочки? Рыбы сидят в ямах на дне. Летучая мышь где-нибудь в дупле спит. А бабочки зимой не могут спать: они маленькие и нежные, сразу замёрзнут". И я стал искать бабочек. Пускай не живых, а которые от холода умерли. И в траве смотрел. И норку мышиную раскопал, нашёл там крылышко от жука. И под кочкой искал. Нигде нет мёртвых бабочек.
      Под соснами, во мху, остался гриб, весь сморщенный. Я его стал выкапывать и в земле нашёл коричневую, вроде сучка, куколку. Только на сучок она не похожа. Она похожа на бабочку без крыльев, без ножек и твёрдая.
      Дома я показал куколку отцу. Он спросил, где я её нашёл. Я сказал, что под сосной.
      - Это соснового шелкопряда куколка, - сказал отец.
      Я спросил:
      - Она совсем мёртвая?
      - Нет, не совсем. Была живая, сейчас мёртвая, а весной... увидишь.
      Я очень удивился: "Была живая, сейчас мёртвая, а весной... Разве мёртвые оживают?"
      Куколку я положил в спичечную коробку, а коробку спрятал под кровать и забыл про неё.
      Весной, когда снег растаял и лес стал зелёный, я проснулся утром и слышу: кто-то шуршит под кроватью. Я подумал: мышь. Посмотрел под кровать, там мыши нет, только спичечная коробка валяется. В коробке кто-то шуршит, шелестит. Я открыл коробку. Из неё вылетела золотистая, как сосновая чешуйка, бабочка. Я даже не успел её поймать. Я не понял, откуда она. Ведь в коробке была мёртвая куколка, твёрдая, как сучок.
      Бабочка вылетела в окно и полетела к соснам на берегу реки. В лесу пели птицы, пахло травой, кричал петух, а я смотрел на пустую спичечную коробку и думал: "Она же была мёртвая, мёртвая!"
      ЛОСЬ
      Весной я был в зоопарке. Кричали павлины. Бегемота сторожиха метлой загоняла в его домик. Медведь на задних лапах выпрашивал кусочки. Слон топал ногой. Верблюд линял и, говорят, даже плюнул в одну девочку, только я не видел.
      Я уже собрался уходить, когда заметил лося.
      Он стоял неподвижно на холме, далеко от решётки. Деревья были чёрные, мокрые. Листья на этих деревьях ещё не распустились. Лось среди чёрных деревьев, на длинных ногах был такой странный и красивый.
      И мне захотелось увидеть лося на воле. Я знал, что лося можно встретить только в лесу. На другой день я поехал за город.
      Поезд остановился на маленькой станции. За будкой стрелочника была тропинка. Она вела прямо в лес. В лесу было мокро, но листья на деревьях уже распустились. На бугорках росла травка.
      Я шёл по тропинке очень тихо. Мне казалось, что лось где-нибудь близко, и я боялся.
      И вдруг в тишине я услышал: тень-тень-тень, пинь-пинь-тень...
      Да это же совсем не капли; на берёзке сидела маленькая птичка и пела так же звонко, как вода падает на льдинку. Птичка увидела меня и улетела, я даже не успел её разглядеть.
      Я очень жалел, что спугнул её, но она снова где-то далеко в лесу запела-затенькала.
      Я сел на пенёк и стал её слушать. Около пенька была лесная лужа. Солнце освещало её, и видно было, как на дне копошится какой-то паучок с серебряным брюшком. И только я внимательно поглядел на паучка, как вдруг жук-водомерка на своих тонких лапках, как на коньках, быстро скользнул по воде. Он догнал другую водомерку, и они вместе от меня ускакали. А паучок поднялся наверх, набрал на мохнатое брюшко воздуха и медленно опустился на дно. Там у него к травинке был привязан паутиной колокольчик. Паучок лапками сгрёб с брюшка воздух под колокольчик. Колокольчик качнулся, но паутина его удержала, и я увидел в нём воздушный шарик. Это у паука-серебрянки такой домик под водой, и там паучата живут, вот он и носит им воздух. Ни одна птица до них не доберётся.
      И тут я услышал, как за пеньком, на котором я сижу, кто-то возится, шуршит. Я тихонько одним глазом посмотрел в ту сторону. Вижу, сидит мышка с жёлтым горлышком и отдирает сухой мох от пенька. Схватила клочок мха и убежала. Мох она мышатам в нору постелит. Земля-то ещё сырая.
      За лесом паровоз загудел, пора домой. Да и устал я сидеть тихо, не шевелиться.
      Когда подходил к станции, вдруг вспомнил: ведь лося я так и не увидел!
      Ну и пускай, зато я паучка-серебрянку видел, и желтогорлую мышь, и водомерку и слышал, как теньковка поёт. Разве они не такие же интересные, как лось?
      ОСЛИК
      Ещё в детстве в какой-то книжке я прочёл, что у ребят был свой ослик. Они сами его кормили и ездили на нём куда хотели. И с тех пор я только и мечтал о своем ослике, даже деньги копил, чтобы его купить.
      Когда к нам приезжали знакомые, пили чай и разговаривали с мамой о своих взрослых делах, я всегда спрашивал: сколько стоит ослик, чем его кормят, может он жить у нас в Москве, а вдруг ему снег не понравится? Все смеялись, а мама укладывала меня пораньше спать.
      Теперь я стал уже большим и недавно ездил в Таджикистан. Я жил в кишлаке. У хозяина, где я остановился, был ослик, серый и маленький. Ослик стоял около сарая и отмахивался хвостиком от мух.
      Мне очень захотелось прокатиться на нём верхом. Хозяин мне разрешил:
      - Сколько хочешь езди, только возьми палку.
      Палку я не взял и пожалел. Ослик всё время останавливался, ревел и дальше не шёл. Я его и упрашивал, и подталкивал сзади - всё равно стоит на одном месте. А потом вдруг быстро побежал, я крепко вцепился в гриву.
      Он завёз меня на середину ручья и остановился. Вода в ручье ледяная, до берега далеко, и тут я пожалел, что у меня нет палки.
      Я его уже не называл осликом, а ругал как попало. Хорошо, что хозяину надоело меня ждать. Он пришёл к ручью, сломал прут, и обратно мы ехали быстро. Хозяин смеялся надо мной. Я совсем не знал, что осёл такой упрямый. Ведь в книжке рассказывали про послушного ослика, а это был длинноухий, упрямый осёл, совсем не тот, на которого я копил деньги в детстве.
      ПРОША
      Один мальчик, его звали Проша, не любил ходить в детский сад. Мама ведёт его утром в детский сад, а Проша спрашивает:
      - Почему ты меня ведёшь?
      Мама говорит:
      - Потому что ты один заблудишься!
      - Нет, не заблужусь!
      - Нет, заблудишься!
      Проша каждый день с мамой спорил. Раз утром мама говорит ему:
      - Иди один в детский сад!
      Обрадовался Проша и пошёл один, без мамы. А мама шла по другой стороне улицы и смотрела - куда он пойдёт? Проша не видел маму. Он прошёл немножко по улице, остановился и стал смотреть в окно. Он очень любил смотреть в чужие окна.
      В этом окне сидела собака. Она увидела Прошу и стала лаять. А Проша совсем не боялся собаки. Правда, он боялся, но немножко: он знал, что собака за стеклом!
      Проша становился всё храбрей. Сначала он показывал собаке язык, а потом стал кидать камушки. Собака на него злилась. Она хотела его укусить, но стекло её не пускало. Собаку кто-то позвал. Она завиляла хвостом и прыгнула в комнату.
      Проша всё стоял у окна и ждал. И вдруг видит: открывается дверь выходит эта собака и с ней девочка. Она её на цепочке вывела погулять.
      Проша хотел побежать - от страха ноги не двигаются. Хотел закричать тоже не может!
      А собака увидела Прошу и как зарычит, зубы оскалила!
      Девочка изо всех сил держит собаку и кричит Проше:
      - Беги! Беги!
      Проша закрыл лицо руками и как заревёт:
      - Больше не буду! Не буду дразнить!
      Тут подбежала Прошина мама, взяла его на руки, и они скорей пошли в детский сад.
      УКА
      Пошёл я на болото собирать клюкву. Набрал полкорзинки, а солнце уже низко: из-за леса выглядывает, вот-вот скроется.
      Спина устала немножко, распрямился я, смотрю - пролетела цапля. Наверно, спать. Она на болоте давно живёт, я её всегда вижу, когда она пролетает.
      Солнце уже зашло, а светло ещё, небо на том месте красное-красное. Тихо вокруг, только кто-то кричит в камышах, не очень громко, а слышно далеко: "Ук!" Подождёт немножко и опять: "Ук!"
      Кто же это такой? Я этот крик и раньше слышал, только не обращал внимания. А сейчас мне как-то любопытно стало: может, это цапля так кричит?
      Стал я ходить около этого места, где крик слышен. Близко совсем кричит, а никого нет. Темно скоро будет. Пора домой. Только немного прошёл - и вдруг кричать перестало, не слышно больше.
      "Ага, - думаю, - значит, здесь!" Притаился я, стою тихо-тихо, чтоб не спугнуть. Долго стоял, наконец на кочке, совсем рядом, откликнулось: "Ук!" - и опять тишина.
      Присел я, чтоб получше разглядеть, смотрю - лягушечка сидит и не шевелится. Маленькая совсем, а кричит так громко!
      Поймал я её, в руке держу, а она даже не вырывается. Спинка у неё серая, а брюшко красное-красное, как небо над лесом, где зашло солнце. Посадил я её в карман, корзиночку с клюквой взял и пошёл домой. В окнах у нас свет зажгли. Наверно, сели ужинать.
      Пришёл я домой, дедушка меня спрашивает:
      - Куда ходил?
      - Ловил укалку.
      Он не понимает.
      - Что, - говорит, - за укалка такая?
      Полез я в карман, чтоб её показать, а карман пустой, только немножко мокрый. "У, - думаю, - противная ука! Хотел её дедушке показать, а она убежала!"
      - Дедушка, - говорю, - ну, знаешь, ука такая - она вечером всегда на болоте кричит, с красным животом.
      Дедушка не понимает.
      - Садись, - говорит, - ешь да спать ложись, завтра разберёмся.
      Встал я утром и весь день ходил, всё про уку думал: вернулась она на болото или нет?
      Вечером пошёл я опять на то же место, где поймал уку. Долго стоял, всё слушал: не закричит ли.
      Наконец тихонько: "Ук!" - где-то сзади крикнула и опять стала кричать. Я её искал, искал, так и не нашёл. Подойдёшь поближе - молчит. Отойдёшь - опять начинает. Наверно, она спряталась под кочку.
      Надоело мне её искать, пошёл я домой.
      Зато теперь-то я знаю, кто на болоте вечером так громко укает. Не цапля это, а маленькая ука с красным животиком.
      ЖУК
      У меня есть сестра Галя, она на год младше меня, а такая плакса, обязательно я должен ей всё уступать. Мама даст что-нибудь вкусное, Галя своё съест и ещё у меня просит. Если не дашь, начинает реветь. Только о себе одной думала, но я её от этого отучил.
      Пошёл я однажды за водой. Мама на работе, нужно было самому воды натаскать. Зачерпнул полведра. Вокруг колодца скользко, вся земля обледенела, еле до дому ведро дотащил. Поставил его на лавку, смотрю, а в нём жук-плавунец плавает, большой такой, с мохнатыми ножками. Вынес я ведро во двор, воду вылил в сугроб, а жука поймал и посадил в банку с водой. Жук в банке вертится, никак привыкнуть не может.
      Пошёл я снова воды принести, принёс чистой воды, ничего на этот раз не попалось. Разделся и хотел посмотреть жука, а банки на окне нет.
      Спрашиваю у Гали:
      - Галя, это ты жука взяла?
      - Да, - говорит, - я, пусть он в моей комнате живёт.
      - Почему же, - говорю, - в твоей, пускай жук общий будет!
      Беру из её комнаты банку и на окно ставлю: мне ведь тоже хочется на жука посмотреть.
      Галя заплакала и говорит:
      - Я всё маме скажу, как ты у меня жука отнял!
      Подбежала к окну, схватила банку, воду даже на пол расплескала и опять поставила к себе в комнату.
      Я разозлился.
      - Нет, - говорю, - жук мой, я его поймал! - Взял и обратно банку на окно поставил.
      Галя как заревёт, одеваться стала.
      - Я, - говорит, - в степь пойду и замёрзну там из-за тебя.
      "Ну, - думаю, - и пускай!" Она всегда так: если не дашь чего, то сразу пугать начинает, что замёрзнет в степи.
      Хлопнула она дверью и ушла. Смотрю я из окна, что она делать будет, а она идёт прямо в степь, только тихо-тихо, ждёт, когда я за ней побегу. "Нет, - думаю, - не дождёшься, хватит, побегал за тобой!"
      Идёт она, снег ей по колено, и руками за лицо держится: ревёт, значит. Всё дальше и дальше от дома уходит в степь. "А что, - думаю, - и взаправду замёрзнет?" Жалко мне её стало. "Может, пойти за ней, вернуть? И жука мне не нужно, пускай себе насовсем берёт. Только опять будет всегда устраивать рёв. Нет, лучше подожду, будь что будет!"
      Галя далеко ушла, только маленькая точка видна. Хотел я уже одеваться, за ней идти - смотрю, точка всё больше становится: обратно, значит, идёт. К дому подошла, руки в карманах держит, смотрит себе под ноги. Боится глаза поднять: знает, что я на неё смотрю из окна.
      Пришла домой, разделась молча и ушла к себе в комнату. Долго там сидела, а потом подошла к окну и говорит:
      - Какой хороший жук, его покормить надо!
      Стали мы за жуком вместе ухаживать.
      Когда мама с работы пришла, Галя ей ничего не рассказала, и я тоже.
      СЛОН
      В апреле Таня с мамой пошли в зоопарк.
      В пруду плавали дикие гуси, лебеди. А одна утка - мандаринка, жёлтая, как мандариновая корочка, - подошла к решётке и закрякала. Она просила у Тани кусочек хлеба.
      В другой клетке бегал шакал. Он линял, и рыжая шерсть на нём висела клочьями. Шакал был похож на простую дворняжку и немножко на лисицу.
      Больше всего Тане понравились лохматые яки. Шерсть у них волочилась по земле, как щётка; на спине горб, жуют сено и смотрят на всех сердито.
      В соседней клетке павлин распустил свой хвост. Какой-то мальчик просунул руку и хотел вырвать у павлина из хвоста перо. Павлин закричал, сложил хвост и убежал к себе в домик. Все засмеялись, а один старичок сказал мальчику:
      - Если каждый будет у павлина перья рвать...
      В клетке, где живут бобры, никого не было. Таня долго стояла, ждала, может, бобёр из норы вылезет, но так и не дождалась. Бобры днём не вылезают.
      А в одной клетке было совсем темно. Таня думала, что там никого нет, присмотрелась - в темноте горят два жёлтых глаза. Это был филин.
      Таня испугалась, и они с мамой поскорей пошли к слону.
      Слон жил в большом доме со ступеньками, внутри было жарко, темно и пахло, как в сарае, где живут коровы.
      Слон обедал. Сторож навалил ему целую копну сена и принёс ведро моркови. Слон осторожно понюхал хоботом морковку и отправил её в пасть. Сначала он съел всю морковь, а потом принялся за сено.
      Сторож стал выметать остатки сена, а слон прижимал его к стене. Он у него просил моркови.
      - Ну, ну, не балуй! - закричал сторож и ударил слона метлой.
      Слон свернул хобот и отошёл.
      Таня возвращалась с мамой домой.
      - Почему слона не выпускают в садик? Ему хочется на солнышке погулять.
      - Слон старый, а в саду холодные лужи. Он промочит ноги и простудится, - сказала мама.
      - А как же яки?
      - Яки живут высоко в снежных горах, они привыкли к холоду. А слон родился в Индии, где всегда тепло.
      Таня каждое утро подходила к окну и смотрела: есть ли ещё на дворе лужи.
      И однажды в мае, когда распустились на чёрных деревьях зелёные листочки, земля подсохла и во двор прилетела бабочка-крапивница, Таня закричала:
      - Мама, мама, слон уже гуляет!
      ЖУЛЬКА
      Вокруг станции песок, и на песке растут сосны. Дорога здесь круто сворачивает на север, и паровоз всегда неожиданно вылетает из-за холмов.
      Поезда ждут дежурные смазчики.
      Но раньше всех выходит его встречать собака Жулька. Она сидит на песке и вслушивается. Вот рельсы начинают гудеть, потом постукивать. Жулька отбегает в сторону. Дежурный смотрит на Жульку. Он покашливает и поправляет красную фуражку. Смазчики звякают крышками маслёнок.
      Если поезд идёт с севера, Жулька прячется: в северных поездах люди едут в отпуск. Моряки с громким хохотом прыгают из вагонов и стараются затащить Жульку к себе. Жульке неудобно: она виляет хвостом, прижимает уши и тихонько рычит.
      Жульке очень хочется есть. Вокруг жуют и вкусно пахнет. Жулька беспокоится - паровоз уже загудел, а ей ещё ничего не дали. Часто Жульку завозили так далеко, что домой она бежала целый день.
      Она пробегала мимо домиков, где живут стрелочники. Они махали ей на прощание флажками. Потом за ней погналась большая чёрная собака. В лесу девочка пасла козу и двух козлят. Козлята играли на рельсах и не слушались девочку. Ведь их может задавить. Жулька показала им зубы и зарычала, а глупая коза хотела боднуть её.
      Но самое страшное было перебежать через мост. Посредине стоял солдат с ружьём. Он охранял мост. Жулька подошла к солдату поближе и стала подлизываться: она поджала хвост и на брюхе подползла к нему. Солдат сердито топнул на неё ногой. И Жулька без оглядки побежала до своей станции.
      "Нет, - подумала она, - больше никогда не буду подходить к поезду".
      Но скоро Жулька всё это забыла и снова стала попрошайничать.
      Однажды её завезли очень далеко, и обратно она не вернулась.
      ДИКИЙ ЗВЕРЬ
      У Веры был бельчонок. Его звали Рыжик. Он бегал по комнате, лазил на абажур, обнюхивал тарелки на столе, карабкался по спине, садился на плечо и коготками разжимал у Веры кулак - искал орехи.
      Рыжик был ручной и послушный.
      Но однажды, на Новый год, Вера повесила на ёлку игрушки, и орехи, и конфеты и только вышла из комнаты, хотела свечки принести, Рыжик прыгнул на ёлку, схватил орех, спрятал его в галошу. Второй орех положил под подушку. Третий орех тут же разгрыз...
      Вера вошла в комнату, а на ёлке ни одного ореха нет, одни бумажки серебряные валяются на полу.
      Она закричала на Рыжика:
      - Ты что наделал, ты не дикий зверь, а домашний, ручной!
      Рыжик не бегал больше по столу, не катался на двери, не разжимал у Веры кулак. Он с утра до вечера запасался. Увидит кусочек хлеба - схватит, увидит семечки - набьёт полные щёки, и всё прятал.
      Рыжик и гостям в карманы положил семечки про запас.
      Никто не знал, зачем Рыжик делает запасы.
      А потом приехал папин знакомый из сибирской тайги и рассказал, что в тайге не уродились кедровые орешки, и птицы улетели за горные хребты, и белки собрались в несметные стаи и пошли за птицами, и даже голодные медведи не залегли на зиму в берлоги.
      Вера посмотрела на Рыжика и сказала:
      - Ты не ручной зверь, а дикий!
      Только не понятно, как Рыжик узнал, что в тайге голод.
      КАБАНЫ
      Поспела у нас на огороде картошка. И стали каждую ночь приходить к нашей избушке из леса кабаны - дикие свиньи.
      Отец, как стемнеет, надевал ватник и шёл на огород со сковородой.
      Он бил в сковороду - пугал кабанов.
      Но кабаны были очень хитрые: папа на одном конце огорода гремит сковородой, а кабаны бегут на другую сторону и там едят нашу картошку. Да не столько поедят, сколько потопчут, вомнут в землю.
      Отец очень рассердился. Он взял у одного охотника ружьё и приклеил к стволу полоску белой бумаги. Это чтобы ночью было видно, куда стрелять. Но кабаны в эту ночь совсем не пришли к нам на огород. Зато на другой день они ещё больше поели картошки.
      - Да, - сказал отец, - если и дальше так будет, зимой придётся без картошки сидеть!
      Тогда я тоже стал думать, как прогнать кабанов.
      У нас есть кошка Мурка, я с ней ребятам разные фокусы показывал.
      Возьмёшь и намочишь один кусочек мяса валерьянкой, а другой керосином. Который валерьянкой пахнет, Мурка сразу съест, а от керосина она убегала во двор. Ребята очень удивлялись. А я ребятам говорил, что второй кусочек заколдованный.
      И вот я решил кабанов тоже керосином прогнать.
      Вечером я налил керосин в лейку и стал с лейкой ходить вокруг огорода, поливать керосином землю. Получилась керосиновая дорожка.
      В эту ночь я не спал, всё ждал, когда они придут. А кабаны в эту ночь и на другой день не приходили. Они совсем испугались. С какой стороны к картошке ни подойдут - всюду пахнет керосином.
      Я по следам узнал, как кабаны сразу бросились в лес - они струсили. Отцу я сказал, что наша картошка теперь заколдованная. И рассказал про керосин. Отец смеялся, потому что кабаны ружья не боятся, а керосина испугались.
      КТО САЖАЕТ ЛЕС
      За рекой росли одни ёлки. Но потом среди ёлок появились дубки. Ещё совсем маленькие, всего три листика торчат из земли.
      А дубы отсюда далеко растут. Но не могли же с ветром жёлуди прилететь? Очень они тяжёлые. Значит, кто-то их здесь сажает.
      А кто?
      Долго не мог я угадать.
      Однажды осенью шёл я с охоты, смотрю - мимо меня низко-низко пролетела сойка.
      Я спрятался за дерево и стал за ней подглядывать. Сойка что-то спрятала под трухлявый пень и осмотрелась: не увидал ли кто? И потом полетела к реке.
      Я подошёл к пню, а между корнями в яме лежат два жёлудя: сойка спрятала их на зиму.
      Так вот откуда молодые дубки появились среди ёлок!
      Сойка спрячет жёлудь, а потом забудет, где спрятала, он и прорастёт.
      МЕДВЕДЬ
      Осенью я собирала в тайге бруснику и наткнулась на мох, который почему-то рос кверху корешками. Кто-то свежей земли натаскал и посадил его так.
      "Кто же это, - думаю, - так мох посадил?"
      Смотрю, под поваленной сосной вырыта яма и вокруг много следов нахожено, как будто босой человек ходил, только с когтями.
      Я сильно испугалась: ведь это же медведь из берлоги землю выгреб и сверху прикрыл мохом, хотел спрятать землю, чтобы берлогу не нашли. Побежала я скорей к дедушке и всё ему рассказала.
      Дедушка обрадовался:
      - Этот медведь сюда прибежал, когда тайга за рекой горела.
      Дедушка мне велел сидеть дома, а сам взял ружьё и пошёл в деревню собирать людей. Долго я его ждала. Темно стало. "А что, - думаю, - если медведь дедушку загрыз?"
      Страшно мне и жалко дедушку. Хотела я уже одеваться и его искать. Слышу, телега во двор приехала и остановилась.
      Вошёл дедушка, ружьё повесил на стену.
      - Ну, - говорит, - иди смотри медведя!
      Я вышла во двор, смотрю, лежит на телеге мёртвый медведь. Большой, голова вниз свесилась, зубы оскалил.
      Охотники его свалили на землю, лошадь зафыркала и хотела убежать, только её удержали. Потрогала я у медведя клыки, они все жёлтые.
      Дедушка мне говорит:
      - Старый медведь, однако, сплоховал, корешки с вершками спутал, вот и попался!
      БЕСПОКОЙНЫЙ ХВОСТИК
      Нашёл я лесной шатёр. Старые ели сучья сплели, а внизу - мягкая подстилка из жёлтых иголок. Темно в нём и душно, пахнет смолой.
      Белка здесь когда-то обедала. Оставила она после себя целый ворох ощипанных шишек.
      Стал я ворошить шишки. Смотрю, лежит комочек рыжей шерсти. Наверно, белку съела куница, и только кончик беличьего хвоста валяется.
      Серебристый паучок обвил его паутиной, устроил себе из беличьей шерсти закуток.
      Паучка я потрогал пальцем. Он испугался, быстро-быстро вскарабкался вверх и закачался на паутинке.
      Поднял я хвостик и засунул в пустую гильзу. Он весь туда уместился.
      Дома, когда разбирал патроны, хвостик вынул и положил себе на стол.
      Беспокойный этот хвостик оказался: как посмотрю на него, тянет меня опять бродить, искать лесные шатры!
      КЕДР
      В детстве мне подарили кедровую шишку.
      Я любил брать её в руки и рассматривать и всё удивлялся, какая она большая и тяжёлая - настоящий сундучок с орехами.
      Через много лет попал я в Саяны и сразу отыскал кедр.
      Растёт он высоко в горах, ветры его набок клонят, стараются к земле пригнуть, скрючить.
      А кедр вцепился корнями в землю и тянется всё выше и выше, весь косматый от зелёных веток.
      На концах веток кедровые шишки висят: где три, а где сразу и пять. Орешки ещё не поспели, но много вокруг зверьков и птиц живёт.
      Кедр их всех кормит, вот они и ждут, когда поспеют орешки.
      Белка свалит шишку на землю, вынет орешки, да не все - один да останется. Этот орешек утащит к себе в норку мышь. Она по деревьям лазить не умеет, а орешков ей тоже хочется.
      Синицы весь день прыгают на кедре. Издалека послушаешь - весь кедр щебечет.
      Осенью ещё больше зверьков и птиц на кедре живёт: кедровки, бурундуки сидят на ветках. Зимой голодно, вот они и прячут кедровые орешки под камни и в землю зарывают про запас.
      Когда начнут падать с неба первые снежинки, на кедре совсем не останется шишек.
      А кедру не жалко. Стоит он весь живой и тянется зелёными ветками всё выше и выше к солнцу.
      БУРУНДУК
      Лесные звери и птицы очень любят кедровые орешки и запасают их на зиму.
      Особенно старается бурундук. Это зверёк вроде белки, только поменьше, и на спине у него пять чёрных полосочек.
      Я, когда в первый раз увидел его, не разобрал сперва, кто же это сидит на кедровой шишке, - такой матрасик полосатый! Шишка от ветра качается, а бурундук не боится, знай только орешки шелушит.
      Карманов у него нет, так он за щёки орешки набил, собирается тащить их в норку.
      Увидел меня, заругался, забормотал что-то: иди, мол, своей дорогой, не мешай, зима длинная, сейчас не запасёшь - голодным насидишься!
      Я не ухожу, думаю: "Дождусь, когда орешки потащит, и узнаю, где он живёт". А бурундук не хочет свои норки показывать, сидит на ветке, лапки сложил на животе и ждёт, когда я уйду.
      Отошёл я - бурундук спустился на землю и исчез, я даже не заметил, куда он юркнул.
      Это медведь научил бурундука осторожным быть: придёт, разроет бурундучью нору и все орешки съест. Вот бурундук никому своей норки и не показывает.
      ХИТРЫЙ БУРУНДУК
      Построил я себе в тайге чум. Это не домик и не лесной шалашик, а просто длинные палки вместе сложены. На палках лежит кора, а на коре брёвнышки, чтобы куски коры не сдуло ветром.
      Стал я замечать, что кто-то в чуме оставляет кедровые орешки.
      Я никак не мог догадаться, кто же без меня в моём чуме орешки ест. Даже страшно стало.
      Но вот раз подул холодный ветер, нагнал тучи, и днём стало совсем темно.
      Залез я поскорее в чум, а место моё уже занято.
      В самом тёмном углу сидит бурундук. У бурундука за каждой щекой по мешочку с орехами.
      Толстые щёки, глаза щёлочками. Смотрит он на меня, боится орешки на землю выплюнуть: думает, что я их украду.
      Терпел бурундук, терпел, да и выплюнул все орешки. И сразу щёки у него похудели.
      Я насчитал на земле семнадцать орешков. Бурундук сначала боялся, а потом увидел, что я спокойно сижу, и стал рассовывать орешки по щелям и под брёвнышки.
      Когда бурундук убежал, посмотрел я - всюду орешки напиханы, крупные, жёлтые. Видно, бурундук в моём чуме устроил кладовую.
      Какой хитрый этот бурундук! В лесу белки да сойки все орешки у него растащат. А бурундук знает, что в мой чум ни одна сойка-воровка не полезет, вот и притащил ко мне свои запасы. И я уже не удивлялся, если находил в чуме орешки. Я знал, что со мной живёт хитрый бурундук.
      ВОРОН
      Весной в горах лежит снег, и цветут эдельвейсы, и голубое перо сойки мелькает в зелёных кедрах. И солнце здесь светит ярче, чем внизу в долине.
      Чёрный ворон молча облетает горы. Далеко слышен шум его крыльев, даже горный ручей не может их заглушить. Медленно летит ворон от одной вершины к другой: нет ли где больного зайчонка? Или, может, маленький куропчонок отстал от матери?
      Притаился в траве зайчонок, куропчонок ещё крепче прижался к земле. Все боятся ворона, даже олень вздрагивает от его карканья и тревожно озирается вокруг.
      Ворон возвращается ни с чем: он очень стар. Он сидит на скале и греет больное крыло. Ворон отморозил его лет сто, а может, и двести назад. Кругом весна, и он совсем один.
      БАБОЧКА НА СНЕГУ
      Когда я вышел из избушки, то ружьё зарядил мелкой дробью. Думал, рябчика встречу - подстрелю на обед.
      Тихо иду, стараюсь, чтобы снег под валенками не скрипел. Вокруг ёлки мохнатым инеем покрыты, как бородой.
      Вышел я на полянку, смотрю - впереди под ёлкой что-то чёрненькое.
      Поближе подошёл - а это коричневая бабочка сидит на снегу.
      Вокруг сугробы намело, мороз трещит - и вдруг бабочка!
      Повесил я ружьё на плечо, снял шапку и стал ещё ближе подходить, хотел её накрыть шапкой.
      И тут снег у меня под ногами взорвался - порх-порх! - и три рябчика вылетели.
      Пока я снимал ружьё, они скрылись в ёлках. Остались от рябчиков только ямки на снегу.
      Походил я по лесу, поискал, да разве теперь их найдёшь.
      Притаились на ёлках, сидят и надо мной смеются.
      Как это я рябчиный хохолок за бабочку принял?
      Это же рябчик высунул головку из-под снега, чтобы за мной подглядывать.
      В другой раз не буду зимой бабочек ловить.
      НОЧНЫЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ
      Мне очень хотелось увидеть оленя: рассмотреть, как он ест траву, как стоит неподвижно и прислушивается к лесной тишине.
      Однажды я подошёл к оленихе с оленёнком, но они почуяли меня и убежали в красные осенние травы. Я узнал это по следам: следы в болоте на моих глазах наполнялись водой. Слышал, как трубят олени по ночам. Где-нибудь далеко протрубит олень, а по реке доносит эхом, и кажется совсем рядом.
      Наконец в горах я набрёл на оленью тропу. Олени протоптали её к одинокому кедру. Земля у кедра была солёная, и олени приходили ночью лизать соль.
      Я спрятался за камнем и стал ждать. Ночью светила луна и был мороз. Я задремал.
      Проснулся я от тихого звона. Как будто звенели стеклянные колокольчики. По тропе мимо меня шёл олень. Я так и не рассмотрел оленя, только слышал, как с каждым шагом звенела земля у него под копытами.
      За ночь от мороза выросли тонкие ледяные стебельки. Они росли прямо из земли. Олень разбивал их копытами, и они звенели, как стеклянные колокольчики.
      Когда взошло солнце, ледяные стебельки растаяли.
      БОБРОВЫЙ СТОРОЖ
      Зимой, когда воду сковало морозом, нашёл я на лесной речке бобровую хатку. Снегом её замело.
      Стоит она как большой сугроб. На самой верхушке снег подтаял, и из отдушинки жилым тянет. Вокруг много волчьих следов.
      Видно, приходили волки и принюхивались, да так ни с чем и ушли. А хатку поцарапали когтями, хотели поймать бобров.
      Да разве до бобров доберёшься: хатка обмазана грязью, а грязь на морозе окаменела.
      Весной бродил я с ружьём и решил посмотреть бобров. Когда добрался до хатки, солнце уже низко было. Около хатки речка перегорожена разными палками и сучьями - настоящая плотина. И воды набралось целое озеро.
      Подошёл я тихонько поближе, чтобы увидеть бобров, когда они выплывут на вечернюю зорьку, да не тут-то было - выскочила из хвороста маленькая птичка крапивник, задрала кверху свой хвостик и ну стрекотать: "Тик-тик-тик-тик!"
      Я с другой стороны подошёл - крапивник и туда перескочил, опять стрекочет, тревожит бобров.
      Поближе подойдёшь - он юркнет в сучья и внутри где-то кричит, надрывается.
      Услыхали его крик бобры и уплыли, только дорожка из пузырьков пошла по воде.
      Так я бобров и не увидел. И всё из-за крапивника. Он себе гнездо на бобровой хатке свил и живёт вместе с бобрами как сторож: если заметит врага, так начинает кричать, пугать бобров.
      БОБРОВАЯ ХАТКА
      Пришёл ко мне знакомый охотник.
      - Пойдём, - говорит, - я тебе хатку покажу. В ней бобриная семья жила, а сейчас хатка пустая.
      Мне про бобров и раньше рассказывали. Захотел я эту хатку разглядеть получше.
      Взял охотник своё ружье и пошёл. Я - за ним.
      Долго шли по болоту, потом сквозь кусты продирались.
      Наконец пришли мы к речке. На берегу стоит хатка, как стог сена, только из сучьев, высокая, выше человеческого роста.
      - Хочешь, - спрашивает охотник, - залезть в хатку?
      - А как же, - говорю, - в неё влезешь, если вход под водой?
      Стали мы сверху её разваливать - она не поддаётся: вся обмазана глиной.
      Еле-еле сделали дыру.
      Залез я в хатку, сижу согнувшись, потолок низкий, отовсюду торчат сучки, и темно.
      Руками что-то нащупал, оказывается - древесные стружки. Бобры из стружек устроили себе подстилку. Я, видно, в спальню попал.
      Полез ниже - там лежат веточки. Бобры с них кору обглодали, и веточки все белые. Это у них такая столовая, а сбоку, пониже, еще этаж, и вниз идёт нора. В норе вода плещется.
      На этом этаже пол земляной и гладкий. Здесь у бобров сени.
      Влезет бобр в хатку, вода с него в три ручья стекает.
      Бобр в сенях всю шерсть насухо выжмет, причешет лапкой, только тогда идёт в столовую.
      Тут охотник позвал меня.
      Вылез я наружу, отряхнулся от земли.
      - Ну, - говорю, - и хата! Сам бы остался жить, только печки не хватает!
      БОБРЁНОК
      Весной снег быстро растаял, вода поднялась и затопила бобровую хатку.
      Бобры перетащили бобрят на сухие листья, но вода подобралась ещё выше, и пришлось бобрятам расплываться в разные стороны.
      Самый маленький бобрёнок выбился из сил и стал тонуть.
      Я заметил его и вытащил из воды. Думал, водяная крыса, а потом вижу хвост лопаточкой, и догадался, что это бобрёнок.
      Дома он долго чистился и сушился, потом нашёл веник за печкой, уселся на задние лапки, передними взял прутик от веника и стал его грызть.
      После еды бобрёнок собрал все палочки и листики, подгрёб под себя и уснул.
      Послушал я, как бобрёнок во сне сопит. "Вот, - думаю, - какой спокойный зверёк - можно его одного оставить, ничего не случится!"
      Запер бобрёнка в избе и пошёл в лес.
      Всю ночь я бродил по лесу с ружьём, а утром вернулся домой, открыл дверь, и...
      Что же это такое? Как будто я в столярную мастерскую попал!
      По всему полу белые стружки валяются, а у стола ножка тонкая-тонкая: бобрёнок её со всех сторон подгрыз. А сам спрятался за печку.
      За ночь вода спала. Посадил я бобрёнка в мешок и поскорее отнёс к реке.
      С тех пор как встречу в лесу поваленное бобрами дерево, так сразу вспоминаю про бобрёнка, который подгрыз мой стол.
      В ЗАПОВЕДНИКЕ
      Под городом Воронежем есть бобровый заповедник. Там на лесных речках живут бобры. Они перегораживают речки плотинами и на берегу прудов строят хатки.
      В заповеднике нельзя рубить деревья и охотиться, чтобы не пугать бобров.
      Заповедник устроен для бобров, но олени, кабаны и другие звери знают, что здесь их не тронут охотники, и тоже живут в заповедном лесу.
      Я приехал в заповедник в июне и стал жить в избушке у лесника. Один раз взял я у него велосипед прокатиться по лесным тропинкам.
      Далеко от дома заехал, повернул назад, потихоньку еду, слушаю, как иволга кричит за речкой...
      Вдруг барсук из кустов как выскочит, хотел через тропинку перебежать, прошмыгнуть, да угодил прямо под колесо. Я в кусты свалился, встал, поднял велосипед. "Нет, - думаю, - лучше пойду пешком, здесь звери совсем не боятся людей".
      И вправду, совсем не боятся. Утром прибежал стрелочник с железной дороги.
      - Забирай, - кричит, - своего вредителя, под мостом копает!
      Оказывается, бобёр молодой плыл вверх по речке, приглянулось ему местечко под железнодорожным мостом. Решил он тут нору вырыть. Над ним поезда грохочут, а он знай себе роет, всё глубже да глубже.
      Бобра поймали, принесли в мешке обратно в заповедник. Он в мешке пыхтел сердито, пока его в речку не выпустили, подальше от железной дороги.
      В июне хорошо в лесу.
      Над речкой голубой зимородок пролетит, усядется на сучок и замрёт. Смотрит в воду. Вдруг нырнёт, вынырнет с рыбкой в клюве, полетит кормить птенцов.
      Гнездо у зимородка - пещерка в обрыве над рекой.
      Вечером, как сядет солнце, из дупла вылетают на охоту летучие мыши, порхают над лесными полянами, хватают майских жуков.
      В июне летучая мышь летает с мышатами. Они у неё по два, по три сидят на животе, в шёрстку вцепятся, ждут, когда мама-мышь поймает жука. Прожорливые они. Как мышь жука поймает, мышата разевают рты и верещат. Я всё удивлялся, как мышатам не страшно над лесом с мамой-мышью летать, ведь можно сорваться, а крылышки у них ещё слабые.
      На рассвете, когда кричат петухи, летучая мышь возвращается в дупло. Крылья сложит, повиснет вниз головой и спит вместе с мышатами весь день до вечера.
      ЧЕРНИЧНОЕ ВАРЕНЬЕ
      Звери и птицы в тайге кормятся около кедра, даже медведь осенью отъедается на кедровых орешках и ложится на всю зиму в берлогу спать.
      Но в эту осень кедровые орешки не уродились, и голодные медведи бродили вокруг посёлка.
      Выйдет утром хозяйка на огород, а все грядки истоптаны медвежьими лапами.
      Голодный медведь может и в избу вломиться. Хорошо, у кого собака есть, она залает и всех разбудит.
      Я жил в пустой избушке на самом краю посёлка. За окном сразу начиналась тайга, а ружья у меня не было.
      Вечером пришёл ко мне знакомый охотник и спокойно так говорит:
      - Если медведь вломится в дверь, выскакивай в окно и в посёлок беги, а если в окно заберётся, бей его скамейкой по голове!
      - Разве в темноте разберёшь, где у него голова?
      Охотник говорит:
      - Тогда ведром греми погромче, медведь железного грохота боится!
      Ведра у меня не было.
      Положил я около себя железный котелок с ложкой и тут же уснул.
      Не знаю, сколько проспал, сквозь сон слышу - кто-то постукивает, царапается когтями по стене.
      Я вскочил - корябает по бревну! Застучал ложкой по котелку перестало. Немного погодя опять зацарапало.
      А на улице уже рассветает.
      Посмотрел в окно - никого нет.
      Открыл дверь, вышел на улицу, а это поползень вниз головой ползает по избушке, брёвна клювом простукивает, ищет жучков.
      Я на него даже заорал со злости. Он пискнул и улетел в тайгу.
      Днём взял я в посёлке у охотника ружьё, зарядил разрывной пулей и пошёл по берегу речки в тайгу.
      В тайге тишина. Налетит ветер, скрипнет ветка, да тоскливо закричит чёрный дятел. Ружьё держу наготове, потихоньку иду, за ветки не задеваю, чтоб не шуметь.
      В одном месте вся кора с берёзки ободрана: это голодный медведь когтями муравьёв выковыривал.
      Один поворот реки прошёл, второй - нигде нет медведя. И вдруг за третьим поворотом, где чёрные ели, такие высокие, что под ними темно, кто-то как рыкнет, как завизжит!
      Я ружьё вперёд, кусты раздвинул - смотрю: на камнях костерок горит, а вокруг огня вертится рыжая собака, из хвоста у неё валит дым. Подбежала к собаке девочка с ведёрком, вылила ей на хвост воду, меня увидела и совсем не удивилась, а стала на собаку жаловаться:
      - Машка ленивая очень, всё время у костра спит, а во сне хвост кладёт в огонь. Весь хвост спалила... Дяденька, вы охотник?
      - Да так, гуляю, ну, может, и медведя встречу!
      - Дяденька, дяденька, он здесь вокруг ходит, не даёт мне варенье варить! Хотите, я вас вареньем угощу черничным? Тогда вы его прогоните?
      Сняла девочка с угольков кастрюльку с вареньем, помешала ложкой и дала мне попробовать. Варенье-то без сахара, кислое-кислое. Ем его, а сам стараюсь не морщиться.
      - Очень вкусное варенье! А тебе одной не страшно, медведя разве не боишься?
      - Я не одна, я с Машкой. Медведь всё вокруг ходил, кустами шуршал. Машка на него лаяла, а я кинула камень. Он испугался и убежал.
      - Тебя как зовут?
      - Таня. Я во втором классе теперь учусь.
      Таня рассказала мне, что отец её уехал в горы к оленеводам. Что скоро пригонят всех оленей вниз, в посёлок, а за оленями спустятся с гор большие "настоящие медведи". Вот тогда будет страшно: охотники на оленях разъедутся по тайге соболевать, а "настоящие медведи" останутся вокруг посёлка.
      Я Таню спросил:
      - А какие они, "настоящие медведи"?
      Таня зажмурила глаза, подумала:
      - Большие-пребольшие и чёрные. Я их всё равно не боюсь, у нас в школе есть ружья!
      И Таня рассказала мне, что зимой мальчики пойдут в тайгу с учителем Петром Ивановичем: они будут белковать и соболевать, учиться разводить костёр, когда снег падает и все дрова мокрые, узнавать следы зверей...
      Пока Таня рассказывала, Машка опять заснула и во сне подползла к самому костру, но огонь уже погас, подул ветер с реки, и серая туча захватила полнеба.
      - Таня, скоро уж вечер, надо домой идти, уроки делать!
      Залили мы костёр водой и пошли в посёлок. Впереди рыжая Машка, за ней Таня с кастрюлькой черничного варенья, за Таней я иду, ружьё у меня за плечом, потому что медведей я уже не боялся.
      С тех пор как ночью в тайге вдруг лошадь захрапит или затрещит в темноте сучок, я ружьё беру в руки и спокойно жду.
      И даже когда на свежих следах "настоящего медведя" спал, только подумал, как медведь в темноте подкрадывается, не мог уснуть. А потом вспомнил черничное варенье, Машку ленивую с горелым хвостом, храбрую Таню, и страх прошёл.
      ОЗЕРО АЗАС
      Озеро Азас в Туве длинное и узкое. На другом берегу видна тайга. Медведь и лось переплывают озеро. Лось спасается на островах от мошки. Медведь плывёт за лосем.
      Осенью рыбаки ловят сигов с жёлтой, как янтарь, икрой, сорожку плотву и окуней. Самые крупные окуни в "окуниной" бухте. Вода в ней чёрная, на дне гнилые коряги, и окунь чёрный, крупный, на спине чешуя топорщится, как щетина у кабана. По чёрной воде на ветру кружатся золотые хвоинки лиственниц.
      До Азаса выбита тропа в тайге. Кто по ней ходил, знает, что в стороне, во мхах, бьёт ледяной ключ из земли и рядом на ёлке висит берестяная кружечка.
      Устал - сядь на мох, напейся и дальше иди. По дороге встретишь старый лагерь геологов. Колышки от палаток, миска гнутая, и гарь идёт чёрной полосой до самого озера. Если идти по тропе, тайга расступится и выйдешь на озеро, к избушке охотника Микина, к самому берегу.
      На озере, далеко от берега, белоснежные лебеди покачиваются на волнах, только это не лебеди, а хлопья пены.
      Микинская собака на людей не лает, она медвежатница. С виду страшная. Чёрная, глаза жёлтые, нос раздвоен на две половинки. Микин называет её Двустволкой. Чует собака, что страшна, и к другим собакам в посёлок не бегает - загрызут.
      Когда-то охотовед пообещал настоящих лаек привезти - уши торчком, хвост кренделем. Деньги собрал на щенков, да обманул - привёз выродков: хочешь - бери, хочешь - не бери!
      Микин на свою Двустволку не жалуется; только когда соболя облаивает, близко к дереву стоит - добычу драгоценную упускает. Настоящая лайка должна шагов на семь от дерева стоять, чтоб соболь был виден, куда он метнётся.
      Зато Двустволка на медведя не боится ходить, хватает медведя сзади за "штаны" - длинную шерсть на лапах и сажает на землю...
      Осень в этом году поздняя. В одну ночь лиственницу опалило морозом. Орлан-белохвост улетел на юг, жирные дрозды собрались в стаи, а медведи роют берлоги повыше в горах. Значит, весна будет ранняя, низины затопит в половодье. Сытый медведь сторожкий. Только ночью приходит на берег, рыбьи потроха около лодки жрёт, а днём отлёживается в горах. Между кедрами земля вытоптана, будто табун лошадей гоняли по кругу. Это медведь: то потянется во сне, то землю когтями поскребёт, то взроет. И таких лёжек у медведя много, ни за что не угадаешь, где он днём спит.
      Каждую ночь против ветра медведь приходит к микинской избушке и на берегу жрёт дневной улов. Бочку разломает и рыбам головы откусит, сигов изваляет в грязи.
      Мы поставили большой капкан медвежий с зубьями. Сверху на капкан навалили рыбьи головы и потаску из целого бревна привязали за капкан, чтоб зверь далеко не ушёл: бревно застрянет между деревьями, вот тогда медведь по следу да по рёву себя покажет. Только всё зря. Ночью Двустволка лаяла. Пока мы сапоги надевали и бежали до берега, медведь снизу капкан ковырнул, он и захлопнулся. Медведь спокойно рыбу съел и убежал.
      Микин нашёл в горах половину лося. Медведь задрал лося, половину съел, а половину ветками завалил и сегодня придёт доедать. Пока всё не съест, он с этого места не уйдёт: будет вокруг ходить, добычу караулить.
      Привязали Двустволку на цепь, чтоб медведя не спугнула, зарядили ружьё круглыми литыми пулями и пошли.
      Долго шли по болотам, ноги сбили об острые камни, наконец Микин схватил меня за плечо и шепчет:
      - Вон, вон там, за кустом можжевеловым!
      Ничего не видно, только вороны лесные взлетели и уселись на ветки.
      "Ну, - думаю, - раз вороны пируют, медведя нет". Махнул рукой, повесил ружьё на плечо. Подошли мы к можжевельнику, и... поверх куста медвежья голова показалась, здоровая, как подушка. Медведь на меня смотрит, губа отвисла, а я на медведя. Не успели мы ружья вскинуть, медведь метнулся в чащу.
      - Эх ты, растяпа! - говорю я Микину.
      - Да ведь вороны же...
      - "Вороны, вороны"! Вот тебе и басни Крылова!
      Долгий был путь назад. Он всегда долгий, когда идёшь без добычи. Вот и озеро блеснуло между деревьями. Зарядил я ружьё дробью, - может, утки плавают под берегом.
      Подошёл к обрыву, поверх кустов выглядываю, и вдруг из кустов встаёт медведь: лапы на груди и на меня смотрит. Я онемел - он! Он, тот же медведь чёрный, он... а ружьё дробью заряжено. Обернулся назад и говорю Микину:
      - Ваня, вот он!
      А сам пальцем показываю на медведя, а Микин от удивления на такое медвежье нахальство замер.
      Медведь убежал. И пусть живёт, раз он такой на... нет, не нахальный, а хитрый. Бегом бежал напрямик, чтоб наших сигов съесть, как будто знал, что Двустволка на цепи привязана.
      С тех пор в посёлке Тора-Хем и во всей Тодже медведей называют "Ваня, вот он". Было это на озере Азас, из которого вытекает Большой Енисей. И я ничуть не удивляюсь, что там водятся такие удивительные звери, как этот медведь, потому что было это на озере Азас...
      ТОП
      Мы бродили по тайге - я и собака Топ. Без собаки в тайге нельзя. Топ знал, что я его не прогоню, и совсем меня не слушался.
      Топ целый день гонялся за бурундуками. Загонит бурундука на дерево и внизу сидит ждёт, когда он спустится на землю. А охотиться кто будет?
      Ночью я разжёг костёр, открыл банку сгущённого молока и жду, когда закипит чайник. Вдруг морда из куста высунулась, схватила мою банку и утащила. Я вскочил - и в кусты за Топом, а он молоко разлил на землю и съел.
      Вот раз мы взбирались на гору, а сверху спускалась вниз белая куропатка с птенцами. На вершине горы выпал снег, вот она и вела своих птенчиков на лесную полянку, где потеплее. Куропатка за камушками не пряталась, по открытому месту бегом пробежала, а птенцы за ней катились, как серые шарики.
      Топ их, конечно, увидел и сразу за куропаткой погнался. Куропатка притворилась хромой, птенцы притаились в камнях, Топ лает и бросается во все стороны: вот-вот схватит птенчика! Я его поймал, и, пока куропатка всех птенцов не собрала и не увела в лес, я Топа не выпускал, держал за шею.
      Наконец забрались на гору. Отсюда далеко видна тайга. Лесной ворон медленно вдоль хребта летит и головой вертит, высматривает добычу.
      Вот он уже совсем близко, слышно, как крылья с каждым взмахом шумят.
      И вдруг Топ поджал хвост и прижался к моей ноге. Ворон на него посмотрел и полетел дальше.
      Я Топа стал стыдить:
      - Ах ты трус, на птенчиков кидаешься, а ворона испугался!
      Топ глаза в сторону отводит, виляет хвостом. С тех пор, когда он меня не слушается или за бурундуком побежит, я вынимаю из мешка полотенце и хлопаю по воздуху. Топ думает, что это ворон летит, и от страха поджимает хвост.
      В САЯНАХ
      В Саянских горах есть хребет. Тувинцы называют его Эргак Торгак Тайга - Большая Великая Тайга.
      Снежные вершины блестят на солнце, и тайга сверху кажется мёртвой. В тишине печально закричит чёрный дятел, да пролетит кедровка в зелёных кедрах.
      Налетит ветер, стряхнёт с лиственниц в распадке золотые иголки на снег - и снова тишина. Не слышно птичьих голосов, и кажется, что нет больше ни зверей, ни птиц. Но это только кажется.
      Лоси и олени сейчас на южных склонах гор, на солнцепёках.
      На снегу цепочка соболиных следов. На поляне следы оборвались, чернеет кучка глухариных перьев. Глухарь не успел взлететь, соболь вцепился глухарю в горло, и... остались на снегу только перья да пятна крови.
      Только что тайга была мёртвая, но вот за десятки километров слетаются вороны. У воронов свои сигналы и свои законы: "Сегодня добычу нашёл я позову других. Завтра добычу найдёт другой - позовёт меня". Медведь-шатун нашёл добычу, он ест, а вороны сидят на кедрах, ждут, когда он отойдёт от туши. С карканьем налетят, начнут клевать мясо.
      Вечером закат был красный, и ночью подул северный ветер. Загудела тайга, закурились снега на вершинах гор. Звёздочка загорелась высоко в чёрном небе. Налетела тучка, звёздочка погасла.
      Далеко в тайге горит огонёк. Это светится окно охотничьей избушки. Потрескивают дрова в железной печке, мыши пищат под полом. Охотник сидит за столом, набивает патроны.
      К рассвету пурга заметёт старые следы зверей, и рано утром соболь выйдет на охоту, оставит свежий след. Лайка загонит соболя на вершину кедра. Будет лаять на соболя, он зафыркает на лайку, и охотник подойдёт незаметно и убьёт соболя.
      ТАНЕЦ ВЕРБЛЮДОВ
      Зимой в Казахстане видел я верблюжий караван. Верблюды глаза от снега закрыли и шли навстречу метели. На первом верблюде, вожаке, сидел мальчик. Он держался за горб и тоже глаза зажмурил.
      А вожак шёл с открытыми глазами.
      Вся шерсть у верблюдов заиндевела, на морде сосульки выросли, и ресницы покрылись белым инеем. На последнем верблюде нагружена была войлочная юрта.
      Ветер раздувал войлок, как парус, и верблюд наклонялся в одну сторону. Видно, издалека шёл караван, и тяжело было верблюду, он тихо стонал.
      Караван скрылся в степи, а я всё удивлялся: верблюды такие большие и покорные, даже маленького мальчика слушаются...
      Весной подул южный ветер, снег намок, и верблюды стали задумчивые.
      Их погоняют, кричат, а они стоят на месте, жуют жвачку и смотрят куда-то далеко, о чём-то мечтают.
      Потом снег остался только в оврагах. Бугорки просохли.
      Степь стала рыжая от прошлогодней травы. Прилетели жаворонки, орлы, кулички.
      Суслики стояли жёлтыми столбиками у норок и звонко свистели.
      Степь проснулась и зазвенела.
      И тут верблюды взбесились. Они убежали в степь, подальше от людей. И там бегали, кувыркались, оставляя на траве клочки зимней шерсти.
      Однажды я услышал, как за холмом кто-то топчется, от пыли не видно кто.
      Я подошёл поближе, а это верблюды отплясывают. То передними ногами топнут, то задними. То передними, то задними. Передними, задними...
      Верблюды танцевали танец весны. Они радовались, что прошла зима, греет солнце и они живы.
      ВЕСНОЙ
      На дворе шёл снег, было холодно.
      Но я знал, что в Казахстане сейчас весна. И так мне захотелось увидеть, что делается там весной, что я пошёл на вокзал, купил билет и поехал.
      Сначала поезд мчался среди лесов. И вечером закат был багровым от мороза.
      На Волге мокрый ветер качал деревья, грачи уже прилетели и ходили по полям.
      В Казахстане снег лежал в ямках около телеграфных столбов.
      Весенний верблюд нюхал рельсы и линял. А на одной станции продавали кисель, и дикие осы садились на руки, и в степи родился голубой верблюжонок, слабенький и слепой.
      Я спросил казаха, когда у верблюжонка глаза откроются.
      - Как откроются, его в сарае запрут, - сказал он.
      Я удивился:
      - Он, наверное, погулять захочет?
      - Нельзя ему погулять, - вздохнул казах и рассказал, что у верблюжонка кожа на пяточках ещё нежная, а в степи скорпионы под камнями притаились, и змеи, и ядовитый паук каракурт. И все они только и ждут, чтоб верблюжонок в степь убежал.
      Поезд поехал дальше.
      Я стоял у окна, думал: змею увижу или скорпиона. Но так и не увидел.
      Только на повороте увидел я, как мчится паровоз, а впереди, около рельсов, стоят жёлтые столбики. Вот-вот налетит паровоз на столбик...
      И вдруг столбик катится в степь. Это суслики. Они свою храбрость показывают.
      Огромное железное чудовище несётся на суслика, а он стоит, лапки прижал к груди и не шевелится.
      Колёса гремят всё ближе: тук-тук, тук-тук! И сердце у суслика от страха: тук-тук, тук-тук, тук-тук!
      Наконец не выдерживает и с визгом - назад в норку. Там его ждёт невеста.
      А вот и горы показались.
      Тюльпаны захлестнули всё. Ветерок их покачивает, они волнами переливаются, то розоватые, то совсем как огонь, а вон жёлтая полоса пробилась...
      Жаворонок чёрный на камушке сидит. Вот он взвился и поднимается всё вверх, всё вверх и весь дрожит, трепыхается от песен. А солнце так и жжётся, так и палит.
      ЛЕСНИК ТИЛАН
      Далеко за Сырдарьёй, на краю пустыни, стоит белый домик. Живёт в нём лесник Тилан.
      В августе каждое утро он выводит из сарая верблюда, навьючивает на него мешки семян и уезжает в пустыню. Семена тамариска он разбрасывает по вершинам песчаных барханов, семена саксаула раскидывает в низинах. Верблюд идёт быстро, только успевай запускать руку в мешки - слева тамариск, справа саксаул.
      Из-под ног верблюжьих во все стороны, как брызги, разбегаются ящерицы-круглоголовки. Удавчик мелькнул серебристой стрелкой на песке, свернулся пружиной и зашипел издалека на верблюда.
      К полудню ящерицы и змеи зарылись в песок, чтоб не испечься. Ящерицы-агамы залезли на тамарисковый куст. На вершине куста, на каждой веточке, сидит неподвижно ящерица, подняла головку и тяжело дышит.
      Тилан привязывает верблюда к ветке тамариска; ящерицы не убегают - им некуда бежать по раскалённому песку, а наверху иногда налетит прохладный ветерок.
      Тилан развьючивает верблюда, кладёт войлок на песок, сверху на куст вешает халат и в тени отдыхает.
      Пустыня как будто вымерла до вечера. Только варан показался на вершине бархана, увидел Тилана и зашипел: Тилан помешал ему ловить ящериц на тамариске.
      Варан кидается на куст, ящерки с писком прыгают сверху, и варан хватает их.
      К вечеру жара спадает.
      Вылезают из нор песчанки, свистят, перекликаются друг с другом.
      За ними вылезают круглые клещи, похожие на свинцовые пломбы, и пустыня оживает.
      Вечером, когда Тилан подъезжает к белому домику, на горизонте, как мираж, мелькают антилопы-сайгаки. Они бегут за сотни километров к глубокому колодцу в пустыне.
      Всю ночь они будут стоять вокруг колодца и дышать, дышать влажным воздухом. К утру, когда пастухи пригонят овец на водопой, сайгаки убегут в пески.
      Каждый день выезжает лесник Тилан засевать пески.
      Саксаул пускает корни на много метров в стороны и в глубину. Корни саксаула и тамариска закрепляют пески, не дают им передвигаться и засыпать арыки, сады и кишлаки.
      МОРСКОЙ САЗАН
      Я проснулся. Было тихо. Шакалы замерли, и древесные лягушки замолчали.
      Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
      Как будто стучат деревяшки. Это тростинки друг о друга стукаются, гнутся.
      - Кто это?
      - Сазан пошёл!
      - Да разве сазан может тростник гнуть?
      - Морской сазан может!
      Днём увидел я морского сазана. Он весь был закован в красную чешую, как рыцарь в латы. Валялся в пыли, а сам всё к воде, к воде полз и красным глазом на рыбаков косил, как дикий жеребец.
      Потом я узнал, почему он такой опалённый и сильный. Зимой рыбы держатся ближе к берегу, пощипывают водяные травы или что река вынесет с мутью.
      Только не морской сазан. Он уходит на середину моря, где вода совсем горькая и синяя-синяя, а сверху звенит ветер.
      В январе, когда здесь дождь, слякоть и маяк еле мигает, сазан подплывает к Туркмении и видит, как розовые фламинго в Гасан-Кули подымаются с залива и исчезают, растворяются в закате над песками.
      Он плывёт вдоль берега, закованный в свою чешую, и видит, как верблюдица ищет белого верблюжонка, а верблюжонок стоит за барханами белым пятнышком.
      Сазан видит, как гюрза лежит на песке и смотрит на него страшными, невидящими глазами. Хочется подплыть ближе, ближе...
      Нет, скорей от этого берега! Только бы дождаться, когда на чёрных каменных ветках саксаула расцветут белые восковые цветочки.
      Вода в море нагревается, и уже начинает тяжелить икра, и сазан плывёт, плывёт, а сам мечтает о тростниках, за которыми видны снежные горы.
      И пить бы мягкую, сладкую, снежную воду. И тереться брюхом, выпускать икринки в эту прохладную, сладкую воду и гнуть тростник...
      Всё тише стучат тростинки по утрам. Морской сазан мечет икру. Успокаивается. Забывает, что он видел, и краски раскалённых песков гаснут на его чешуе.
      В ЛЕНКОРАНИ
      На южном берегу Каспийского моря, в Ленкоранском заповеднике, древесные лягушки пробуют голоса, готовятся к весне.
      Буйволы залезли в тёплую лужу. На них кричат, гонят, а они жуют жвачку и лениво посматривают вокруг, не хотят вылезать: солнышко их разморило.
      В кустах орут скворцы. Они улетели от морозов к тёплому морю. На телеграфных столбах сидят коршуны; нахохлились, поджидают, когда скворцы вылетят из кустов. Подальше на лугах щиплют траву дикие гуси, казарки.
      На рисовых полях живут водяные черепахи с мягким панцирем и оранжевым брюхом. Шея у черепахи длинная, чтобы за мальками охотиться под водой.
      Море мелкое, можно далеко уйти, вода чуть выше колена. На берегу стеной стоит тростник выше человеческого роста. В тростнике кабаны пробили узкие тропы.
      На озере растёт лотос и рогатый водяной орех - чилим. В озере отражаются клочки южного неба, синие-синие, как султанские курочки. Как ни тепло в Ленкорани в январе, а султанские курочки ушли дальше на юг, где ещё теплее.
      Иногда налетит северный ветер, пойдёт снег, птицы заволнуются, загалдят, потянутся на юг розовые стаи фламинго. Утром выглянет солнышко, снег растает.
      В Талышских горах ореховые леса чернеют под синим небом. Ночью в ореховой чаще загремит иглами дикобраз, сычик крикнет на вершине дуба.
      Сычик увидел, как тигр бесшумно идёт по оленьим следам. Вобрал когти, и лапы стали мягкие, как подушки. Не треснет под тигриной лапой сучок, не зашелестит сухой лист.
      АРАЛ
      Я слыхал, в Аральском море так много рыбы, что, если сапог бросить на дно, а потом вытащить, бычков набьётся полный сапог.
      Был май. Поезд мчался в пустыне. И справа барханы, и слева. Растут на барханах бурые колючки - и большие, как зонтики, и круглые, как плюшевые подушки, шевелятся на ветру, ползут...
      Это не колючки, а верблюжьи горбы. Стадо верблюдов пасётся. За зиму верблюды отощали, верхушки горбов свесились набок и покачиваются.
      Пустыня бурая, и шерсть верблюжья бурая, и саксаул издалека бурый.
      Между шпалами на тонких стебельках цветут маки. Поезд мчится над ними - маки прижались к земле. Промчится последний вагон - опять подняли головки.
      Только лепестки, сорванные вихрем, медленно опускаются на рельсы.
      Чёрная собака остановилась, понюхала лепесток и... не переводя духа, бросилась догонять поезд.
      Эта чёрная собака - борзая Тазы, она бежит за поездом не отставая.
      Кто-то бросил в окно косточку, мелькнула промасленная бумага. Тазы на лету схватила косточку и съела.
      Пассажиры выглядывают в окно, показывают на чёрную собаку пальцами:
      - Посмотрите, какая тощая собака!
      Они не знают, что борзая Тазы, с подтянутым животом, тонкими ногами, десятки километров пробежит в пустыне за антилопой и сайгой и не устанет.
      Среди жёлтых песков блеснуло Аральское море, синее, как перо зимородка.
      На станции мальчишки продают связки копчёных лещей. Окно открыли, сразу запахло рыбой.
      В Аральске во дворах стоят верблюды. Над глиняными заборами одни головы верблюжьи видны и верхушки горбов. Верблюд смотрит сверху и жуёт жвачку.
      Если за глиняной стеной есть верблюжонок, верблюд может плюнуть, близко не подходи. На верблюдах здесь возят саксаул на дрова.
      За Аральском рыбачий стан на берегу. Верблюды, тяжело ступая, тянут невод. Над костром вода в котле кипит. Скоро будет уха из морских сазанов. Они огромные. Одного сазана еле поднимешь, а в неводе их сотни, только верблюды могут столько вытянуть.
      Когда уху поели, один рыбак рассказал, как он встретил тигра в тростниковых джунглях в дельте Амударьи.
      - ...Лодочка в берег ткнулась, смотрю - лежит на берегу и на меня глядит, не шевелится, только кончик хвоста играет. У меня от страха волосы шапку на голове подняли. Хотел шестом лодку оттолкнуть - боязно... Так и остолбенел, не шевельнулся, пока лодку на быстрине не унесло. И сомов мне не надо - только скорее домой! С тех пор без ружья в тростники не хожу рыбачить.
      А сомы в Амударье громадные. Рыбак его на спине тащит, а хвост у сома в пыли волочится. Такое чудище диких уток глотает.
      На берегу под камнями сидят скорпионы, и ещё в песке нашёл я раковину окаменелую: блестит, синевой отливает. Раковине этой миллионы лет.
      Раньше, очень давно, на месте пустыни было море. Если поискать, зубы акул найдёшь. Каждый зуб величиной с ладонь. Коричневый, острый и по краям зазубренный, как пила.
      Вечером над пустыней, на том месте, где солнце потухло, зажёгся зелёный луч. Чёрный песчаный смерч закрутило столбом. Всё ближе, ближе несётся... Верблюды как увидели этот столб, сразу легли. А то налетит, закружит, поднимет и бросит на землю.
      Всякое бывает в пустыне.
      УМНЫЙ ДИКОБРАЗ
      В Туркмении на дикобразов охотятся с веником.
      У входа в нору валяются дикобразьи иглы. Длинные, мягкие, как волосы, - из спины. Твёрдые, острые - из хвоста, и на песке следы.
      Подошёл охотник и всё веником замёл: клочки шерсти, иглы, следы, чтобы всё было чисто, как пол в избе.
      "Ну, теперь попадётся", - обрадовался охотник.
      На другой день вернулся охотник к норе и видит: свежие следы пяточками назад, в нору, а рядом пяточками вперёд. Был дикобраз, да недолго, чуть свет ушёл из норы.
      Подмёл охотник веником все следы, опять ровный песок.
      "Ну хитёр! Всё равно от меня не уйдёт", - подумал охотник.
      Пришёл охотник к норе на третий день к вечеру. Видит по следам - нет дикобраза.
      Совсем недавно ушёл, песок ещё не успел подсохнуть и осыпаться на следах.
      Постелил охотник свой ватный халат недалеко от норы за большим камнем, положил рядом ружьё.
      Притаился охотник - дикобраз чуткий зверь. Пошевельнёшься, звякнешь ружьём - издалека услышит и не скоро вернётся в нору.
      Всю ночь прождал охотник дикобраза. Под утро ветер поднялся, небо осветилось над горами, жалобно завыли шакалы. А дикобраз не пришёл.
      "Не быть мне охотником, если я его не убью!" - разозлился охотник, надел халат, взял ружьё и пошёл домой.
      Пока шёл по дороге, думал: "Куда он ушёл? Может быть, на бахчу за дынями? Небось на бахче все дыни обнюхал, самую сладкую выбирает. Может, в фисташковую рощу пошёл за орешками?"
      Так и вернулся охотник в аул ни с чем.
      А дикобраз не за дынями на бахчу ходил, не в фисташковую рощу за орешками, а в ущелье, где из скалы родник бьёт. Тонкой струйкой вода холодная из-под камня струится и пропадает в песках.
      Днём от жары над горами, над песками дрожит воздух. Как стемнеет, звери бегут на водопой.
      Пришёл дикобраз к водопою, а там стадо куланов пьёт воду. Напились, а за ними - антилопы-джейраны. Потом - гиена. Пьёт, пьёт - никак напиться не может.
      Дикобраз в сторонке стоит, да только иглами гремит, злится: не любит дикобраз с другими зверями на водопое воду пить, брезгает.
      Только дикобраз к воде подступил, вдруг куропатки-кеклики закричали: "Ке-ке-ке, ке-ке-ке!" - и улетели. Леопард пришёл.
      Небо посветлело. Так и не успел напиться дикобраз. Затрещал дикобраз иглами, загремел, как погремушкой, колючим хвостом и пошёл в свою нору.
      По дороге росу с листиков слизывает, сочные корешки выкапывает и ест. В фисташковой роще в траве орешки собрал, поел, а скорлупки в кучку аккуратно сложил и пошёл к норе.
      Смотрит: у норы веник из сухих трав валяется. Насторожился дикобраз, стал принюхиваться, носом ветерок ловить: нет ли человека близко?
      Осмотрелся дикобраз и отправился в другую нору за дальние холмы. Залез туда и задремал до вечера.
      Охотник дома на ковре сидит, из пиалки чай пьёт, на ружьё поглядывает и думает: "Всё равно не уйдёт от меня этот хитрющий дикобраз!"
      Да только забыл он, что дикобраз не хитрый, а умный зверь и что настоящий охотник у дикобразьей норы веник не оставит.
      В ХИВЕ
      В Хиве, в этом древнем городе, на базаре есть рыбожарка.
      В большом котле кипит хлопковое масло. Повар бросает в масло рыбу и вынимает её с поджаристой золотистой корочкой.
      Сначала я поел рыбы, походил по базару. Чего только тут не продают: и петухов, и виноград, и глиняные кувшины, и блюда, расписанные гончарами.
      Все блюда разные. Одни светятся, как небо в полдень, синие, лазурные. У других красноватый узор, третьи - с зелёными листиками, такими, как весной распускаются на деревьях тутовника.
      - Где такие блюда делают? - спросил я у гончара.
      - Слушай! - говорит гончар. - Вот выйдешь с базара, пойдёшь прямо, а там спросишь, где гончары живут.
      Я так и сделал. Сначала шёл прямо. По бокам улицы росли карагачи деревья. Ствол толстый, прямой, а наверху - будто шар подстриженный. Но их никто не стриг. Это они так растут.
      Дошёл до мостика через быстрый арык - ручей. Спрашиваю узбека:
      - Где здесь у вас гончары живут?
      - Вот, - говорит, - вдоль арыка иди по переулку, вот здесь они и живут.
      Дошёл я вдоль арыка до старой мечети. Смотрю: внизу окошечко в стене. А там сидит узбек. Рукава рубашки по локоть засучены, и крутит гончарный круг, из куска глины делает большое блюдо.
      Поздоровались мы с ним, я его спрашиваю:
      - Можно посмотреть, как вы из глины блюдо делаете?
      - Можно, заходи.
      Спустился я по крутым ступенькам.
      В мастерской печь стоит, разные горшочки для красок. На полке камни разноцветные. Я потом узнал, что их перетирают и краску делают для росписи посуды.
      Гончар ногой гончарный круг вертит, и из большого куска глины у него то большое блюдо получается, то кувшин.
      В углу большая печка жаром пышет. В печке много прогоревших углей, только чуть-чуть вспыхивает пламя.
      Гончар в ведро совком всё-всё выгреб, до последнего уголька.
      - Ну, - говорит, - помогай мне, подавай посуду!
      Стал я ему посуду из сырой глины подавать. А он быстро стал всю посуду в печку укладывать. Много туда поместилось. Потом печку закрыл, руки вымыл в ведре с водой и говорит:
      - Ну вот и всё!
      - А когда раскрашивать будете? - спросил я гончара.
      - Раскрашивать буду, когда вся глина затвердеет. А что ты в Хиве-то делаешь?
      - Как что? Смотрю, как люди хивинские живут.
      - А-а! - говорит. - Тогда пойдём ко мне.
      Закрыл он свою мастерскую на большой замок, и пошли мы по переулку, где посреди журчит арык.
      - Заходи, - говорит он мне, - гостем будешь.
      Зашли мы за глинобитный забор. Сели на пол на толстую кошму из овечьей шерсти.
      Он в ладоши хлопнул, пришла жена его. Он ей что-то по-узбекски сказал.
      Принесла она на большом блюде большущую жёлтую кисть винограда, крупного и сладкого, только каждая виноградина немножко сморщена.
      Потом жена узбека горячие лепёшки принесла, конфеты-подушечки и чайник с зелёным чаем.
      Мы пили чай, а узбек рассказывал, что и дед его, и прадед - все были гончары. И он - гончар. Зовут его Ахмет Усто. Усто - значит мастер.
      - Да здесь только мастера и живут!
      Спрашиваю:
      - Весна же! Откуда виноград?
      - О-о! Пойдём, - сказал Ахмет.
      Привёл он меня в тёмный сарай. На земляном полу большая лохань стоит с водой.
      - Ну и что? - я его спрашиваю.
      - Да ты не туда смотришь. Посмотри наверх!
      Посмотрел я наверх, а там с потолка большие виноградные кисти свисают.
      - Мы виноград с осени в сарае подвешиваем, - говорит Ахмет. - А корчагу с водой на пол ставим. Вот виноград у нас всю зиму и висит. Сколько ему нужно воды, столько он и берёт. А теперь, - говорит, посмотри-ка на моих бойцовых баранов-качкаров.
      Вышли мы во внутренний дворик, а там толстый карагач растёт. К карагачу прикованы на двух цепях два огромных барана. Лохматые, с тяжёлыми изогнутыми рогами. Никогда не видел я таких огромных баранов. Спина - как диван. Огромные они и свирепые, как львы.
      Как меня увидели, загремели цепями и бросились, да только их цепи не пустили.
      - Кыч-кыч! - закричал на них Ахмет...
      - Ну, - говорит, - посмотрел, пойдём чай допивать.
      Стали мы чай пить. Ахмет мне про баранов рассказал. Узнал я, что осенью, как урожай соберут, из Хивы, из Ургенча, со всего Хорезмского оазиса идут люди смотреть на бои качкаров. Когда бойцового качкара на цепи ведут, все во домам прячутся. А то сорвётся и насмерть может убить. Там, в поле, как увидят качкары друг друга, спускают их с цепи. Разбегаются качкары и стукаются рогами изо всех сил.
      Если баран послабей, то сильный качкар ему шею набок сворачивает. Когда бараны бьются, люди кричат, спорят, подбадривают своих качкаров.
      Наклонился ко мне Ахмет и говорит:
      - Мои качкары - чемпионы. Вон видел, сколько рогов прибито на карагаче. Рога эти от бойцовых баранов, которых они победили.
      Стал я его расспрашивать, на сколько метров бараны разбегаются, чтобы стукнуться лбами, сколько такой баран стоит...
      Ахмет меня перебил:
      - Тише, тише, говори шёпотом, качкары услышат.
      - Почему, - спрашиваю я, - говорить шёпотом?
      - Да потому, - сказал тихо Ахмет. - Они всё понимают. Как услышат про бои, совсем перестанут есть, чтобы лишнего жира не набирать, к боям будут готовиться. А сейчас только весна!
      Ахмет дал мне с собой кисть сладкого винограда и большую тёплую лепёшку и сказал:
      - Приходи, когда захочешь. Гостем будешь. Сразу не найдёшь, спросишь, где Ахмет Усто живёт - каждый знает.
      Попрощались мы с ним. С тех пор я его не видел. И в Хиве не был. Не знаю, какая она сейчас.
      Но, наверное, такая же. И бойцовые бараны-качкары в Хиве есть, и Ахмет Усто, и рыбожарка на базаре.
      Только вот никак до них не доеду.
      МАЛЕНЬКОЕ ЧУДОВИЩЕ
      Наш корабль шёл в Анадырском заливе. Была ночь. Я стоял на корме. Льдины за бортами шуршали, ломались. Дул сильный ветер со снегом, но море было спокойно, тяжёлые льды не давали ему разбушеваться. Корабль пробирался между льдинами малым ходом. Скоро начнутся ледяные поля. Капитан вёл корабль осторожно, чтобы не врезаться во льды.
      Вдруг я слышу: что-то как плеснёт у самого борта, даже корабль на волне качнуло.
      Смотрю: какое-то чудовище за бортом. То отплывёт, то приблизится и тяжко-тяжко вздыхает. Исчезло, появилось впереди корабля, вынырнуло у самой кормы, вода от его всплесков зелёным светом горит.
      Кит! А какой, никак не разберу.
      Всю ночь за кораблём плыл и вздыхал.
      А на рассвете разглядел я его: голова тупая, как кувалда, длинная ни у одного зверя такой нет, глазки крошечные, а ноздря всего одна. Из воды её высунет, фонтан пара выпустит, вздохнёт тяжело и опять уйдёт под воду.
      Это молодой кашалот.
      Тут проснулся капитан, вышел на палубу.
      Я спросил у него:
      - Что это он плывёт за нами?
      - Да верно, принял наше судно за кита. Молодой ещё, молоко на губах не обсохло. И видно, отстал от матери, от своего стада. Все кашалоты, как начинаются осенние штормы, уходят к экватору.
      Пока капитан рассказывал, кашалот отстал от корабля и поплыл на юг. Фонтан его ещё долго был виден между льдами, потом исчез.
      - Экватор пошёл искать, - сказал капитан.
      Тут даже и я вздохнул: найдёт ли это маленькое чудовище свою маму?
      БЕЛЁК
      Куда ни глянешь, вокруг одни льды. Белые, зеленоватые, блестящие на солнце. Я стал вглядываться в узкую полоску воды, которую разрезал во льдах наш корабль.
      И вдруг я увидел два чёрных глаза. Они смотрели на меня со льдины, медленно проплывавшей мимо.
      - Стой! Стой! Кто-то за бортом! - закричал я.
      Корабль замедлил ход и остановился. Пришлось спустить шлюпку и вернуться к льдине.
      Льдина была покрыта искрящимся снегом. И на снегу, как на одеяле, лежал белёк - детёныш тюленя.
      Тюлени оставляют своих малышей на льду, и только утром приплывает к бельку мать, покормит молоком и опять уплывает, а он весь день лежит на льдине, весь белый, мягкий, как плюшевый. И если бы не большие чёрные глаза, я его не заметил бы.
      Положили белька на палубу и поплыли дальше.
      Я принёс ему бутылочку молока, но белёк пить не стал, а пополз к борту. Я оттащил его обратно, и вдруг из его глаз покатилась сначала одна слеза, потом вторая, и так и посыпали градом. Белёк молча плакал. Матросы зашумели и сказали, что надо скорее положить его на ту льдину. Пошли к капитану. Капитан поворчал-поворчал, но всё же развернул корабль. Льды ещё не сомкнулись, и по водяной дорожке мы пришли на старое место. Там белька снова положили на снежное одеяло, только на другую льдину. Он почти перестал плакать. Наш корабль поплыл дальше.
      КАК ВОРОБЕЙ НА КАМЧАТКЕ ПОБЫВАЛ
      Вечером мы грузились во Владивостоке. Рейс был срочный, и капитан приказал пассажиров на корабль не брать.
      Даже матроса у трапа поставил, чтобы он не пускал никого.
      Да всё равно не уследили.
      Вышел я утром на палубу. Корабль в открытом море идёт, земли не видно. Погода тихая, солнышко светит. Смотрю: по палубе прыгает воробей, поклёвывает что-то между досками. Увидел меня воробей, зачирикал и перелетел на мачту, сверху на меня поглядывает. Перья у него на груди ветер раздувает, а хвоста нет. Наверное, потерял в драке.
      А корабль идёт в Петропавловск-на-Камчатке.
      Гнать воробья нельзя уже - не долетит он до суши, погибнет в волнах.
      "Что ж, - думаю, - с ним делать? Раз уж на корабль пробрался, пускай остаётся".
      Так и поплыл с нами воробей. Днём на палубе прыгал, а на ночь прятался под брезент в шлюпку, чтобы ветром не сдуло в море.
      Я уже и забыл про воробья. На пятый день пришёл наш корабль в Петропавловск и под разгрузку стал у причала. Команду списали на берег. Я тоже в город пошёл купить папирос.
      Когда обратно в порт возвращался, смотрю: на улице рыбаки стоят и что-то разглядывают на дереве. Подошёл ближе - а это наш бесхвостый воробей прыгает по веткам.
      Спрашиваю я у рыбаков, чему они удивляются. Рыбаки мне говорят:
      - Ворон у нас на Камчатке много, а воробьёв совсем нет, вот и удивляемся, как он сюда попал.
      - Этот воробей, - говорю, - на нашем корабле из Владивостока приплыл; наверное, хочет здесь поселиться.
      Засмеялись рыбаки:
      - Пускай живёт! Места всем хватит.
      Пришёл я на корабль и рассказал, что воробей остался в Петропавловске.
      Некоторые в город побежали смотреть камчатского воробья, только не нашли его. Наверное, в сопки улетел с воронами знакомиться.
      Мы выгрузились и взяли обратный курс на Владивосток.
      А когда к Владивостоку подходили, подул сильный ветер и сорвал со шлюпки брезент.
      Стал я брезент закреплять, смотрю, а в шлюпке на дне бесхвостый воробей сидит! Меня увидел - "черр!" закричал и выпорхнул из шлюпки. Видит: земля близко, и без оглядки полетел во Владивосток.
      Не понравилась ему Камчатка. А может быть, вороны его оттуда прогнали?
      МИШКА-КИТОБОЙ
      На китобойном корабле "Тайфун" живёт собачка Мишка.
      Какой она породы, никто не знает; наверно, помесь дворняжки с таксой - лохматая и кривоногая.
      Шерсть у Мишки когда-то была белая, а сейчас и не поймёшь, какого она цвета. Мишка так извозился в китовом жире да машинном масле, что капитан его в свою каюту не пускает.
      Лежит Мишка целый день на палубе и ждёт, когда найдут в океане кита.
      На верхушке мачты - железная бочка, в ней стоит матрос и в бинокль смотрит.
      Как увидит на горизонте фонтан пара из китовых ноздрей, даёт три гудка: киты!
      Как первый гудок - Мишка глаза откроет.
      Второй гудок - голову поднимет.
      Третий - мчится к мостику, где гарпунная пушка стоит.
      Гарпунёр торопится, пушку разворачивает, а Мишка путается под ногами. Его ругают, гонят, даже лапу сапогом отдавили.
      Мишка отойдёт в сторону, голову свесит за борт и ждёт.
      Как киты покажутся, Мишка весь задрожит и начинает тихонько подвывать, а лаять не лает - боится кита спугнуть.
      Из пушки по киту как бабахнут! Мишка вскакивает и ждёт, когда рассеется дым.
      Если гарпунёр промазал, Мишка страшно лает, бросается на него, хватает за штаны!
      Гарпунёр скорее пушку перезаряжает, кричит:
      - Сумасшедшая тварь, в море выкину!
      Зато как гарпунёр в кита попадёт, Мишка от радости не знает, что и делать. Кругами бегает по всему кораблю, суетится, улыбается, морда вся растянута, а потом успокоится, подползёт к гарпунёру на брюхе, руки ему лижет и хвостом машет, как метёлкой бьёт по палубе.
      Охоту закончат, китов убитых за хвосты привяжут цепями к бортам и тащат к острову на китовый комбинат.
      Как покажется остров, гарпунёр запирает Мишку в своей каюте, а то Мишка совсем сбесится, когда за китами буксир придёт.
      Начнут китов отвязывать, он на буксир бросается, лает, прямо захлёбывается от злости - так ему жалко китов: столько на них охотились и вдруг отдают чужому кораблю. Вот его и запирают, чтоб не мешал и зря не волновался.
      От китовой охоты Мишка совсем стал нервный: ночью во сне рычит, вскакивает и бежит в каюту к гарпунёру, стаскивает с него зубами одеяло. Наверно, ему во сне киты снятся.
      Хотели Мишку на берег высадить, чтоб он отдохнул, побегал в лесу за бабочками, а он забился в канатный ящик, рычит: не хочет на берег - хочет в океане на китов охотиться.
      ЛАМПАНИДУС
      В самом углу Тихого океана, около Камчатки, есть Командорские острова. Я увидел их зимой.
      Острова торчали огромными белоснежными сугробами в зелёном зимнем океане. Снег на верхушках сугробов курился от ветра.
      Подойти кораблю к островам нельзя: высокие волны разбивались об отвесный берег. Дул ветер, на палубе выла вьюга. Корабль наш был научный: мы изучали глубоководных рыб.
      Но сколько мы ни вглядывались в океан, ни один кит не проплыл мимо, ни одна птица не пролетела к берегу, и на снегу не видно было ничего живого.
      Тогда решили узнать, что делается в глубине. Стали спускать в океан большой сачок с крышкой.
      Опускали сачок долго. Солнце уже закатилось, и сугробы стали розовыми.
      Когда сачок подняли, было уже темно. Ветер раскачивал его над палубой, и сачок мерцал в темноте синими огоньками.
      Весь улов слили в литровую банку и унесли в каюту. Попались только нежные рачки и совсем прозрачные рыбки.
      Я вытащил всех рыбок из банки, и на самом дне лежала маленькая, величиной с мизинец, рыбка. Вдоль всего тела тремя рядами, как пуговки, горели живые синие огоньки.
      Это был лампанидус - рыбка-лампочка. Глубоко под водой, в кромешной тьме, плавает она живым фонариком и освещает себе и другим рыбам путь.
      Прошло три дня.
      Я зашёл в каюту. Маленький лампанидус давно умер, а огоньки всё горели синим, нездешним светом.
      ОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
      В океане много маленьких островков. Некоторые ещё на карту не занесены, только что родились.
      Одни островки под водой исчезают, а другие появляются.
      Наш корабль шёл в открытом океане. И вдруг из воды торчит скала, об неё бьются волны.
      Это верхушка подводной горы показалась над водой.
      Корабль развернулся и стал у островка, покачивается на волнах. Капитан приказал спустить на воду шлюпку.
      - Это, - говорит, - необитаемый остров, надо его разведать.
      Высадились мы на него. Островок как островок, ещё даже мхом не успел зарасти, одни голые скалы. Я когда-то мечтал на необитаемом острове пожить, только не на таком.
      Хотел я уже возвращаться к шлюпке, смотрю: трещина в скале, а из трещины торчит птичья голова и на меня смотрит. Подошёл я поближе, а это кайра. Снесла яйцо прямо на голый камень и сидит на яйце, ждёт, когда выклюнется птенчик. Я её потрогал за клюв, она не боится, потому что не знает ещё, что за зверь такой - человек.
      Страшно ей, наверное, одной жить на островке. В сильный шторм волны и до гнезда дохлёстывают.
      В это время с корабля стали давать гудки, чтоб возвращались на корабль.
      Попрощался я с кайрой и пошёл к шлюпке.
      Когда на корабле капитан про остров спросил, живёт ли кто на нём, я сказал, что живёт.
      Капитан удивился:
      - Как же так? Этого острова ещё на карте нет!
      - Кайра, - говорю, - не спрашивала, есть он на карте или нет, поселилась - и всё; значит, остров этот уже обитаемый.
      ОСЬМИНОЖЕК
      Весной тёплые туманы стали подтачивать льдины. А когда совсем потеплело, с береговым ветром прилетела на палубу бабочка.
      Я поймал её, принёс в каюту и стал вспоминать, как весной в лесу зяблики поют и на полянах бегают ёжики.
      "Хорошо бы, - думаю, - ёжика поймать! Только где его в северном море поймаешь?"
      И завёл я вместо ёжика маленького осьминожка: он с рыбой в сетях запутался.
      Посадил я осьминожка в банку от варенья, а банку поставил на стол.
      Так и жил у меня в банке осьминожек. Я что-нибудь делаю, а он за камушком притаится и за мной подглядывает. Камушек серый и осьминожек серый. Солнце его осветит - жёлтым станет, он так маскируется.
      Однажды я читал книгу. Сначала тихо сидел, а потом стал быстро перелистывать страницы.
      Осьминожек вдруг стал красным, потом жёлтым, потом зелёным. Он испугался, когда страницы замелькали.
      А ёжик разве так умеет? Он только колется и фыркает.
      Постелил я как-то под банку зелёный платок - и осьминожек стал зелёным.
      Один раз я банку с осьминожком на шахматную доску поставил, и осьминожек не знал, каким быть - белым или чёрным? А потом разозлился и покраснел.
      Но я его больше не злил. И когда наступило настоящее лето, я выпустил осьминожка на подводную полянку, где помельче и вода потеплее: ведь он ещё совсем маленький!
      ОСЬМИНОГ
      Корабль на Владивосток курс держит. Ещё неделя - и конец плаванию.
      Решил я привезти домой живого осьминога.
      Посоветовался с Василием Ивановичем, боцманом, в чём осьминогов удобней держать: в бочке или, может быть, в трюме бак какой-нибудь найдётся вместо аквариума.
      Василий Иванович удивился моей затее:
      - Крокодильчика я один раз привёз домой из Бомбея. Маленький - я его в рукомойнике вёз, чтобы всё время был мокрый. А вот осьминога не слыхал я, чтоб возили. Попробуй, может, довезёшь!
      Нашёл я в трюме цинковый ящик с крышкой - в таких ящиках во время войны порох перевозили, - принёс его к себе в каюту, привязал к столу, чтобы во время шторма не опрокинуло, и жду, когда будут ловить рыбу: может, попадётся осьминог.
      Долго ждать не пришлось. На другой день спал я после вахты, слышу: тормошит меня кто-то за плечо. Открываю глаза, а это Василий Иванович.
      - Вставай скорей, трал вытащили, осьминог попался!
      Оделся я быстро и выскочил на палубу. Ветер северный дует, а я холода не замечаю.
      Улов из трала вывалили: камбалы, морские звёзды, крабы копошатся на палубе.
      Кок в корзину рыбу отбирает для камбуза, а я тоже в ракушках копаюсь, ищу осьминога.
      Наконец нашёл. Большой, жёлтый. Наверное, дно здесь песчаное, потому что осьминог окраску от грунта меняет, чтобы его не видно было. Глаза у него как у кошки, зрачки длинные, смотрит на меня в упор. Я его ногой пнул, он глаза закрыл и стал красный. Разозлился, наверное.
      Взял я его в руки и понёс в каюту. Тяжёлый он, но без воды слабый совсем, висит как тряпка, щупальцами мои руки обвил, присосался к тельняшке.
      Принёс я его в каюту, в ящик посадил, а сам побежал за морской водой. Взял ведро на камбузе, набрал воды, открыл крышку, хотел в ящик налить воды - а ящик пустой!
      Что такое? Сначала даже не поверил, ощупал весь ящик внутри, - может, в угол забился? Нет, нигде нет осьминога.
      Расстроился я совсем. Не мог же он из каюты уползти!
      Стал я осьминога искать в каюте, смотрю: мокрый след, как будто тряпкой по полу провели, ведёт прямо под койку. Заглянул я под койку, а там осьминог лежит. Вытащил я его оттуда и посадил в ящик, закрыл крышкой, а на крышку сверху положил сапоги на всякий случай.
      Стал я после этого за осьминогом следить, чтобы не выполз из ящика. Всё равно не уследил. Приподнял он крышку, из ящика вылез и в угол забился, где электрическая грелка стоит, обогревает каюту.
      Когда я с вахты пришёл, осьминог был уже мёртвый: кожа на нём от тепла высохла.
      Так и не довёз его до дому.
      КОЛЮШКА-ХРАБРЮШКА
      В отлив море ушло, и на берегу осталось много лужиц, маленьких и больших.
      Сел я около большой лужи и стал караулить, потому что некоторые рыбы не успевают в море уплыть, притаятся на дне и ждут прилива.
      В луже было темно и ничего не видно, только по камням карабкались водяные паучки.
      Я уже хотел уходить, и тут воду прорезал солнечный луч. И затолклись, заплясали в этом луче не то мошки, не то пылинки. Это была стайка рыбок, только совсем маленьких - мальков.
      Я разглядел у них головку и хвост. Мальки ловили водяных блох, а у некоторых и рта ещё не было, они просто так плавали. Для них эта лужа целое море.
      Сорвал я прутик и хотел прогнать мальков, и вдруг - я даже не заметил откуда - выскочила рыбёшка, сама с мизинец, на спине у неё острые колючки торчат, и ну трепать мой прутик. То с одной стороны заплывёт, колючкой его уколет, то куснёт ртом, а у самой от злости глаза горят синими огоньками. Растрепала весь прутик, стал он как кисточка для клея, а сама спряталась под камень и оттуда смотрит, помахивает плавничками - попробуй мальков тронь!
      Мальков ловить я не стал, а то колюшка всю руку исколет, она и большой трески не боится, бросается в драку.
      И совсем она не колюшка, а храбрюшка.
      МИХАИЛ
      На одном корабле жил ручной медведь Михаил.
      Как-то раз корабль пришёл из долгого плавания во Владивосток. Все матросы стали сходить на берег, и Михаил с ними. Хотели его не пустить, заперли в каюте - он стал дверь царапать и страшно реветь, так, что на берегу слышно.
      Выпустили Михаила и дали ему железную бочку катать по палубе, а он её в воду швырнул: не хочет играть, на берег хочет.
      Дали ему лимон. Михаил его раскусил и страшную рожу скорчил; поглядел на всех недоуменно и рявкнул - обманули!
      На берег Михаила капитан не хотел пускать, потому что был такой случай.
      Играли на берегу в футбол с матросами другого корабля. Михаил сначала спокойно стоял, смотрел, только лапу кусал от нетерпения, а потом не выдержал, как зарычит, как кинется на поле! Всех игроков разогнал и стал гонять мяч. Лапой как зацепит, как зацепит! А потом ещё как зацепит, мяч только - пук! И лопнул. Как же его после этого пускать на берег?
      И не пустить нельзя, такая громадина: пока маленький был - шарик, а вырос - целый шар. Катались на нём верхом, он даже не приседает. Силища такая, что начнут матросы канат тянуть - все, сколько есть, а Михаил с другого конца потянет - матросы на палубу падают.
      Решили пустить Михаила на берег, только с ошейником, и внимательно смотреть, чтобы собака не встретилась, а то вырвется и за ней побежит.
      Надели на Михаила кожаный ошейник. Боцман Клименко, самый сильный на корабле, намотал ремешок на руку, и пошёл Михаил с матросами в краеведческий музей.
      Пришли в музей, купили билеты, а Михаила привязали около входа, в садике, за чугунную пушку, уж её-то он с места не сдвинет.
      Ползала в музее обошли, прибегает директор:
      - Уберите своего медведя! Он никого не пускает!
      Побежал Клименко на улицу, смотрит: стоит Михаил в дверях, на шее обрывок ремешка болтается, и никого в музей не пускает.
      Людей целая толпа собралась.
      Это Михаил на корабле привык взятки брать. Как матросы сойдут на берег, он ждёт у трапа; матросы знали: идёшь с берега - обязательно надо Михаилу конфету дать, тогда пропустит на корабль. Без конфеты лучше не показывайся - прижмёт, не пустит. Клименко разозлился, закричал на Михаила:
      - Как тебе не стыдно, обжора!
      Михаил испугался, даже уши прижал и глаза зажмурил. Он одного Клименко боялся и слушался.
      Клименко взял его за ошейник и привёл в музей.
      Михаил сразу притих, от матросов никуда не отходит, осматривает портреты на стенах, фотографии, чучела зверей за стеклом.
      От чучела медведя еле его оттащили. Долго стоял, раздувал ноздри. Потом отвернулся.
      Мимо всех чучел прошёл, даже на тигра не обратил никакого внимания, а почему-то понравилась Михаилу сойка, глаз не мог оторвать и всё облизывался.
      Наконец пришли в зал, где оружие развешано и кусок борта от парусного корабля "Разбойник". Вдруг Клименко кричит:
      - Михаил сбежал!
      Оглянулись все - нет Михаила!
      Выбежали на улицу - нигде нет Михаила! Пошли по дворам искать, может, за собакой погнался?
      И вдруг видят: бежит по улице директор музея, очки в руке держит, увидел матросов, остановился, галстук поправил и как закричит:
      - Сейчас же уберите медведя!
      Оказывается, Михаил в самом дальнем зале, где всякие жучки и букашки, лёг в углу и уснул. Разбудили его и на корабль привели. Клименко ему говорит:
      - Эх ты, тебе бы только брезент рвать на шлюпках, а не в музей ходить!
      До вечера исчез Михаил. Только когда к ужину дали сигнал, вылез из машинного отделения. Вид у Михаила был виноватый, от стыда спрятался.
      РАЧОК-МОРЕХОД
      После плавания поставили наш корабль в док - от ракушек и морской травы чистить. Столько их на корабельном днище развелось, что кораблю плыть мешают. Целая борода волочится за ним по морю!
      Вся команда чистила: кто скребком, кто щётками, а некоторые ракушки приходилось отбивать долотом - так крепко пристали к днищу.
      Чистили мы его, чистили, а боцман говорит:
      - Как выйдем в море, снова обрастём: в море-то всякие рачки да улитки только и ищут, на ком бы поселиться. Так их много развелось, дна морского не хватает, на корабельном дне селятся!
      И правда, упорные они, никак не хотят расстаться с кораблём.
      Наконец всё дно вычистили. Начали красить. Подходит ко мне боцман и спрашивает:
      - Это ты нос чистил?
      - Да, - говорю, - я.
      - Там, - говорит, - у тебя здоровый морской жёлудь торчит, надо его отбить.
      Пошёл я отбивать морской жёлудь.
      Это такая ракушка белая с крышечкой, а внутри притаился рачок, ждёт, когда наш корабль выйдет в море, тогда он откроет крышечку и высунется.
      "Нет, - думаю, - не дождёшься!"
      Взял железный скребок и стал им жёлудь сбивать, а он никак не поддаётся.
      Меня даже зло взяло.
      Я ещё сильнее на него нажал, а он внутри чавкает и не поддаётся, только чуть-чуть приоткрыл крышечку - посмотреть, кто это его тревожит.
      Уже всё дно закрасили, остался только нос. "Эх, - думаю, - пускай живёт. Может, это рачок-мореход. С детства не захотел спокойно жить на дне, прицепился к нашему кораблю и по морям скитается!" Когда нос докрашивали, я взял кисть и вокруг жёлудя краской круг обвёл, а его не тронул.
      Боцману я ничего не сказал, что на носу остался жёлудь.
      Когда мы вышли в море, я всё про этого рачка думал: сколько ещё ему придётся испытать штормов?
      МЕДВЕЖАТА С КАМЧАТКИ
      Это было на Камчатке, где по берегам горных озёр растут зелёные кедры, и слышен гул вулканов, и небо по ночам озаряется огнём из кратеров.
      Шёл по камчатской тайге охотник и вдруг видит: сидят на дереве два медвежонка. Он ружьё с плеча снял и думает: "Медведица где-то близко!"
      А это были любопытные медвежата. Они убежали от матери.
      Один медвежонок от любопытства совсем близко спустился к охотнику.
      А другой медвежонок был трусишка и только сверху поглядывал - вниз спускаться боялся.
      Тогда охотник сахару им дал. Тут медвежата не выдержали, слезли с дерева и стали у него выпрашивать кусочки сахару.
      Съели они весь сахар, поняли, что охотник - "зверь" совсем не страшный, и стали медвежата играть: валяться на траве, рычать, кусаться...
      Видит охотник: весёлые медвежата. Взял он их с собой и привёл в охотничью избушку, на берег большого таёжного озера.
      Стали у него медвежата жить, купаться в озере.
      Один медвежонок - назвали его Пашка - любил рыбу ловить, только, кроме тины да травы водяной, ничего он не мог поймать.
      Другой медвежонок - назвали его Машка - всё время искал в тайге ягоды и сладкие корешки.
      Как Пашка из воды вылезет, отряхнётся - начинает зарядку делать: передние лапы - вперёд, правую лапу - вверх, левую - вниз... и вытянется.
      Зарядка окончена!
      Сделал зарядку Пашка и стал вокруг избушки ходить, во все дырки заглядывает, обнюхивает брёвна.
      Полез на крышу... а там - незнакомый зверь!
      Спину выгнул и на Пашку как зашипит!
      Хочется Пашке с ним подружиться, да страшно.
      Жили медвежата в избушке, купались в озере, ягоды собирали, муравейники раскапывали, да недолго.
      Однажды застрекотала над озером большая птица. Кинулся от неё Пашка бежать. А Машка от страха забралась на ветку над самой водой, вот-вот свалится в озеро.
      Птица спустилась на таёжную полянку, перестала стрекотать и замерла.
      Хочется медвежатам поближе подойти, обнюхать её, да боязно, издали на неё поглядывают.
      А потом осмелели медвежата и подошли.
      Лётчик им сахару дал, тут уж их не отгонишь.
      К вечеру посадил их лётчик в кабину, и полетели они к берегу океана.
      Там их привели на большой корабль, который шёл в Петропавловск-на-Камчатке.
      Пашка всю дорогу смотрел, как матросы на палубе работают.
      А Машка бродила, бродила по кораблю и нашла краба.
      Укусила его - вкусно!
      И стала его грызть - очень ей краб понравился.
      Пришёл корабль в Петропавловск-на-Камчатке.
      Там медвежат подарили ребятам, и стали они жить в детском доме.
      Ребята их сахаром кормили и молоком и вкусные корешки приносили из тайги.
      Машка так объелась, что у неё живот заболел.
      А Пашка всё равно у ребят кусочки сахару выпрашивает.
      В ПЕРВЫЙ РАЗ
      Осенью я первый раз пошёл в школу. Сначала я очень боялся: ведь все ребята будут рассказывать, где были летом, а я нигде не был. Я болел.
      Когда учитель спрашивал, где кто был, я сказал, что болел. Все ребята на меня посмотрели, и одна девочка вздохнула, а учитель сказал, что это ничего. Потом всем дали бумагу и карандаши. Кто рисовал домик и человечка около домика, кто яблоко, а один мальчик нарисовал маму с бутылкой, будто она идёт за молоком. Я нарисовал кленовый листик. Капал дождь, и листик прилип к стеклу. А ещё я нарисовал автомат с газированной водой, как он ночью светится.
      Когда все нарисовали, учитель ходил по классу и смотрел. Он сказал, что мой листик немножко похож на ботинок, зато у мальчика, который нарисовал маму, бутылка похожа на костылик.
      Потом один мальчик заплакал. Он хотел есть.
      Уроков больше не было, и учитель отпустил нас домой.
      В школе было совсем не страшно. Обратно я шёл вместе с девочкой, которая вздохнула. Она живёт около моего дома.