Такое сообщение не могло не повлиять на добросердечного мистера М., который был хорошо знаком со злым гением противной стороны, завладевшей имуществом и титулом несчастного юноши, и его охватило беспокойство, как бы недостойные люди не попытались тем или иным способом устранить юношу; даже в ту пору он выразил готовность прийти на помощь сироте, лишенному друзей, и поближе ознакомиться с его притязаниями. Дела вынудили его уехать во Францию, а тем временем мистер Э. приехал в Лондон в октябре 1741 года".
      На этом месте священник был прерван Перигрином, сказавшим, что вся эта слышанная им ранее история об изгнании юного джентльмена казалась ему слишком необычайной, чтобы не сказать неправдоподобной, а потому он очень хотел бы узнать подлинные обстоятельства этого дела, а также о том, каким образом он попал на остров Ямайку.
      Священник, уступая просьбе нашего героя, начал рассказывать с самого начала.
      - Мистер Э., - сказал он, - сын Артура, покойного лорда, барона Э., от его жены Мэри Ш. - незаконной дочери Джона, герцога Б. и Н-би; на этой Мэри Ш. лорд женился открыто 21 июля 1706 года против воли своей матери и других своих родственников, в особенности - Артура, покойного графа Э., питавшего неумолимую вражду к ее отцу-герцогу и потому прилагавшему все усилия, чтобы воспрепятствовать браку; убедившись в неудаче своих попыток, он был столь возмущен, что так никогда и не примирился окончательно с лордом Э., хотя тот был его предполагаемым наследником. После свадьбы они жили в Англии два-три года, в течение которых у нее было несколько выкидышей; он же, человек весьма легкомысленный и сумасбродный, не только растратил все ее приданое, но и наделал столько долгов, что вынужден был бежать в Ирландию, оставив жену дома вместе со своей матерью и сестрой, которые, не одобряя этого брака, откосились к ней враждебно.
      Вряд ли в этой семье могло воцариться согласие, если принять во внимание, что леди Э., особа надменная, не намерена была покорно терпеть обиды от тех, кто, как было ей известно, являлся ее врагом. И потому не удивительно, что вскоре между ними возникли недоразумения, которым способствовал дурной нрав одной из ее золовок. Начали измышлять различные скандальные истории о ее недостойном поведении, основанные на похвальбе тщеславного, мерзкого щеголя, служившего подлым орудием для достижения этой цели, и в конце концов они стали известны ее мужу в Ирландии, приукрашенные лживыми подробностями; безрассудный и опрометчивый, он был столь взбешен этими слухами, что в приступе ярости распорядился, чтобы его мать начала дело о разводе; клевета была вынесена на суд, приведено было немало гнусных доводов, лишенных всякого основания, но так как других доказательств он не мог привести, то в конце концов года через два дело окончилось ничем, если не считать судебных издержек.
      Лорд Э., убедившись в том, что мать и сестра ввели его в заблуждение, решил примириться с женой. Тогда отец отправил ее в Дублин к одному джентльмену, в доме которого муж встретил ее изъявлениями любви и уважения. Отсюда она поехала к нему на квартиру, а затем в его поместье, где ей приходилось много страдать от выходок лорда, человека грубого и недостойного. Из поместья они возвратились в Дублин в конце июля или в начале августа 1714 года, где леди вскоре почувствовала себя беременной.
      Лорд Э. и его потомство являлись наследниками титула и имущества Артура, графа Э., а посему лорд Э. очень хотел иметь сына; опасаясь нового выкидыша у жены, он решил обуздать свой от природы нетерпеливый нрав, чтобы ей не пришлось, как прежде, страдать благодаря его недостойному поведению. Поэтому он относился к ней с необычной заботливостью, и когда беременность ее приходила к концу, он отвез ее в поместье, где она разрешилась от бремени сыном, будущим мистером Э., в конце апреля или начале мая; ни один свидетель не мог с точностью назвать день его рождения, так как запамятовал за давностью, а в приходе не хранили записей. К довершению несчастья, знатных людей в этом приходе не было, те же, кто жил на значительном от него расстоянии, не поддерживали знакомства с лордом Э. вследствие его странного поведения.
      Как бы то ни было, арендаторы и люди, подвластные его лордству, отпраздновали это событие, и в соседнем городке Нью-P...c разложены были по этому случаю костры, а также устроена иллюминация и гулянье. Все это произвело такое впечатление на народ, что в указанном местечке и смежных приходах несколько сот человек помнят об этом событии, несмотря на огромное влияние, которым пользуется в тех краях противник истца, и невзирая на великие усилия и недостойные уловки его бесчисленных агентов, а также лиц, заинтересованных в исходе процесса и пытающихся подкупить и опорочить свидетелей.
      После рождения сына, который был отослан к кормилице, жившей по соседству, как это заведено в поместьях, где самые знатные люди помещают своих детей в дома фермеров, лорд Э. жил с женой в полном согласии целых два года. Но благодаря своему сумасбродству он попал в затруднительное положение и потребовал остаток ее состояния у отца ее, герцога Б., отказавшегося дать хотя бы шиллинг, пока тот не выделит его дочери приличного содержания, которым лорд Э. в то время не располагал из-за своей расточительности.
      Стараясь быть бережливой хозяйкой, жена лорда Э. возбудила недовольство ленивых и распутных домочадцев, захвативших в свои руки ее мужа; помогая ему расточать имущество, они ухватились за отказ герцога и, желая выместить на невинной леди свое недовольство, стали убеждать лорда Э., что есть только один способ получить деньги у его светлости, а именно прогнать жену под предлогом ее измены, которую, как они намекали, нетрудно будет доказать. По их совету был задуман и выполнен гнусный план, который привел к тому, что некий П., бедный, невежественный, простоватый деревенский болван, попался в ловушку и лишился одного уха, а оклеветанная леди в тот же день выехала в Нью-P...c, где прожила несколько лет.
      Однако, покидая дом, она пыталась бороться за своего ребенка, которого хотела взять с собой; но отдан был строгий приказ воспрепятствовать ей раз навсегда встречаться с сыном. Такое подлое, бесчеловечное обращение неожиданно возымело обратное действие. Герцог Б., в добавлении к завещанию, в котором он осуждал дурной нрав лорда Э., поручил своим душеприказчикам уплачивать дочери ежегодно сотню фунтов, пока она будет жить раздельно с мужем; выплата прекращалась со смертью лорда Э.
      Пока она находилась в изгнании, к ребенку относились как к законному сыну и наследнику ее мужа, любовь которого к мальчику была всем заметна; несмотря на свое затруднительное положение, лорд всегда одевал его, как юного аристократа. В пору его детства отец часто переезжал с места на место, и у ребенка было столько учителей, что его хорошо знали в разных частях королевства. Его мать пользовалась каждым удобным случаем (это бывало редко вследствие строгого приказа лорда), чтобы повидаться с ним и проявить материнскую заботливость, но затем она уехала в Англию после длительной болезни, вызванной параличом, на последствия коего ее беспечный муж, впавший в то время в крайнюю бедность, возлагал такие надежды, что поспешил жениться на женщине, бывшей ранее его любовницей. Эта особа, узнав об отъезде леди Э. из Ирландии, открыто объявила о браке и начала на правах жены посещать с лордом Э. его знакомых.
      С той поры и начались несчастья мистера Э. Эта хитрая женщина, раньше относившаяся к ребенку с притворной любовью, чтобы втереться в милость к его отцу, почувствовала, что ее положение достаточно прочно, и сочла своевременным изменить свое поведение по отношению к бедному мальчику; вот почему она стала изобретать хитроумные способы с целью отвратить сердце слабого отца от ребенка. Тем не менее, несмотря на все ее происки, естественная привязанность к сыну владела его сердцем, хотя она прилагала все усилия восстановить его против сына клеветническими обвинениями, но и в гневе он ограничивался только отеческими увещаниями. Так и не удалось бы ей осуществить свой план, если бы на помощь не пришел дядя ребенка, ныне захвативший титул его и имущество; но и этот заговор не приводил ни к чему, так как заговорщиков сдерживало опасение возбудить тревогу несчастной матери, пока ту окончательно не разбил паралич, а смерть ее отца не ввергла больную в жестокую нужду. Тогда они рискнули осуществить свой план, и хотя цели их не совпадали, они объединили усилия, чтобы устранить бедного мальчика, бывшего помехой для обоих.
      Лорд Э., бывший, как я уже упоминал, человеком неумным и лишенным твердых жизненных правил, в это время впал в такую нужду, что ему приходилось закладывать носильное платье для удовлетворения самых насущных потребностей. Когда же у него не оставалось другого выхода, кроме продажи поместья Э., чему несовершеннолетие сына служило помехой, его добродетельный брат и другие лица посоветовали ему выйти из затруднительного положения, спрятав сына и затем сообщив о его смерти. Этот благородный проект был принят с готовностью, так как лорд знал, что ни одна его сделка не поможет лишить сына наследственных его прав. В соответствии с таким решением мальчик был взят из школы, где он тогда обучался, и помещен в дом некоего К-га, агента и соучастника нынешнего графа Э., и там его держали несколько месяцев взаперти, распуская слухи о его смерти.
      Когда эти меры были приняты, лорд Э. напечатал в газетах объявление о продаже поместья. Прибегли к услугам разных агентов, которые соблазняли тех, кто не знал о природе такой условной сделки или был совсем незнаком с положением дел в семействе лорда. Одни, обманутые известием о смерти ребенка, соблазнялись покупкой, считая себя в полной безопасности благодаря согласию брата его лордства, являвшегося, как думали они, наследником. Другие, прельстившись низкой ценой, сомневались, правда, в смерти мальчика, но решали рисковать в надежде, что ребенок либо умрет до совершеннолетия, либо его убедят утвердить сделку отца. На основании этих соображений многие вступили с лордом в переговоры, как вдруг эти переговоры были прерваны и планы раздобыть денег рассеялись благодаря неожиданному появлению мальчика, который, будучи от природы резвым и нетерпеливым, бежал из заключения и появился на улицах Дублина, избегая дома своего отца и предпочитая нужду опасности снова стать жертвой жестокой женщины, заступившей место его матери. Лишенный отцовского попечения, не имея постоянного места жительства, он бродил вместе с буйными, беспутными мальчишками Дублина, слоняясь главным образом вблизи колледжа, члены и студенты которого, из жалости к нему, снабжали его время от времени одеждой и деньгами. Так он жил с 1725 года до конца ноября 1727 года, когда умер его отец, впавший перед смертью в такую нужду, что его пришлось похоронить на общественный счет.
      Как только этот злосчастный лорд умер, его брат Ричард, нынешний граф Э., воспользовавшись несовершеннолетием и беспомощностью своего племянника, завладел всеми бумагами покойного, а затем узурпировал титул лорда Э., к удивлению слуг и других лиц, знакомых с делами семьи. В ответ на эту наглую узурпацию население оскорбляло его, когда он проходил по улицам, а герольдмейстер отказался принять в архив свидетельство о том, что его брат умер, не оставив потомства. Первое из этих затруднений он встретил не без недовольства, но все же не чувствуя ни малейшего стыда, уверенный, что эти оскорбления понемногу прекратятся, а второе преодолел обычным способом.
      Такое бесстыдное нарушение прав сироты не покажется странным, если вспомнить, что покойный лорд Э. не только расточил свое состояние с самым нелепым безрассудством, но и связался с презренной компанией, а люди, занимающие в обществе какое-то положение, весьма мало знали его и еще меньше уважали; таким образом, ребенок его был лишен тех преимуществ, какие всегда дает знакомство с людьми, пользующимися известностью. И хотя все знали, что у леди Э. есть сын в Ирландии, но последние десять лет жизнь лорда была окутана таким мраком, что едва ли кто-нибудь из людей знатных был знаком с обстоятельствами дела, имевшего место за двенадцать лет до дня узурпации. Более того, поскольку первые сведения были основаны только на слухах, сплетни, вызванные разводом, могли внушить всем тем, кто был незнаком с семейными делами лорда, ошибочное мнение, будто ребенок родился во время этого события или даже после него. Суета, связанная с прибытием в это самое время лорда-лейтенанта, искусно распространяемые слухи о смерти истца, пребывание мальчика в тайном убежище, где он вынужден был жить, чтобы избегнуть покушений дяди, - все это также споспешествовало тому, что узурпатор мог безмятежно пользоваться титулом. И, наконец, лорд-канцлер У-м, в чье ведение входило получение парламентских приказов, был незнаком с Ирландией, не знал ничего о потомстве знатных родов и, стало быть, ограничивался тем, что справлялся со свидетельствами, внесенными в книги герольдмейстера. Помимо всех этих обстоятельств, натурально способствовавших успеху самозванца, надлежит заметить, что несчастный юноша не имел со стороны отца в живых ни одного родственника, которому не было бы выгодно содействовать его гибели либо смотреть на нее сквозь пальцы; следует также помнить, что его дед умер, а мать находилась в Англии в жалком состоянии, скрываемая от всех, даже от родственников, своею горничной Мэри X., в расчеты которой входило ее скрывать; к тому же она всецело зависела от жалких и случайных подачек герцогини Б., чьим капризам она должна была рабски подчиняться.
      Однако, несмотря на эти обстоятельства, весьма выгодные для узурпатора, он не чувствовал себя в безопасности, ибо сирота мог найти друга, который помог бы ему возбудить дело. И вот он задумал похитить его, чтобы отослать в Америку как раба. Его сообщником в этом ужасном замысле был человек, занимавшийся отправкой людей на наши плантации и заинтересованный в этом проекте, так как за безделицу он купил у покойного лорда Э. часть поместья; эта постыдная сделка была утверждена братом, но находилась под угрозой до той поры, пока не будет устранен мальчик.
      Этот помощник занялся всеми приготовлениями; нашли несколько головорезов для розысков несчастной жертвы. Когда сделана была первая попытка захватить мальчика в Дублине около одного из больших рынков, его дядя лично принимал в ней участие, и жертву удалось вырвать из жестоких рук только благодаря честному мяснику, которому помогли соседи. Однако отсрочка оказалась временной; мальчик, напуганный таким покушением, покидал тайное свое убежище, только приняв все меры предосторожности, но, несмотря на это, в марте 1727 года он был найден одним из преследователей и силой притащен на борт корабля, направлявшегося в Ньюкасл на реке Делавар в Америке; там он был продан в невольники и исполнял непосильную работу в течение тринадцати лет, переходя от одного владельца к другому.
      В бытность свою рабом он часто рассказывал тем, кому мог довериться, тайну своего происхождения, а также историю своего изгнания из родной страны, хотя, поступая таким образом, он пренебрегал предостережением, сделанным ему во время плавания и гласившим, что подобное разоблачение будет стоить ему жизни. Тем временем захватчик спокойно пользовался своим правом; тем, кто любопытствовал о сыне его брата, он отвечал, что мальчик умер несколько лет назад; когда же в апреле 1737 года скончался Артур, граф Э., он унаследовал его титул и состояние как ближайший наследник.
      Срок невольнической работы племянника, оказавшийся более длительным, чем обычно, благодаря неоднократным его попыткам к бегству, истек в 1739 году, и молодой человек нанялся простым матросом на торговое судно, идущее на Ямайку. Там, попав на один из кораблей под командованием адмирала Вернона, он объявил о своем происхождении и притязаниях. Когда это необычное притязание, вызвавшее много толков во флоте, стало известно некоему лейтенанту С., близкому знакомому ирландки, жены захватчика, он решил, что молодой человек - мошенник. С целью раскрыть обман он отправился на корабль, где служил юноша, но, выслушав от него всю историю, признал, несмотря на свое предубеждение, истинность его слов. Возвратясь к себе на корабль, он поведал на шканцах о необычайном случае в присутствии мичмана Б-на, учившегося раньше в той же школе, что мистер Э. Этот молодой джентльмен не только сообщил лейтенанту о своем пребывании в школе вместе с сыном лорда Э., но и заявил, что узнает его, если только тот не очень изменился, ибо прекрасно помнит его лицо.
      В ответ на это лейтенант предложил проделать опыт и явился вместе с мичманом на корабль, где служил юноша. Все матросы были вызваны на палубу; мистер Б-н, окинув взглядом собравшихся, немедленно узнал в толпе мистера Э. и, положив ему руку на плечо, сказал: "Это - он!", прибавив, что во время их пребывания в школе юноша считался сыном и наследником лорда Э. и во всех отношениях был достоин своего имени и звания. Так же точно юноша был опознан несколькими лицами во флоте, знавшими его в детстве.
      Когда об этом донесли адмиралу, последний распорядился снабдить его всем необходимым, обращаться с ним, как с джентльменом, и сообщил об этом в своих донесениях по флоту герцогу Ньюкаслу.
      В сентябре или октябре 1741 года мистер Э. прибыл в Лондон и прежде всего обратился за помощью и советом к юристу, хорошо знавшему семью Э.; тот отнесся к нему отнюдь не как к обманщику и незаконнорожденному, но принял его ласково и любезно, накормил, снабдил деньгами и, устранившись от вмешательства, посоветовал ему отправиться в Ирландию, где всего удобней будет начать дело о восстановлении в правах.
      Еще не успев воспользоваться его советом, юноша встретил случайно на улице того самого Х-на, который, как я уже упоминал, впервые ознакомил мистера М. с этим делом. Этот человек немедленно его узнал, будучи раньше посредником его отца, а затем агентом дяди, которому, нужно думать, помогал в похищении племянника. Как бы то ни было, но теперь он поссорился с узурпатором и не служил у него; несчастного юношу он пригласил к себе домой, надеясь извлечь всю возможную выгоду из такого гостя.
      Там он оставался недолго; его вероломный хозяин, пользуясь его неопытностью, устроил брак между ним и дочерью одного из своих друзей, обитавшей тогда в том же доме. Но затем, убедившись, что никто из людей влиятельных не склонен защищать интересы юноши, он стал смотреть на него как на помеху и решил от него избавиться. Он вспомнил, что мистер М. заявлял о своем сочувствии несчастному юноше еще до прибытия его в Англию; узнав о возвращении мистера М. из Франции и будучи хорошо знаком с его великодушным нравом, он явился к нему и сообщил о благополучном прибытии молодого человека. Мистер М. искренно обрадовался, что человек, с которым так жестоко обошлись, человек, испытавший столько горя, вернулся в страну, где ему окажут справедливость и где каждый добрый человек, как воображал мистер М., отнесется к его делу, как к своему собственному. Узнав о нужде юноши, (он вручил для него Х-ну двадцать гиней и пообещал сделать для него все возможное, решив не взваливать на себя забот о таком важном деле и не заявлять о своем участии в нем до той поры, пока вполне не убедится в основательности притязаний юноши.
      Вскоре Х-н сообщил, что молодому джентльмену угрожает опасность от врагов там, где он живет, и мистер М. поместил его в своем собственном доме; здесь он усердно занялся воспитанием юноши, чтобы последний мог появиться в свете, как настоящий джентльмен. Получив от него все сведения, относящиеся к делу, он посоветовался с юристом и послал человека в Ирландию произвести дальнейшее расследование; этот человек в свой первый приезд в Ирландию установил, что о рождении юноши было известно всем, поскольку может быть известно такого рода обстоятельство, имевшее место так давно.
      Узурпатор со своими друзьями пытался изо всех сил помешать расследованиям и прибегал к различным уловкам, чтобы воспрепятствовать разбору дела по закону. Петиции, жалобы в Канцлерский Суд, судебные приказы, обманно и незаконно получаемые, а также и другие проделки - все было пущено в ход, чтобы не допустить процесса. Сам узурпатор и его агенты, замышляя лишить юношу жизни, тщетно пытались заставить М. не оказывать помощи сироте и применяли при этом с поразительной ловкостью и упорством бесчисленные хитроумные уловки, клевету и лесть.
      Покровитель юноши, отнюдь не удовлетворенный их доводами, не только оставался глух ко всем их увещаниям, но, убедившись в опасности, угрожающей юному джентльмену, тайком отправил его в деревню, где благодаря несчастному случаю, о котором юноша всегда сожалел, его враги получили возможность с ним расправиться в самом начале его карьеры.
      Случайным выстрелом из ружья, находившегося в руках юноши, был убиткакой-то человек, и как только слух об этом несчастье дошел до узурпатора, тот выразил беспредельную радость, получив возможность погубить племянника на законном основании. Он немедленно объявил себя истцом, заставил своих агентов направить следствие коронера по пути к его жестокой цели, сам отправился на место происшествия следить за тем, чтобы арестованный не совершил побега, бесчеловечно оскорблял его в тюрьме, нанял целую армию адвокатов и агентов для ведения дела и изобретал самые гнусные способы, чтобы перевести несчастного в Ньюгет из менее вредной для здоровья тюрьмы, куда юноша был поначалу заключен. Он старался вырвать у него пагубные признания и помимо всех прочих подлых проделок, нарушая соглашение сторон, пытался застать его врасплох и добиться суда в то время, как свидетели и адвокат юноши отсутствовали. Мало этого, он лично присутствовал на суде как истец, чтобы запугать очевидцев, вел себя нагло с несчастным подсудимым и на всю подготовку к делу истратил около тысячи фунтов.
      Но, несмотря на эти подлые уловки, которым мистер М. неутомимо и ловко мешал, юноша был с честью оправдан к удовлетворению всех беспристрастных людей; несчастное происшествие, послужившее предлогом для такого чудовищного преследования, было признано случайным.
      Через несколько месяцев покровитель юноши, открыто приняв участие в его деле и захватив с собой двух свидетелей, поехал вместе с ним на его родину для получения более точных сведений о его происхождении, чем те, какие он сам раздобыл или получил от юноши, плохо помнившего о фактах, крайне важных для дела. По прибытии в Дублин он обратился к тем лицам, которые были некогда учителями и однокашниками мистера Э., а также к слугам и соседям его отца. Каждый из них был допрошен отдельно и не имел понятия о том, что сообщал юноша, равно как и другие свидетели; вместе с этим они называли ряд людей, знакомых с теми же самыми фактами; мистер М. обратился и к ним, получив от всех одни в те же сведения.
      Благодаря этим мерам он столь преуспел в своих розысках, что месяца через два сотня людей, живших в разных частях страны, - одни лично, другие письменно - дала показания о юноше, согласные между собой и с его заявлениями. Несколько слуг, живших у его отца, обманутых сообщением о смерти мистера Э. и ловко введенных в заблуждение его дядей, едва услыхав о появлении его в Дублине, явились из разных уголков страны повидать его, и, несмотря на все усилия узурпатора их обмануть, они узнали юношу с первого взгляда. Иные из них упали на колени, чтобы возблагодарить небеса за его спасение, обнимали его ноги и проливали слезы радости по случаю его возвращения. Хотя поведение противника, в особенности во время упомянутого процесса, а также полученные показания должны были бы убедить всех и каждого в основательности притязаний юноши, мистер М. для большей уверенности решил посмотреть, как примут юношу там, где он родился. Он справедливо полагал, что если последний был самозванцем, незаконнорожденным сыном судомойки, произведенным на свет в деревне, принадлежавшей его врагу, то его примут там с презрением.
      Как только об этом намерении узнал противник, со всех сторон устремились туда его агенты и друзья и воспользовались своим влиянием на местных жителей, уговаривая их и угрожая, чтобы они не только выразили юноше порицание, но и оскорбили его. Невзирая на эти приготовления и на то, что в этой части страны лендлорды держали арендаторов в рабском страхе и полном подчинении, едва только мистер Э. подъехал к местечку, жители вышли ему навстречу и приветствовали радостными кликами, благодаря чему агенты врага не посмели показаться ему на глаза. Глава городской корпорации, чье благосостояние зависело от исхода дела, человек вполне преданный узурпатору, не мог не признать законных прав юноши и столь был устрашен поведением толпы, которая знала об этом признании, что счел небезопасным для себя сохранить нейтралитет и держал стремя, когда мистер Э. сошел с коня.
      Эта уверенность населения проявилась еще с большей силой, когда он вернулся в тот же город в 1744 году; лорд Э., узнав о его намерении возвратиться, решил опередить его и явился сам со своими агентами и друзьями (многие из них поехали раньше сделать приготовления к приему лорда, и убеждали жителей встретить его в полном составе и проводить в город с такими же приветствиями, с какими они встречали его племянника). Но, несмотря на всю его ловкость, мертвым молчанием встретили его жители, когда он ехал по улице; невзирая на выставленные им бочки с пивом, чтобы снискать их расположение, они только издевались над ним.
      Когда же, несколько дней спустя, появился мистер Э., жители встретили его с музыкой, гирляндами и флагами и ввели в город, проявляя такую радость, что знатный пэр предпочел скрыться от гнева своих арендаторов, последствия коего он неминуемо почувствовал бы, не вмешайся мистер М. и другие джентльмены, сопровождавшие его соперника.
      Но ему пришлось испытывать страх не только в тот день. Город был снова возбужден и в следующее воскресенье, когда стало известно, что мистер Э. намеревается из Данмена идти туда в церковь. Жители, как и раньше, собрались встретить его и проводили до дверей церкви с кликами, которые столь устрашили его дядю, что тот поспешно удрал в лодке и вскоре окончательно покинул эти места.
      Почти невозможно перечислить способы, к которым пришлось прибегать одной стороне для ускорения судебного процесса, а другой - для его отсрочки. Враги юного джентльмена, убедившись в том, что, несмотря на все их увертки и ловкость, процесса не избежать, снова предприняли попытки убить юношу и его покровителя, измышляя все возможные препятствия для ведения дела, какие хитрость могла изобрести, злодейство - выполнить и могущественное влияние закрепить. Но все эти затруднения преодолевались благодаря бдительности, постоянству, мужеству и проницательности мистера М.
      Наконец, все же состоялся судебный процесс, продолжавшийся с 11 по 26 ноября. Решение было вынесено в пользу истца судом присяжных, в состав которого входили такие джентльмены, подобных коим нелегко найти в анналах любой страны, если принять во внимание их известность и состояние, - судом, который нельзя было заподозрить в предубеждении, ибо никто из его состава не знал мистера Э.; это станет очевидным еще и потому, что некий джентльмен, живший по соседству и приходившийся племянником старшине присяжных, знакомый кое-кому из них, лишился значительного поместья благодаря такому решению.
      Это решение, - продолжал священник, - встречено было с полным удовлетворением теми, кто был осведомлен о судопроизводстве и о поведении сторон, вовлеченных в борьбу, а в особенности теми, кто присутствовал, как я, на суде и имел возможность наблюдать дававших показание лиц. Все свидетели со стороны лорда Э. являлись либо его арендаторами, зависимыми от него людьми и его собутыльниками, либо лицами, заинтересованными в исходе процесса и прибегавшими к самым низким уловкам. Многие из них вели распутный образ жизни и не заслуживали никакого доверия; те же, что, отличаясь незавидною репутацией, имели тем не менее чин полковника (если не считать полковника Л-са, который ровно ничего не сказал и доставлен был туда только для того, чтобы внушить доверие ко всей компании), были так уморительны и давали такие противоречивые и нелепые показания, что ни один суд не мог бы им поверить.
      С другой стороны, нельзя было не заметить, что племянник и мистер М., его главный руководитель, чужие в этой стране и не знавшие людей, с которыми имели дело, вынуждены были представить суду доказательства, часть коих была явно навязана их противниками с целью причинить вред. Обнаружилось также, что выставленные мистером Э. свидетели совсем с ним не связаны и ни в какой зависимости от него не находятся, и потому на их показания он влиять не мог; ибо почти никого он не видел с детства до дня процесса, а многие из них, люди бедные и не удостоившиеся звания полковника, были, однако, ничем не запятнаны, и таких людей нельзя склонить на дурное дело. Ясно было также, что присяжные, честность, независимость и проницательность которых вызывали уважение всех, кто их знал, не встретили ни малейших затруднений, вынося решение, так как не прошло и получаса, как они с ним вернулись из совещательной комнаты. Они не могли не увидеть полного неравенства сторон и великих преимуществ, которыми располагал дядя по сравнению с племянником, на чьей стороне были только истина и справедливость, - располагал ими благодаря своему огромному состоянию, власти и влиянию в тех краях, где он родился; не могли ускользнуть от их внимания и характеристические особенности противников. Присяжные не могли не видеть, что человек, который, по общему признанию, продал своего племянника в рабство и по его возвращении жестоко его преследовал, пытаясь лишить жизни, якобы на законном основании, и проявляя исключительную хитрость и ловкость в подборе свидетелей, - что этот человек тем более способен выказать такой же талант в том случае, когда все поставлено на карту; в особенности же, если за ним стоит немало людей, заинтересованных, подобно ему, и отличающихся такими же способностями.
      От присяжных не могло также ускользнуть, каким образом давали свои показания свидетели, и благодаря этому они подметили и другие обстоятельства, отличающие правду от лжи, из коих некоторые невозможно было передать в напечатанном отчете, как бы он ни был точен. Итак, присяжные могли лучше судить обо всех данных, которые легли в основу их решения, чем лица, не имевшие той возможности, какую имели они.
      Таково, мистер Пикль, мое суждение об этом знаменитом процессе. И после моего возвращения в Англию, два года спустя, я не мог не пожалеть о самоуверенности тех людей, которые на таком расстоянии осмеливались выносить свой окончательный приговор, как будто знали обо всех тайнах дела или были присяжными в этом процессе. И опирались они только на заявления агентов лорда Э. и поддельные печатные отчеты, ловко смастеренные для того, чтобы вводить в заблуждение и обманывать.