Когда мои дела приняли такой оборот, я перестала колебаться, предпочтя отдать себя под покровительство достойного человека, которого я уважала, чем выносить всевозможные обиды от того, кого я презирала. Из ложной гордости я решила поселиться в доме лорда Б., не желая жить на его средства где-нибудь в другом месте. Несколько месяцев мы провели очень приятно, не отказываясь от балов и других увеселений, посетили лорда Б-ка, жившего в окрестностях Парижа, и прожили несколько дней в его доме, где развлечения были особенно изысканны и элегантны. Лучшее французское общество собиралось у них в доме, и жена лорда Б-ка так же выделялась среди представительниц своего пола, как ее муж среди мужчин.
      Перед святками мы отправились в Англию в сопровождении маленького шотландца, проживавшего с лордом Б. в качестве компаньона и весьма не одобрявшего наши отношения, не знаю по какой причине - то ли потому, что он в самом деле чувствовал дружеское расположение к своему хозяину, то ли из боязни, что со временем я лишу его возможности влиять на лорда.
      Мороз был так жесток, что мы задержались в Кале на десять дней, прежде чем могли выйти из гавани, и за это время я серьезно подумала о том, что мне предлагал новый возлюбленный.
      Так как он был очень молод и незнаком с жизнью, я предположила, что моя история, быть может, ему неизвестна, и решила рассказать ему искренно обо всем, чтобы в будущем он не мог меня ни в чем упрекнуть; кроме того, я считала нечестным налагать на него обязательства, так как впоследствии он мог бы счесть меня недостойной особой. Итак, я рассказала ему подробно о своей жизни, и этот рассказ не только не изменил его чувств, но, наоборот, укрепил его доброе мнение, так как являлся лучшим доказательством моей искренности и откровенности. Короче говоря, он поступил так благородно, что завоевал мое сердце. Но моя любовь существенно отличалась от той любви, какая раньше царила в моем сердце; она опиралась только на горячую благодарность и уважение, хотя его наружность была весьма приятна, а обхождение безукоризненно.
      По прибытии в Англию я отправилась в его поместье, милях в двадцати от Лондона, куда он вскоре ко мне приехал, и мы некоторое время прожили в полном уединении, так как его родственники были очень встревожены предположением что лорд *** затеет против него процесс; однако сам он и не желал ничего иного и ждал этого с таким спокойствием, что они вскоре забыли о своих опасениях.
      Нас вскоре посетили мистер X. Б., родственник лорда, и некий мистер Р., гвардеец, которые совместно с моим возлюбленным и маленьким шотландцем составили веселую компанию, развлекавшуюся вместе со мной охотой и всем тем, что можно найти, живя в деревне. Если могло быть на земле совершенство в образе человека, то этим совершенством был мистер X. Б., по крайней мере он был единственным человеком из всех, кого я знала, чья натура приближалась к совершенству. Он был в равной мере добр и благороден, обладая замечательным умом и прекрасным сердцем. Мистер Р. был человек очень общительный, имел приятную внешность и отличался образованностью; мой возлюбленный был весьма добродушного нрава; в таком обществе нельзя было соскучиться. Я была хозяйкой дома, старалась всем понравиться, всех сделать счастливыми, и мне это удавалось. Мистер Б. сказал, что до встречи со мной он слыхал, будто я неумна, но, убедившись, как любезно сообщил он мне, что меня отменно оклеветали, он стал искать моей дружбы, и у нас завязались с ним хорошие отношения. В самом деле, невозможно было, зная его, не уважать и не почитать за его достоинства.
      Некоторое время я прожила в этом приятном убежище, затем мой муж нарушил наше спокойствие. Он прислал письмо с требованием, чтобы я покинула лорда Б.; потом явился собственной персоной, с ночным колпаком в кармане, намереваясь переночевать, если его пригласят, и в сопровождении родственника, которого он уверил, что я без ума от него и силой вырвана из его рук.
      Обманувшись в своих ожиданиях, он начал процесс против лорда Б., но не о разводе, как нам бы хотелось, а с намерением потребовать меня назад в качестве законной жены. Однако, вопреки его желаниям, его адвокаты пытались доказать, что я нахожусь в преступной связи с лордом Б., рассчитывая вымогать деньги у моего возлюбленного. Но их усилия оказались бесплодными, так как ни мои слуги, ни слуги лорда Б. не могли по справедливости показать, что мы когда-нибудь нарушали скромность и приличия; поэтому в жалобе было отказано.
      Пока не кончился процесс, все друзья моего возлюбленного выражали беспокойство и опасения касательно исхода дела; тогда как он сам вел себя с отменной твердостью и давал мне доказательства расположения и привязанности, что увеличивало мою благодарность и укрепляло узы искренней и верной любви.
      Вскоре после окончания процесса я опасно заболела; меня посетил отец и лечили два врача, один из которых отчаялся в моем спасении и отказался от дальнейшего лечения. Но второй врач, доктор С., продолжал меня пользовать и, по всей вероятности, спас мне жизнь - обстоятельство, которое весьма повысило его репутацию. Тем не менее, несмотря на его помощь, я была прикована к постели на десять недель, в продолжение коих скорбь лорда Б. была безгранична, а заботливость и великодушие беспредельны. Когда я находилась в такой опасности, мистер С., тронутый моим печальным положением, воскресившим его нежность, просил разрешения повидать меня и лорд Б. согласился бы на его просьбу, если бы не было признано, что я слишком слаба и не вынесу волнения, связанного с этим свиданием. Здоровье начало возвращаться ко мне. Как только лихорадка меня покинула, я отправилась в охотничий домик, принадлежавший моему возлюбленному, откуда, после того как я окрепла, мы переехали в замок Б., где держали открытый дом. Пока мы там жили, лорд Б. получил письмо от моего мужа, помеченное ноябрем и заключающее вызов на поединок в мае на границе между Францией и Фландрией.
      Этот вызов был послан в результате того, что произошло между ними задолго до моей болезни при встрече в какой-то таверне, где они поссорились, и в разгар драки мой возлюбленный швырнул противника под стол. Я посоветовала ему не обращать внимания на это бахвальство и угрозу, которую, как я знала, он отнюдь не намерен привести в исполнение; и лорд Б. был достаточно рассудителен, чтобы последовать моему совету, решив, однако, поймать моего мужа на слове, если тот отважится и повторит вызов.
      Пробыв некоторое время в замке, мы вернулись в другое поместье, в котором лорд Б. раньше жил и где он столь увлекся охотой и другими мужскими забавами, что я стала подумывать, не пренебрегает ли он мною, о чем ему и сообщила, уверив его вместе с тем, что от него уйду, как только у меня укрепится это подозрение.
      Мои слова не возымели никакого влияния на его отношение, которое стало столь холодным, что даже мистер Р., живший с нами, заметил угасание его любви. Когда я вернулась в Лондон, обычным моим спутником был его кузен либо сей джентльмен, а лорд Б. редко дарил меня своим обществом. Более того, когда я снова должна была отправиться в Бат для поправления здоровья, он отпустил меня одну, что и убедило меня в его охлаждении. Но я ошибалась. Я была избалована отношением моего первого мужа и мистера С., которые не только никогда меня не покидали ради развлечения, но пренебрегали неотложными делами, чтобы не расставаться со мной хотя бы на несколько часов. Я считала, что каждый, кто меня любит, должен так поступать; права я была или нет - предоставляю судить более мудрым казуистам. Сомневаться нельзя в одном: такие жертвы и преданность суть лучшее доказательство любви Voyez moi plus souvent et ne me donnez rien {Уделяйте мне больше времени и можете ничего мне не дарить (франц.).} - одно из самых любимых моих изречений. Мужчина может давать деньги, потому что он расточителен; он может неистово влюбиться, потому что натура у него сангвиническая; но если он дарит мне свое время - это несомненное доказательство, что я целиком завладела его сердцем.
      Мое появление в Бате и отсутствие лорда Б. вызвало всеобщее удивление и способствовало тому, что мужчины стали надоедать мне своими искательствами; каждый новый поклонник рассчитывал преуспеть в своих домогательствах, выставляя на вид невежливое поведение его лордства. Это была самая чувствительная струна, какую они могли затронуть. Была задета моя гордость, и я оказалась настолько слаба, что стала прислушиваться к одному человеку, который задумал вкрасться ко мне в доверие. Это был высокий, крепкого телосложения мужчина с очень светлыми волосами песочного цвета, слывший за красавца, хотя, на мой взгляд, он едва ли заслуживал такую репутацию. Он был богат, любил строить козни и ни перед чем не останавливался для достижения своих целей; одной из излюбленных его забав было ссорить любовников. Он с великим усердием ухаживал за мной и столь успешно подавлял мое негодование, что мне понравились его манеры, я выслушивала его клятвы без отвращения и, короче говоря, обещала ему обдумать его предложение и сообщить письменно свой ответ.
      С таким решением я вернулась в Уилтшир к лорду Б., куда последовал за мной претендент на мое сердце, посетивший нас, чтобы завязать знакомство. Но когда я поразмыслила над тем, что сделала, я признала свое поведение нескромным, хотя ничего в сущности меж нами не произошло, и возненавидела его в той же мере, в какой осудила себя, понимая, что очутилась в затруднительном положении, из которого нелегко будет выйти. Все же мне удалось отложить решение. Мой поклонник принял объяснение, и я возвратилась в Лондон с лордом Б., который снова получил вызов от прежнего своего противника.
      Х-н - руководитель, советчик и управитель сего маленького героя явился к лорду Б. и заявил, что его лордство раздумал ехать во Фландрию и ждет с ним встречи в такой-то день и час на кладбище, неподалеку от площади Красного Льва. Лорд Б. принял вызов и сообщил мне о происшедшем; но его предупредил посланец, пытавшийся разбудить мои опасения касательно последствий, дабы я приняла меры для предотвращения поединка. Я поняла его уловку и откровенно сказала ему, что мой муж отнюдь не хочет подвергать опасности свою особу, в ответ на что посланец стал меня уверять, будто его хозяин намерен действовать решительно и пойти на все. Своего мужа я знала хорошо, не верила его решимости довести дело до опасной развязки и страшилась только предательства со стороны Х-н, чья низость была мне также хорошо известна. Я высказала свои соображения мистеру Б., который охотно сопровождал бы своего родственника на место поединка, но считал, что может навлечь на себя обвинение, если что-нибудь случится с лордом Б., так как он был его законным наследником. По этой причине он разумно уклонился от участия, и мы остановились на графе Э., дяде его лордства, который согласился оказать эту услугу.
      В назначенное время они прибыли на место встречи, где им не пришлось долго ждать; мой муж появился в новом розовом атласном камзоле, надетом для данного случая, и со шпагой подмышкой; его сопровождал управитель, а в наемной карете, остановившейся на некотором расстоянии, находился хирург, привезенный мужем на случай нужды. Снаряженный таким образом, он приблизился к противнику и предложил выбрать место. На это лорд Б. ответил, что если ему суждено быть убитым, то не все ли равно где.
      Наш маленький герой, увидев, что он весел и решителен, обратился тогда к лорду Э. и пожелал с ним переговорить, дабы облегчить свою душу перед началом смертного боя. Они отошли в сторону, и муж дал ему понять, что он вызвал лорда Б., ибо тот силой удерживает его жену.
      Граф Э. уверил мужа в ошибочности этого суждения, ибо его-де племянник отнюдь не задерживает меня в своем доме силой либо другими неподобающими средствами, но вместе с тем и не намеревается удалять меня из дому.
      Это объяснение вполне удовлетворило моего мужа, заявившего, что он и не ждал от лорда Б. такого нарушения гостеприимства; он желает-де только одного, - чтобы его жена поступала соответственно своим склонностям. Вслед за этими заявлениями мир был заключен, и они расстались без кровопролития. Такова была вся эта история, рассказанная мне графом Э. и заставившая меня от души посмеяться, так как я никогда не сомневалась в том, что мой муж найдет способ избежать дуэли, хотя и удивлялась, откуда он набрался смелости зайти так далеко.
      Не желая, чтобы он причинял нам беспокойство, мы решили поехать для развлечения во Францию, куда я отправилась одна в надежде встретиться вскоре с возлюбленным, который должен был остаться на некоторое время в Англии для устройства своих дел. Он был столь огорчен предстоящей разлукой, хотя и непродолжительной - всего на несколько недель, - что пришел в полное отчаяние; и его страдания вновь пробудили мою нежность, так как являлись несомненным доказательством любви. Я писала ему из Франции с каждой почтой; я ничего от него не скрывала и поэтому просила сохранять все письма, полученные на мое имя после отъезда из Англии.
      Не следовало возлагать на него эту обязанность: выполняя ее, он случайно вскрыл письмо от сэра Т. Э., с которым, как было упомянуто, я встречалась в Бате. Согласно обещанию, я дала сему джентльмену окончательный ответ, объявив, что решила оставить все по-прежнему; но лорд Б. не знал о моих чувствах и, заключив по этому письму, что между нами что-то произошло и меня настойчиво умоляют его покинуть, пришел в крайнее изумление, и его объяла тревога; королевским разрешением на отъезд из Англии он запасся заранее и в ту же ночь выехал во Францию, оставив все свои дела в полном беспорядке.
      Сэр Т. Э., узнав, что я уехала, и не ведая причины моего отъезда, отправился тою же дорогой, и оба прибыли на следующий день в Дувр. Каждый из них знал о поездке другого. Оба пытались подкупить капитана пакетбота, чтобы тот привез их как можно скорее, но это зависело от ветра; оба достигли Кале одновременно, хотя и на различных кораблях. Сэр Т. послал своего лакея на почтовых с письмом, в котором предлагал мне ехать с ним в Италию, где я буду госпожой всего его состояния; чтобы не потерять меня благодаря приезду лорда Б., он просил отправиться немедленно в эту страну, если я хочу его осчастливить, и обещал догнать меня в дороге.
      Я отослала его посланца обратно с письмом, в котором выражала удивление касательно такого предложения, последовавшего вслед за моим решением, известным ему до моего отъезда из Англии. Едва посланец удалился, как я получила письмо и от лорда Б., умолявшего меня встретить его в Клермоне, по пути из Кале, и заклинавшего избегать его соперника, если тот опередит его. Однако этого не могло случиться, так как лорд Б. ехал на почтовых, а другой, благодаря своему дородному сложению, вынужден был ехать в карете. Тем не менее, я немедленно по получении его письма покинула Париж, чтобы не усиливать его беспокойства, и приехала в назначенное место, где он встретил меня в радостном волнении и спросил, не обнадеживала ли я когда-нибудь сэра Т. в его домогательствах.
      Я с полной искренностью рассказала ему всю историю, которая привела его в сильное раздражение, но гнев его утих, когда я выразила раскаяние и заверила его в том, что решительно отказала его сопернику. Не могу сказать, чтобы я оправдывала свое обхождение с сэром Т., с которым, признаюсь, поступила не очень хорошо. Но все же простительней было разом порвать все, чем вести себя с прежней неосмотрительностью.
      Мой возлюбленный удовлетворился этим объяснением, и мы вместе отправились в Париж в сопровождении упомянутого выше шотландца, который, мне кажется, был не очень доволен тем, что дело дружески улажено.
      Взбешенный сэр Т. последовал за нами в столицу, настаивал на встрече со мной и заявил шотландцу, что я себя связала обещанием. Он писал мне ежечасно и нещадно поносил меня за вероломство. Я не обращала внимания на эти безумные выходки, равно как и лорд Б., пока последний однажды вечером не пришел в сильное раздражение благодаря внушениям мистера К., который, мне кажется, воспламенил его ревность, намекнув, будто я нахожусь в связи с сэром Т. Что произошло между ними, я не знаю, но он послал за мной в оперу одного парижского врача, который взял на себя роль посредника между всеми нами, и сообщил, что, если я немедленно не вернусь домой, из-за меня будут драться на дуэли.
      Это сообщение меня взволновало, но мне уже была знакома подобная тревога благодаря выходкам моего бывшего мужа; потому я обрела твердость и с полным спокойствием вошла в комнату, где лорд Б. находился вместе со своим компаньоном, которому я приказала немедленно выйти. Затем я заявила его лордству, что знаю о происшедшем и считаю себя слишком оскорбленной человеком, который только что покинул комнату, чтобы оставаться с ним под одной кровлей.
      Лорд Б. бесновался, как сумасшедший, обвиняя меня в недостатке искренности и любви; но я легко доказала ему свою невиновность и с таким жаром уверяла в своей любви, что его ревность утихла и душевное равновесие восстановилось. Тем не менее я настаивала на увольнении мистера К. под угрозой покинуть дом, так как, по моему мнению, он сделал все, чтобы восстановить против меня лорда. Если его поведение в самом деле было вызвано дружеским расположением к патрону, он играл роль верного и честного приверженца. Но я не могла ему простить, так как несколько недель назад по моей просьбе его жалованье было значительно увеличено; даже теперь, несмотря на неучтивое его поведение, я не питала к нему слишком неприязненных чувств; наоборот, я убедила лорда Б. выдать ему двойное жалованье, чтобы его разрыв с семейством не отразился на его положении.
      Его лордство выполнил мое требование, и сей джентльмен, пробыв в доме три дня, в течение которых я не позволяла ему показываться мне на глаза, уехал с милой молодой девушкой, моей компаньонкой; больше я его никогда не видела.
      Сэр Т. все еще бесновался и хотел услышать об отказе из моих собственных уст. Вследствие этого я с разрешения лорда Б. согласилась дать ему свидание. С суровым видом он вошел в комнату и сказал мне, что я поступила с ним дурно. Я признала себя виновной и просила его простить меня. Я попыталась обсудить с ним все происшедшее, но он не хотел слышать никаких доводов, кроме своих собственных, и даже старался запугать меня угрозами; это раздражило меня до такой степени, что я не устрашилась его мести. Я заявила ему, что ничего не боюсь, кроме своей совести, и хотя я поступила дурно, но он не посмеет сказать, что мое поведение было преступным и во всяком случае, видя его безумные и недостойные выходки, я почитаю себя счастливой, избавляясь от него.
      Он клялся, что я самая непреклонная из всех женщин, спросил, может ли что-нибудь меня растрогать, и, когда я ответила: "ничто", попрощался и никогда больше не докучал мне своими искательствами; тем не менее мне пришлось позднее услышать, что он лгал, хвастая моей благосклонностью, которой, клянусь честью, не добился, в чем он однажды и сам признался доктору Кентуелу в Париже.
      В то время как он испытывал эти безумные муки, вызванные любовью ко мне, его самого любила с такою же страстью знатная шотландская леди, которая, когда он последовал за мной во Францию, погналась за ним так же поспешно и с таким же пылом. Нимало не ревнуя ко мне как к своей сопернице, она навещала меня, просила помочь ей в любви, и растянувшись во весь рост на полу перед камином, плакала и кричала, как умалишенная.
      Она горько жаловалась мне, что он только однажды пошел ей навстречу, и страстно умоляла дать ей возможность повидаться с ним у меня. Но я постаралась избавиться от нее, как только поняла ее намерения.
      Мы пробыли в Париже некоторое время, и я познакомилась с сестрой мадам ла Т. По слухам, она была любовницей принца К., отличалась умом и чрезвычайно любила развлечения, хотя заботилась о своей репутации, живя весьма респектабельно с мужем и матерью. Эта леди, заметив, что ее любовник неравнодушен ко мне, что ставило меня в неловкое положение по отношению к ней, употребляла все свое искусство и красноречие, убеждая меня уступить его любви. Ибо она взяла себе за правило угождать ему всеми способами. Я была поражена такой неделикатной услужливостью и отвергла ее просьбу как несовместную с моим положением; узы, налагаемые им, я считала столь же нерушимыми, как супружеские, а мое положение - обязывающим еще больше, чем вынужденный или противоестественный брак.
      По возвращении в Англию мы жили в мире и согласии. Для счастья мне не хватало только одного, самого для меня необходимого: я разумею очаровательную нежность и восторженную любовь. Сердце лорда Б., кажется, было восприимчиво к нежным чувствам; а я, со своей стороны, чувствовала к нему неизменную привязанность. Я относилась с крайней внимательностью и заботливостью к его благополучию и любила его, как сына. Но все же в сердце моем была какая-то пустота. Не хватало того пыла, восторга, безумия страсти, которое было знакомо мне раньше. Маленький божок не властвовал над моим сердцем. Я не могла удержаться, чтобы не вспоминать счастливых, восхитительных минут, пережитых мною с мистером С. Если бы я лучше знала жизнь, эти наслажденья я бы променяла на тогдашнее мое состояние; хотя я тогда и была лишена чудесных мгновений, но зато избавлена от забот и тревог, с ними связанных. Но я всегда была сумасбродной в своих понятиях о счастье и свое спокойствие приписывала скучной и однообразной жизни.
      В то время как чувства мои спали, мой бывший муж, получив значительное состояние, прислал послание, сулящее мне в подарок, если я оставлю лорда Б., дом с обстановкой, где я могу жить в полном довольстве, не опасаясь его посещений, разве только мне самой захочется его принять. Он сделал это предложение, так как я всегда заявляла ему, что если бы он, лишая меня средств к существованию, не принуждал к необходимости отдаться под защиту кого бы то ни было, я никогда не дала бы обществу ни малейшего повода порочить мою репутацию, и как только он предоставит мне возможность жить самостоятельно, я освобожусь от теперешней моей зависимости. Поэтому я решила остаться верной своему слову и приняла его предложение с условием, что всецело собой распоряжаюсь и он может переступить порог моего дома только как гость или друг.
      Эти условия он скрепил своим словом и честью, цену которым я тогда не знала, и дом был обставлен по моим указаниям. Я сообщила о своем намерении лорду Б., он согласился на мой переезд с оговоркой, что я по-прежнему буду с ним встречаться. Я написала также его родственнику, мистеру Б., ответившему мне, что поздно давать советы, когда решение уже принято. Все мои друзья и знакомые одобрили такой план, хотя в ту пору я совершила один из самых непростительных поступков, свидетельствовавший о величайшей неблагодарности по отношению к моему благодетелю; в этом я вскоре раскаялась и всегда буду раскаиваться и обвинять себя. Да, общество не может судить о личных делах!
      Когда приблизилась наша разлука, лорд Б. стал мрачным и недовольным и даже умолял меня отложить мое решение. Но я ему сказала, что все уже приготовлено для моего переезда и я не могу взять назад согласие, не подвергаясь обвинению в глупости и сумасбродстве. В день моего отъезда мистер Б. приводил все доводы, какие был в состоянии придумать, чтобы отговорить меня от переезда; я дала ему тот же ответ, который удовлетворил его друга. Видя, что я остаюсь непреклонной, он разразился слезами, восклицая: "Клянусь богом, если лорд Б. может это вынести, я не могу!" Я была как громом поражена: хотя мне и говорили, что мистер Б. в меня влюблен, я не придавала значения этим словам, так как он никогда не заикался о своем чувстве, и это был первый намек, сорвавшийся с его уст в моем присутствии. Я так была тогда изумлена, столь внезапным изъяснением чувств, что ничего не ответила; попрощавшись, я вышла, размышляя об этом неожиданном признании.
      Лорд Б., как меня уведомили, в течение целой ночи не говорил ни слова, и принял так близко к сердцу нашу разлуку, что прошло не меньше двух лет, прежде чем улеглась его скорбь. Об этом я узнала из его собственных уст и просила прощения за мой уход от него, причинивший ему столько огорчений; однако я сама никогда не прощу себе этого поступка.
      Что касается мистера Б., он был так сокрушен своим горем и делал такие усилия подавить свою скорбь, что это едва не стоило ему жизни. Ночью был приглашен к нему доктор С., который нашел его задыхающимся. Доктор С. догадался о причине, когда узнал, что я покинула дом. Таким образом, я была единственным из заинтересованных лиц, которое не имело понятия о его любви. Ибо я торжественно заявляю, что он никогда не давал ни малейшего повода подозревать об этом, пока я жила с его родственником; он был слишком благороден и не помышлял о том, чтобы занять место своего друга, и был слишком хорошего обо мне мнения, чтобы надеяться на успех своих домогательств.
      Хотя моя любовь к лорду Б. не была столь нежной и восторженной, как та страсть, какую я питала к мистеру С., но моя верность оставалась нерушимой, и я думала только о нем, пока не решила покинуть его, после чего, признаюсь, я слегка поощрила искательства нового поклонника, сказав ему, что в скором времени я буду сама себе госпожа, тогда как теперь я не могу собой располагать.
      Я наслаждалась моим новым домом, как маленьким раем. В нем были все удобства; каждая вещь была новой и потому приятной, и все находилось в полном моем распоряжении. У меня была компаньонка, родственница, очень хорошая женщина, с которой я поддерживала дружеские отношения. Меня навещали знатные особы (я имею в виду мужчин; женщины давно покинули меня); я часто посещала все приличные места общественных увеселений, и еженедельно у меня в доме бывал концерт. Дни мои текли счастливо и спокойно, пока моей радости не отравило досадное поведение супруга, который снова стал назойливо домогаться, чтобы я с ним жила, а также возрастающее беспокойство лорда Б.; хотя он еще не прекратил посещений, но получил ясное понятие, что я намереваюсь порвать наши отношения. Это открытие вызвало такую бурю ревности и отчаяния в его груди, что он держал меня в постоянной тревоге. Он ежечасно посылал мне письма, подписывал их своею кровью и неистовствовал, как безумный, то попрекая меня за неблагодарность, то восхваляя мое поведение. Он обещал принести в жертву все ради моей любви, немедленно покинуть королевство и поселиться со мной навсегда в любой части света, которую я пожелала бы выбрать.
      Это были великодушные и соблазнительные предложения; но меня окружали советчики, не совсем беспристрастные, которые отговаривали меня принять предложения моего любовника под предлогом, что мой муж будет глубоко оскорблен моим согласием. Я прислушивалась к их советам и закалила свое сердце против мольбы и мучений лорда Б. Мое поведение в данном случае совершенно необъяснимо; единственный раз в жизни я оказалась бессильной перед увещаниями. Печальное состояние лорда Б. могло смягчить любое сердце, но только не мое, хотя у меня было сердце крайне чувствительное. Он прибегал к своему кузену за помощью, чтобы тот защищал его передо мной, пока этот джентльмен не отказался от поручений, откровенно ему заявив, что его собственное сердце отдано мне, и потому он не может выполнять эту обязанность честно и добросовестно. И действительно, мистер Б. решил меня избегать, пока мы с лордом не придем к какому-нибудь окончательному решению, которое откладывалось благодаря упорству лорда Б. Последний не потерял надежд даже и тогда, когда я притворилась, будто другой завоевал мое сердце, и в ответ на это сказал, что со временем моя любовь к нему может еще воскреснуть.
      Тем не менее наши встречи постепенно прекратились. Тогда мистер Б. возобновил посещения, и много приятных и счастливых часов мы провели вместе. Но ни он, ни кто-либо из тех, кого я в ту пору принимала, не получили привилегии называться счастливым любовником. Я знала, что он любит меня до безумия, но не могла отблагодарить его за такую страсть ничем иным, кроме самого глубокого уважения и почитания его добродетелей, столь высоких и благородных. Я должна была бы нарисовать его характер весьма тщательно, но слишком много времени отняло бы описание его достоинств; только один человек из всех, мне известных, отчасти напоминал его: то был лорд Ф., о котором я скажу дальше.
      Примерно в это время сердце мое снова обрело способность любить. Я написала письмо моему бывшему любовнику мистеру С. с просьбой прислать мне мой портрет, находившийся у него, чтобы я могла снять с него копию. Он переслал мне его с моим адвокатом, которому поручил спросить меня, буду ли я на ближайшем маскараде. Это любопытство произвело странное впечатление на меня. Сердце у меня забилось при этом вопросе, и пылкому воображению рисовалась тысяча счастливых предзнаменований. Я ответила утвердительно, и мы случайно встретились на балу. Без волнения я не могла его видеть. Когда он обратился ко мне с приветствием, знакомый голос заставил мое сердце задрожать, как дрожит музыкальная струна, звучащая в унисон. Картины минувшей любви, которые потускнели благодаря истекшему времени и разлуке и затянулись дымкой, вновь возникли передо мной при его появлении. Я простила ему все, что из-за него вынесла, так как он был подлинным владыкой моего сердца, и наши прежние отношения возобновились.
      Это примирение наполнило меня блаженством, которое длилось четыре месяца, и в течение этого времени он был, пожалуй, еще сильнее влюблен в меня, чем раньше, повторял свое обещание жениться на мне, если когда-нибудь это будет для нас возможно, уверял, что, не был счастлив с той поры, как меня покинул, и что никогда ни одна женщина не любила его так, как я. И в самом деле, чтобы иметь представление о моей страсти к этому человеку, вы должны были бы сначала полюбить так, как любила я. Но, по странному капризу, я порвала с ним связь, боясь, что он снова меня бросит. Принимая во внимание его прошлое поведение, я опасалась того, что может случиться, а воспоминание о моих мучениях, вызванных его непостоянством, преисполнило меня таким ужасом, что я была не в состоянии ждать неизбежного и предпочла скорее пойти навстречу опасности, чем испытывать муки ожидания. Я вспомнила, что его любовь началась в пору моего благополучия, когда моя звезда была в зените, а юность в расцвете, и что он покинул меня в дни горя, когда моя жизнь стала трудной и я терпела нужду. Я ничего не ждала от будущего, кроме постоянных преследований со стороны мужа, и боялась, что, когда пройдут первые восторги нашего примирения, его любовь ослабеет под тяжестью испытаний. Расставшись с ним, я получила от него письмо, в котором он признавал, что заслуживает такого обхождения, но что мой уход причинил ему невыразимое горе.