Коварный влюбленный ликовал, видя ласковые ее взгляды, которые предвещали ему полную победу; но дабы не повредить себе чрезмерной торопливостью, он не хотел рисковать и объясняться, покуда сердце ее не запутается в сетях так, что голос чести, осторожности и гордости уже не в силах будет его освободить. Вооружившись таким решением, он обуздал нетерпеливый свой нрав, оставаясь в границах деликатнейшего обхождения. Испросив и получив разрешение сопровождать ее в ближайший день в оперу, он взял ее руку, с почтительнейшим видом поднес к своим губам и вышел, оставив ее в тревожной неизвестности, нарушаемой то надеждой, то страхом.
      В назначенный день он снова явился около пяти часов пополудни и, видя, сколь выигрывают благодаря наряду природные ее чары, преисполнился радостью и восхищением; провожая ее в Хаймаркет, он едва мог обуздать бурную свою страсть и соблюсти правила осторожности, им усвоенные. Когда она вошла в партер, тщеславие его было удовлетворено в полной мере, так как в одно мгновение она затмила всех особ женского пола, из которых каждая признала в глубине души, что за исключением ее самой незнакомка была красивейшей из присутствующих женщин.
      Здесь наш герой насладился двойным триумфом: он кичился возможностью упрочить свою репутацию галантного кавалера среди светских леди и гордился случаем показать своих знатных знакомых Эмилии, чтобы она могла придать сугубое значение одержанной ею победе и, принимая его ухаживание, отнестись с большим уважением к его особе. Желая извлечь наибольшую выгоду из этой ситуации, он встал и приветствовал каждого из присутствующих в партере, с кем был хоть немного знаком, говорил шепотом и смеялся с напускной фамильярностью и даже кланялся издали некоторым аристократам только на том основании, что ему случилось стоять неподалеку от них при дворе или угостить их понюшкой рапэ в кофейне Уайта.
      Это нелепое чванство - хотя сейчас он чванился с целью споспешествовать своему замыслу - являлось не чем иным, как слабостью, которая до известной степени обнаруживалась во всем его поведении, ибо ничто не доставляло ему такого удовольствия, как возможность показать собеседникам, какие прекрасные у него отношения с людьми высокого звания и положения. Так, например, он частенько замечал, как бы случайно, что герцог Г. - один из добродушнейших людей в мире, и подтверждал это заявление каким-либо примером его благосклонности, касавшейся самого Пикля. Затем, неожиданно меняя тему, он повторял какую-нибудь остроумную реплику леди Т. и отмечал bon mot {Остроту (франц.).} графа К., которая была сказана в его присутствии.
      Многие молодые люди подобно ему позволяют себе обращаться слишком вольно с именами, хотя они никогда не имели доступа к знатным особам; но иначе обстояло дело с Перигрином, который благодаря своей внешности и предполагаемому богатству был принят в домах великих мира сего.
      Возвращаясь с Эмилией из оперы, он в поведении своем по-прежнему соблюдал все приличия, хотя и осыпал ее пламенными уверениями в любви, с великим жаром пожимал ей руку, утверждал, что душа его поглощена ее образом и что он не может жить, лишенный ее расположения. Как ни была она довольна его пылкими и патетическими речами, равно как и почтительностью его ухаживания, однако у нее хватило осторожности и твердости сдержать нежные чувства, готовые излиться; ей помогала противостоять его уловкам мысль, что теперь, если намерения у него честные, долг повелевает ему о них заявить. Вот почему она отказалась дать ответ на страстные его мольбы и притворилась, будто принимает их как проявление галантности и благовоспитанности.
      Эта напускная веселость и добродушие, обманув его надежду исторгнуть у нее признание, которым он мог бы воспользоваться немедленно, тем не менее побудили его заметить, пока карета проезжала по Стрэнду, что час поздний, что, прежде чем они прибудут в дом ее дяди, там, несомненно, уже отужинают, и предложить отвезти ее куда-нибудь, где они могли бы получить легкую закуску. Она была обижена этим дерзким предложением, к которому, однако, отнеслась как к шутке, поблагодарив его за учтивое приглашение и заявив, что если ей когда-нибудь захочется угоститься в таверне, он один удостоится чести предложить ей это угощение.
      Так как дядя ее был в гостях, а тетка ушла спать, ему посчастливилось наслаждаться tete-a-tete {Наедине (франц.).} с нею в течение целого часа, который он использовал с таким непревзойденным искусством, что осторожность ее едва не была побеждена. Он не только пустил в ход артиллерию вздохов, клятв, просьб и слез, но даже честь свою предложил в залог любви. Он поклялся в том, что если бы сердце ее и сдалось ему, полагаясь на его порядочность, он придерживается правил, которые никогда не позволят ему оскорбить такую невинность и красоту; и на этот раз порыв страсти до такой степени заслонил от него его цель, что, потребуй она объяснения в то время, как он был столь возбужден, он подчинился бы ее желанию и связал себя такими узами, которых не мог бы разорвать, не нанеся ущерба своей репутации. Но от таких настояний она воздержалась отчасти из гордости, а отчасти из боязни убедиться в том, что столь приятная догадка окажется ошибочной. Поэтому она радовалась счастью, которое сулила ей судьба, уступила просьбе принять драгоценности, купленные им на часть выигранных в Бате денег, и с очаровательной снисходительностью разрешила ему заключить ее в горячие объятия, когда он прощался, получив предварительно позволение навещать ее так часто, как будет ему желательно и удобно.
      По возвращении домой, окрыленный успехом, он предался безумным надеждам, уже поздравлял себя с победой над добродетелью Эмилии и начал помышлять о новых завоеваниях среди достойнейших особ женского пола. Однако внимание его отнюдь не было отвлечено этими суетными размышлениями; он решил сосредоточить все душевные силы на осуществлении первоначального своего намерения, отказался на время от всяких других затей, суливших удовольствие, развлечение и удовлетворение честолюбия, и нанял квартиру в Сити, чтобы наилучшим образом достичь цели.
      В то время как наш влюбленный услаждал свое воображение, его владычица тешилась надеждой, смущаемой сомнениями и беспокойством. Его молчание касательно конечной цели ухаживания оставалось тайной, о которой она боялась думать; а дядя докучал ей расспросами о признаниях и поведении Перигрина. Не желая давать этому родственнику ни малейшего повода для подозрений, которые положили бы конец всякому общению между нею и ее обожателем, она говорила все то, что, по ее мнению, должно было усыпить его осторожность и заботу об ее благополучии; и благодаря таким разговорам она наслаждалась без помех обществом нашего искателя приключений, который преследовал свою цель с удивительным рвением и упорством.
      ГЛАВА LXXVI
      Он убеждает Эмилию отправиться с ним в маскарад, пытается хитростью добиться ее любви и встречает заслуженный отпор
      Вряд ли проходил хотя бы один вечер, чтобы Перигрин не провожал ее в места общественных увеселений. Полагая, что в результате вероломного поведения им завоеваны ее доверие и привязанность, он начал подстерегать удобный случай; и, услыхав, как она упомянула в разговоре о том, что никогда не бывала в маскараде, он попросил разрешения сопровождать ее в ближайший день на бал; в то же время он обратился с этим приглашением к молодой леди, в чьем обществе видел ее в театре, ибо она присутствовала в тот момент, когда речь зашла о маскараде. Он обольщал себя надеждой, что леди отклонит предложение, так как была она, по-видимому, скромной особой, которая родилась и выросла в Сити, где подобные развлечения считаются непристойными и постыдными. Однако на этот раз он обманулся в своих расчетах: любопытство имеет такую же власть в Сити, как и в другом конце города, где обитают придворные круги. Едва только Эмилия приняла его предложение, ее подруга с величайшим удовольствием согласилась участвовать в увеселении, и он принужден был благодарить ее за такую снисходительность, повергшую его в полное уныние. Он начал изощрять свой ум, измышляя способ воспрепятствовать ее неуместной навязчивости. Будь такая возможность, он решился бы взять на себя обязанности ее врача и прописать ей лекарство, которое принудило бы ее остаться дома. Но так как слишком поверхностное знакомство с ней лишало его возможности прибегнуть к этому способу, он придумал другое средство, которое и применил с величайшим успехом. Зная, что бабка оставила ей наследство, обеспечивающее независимость ее от родителей, он препроводил письмо ее матери, сообщая, что дочь, отправляясь якобы в маскарад, намеревается вступить в брак с каким-то джентльменом и что через несколько дней мать будет оповещена обо всех обстоятельствах интриги в том случае, если сохранит это уведомление втайне и изобретет средство удержать молодую леди дома, не давая ей повода предположить, будто знает о ее намерениях. Эта записка, подписанная: "Ваш доброжелатель и неведомый вам покорный слуга", возымела желаемое действие на заботливую матрону, которая в день бала притворилась тяжело больной, благодаря чему мисс не могла, не нарушая правил приличия, покинуть спальню своей мамаши и прислала днем извинение Эмилии, тотчас после прихода Перигрина, который сделал вид, будто крайне огорчен неудачей, тогда как сердце его трепетало от восторга.
      Часов в десять влюбленные отправились в Хаймаркет; он был в костюме Панталоне, она - Коломбины; и как только они вошли в зал, заиграл оркестр, раздвинулся занавес, и открылась вся сцена, к восторгу Эмилии, чьи ожидания были превзойдены этим зрелищем. Наш кавалер, проведя ее по всем комнатам, ввел ее в круг, и когда настал их черед, они протанцевали несколько менуэтов; затем, проводив ее в буфетную, он уговорил ее отведать конфет и выпить бокал шампанского. После вторичного обозрения собравшейся компании они приняли участие в контрдансах, которыми и занимались, покуда наш искатель приключений не порешил, что кровь его дамы в достаточной мере воспламенилась, чтобы он мог приступить к осуществлению своего намерения. Исходя из такого предположения, опиравшегося на ее замечание, что она чувствует усталость и жажду, он убедил ее закусить и отдохнуть и с этой целью повел ее вниз, в ресторан, где, усадив за столик, предложил ей стакан вина с водой; и, так как она жаловалась на слабость, влил в стакан несколько капель эликсира, который отрекомендовал как наилучшее укрепляющее лекарство, тогда как это была всего-навсего возбуждающая настойка, коварно припасенная им для подобного случая. Выпив эту смесь, весьма улучшившую ее расположение духа, она съела кусок ветчины и крылышко холодной курицы и запила стаканом бургундского после настойчивых просьб своего поклонника. Эти возбуждающие средства, содействуя брожению крови, разгоряченной энергическим движением, не преминули повлиять на организм хрупкого юного создания, которое от природы было веселым и живым. Глаза ее засверкали огнем, сотни блестящих острот срывались с ее уст, и каждая маска, с ней заговаривавшая, выслушивала меткий ответ.
      Перигрин, обрадованный успехом своего лечения, предложил снова принять участие в контрдансах с целью усилить действие эликсира и начал красноречиво изъясняться ей в любви, когда она, по его мнению, была наиболее расположена слушать об этом предмете. Дабы возбудить в себе ту решимость, какой требовал его план, он выпил две бутылки бургундского, которое воспламенило его страсть до такой степени, что он почувствовал себя способным задумать и осуществить любой проект для удовлетворения своего желания.
      Эмилия, расположенная столь многими возбудительными средствами в пользу человека, которого любила, в значительной мере изменила привычной своей сдержанности, выслушивала его речи с непритворным удовольствием и, доверяя своему счастью, не скрыла от него, что он является властелином ее сердца. Восхищенный этим признанием, он уже полагал, что вот-вот пожнет чудесные плоды своей хитрости и настойчивости, и, поскольку приближалось утро, с удовольствием согласился на первое же ее предложение вернуться домой. Шторы кареты были спущены; он воспользовался благоприятным расположением ее духа и, притворяясь безрассудным вследствие выпитого им вина, заключил ее в свои объятия и запечатлел тысячу поцелуев на ее пухлых губках, - вольность, которую она простила как привилегию опьянения. Пока он, таким образом, предавался безнаказанно наслаждению, экипаж остановился, и когда Пайпс открыл дверь, хозяин его ввел ее в коридор, прежде чем она сообразила, что подъехали они отнюдь не к дому ее дяди.
      Испуганная этим открытием, она не без смущения пожелала узнать, почему он привез ее в этот час в незнакомое место. Но он ничего не отвечал, пока не ввел ее в комнату, где объяснил ей, что, так как семейство ее дяди было бы потревожено ее возвращением в такой поздний час, а улицы близ Темпл-Бара кишат разбойниками и головорезами, он приказал своему кучеру остановиться у этого дома, где проживает одна его родственница, прекраснейшая леди, которая будет рада случаю оказать услугу особе, внушившей ему, как ей известно, такую нежность и уважение.
      Эмилия была слишком проницательна, чтобы поверить этому благовидному предлогу. Несмотря на свое расположение к Перигрину, которое никогда еще не было столь сильным, как сейчас, она мгновенно разгадала весь его план. Хотя кровь ее кипела от негодования, она поблагодарила его с притворной невозмутимостью за доброе отношение к ней и выразила признательность его кузине, но в то же время настаивала на том, чтобы ехать домой, так как ее отсутствие приведет в ужас дядю и тетку, которые, как она знала, не лягут спать до ее возвращения.
      Приводя тысячу доводов, он убеждал ее позаботиться о собственных удобствах и благополучии, обещая послать Пайпса в Сити для успокоения ее родственников. Но так как она оставалась глухой к его мольбам, он заявил, что через несколько минут подчинится ее требованию, и попросил ее подкрепиться для предупреждения простуды возбуждающим напитком, который он налил в ее присутствии, но теперь у нее проснулось подозрение и она отказалась пить, несмотря на все его уговоры.
      Тогда он упал перед ней на колени, слезы брызнули у него из глаз, и он поклялся, что больше не может существовать, питаясь одними зыбкими надеждами, и что если она не соизволит увенчать его счастье, он немедленно падет жертвой ее презрения. Такие неожиданные речи, а также все признаки безумного возбуждения не преминули смутить и испугать нежную Эмилию, которая, собравшись с духом, отвечала решительным тоном, что ей непонятно, какие у него основания жаловаться на ее сдержанность, от которой она не вольна отказаться, пока он не заявит формально о своих намерениях и не получит согласия тех, кому долг приказывает ей повиноваться.
      - Божественное создание! - воскликнул он, схватив ее руку и прижимая ее к губам. - От вас одной я жду той благосклонности, которая преисполнит меня восторгами небесного блаженства. Взгляды родителей пошлы, глупы и ограниченны! Я не намерен подчиняться стеснениям, созданным для повседневной жизни. Любовь моя слишком нежна и деликатна, чтобы носить эти вульгарные цепи, которые способны лишь уничтожить добровольную привязанность и непрестанно докучают человеку принудительными обязательствами, на ней лежащими. Мой милый ангел, избавьте меня от унижения быть насильно принужденным вас любить и будьте единственной владычицей моего сердца и состояния! Я не оскорблю вас разговором о денежном возмещении; все мое имущество в вашем распоряжении. В этом бумажнике на две тысячи фунтов банкнотов; доставьте мне удовольствие, примите их; завтра я положу к вашим ногам еще десять тысяч. Одним словом, вы будете госпожой всего моего состояния, а я буду почитать себя счастливым, живя в зависимости от ваших щедрот!
      О, небо! Что испытало сердце целомудренной, чувствительной, деликатной, нежной Эмилии, когда она услышала это дерзкое объяснение из уст человека, которого удостоила своей любви и уважения! Не только ужас, скорбь и негодование охватили ее вследствие такого недостойного поведения, но и мучительная боль, порожденная всеми этими чувствами и вызвавшая взрыв истерического хохота, когда она сказала ему, что не может не восхищаться его великодушием.
      Обманутый этим судорожным смехом и ироническим комплиментом, ему сопутствовавшим, влюбленный вообразил, что весьма приблизился к цели, и теперь следует взять крепость штурмом, чтобы избавить ее от неприятного сознания, будто она уступила без сопротивления. Одержимый этой нелепой мыслью, он вскочил и, сжав ее в объятиях, попытался приступить к выполнению неудержимого и низкого своего желания. С видом хладнокровным и решительным она предложила вступить в переговоры, и когда после повторных ее требований он согласился, она обратилась к нему с такими словами, в то время как глаза ее сверкали благородным негодованием:
      - Сэр, я не намерена докучать вам повторением прежних ваших клятв и уверений, не хочу я также воскрешать в памяти те маленькие уловки, которыми вы пользовались с целью залучить в западню мое сердце, потому что - хотя вы с помощью коварнейшего притворства нашли способ ввести меня в заблуждение вам, несмотря на все ваши усилия, так и не удалось усыпить мою бдительность или, завоевав мою любовь, лишить меня возможности отвергнуть вас без единой слезы, как только честь моя потребует такой жертвы. Сэр, вы недостойны моего внимания и сожалений, и вздох, вырывающийся сейчас из моей груди, вызван сокрушением о моей собственной слепоте. Что же касается до этого покушения на мою невинность, я презираю вашу силу, так же как ненавистные мне ваши намерения. Под личиной нежнейшего уважения вы, заманили меня туда, где я лишена защиты друзей, и измыслили другие гнусные планы с целью нарушить мой покой и погубить мое доброе имя, но я слишком доверяю своей невинности и авторитету закона, чтобы допустить мысль о страхе или пасть духом, очутившись в том положении, до которого довели меня обманом. Сэр, в настоящее время ваше поведение гнусно и позорно! Ибо вы, негодяй, не посмели помыслить об осуществлении вашего подлого плана, когда вам было известно, что здесь находится мой брат, способный предотвратить оскорбление или отомстить за него. Стало быть, вы не только вероломный злодей, но и презреннейший трус!
      Произнеся эту речь с величественной строгостью, она открыла дверь и, с удивительной решимостью спустившись вниз, поручила себя заботам сторожа, отыскавшего для нее наемный портшез, в котором она была благополучно доставлена к дому своего дяди.
      Между тем влюбленный был так ошеломлен этими язвительными упреками и ее возмущением, что решимость покинула его, и он не только не мог помешать ее отступлению, но не в силах был вымолвить слово, чтобы умилостивить ее или уменьшить свою вину. Разочарование и мучительные угрызения совести, охватившие его, когда он подумал о том, в какой неблаговидной роли выступил перед Эмилией, вызвали такое душевное смятение, что молчание его внезапно сменилось припадком умоисступления; он бесновался, как сумасшедший, и совершил тысячу безумных поступков, которые убедили обитателей дома, являвшегося чем-то вроде притона, что он действительно сошел с ума. Пайпс с великой тревогой разделял это мнение и с помощью слуг помешал ему выбежать из дому и преследовать прекрасную беглянку, которую в безумии своем он и проклинал и воспевал, осыпая страшными ругательствами и расточая ей похвалы. Верный его лакей, прождав добрых два часа в надежде, что взрыв страсти утихнет, и видя, что припадки скорее усиливаются, весьма благоразумно послал за знакомым его господину врачом, который, расследовав обстоятельства и симптомы заболевания, распорядился сделать ему немедленно обильное кровопускание и прописал микстуру для успокоения взволнованных чувств. Когда этот приказ был в точности исполнен, Перигрин стал спокойнее и сговорчивее, он опомнился настолько, что устыдился своего исступления, и покорно дал себя раздеть и уложить в постель, где усталость, вызванная пребыванием в маскараде, а также перенесенные волнения погрузили его в глубокий сон, который весьма содействовал сохранению рассудка. Однако, проснувшись около полудня, он отнюдь не наслаждался полным спокойствием. Воспоминание о происшедшем повергло его в уныние. Обвинительная речь Эмилии еще звучала в его ушах; и, глубоко обиженный ее презрением, он не мог не восхищаться ее мужеством, и сердце его воздавало должное ее чарам.
      ГЛАВА LXXVII
      Он старается примириться со своей возлюбленной и упрекает ее дядю, который отказывает ему от дома
      Раздираемый этими противоречивыми чувствами, он вернулся домой в портшезе; и в то время как он рассуждал сам с собой, надлежит ли ему отказаться от преследования и постараться изгнать ее образ из своего сердца или немедленно пойти и принести извинение разгневанной возлюбленной и предложить свою руку, чтобы загладить преступление, слуга подал ему пакет, доставленный в дом рассыльным. Едва увидав адрес, написанный рукой Эмилии, он угадал, что находится в пакете, и, с тревожным нетерпением сломав печать, обнаружил подаренные им ей драгоценности, которые были вложены в записку, составленную в таких выражениях:
      "Чтобы не было у меня причин упрекать себя за то, что я сохранила хотя бы малейшее воспоминание о негодяе, которого равно презираю и ненавижу, пользуюсь случаем возвратить эти бессильные орудия его гнусного покушения на честь Эмилии".
      Горечь этого язвительного послания столь усилила и воспламенила его раздражение, что он грыз себе ногти, пока кровь из-под них не выступила, и даже плакал от злости. Он клялся отомстить ее высокомерной добродетели и поносил себя за то, что поторопился с признанием, сделанным прежде, чем окончательно созрел его план; и тут же взирал на ее поведение с уважением и благоговением и склонялся перед непреодолимей силой ее очарования. Короче говоря, грудь его разрывали противоречивые страсти; любовь, стыд и раскаяние состязались с тщеславием, честолюбием и жаждой мести, и неизвестно, кому досталась бы победа, если бы не вмешалось упрямое желание и не побудило его к примирению с оскорбленной красавицей.
      Под влиянием этого побуждения он отправился после полудня в дом ее дяди, питая некоторые надежды на ту радость, какая неизбежно сопутствует примирению нежных и чувствительных влюбленных. Хотя сознание вины приводило его в тягостное замешательство, тем не менее он был слишком уверен в своих достоинствах и ловкости, чтобы не надеяться на прощение; а к тому времени, когда он подошел к дому олдермена, у него уже была готова весьма хитроумная и трогательная речь, которую он намеревался произнести в свою защиту, возлагая вину за свое поведение на необузданную свою страсть, возбужденную бургундским, коим он злоупотребил. Но ему не представился случай воспользоваться объяснением, заранее придуманным. Эмилия, подозревая, что он сделает такого рода попытку с целью вернуть ее благосклонность, ушла из дому якобы в гости, оповестив предварительно дядю о своем намерении избегать общества Перигрина вследствие двусмысленного его поведения, которое она, по ее словам, наблюдала вчера вечером в маскараде. Она предпочла намекнуть о своих подозрениях в такой туманной форме, чтобы не сообщать со всеми подробностями о бесчестном умысле молодого человека, так как это сообщение могло разжечь гнев родственников и навлечь опасность, возбудив вражду и жажду мести.
      Обманувшись в надежде увидеть ее, наш искатель приключений осведомился, дома ли старый джентльмен, который, по мнению Перигрина, находился под его влиянием и готов был принять извинения, в случае если бы сообщение молодой леди восстановило его против нашего героя. Но и тут он потерпел разочарование, так как дядя уехал обедать за город, а жена его была нездорова. Итак, он не мог найти предлог остаться в доме вплоть до возвращения его очаровательницы. Будучи, однако, искушенным в хитрости, он отпустил свою карету и занял комнату в таверне, обращенную окнами к воротам купца; здесь он намеревался оставаться на страже вплоть до ее возвращения.Этот план он привел в исполнение с несокрушимым упорством, но ему не сопутствовал ожидаемый успех.
      Эмилия, чья предусмотрительность была столь же зорка, сколь и похвальна, предвидя, что его плодовитое воображение грозит ей опасностью, вошла в дом через черный ход, о котором понятия не имел ее поклонник; а ее дядя вернулся домой в такой поздний час, что Перигрин уже не мог добиваться свидания, не нарушая правил приличия.
      Наутро он не преминул снова явиться, и, когда, согласно распоряжению его возлюбленной, ему сообщили об ее отсутствии, он добился свидания с хозяином дома, который принял его с холодной учтивостью, дав ему понять, что осведомлен о неудовольствии племянницы. Тогда Перигрин с простодушным видом заявил олдермену, что тот, если судить по его поведению, является поверенным мисс Эмилии, у которой он пришел просить прощения за нанесенное оскорбление; если его к ней допустят, ему удастся доказать, что преступление его не было умышленным, или хотя бы принести такие извинения, которые вполне загладят вину.
      На эти слова купец без всяких уверток и церемоний отвечал, что, хотя ему неизвестна природа нанесенного оскорбления, однако оно, несомненно, было весьма серьезным, если могло до такой степени восстановить его племянницу против человека, к которому она до сей поры относилась с величайшим уважением. Он признался, что она заявила о своем намерении отказаться навсегда от знакомства с Перигрином, и, конечно, у нее были для этого основания; и он не желает способствовать примирению, если Перигрин не уполномочит его повести речь о браке, каковой, полагает он, является единственным средством доказать искренность нашего героя и получить прощение Эмилии.
      Гордость Перигрина была возмущена этим прямым и грубым заявлением, в котором он увидел результат сговора между молодой леди и ее дядей с целью извлечь выгоду из его страсти. Поэтому он, не скрывая своего отвращения, ответил, что не находит никакой нужды в посреднике для улаживания размолвки между ним и Эмилией и добивается только возможности оправдаться лично.
      Купец откровенно заметил, что, так как племянница выразила настойчивое желание избегать общества Перигрина, он отнюдь не намерен стеснять ее свободу, а затем дал ему понять, что чрезвычайно занят.
      Наш герой вознегодовал на такое высокомерное обращение. - Я ошибался, сказал он, - думая найти благовоспитанность по сю сторону Темпл-Бара; но разрешите вам сказать, сэр, что, если я не удостоюсь свидания с мисс Гантлит, мне придется заключить, что вы, преследуя какие-то свои недобрые цели, действительно стесняете ее свободу.
      - Сэр, - ответил старый джентльмен, - можете выводить любые заключения, какие придутся вам по вкусу, но будьте добры, предоставьте мне право быть хозяином в моем собственном доме.
      С этими словами он весьма учтиво указал ему на дверь, а наш влюбленный, не доверяя своей сдержанности и опасаясь встретить еще более оскорбительное обхождение там, где личная храбрость могла только усугубить его унижение, удалился в бешенстве, с которым не в силах был справиться, и на прощание сказал, что, если бы преклонный возраст не служил хозяину дома защитой, он покарал бы его за дерзость,
      ГЛАВА LXXVIII
      Он замышляет дерзкий план, в результате которого попадает в незавидное положение, усугубляющее его разочарование
      Лишившись, таким образом, возможности встречаться со своей возлюбленной, он попытался вернуть ее расположение с помощью самых почтительных и трогательных посланий, которые ухитрялся ей препровождать; но когда эти усилия не принесли никаких плодов, желание его перешло в нетерпеливую страсть, граничившую с безумием, и он решил поставить на карту свою жизнь, состояние и доброе имя, только бы не отступать от бесчестных намерений. В самом деле, чувство негодования было у него так же глубоко, как и любовь, и обе эти страсти настойчиво и громко требовали удовлетворения. В надежде найти способ ее похитить, он нанял людей, оповещавших его об ее выходах из дому; но ее осмотрительность разрушила этот замысел, ибо она ждала подобных поступков от такого человека, как он, и вела себя соответственно.
      Сбитый с толку ее осторожностью и проницательностью, он изменил свой план. Под предлогом, будто его вызвали домой по важному делу, он выехал из Лондона и, заняв комнату в доме одного фермера, расположенном близ дороги, по которой она непременно должна была проехать на обратном пути к матери, прервал общение со всеми людьми, кроме своего камердинера и Пайпса, получивших приказ рыскать по окрестностям, разведывать в каждом доме и наводить справки о каждой карете, появляющейся на этой проезжей дороге, с целью задержать в пути его Аманду.
      По прошествии недели, проведенной в засаде, камердинер известил его, что он и его товарищ разведчик заметили карету, запряженную шестеркой, мчавшуюся им навстречу, после чего оба надвинули шляпы на глаза, чтобы не быть узнанными в том случае, если их увидят, и, притаившись за живой изгородью, обнаружили в проехавшей мимо карете скромно одетого молодого человека и леди в маске, ростом, фигурой и осанкой походившую на Эмилию; и что Пайпс последовал за ними издали, тогда как сам он вернулся, чтобы передать эту весть.
      Перигрин едва дал ему договорить. Он бросился в конюшню, где его лошадь стояла всегда под седлом, и, нимало не сомневаясь в том, что упомянутая леди - его возлюбленная, которую сопровождает один из клерков ее дяди, мгновенно вскочил в седло и помчался галопом в погоню за каретой; проехав около двух миль, он узнал от Пайпса, что она остановилась у соседней гостиницы. Хотя страсть побуждала его немедленно войти в комнату Эмилии, он внял уговорам своего тайного советчика, который возражал против столь опрометчивого шага, говоря, что немыслимо осуществить его замысел и увезти ее насильно из гостиницы, находящейся в густо населенной деревне, жители которой не преминут встать на ее защиту. Поэтому Пайпс предложил ему подстеречь карету на каком-нибудь отдаленном и пустынном участке дороги, где они могут достигнуть своей цели без труда и опасности. Приняв этот совет, наш искатель приключений приказал Пайпсу следить за гостиницей, чтобы Эмилия не ускользнула каким-нибудь другим путем, в то время как сам он и его камердинер, стараясь никому не попадаться на глаза, поехали по пустынной тропе и, выбрав место, подходящее для их целей, поместились в засаде.