Все яркие мечты о роскоши и наслаждении, какие рождала его необузданная фантазия, начали рассеиваться, меланхолические мысли овладели им, и перспектива потерять Эмилию являлась отнюдь не наименьшей причиной его скорби. Хотя он пытался заглушить тоску, терзавшую сердце, ему не удалось скрыть душевное смятение от проницательности этой любезной молодой леди, которая сочувствовала ему в глубине души, но не могла допустить, чтобы с языка ее сорвался вопрос о причине его расстройства, ибо хотя он до сей поры обращался с ней с величайшей почтительностью и уважением, однако ни разу не упомянул о конечных целях своей страсти. Как бы ни были они, по ее предположениям, честны, у нее хватило сообразительности угадать, что тщеславие или корысть, в союзе с легкомыслием юности, могут внезапно отнять у нее возлюбленного, а она была слишком горда, чтобы дать ему повод торжествовать над ней. Хотя она удостаивала его величайшей любезности и даже дружеского обхождения, все его мольбы не могли исторгнуть у нее признания в любви; наоборот, будучи веселого нрава, она иной раз кокетничала с другими поклонниками, чтобы его внимание к ней, таким образом возбужденное, никогда не ослабевало, а он мог видеть, что у нее есть другие ресурсы на тот случай, если его страсть остынет.
      Если таков был благоразумный план, которому она следовала, то нельзя предполагать, что она могла снизойти до расспросов о причине его раздумья, когда увидела его столь опечаленным; однако она возложила эту обязанность на свою кузину и наперсницу, которая, когда они вместе гуляли в парке, заметила, что он как будто находится в дурном расположении духа. Когда это соответствует истине, подобный вопрос обычно усиливает болезнь; именно такое действие он оказал на Пери-грина, который отвечал с некоторым раздражением:
      - Уверяю вас, сударыня, вы никогда еще так не ошибались в своих наблюдениях.
      - Я тоже так думаю, - сказала Эмилия, - потому что я никогда еще не видела мистера Пикля в более веселом расположении духа.
      Эта ироническая похвала окончательно его смутила: он постарался улыбнуться, но это была страдальческая улыбка, и в глубине души он проклинал живость обеих леди. Он не мог бы даже ради спасения своей души овладеть собою настолько, чтобы выговорить хоть одну связную фразу, а подозрение, что они подмечают каждое его движение, повергло его в такое уныние, что он был совершенно подавлен стыдом и досадой, как вдруг Софи, бросив взгляд в сторону ворот, сказала:
      - Вон, мистер Пикль, ваш слуга с незнакомцем, у которого деревяшка вместо ноги.
      Услышав эти слова, Перигрин вздрогнул и мгновенно изменился в лице, зная, что его судьба в большой мере зависит от сообщения, какое он получит от своего друга.
      Хэтчуей, приблизившись к компании и отвесив на морской манер два поклона обеим леди, отвел Перигрина в сторону и вручил ему письмо коммодора, которое привело юношу в такое волнение, что он едва мог выговорить: "Леди, с вашего разрешения". Когда он получил их согласие и попытался вскрыть письмо, смятение его было слишком явным, и Эмилия, которая следила за его движениями, начала догадываться, что нечто весьма интересное заключается в этом послании; и до такой степени была она огорчена его тревогой, что поспешила отвернуться в другую сторону и вытереть слезы, выступившие на ее прекрасных глазах.
      Едва успел Перигрин прочесть первую фразу, как лицо его, которое доселе было омрачено глубоким унынием, просветлело, и когда все черты его прояснились, он вновь обрел спокойствие. Прочитав письмо, с глазами, сверкающими восторгом и благодарностью, он заключил лейтенанта в свои объятия и представил его леди, как одного из лучших своих друзей. Джек встретил самый милостивый прием и, пожав руку Эмилии, сказал, фамильярно именуя ее "старой знакомой", что он не прочь быть хозяином такого же быстроходного фрегата, как она.
      Вся компания приняла участие в этой благоприятной перемене, происшедшей с нашим влюбленным и оживлявшей его речи столь необычной жизнерадостностью и добродушием, что произвела впечатление на самого невозмутимого Пайпса, который даже начал улыбаться от удовольствия, шагая позади.
      Так как был уже поздний вечер, они отправились в обратный путь; слуга последовал за Хэтчуем в гостиницу, а Перигрин проводил леди до дому, где отдал должное замечанию Софи, сказавшей ранее, что он в дурном расположении духа, и поведал им о чрезвычайном своем огорчении вследствие разногласия, имевшего место между ним и дядей, с которым благодаря письму, полученному в их присутствии, он, к счастью, примирился.
      Выслушав их поздравления и отклонив приглашение поужинать вместе вследствие неудержимого желания побеседовать со своим другом Джеком, он откланялся и пошел в гостиницу, где Хэтчуей рассказал ему обо всем, что произошло в крепости после его доклада. Он был не только не раздосадован, но в высшей степени доволен перспективой поехать за границу, так как это льстило его тщеславию и честолюбию, удовлетворяло его жажду знаний и потворствовало той склонности к наблюдениям, которой оy отличался с самого нежного возраста. К тому же он считал, что кратковременное отсутствие не только не будет в ущерб его любви, но, напротив, придаст ей цену, ибо там он расширит свой кругозор и, стало быть, вернется более достойным своей возлюбленной. Воодушевленное такими чувствами, сердце его преисполнилось радостью, и так как шлюзы его природного добродушия открылись благодаря столь счастливому повороту судьбы, он послал привет мистеру Джолтеру, с которым не разговаривал в течение целой недели, и выразил желание, чтобы тот почтил мистера Хэтчуея и его своим присутствием за ужином.
      Гувернер не был так недальновиден, чтобы отклонить это приглашение, а потому он тотчас же явился и был радушно встречен смягчившимся учеником, который выразил свое огорчение по поводу происшедшей между ними размолвки и уверил его, что в будущем постарается не доставлять ему никаких оснований для жалоб. Джолтер, у которого не было недостатка в привязчивости, растаял от этого обещания, для него неожиданного, и торжественно объявил, что главной его заботой всегда было и всегда будет способствовать интересам и счастью мистера Пикля.
      Весело проведя большую часть ночи за круговой чашей, компания разошлась; а на следующее утро Перигрин вышел с целью познакомить свою возлюбленную с намерением дяди отправить его за пределы королевства для усовершенствования и сказать все, что он считал необходимым в интересах своей любви. Он застал ее за завтраком вместе с ее кузиной, и так как был поглощен целью своего визита, то, едва усевшись, тотчас же завел об этом речь, спросив с улыбкой, нет ли у леди каких-нибудь поручений в Париж. При этом вопросе Эмилия широко раскрыла глаза, а ее наперсница пожелала узнать, кто туда едет. Как только он дал им понять, что в скором времени он сам намеревается посетить эту столицу, его возлюбленная с большой живостью пожелала ему счастливого пути и с притворным равнодушием заговорила о тех развлечениях, каким он будет предаваться во Франции. Но когда он серьезно объявил Софи, спросившей его, не шутит ли он, что дядя его действительно настаивает на коротком путешествии, слезы выступили на глазах бедной Эмилии, и она с великим трудом старалась скрыть свое огорчение, заявив, будто чай был такой горячий, что у нее начали слезиться глаза. Это объяснение было слишком неправдоподобно, чтобы ввести в заблуждение ее возлюбленного или хотя бы обмануть проницательность ее подруги Софи, которая после завтрака, воспользовавшись каким-то предлогом, вышла из комнаты.
      Когда они остались, таким образом, наедине, Перигрин поведал ей все, что узнал о намерении коммодора, не заикнувшись, однако, о том, как возмущен был старик их знакомством, и присовокупил к своему сообщению такие пламенные клятвы в вечной верности и торжественные обещания скоро вернуться, что сердце Эмилии, куда проникло подозрение, будто это путешествие является результатом непостоянства ее возлюбленного, стало успокаиваться, и она одобрила его план.
      Когда это дело было дружески улажено, он спросил, скоро ли она предполагает отправиться к матери, и, узнав, что отъезд назначен через день и что ее кузина Софи думает сопровождать ее в карете своего отца, он напомнил о своем желании ехать с ней. Тем временем он отослал гувернера и лейтенанта в крепость с приветом тетке и коммодору и с торжественным обещанием прибыть к ним не позже, чем через шесть дней.
      Сделав эти предварительные распоряжения, он в сопровождении Пайпса выехал с обеими леди; на протяжении двенадцати миль их спутником был отец Софи, при прощании торжественно поручивший их заботам Перигрина, с которым был теперь прекрасно знаком.
      ГЛАВА XXVII
      В дороге с ними случается опасное происшествие. - Достигают цели своего путешествия. - Перигрин ближе знакомится с братом Эмилии. - Эти двое джентльменов получают превратное представление друг о друге. Пикль отправляется в крепость
      Подвигаясь вперед не спеша, они проехали больше половины пути, и ночь застигла их неподалеку от гостиницы, где они решили остановиться. Помещение оказалось прекрасным. Они поужинали вместе очень весело и оживленно, и лишь после того, как зевота обеих леди послужила ему предостережением, он отвел их в их комнату и, пожелав спокойной ночи, удалился в свою и лег спать.
      Дом был битком набит поселянами, которые побывали на ближайшей ярмарке, а теперь угощались элем и табаком во дворе; и так как их рассудок, никогда не отличавшийся остротой, был затуманен после этого развлечения, они, шатаясь, поплелись каждый в свою конуру и оставили горящую свечу прилепленной к одному из деревянных столбов, поддерживавших галерею. Пламя очень быстро перекинулось на дерево, которое оказалось сухим, как трут, и вся галерея была объята огнем, когда Перигрин внезапно проснулся и почувствовал, что задыхается. Он мгновенно вскочил, надел штаны и, распахнув дверь своей комнаты, увидел всю переднюю комнату в пламени.
      О, небо! Каково же было его душевное смятение, когда он узрел клубы огня и дыма, несущиеся к комнате, где спала его дорогая Эмилия! Невзирая на грозившую ему самому опасность, он прорвался сквозь самое густое облако, и, после того как он громко постучал и в то же время окликнул дам, в тревоге умоляя, чтобы его впустили, дверь открыла Эмилия в одной рубашке и с величайшим испугом спросила, что случилось. Он ничего не ответил и, подобно Энею схватив ее на руки, пронес сквозь пламя к безопасному месту; затем, оставив ее, прежде чем она успела опомниться или выговорить хоть слово, кроме: "Ах, кузина Софи!" - он помчался назад выручать эту юную леди и убедился, что она уже спасена Пайпсом, который, почуяв запах дыма, вскочил, тотчас бросился в комнату, где, как он знал, помещались обе подруги (Эмилия была спасена своим возлюбленным) и вынес мисс Софи, лишившись своей копны волос, которую огонь спалил при его отступлении.
      К тому времени вся гостиница была охвачена неописуемым волнением; постояльцы и слуги пытались бороться с этим бедствием; а так как во дворе был водоем для лошадей, наполненный водою, то, меньше чем через час, пожар был потушен, уничтожив только около двух ярдов деревянной галереи.
      Все это время наш юный джентльмен не отходил от вверенных ему прекрасных леди, которые упали в обморок от страха; но так как здоровье у них было крепкое, а жизнерадостность их нелегко было подавить, то, когда они, придя в себя, убедились, что и сами они и спутники их невредимы, а огонь потушен, бурные опасения их рассеялись; они оделись, вновь обрели хорошее расположение духа и начали подшучивать друг над другом, вспоминая, как ловко они были спасены. Софи заметила, что теперь мистер Пикль имеет неоспоримое право на любовь ее кузины, а посему та должна отбросить всю напускную сдержанность и откровенно признаться в своей сердечной склонности. Эмилия возражала на этот довод, напомнив ей, что, по такому же праву, мистер Пайпс может требовать той же награды от нее. Ее подруга признала справедливость этого заключения при условии, если она не найдет способа удовлетворить своего избавителя как-нибудь иначе, и, повернувшись к слуге, который случайно при этом присутствовал, осведомилась, не отдано ли его сердце другой. Том, который не уразумел смысла этих слов, стоял по своему обыкновению молча, а когда вопрос был задан вторично, отвечал, осклабившись:
      - Сердце у меня твердое, как морской сухарь, уверяю вас, сударыня.
      - Как! - воскликнула Эмилия. - Неужели вы никогда не любили, Томас?
      - Ну еще бы, - не колеблясь, отозвался слуга, - иной раз поутру.
      Перигрин невольно засмеялся, а его возлюбленная, казалось, была слегка смущена этой грубой репликой, тогда как Софи, сунув ему в руку кошелек, сказала, что тут хватит на покупку парика. Том, поймав взгляд своего хозяина, отказался от подарка, заявив:
      - Нет, но все-таки благодарю вас так же, как если бы я взял.
      И хотя она настаивала, чтобы он спрятал его в карман как скромный знак ее признательности, он не уступил уговорам воспользоваться ее щедростью и, последовав за ней в другой конец комнаты, бесцеремонно сунул кошелек ей в рукав, воскликнув:
      - Будь я проклят, если возьму!
      Перигрин, сделав ему выговор за неучтивое поведение, выслал его из комнаты и попросил, чтобы мисс Софи не пыталась колебать моральные устои его слуги, у которого, как ни был он груб и неотесан, хватило ума понять, что он не имеет никакого права претендовать на такого рода благодарность. Но она доказывала с большим жаром, что никогда не сможет отблагодарить его соответственно той услуге, которую он ей оказал, и что она не успокоится до той поры, покуда не найдет способа выразить чувство признательности.
      - Я не берусь, - сказала она, - вознаградить мистера Пайпса, но я буду глубоко несчастна, если мне не разрешат вручить ему какой-нибудь знак моего расположения.
      После таких настойчивых просьб Перигрин заявил, что раз она хочет быть великодушной, она не должна делать ему денежного подарка, но может пожаловать какую-нибудь безделушку в знак своего внимания, ибо он сам высоко ценит Пайпса за его привязанность и верность, и ему тяжело было бы видеть, что с ним обращаются, как с простым корыстолюбивым слугой.
      Из всех драгоценностей этой благодарной молодой леди не было ни одной, которой она не отдала бы с радостью как награду или знак отличия своему спасителю; но его хозяин выбрал перстень с печатью невысокой ценности, подвешенный к ее часам, и Пайпс, явившись на зов, получил разрешение принять это доказательство благосклонности мисс Софи. Том взял перстень, неуклюже расшаркиваясь, и, поцеловав его с глубоким благоговением, надел на мизинец и удалился, гордясь своим приобретением.
      Эмилия с самой обворожительной нежностью сказала своему возлюбленному, что он научил ее, как поступить по отношению к нему, и, сняв с пальца брильянтовое кольцо, попросила принять от нее на память. Он принял залог, как это ему приличествовало, и презентовал в обмен другой, от которого она сначала отказалась, ссылаясь на то, что он лишает ее возможности отблагодарить его; но Перигрин заявил ей, что принял ее кольцо отнюдь не как доказательство ее признательности, но как знак ее любви, и если она откажется от такого же залога, он будет почитать себя предметом ее презрения. Ее глаза сверкнули, а лицо вспыхнуло от обиды при этом смелом намеке, который она рассматривала как неуместное оскорбление; а молодой джентльмен при виде ее волнения был наказан за свою опрометчивость и попросил прощения за дерзкие свои слова, каковые, надеялся он, она припишет влиянию той основной причины, о которой он всегда с гордостью заявлял.
      Софи, видя его огорченным, вступилась за него и пожурила свою кузину за излишнее притворство, после чего Эмилия, готовая на уступку, протянула палец в знак снисхождения. Перигрин поспешил надеть кольцо, сжал ее нежную белую руку в восторге, который не позволил ему ограничиться только рукой, но побудил обнять ее за талию и сорвать восхитительный поцелуй с ее губ; и он не допустил, чтобы она послужила мишенью для насмешек Софи, с чьими устами он тотчас разрешил себе такую же вольность; и в результате обе подруги осыпали его такими нежными упреками, что он почти поддался соблазну нанести снова то же оскорбление.
      Так как настало уже утро и слуги в гостинице были на ногах, он заказал на завтрак шоколад и, по желанию леди, послал Пайпса позаботиться о том, чтобы накормили лошадей и приготовили карету, тогда как он сам отправился в буфетную и уплатил по счету.
      Покончив с этими делами, они тронулись в путь около пяти часов и, дав отдых себе и своим лошадям в другой придорожной гостинице, двинулись дальше после полудня. Без дальнейших приключений они благополучно прибыли к месту своего назначения, где миссис Гантлит выразила удовольствие, при виде старого своего друга мистера Пикля, которого она, впрочем, мягко упрекнула за продолжительное его отсутствие. Не объясняя причины такого поведения, он заявил, что его любовь и уважение остаются неизменными и что впредь он не упустит случая доказать, в какой мере дорожит он ее дружбой. Затем она познакомила его со своим сыном, который был в то время дома, избавленный от служебного долга благодаря отпуску.
      Этот молодой человек, по имени Годфри, имел около двадцати лет от роду, был среднего роста, широкоплечий, прекрасно сложенный, а следы оспы, которых у него было очень много, придавали своеобразно мужественный вид его физиономии. Он был неглуп, от природы великодушен, и нрав у него был покладистый; но он с детства был солдатом и воспитание получил чисто военное. Он почитал искусство и литературу недостойными внимания джентльмена, а любую гражданскую службу - низкой по сравнению с военной профессией. Он сделал большие успехи в гимнастических науках - танцах, фехтовании и верховой езде, играл прекрасно на флейте и больше всего гордился добросовестным отношением ко всем делам чести.
      Если бы Перигрин и он почитали себя на равной ноге, по всей вероятности они заключили бы тесный дружеский союз. Но этот самоуверенный солдат смотрел на поклонника своей сестры как на молодого студента, вырвавшегося из университета и совершенно не знающего людей, тогда как сквайр Пикль видел в Годфри нуждающегося волонтера, значительно уступающего ему в богатстве, а также и во всех других отношениях. Это взаимное непонимание не могло не привести к вражде. На следующий же день по прибытии Перигрина они обменялись резкими репликами в присутствии леди, перед которыми каждый старался доказать свое превосходство. В этих состязаниях наш герой неизменно одерживал победу, ибо ум у него был острее, а способности более развиты, чем у его противника, который вследствие этого был раздосадован его успехом, позавидовал его репутации и начал обращаться с ним презрительно и невежливо.
      Его сестра видела это и, страшась последствий его озлобления, не только пожурила его наедине за неучтивое поведение, но и умоляла своего возлюбленного принять во внимание грубое воспитание ее брата. Он ласково уверил ее, что, каких бы усилий ни стоило ему победить свой необузданный нрав, он ради нее готов снести все унижения, каким может его подвергнуть высокомерие ее брата; проведя с нею два дня и насладившись несколькими свиданиями наедине, когда он играл роль самого страстного влюбленного, он распрощался вечером с миссис Гантлит и сказал молодым леди, что зайдет рано утром проститься с ними. Он не пренебрег этой обязанностью и нашел обеих подруг в гостиной, где уже был приготовлен завтрак. Так как все трое были крайне огорчены мыслями о разлуке, некоторое время царило самое патетическое молчание, покуда Перигрин не нарушил его сетованиями на свою судьбу, заставляющую его удалиться на такой долгий срок от драгоценного предмета его задушевных желаний. Он обратился к ней с самыми страстными мольбами, чтобы теперь, приняв во внимание жестокую разлуку, которую он должен претерпеть, она доставила ему то утешение, в коем до сей поры отказывала, а именно утешение знать, что он занимает место в ее сердце. Наперсница поддерживала его просьбу, доказывая, что не время скрывать свои чувства сейчас, когда ее поклонник собирается покинуть королевство и ему грозит опасность завязать новые связи, если постоянство его не будет опираться на знание, до каких пределов может он полагаться на ее любовь; короче, она была засыпана столь неопровержимыми доводами, что отвечала в крайнем смущении:
      - Хотя я избегала признаний, мне кажется, все мое поведение могло убедить мистера Пикля в том, что я считаю его не обычным знакомым.
      - Моя очаровательная Эмилия! - воскликнул нетерпеливый влюбленный, бросаясь к ее ногам. - Зачем вы дарите мне счастье такими скудными дозами? Почему не произносите тех слов, которые преисполнили бы меня счастьем и скрасили мои одинокие размышления, в то время как я буду вздыхать в разлуке?
      Его прекрасная возлюбленная, растроганная этой картиной, отвечала со слезами, брызнувшими у нее из глаз:
      - Боюсь, что я буду страдать от разлуки больше, чем вы воображаете.
      В восторге от лестного признания он прижал ее к груди и, когда ее голова склонилась к его плечу, смешал потоки своих слез с ее слезами, нашептывая нежнейшие клятвы в вечной верности. Мягкое сердце не могло не растрогаться при этой сцене; Софи плакала вместе с ними и уговаривала влюбленных покориться воле судьбы и поддерживать в себе бодрость надеждой встретиться снова при более счастливых обстоятельствах. Наконец, после взаимных обещаний, уговоров и ласк Перигрин распрощался; так тяжело было у него на сердце, что он едва мог выговорить "до свидания" и, вскочив на лошадь, стоявшую у двери, поехал вместе с Пайпсом в крепость.
      ГЛАВА ХХVIII
      Перигрина нагоняет мистер Гантлит, с которым он дерется на дуэли и заключает тесную дружбу. - Он приезжает в крепость и находит свою мать такою же неумолимой, как раньше. - Его оскорбляет брат Гем, наставника которого он наказывает хлыстом
      С целью рассеять меланхолические образы, завладевшие его воображением при разлуке с возлюбленной, он призвал на помощь приятные мечты о тех развлечениях, которым намеревался предаваться во Франции, и не проехал он и десяти миль, как воображение его было вполне удовлетворено.
      Пока он, таким образом, предвкушал свое путешествие и утешался самыми дерзкими надеждами, у поворота дороги его неожиданно догнал верхом брат Эмилии, который сказал ему, что едет в том же направлении и будет рад его обществу.
      Этот молодой джентльмен, либо побуждаемый чувством обиды, либо подстрекаемый заботой о чести своей фамилии, последовал за нашим героем с целью заставить его объяснить характер его привязанности к сестре. Перигрин ответил на его приветствие с пренебрежительной вежливостью, и солдат решил, что Перигрин догадался о его намерении; поэтому, без дальнейших предисловий, брат Эмилии изложил свое дело так:
      - Мистер Пикль, в течение некоторого времени вы поддерживали знакомство с моей сестрой, и я хотел бы знать природу его.
      На этот вопрос наш влюбленный ответил:
      - Сэр, я хотел бы знать, какое право вы имеете требовать объяснения?
      - Сэр, - отозвался тот, - я его требую на правах брата, ревнующего о своей чести, равно как о репутации своей сестры; и если намерения у вас честные, вы в нем не откажете.
      - Сэр, - сказал Перигрин, - в данный момент я не расположен справляться с вашим мнением относительно честности моих намерений, и, мне кажется, вы придаете себе чересчур большое значение, притязая судить о моих поступках.
      - Сэр, - возразил солдат, - я притязаю судить о поступках каждого, кто вмешивается в мои дела, и даже расправиться с ним, если найду, что он поступает плохо.
      - Расправиться! - воскликнул юноша с негодующим видом. - Вряд ли вы посмеете применить это слово ко мне!
      - Вы ошибаетесь, - сказал Годфри, - я смею делать все, что приличествует настоящему джентльмену.
      - Ну и джентльмен! - отозвался Перигрин, презрительно глядя на его лошадь, которая была отнюдь не из лучших. - Нечего сказать, хорош джентльмен!
      Гнев солдата вспыхнул от этих иронических слов, презрительность коих дало ему почувствовать сознание собственной бедности; и он назвал своего врага самонадеянным мальчишкой, дерзким выскочкой и другими именами, на которые Пери отвечал с большой злобой. После формального вызова они спешились у первой же гостиницы и вышли на ближайшее поле, чтобы решить спор на шпагах. Выбрав место, они помогли друг другу стянуть сапоги и отложили в сторону кафтаны и камзолы; мистер Гантлит заявил своему противнику, что в армии его считают человеком, прекрасно владеющим шпагой, и что если мистер Пикль не посвятил этой науке особого внимания, они могли бы уравнять свои силы, воспользовавшись пистолетами. Перигрин был слишком рассержен, чтобы поблагодарить его за прямодушие, и слишком уверен в своей ловкости, чтобы обрадоваться этому предложению, которое он и отверг. Затем, вынув из ножен шпагу, он заявил, что, вздумай он обойтись с мистером Гантлитом по заслугам, ему пришлось бы приказать своему слуге наказать мистера Гантлита за дерзость хлыстом. Возмущенный этими словами, которые считал несмываемым оскорблением, тот ничего не ответил, но атаковал своего противника с не меньшей злобой и искусством. Юноша парировал первый и второй его выпад, но получил удар в тыльную сторону руки, державшей шпагу. Хотя рана была ничтожная, он пришел в бешенство при виде собственной крови и ответил на удар с такою яростью и стремительностью, что Гантлит, не пожелав воспользоваться его неосторожной горячностью, занял оборонительную позицию. При втором выпаде оружие Перигрина вонзилось в сетку, защищавшую рукоятку шпаги Годфри, клинок сломался, и он очутился во власти солдата, который, вместо того чтобы извлечь выгоду из победы, им одержанной, вложил в ножны свою толедскую шпагу с большим хладнокровием, как человек, привычный к подобным стычкам, и заметил, что такому клинку, как у Перигрина, не следует доверять жизнь человека. Затем, посоветовав владельцу его оказывать впредь большее уважение джентльмену, находящемуся в стесненном положении, он натянул сапоги и с мрачным достоинством зашагал в гостиницу.
      Хотя Пикль был чрезвычайно огорчен неудачно окончившейся для него авантюрой, его растрогало поведение противника, ибо он понял, что fierte {Гордость (франц.)} Годфри проистекала из болезненной чувствительности джентльмена, спустившегося в юдоль бедствий. Храбрость и сдержанность Гантлита побудили его дать благоприятное истолкование всем поступкам молодого солдата, которые доселе внушали ему отвращение. Хотя при других обстоятельствах он заботливо избегал бы малейших признаков смирения, сейчас он последовал за своим победителем в гостиницу с целью поблагодарить его за великодушную снисходительность и просить о дружбе и знакомстве с ним.
      Годфри, садясь на лошадь, уже вложил ногу в стремя, когда Перигрин, подойдя к нему, выразил желание, чтобы тот отложил свой отъезд на четверть часа и удостоил его короткой беседы наедине. Солдат, поняв превратно смысл этой просьбы, немедленно оставил свою лошадь и последовал за Пиклем в комнату, где ожидал увидеть на столе пару заряженных пистолетов; но он был приятно разочарован, когда наш герой в самых почтительных выражениях поблагодарил его за благородное поведение в поле, признался, что до сей поры неправильно судил о его характере, и попросил, чтобы тот почтил его своей дружбой и расположением.
      Гантлит, видевший несомненное доказательство храбрости Перигрина, которое значительно повысило Пикля в его глазах, и достаточно сообразительный, чтобы не приписывать этой уступки каким-нибудь корыстным или дурным мотивам, принял его предложение с величайшим удовольствием. Уразумев, в каких отношениях находится мистер Пикль с его сестрой, он в свою очередь предложил свои услуги в качестве помощника, посредника или наперсника. Этого мало: дабы дать новому другу неоспоримое доказательство своей искренности, он сообщил ему о той страсти, какую в течение некоторого времени питает к своей кузине мисс Софи, хотя не смеет заговорить о своих чувствах с ее отцом, опасаясь, как бы тот не был оскорблен его самонадеянностью и не лишил семью своей поддержки.
      Благородное сердце Перигрина сжалось от боли, когда он узнал, что этот молодой джентльмен, единственный сын прекрасного офицера, был солдатом на протяжении пяти лет, не имея возможности приобрести патент на чин субалтерна, хотя всегда отличался замечательной доблестью, точностью в исполнении служебных обязанностей и удостоился дружбы и уважения всех офицеров, под чьим начальством служил.
      В тот момент Перигрин с величайшим удовольствием поделился бы с ним своими капиталами; но, опасаясь оскорбить гордость молодого солдата преждевременною щедростью, он порешил завязать с ним тесную дружбу, прежде чем позволить себе такую вольность, и с этою целью настаивал, чтобы мистер Гантлит отправился с ним в крепость, куда он, не сомневаясь в своем влиянии, введет его, как желанного гостя. Годфри весьма учтиво поблагодарил за приглашение, которое, по его словам, не мог в настоящее время принять, но обещал, что если Пикль соблаговолит прислать ему письмо и назначить день, в который предполагает выехать во Францию, он постарается навестить его в доме коммодора и проводить до Дувра. Когда был заключен этот договор и корпия с куском пластыря приложена к ране нашего искателя приключений, последний расстался с братом своей дорогой Эмилии, которой, равно как и своему другу Софи, просил передать наилучшие пожелания; затем, проведя ночь в придорожной харчевне, прибыл на следующий день после полудня в крепость, где нашел всех своих друзей в добром здравии, обрадованных его возвращением.
      Коммодор, который к тому времени перешагнул за семьдесят лет и был совершенно искалечен подагрой, редко выходил из дому, и так как речи его не отличались особой занимательностью, у него бывало мало гостей, и в результате ему угрожала скука, если бы его не оживляли беседы с Хэтчуеем и если бы не получал он время от времени благотворных щелчков в виде поучений своей супруги, которая с помощью гордости, религии и коньяка установила ужаснейшую тиранию в доме. Столь стремителен был круговорот слуг, что каждая ливрея побывала на плечах людей самого различного роста. Сам Траньон давно уже уступил натиску ее капризной власти, впрочем не без упорных попыток сохранить свободу; а теперь, обессиленный своими недугами, когда случалось ему слышать, как его повелительница громко распевает орфический гимн среди слуг внизу, он, бывало, сообщал шепотом лейтенанту, что бы он сделал, если бы не был лишен возможности пользоваться драгоценными конечностями своего тела.