Он осторожно шевельнул «дилдо», и Люсинда содрогнулась.

— Боюсь, мое сокровище, что твои поклонники действительно не заслуживают столь замечательной женщины.

Он наклонился и коснулся ее уст горячими губами.

— Если ты в самом деле вознамерилась отомстить, нам предстоит много работы. Когда ты в сентябре отдашь свое тело этой троице, они должны ощутить такое, чего раньше им не доводилось испытывать. Ты должна быть так хороша, что при одной мысли о том, что можешь выбрать не его, каждый должен сгорать от нетерпения и отчаяния. Но вряд ли это произойдет, если я не изменю свои методы обучения. Думаю, ты все усвоишь куда быстрее, если мы станем любовниками, а не повелителем и рабыней. Ты согласна?

— Да, — с готовностью кивнула Люсинда, — но только если назовешь свое имя. Как можешь ты быть моим возлюбленным, если я даже не знаю, кто ты?

— Я открою только одно из имен, — согласился он. — Этого будет достаточно, Люсинда?

— Но ты снимешь маску? — настаивала она.

— Нет, и ты знаешь, что я прав. Меня зовут Роберт, как твоего мужа.

— Да, запомнить будет легче легкого, — сухо заметила Люсинда, но тут же хмыкнула: — До чего же все это забавно, Робби!

— Я хочу лечь с тобой, — неожиданно объявил он и, вынув «дилдо», отложил в сторону. Потом встал, снял сапоги и поспешно разделся. Его копье было уже отвердевшим и готовым к битве.

— Ты не развяжешь меня? — попросила она.

— Только ноги, но руки пусть останутся связанными. Ты найдешь такой способ соития весьма приятным.

Он ослабил шелковые шнуры, удерживавшие ее широко разведенные ноги.

— Значит, я все-таки остаюсь твоей пленницей, — тихо шепнула она. Он возбуждал ее. Возбуждал куда сильнее, чем муж.

Он вложил ей палец в рот, и Люсинда стала сосать, гадая, как он выглядит без маски. Пусть она прикрывает всего лишь лицо и переносицу, все равно, не видя лица, невозможно определить, красив ли мужчина. Осмелится ли она сорвать маску?

Но Люсинда немедленно вспомнила, что руки у нее не свободны. Кроме того, если она не станет следовать правилам игры, возможно, никогда не узнает правду о том, кто он на самом деле. Нет, нужно быть терпеливой.

Одно она знала твердо: Робби — настоящий мужчина, в отличие от тех трех идиотов, которые пытались силой потащить ее к алтарю.

«О чем она думает?» — в свою очередь, размышлял он, изнемогая от желания. Наклонив темноволосую голову, он стал лизать ее горло, целуя и лаская языком стройную колонну теплой плоти. Она шевельнулась, закидывая голову, так что шелковистая кожа распаляла и без того бушующее пламя. Его пальцы запутались в ее каштановых локонах.

— Сейчас мне не до игр и любезностей, — в отчаянии выдохнул он, прежде чем глубоко вонзиться в покорное тело и задвигаться со все большей скоростью. При виде ее почти обезумевшего лица Роберт застонал. Она тесна, как девственница, и горяча, как раскаленные угли. Его еще больше возбуждало сознание того, что она натягивает и дергает свои узы в тщетной попытке освободиться.

Ее ноги обвились вокруг его талии, алчно стиснули. Впервые в жизни он вскрикнул в головокружительном экстазе. Не смог сдержаться. Она невыразимо восхитительна!

К своему удивлению, он вдруг понял, что не смог покорить Люсинду, это она покоряла его. Роберт поцеловал ее глубоким страстным поцелуем, и она сильно вздрогнула, придавленная его телом, в то мгновение, когда хмельной напиток его страсти вырвался в потоке сладострастия и желания. Отодвинувшись от нее, он последним усилием сорвал с крючков шнуры, обнял Люсинду и прижал к себе.

Люсинда остро ощущала прикосновение мускулистой груди. Под ее щекой мерно билось сердце. Она жадно вдыхала запах его страсти. Это безумие! Они вместе всего два дня, но она уже поняла, что именно с этим человеком хочет провести остаток жизни, независимо от того, кто он на самом деле. Почему она ни разу не встретила его в Лондоне за весь прошлый сезон? Узнала бы она его, если бы видела раньше? Да! О да!

— Ты бывал последнее время в столице? — не выдержала она.

— У меня нет средств постоянно вращаться в обществе. Кроме того, я не ищу жену, так что не вижу необходимости жить в Лондоне целый сезон.

— Значит, мы не виделись, даже случайно, — вздохнула она.

— Нет, до вчерашнего дня, — кивнул он. Люсинда рассеянно прикусила губу.

— Но ты приедешь на бал графини Уитли, да, Робби?

— Чтобы стать свидетелем твоего триумфа? — улыбнулся он.

— Именно свидетелем.

— Приеду, — согласился он. — После тебя я больше никого не хочу укрощать. Твои поклонники были щедры, поэтому я могу позволить себе небольшое развлечение. Остановлюсь у своего друга, сэра Дерека, побываю на балу и вернусь к своим лошадям. — Он погладил ее по голове и чуть слышно спросил: — А ты? Что станешь делать ты, Люсинда?

— Буду жить долго и счастливо, как говорится в сказках.

— Без страсти? Ты, такая живая, такая пылкая? — не выдержал он. Дьявол, почему он всего лишь жалкий бедняк? Почему не владеет состоянием, без которого он не имеет права сделать ей предложение?

— О, я снова выйду замуж, — заверила Люсинда, — но выберу супруга сама, и только сама. Как и моя сестра Джулия, я не добиваюсь ни богатства, ни высокого положения. Благодаря моему дорогому мужу я хоть сейчас могу пойти под венец даже с последним нищим, если захочу. Но никто, никто на свете не укротит меня, не превратит в серую мышку. Я отдам себя лишь тому, кто полюбит меня. Тому, кого полюблю я. Именно этого хотел для меня Роберт Харрингтон, и я не отступлюсь от его заветов.

Подняв голову с его груди, она взглянула в полускрытые маской зеленые глаза.

— Ты когда-нибудь любил?

— Однажды, много лет назад. Хотел жениться на дочери состоятельного соседа. Элайза была прелестна. Мы знали друг друга с детства. Когда мне было семнадцать, а ей пятнадцать, она стала моей. Страсть кипела огненной лавой, и мы встречались почти каждый день. Я решил попросить ее руки и готовился приехать в их поместье, но тут объявили о ее помолвке с неким маркизом из Йоркшира. Я чуть не плакал от досады. Она же хладнокровно уведомила меня, что маркиз сказочно богат и она всегда хотела быть маркизой. «Но что будет, когда он узнает, что ты не девственна? Твой маркиз просто прогонит тебя и с позором отошлет в Оксфордшир». Она засмеялась и объяснила, что уже отдалась ему. «Я кричала и разыгрывала невинность. Едва он заснул, я вымазала бедра и простыни куриной кровью, пузырек которой получила от няни».

Я был потрясен ее предательством и развращенностью, но ее следующие откровения показали всю степень моей наивности. Она сказала, что уже носит ребенка, хотя точно не может сказать, кто отец — я или маркиз. Но какая разница, если муж поверит всему и признает дитя своим наследником?!

На следующей неделе устроили пышную свадьбу. Приехали и мы с бабушкой. Ничего не поделать: отказаться было немыслимо. Поразительно только, каким воплощением чистоты она казалась в тот день!

— Значит, поэтому ты презираешь женщин, — догадалась Люсинда.

— Вовсе нет! — запротестовал он.

— Почему же в таком случае позволяешь «Ученикам дьявола» использовать себя подобным образом? Мостить путь к падению несчастных девушек? — вежливо осведомилась Люсинда. — Наверное, все еще сердит на девушку за обман и измену и, поскольку не в силах наказать ее, вымещаешь зло на них.

Ее проницательность ошеломила Роберта.

— Господи! — воскликнул он. — Что я наделал?! Ты права, я сам не понимал, как глубоко тлеет во мне гнев, и только сейчас, упомянув о случившемся, осознал, что все еще не простил ее. Ощутил ярость при мысли о том, что Элайза могла оказаться столь бессердечной и отринуть истинную любовь. Негодование, что более пышный, чем мой, титул и мешок с золотом значили для нее больше, чем я. И что же я сотворил в своей безрассудной злобе?!

— Что сделано, то сделано, — урезонила Люсинда. — Но неужели ты позволишь той жестокой особе по-прежнему отравлять твою жизнь? Не стоит раскаиваться в том, что пришлось сыграть роль Повелителя. Ты ведь сам утверждаешь, что никого не убивал, не насиловал, ни над кем не издевался, а изменить прошлое не в нашей власти. Зато от тебя зависит, каким станет будущее, Робби. — Она нежно поцеловала его в губы и пообещала: — Мы проведем лето не как враги, а как влюбленные. Я исцелю все твои раны. В сентябре я наконец смогу восторжествовать над троицей самонадеянных идиотов, а согласившись помочь мне, ты искупил все свои грехи.

Она снова поцеловала его. Впервые за последние годы он почувствовал себя легко и свободно, и только одно обстоятельство тревожило его.

— Но тебе придется отдаться на волю похоти своих поклонников, иначе они не поверят в твое смирение, — даже представить это невыносимо, — прохрипел он.

— Я не боюсь, — покачала она головой. — Другим способом их аппетиты не подогреешь, и, следовательно, я так и не сумею отомстить. Всю оставшуюся жизнь они будут помнить соитие со мной на виду у всех, крики наслаждения, их и мои. Помнить и знать, что никогда больше не испытают столь изысканных восторгов. Каждый должен жениться, чтобы продолжить род. И хотя это несправедливо по отношению к их будущим женам, ни одна женщина не сможет удовлетворить их так, как я. По мере того как будет идти время, воспоминания о сентябрьской ночи будут становиться все острее и отчетливее. Они пройдут через те муки ада, которые готовили мне и другим несчастным.

— Ты свирепа, как древний воин, — усмехнулся он.

— Мой отец часто говаривал, что, родись я мальчиком, наверняка пошла бы по стопам своего старшего брата Уильяма. Ты согласишься стать моим возлюбленным, Роберт?

— Да, — кивнул он, — и отошлю всех лакеев.

— Ни за что! — возразила Люсинда. — Их приставили к тебе «Ученики дьявола», и если ты их прогонишь, они немедленно донесут своему настоящему хозяину. Пусть остается и помогут тебе в моем обучении, как было в прошлом. Мне еще многое предстоит узнать об истинной чувственности, Роберт.

Так началось лучшее лето в их жизни. Повелитель собрал лакеев и объяснил, что с Люсиндой, как с благородной леди, должно обращаться иначе, нежели с деревенскими девчонками. И поскольку она согласилась слушаться его, отныне они станут любовниками.

— Так она сумеет больше усвоить, — заверил он. — Боюсь, что ваша роль во всем этом не будет так велика, как обычно, но и сам случай по меньшей мере небывалый, и нас всех щедро вознаградят за усилия.

— В таком случае, — заметил Джон, самый умный из троих, — мы должны вести себя с леди Люсиндой как с вашей возлюбленной, а не гостьей, милорд?

— Совершенно верно, — кивнул хозяин, — но я запрещаю выдавать мои фамилию и титул на случай, если мы вдруг встретимся в обществе. Она будет звать меня Робертом, по одному из данных при рождении имен, так что не удивляйтесь, если услышите его из ее уст. Кстати, ее покойного мужа тоже так звали. Думаю, это немного ее утешит.

— Вы и в самом деле истинный Повелитель, милорд, — восхищенно прошептал Джон. — Могли бы продать королю Георгу его же корону, а уж его доверчивым не назовешь!

Крепыш лакей весело хмыкнул. Остальные тоже засмеялись, но Дик все же спросил:

— Но вы все же позволите нам позабавиться с ней немного, прежде чем она нас покинет, милорд? Мы никогда еще не имели настоящей леди.

— Посмотрим, как пойдут дела, — уклончиво ответил Повелитель. — Вы действительно понадобитесь мне, поскольку леди Люсинде нужно узнать кое-какие тонкости, а она, как известно, ученица прилежная. Наши наниматели будут очень довольны, когда мы вновь встретимся в сентябре.

Позже, уже к вечеру, наконец появилась Полли, усталая и измученная.

— Ну, — кисло пробормотала она, — я искренне надеюсь, что вы не выберете ни одного их этих богатеньких лордов, которые так и рвутся жениться на вас, миледи. Герцог непристойно воет, когда трахается, маркиз едва не раздавил меня своей тяжестью, а его милость предпочитает женский зад «киске». У меня все ноет и саднит, внутри и снаружи.

Люсинда, сидевшая в постели, выглядела на редкость мило. Кто бы мог подумать, что она провела все утро с коварным «дилдо», втиснутым в ее лоно?!

— Мы с Повелителем пришли к соглашению, — объявила она служанке. — Обещаю тебе, что не выйду ни за кого из них, Полли. А сейчас позови лакеев и вели принести горячей воды, от меня несет похотью.

— Благодарение Господу! Вы верно решили, миледи. Но что за соглашение? Уверены вы, что он сдержит слово?

— Совершенно уверена, Полли. Иди, скажи Джону, что мне нужна ванна, а потом мы поговорим.

Полли поспешила прочь, а когда вернулась, Люсинда рассказала о своей беседе с Повелителем.

— А что скажет ваш брат? — встревожилась Полли, услышав, как обстоят дела.

— Мой брат, гнусный негодяй, замешан во всем этом заговоре, — прошипела Люсинда, — отныне он будет делать все, что я прикажу, иначе я обличу его перед архиепископом.

— О-о, миледи, так кнут у вас в руках! — восхитилась Полли. — Значит, теперь мы будем жить в Лондоне?

— Возможно, — последовал ответ, и Люсинда таинственно улыбнулась.

Вода была тут же принесена, и Люсинда, не обращая внимания на лакеев, как была, голая, встала с постели и ступила в чан.

— Джон, — приказала она, — позаботься о том, чтобы перестелили белье.

— Сейчас, миледи, — кивнул он и послал остальных лакеев за надушенными лавандой простынями. — Потереть вам спинку, миледи?

— О, ну и наглец! — ахнула шокированная Полли. — Я сама способна вымыть миледи без всякой помощи!

Она встала на колени и, взяв тряпочку, принялась энергично намыливать. Растирая Люсинду, горничная продолжала бормотать себе под нос что-то насчет дерзости некоторых особ. Слуга, лукаво подмигнув Люсинде, прокрался за спину Полли, тоже встал на колени и сжал большими мозолистыми ладонями ее пухленькие грудки. Та, взвизгнув от неожиданности, стала отбиваться.

— Оставь ее в покое, Джон, — со смехом велела Люсинда. — Если тебе нечего делать, спустись и принеси мне поесть. Сомневаюсь, что Повелитель вознамерился уморить меня голодом.

Джон вскочил, но не раньше, чем крепко ущипнул соски Полли, на что она взвизгнула еще пронзительнее.

— Будет сделано, миледи, — пообещал он и направился к двери, едва не столкнувшись с Диком и Мартином, несшими свежее белье.

— Застелите постель и можете идти, — строго сказала им Люсинда. — Полли, волосы тоже нужно промыть. Подумать только, сколько пыли набилось в них во время поездки!

— Да, миледи, — кивнула горничная, немного успокоившись.

К тому времени как Люсинда вышла из воды, лакеи уже убрались. Полли быстро вытерла ее, предварительно завернув волосы хозяйки в большое полотенце. Потом надела на Люсинду надушенную ночную сорочку, и та села у огня, пока горничная сушила каштановую копну и расчесывала щеткой из кабаньей щетины с серебряной ручкой, которую принесла из сундука госпожи.

— Может, распаковать вещи, миледи? — спросила она, связывая волосы Люсинды голубой шелковой лентой.

— Разумеется, как если бы мы приехали в Ирландию, к Джулии. Боюсь, однако, что от тебя потребуют стирать белье, поскольку других слуг, кроме лакеев, в этом доме нет.

— А кухарка? Довольно милая старушка, — возразила Полли. — И наверняка кто-то занимается стиркой.

— Возможно, но вряд ли Повелитель хочет, чтобы местные жители узнали о его занятиях. Он сказал, что до сих пор ни одна женщина не оставалась больше недели. Мы же пробудем несколько месяцев. Спроси его, прежде чем искать помощницу. Если придется заботиться только обо мне, то ведь это ненадолго, верно?

Дверь в комнату открылась, и появился Джон в сопровождении Повелителя. Лакей нес тяжелый серебряный под нос, который осторожно поставил на стол у камина. От закрытых блюд поднимались аппетитные ароматы.

— Прекрасно! — обрадовалась Люсинда — Умираю от голода!

— Полли и Джон могут идти, — приказал Повелитель. — Я сам стану прислуживать тебе, Люсинда.

Полли нервно взглянула на хозяйку, но Люсинда сказала:

— Пока мы живем в этом доме, Полли, ты станешь подчиняться Повелителю. Кстати, Джон, ты не смеешь обольщать мою служанку, если она этого не захочет. Это понятно, ты, похотливый козел в человеческом облике?!

— Да, миледи, — покорно кивнул лакей, но глаза сатанински блеснули. Полли присела и вместе с Джоном покинула спальню.

— Покорми меня! — капризно бросила Люсинда. — В последний раз я ела вчера днем, в жалком сарае, и, нужно сказать, обед был не слишком плотным!

Повелитель улыбнулся и, придвинув стол поближе, уселся рядом с ней у камина на маленькой кушетке. Поднял крышку с первого блюда, взял устрицу и положил в приоткрытый ротик Люсинды. Она проглотила устрицу и взглядом потребовала еще. Он скормил ей целую дюжину, не забывая при этом и себя. Сняв крышку со второго блюда, Повелитель обнаружил небольшого цыпленка, разорвал надвое, откусил и протянул ей вторую половинку. Покончив с цыпленком, они принялись за спаржу, плавающую в уксусе. Люсинда взяла длинный зеленый стебель, медленно слизала с него соус и, не отрывая глаз от Роберта, откусила головку и проглотила. Высосала остаток и отбросила. Второй стебель предложила ему, но он покачал головой:

— Она вся твоя.

Люсинда улыбнулась и продолжала есть, медленно, чувственно облизывая губы и наблюдая, как с каждым глотком псе больше набухает ком в его панталонах. Она даже осмелилась протянуть руку и небрежно погладить его. Когда спаржа была доедена, Люсинда дала облизать свои пальцы Роберту. Тот принялся посасывать каждый, многозначительно глядя на нее.

На десерт было блюдо с клубникой. Они скормили друг другу все до ягодки, пока их руки и губы не выпачкались алым сладким соком. Пришлось снова облизать пальцы дочиста. Роберт встал и принес себе и Люсинде бокалы с вином. Они дружно осушили все, до капли.

— Надеюсь, ты сыта? — спросил он, когда поднос унесли.

— Нет, — покачала Люсинда. — Я горю желанием, Робби, и только ты способен его утолить.

— Ты настоящая плутовка, Люсинда, — засмеялся он. — Но верно, я тоже голоден поэтому нам предстоит еще один десерт. Пойдем.

Он поднял ее, повернул спиной к себе и, перегнув через кушетку, поднял сорочку.

— О, — воскликнула Люсинда, — как восхитительно порочно!

Повелитель расстегнул панталоны, высвободил свое мощное орудие и, встав сзади, сжал ее бедра, одновременно проникнув в тесное жаркое лоно.

— Это ты, мое сокровище, ужасная грешница, — прошептал он. — Но зато истекаешь влагой и всегда готова для меня.

Он вонзился в самую глубину, Люсинда вскрикнула:

— Ах, я никогда еще не делала это вот так!

— Ты еще многого не знаешь, сокровище мое, но заверяю, прежде чем ты покинешь мой дом, научишься всему, Люсинда. Ах-х, вот так, ангел мой, садись на моего резвого «петушка»!

Он принялся работать бедрами, впиваясь пальцами в ее плоть.

— О, Роберт, — вздохнула она, — я хочу, чтобы ты передал мне все свои познания!