— Она не может выходить замуж в октябре! — завизжала Бевин. — В октябре моя свадьба, и я не намерена делить свои торжества ни с кем, кроме Генри!

— Анна может выйти замуж одиннадцатого числа, а Бенин двенадцатого, как уже договорено. Все гости будут здесь. Мне это представляется отличным решением, — заявил Колин.

— Ну нет! — капризно сказала Бевин — Как ты вообще могла додуматься до такой вещи? Я…

— Я впервые согласна с Бевин, — вмешалась Анна. — Я наверняка не буду откладывать свою свадьбу.

— А я знаю почему, — Бевин хихикнула, тряхнув золотисто-рыжими кудрями. Ее голубые глаза недобро сверкнули.

Анна метнула на нее сердитый взгляд, который не укрылся от двух старших Сен-Мишелей.

— Значит, у тебя не останется выбора, кроме скромной свадьбы сейчас, — быстро сказала Валентина, чтобы младшие дети, и особенно быстро соображающая Мегги, не поняли намека Бевин. — Я уверена, ты не хочешь огорчить маму и папу, Анна, — закончила она спокойно.

— Огорчить их? Чем? — Зеленые глаза Мегги вспыхнули от любопытства.

— Отменой своей свадьбы из-за плохого настроения, ягненочек. Это только вызовет разговоры. Знает ли Роберт Грейсон, какой свирепый у тебя норов, Анна? — Валентина искусно уводила разговор от опасной темы.

Анна зло посмотрела на Валентину, заставив Бевин и Мегги захихикать.

— Пейтон, — распорядилась Валентина, — ты и Бевин заберите младших детей на кухню. Мне удалось узнать, что повар испек вишневый торт, а к нему подаст свежевзбитые сливки.

Пейтон Сен-Мишель был достаточно молод, чтобы не стыдиться своего пристрастия к сладкому, и он знал, что Колин потом расскажет ему, что произошло после его ухода. Разница в возрасте двух братьев составляла всего два года, и они были замечательными друзьями. Он торопливо увел своих младших сестер и маленького брата на кухню.

— А почему мы не можем отложить твою свадьбу? — сердито спросил Колин у своей сестры-близнеца, подозревая, что он знает истинную причину этого.

— Я просто… не могу, — уклончиво сказала Анна.

— Ты дуреха! — прорычал ее брат. — Тебе везет, что Роберт Грейсон джентльмен. Старая Мег очень любит повторять любому, кто ее слушает: зачем покупать корову, если сливки можно получить даром? Неужели ты не понимала, что легко можешь распроститься с надеждой на брак с Робертом, если так легко задираешь юбки перед ним? Разве ты не могла подождать, Анна? Видит Бог, Валентина никогда не вела себя так легкомысленно. Разве ты не могла последовать ее примеру, вместо того чтобы вести себя как распутная коровница?

— Ах, Колин, ты забываешь об одном, — вмешалась Валентина, когда увидела, что Анна близка к тому, чтобы расплакаться. — Никто никогда не попросил меня задирать перед ним юбки. Ты же знаешь, я наверняка могла бы сделать то же, если бы был мужчина, для которого это хотелось бы делать.

Глаза Анны Сен-Мишель расширились от такого неприличного высказывания, сделанного старшей сестрой. Она невольно хихикнула, потом зажала рот рукой в тщетной попытке подавить смех.

Колин расстроенно застонал и разочарованно покачал головой.

— Вы обе сговорились свести меня с ума, — сказал он сварливо. — Я не собираюсь больше ни одной минуты оставаться ни с одной из вас, если вы попытаетесь убедить меня, что дурные поступки можно оправдать и что любовь извиняет прегрешения. Я еду кататься верхом. Лошади не дерзят в ответ.

Он направился к двери.

— Колин, — окликнула его Валентина. — Ни слова маме или папе. Анна никому ни в чем не признавалась.

Ты можешь опираться только на свои гадкие подозрения и воображение. Помни об этом.

— Ха! — последовал ответ.

Тем не менее Колин пожал плечами, махнул рукой в знак согласия и ушел, оставив двух сестер вдвоем. Близнецы были на тринадцать месяцев моложе Валентины. Валентину и Анну всю жизнь связывали отношения любви-ненависти.

— Ты видела выражение на лице Колина, когда сказала, что никто никогда не попросил тебя задрать свои юбки? Он был потрясен тем, что именно ты можешь сказать такое! — Анна снова засмеялась, вспомнив об этом эпизоде.

— Для мужчины, который заводит любовные интрижки так активно, как наш брат, — едко заметила Валентина, — он повел себя немного ханжески по отношению к тебе, Анна. Женщина есть женщина, не важно, знатная ли она дама или дочь фермера. И мама, и тетя Скай согласны с этим. И так как доказательств обратного нет, я должна согласиться с ними.

Неожиданно Анна Сен-Мишель крепко обняла старшую сестру.

— Мне так стыдно, Вал, что я спорила с тобой из-за своей свадьбы. Ты права, и я понимаю это, хотя и расстроена. — Она села рядом с сестрой и медленно спросила:

— Ты действительно сказала правду, что вышла замуж за лорда Бэрроуза только для того, чтобы Бевин и я могли наконец выйти замуж? Я чувствовала бы себя ужасно, если бы знала, что ты пошла на такую жертву.

— И да, и нет, — последовал ответ. — Ах, Анна! Это так трудно объяснить. Мне нужно было выйти замуж. Что еще остается делать благопристойной женщине? Я знаю, что, должно быть, семья была не очень мной довольна, но я всегда хотела любви, любви такой, как у наших родителей. Мне нравится думать, что я женщина практичная, как мама, и тем не менее на самом деле я скорее всего не такая. В конце концов, браки предполагают не любовь, они преследуют более важные цели: улучшение общественного положения семьи. Умножение земель и других богатств или приобретение влияния. Таковы законы мира, в котором мы живем, Анна. Я понимаю это. Тем не менее в нашей семье никто не вступает в брак иначе, как по любви.

Наши родители. Наши тетя и дядя де Мариско. Все наши кузины! Ты, дорогая Анна, нашла свою любовь с Робертом Грейсоном, другом нашего детства. Наша сестра Бевин настолько помешана на Генри Стерминстере, что не может дождаться свадьбы. Она сразу же уедет в Глиншеннон. Тем не менее никогда, никогда за свои двадцать лет я не встречала мужчину, к которому я почувствовала бы либо физическое влечение, либо те туманные чувства, называемые любовью. Вам же всем довелось познакомиться с этими чувствами без всякого труда!

— Зачем же ты тогда вышла за лорда Бэрроуза, если не любила его? — Анна была совершенно не способна понять свою сестру.

— Я вышла за него по нескольким причинам. Помнишь, мама не разрешала тебе и Бевин выходить замуж, пока не вышла замуж я? Разве ты можешь представить, какая это была для меня тягость? Я вышла за него замуж, потому что устала видеть разочарование в глазах мамы всякий раз, когда отказывала очередному поклоннику. Дорогая, милая, замечательная мама, которая только раз посмотрела на нашего отца и навсегда влюбилась в него! Никто, Анна, никогда не волновал меня подобным образом. Может быть, у меня что-то не в порядке. — Валентина глубоко вздохнула. — Когда Нед стал искать моего расположения, он ничем не отличался от других поклонников. Он был добр. Он был очень умен, умел смеяться. В тот момент я решила, что, возможно, любви, которую обрела ты, для меня не существует. Я решила, что, поскольку мне надо выходить замуж, было бы хорошо выбрать мужчину, с которым жизнь не будет доставлять трудностей. Нед был хорошим человеком. В нем не было ничего, что бы не нравилось мне. Поэтому, когда он сделал мне предложение, я приняла его. Сейчас Эдвард Бэрроуз мертв, и снова начнутся поиски нового мужа для меня, правда, Анна? По крайней мере ты и Бевин счастливо и весело выйдете замуж за любимых людей, прежде чем я снова решусь на законный брак. Что касается маленькой Мегги, то пройдет еще несколько лет, прежде чем папа и мама начнут беспокоиться о ее будущем. Сейчас я в безопасности. И возможно, на этот раз я найду свою настоящую любовь.

— Ах, Валентина! Я никогда не понимала этого, — воскликнула Анна, и ее зеленые глаза наполнились слезами. — Я так ужасно вела себя с тобой, с тех пор как ты вернулась домой. Мне так жаль, мне правда жаль!

Валентина успокаивающим жестом обняла свою сестру.

— Не огорчайся из-за меня, Анна. Я совсем не несчастлива. Если уж на то пошло, я чувствую себя немного виноватой.

— Виноватой? — Анна выглядела озадаченной.

— Я, естественно, печалюсь, что лорда Бэрроуза постигла такая безвременная смерть, но, кажется, я не могу скорбеть об этом глубоко, ведь я не любила его. В этом есть что-то безжалостное.

— Глупости! — воскликнула ее сестра с неожиданной для нее рассудительностью. — Как ты можешь скорбеть о человеке, которого едва знала, Валентина? Прошу тебя, не глупи. Это очень не похоже на Валентину, которую мы любим.

— Я не могу не чувствовать себя немного виноватой, — продолжала Валентина, — что твоя так долго планируемая свадьба должна быть омрачена моим несчастьем. Я знаю, это именно тот случай, который мама называет кисмет4, но тем не менее. — Посмотри на это с более приятной стороны, — настаивала Анна. — Хотя соберется только семья, на свадьбе будут четыре графа с графинями, два барона со своими женами и наш кузен, лорд Бурк. Вряд ли это можно назвать убогим сборищем, не правда ли? — Она фыркнула. — И давай не забывать о наших тридцати двух кузенах различных форм, размеров, возрастов, которые будут шествовать по лужайке. Думаю, нам везет, что Эвана О'Флахерти, хозяина Баллихинесси, его жены и их восьмерых отпрысков здесь не будет. Нам и так уже трудно разместить в доме всю нашу семью, при том, что де Мариско и кузина Дейдра примут часть гостей.

— Ты знаешь, что Велвет и Алекс уже здесь? Велвет все-таки проведет лето в Англии, а Алекс по-прежнему так опьянен ею, что выполняет все ее желания. Откровенно говоря, я изумилась, что она здесь. Я слышала, как тетя Скай говорила маме, что Велвет снова беременна. У Нее уже четыре сына, Валентина! Боже правый, надеюсь, что я смогу рожать так же хорошо, как она, — закончила Анна несколько напряженно, — Ты ведь уже беременна, правда, Анна? — мягко спросила Валентина.

Анна вспыхнула, как положено, потом ухмыльнулась.

— Но я не узнаю до следующей весны, кого я ношу, сына или дочку. Ах, Вал! Ты думаешь, я была не права, уступив просьбам Роберта? Мы так долго ждали, а он так умеет уговаривать, — сказала она мечтательно. — Ах, я так счастлива!

— Что сделано, то сделано, Анна! Я не могу судить тебя, потому что у меня нет на это прав, — сказала Валентина. — Вы поженитесь через несколько дней, и, если ребенок родится раньше срока, это будет не первый ребенок, которого зачали до брака. Это будет желанное дитя, и не важно, рождено оно раньше срока или нет, потому что оно было зачато в любви. Думаю, вероятно, что это более важно, чем пристойность.

Анна снова обняла сестру.

— Я очень люблю тебя, Валентина! — воскликнула она, — и свадьба будет замечательной, правда? Ты, как всегда, права, моя старшая сестра. Люди, которых я люблю больше всего, наша дорогая семья, будут здесь, чтобы разделить счастье самых радостных дней со мной и Робертом. Еще раз прошу прощения, Валентина, за мою злость. Мне страшно везет, ты правильно сказала, я выхожу замуж за человека, которого люблю. Я представляю, как ужасно выходить за нелюбимого! — Она поежилась.

Валентина засмеялась.

— Нет, нет, Анна. Хотя я не любила Неда, мы были довольны друг другом то короткое время, пока были вместе, клянусь, все вовсе не так ужасно.

— Надеюсь, это так! Мне непереносима мысль о том, что ты несчастлива. Вал! — воскликнула Анна.

«Несчастлива! Нет, я ведь не совсем несчастлива», — размышляла Валентина в течение последующих нескольких дней. Согласие — вот подходящее слово для описания ее брака с Эдвардом Бэрроузом. Она была довольна. Но не более того.

Ее по-прежнему удивляло, что между ней и Недом почти ничего не было. Сразу после его смерти ей удалось убедить себя, что со временем она могла бы полюбить его. Теперь, когда прошло три недели после похорон Эдварда, — тот же срок, в течение которого они были женаты, она поняла, что никогда не полюбила бы его. Да, он нравился бы ей, и она заботилась бы о нем. Но это никогда не переросло бы в большое чувство.

Она рада, что, даже несмотря на потрясение, вызванное смертью Неда, у нее хватило присутствия духа дать бейлифу указания по управлению поместьем во время ее отсутствия. Возможно, потом она пошлет своего брата Пептона присматривать за ее собственностью.

Их обширная и разбросанная по разным местам семья начала съезжаться на свадьбу Анны. Их тетя Скай де Мариско была виновницей появления на свадьбе большинства гостей, потому что многие из них были ее детьми и внуками. Из Девона прибыл капитан Мурроу О'Флахерти со своей красивой женой Джоан и шестью детьми. Семья годами дразнила Мурроу по поводу размеров его семейства, выражая притворное изумление тем, что у него вообще были дети, поскольку большую часть времени он проводил в море. Мурроу, кожа которого была выдублена ветром, а в уголках голубых глаз собрались морщины от многолетнего пребывания на солнце, добродушно сносил подначивания. Он со смехом говорил, что его потомство — три сына и три дочери — доказывает, что когда он бывает дома, то проводит время с большой пользой.

Виллоу, красивая графиня Альсестерская, старшая дочь Скай О'Малли де Мариско, приехала в Королевский Молверн на пяти каретах, окруженных дюжиной всадников. Они важно прогрохотали по дороге, засыпанной гравием.

— Слава Богу, что они не задержатся здесь. — Лорд Блисс рассмеялся, когда сестра сообщила ему об их прибытии. — Почему Виллоу нужно путешествовать с таким большим сопровождением и с такой помпой?

— Она и Джеймс ездят вместе с детьми, — сказала Скай, — и не потому, что они уже выросли, а потому, что этот выводок слишком неугомонный и крикливый. Я поражаюсь, как моя строгая и правильная, совершенно английская дочь смогла родить такое потомство.

— Как их бабушка, — пробормотал лорд Блисс. Не обращая на него внимания, леди де Мариско продолжала:

— Виллоу и Джеймс ехали в первой карете. Потом следовала карета с четырьмя дочерями, карета с четырьмя сыновьями, карета с багажом и еще одна карета со слугами. Должна сказать, что Виллоу предусмотрительная гостья и не обременяет моих слуг своей семьей. Джеймс и два его старших сына, конечно, привели с собой собственных лошадей. Генри и Френсис считают себя, несомненно, выше двух своих младших братьев и могут потерять терпение от долгой совместной поездки. Имея лошадей, они используют возможность ехать верхом, когда пребывание в карете становится невозможным.

Из Девона приехали третий сын леди де Мариско, граф Линмут, его жена и их семейство. Роберт Саутвуд, которого его близкие называли Робином, вскоре должен был отпраздновать свое тридцатисемилетие. Он был красивой копией своего покойного отца, но ему недоставало горькой насмешливости Джеффри Саутвуда. Робин был счастливым человеком, жизнь его складывалась необыкновенно удачно. Он никогда не ведал серьезных печалей до тех пор, пока не остался вдовцом с тремя малолетними дочерьми. Он обрел счастье, о котором не мог и мечтать, со своей второй женой, красивой, золотоволосой Эйнджел Кристман, три падчерицы которой — Элизабет, Кэтрин и Анна — не помнили другой матери, кроме нежной, оправдывающей свое имя мачехи5.

Ее брак с их отцом подарил им не только любящую мать, но и в конечном счете полный дом сводных братьев и сестер. Через девять месяцев после свадьбы Эйнджел родила мужу первого сына, которого в честь деда назвали Джеффри. За ним последовали три его брата в 1591, 1594 и 1596 годах; а год назад, к общей радости Эйнджел и Робина, родилась малышка Лора.

Робин и его жена должны были жить у его сводной сестры Дейдры, леди Блэкторн, и ее мужа, дом которых был неподалеку от Перрок-Ройяла. У Дейдры и ее мужа было семь человек детей — три сына и четыре дочери. Лорд и леди Блэкторн также примут Патрика, лорда Бурка, брата Дейдры. В тридцать один год Патрик был по-прежнему холостяком. Добрая Дейдра уже отчаялась найти жену для брата, потому что он не только отвергал ее попытки сватовства и такие же попытки других девушек и их матерей, но и вообще, казалось, не был заинтересован в том, чтобы найти себе жену.

Прибыли первыми и уже с удобствами разместились в Королевском Молверне, еще до того, как по подъездной дороге с грохотом подкатила пышная свита старшей сестры Велвет де Мариско Гордон, графиня Брок-Кэрнская и ее муж Алекс. Каждое лето они приезжали из своего дома Дан-Брок на севере Шотландии, где Брок-Кэрны жили в течение нескольких сотен лет. У них было четыре сына. У Алекса была также десятилетняя дочь от давно забытой любовницы. Он считал, что нужно признать ребенка законным, и, хотя Сибилла провела с матерью первые месяцы своей жизни, она ее не помнила. Единственная женщина, которую она знала, была вырастившая ее мачеха. Она и Велвет были особенно близки, потому что Сибби умела ладить со всеми. Скай, однако, считала ее слишком развязной.

Семья невесты должна была принять в Перрок-Ройяле семью жениха. Роберт Грейсон был единственным выжившим сыном Артура и Маргарет Грейсон, барона и баронессы Рентой, владельцев Холли-Хилла. Не считая Роберта, его родителям не везло с потомством: они потеряли двух сыновей, родившихся через пять лет после рождения Роберта. После этого несчастная леди Маргарет долго не могла понести. И только когда Роберту исполнилось девять лет, у его матери родилась Сексона, которой сейчас исполнилось четырнадцать. Затем последовали еще два выкидыша. И наконец, родилась Памела, которой сейчас восемь. Грейсоны, чье маленькое поместье граничило с Перрок-Ройялем на северо-востоке, знали Анну Сен-Мишель всю жизнь. Они были рады, что в это трудное время получают в невестки такую обаятельную и здоровую молодую леди.

На свадьбу прибыли также сэр Роберт Смолл, деловой партнер леди де Мариско, и его старшая сестра леди Сесили, которую считали бабушкой все братья и сестры семьи, начиная с поколения Валентины и кончая младшими детьми. Смоллы были почти членами семьи. Посторонние предполагали между ними какую-то кровную связь, которую ни Сен-Мишели, ни де Мариско не давали себе труда отрицать. Сэру Роберту и леди Сесили уже пошел восьмой десяток, но они были по-прежнему полны жизненных сил.

Родом из Девона, где им принадлежало поместье Рен-Корт, сейчас они жили в маленьком поместье Оук-Холл, недалеко от де Мариско. Рен-Корт отдали Виллоу. Она родилась там. И поскольку никто из Смоллов не вступал в брак, Виллоу была их наследницей. Сэр Роберт, или Робби, как они называли его, только недавно и с большой неохотой отошел от морских походов.

День свадьбы Анны Сен-Мишель выдался солнечным и теплым. После необычно дождливой весны весь июль был солнечным и жарким. Невеста, по общему признанию, была необычайно красивой в своем свадебном платье из кремового атласа с лифом, обильно расшитым жемчугом. На ее распущенных темных волосах лежал венок тонкой филигранной работы из позолоченного серебра, жемчуга и аметистов. В руках она держала букет розовых и белых роз. Ее сопровождали две младшие сестры, одетые в бледно-розовые платья, с лифами, расшитыми крошечными жемчужинками и бабочками, вышитыми золотой нитью. На распущенных волосах красовались венки из полевых цветов, а в руках — такие же букеты, перевязанные золотыми лентами.

Жених, красивый молодой шатен, был одет в костюм из голубого шелка. Слова брачного обета он произнес, нервно запинаясь, чем позабавил своего отца, в то время как его мать промокала глаза белым батистовым платком. Невеста, как и подобало, зарумянилась, что обрадовало ее родителей и вызвало хихиканье ее молодых кузин, братьев и сестер. Когда они были объявлены мужем и женой и Роберт Грейсон поцеловал ее, это вызвало дружеские возгласы одобрения.

После этого было устроено пиршество и танцы на лужайке Перрок-Ройяла. Столы ломились от щедрых угощений, предлагаемых семьей невесты. В празднике приняли участие не только приглашенные гости, но и все арендаторы, связанные с Перрок-Ройялем, все слуги и деревенские жители. Был приглашен проезжавший мимо цыганский табор. В знак благодарности цыганки предсказывали гостям их судьбу.

Взяв руку Валентины, старуха, предводительница табора, сказала:

— Ты недавно овдовела, но в твоем браке не было любви. — Валентина промолчала. Она не опустила глаза под взглядом цыганки. — Скоро, — продолжала старуха, — ты узнаешь давнюю тайну. Тебе предстоит проехать долгий путь, чтобы найти то, что у тебя уже есть. Ты также найдешь то, что так давно искала, что было неуловимо для тебя, ты найдешь любовь. Она все время рядом с тобой, но ты не замечаешь ее и не узнаешь о ней, пока не исполнишь то, что уготовано тебе.

— Объясни мне, о чем ты говоришь, — попросила Валентина. Старуха покачала головой.

— Со временем, леди, все станет ясно, — сказала она и двинулась дальше предсказывать судьбу другим.

Смущенная Валентина посмотрела вслед цыганке. Потом, покачав головой, рассмеялась. Кто знает, может быть, женщина и увидела что-нибудь на ее руке? Цыганки — такие обманщицы, но ведь женщина знала, что она недавно овдовела и что между ней и Эдвардом не было любви. На мгновение Валентине стало неуютно, но потом, выбранив себя за глупость, она присоединилась к своей счастливой семье.

Прежде чем взошла луна, несколько раз опорожнялись и откатывались в сторону гигантские бочки с сидром и черным элем. Гости пили густые, душистые вина с виноградников Аршамбо, имения, принадлежавшего сводному брату Адама де Мариско, Александру де Савиллю, графу де Шер. Наконец, когда бочки опустели, жениха и невесту стали укладывать в кровать. Новобрачных раздели и уложили на брачное ложе со смехом и шуточками. Хотя их окружали любящие люди, парочка краснела от смущения. Кубок с пряным напитком был поднят за их способность к деторождению, и наконец весельчаки удалились. Анна и Роберт остались одни.

На следующее утро молодая пара вместе с семьей жениха уехала в Холли-Хилл. Жизнь в Перрок-Ройяле вернулась в нормальное русло.

Сидя в небольшой гостиной за рукоделием, Валентина разговаривала со своей матерью. Свинцовые рамы окон маленькой комнаты были распахнуты, и ветерок наполнял залитую солнцем комнату ароматом цветов. Не было никаких признаков спада июльской жары, поэтому камин не зажигали.

— Я не завидую тете Дейдре, — заметила Валентина, закончив вышивать инициалы Бевин на красивой полотняной наволочке. Она отрезала нитку и отложила наволочку в сторону.

— Почему ты так говоришь? — спросила ее Эйден.

— Ее гости останутся на несколько недель, так же как и гости ее матери.

— Скай и Адам любят своих детей, Валентина. Они рады принимать их под своей крышей. — Эйден вышивала французские узелки на углах полотняной скатерти.

— Я говорю не о моих кузинах, мама, — посмеиваясь, сказала Валентина, — а об их многочисленных отпрысках. В Королевском Молверне их девятнадцать и пятнадцать у Дейдры!

— Я завидую Скай, у нее так много внуков. Я и раньше завидовала ей из-за детей, Валентина, — спокойно ответила Эйден.

— Но, мама, ты еще слишком молода, чтобы иметь внуков!

Эйден Сен-Мишель зарумянилась от комплимента дочери. Зеркало подсказывало ей, что сказанное совсем не было преувеличением. Хотя беременности немного увеличили ее талию, она не была толстой, лицо оставалось гладким, как у молодой женщины. Тем не менее она ответила:

— Я уже ближе к пятидесяти, чем к сорока, Валентина, и я мать дочери, которой двадцать один год и которая сама могла бы быть матерью, если бы вышла замуж пораньше. Но увы, только я подумала, что ты устроена, как ты оказалась вдовой.

— Роберт и Анна вскоре подарят тебе внуков, мама, — с улыбкой сказала Валентина.

— Через семь месяцев, как я полагаю, — последовал ответ; серые глаза Эйден озорно блеснули.

— Так ты знала? Ах, мама! — Валентина была поражена.

— Конечно, знала, — спокойно согласилась Эйден. — Помни, Валентина, это мой дом. Здесь не происходит ничего, о чем бы я не знала. Мне докладывают прачки и остальные слуги тоже. И главная прачка была очень расстроена, когда пришла ко мне несколько недель назад. Можно было подумать, что Анна ее дочь, а не моя.

— Но ты ничего не сказала Анне, мама.

— Моя дорогая, что я могла сказать? Дело сделано, а поскольку вскоре предстояла свадьба, я не считала, что нужно расстраивать твою сестру. Кроме того, я видела, что Анна наслаждается своей маленькой тайной, — со смехом закончила Эйден.

— Папа знает?

— Боже упаси, дорогая, конечно, нет! Ты тоже не должна никому говорить об этом. Конн придет в ужас от того, что одна из его дочерей повела себя так опрометчиво. Он забывает, что его собственная жена просила у королевы его руки и что женщины в этой семье известны своей страстностью. Если я просто скажу ему о том, что его первый внук родился раньше срока, он этому поверит, благослови его Господь! Твой отец, несмотря на все свои увлечения в прошлом, невинен как ребенок. Я люблю его за это.

«Женщины в этой семье известны своей страстностью». Валентина думала над словами матери позже, гуляя по саду. Все, кроме меня, решила она грустно. Мне еще предстоит познать страсть. Конечно, я не испытывала таких чувств к Эдварду Бэрроузу, но, в конце концов, я не думаю, что сам Нед был страстным. Он никогда не смотрел на меня так, как папа смотрит на маму. Или как дядя Адам смотрит на тетю Скай.

Интересно, они занимаются любовью, не снимая ночного белья? Я никогда не видела своего мужа обнаженным, как и он меня. Ведь он всегда входил ко мне после того, как свечи были потушены. Он приходил ко мне в спальню ночью три раза в неделю, любил меня один раз, а потом уходил, не говоря ни слова. Он никогда не оставался со мной всю ночь, за исключением первой. И все же я знаю, что папа всегда спит с мамой, а дядя — с тетей. Интересно, может быть, Неду что-нибудь не нравилось, а он не мог сказать мне об этом?

— Ты хмуришься, кузина. — Глубокий мужской голос прозвучал сзади нее.

Оторвав взгляд от посыпанной гравием дорожки, на которой было сосредоточено все ее внимание, Валентина увидела своего кузена, лорда Бурка.

— Патрик, — улыбнулась она ему. — Я не слышала, как вы подошли. Где вы научились подкрадываться как кот?

— Я мог привести с собой табун оседланных лошадей, Валентина, и ты бы не услышала. Ты, кажется, размышляла о чем-то крайне неприятном. Что огорчает тебя, милая кузина? Расскажи мне, и я все исправлю. Помнишь, как мы дружили, когда ты была маленькой девочкой. — Он взял ее тонкую белую руку, и они вместе пошли по гравийной дорожке.

Хотя он был на несколько лет старше ее, они всегда были очень близки, никогда не боялись быть откровенными друг с другом и были замечательными друзьями.

Она улыбнулась ему.

— Сомневаюсь, Патрик, что вам будут интересны размышления бедной вдовы.

Патрик Бурк засмеялся.

— Тебя вряд ли можно назвать бедной вдовой, Вал. Твой муж был вполне прилично обеспечен, и мне сказали, что ты унаследовала все, что у него было. Кроме того, ты не производишь впечатления убитой горем. Ну, рассказывай. Ты моя любимая кузина, и мне интересно, что тебя беспокоит. Говори.

Она покачала головой.

— Только глупости, больше ничего. Мне не хотелось бы беспокоить вас этим.

Лорд Бурк был на четыре дюйма выше своей кузины, которая при росте в пять футов десять дюймов считалась очень высокой женщиной. Сейчас, вытянувшись в полный рост, он пристально смотрел на нее сверху вниз, с высоты своих шести футов и двух дюймов. Прядь темных волос упала ему на лоб. Его глаза поразительно голубого цвета смотрели на нее с живым интересом.

— Скажи мне, милая кузина, — осведомился он невинным голосом, — ты по-прежнему боишься щекотки? Валентина отступила на шаг в сторону.

— Патрик! Вы не посмеете.

— Скажи мне, о чем ты думаешь, Вал, — потребовал он и взял ее за руку. — Неужели твои мысли так восхитительно порочны, что ты боишься открыть их? — Когда она покраснела, он фыркнул. — Ах, девушка, твое лицо выдает тебя! Я не успокоюсь, пока ты все мне не расскажешь.

Она сделала героическую попытку освободиться.

— Нет, нет, не искушайте! Я не буду ничего рассказывать! Мои мысли принадлежат мне, и я не буду делить их с вами!

Крепко держа ее, он протянул руку к ее худеньким ребрам и начал щекотать.

— Исповедуйся, Вал, или поймешь, каким страшным будет наказание, если ты не сделаешь этого, — пригрозил он, сердито нахмурив густые черные брови.

— Патрик! Черт вас побери! — завизжала она, пытаясь ускользнуть от него. Наконец, поняв бесполезность своих попыток, она сдалась и сказала:

— Я просто думала, всегда ли женатые люди занимаются любовью, не снимая нижнего белья. Ошеломленный, он отпустил ее.

— Так поступал твой муж? — потребовал он ответа, прекрасно понимая, что не имеет права задавать такой личный вопрос.

— Да, — ответила она просто.

— Тогда он был последним дураком, — горячо сказал он, — и ничего не понимал в женской красоте. Мужчины, которых я знаю, наслаждаются, когда они an natural в постелях с женами и любовницами. И уж, конечно, в этой семье мужчины ведут себя именно так.

— Я так и думала. — Она вздохнула. — Но у меня такой маленький опыт, что я не была уверена.

— Он никогда не видел, какой тебя создал Бог? А ты его? — спросил Патрик.

Валентина покачала головой.

— Но ведь он хорошо обращался с тобой? — Он попытался заглянуть ей в глаза.

— Нед? — Она засмеялась. — Нед был добрым и хорошим человеком, Патрик, но ему недоставало страсти. Он был необычайно добр ко мне в первую брачную ночь, когда обнаружил, что мне чертовски трудно расстаться с девственностью. Он был настойчив, но добр, добр всегда. Я почему-то думаю, что между нами должно было быть еще что-то, кроме того, что было. Может быть, это потому, что мы так недолго жили вместе.

— Ты очень любила его, кузина? — спросил он тихо. Она колебалась только долю секунды, потом совершенно чистосердечно сказала:

— Патрик, мне стыдно говорить вам об этом, но я вообще не любила его. — У него был такой растерянный вид, что она пояснила:

— У мамы была глупая мысль, что, пока я не выйду замуж, не выйдет замуж ни одна из моих сестер, — начала она. — Я никогда никого не могла выбрать. Когда прошлой весной мне исполнилось двадцать лет, я поняла, что нужно скорей выходить замуж. Лорд Бэрроуз показался мне самым хорошим человеком из всех моих поклонников, поэтому я приняла его предложение.