Попасть во дворец можно было только через так называемый Двор чести. Однако имя свое Бель-Флер получил благодаря чудесным садам. Весь теплый сезон, с весны до поздней осени, сады Бель-Флера утопали в разнообразных и разноцветных цветах всех сортов и оттенков. Они были гордостью старого Гийома, и большую часть своего времени он проводил среди цветов, поддерживая сады Бель-Флера в образцовом порядке.

Замок располагал прекрасным залом и кухнями, шестью спальнями, включая хозяйские апартаменты, и комнатами для дюжины слуг. Во дворе — обширные конюшни, в которых сейчас, правда, стояли всего три лошади; двух привели с собой Велвет и Пэнси, и был еще старый мерин, которого запрягали в повозку для Манон и Гийома. Велвет наняла карету, чтобы добраться от Нанта до Бель-Флера, но при этом купила и двух верховых лошадей, которые шли за ними, привязанные к задку кареты. Средства передвижения были жизненно важны в этом изолированном от мира месте. Во дворе замка находилась псарня, но в данный момент единственными собаками в Бель-Флере были престарелый спаниель и еще более дряхлая легавая. Соколятник был пуст, и только на голубятне все еще жила большая стая этих изысканных птиц.

Отец Велвет, Адам де Мариско, купил дворец со всей обстановкой, остававшейся от прежнего владельца, и его комнаты были забиты довольно симпатичной мебелью.

Хотя ужинать они собирались только вдвоем, Велвет решила накрыть стол для короля по всем правилам. Вместе с Пэнси она тщательно, без единой складочки покрыла длинный стол льняной скатертью монастырской работы. В замке нашлось всего два золотых канделябра, и Велвет, предварительно почистив, поставила их на стол, воткнув в них новые восковые свечи. Пэнси принесла вазу с осенними цветами желтых, коричневых, темно-оранжевых и золотистых оттенков, которая была водружена в центре стола. По его торцам поставили два прибора; серебряные ножи и флорентийские вилки с серебряными же тарелками и кубками, инкрустированными зеленой яшмой. В двух каминах разожгли огонь, а на приставном столике уже стояли хрустальные графины с вином: бледно-золотистым из Аршамбо и кроваво-красным, уже присланным королем с лакеем из Шинона.

Приготовив зал, Велвет прошла к себе, чтобы принять ванну с настоем левкоя и переодеться в темно-зеленое бархатное платье, когда-то принадлежавшее ее матери. Очень удачно, что Скай оставила так много своих нарядов в Аршамбо. В противном случае она и Пэнси оказались бы практически раздетыми. Они так и не смогли сменить одежду, в которой их похитили, до самого приезда в Бель-Флер. Их истрепанные костюмы Велвет тут же сожгла. Если бы у них не было плащей, чтобы прикрыть дыры и пятна на их платьях, Велвет даже и не знала, что бы они делали.

Им потребовалось почти две недели, чтобы добраться от Лейта до Нанта. Используя очевидное всем интересное положение Пэнси как предлог, они почти не покидали своей каюты. Только под вечер, когда смеркалось, они выходили на палубу немного проветриться.

Капитан Майкл Смолл обычно не брал пассажиров, но и этот раз ожидаемый груз не был вовремя доставлен в Лейт, и так как у него оставалось много свободного места, он решил взять на борт несколько человек. Им очень повезло, потому что к тому времени, когда к нему пришел хозяин гостиницы, свободной оставалась только одна маленькая каюта. Благодаря посредничеству владельца «Золотого якоря» они смогли получить ее.

— Это две вполне респектабельные женщины, капитан, — сказал он. — В порту сейчас нет другого корабля, которому бы я мог доверить довезти их в безопасности, и к тому же они платят золотом.

— Хорошо, — наконец согласился капитан, — но им придется захватить с собой еду. Я смогу снабжать их только питьевой водой, по три чашки в день на человека, и выдавать по стакану рома, но ничего больше. В каюте две койки, но одеяла им придется взять свои.

Велвет согласилась на условия капитана. Хозяин гостиницы договорился о цене и помог им собрать в дорогу необходимую провизию: овсяные лепешки, сушеное и засоленное мясо, небольшой круг сыра и, по настоянию Велвет, корзинку яблок и груш. У них не было времени даже принять ванну или купить себе новую одежду. Когда они добрались до Бель-Флера, вид у них был плачевный.

— Нам пришлось удирать, — объяснила Велвет Манон. — Мы не смогли взять ничего сверх того, что могли унести на собственных спинах. Уверена, что у матери здесь, во дворце, есть какая-то запасная одежда.

— Да, мадам, конечно, есть, — ответила Манон. — Уж мне ли не знать. Ведь я была у нее за камеристку, когда она жила здесь, во Франции! Я сама все убирала в кедровые сундуки. Они хранятся на чердаке. Завтра я заставлю Мэттью стащить их вниз.

На следующий день Велвет открыла сундуки своей матери и обнаружила, что они битком набиты самой разнообразной и красивой одеждой: платьями, юбками и блузками; ночными рубашками, тонкими, как паутинка; нижним бельем, рубашками, чулками и туфлями. Там нашелся даже маленький ларчик слоновой кости с прекрасными драгоценностями. Среди них были розовые жемчуга с таким же золотым перстнем; чудесное ожерелье из крупных алмазов голубой воды и пара серег к нему; еще несколько пар сережек с сапфирами, изумрудами и рубинами, оправленными в золото; браслеты, кольца; заколки для волос с алмазами, жемчугом и рубинами.

— Это все принадлежит моей матери? — спросила она у Манон.

— Да, мадам. Она привезла их с собой, когда приехала в Аршамбо.

Велвет была в высшей степени заинтригована, особенно после того как обнаружила на дне ларчика из слоновой кости пожелтевший пергамент. Выцветшие строки, нацарапанные на нем, только еще больше сгустили покров тайны. Читались они так:

«Душа моя! Я приготовил все это для тебя, когда думал, что ты вернешься ко мне. Я не могу подарить жене драгоценности, которые были сделаны для другой женщины. Прошу тебя принять этот маленький подарок, который предназначался только для тебя. Николя».

— Кто такой этот Николя? — спросила Велвет.

— Николя? Понятия не имею, мадам, — ответила Манон. — А это важно?

— Да нет, — медленно сказала Велвет. — Просто мне интересно.

Ключ к тайне предложила, как ни странно, Пэнси.

— Николя… Николя… — повторила она задумчиво, словно пытаясь что-то вспомнить. И вдруг лицо ее просветлело. — Я знаю, кто это такой, миледи! Моя матушка много рассказывала о приключениях госпожи Скай, а в некоторых и сама участвовала. Я помню, она что-то говорила о каком-то герцоге Николя, за которого ваша мать собиралась одно время выйти замуж. Не могу вспомнить, почему она так за него и не вышла. Он жил где-то здесь, во Франции. Могу поспорить, что записка и драгоценности от него.

Велвет было необычайно интересно. Раньше ей никогда не приходило в голову, что ее мать может получать в подарок драгоценности от кого-то еще, кроме ее отца. О, всю свою жизнь она слышала какие-то обрывки разговоров о приключениях матери, да и при дворе многие рады были посплетничать о ней. Но Скай сама никогда особенно не распространялась о своем прошлом. Она, казалось, всегда жила днем сегодняшним, а еще лучше — завтрашним. И именно такой и привыкла ее видеть Велвет. И вдруг теперь ее мать предстала перед ней совсем в другом свете: женщиной, которую любили и которую обожали другие мужчины и для которой они даже специально заказывали драгоценности, женщиной с прошлым. Почему драгоценности остались во Франции? Неужели человек, который подарил их, так мало значил для ее матери? Все это чрезвычайно интересно, и она решила расспросить об этом мать, когда опять вернется к ней.

Велвет выбрала алмазное ожерелье и приложила к груди. Оно и правда очень красивое и очень хорошо сочетается с ее зеленым бархатным платьем. Она застегнула его на шее и еще чуть-чуть полюбовалась собой в зеркале Потом надела серьги. Несмотря на несколько устаревший покрой платья, она чувствовала себя вполне уверенно, чтобы принимать короля.

Если Генрих Наваррский и обратил внимание на то, что платье Велвет не самого последнего фасона, он ничего об этом не сказал за все время их трапезы. Манон превзошла саму себя, особенно если учесть, что у нее было так мало времени. Даже Велвет удивилась тому обилию еды, что появилась на столе. В рагу плавали толстые, сочные, нежные куски мяса, политые доведенным на медленном огне до коричневатого состояния соусом, благоухавшим бургундским и нежными грибами. В рагу она добавила ломтики моркови и лук-порей, который собрала Велвет. К ее удивлению, на стол подали жирного сочного каплуна, зажаренного до золотистой корочки и фаршированного хлебом, шалфеем, крохотными головками лука и каштанами, а также прекрасную форель, только что пойманную Мэттью в озере и отваренную в белом вине со специями. На столе оказались также горшочки с тушенной в вине репой, молодым луком-латуком и кресс-салатом, свежеиспеченный, еще теплый хлеб и сливочное масло.

Король ел с большим аппетитом, трижды накладывая себе в тарелку. Когда перед ним поставили десерт, состоявший из тарталеток с грушами и смородиной, яблок, запеченных в меду и посыпанных корицей, вазы с пурпурным виноградом и нормандский бри, его глаза радостно зажглись. Он уничтожал все с огромным удовольствием, в то время как Велвет следила, чтобы его кубок не оставался пустым, — король пил, как и ел, от всего сердца.

Когда ужин подошел к концу, Велвет спросила:

— Вы позволите моей домоправительнице поприветствовать ваше величество? Когда она узнала, что ей предстоит готовить для вас, ее радость не знала границ. Она едва может дождаться того момента, когда можно будет посудачить об этом событии с соседями, а ваше явное признание ее кулинарных способностей даст ей еще больше поводов для разговоров.

Он кивнул в знак согласия, и Велвет послала на кухню за Манон. Старушка тут же прибежала с горящим от возбуждения и жара плиты лицом. Седые волосы аккуратно убраны под свежий чепец, она успела поменять грязный фартук на чистый. Встав на колени перед Генрихом, она со слезами на глазах поцеловала его руку.

Король был тронут и, встав, поднял старую женщину с колен, говоря при этом:

— Не припомню, ел ли я когда-нибудь более вкусную еду, мадам Манон. Позвольте принести вам мою монаршью благодарность.

Каким-то чудом Манон обрела голос. Позднее, когда этот случай в сотый раз пересказывался, она утверждала, что вообще не могла ничего сказать этому чудесному, великому человеку.

— Когда миледи сказала мне, чем вас кормят в Шиноне, я сразу подумала, что ваше величество соскучилось по доброй крестьянской кухне, такой, какая у вас была в молодости в Наварре. Я, конечно, не могу готовить всех тех изысканных блюд, что готовят для вас ваши повара, но зато я знаю, как надо готовить для мужчин; а если слухи не врут, то ваше величество лучший мужчина во всей Европе, — хихикнула Манон.

— Манон! — Велвет была поражена бесцеремонностью своей служанки.

Король, однако, наоборот, весело расхохотался.

— Я не стану опровергать этих слухов, мадам Манон, — сказал он, и его золотисто-карие глаза озорно засветились. — Если бы я был чуть постарше, боюсь, мне бы пришлось погоняться за вами по вашей кухне, чтобы сорвать поцелуй и таким образом окончательно шокировать вашу хозяйку.

— А если бы я была помоложе, — захихикала домоправительница, — вашему величеству не пришлось бы долго бегать, чтобы поймать меня. Но, увы, теперь я уже постарела.

— Мадам Манон, — сказал король, — дух, подобный вашему, никогда не стареет! — И, взяв ее руку, он галантно поцеловал ее.

Манон гордо выпрямилась.

— Я рада, что смогла послужить своему королю хотя бы в столь малом деле, как это. — Она сделала элегантный реверанс. — Я приготовила для вашего величества гостевую комнату Когда вы пойдете ко сну, мой муж Гийом будет вашим камердинером. Он когда-то служил у графа де Шер.

— Король не собирается оставаться на ночь! — запротестовала Велвет.

— Но он не сможет уехать сейчас, мадам, — сказала Манон. — На улице настоящий ураган, последние два часа льет ливень. Дождь зарядил на всю ночь, говорит Гийом, а он в этом разбирается. Король останется. Утром на завтрак я приготовлю ему яйца, отваренные без скорлупы в сливках и марсале. — Сделав прощальный реверанс одновременно королю и своей госпоже, она вышла из комнаты.

— Кажется, дорогая, сегодня фортуна на моей стороне, — мягко сказал король.

— Я не могу выгнать вас на улицу в дождь, — вздохнула Велвет, — но я хотела бы напомнить вашему величеству о вашем обещании вести себя как джентльмен.

Генрих рассмеялся:

— Вы не очень-то учтивы, дорогая.

— Я же предупреждала вас, что я не из тех, кто любит флиртовать, — запротестовала Велвет.

Генрих Наваррский драматически вздохнул:

— Если бы я был порядочным человеком, то я признал бы, что да, вы предупреждали. Но если бы я не надеялся, что вы измените свою точку зрения, я не был бы тем, кто я есть.

Велвет не могла не улыбнуться. Король умел обезоруживать.

— Монсеньор, дело не в том, что вы красивы или некрасивы, а в том, что я ценю честь Гордонов превыше всего — даже внимания короля. Человек столь высокой чести, как ваше величество, сможет это понять, я не сомневаюсь.

— Я понимаю, дорогая, — признал он, — но мне это совсем не нравится. Вы исключительно красивая женщина. Я ужасно влюблен в вас, а вы достаточно откровенны, чтобы разрушить мои самые светлые надежды с такой невинной искренностью. Но я ни в малейшей мере не чувствую себя обиженным. Разочарованным — да, но не обиженным — У меня и в мыслях не было обидеть вас, сир. Мне бы так хотелось, чтобы мы стали друзьями. У меня никогда не было короля в друзьях, — уже произнося эти слова, Велвет почувствовала укол совести за свою ложь. Ведь Акбар прежде стал ее другом, а уже потом мужем и возлюбленным С другой стороны, она знала, что должна как-то подсластить свои отказ королю. Может случиться, что в один прекрасный день ей потребуется его помощь.

Взгляд Генриха смягчился.

— Ах, дорогая, — сказал он. — Что вы за прелестное существо! Конечно, мы будем друзьями. А как же иначе?

— Вы позволите мне удалиться, монсеньор? В моем положении мне надо спать больше, чем в обычном состоянии.

— Вы не проводите меня до моей комнаты, дорогая?

— Если вы готовы ко сну, монсеньор, я позову старого Гийома. Он сопроводит вас, — очаровательно улыбнулась Велвет и вышла из комнаты, прежде чем король успел запротестовать.

Он посмотрел, как ее юбки, мелькнув, исчезли за углом, и ухмыльнулся. Как умно она соблазняла его! Легкая добыча обычно оказывалась скучной и невыразительной в постели. Он любил, когда любовь превращалась в настоящую охоту! Если не этой, то следующей ночью он постарается сломить ее сопротивление, но лучше сделать это сегодня. Эту красавицу окутывала какая-то тайна, и ему было интересно узнать, в чем же здесь дело. Кто ее дед и бабка, о которых она говорила и которые, по ее словам, живут где-то по соседству? Где ее муж? Он ни на секунду не поверил, что муж такой красавицы позволил бы своей жене жить одной в уединенном месте всего с четырьмя слугами. Генриху было абсолютно ясно, что она пытается что-то скрыть, но что; он не знал.

Появился престарелый Гийом, чтобы проводить короля в его апартаменты. Он был вежлив и весьма умел, но король мало что узнал от него, так как старик был явно не глуп, а прекрасная Гордон была ему дорога.

— Да, сир, — сказал он. — Я когда-то служил графу де Шеру. Не нынешнему графу, а его отцу, который дожил до очень преклонных лет. Тогда я был совсем мальчишкой. Я вместе со своим хозяином бывал при дворе, видел Генриха Второго. Мы были там, когда его убили на турнире. Ах, какая это была трагедия! И леди Диана, его фаворитка, и королева были на грани истерики. — Глаза Гийома затуманились воспоминаниями. — Леди Диана де Пуатье была так прекрасна. Шинон в те дни принадлежал ей, но королева Екатерина отобрала замок у нее, после того как король умер. Она дала ей другой замок, но леди Диана предпочла вернуться к себе домой. — Он говорил бессвязно, перескакивая с одной мысли на другую, но король с интересом слушал рассказ из недавней истории Франции в восприятии простого слуги.

Король весьма удивился, когда Гийом протянул ему мужскую ночную шелковую рубашку.

— Откуда это взялось? — спросил он.

— Она принадлежит моему хозяину, отцу мадам Велвет. Здесь сохранился целый сундук его вещей, да и его жены тоже.

Ага, подумал король, так вот где она достала себе платье на сегодняшний вечер. Он не подал виду, что платье, как он заметил, несколько вышло из моды и от него исходил легкий запах кедра.

— Как долго живет здесь леди Гордон? — спросил он у Гийома.

— Уже несколько недель, — отвечал старый слуга и ловко перевел разговор на старые добрые дни, когда он так преданно служил графу де Шер.

Гийом сгреб угли в камине в кучу и в качестве последней услуги укрыл короля одеялом. Когда камердинер выходил из комнаты, Генрих остановил его, сказав:

— Иногда мне снятся кошмары, Гийом, и я кричу во сне. Мне не хотелось бы напугать мадам Гордон в ее теперешнем состоянии. Ее спальня рядом?

— Комнаты мадам прямо напротив, через холл, сир, — сказал Гийом. — При таком ветре на улице она все равно ничего не услышит. Однако я пожелал бы вам счастливых сновидений.

— Мерси, Гийом, — ответил король, улыбнувшись, и закрыл глаза. Он услышал, как захлопнулась дверь, затем все затихло, если не считать стука дождевых капель по окну и стона все усиливающегося ветра. Около часа король лежал, отдыхая, затем встал с постели и направился через холл к комнате Велвет. Пол в коридоре был холодный, и он, нетерпеливо открыв дверь, вошел в комнату, утонув босыми ногами в мягком ковре.

В комнате стояла большая кровать. На его взгляд, она была размером с цирковую арену. Какие чудесные битвы велись на ней, подумал он. Окна были задернуты бархатными шторами, которые смягчали рев урагана, а мечущийся в камине огонь отбрасывал на стены жуткие темные тени. Потом он услышал мягкие звуки ее плача. Это были самые печальные звуки, которые Генрих когда-нибудь слышал, и все страстные мысли моментально улетучились из его головы. На первый план выступила его сострадательная натура. Присев на край кровати, король притянул Велвет в свои объятия.

Она мгновенно съежилась, и он услышал гнев в ее голосе, когда она спросила:

— Что вы делаете в моей комнате, монсеньор?

— Почему вы плачете? — спросил он вместо ответа. — Вы разбиваете мне сердце своей печалью, дорогая. Что сделало вас такой несчастной?

Она подняла к нему залитое слезами лицо и проговорила:

— Я скучаю по мужу… и я скучаю по дому.

— Почему же вы тогда не поедете домой?

— Потому что я… потому что мне не позволяет здоровье, — запинаясь, ответила она.

— Простите меня, дорогая, но это беспардонная ложь, — ответил король. — Я никогда не видел женщины, которая была бы здоровее вас. Вы бежите от чего-то, дорогая, и, если это в моей власти, я помогу вам. Вы мне не доверяете?

Велвет молчала.

Король настаивал:

— Скажите мне по крайней мере, кто ваши дедушка и бабушка, те, что живут по соседству.

— Я не могу вам сказать, — ответила Велвет.

— Но почему?

— Потому что они не знают, что я здесь. Если они узнают, то отошлют меня к моим родителям, а мои родители пошлют меня к мужу, а этого я допустить не могу.

— Но почему? — опять спросил король. Вдруг его осенило:

— Ваш ребенок! Он не от вашего мужа!

— Конечно же, он от Алекса! — вскричала Велвет. — Как только вы могли такое подумать?

— Тогда почему вы не хотите, чтобы ваш муж узнал, где вы находитесь? Ведь он не знает, что вы живете здесь? — Держа Велвет за плечи, король заглянул ей в лицо. — Ведь не знает, дорогая?

— Нет, — сказала Велвет и опять разрыдалась. Генрих прижимал ее к своей груди, позволяя выплакаться в свою шелковую рубашку. Когда рыдания несколько утихли, король сказал:

— А теперь, Велвет Гордон, я хочу, чтобы вы раскрыли мне ту тайну, которая окружает вас. Я не приму никаких «нет» вместо ответов, а если вы вообще откажетесь отвечать, я заберу вас с собой в Шинон и буду держать там до тех пор, пока вы не скажете мне правду. Я категорически намерен так поступить, — закончил он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Велвет помолчала несколько секунд, а потом, вздохнув, сказала:

— Я была вынуждена бежать из Шотландии. Враги моего мужа хотели использовать меня, чтобы загнать в ловушку его кузена, джентльмена, разыскиваемого королем по обвинению в государственной измене, хотя никакой измены не было, монсеньор! Кузен моего мужа — самый преданный слуга короля Джеймса, если бы только король хоть немного доверял ему. Это все королевский канцлер, господин Мэйтланд, который пытается натравить короля на эрлов, чтобы увеличить собственную власть!

— Франсуа Стюарт-Хэпберн! — сказал король. — Вы говорите о моем старом друге Франсуа Стюарт-Хэпберне!

— Вы знаете Фрэнсиса? — удивилась Велвет.

— Очень давно, так много лет, что мне даже не хочется признаваться. Это же о нем идет речь, не так ли? Франсуа — единственный человек на всем белом свете, кто так ужасает и злит Джеймса Стюарта. Их взаимоотношения имеют долгую историю и всегда были напряженными, так как Джеймс Стюарт вечно завидовал своему кузену.

— Он поставил его вне закона и конфисковал все его владения, — сказала Велвет, — и все это было сделано из-за злобы, так как король домогается женщины, которую Фрэнсис любит.

— А! — воскликнул Генрих Наваррский, и по его голосу было ясно, что он все понял. — Так это женщина! Никогда не подумал бы такого о Джеймсе Стюарте. Я не слышал, что он большой охотник до женщин.

— Он делает вид, что верен королеве Анне, — ответила Велвет, — но на самом деле довольно долго добивался благосклонности именно этой женщины. В конце концов она сбежала от него, чтобы быть с Фрэнсисом, который хочет жениться на ней.

— А!.. — опять воскликнул Генрих Наваррский. — Так, значит, эта женщина не только отказала королю, но еще и предпочла его постоянного соперника? Чудовищное оскорбление! Нечего сомневаться, что король тут же впал в бешенство. Но как вы, моя дорогая, оказались замешанной в этот водоворот страстей?

Прежде чем ответить, Велвет глубоко вздохнула.

— Монсеньор, я не могу сказать ничего больше, пока вы не поклянетесь, что не выдадите меня Джеймсу Стюарту. Франция и Шотландия ведь союзники, насколько я знаю.

Генрих улыбнулся:

— Мы союзники, дорогая, потому что нам доставляет удовольствие помогать скоттам против англичан. Точно так же обстоит дело и с испанцами. Они рады помочь ирландцам в борьбе против тех же англичан. Это союзничество гроша ломаного не стоит. Только и всего. Так что я могу смело дать вам слово короля, дорогая, что мы не выдадим вас.

— Я бы предпочла иметь слово Генриха Наваррского, монсеньор, — ответила Велвет. — На слово короля не всегда можно положиться. Простите меня, я не хотела вас обидеть, но так всегда говорила моя мать, а она мудрейшая из всех женщин, каких я знаю.

Король грустно улыбнулся:

— Ваша мать и правда мудрая женщина, дорогая. Очень хорошо, тогда я даю вам слово Генриха Наваррского. Что бы вы мне ни рассказали, все это останется тайной. Я не предам вас и, уж конечно, не предам своего старинного друга Франсуа Стюарт-Хэпберна. Но взамен я потребую от вас одно одолжение.

— Все что угодно, монсеньор! — поклялась Велвет. Король рассмеялся.

— Все что угодно? — спросил он.

— Ну, в пределах разумного, конечно, — поправилась Велвет.

— Тогда мы, с вашего разрешения, заберемся под одеяло, дорогая, так как я уже окоченел в этой ночной рубашке, которую вы насквозь промочили своими слезами. Мне надо согреться, иначе утром меня будет трепать лихорадка.

— О Господи! Вам надо немедленно снять эту мокрую рубашку, монсеньор! — участливо воскликнула Велвет.

Она выскользнула из его рук и, подбежав к сундуку, стоявшему в изножье постели, открыла его и вытащила другую шелковую ночную рубашку.

— Это спальня моих родителей, — объяснила она, — а ночные аксессуары принадлежат моему отцу. — Протянув ему рубашку, она улыбнулась:

— Я не буду подглядывать. Скажите, когда будете готовы.

Король с облегчением переоделся в сухую ночную рубашку и, нырнув под одеяло, позвал:

— Все в порядке, дорогая, лезьте сюда. Даме в вашем деликатном положении ни к чему мерзнуть.

На этот раз Велвет даже в голову не пришло спросить, будет ли он вести себя как следует. Она просто не допускала ничего другого. Удобно устроившись рядом с ним, она начала свою историю:

— Фрэнсис тайно отправился на север в конце лета, чтобы встретиться с графом Хантли. В ночь перед этим он заночевал у нас, прежде чем ехать дальше в сопровождении моего мужа, который взял с собой почти всех своих людей, чтобы по мере возможности защитить его. Мой муж приходится Фрэнсису кузеном, он также кузен Хантли и самого короля.

— Кто же ваш муж? — прервал ее Генрих Наваррский.

— Мой муж Александр Гордон, граф Брок-Кэрнский, — объяснила Велвет. — У Алекса из всей его семьи в живых осталась только сестра Анабелла. Ее муж Ян Грант решил, что если он похитит меня, то сможет заставить Фрэнсиса сдаться. Тогда Ян передал бы его Мэйтланду и получил обещанную за его голову королем награду.

Потом она рассказала о своем ужасном пленении в Лейте, о том, как им с Пэнси удалось счастливо сбежать от Раналда Торка и Яна.

— Мне надо было спрятаться, чтобы король не нашел меня, и дождаться того времени, когда ему надоест меня искать, — продолжала Велвет свою историю, — или пока он и Фрэнсис не помирятся. Но боюсь, что на этот раз они вряд ли смогут миром уладить свою ссору. А так как я считалась англичанкой, то была уверена, что никому в Шотландии и в голову не придет искать меня во Франции. Они ничего не знают о Бель-Флере и о том, что я поехала сюда.

— А кто же все-таки ваши дедушка и бабушка? — спросил Наваррский.

— Граф и графиня де Шер, чей дворец Аршамбо расположен не далее как в четырех милях отсюда.

— И я так понимаю, что все эти долгие недели ваш муж понятия не имеет, что вы здесь, дорогая?

— Откуда же ему знать? — удивилась Велвет. — Я не осмелилась связаться с ним, или с моими родителями, или с кем-нибудь из родственников, опасаясь, что Джеймс Стюарт найдет меня и использует в своей войне с Фрэнсисом.

— Алекс Гордон хотя бы знает, что ему предстоит стать отцом?

— О да! — сказала Велвет. — Это наш первый ребенок, и я едва успела сказать ему об этом, как нас разлучили.

— Господи! — вздохнул Генрих Наваррский. — Какой невероятно запутанный клубок! Я разузнаю, продолжает ли ваш король все еще искать вас. Будь я вашим мужем, моя обожаемая Велвет, я бы с ума сошел, не зная, где моя жена, особенно в вашем интересном положении.

— Вы не выдадите меня? — Ее голос дрожал.

— Я же дал вам слово, дорогая. Я не выдам вас, но вам совсем ни к чему прятаться. Завтра, когда я вернусь в Шинон, я осторожненько разведаю, что же там все-таки произошло между вашим королем и нашим общим другом Франсуа. Если вы все еще разыскиваетесь шотландской короной, дорогая, я узнаю об этом, и тогда мы как-нибудь вместе разрешим эту проблему, обещаю вам.

— Вы правда поможете мне?

Генрих улыбнулся в темноте. Она была так очаровательна.

— Да, — сказал он. — Я помогу вам, дорогая. Как же я могу не помочь? — Нагнувшись, он повернул к себе ее лицо и поцеловал.

Велвет отстранилась, вдруг отчетливо поняв, что за помощь король потребует награды.

— Вы дали мне слово, — мягко сказала она.

— Я дал вам слово не принуждать вас, дорогая, и я не стану. Но если я предлагаю вам нечто, чего вы очень хотите, то не будет ли справедливо, если и вы в ответ предложите мне нечто, чего очень хочу я? Заниматься любовью не всегда значит вовлекать в это дело эмоции. Это просто прелестный спорт, в котором двое участвующих в нем людей могут доставить друг другу удовольствие.

— Ваш ум слишком изощрен для меня, монсеньор. Я простая женщина, которая с трудом может себе представить занятия любовью вне брака.

— Вас очень правильно воспитали, и я аплодирую вашим родителям, которые вырастили из вас добропорядочную католичку. Но тем не менее бывают времена, когда даже самым добродетельным женщинам приходится принимать серьезные решения такого рода. Вы хотите, чтобы я помог вам, а я хочу заняться с вами любовью. Решать вам, дорогая. Посол вашей страны при моем дворе расскажет мне все, что я захочу узнать. Если Джеймс Стюарт все еще разыскивает вас, я смогу тайно доставить сюда вашего мужа. Вы сможете счастливо жить здесь, во Франции, пока не окажетесь в безопасности. Когда должен родиться ребенок?

— Ранней весной, — сказала Велвет, — наверное, в апреле.

— Я могу сделать так, чтобы к этому времени ваш муж уже был здесь. Вы же этого хотите, не так ли? Если же Джеймс уже забыл про ваше существование, тогда можно связаться с вашим мужем, и он немедленно приедет. Разве это не стоит одной ночи любви?

Велвет прикусила губу. Она знала историю Кэт Лесли и как король заставил ее лечь в его постель. Неужели так же будет и с Генрихом Наваррским? Почему-то она не думала так, ведь французский король был человеком, открыто любившим женщин, у него всегда была по меньшей мере одна всем известная любовница. Она беременна и не сможет понести от него, Алекс никогда не узнает о том, что произошло… Она не может продолжать жить вдали от него! Она любит своего мужа, и он ей нужен!

— Обещайте мне, что мой муж никогда не узнает об этом постыдном эпизоде, — сказала она.

— Мадам, я не тот человек, который целует женщину, а потом трезвонит об этом на каждом углу, — заявил он обиженно.

— Но вы не вернулись сегодня вечером в Шинон, и, конечно, приехавшие с вами джентльмены решат, что вы провели ночь в моей постели.

— Они решили бы так, даже если бы этого не случилось, дорогая, и я не стану этого отрицать. Все равно их распутные мозги не переделаешь. Но не бойтесь, моя прекрасная Велвет, мои придворные понятия не имеют, кто вы такая. Они даже не знают, как называется этот чудесный маленький дворец. Даже если вы приедете к моему двору вместе с вашим мужем, никто из них не посмеет подорвать вашу репутацию.

— Тогда, если вы обещаете мне свою помощь, монсеньор, у меня не остается другого выбора, кроме как отдаться вам, — тихо сказала Велвет.