Глава 6

Осень 1588 года ознаменовалась для двора Елизаветы Тюдор несколькими важными событиями. Сезон завершился торжественным выездом королевы из Сомерсет-Хауса в Сент-Пол семнадцатого ноября. Грандиозная процессия открывалась правительственными чиновниками, за которыми следовали разодетые лондонские олдермены и судьи.

За ними появились гарольды Ланкастера, Йорка, Сомерсета и Ричмонда, возвещавшие о появлении герцогов, маркизов, графов и виконтов. Среди них ехали и лорд Саутвуд со своим зятем, шотландским графом Брок-Кэрнским.

Потом появился государственный казначей Англии Уильям Сесил, лорд Берли, в обшитой мехом бархатной мантии с тяжелой золотой цепью, знаком его отличия, на шее. С ним был лорд-канцлер Англии, сэр Кристофер Хаттон, великолепный в своем черном бархате с золотыми кружевами, с его собственным знаком отличия, сверкавшим под лучами ноябрьского солнца. За этими двумя почтенными мужами следовали архиепископ Кентерберийский, Джон Уитклиф, архиепископ , Иоркский, посол Франции, лорд-мэр Лондона и несколько знатных дворян, призванных нести государственный меч, охраняемый парламентскими приставами.

В конце ехали королевские гвардейцы, а завершала шествие сама Елизавета Тюдор в открытой коляске с балдахином с развевающимися белыми султанами из перьев и позолоченной сверкающей короной. Королева была великолепна в парчовом платье, расшитом мелкими бриллиантами и жемчугом. Оно сверкало при малейшем движении холодным лимонным светом. Рукава платья, нижний подзор и юбка были обшиты белым горностаем. На ней не было мантии, но придворные дамы настояли, чтобы под обширную юбку она надела фланелевые нижние юбки и обшитую мехом нижнюю блузку. На голове у нее был огненно-рыжий парик, поверх которого сверкала бриллиантами, жемчугами и сапфирами королевская корона. Толпы народа на Флотстрит и Ладтейт-Хилл взорвались приветственными криками. Это была их Бесс.

Подъехав к западному порталу кафедрального собора св. Павла, королева выбралась из коляски и вступила в огромный собор. Оказавшись внутри, она преклонила колени в боковом нефе и молча помолилась. Потом ее проводили на почетное место на хорах и был отслужен торжественный молебен. Великая победа над испанской Армадой была милостиво дарована Англии благодетельным Господом Богом. Ни слова не было сказано о героических английских моряках, которые, несмотря на нехватку продовольствия и боеприпасов, своей беспримерной храбростью и умением сотворили это великое чудо. Сэр Говард, лорд-адмирал королевского флота, слушая благочестивых прелатов и их молебен, думал, какая же ирония заключается в том, что тем английским морякам, которые пережили эту великую победу, деньги были выплачены короной только после того, как он пригрозил заплатить их из своего кармана. Более того, ему самому пришлось ходить из одной прибрежной английской деревушки в другую, прося принять в дома множество раненых моряков, которым в противном случае пришлось бы валяться на улицах. Да, когда опасность позади, люди склонны быстро забывать, кто ее отвел.

Стиснутые на своих местах в церкви, Велвет, ее сестра, графиня Альсестерская, и их невестка графиня Линмутская пребывали в нетерпении, думая только о том, будут или нет безнадежно испорчены их платья в этой давке. Ведь впереди еще целый день. Покинув Сент-Пол, они вернутся в Уайт-холл, где на специальной арене состоится рыцарский турнир с последующим празднеством и танцами. А на завтра назначена официальная церемония венчания в Англии Велвет и Алекса, которую будет проводить сам архиепископ. Велвет улыбнулась про себя, еще раз пожелав, чтобы ее родители оказались здесь, но теперь по совсем другой причине. Как бы смеялись Адам и Скай над их бесконечными свадьбами, подумала Велвет.

Наконец благодарственный молебен завершился, и королева отбыла из Сент-Пола, чтобы вернуться в Винчестерский дворец. Двор потянулся за ней в огромной, несколько запутанной процессии, направляясь вниз по Ладгейт-Хиллу. Погода, с утра ясная и солнечная, к полудню испортилась. Небо заволокло тучами, с реки задул пронизывающий ветер. Для снега еще было рано, но дождя можно было вполне ждать.

— Надеюсь, дождь не пойдет до начала турнира, — сказала Велвет, ни разу не присутствовавшая на подобного рода развлечениях.

— Даже если и пойдет, они все равно будут сражаться, — заметила Виллоу.

— В дождь? — воскликнула Велвет.

— Места для зрителей вокруг арены крытые, — сказала Эйнджел. — А королева любит это зрелище. Из-за испанской угрозы турниров этим летом не было.

— Слава Богу, с испанцами покончено раз и навсегда! — резко ответила Виллоу. — Они теперь дважды подумают, прежде чем опять идти против нас. Мне нужен мир для моих детей. Мне совсем не нравится думать, что я ращу Генри, Фрэнсиса и Адама для того, чтобы из них сделали пушечное мясо! И опять же, если все эти бесконечные войны будут продолжаться, в стране не останется достойных женихов для Сесили и Габриэллы.

— И для Элизабет, Кэтрин и другой Сесили, — ответила Эйнджел.

В янтарных глазах Виллоу мелькнуло одобрение.

— Ты любишь девочек Робина, правда? — спросила она.

— Как я могу их не любить! — воскликнула Эйнджел. — Милые крошки! Виллоу, ты ни за что не поверишь, они зовут меня мамой!

— Значит, они привязались к тебе, — ответила Виллоу. — Они же не помнят Алисон, так как были слишком малы, когда она умерла. Но тебе повезло, ты можешь воспитать их по своему усмотрению, но имей в виду, недаром говорят: пожалеешь розгу, испортишь ребенка.

Велвет улыбнулась про себя, слушая старшую сестру. Ведь та совсем недавно очень подозрительно относилась к Эйнджел. А Эйнджел! Что случилось с этой знающей все обо всем на свете дерзкой королевской воспитанницей? Конечно же, Виллоу и Эйнджел сделаны из одного теста. Для них семья, дети — вся их жизнь. Эти любящие, сильные женщины всегда будут ставить своих мужей и детей на первое место, считать их лучшими на свете. Велвет восхищалась ими, хотя и не думала, что когда-нибудь станет похожей на них. Как странно, подумалось ей, что она, самая младшая из всех детей ее матери, больше всего похожа на нее по духу. Она бы с удовольствием поделилась этим открытием и со Скай.

Наконец они добрались до Уайтхолла, где, к их величайшему облегчению, Эйнджел сказала, что у нее и Робина здесь есть небольшие апартаменты, где они могут отдохнуть, подкрепиться и привести в порядок туалеты и прически. Прибыв на место, Джейн, камеристка Эйнджел, побежала за теплой водой, чтобы они могли сполоснуть лицо и руки. Затем она помогла им причесаться и очистила щеткой платья от пыли.

Все женщины были в бархатных платьях, так как для легких шелковых одежд было уже холодно. Они шикарно выглядели в разноцветных нарядах: Виллоу — в темно-рубиновом, Эйнджел — в великолепном сапфировом, а Велвет — в аметистовом. Освежившись приятным золотистым вином, предложенным им Джейн, они застегнули платья, накинули отороченные мехом плащи и отправились на арену для турниров, где должны были встретиться с мужьями. Дам пригласили в ложу королевы.

К их невероятному смущению, Елизавета Тюдор была уже там, но она грациозным движением руки отмахнулась от их извинений.

— Сколько же народу на улицах, — заметила она, предлагая им тем самым отличный предлог для объяснения опоздания. Они согласно закивали, соглашаясь с ней. Королева коротко взглянула на них и отметила:

— Вы сияете, как прекрасные драгоценные камни.

— Ваше величество слишком добры, — сказала Виллоу, улыбнувшись.

Елизавета хихикнула.

— Виллоу, — сказала она, — будь ты мужчиной, из тебя получился бы прекрасный придворный льстец. Меня поражает эта черта, когда я вспоминаю, кто твоя мать.

— Моя мать, — сказала Виллоу, — всегда была верной слугой вашего величества.

— Только, моя дорогая, когда ей это было выгодно, — ответила королева, рассмеявшись. — Но я никогда не ссорилась с моей дорогой Скай. Возможно, нам было трудно ладить, ведь мы так похожи друг на друга. Вы получали какое-нибудь известие от нее за последнее время? Когда мы можем ждать ее возвращения в Англию? Мне интересно, успешно ли она съездила.

— Ничего, ваше величество, что весьма странно, ведь мама всегда старается поддерживать постоянную связь с Лондоном. Мы знаем только то, что было в последнем письме. Тогда она писала, что будет к весне.

Королева кивнула и мягко сказала, как бы сама себе:

— Жизненно важно, чтобы она преуспела! — Потом повернулась к Эйнджел:

— Скажи-ка мне, миледи Саутвуд, оказалась ли супружеская жизнь тем, о чем ты мечтала? Ты счастлива?

— Да, мадам. Милорд, мой супруг, — самый добрый и самый любящий из всех мужчин. Я никогда и ничем не смогу отплатить вашему величеству за то, что вы позволили мне стать его женой. — Прекрасное лицо Эйнджел светилось от счастья.

— Ну тогда тебе очень повезло, моя маленькая Эйнджел, ведь так бывает далеко не всегда. Правду ли говорят, что ты уже беременна?

— Надеюсь, что так, мадам.

— Ив этом тоже тебе повезло, — заметила королева.

— Нам следовало бы назвать ее в вашу честь, ваше величество, но у нас уже есть одна Элизабет.

Смех королевы был похож на кашель.

— Нет, миледи Саутвуд! Это будет мальчик, я уверена. Вам надо назвать его Джеффри, в честь отца твоего мужа! Вот это был человек! Надеюсь, ваш сын будет похож на него.

— Я скажу Робину о вашем желании, — очаровательно ответила Эйнджел.

Но королева уже с интересом смотрела на арену. Рыцарские турниры — ее любимое развлечение. В Гринвиче, Хэмптон-Корте и Уайтхолле — везде были арены. Рыцарских турниров было три вида. Первый — Тилт, где всадники бились тупыми копьями. Второй — Тиэни, где они использовали мечи, и третий вид турниров назывался Бэрис. Здесь противники бились пешими, используя, по собственному усмотрению, мечи или копья. Шутливые рыцарские турниры часто становились украшением различных банкетов и карнавалов. Так как рыцарские турниры были единственным видом организованного спорта в тюдоровской Англии, если не считать состязаний по стрельбе из лука, то на них собиралось множество народа. Место на трибунах можно было получить за двенадцать пенсов. Придворные, которые не удостаивались чести быть приглашенными в ложу королевы, должны были позаботиться о себе сами. Таким образом, многие знатные лица и их дамы делили места с простой лондонской публикой.

Участники турнира, одетые в свои отличительные цвета, выводили своих лошадей на арену под звуки труб, и начиналось пышное шествие. Слуги тех, кто принимал участие в турнире, также были одеты весьма пестро: некоторые — как первобытные люди, другие — как древние бритты с длинными волосами, свисающими до пояса, третьи носили лошадиные гривы. Некоторые рыцари сначала въезжали на арену в колясках, их лошади задрапировывались под единорогов с искусно изогнутыми золотыми рогами, укрепленными в центре лба. Экипажи других тянули негры, одетые в широченные алые шаровары и парчовые тюрбаны. Наиболее самодовольные из рыцарей прибывали уже в полном боевом снаряжении: в сверкающих серебряных латах, на горячащихся роскошных конях, гордо демонстрируя свое мастерство.

Каждый рыцарь со своим слугой, доехав до барьера, останавливался на расстоянии фута от лестницы, ведущей в ложу королевы. Слуга в пышном наряде цветов своего господина поднимался по лестнице и предлагал вниманию королевы либо маленькую речь в стихах, либо какую-то незатейливую шутку, заставлявшую королеву и ее придворных дам и гостей смеяться. После этого королеве преподносился от имени его хозяина роскошный подарок. Елизавета давала разрешение рыцарю принять участие в турнире. После того как все рыцари таким образом представлялись королеве, турнир начинался.

Среди рыцарей в этот день были граф Линмутский, граф Брок-Кэрнский и граф Альсестерский. Поначалу Виллоу совсем не нравилось, что ее муж будет участвовать в турнире. «Джеймс, — убеждала она его, — ты уже давно не мальчик!» Но сейчас она была очень горда, ибо он нес ее цвета — темно-синий и серебряный шелка. Он должен был ехать с лордом Саутвудом, а Алекс попал в пару с сэром Уолтером Рэлеем.

Турнир начался, и рыцари по двое выехали навстречу друг другу, стуча копьями по щитам. Постепенно из двух или даже более сотен мужчин, принявших участие в состязании, большинство выбыло. Осталось только четверо. Граф Эссекский выехал с графом Оксфордским против графа Брок-Кэрнского и сэра Уолтера Рэлея. Эссекс нес на копье особый знак благосклонности Елизаветы Тюдор — ярко-зеленые и белые ленты, развевавшиеся на ветру. Он выглядел предельно уверенным в себе, не сомневаясь в победе.

Алекс украсил себя цветами Велвет — серебряными и алыми лентами. Он тоже был уверен в победе, ибо ехал сражаться за честь Шотландии. Он не особенно любил Роберта Деверекса, все еще подозревая его в том, что он проявлял к Велвет больше чем братский интерес. Эссекс и Рэлей, хоть и были вместе в битве с Армадой, теперь опять поссорились, и камнем раздора была королева. Алекс про себя решил, что Рэлей — лучший партнер по турниру.

Эдвард де Вере, граф Оксфордский, взглянул на своих противников и сказал Эссексу:

— Этот дикий скотт хорошо бьется, да и Рэлей тоже. Победа будет нелегкой, Роберт. Эссекс посмотрел на арену.

— Странно, — протянул он. — Я думаю, что мы легко победим. Только везение и искусство Рэлея помогли этому шотландскому дикарю пробиться так далеко. Это будет легкая прогулка. Мое слово!

Несколькими минутами позже на красивом лице графа Эссекского отразилось искреннее удивление и потрясение, когда он обнаружил, что его копье сломано, а цвета королевы грубо сброшены на землю. Копье Оксфорда также понесло значительные потери в результате искусства Рэлея. Граф Брок-Кэрнский и сэр Уолтер Рэлей были объявлены победителями сегодняшнего рыцарского турнира. Им надлежало передать свои щиты, украшенные их гербами и девизами, в галерею щитов, расположенную на берегу Темзы.

Алекс и сэр Уолтер преклонили колени перед королевой, чтобы получить положенные победителям призы, которыми на этот раз оказались изумруды, по одному на каждого джентльмена.

— Вы можете встать, мои храбрые кавалеры. Это был хороший бой. Очень хороший!

— В вашу честь, мадам, — ответил Рэлей, и Елизавета улыбнулась.

— Бочонок мальвазии оценен высоко, Уолтер, — сказала она. — Но вы, лорд Гордон! Что за чудесный подарок вы мне преподнесли! Какой породы эти собаки, которых привел мне ваш плут-слуга? Никогда не видела ничего похожего.

— Эту породу я вывел сам, мадам. Отличные охотничьи сеттеры. Я подарил вам пару, кобеля и суку, на случай, если вам захочется разводить их самой. Они прекрасны на тяжелом грунте и хорошо находят и подают дичь, особенно вальдшнепов и куропаток.

— Мне понравился их окрас, черный с желтовато-коричневым, — сказала королева. — Если они хорошо покажут себя на охоте, надеюсь, вы пришлете мне еще пару. Помните, за вами должок, ведь вы украли мою крестницу и скомпрометировали ее. — Она лукаво взглянула на него.

— Они ваши, мадам, и Велвет стоит этой цены, — был быстрый ответ.

— Хм! — фыркнула королева. — Не знаю, что скажу лорду и леди де Мариско, когда они вернутся домой весной. Я оказалась несостоятельной в своих обязанностях как крестная мать, и все благодаря вашей нетерпеливости, милорд!

— Я возьму на себя всю ответственность, мадам, а вы вовсе не должны испытывать чувство вины, ибо разве же вы в конце концов не послали за нами? Вы полностью выполнили свои обязанности, как мне кажется.

— Но я была не очень расторопна, не так ли, милорд?

— Мадам, примите мои извинения, — честно сказал Алекс. — Я признаю, что позволил своим чувствам возобладать над здравым смыслом и таким образом поставил ваше величество в двусмысленное положение. Прошу за это вашего прощения, но я люблю Велвет так сильно, что не мог ждать. — Он беспомощно пожал плечами.

— Черт меня побери, вы честный человек, Александр Гордон! Вы говорили со мной открыто, чего не многие могут позволить себе, они боятся меня. Вы мне нравитесь! Вы получаете мое прощение, но должны дать слово, что после завтрашней церемонии с архиепископом вы останетесь в Англии до тех пор, пока не вернутся родители моей крестницы. Я знаю, вы мечтаете вернуться домой, но я должна настоять на этом. Скай О'Малли умеет постоять за своих, да что там — она становится просто рассвирепевшей львицей, когда дело касается ее детей. Последний раз, когда я столкнулась с ней, она жестоко уколола меня. Ее жало слишком остро, чтобы я могла это сносить в моем возрасте. Алекс рассмеялся.

— Странно, — сказал он. — Я видел свою тещу только один раз, во время моей помолвки с Велвет. Я запомнил ее как красивую женщину и прекрасную хозяйку. И однако, я слышал не раз, что она неустрашимый воин со свирепым нравом. Но вот вам мое слово, мадам. Ни я, ни Велвет не покинем Англию, пока весной должным образом не воссоединимся с ее родителями.

На следующий день, восемнадцатого ноября 1588 года, Велвет и Алекс были обвенчаны еще один, последний, раз в той же часовне в Гринвиче, где Скай венчалась с Джеффри Саутвудом. Когда во время турнира в Уайтхолле королева случайно узнала, что на невесте будет то же платье, которое было на Скай, когда она выходила замуж за «ангельского графа» Саутвуда, ничто не могло заставить ее провести брачную церемонию в каком-то другом месте. Это потребовало быстрого переезда всего двора вниз по реке, в Гринвич, самую любимую из всех королевских резиденций. Здесь-то в половине пятого пополудни Велвет и Алекс предстали перед Джоном Уайтклифом, архиепископом Кентерберийским, и были обвенчаны по закону и совести в четвертый и последний раз.

После этого состоялось очередное свадебное пиршество, на этот раз с чудесным свадебным пирогом с сахарными фигурками жениха и невесты в центре. А поздним вечером начался карнавал, в котором принял участие весь двор, а также Кристофер Марло со своей актерской труппой.

Во время карнавала Марло улучил минутку и поговорил наедине с Велвет. Та враждебно смотрела на него, а Кристофер вдруг зло рассмеялся:

— Скажите мне, моя прелесть, сохранили ли вы свои идеалы любви или же пошли за него замуж по принуждению? Могу предложить вам чуточку удовольствия прямо сейчас! — Он ухмыльнулся.

— Я люблю своего мужа, вы, самонадеянный фигляр! — одернула она его. — А теперь дайте мне пройти, или, клянусь, я спущу на вас собак!

Марло буйно расхохотался:

— А вы горячая штучка! Мне жаль, что вы отвергаете мое предложение, дорогуша. Уверен, что оба из нас только выиграли бы от этого маленького приключения, — но тем не менее отступил в сторону, пропуская ее.

Велвет и Алекс теперь вынуждены были состоять при дворе, который зимой, к счастью, не выезжал дальше Гринвича и окрестностей Лондона. Робин отдал своей сестре и ее мужу дом их матери на Стрэнде. Он знал, что Гринвуд должен был стать частью приданого Велвет. Он был бы счастлив, если бы новобрачные жили в Линмут-Хаусе с ним и Эйнджел, но понимал, что им тоже требуется уединение. Кроме того, он и его жена, как ему казалось, гораздо лучше уживались друг с другом. Малейшего пустяка было достаточно, чтобы между Велвет и ее мужем вспыхивала ссора. Робин же, подобно своему дяде, лорду Блиссу, больше всего любил собственное спокойствие.

Пятого декабря Велвет и Алекс устроили первый маленький прием по случаю семейного праздника — дня рождения Эйнджел. Молодая графиня Линмутская теперь уже не сомневалась, что весной у нее будет ребенок. Робин обращался с ней так, как будто она была сделана из тончайшего хрусталя, а не из плоти и крови.

Эйнджел еще больше расцвела и даже счастливо призналась Велвет:

— Робин прав! Я научилась любить его! Я его так люблю, что не могу себе представить жизни без него!

На сердце у Велвет потеплело от слов Эйнджел. Она от всей души любила брата и была рада его счастью.

— Когда, ты думаешь, родится маленький? — спросила она. — Где-то на девятый месяц после нашей свадьбы, — ответила Эйнджел, очаровательно покраснев. Потом понизила голос:

— Это, должно быть, случилось в нашу первую брачную ночь. Дорогая Велвет, могу тебе только пожелать такого счастья. Ты станешь крестной матерью нашего сына, не правда ли?

— Ты уверена, что это будет мальчик? — поддразнила ее Велвет.

— О да! — с полной убежденностью ответила Эйнджел. — Я абсолютно уверена!

Велвет весело рассмеялась, и Алекс спросил:

— Что там у вас, моя дорогая?

— Я не могу отделаться от мысли, какие сюрпризы ждут маму по ее возвращении. Наша свадьба и новый внук от невестки, о существовании которой она даже не подозревает. Теперь она не скоро решится снова уехать от нас!

Начиная с кануна Дня Всех Святых, в последний день октября, Лондон отмечал зимние праздники. Сначала День святой Екатерины, день окончания сезона сбора яблок, затем королевский благодарственный молебен в честь победы над Армадой, День святого Клемента, а впереди еще был декабрь. Распорядитель рождественских увеселений был назначен в каждую лондонскую таверну, гостиницу, в дома богатых горожан и знатных людей. Прошел день рождения Эйнджел, и дальше все покатилось колесом: каждый день какие-то праздники или обеды с обильной едой, возлияниями и развлечениями разного рода.

Так как для двух новых семейных пар это было первое Рождество, которое они отмечали вместе, было решено, что сочельник они встретят в Гринвуде, а празднование самого Рождества проведут в Линмут-Хаусе. Слуги в Гринвуде радостно украшали дом. Прошло уже много лет с тех пор, как кто-нибудь из членов семьи отмечал этот праздник дома. Некоторые из домочадцев обитали здесь еще со времен, когда сама Скай жила в Гринвуде, Другие были их детьми. Со счастливыми лицами они развешивали по стенам гирлянды из листьев падуба и плюща, лавра и лавровишни.

Из Королевского Молверна было прислано традиционное полено для сжигания его в сочельник. На приглашение Велвет и Алекса леди Сесили ответила отказом, сославшись на трудности пути. Кроме того, она боялась, что ее суставы разболятся от речной сырости.

Велвет понимала ее отказ по-другому. Просто сентиментальной старушке хочется, чтобы они провели первое Рождество вдвоем, наедине. Кроме того, она подозревала, что старушка боится оставлять слуг одних на Рождество — праздники всегда отмечались в Королевском Молверне чересчур уж весело.

Традиционное рождественское полено едва втащили в холл. Камин был увит зеленью, а на каминной полке горели большие свечи в огромных серебряных подсвечниках, перемигиваясь со своими подружками на буфетах и столах. Полено долго тащили и толкали с добродушными стонами и ворчанием к центру холла. Потом все обитатели дома, хозяева и слуги, были приглашены посидеть на нем, распевая старинные заклинания, призванные отвратить злых духов, которые могли бы помешать полену гореть. Когда каждый человек в холле, начиная от Алекса и кончая поваренком, прошел через этот обряд, был подан эль и все принялись поздравлять друг друга со счастливым Рождеством и Новым годом.

Полено затем было положено в огромный камин и обложено лучиной для растопки. Алекс взял дымящуюся головешку, и, вручив ее Велвет, сказал:

— Это ваш дом, мадам. Женщина всегда была хранительницей домашнего очага. Значит, вам и зажигать рождественский огонь. — Их глаза встретились, и она заметила, что в его глазах пламя уже полыхает.

Приняв от него головню, она медленно улыбнулась:

— Пусть это будет первым из многих огней, милорд? — И с этими словами сунула головешку в растопку, которая тут же весело занялась.

Через несколько минут рождественское полено уже ярко пылало, и, когда первые языки пламени разогнали полумрак, двери в Гринвуд открылись настежь для всех, кто пожелает прийти, чтобы встретить Рождество с графом и графиней Брок-Кэрнскими. На столы выставлялись святочные пироги и чашки с горячей пшеничной кашей на молоке, приправленной корицей и сахарными хлопьями. Музыканты, нанятые на дни праздника, заиграли на свирелях и дудках, больших и маленьких барабанах. Это был один из немногих дней в году, когда хозяева и слуги сидели за одним столом, ели и пили одно и то же.

Любопытство привлекло в эту ночь в Гринвуд многих поселян из соседней деревушки Чизвик-он-Стрэнд. Они хорошо помнили щедрость матери Велвет и пришли посмотреть на ее дочь, а заодно узнать, перешла ли к ней эта щедрость по наследству. Велвет не разочаровала их. Каждый мужчина получил по кошельку с шестью монетами; женщины — по отрезу материи, ну а дети — по мешочку леденцов. Бедняки, приходившие этой ночью в дом, уходили с полными желудками, теплыми плащами, башмаками и с кошельком на каждого. Тосты за здоровье лорда и леди Гринвудских звучали один за другим.

В полночь по всей Англии зазвонили церковные колокола, возвещая дьяволу, что Христос родился, а сатана побежден.

Этот вечер был долгим. Крестьяне вернулись в свои дома, а слуги разбрелись по постелям, чтобы хоть немного отдохнуть перед тем, как поутру опять приняться за домашние дела. Две молодые пары вышли прогуляться в сад, что разделял Гринвуд и Линмут-Хаус, Велвет, Робин и Алекс держали на руках трех маленьких дочерей Робина, привезенных из Девона специально на рождественские праздники. Так как Эйнджел в ее положении не рекомендовалось путешествовать, она предпочла послать за тремя маленькими падчерицами, чем оставлять их на попечение слуг в замке Линмут.

Все понимали — Эйнджел будет хорошей матерью. Она хорошо помнила свое сиротское детство и намеревалась дать Элизабет, Сесили и Кэтрин как можно больше любви и заботы, которых они были лишены в последнее время. Это поразило Велвет, которая сама не испытывала такой тяги к материнству. Со временем у нее и Алекса будут дети, и она будет любить их, но не сейчас, На террасе Линмут-Хауса дети были переданы слугам, а Велвет с Алексом пожелали Эйнджел и Робину спокойной ночи.

Когда они рука об руку возвращались через сад домой, Алекс проговорил с ожиданием и надеждой:

— Прелестные малышки, не правда ли?

— Да, — ответила она, ибо не было сомнения, что ее племянницы очень красивые девочки.

Он остановился у низкой ограды и, притянув ее к себе, прошептал:

— Ты уверена, что еще не беременна, любовь моя? — Его губы пощекотали ее бровь.

— Да, Алекс. Пока еще не беременна. С некоторыми это случается быстро, другим нужно определенное время, — ответила она, чувствуя себя чуть-чуть виноватой, так как прекрасно знала, что никаких детей пока быть не может.