Неожиданно в дверь громко постучали, и Адам де Мариско крикнул:
      - Эй вы, двое, выходите! Если мне сейчас не позволяется получать удовольствие со своей женой, это должно быть также запрещено хозяину и хозяйке! - И он забарабанил в дверь.
      - Адам! - Скай увещевала своего мужа, но в ее голосе слышался смех.
      Выпустив Эйден, Конн ухмыльнулся:
      - У моего зятя довольно странное чувство юмора.
      - Я плохая хозяйка, - сказала Эйден.
      - Чепуха! Предполагается, что у нас сейчас медовый месяц.
      Эйден торопливо распахнула дверь и лукаво выбранила Адама:
      - Милорд, ну и шумный же вы человек! Вы так ревете и кричите, что мне следовало бы поместить вас в конюшню! Идите же, сэр. Эрвина не любит ждать, когда она готова подавать ужин, - и, одернув юбки, величаво прошла мимо него.
      - Что это значит? - Адам бросился вслед за ней. - Вы хотите обозвать меня ослом или быком из-за того, что я реву и кричу?
      - Возможно, милорд, в вас есть немного от того и от другого, - сказала Эйден со смехом.
      И Скай, и Конн присоединились к веселью, и все четверо вернулись в большой зал.
      - Мой дорогой братец, - сказала Скай, - я так рада, что у Бесс Тюдор хватило здравого смысла ввести в нашу семью такую девушку.
      - Я тоже рад, - ответил Конн и, обняв жену, притянул ее поближе.
      - И я тоже, - добавил Адам. Он ухмыльнулся, обращаясь к Эйден:
      - Боюсь, вам придется собрать все силы, чтобы отстоять свои права в этой банде. Думаю, что самыми тихими членами этой семьи являются невестки Скай, Гвинет и Джоан.
      - 1- Нет, - поправила Скай мужа. - Гвин проявила замечательную твердость характера с тех пор, как Эван увез ее в свои поместья в Ирландию. Она командовала горничными, когда в последний раз Блек Хью Кеннелли с сыновьями совершил налет на их поместье. Эвана не было в ту ночь дома, и они знали об этом. Гвин была беременна, но, собрав вместе женщин, она прогнала прочь старого негодяя и его разбойную банду, вылив на них из верхних окон дома содержимое помойных ведер.
      - Эрвина готова подать обед, миледи, - сказал Бил, подойдя к Эйден.
      Эйден смахнула с глаз выступившие от смеха слезы и повела мужа и гостей к высокому обеденному столу, накрытому на четверых. Она и Конн, как хозяин и хозяйка дома, сели в центре. Адам сел справа от Эйден, Скай слева от Конна. Дубовый стол был застелен белой полотняной скатертью необыкновенного качества, которая, несмотря на многолетнее использование, выглядела очень привлекательно. На столе стоял витой серебряный канделябр с красивыми свечами из пчелиного воска, столовые приборы состояли не только из серебряных ложек, но и из ножей и вилок с ручками из рога. У каждого прибора стоял тяжелый серебряный кубок, украшенный резьбой из виноградных лоз и винограда, явно итальянской работы. Молодой лакей наливал темно-красное вино в каждый из поставленных кубков. Тарелки тоже были серебряными, каждая с выгравированными буквами St. M. Скай отметила, что стол накрыт красиво.
      Слуги начали появляться из кухни с блюдами, чашами и тарелками. Скай была совершенно изумлена, когда ей предложили устрицы, охлажденные, вскрытые и очень, очень свежие.
      - Где, Бога ради, ваша кухарка нашла устрицы так далеко от моря? спросила она, не в силах сдержать любопытство.
      Эйден пожала плечами.
      - Для нас всегда было загадкой, где Эрвина достает припасы. Мой отец говорил, что лучше не спрашивать, чтобы не обидеть ее. Он говорил, что до тех пор, пока у шерифа нет возражений против действий Эрвины, он тоже не станет возражать.
      - Жаль, что мы не были знакомы с вашим отцом, - сказала Скай.
      Эйден кивнула.
      - Я понимаю, и, кроме того, он уже был болен, когда вы приехали в Королевский Молверн. Вы бы ему понравились. Он всегда любил ирландцев и получил бы огромное удовольствие от красивой женщины.
      - Вы очень любили его, не правда ли?
      - Да, это так, - призналась она, - и он был так одинок после смерти моей матери. Нас осталось только двое.
      - Значит, вот почему вы не выходили замуж?
      - Я не выходила замуж, потому что мой отец никогда не пытался найти мне мужа. Всегда казалось, что впереди есть время, а потом неожиданно в один день выяснилось, что времени вообще не осталось. Как же я была расстроена, узнав, что он хочет отдать меня под опеку королевы и просит ее найти мне мужа! Никогда в своей жизни не чувствовала себя такой беспомощной. Я вдруг поняла, что заботу обо мне возлагают на какого-то незнакомого человека. Что кто-то другой, а не мой отец должен стать моим хозяином. Отец никогда не выступал передо мной в такой роли. Он только частично успокоил мои страхи, сказав, что половина его состояния останется моей и только моей, чтобы у меня была некоторая независимость от мужа. Такой поступок был необычным для отца, ведь он был старомодным человеком. Думаю, он переживал, что сам не мог выбрать мне мужа. - Она улыбнулась Конну. - Ему не нужно было бояться. Королева нашла мне хорошего хозяина.
      - Она выбрала мне добрую жену, - галантно ответил Конн, а когда их глаза встретились, в них было что-то новее, чего не было раньше. Они оба увидели это. Они оба ощутили странный, короткий рывок навстречу друг другу.
      Скай почувствовала, как слезы жгут ей глаза. "Они влюбляются, - подумала она. - Это происходит на наших с Адамом глазах". И она порадовалась не только за своего брата, но и за Эйден.
      Обед продолжался. Лакеи подходили, предлагая новое кушанье. Появилось блюдо с мелкой жареной форелью, каждая рыбка была уложена на водяной кресс-салат, и треска, залитая сливками и приправленная хересом. Был подан вкусный откормленный каплун, поджаренный до золотистого цвета и начиненный яблоками, сухарями и каштанами; утка с хрустящей темной корочкой под вишневым и сливовым соусом, нога ягненка, обложенная маленькими поджаренными луковичками; три ребра отличной говядины, которую сначала обваляли в каменной соли, а потом зажарили в собственном соку; большой слоеный пирог с кроликом из темной муки, испускающий ароматный, пар из проделанных отверстий в верхней корочке. Была подана миска свежего салата-латука, тушенного в белом вине, и еще одна миска с тушеной морковью. Вместе со сливочным маслом был подан свежеиспеченный хлеб, глазированный яйцом.
      - Ваша Эрвина замечательная кухарка, если сумела приготовить чудесный ужин за такой короткий срок, - заметила Скай.
      - В кладовой всегда много припасов, - сказала Эйден. - Мы мало веселились в последний год жизни моего отца. Но до этого никто не знал, кто может появиться у нашего порога. Это могли быть какие-нибудь родственники отца из Лондона или путешествующие купцы, которые имели дела с нашей семейной компанией. Гостеприимство отца было общеизвестно. Он и моя мать любили общество. Эрвина всю мою жизнь прослужила кухаркой в этом доме, а до нее здесь служила ее мать. Мы не так легко меняем наши привычки здесь, в Перрок-Ройял.
      Все ели с аппетитом, дамы, может быть, чуть меньше, чем джентльмены, хотя и Скай, и Эйден любили хорошо поесть. Потом в зале появилась сама Эрвина с серебряным подносом, на котором стоял затейливо украшенный небольшой свадебный торт, увенчанный сахарными женихом и невестой. Толстая кухарка сияла широкой улыбкой, сама получая удовольствие от своего искусства. Она смело подошла к столу и поставила свое подношение перед Конном и Эйден.
      - Мег сказала мне, милорд и миледи, что у вас не было времени как следует отпраздновать свадьбу, и свадебного торта тоже не было, потому что вы поженились в спешке. Мы любим вас, миледи, и хотим, чтобы вы помнили ваше свадебное торжество, хотя уже прошло несколько дней. - Потом она поклонилась, и выражение лица Эйден сказало ей, что хозяйка очень рада.
      Но первым заговорил Конн:
      - Ты прекрасная женщина, миссис Эрвина, и очень чуткая. Двор удивительное место, но ни я, ни миледи не могли по-настоящему отпраздновать нашу свадьбу до тех пор, пока мы не приехали домой, в Перрок-Ройял, к ее слугам, которые являются нашей семьей. Благодарю всех вас!
      - О конечно, Эрвина! Благодарим тебя от всей души, - только и смогла выговорить Эйден, которая была потрясена заботой кухарки.
      Конн увидел, что в зале собралось большинство слуг, и крикнул Билу:
      - Вина для всех. Бил. Мы должны отблагодарить всех за добрые пожелания.
      Бил предвидел пожелание своего хозяина, и очень быстро каждому в большом зале была выдана его доля. По команде дворецкого они подняли кубки и крикнули:
      - Долгой жизни, процветания и многих вам детей! Когда тост был выпит, Эйден и Конн разрезали свадебный торт, и каждый человек в зале получил маленький кусочек замечательного творения Эрвины. Незамужние горничные сберегли часть своих порций. Этой ночью они положат кусочек под подушку и увидят во сне свою настоящую любовь. Однако все остальные перед тем, как возвратиться к своим делам, выразили свое удовольствие громким причмокиванием. Когда в зале остались только две пары и те, кто прислуживал им, Эйден поднялась со своего места.
      - Мы провели несколько дней в дороге, пока добрались из Гринвича, сказала она, - и мне очень хотелось бы помыться до того, как лечь спать. Вы извините меня? - Потом, изящно поклонившись, она поднялась по лестнице. Войдя к себе в спальню, она с радостью обнаружила, что Мег уже предвосхитила ее желание. Около камина, в котором весело потрескивали душистые яблоневые поленья, стоялая большая дубовая лохань, наполненная водой. Пар, благоухающий лавандой, наполнял комнату.
      - О, Мег, благослови тебя Бог!
      - Разве я вас не знаю? - Немолодая служанка притворно оскорбилась. - Не то чтобы я одобряла все это ваше купание, но думаю, оно достаточно безвредно. Эй! Позвольте-ка мне помочь вам с этими кружевами, миледи. - Она непрерывно болтала, раздевая свою хозяйку, относя одежду Эйден в ее гардеробную, которая примыкала к спальне, и убирая все, кроме нижнего белья, которое она отнесет прачке. Очень быстро Эйден оказалась в лохани, сидя там на маленькой деревянной скамейке с волосами, заколотыми на макушке. Душистая вода была как раз нужной температуры и доставляла удовольствие после нескольких дней пути, когда Эйден могла вымыть только лицо и руки.
      - Это рай, Мег. Мег фыркнула.
      - Вы просто счастливы оказаться дома, миледи.
      - И это тоже, но как мне недоставало этой чудной лохани, когда мы были при дворе! Та маленькая лохань, которую мы возили с собой, едва вмещала меня, а колени всегда торчали наружу и мерзли.
      - И серебро, которое мы потратили на лакеев королевы, чтобы они доставали немного горячей воды, - продолжила Мег. - Надеюсь, вы не собираетесь вновь отправляться в дорогу. Зачем испытывать неудобства, миледи.
      - Нет, Мег. Я вообще больше не хочу уезжать из Перрок-Ройял! Зачем нам делать это? Думаю, милорд согласится со мной. Я знаю, ему понравится здесь, когда он увидит поместье и со всеми познакомится.
      Мег кивнула.
      - Он кажется разумным, несмотря на то, что ирландец. Только Пресвятая Богородица знает, что мы родом из земли мечтателей, поэтов и дураков, хотя милорд выглядит хорошим человеком. Мне нравится его сестра и ее муж. Они ласково отнеслись к вам, мой цыпленочек, а слуги болтают, что они хорошие люди. Ваш дорогой отец, пусть Господь успокоит его душу, одобрил бы ваш выбор. - Она собрала чулки и нижнее белье Эйден из стопки, в которую они были сложены. - Теперь сидите спокойно и отмокайте, миледи. Я только отдам эти вещи Леоме в стирку. Вы же знаете, как она не любит, чтобы грязное белье накапливалось. - Дверь щелкнула, когда Мег вышла из комнаты.
      Эйден глубже опустилась в маслянистую воду. Она могла поклясться, что ее высушенная за зиму кожа впитывает воду. Огонь весело потрескивал на решетке камина, а за окнами тихо стонал ветер. Завывания становились все громче, буря усиливалась. Когда наступала тишина, казалось, что она слышит, как падает снег. Скорее всего погода не изменится по крайней мере в течение еще одного дня, но теперь это мало волновало ее. Они в безопасности.
      Они дома. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза и расслабилась, наслаждаясь замечательным чувством удовлетворенности, которого она давно уже не испытывала.
      Ей было одиноко при дворе Елизаветы Тюдор. В качестве одной из королевских фрейлин она должна была быть готовой для услужения ее величеству двадцать четыре часа в сутки, все семь дней недели. Ее место на королевской службе было необременительным, однако Эйден нравилась Елизавете, что несколько выделяло ее. К тому же, будучи еще и сиротой, она не имела семейных обязанностей, которые отвлекали бы ее. Когда у нее появлялось немного свободного времени, она обычно заменяла одну из фрейлин, которой было нужно или просто хотелось уйти.
      Впервые в жизни Эйден была одинока. Она жила среди людского моря и тем не менее была одинока. Она старалась не поддерживать знакомство с графом и графиней Линкольн, боясь, что они могут узнать о том, что она богата, заявят о своем праве найти ей мужа и выдадут ее за кого-нибудь из своей семьи, присвоив таким образом ее состояние. Граф пользовался большой благосклонностью Елизаветы.
      К счастью, Клинтоны не придали особого значения Эйден, предположив, что при дворе она пробудет долго, а потому у них всегда будет возможность поступить с ней как им захочется. Элизабет Клинтон - одна из фавориток королевы, и на самом деле добрая женщина, но она ставила интересы мужа на первое место. Она постаралась сделать так, чтобы другие женщины, служившие королеве, узнали о ее родственных отношениях с Эйден, и поэтому эти дамы не обижали Эйден, как часто бывало с теми, кого не защищала какая-нибудь могущественная семья и кому недоставало богатства или влияния.
      Эйден по-прежнему чувствовала себя совершенно оторванной от всего окружающего. Образ жизни, который она усвоила, чтобы привыкнуть к этому странному и суматошному миру, частью которого она стала, на самом деле позволил ей незаметно вписаться в цветистый фон двора. Простота ее платья и отсутствие украшений подчеркивали ее некрасивость. Но иногда, когда она была в хорошем настроении, никто не верил, что это та женщина, которую они знали. Ее образование и ум не позволяли ей сходиться с другими девушками и отталкивали от нее старших женщин, у которых этих качеств не было. Только с королевой она осмеливалась становиться сама собой.
      Итак, Эйден была скромной и застенчивой в отношениях с другими. Тихая, явно бесцветная девица, которую почти никто никогда не замечал. И в результате она была одинока. Выдавались дни, когда никто вообще не заговаривал с ней, не считая общений, связанных с ее обязанностями. Если бы не ее верная Мег, которая каждый вечер потчевала хозяйку самыми последними придворными сплетнями, Эйден была бы совершенно одинока. Однако несчастной она не была. У нее не оставалось времени на то, чтобы жалеть себя, поскольку двор был слишком интересным местом и так отличался от всего, что она знала прежде. И в конце концов, двор подарил ей мужа.
      Конн... Она беспокойно заворочалась в лохани. Конн, который, как она сейчас стала понимать, был человеком гораздо более серьезным, чем представлялось, несмотря на свою репутацию шутника, дебошира. Он очень разумно распоряжался во время их путешествия, с ней обращался уважительно и ласково. Вел себя как подобает взрослому мужчине, хотя был почти на год моложе ее. И уж конечно, он не был похож ни на одного из всех, кого она знала раньше. Эйден начинала понимать, что, хотя она и выбрала самого красивого жеребца во всем табуне, может случиться так, что его будет трудно приручить. Конн не был похож на других мужчин.
      - Вода все еще теплая, душечка?
      Эйден вздрогнула, сердце ее сильно забилось при звуке его голоса. Она попыталась прикрыть руками грудь, только потом сообразив, что она скрыта водой.
      - Вода все еще теплая? - повторил Конн. Он смотрел на нее с внезапным интересом, хотя ему не было видно ничего, кроме плеч, шеи и удивленного лица.
      - Д.., да, вода вполне приятная, милорд, - запинаясь, проговорила она.
      - Хорошо! Тогда я присоединюсь к тебе. Эта прекрасная старая дубовая лохань сделана на двоих.
      Он начал срывать с себя одежду, а Эйден плотно зажмурила глаза.
      Потом внезапно она открыла их. Скай говорила, что самое интересное находится спереди, потому что там расположен мужской орган. А уж если она решила, что сегодня ночью она отдаст свою девственность мужу, она, образно говоря, должна посмотреть на свой жребий. Она хихикнула, и он с любопытством посмотрел на нее.
      - Что тебя забавляет? Предупреждаю, мадам, не вздумай шутить над моими ногами. Они слишком длинные, ручаюсь, но я не похож на цаплю, как осмеливались утверждать некоторые!
      - Я рассматривала не твои ноги, - дерзко ответила она и покраснела от своих же слов.
      Конн захохотал и сбросил рубашку. Его зеленые глаза заблестели от удовольствия, и он снова поразился, какую умную и в то же время скромную девушку он получил в жены.
      - Что же тогда, мадам, так заинтересовало тебя во мне? - поддразнил ее он, склонив набок голову и приподняв одну из своих черных бровей.
      - То, что находится между твоими ногами, - откровенно ответила она. - Я закрывала глаза каждый вечер, когда ты раздевался, но Скай говорит, что у мужчин самое интересное находится спереди. Я только подумала об этом... - Она заулыбалась и покраснела.
      Он тихо засмеялся, довольный тем, что она проявляет естественное любопытство к его телу. Слишком много девушек изображали притворную застенчивость, когда дело доходило до мужчин. Доказательством этому служили его старшие сестры в Ирландии. Озлобленные женщины с поджатыми губами, осуждавшие Скай и ее жизнелюбие, злобно оговаривающие свою сестру Эйбхлин, монашенку-лекарку, которая, по их мнению, должна была проводить жизнь коленопреклоненной в своем монастыре, вместо того чтобы бродить по стране, врачуя без разбора и богатых, и бедных; эти женщины постоянно бранили его за его веселость и развратный образ жизни, когда он единственный раз приезжал домой из Англии вместе со Скай. Даже его собственная миловидная мать никогда не вышла замуж снова, хотя он знал, что возможностей для этого у нее было достаточно. Однажды он спросил ее, почему она не вышла замуж.
      - Никто, - сказала Анна О'Малли, - не мог занять место твоего отца.
      Но потом он слышал, как она говорила своей служанке о каком-то настойчивом претенденте на свою руку:
      - Я подчинилась учению своей церкви, Бриджит, и подарила мужу детей. Четырех сыновей. Но я не хочу испытывать на себе мужскую страсть. Я никогда не получала от нее удовольствия. Ах, если бы можно было выйти замуж за мужчину и оставаться с ним просто друзьями.
      - Да, - согласилась Бриджит, - но не такова природа мужчин, миледи. Они всегда хотят совать свои фитили в тот или иной горшок с медом, а у бедной жены нет другого выбора, как подчиняться.
      Конн стащил башмаки, а потом спустил узкие штаны. Выпрямившись, он посмотрел в широко открытые глаза жены и сказал:
      - Ну, миледи, оправдал я твои ожидания или ты разочарована?
      Серьезные серые глаза Эйден осмотрели его всего от темных, как ночь, волос до пят. Он был так же красив без одежды, как и в ней. На широкой груди кудрявились густые темные волосы, узкой полоской проходящие по его животу и переходящие в густую черную копну между его длинных красивых ног. Там, как она заметила, было расположено то, что показалось ей похожей на колбаску, слегка закругленную и лежащую среди темных волос.
      - Он не очень-то большой, - невольно вырвалось у нее.
      - Ты еще не возбудила его, - ответил он и, взойдя по ступенькам в лохань, опустился по пояс в воду. Он потянул носом:
      - Лаванда? Я буду пахнуть как огород с травами!
      Раньше Эйден сидела в лохани на скамейке. Сейчас она встала со своего насеста и стала напротив него.
      - Я не приглашала тебя купаться со мной, милорд. Ты влез в лохань по своей воле. - Ее сердце бешено колотилось, и собственная смелость потрясала ее. Ее вдруг осенило, что она стоит в лохани совершенно нагая рядом с мужчиной, тоже раздетым.
      По выражению ее лица он угадал, о чем она думает.
      - Да, девушка, - тихо произнес он, растягивая слова, - отступать назад поздно. - Потом он притянул ее к себе и, склонив голову, начал целовать медленными, нежными, долгими поцелуями. Ее душистое мокрое тело расслабилось под его ласками, и, к своему удовольствию, он почувствовал, как в нем начало пробуждаться желание.
      Волосы на его груди щекотали и возбуждали ее соски, и голова кружилась от теплой воды и его объятий. Она сильно прижала ладони к его груди, пытаясь удержать его. Конн целовал уголки ее рта, заставляя ее слабеть от прикосновения его языка.
      - Эйден, - выдохнул он, - Эйден, моя сладкая, строгая женушка. - Обнимая ее одной рукой, он поднял другую руку и обхватил одну из ее грудей.
      Она напряглась от потрясения. Никто раньше не дотрагивался до ее грудей. Никто.
      - Конн! - пискнула она испуганно.
      - Все в порядке, душечка, - успокоил ее он, - Когда люди любят, они трогают друг друга, а женские груди созданы для ласки так же, как и для кормления детей. - Он ласкал ее любовно и нежно.
      Она трепетала, но теперь ей уже было не холодно и не страшно. Его руки привели ее в странное состояние, она больше не была самой собой. Конн видел, что она испугана. Будет лучше продолжать эту игру, когда они вылезут из лохани. Позже, когда Эйден станет более уверенной в себе и поймет, в чем заключаются занятия любовью, он вновь вернется к любовным играм в воде.
      - Ты очень соблазнительна, леди Блисс, - сказал он, а потом крепко поцеловал ее в губы. - Ты умеешь тереть спину?
      Эйден покраснела, но когда он убрал руки, она вновь овладела собой.
      - Да, - ответила ему. - Повернись, милорд. - И начала его намыливать.
      Ее руки были сильными, но нежными, и Конн тут же закрыл глаза. К своему удивлению, он обнаружил, что она возбуждает его своими явно невинными движениями рук. Опустив руки в воду, она намылила ему ягодицы, а потом попросила, чтобы он повернулся к ней лицом, и она могла бы вымыть ему грудь. Он смотрел на нее с высоты своего роста и улыбался. Ее лицо было очень серьезным, когда она намыливала его ароматным мылом. Он чувствовал, как начинает закипать его кровь. Боже правый! Эта девушка действительно начинает возбуждать его! Не в состоянии сдерживаться, он рывком прижал ее к себе, крепко обняв, и припал к ее губам в страстном поцелуе. У него было непреходящее желание растревожить ее притворное спокойствие, и это ему удалось. Он с силой раздвинул ее губы и его язык оказался у нее во рту, и это было первое его проникновение в нее. В первую секунду она замерла, а потом попыталась сопротивляться, вырываясь из его страстных объятий.
      - Нет! О, Конн, нет! Он заскрежетал зубами.
      - Эйден, черт возьми, ты моя жена! Я был терпелив, я старался быть терпеливым, я хочу быть терпеливым, но черт побери, женщина! Я всего лишь мужчина из плоти и крови! Ты будишь во мне дьявола, я хочу любить тебя! - Он не позволил ей высвободиться из его рук.
      Пораженная его словами, она посмотрела на него.
      - Я.., я возбуждаю тебя? - прошептала она.
      - Да.
      Ее глаза наполнились слезами, готовыми пролиться и покатиться по ее щекам.
      - О, Конн, я чувствую себя такой глупой! Быть такой невежественной в моем возрасте нелепо, но я просто не знаю, чего ожидать или что делать в любовных отношениях. Мне и страшно и не страшно. Я и хочу познать это и не хочу. Я не знаю, что делать и что думать! - Она беспомощно взглянула на него.
      Конн посмотрел в лицо Эйден, а потом поднял руку и нежно погладил ее щеку пальцами.
      - Ты до этого говорила, что хочешь заняться любовью со мной сегодня ночью, что ты готова стать моей женой. Ты по-прежнему думаешь так, душечка?
      Ей надо выбирать! У нее есть возможность передумать, но каким-то чувством она понимала, что если сделает это, то подвергнет опасности их новые хрупкие отношения. Она быстро поняла, что он хороший человек и, конечно же, терпеливый, но, как он сам сказал, он сделан из плоти и крови. Простой смертный. Не какое-нибудь совершенное существо или святой. Кроме того, последнее ее совсем не устраивало.
      - Эйден? Ты передумала?
      Она отрицательно покачала головой и увидела его облегчение.
      Выйдя из лохани, он протянул руку и помог Эйден выйти из воды. Потом, взяв полотенце, начал ее вытирать.
      - Я не мог бы поймать тебя в лохани, когда ты вся в лавандовом масле, душечка. Да ты скользкая как угорь.
      Эйден молча взяла второе полотенце с подставки, где оно нагревалось около огня, и принялась вытирать мужа. "Он простудится", - подумала она, и мысль о его объятиях и о том, что последует за ними, понравилась ей гораздо больше, чем возможность выхаживать его от простуды. Наконец они оба были вытерты, и Конна вдруг осенило, что он впервые рассматривает женщину, которая была его женой уже целую неделю. Он никогда не видел ее нагой. Он ласково отстранил ее от себя и стал неторопливо рассматривать ее тело, широко открывая глаза в радостном удивлении от увиденного.
      - Черт возьми! - сказал он, посмеиваясь. - Это же просто смешно, Эйден! Какая прекрасная шутка!
      - Что? - Лицо ее снова горело, и она почувствовала себя оскорбленной его словами и смехом. Почему она вызывала у него смех? Она потянулась, чтобы взять влажное полотенце и прикрыться, но он отшвырнул его, тихо выругавшись.
      - Проклятие, душечка! Не прикрывайся. Ты самая красивая женщина из всех, кого я видел, и если я доживу до ста лет, не думаю, что смогу наглядеться на тебя.
      Ее лицо сморщилось, и она заплакала.
      - О чудовище! О животное! Зачем ты издеваешься надо мной? Я считала тебя добрым человеком, Конн, но ты не такой! - Она сильно ударила его кулаком. - Ты не такой!
      Удивленный, он протянул руки, чтобы обнять ее и успокоить.
      - Эйден, в чем дело? Чем я обидел тебя?
      - Ты сказал, что я красива, а мы оба знаем, что меня едва ли можно назвать просто некрасивой, - рыдала она.
      - Если говорить о лице, это так, моя милая жена, - согласился он, - но, Эйден, Творец сыграл замечательную шутку. Хоть твое лицо не очень красиво, у тебя, без сомнения, самое красивое и безукоризненное тело, которое я когда-либо видел, а ты должна поверить мне, когда я говорю это, ведь я видел множество красивых тел.
      - Что? - ахнула она. - Что такое ты говоришь? В ответ он почти протащил ее через комнату и поставил перед зеркалом.
      - Посмотри, душечка! Ты прекрасна!
      Она уставилась на обнаженное тело в зеркале. Она никогда не видела себя голой, но зрелище, представшее ее глазам, не было неприятным, просто слегка шокирующим. Бессознательно она распрямила плечи и пристально посмотрела на отражение в зеркале. Ее ноги и руки были удивительно изящными и длинными. Тело тоже было длинным, тонкая талия переходила в соблазнительно округлые бедра. Она была широкой в кости и приятно полной. Маленький круглый живот был почти незаметен, а может быть, так казалось от отсветов пляшущего пламени. Серые глаза Эйден медленно поднялись к грудям. Они были не очень большими и не очень маленькими, их можно было назвать мягкими, совершенной формы шарами теплой плоти с очаровательными розовыми сосками, которые стояли совершенно прямо из-за холода в комнате.
      Она вопросительно посмотрела на его отражение в зеркале.
      - Ты говоришь мне, Конн, что никогда не видел женщину красивее меня? Это правда? Это не просто желание мужа доставить удовольствие своей жене, желание уложить ее в кровать?
      - Это правда, душечка моя, клянусь в этом! - ответил он. - Я никогда не видел никого с таким прекрасным телом. - Потом он снова усмехнулся. - Если ты окажешься еще и страстной, жена моя, я никогда не буду просить Творца ни о чем другом. Клянусь Пресвятой Богородицей!
      Смех заклокотал у него в горле и раскатился по тихой комнате.
      - О, Конн! - сказала она, растягивая слова от радости. - Какой же ты еще мальчишка.
      - Но от мужчины во мне тоже более чем достаточно для тебя, Эйден, обещаю, - пробормотал он, обняв ее за талию и наклоняясь, чтобы поцеловать ее плечо. Когда его губы коснулись ее кожи, у нее перехватило дыхание. Ей казалось, что его губы обжигают ее, оставляя горячие следы на ее коже. Его руки скользнули вверх и обхватили круглые груди, теплые сильные пальцы ласково терли ее плоть, раздражая соски.
      - Сладкая, - прошептал он ей в ухо. - О, моя Эйден, какая же ты сладкая!
      Его прикосновения больше не потрясали и не пугали ее. Она с любопытством смотрела в зеркало на его действия. И в самом деле, его прикосновения, казалось, перестали сковывать ее. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, отдаваясь приятным ощущениям, которые доставляли ей его руки, унося ее в волны зарождающейся страсти.
      - Конн, - прошептала она, медленно поворачиваясь к нему и обнимая его за шею, потому что чувствовала слабость в ногах.
      Он прекратил ласкать ее только на минуту и снова поймал ее губы в еще более нежном поцелуе, а потом, держа ее на руках, как в люльке, пересек спальню и осторожно положил ее на их кровать.
      - Эйден? - спросил он тихо в последний раз.
      - Разве ты не сказал сам, что возврата быть не может? - пробормотала она и, протянув руки, увлекла его к себе.
      С мучительным стоном он упал на кровать и, перекатившись, притянул ее к себе. Это было невероятно, но желание так быстро охватило его, что только его внутренний голос напоминал ему, что нужно проявить терпение. Если он искусно посвятит ее в тайны любви, это в дальнейшем определит успех в их любовных играх. В его мозгу звучал голос Пегги Бреди, которая так хорошо помогла ему понять, какой приятной может быть чувственная страсть. Медленно, Конн, мой дорогой. Помни о том, что женщина подобна тонкой лютне.. Если ты хочешь добиться от нее самой лучшей мелодии, ты должен играть нежно и умело на ее тонких струнах.
      Он чувствовал выпуклости ее грудей своей мускулистой грудью. Открыв глаза, он увидел, что она смотрит на него взглядом, в котором смешались застенчивость и любопытство. Он протянул руку и распустил ее волосы, которые были заколоты на макушке. Медные пряди рассыпались, и он запустил руку в их шелковистость, выбрав один локон, который пропустил между двумя пальцами и поцеловал. От волос исходил слабый аромат лаванды.