— Как и у тебя, Эйден, когда-то у меня тоже был муж-мусульманин. Ни один наш ребенок не был бы принят в нашем обществе, и тем не менее моя старшая дочь, Виллоу, является весьма уважаемой женщиной, не так ли?

— Виллоу дочь Халид эль-бея? — Эйден была поражена признанием Скай.

— Да, — спокойно сказала Скай, — и я настаиваю, чтобы ты сохранила эту тайну, Эйден. Даже Виллоу не знает, что ее отец — Великий Прелюбодей Алжира. Для ее душевного спокойствия я приписала Халиду европейское происхождение, кое-что изменив, и, как видишь, и она, и все вокруг удовлетворились моими объяснениями. Виллоу родилась здесь, в Англии, и, несмотря на то, что ее мать ирландка, а отец испанец, в которого превратился алжирский бей, она больше всех из моих детей походит на англичанку. — Скай засмеялась. — Странно, что это идет ей, хотя, убей меня, я не понимаю почему. — Она стиснула руки Эйден. — Если твой ребенок не родится точной копией своего отца, определить, кто из трех мужчин является его отцом, невозможно. Не отвергай своего ребенка из страха, что его отцом может быть Мюрад. Ребенок не отвечает за родителей. Что касается Конна, я думаю, ты согласишься со мной, что он добрый человек. Он поймет, что и ты и дитя являетесь невинными жертвами обстоятельств, и, кроме того, существует весьма большая вероятность, что отец ребенка — он.

— Ты действительно так считаешь? — Эйден с надеждой посмотрела на Скай.

— Да, — сказала Скай и, увидев выражение облегчения на лице Эйден, была рада, что ответила утвердительно, хотя по правде говоря, сама не знала, какова вероятность того, что отцом ребенка является ее брат.

— Я была так напугана, — сказала Эйден. — Всего несколько дней назад до меня дошло, что я беременна. Я не особенно хорошо чувствовала себя по утрам в последние несколько дней, и мои соски неожиданно стали болеть. Когда я поняла, что беременна, я тут же сообразила, что не могу быть уверена, кто отец ребенка. Я страшно испугалась.

— Можно понять, — сухо заметила Скай, — но я действительно считаю, что сейчас ты должна поговорить с Конном. Великий Боже, Эйден, я никогда не видела мужчину, так влюбленного в женщину, как мой брат влюблен в тебя. Ты полностью приручила этого повесу. Он будет просто счастлив услышать твою новость, и я готова побиться об заклад, что ему никогда не придет в голову, что отец ребенка не он.

— Но я должна рассказать ему, — сказала Эйден. — Я скорее сама умру, чем обижу Конна. Если это будет сын и окажется, что его отцом является не Конн, будет непорядочно объявить его наследником моего мужа. Конн должен знать правду и принять решение — хочет ли он признать этого ребенка своим. Если нет, тогда я уеду, рожу его и отдам ребенка в достойную семью.

— Он не отвергнет ни тебя, ни ребенка, — с уверенностью сказала Скай. Она знала своего брата, он был добрым человеком.

— Позови его, прошу тебя, — попросила Эйден. Скай кивнула и, выйдя из комнаты, торопливо сбежала по лестнице, чтобы разыскать брата и привести его к жене. Эйден бросилась к комоду, вытащила оттуда чистую ночную сорочку из белого шелка со светло-розовыми лентами и надела ее, скинув измятую сорочку, которая была на ней. Потом, взяв щетку из свиной щетины, она яростно стала расчесывать свои спутанные волосы, пока не привела их в порядок и ее серьезное лицо не стали обрамлять мягкие завитки. Она услышала знакомые шаги Конна на лестнице и, схватив склянку с лавандовой водой, надушила за ушами, запястья и ямочку на шее. Она только успела поставить склянку на место, как отворилась дверь, и, повернувшись, она оказалась лицом к лицу с мужем.

Конн растерянно мялся в дверях, не решаясь обнять ее, и Эйден не сдержала улыбку, припомнив правдивые слова Скай. Он действительно любил ее, и уверенность в этом придала ей смелости, в которой она очень нуждалась, чтобы откровенно поговорить с ним.

— У меня будет ребенок, — тихо сказала она и стала ждать, какой эффект произведут на него эти четыре простых слова.

Его красивое лицо просияло от радости, но потом он помрачнел.

— Ты огорчена этим, милая? Вот почему ты была не в настроении сегодня?

Она чуть не рассмеялась: «Не в настроении? Проклятие! Как скромно сказано!» — но ответила серьезно:

— Я никогда бы не могла быть несчастной, забеременев от тебя, мой обожаемый муж. Ты не представляешь, как я горевала, когда потеряла нашего первого ребенка, ребенка едва зачатого и бесследно исчезнувшего, и тем не менее слава Господу, что мне не пришлось вынашивать этого ребенка в рабстве, Конн! Нет, моя любовь, меня беспокоит не беременность, просто я не могу быть уверенной, твой ли это ребенок. — И она рассказала ему о своих сомнениях, закончив словами:

— Тебе нет нужды признавать этого ребенка, Конн. Я могу уехать, когда мое состояние нельзя будет скрыть, мы придумаем какой-нибудь разумный предлог. Ребенка можно будет отдать на воспитание в хорошую семью, как поступают с другими незаконнорожденными богатые родители.

— Ты этого хочешь, Эйден?

"А чего хочется мне?» — подумал он. Смысл сказанного ею постепенно доходил до него. «Я не могу быть уверенной, что это твой ребенок», — сказала она. Если она не была уверена, мог ли быть уверен он? Хотел ли он действительно растить сына другого мужчины? Признать его своим наследником? Боже, помоги ему! Он любил ее всем сердцем, но не был уверен, хочет ли он этого.

— Нет, я не буду навязывать тебе этого ребенка, Конн. Что, если это будет сын? Я не могу навязывать тебе сына другого мужчины в качестве наследника.

— Ты сама сказала, Эйден, что не можешь быть уверена в том, мой ли это ребенок, но вполне вероятно, что он может быть моим, и, говоря честно, дорогая, я хотел бы поверить в это. Мы больше не будем выслушивать весь этот вздор относительно твоего отъезда или о воспитании нашего ребенка на стороне, Эйден. Этот ребенок наш. Он родится здесь, в Перрок-Ройял, как и полагается, и я буду любить его и избалую, вероятно, больше меры.

"Храбрые слова, старина Конн», — подумал он, но, увидев явное облегчение в ее глазах, он заставил себя слегка улыбнуться. Улыбка стала шириться, когда она выбранила его в своей обычной манере.

— Я не позволю портить наших детей, Конн, — сказала она строго. — Они должны быть крепки умом и телом и учиться бороться за свое место в жизни.

— Я намерен баловать их, — сказал он, — так же, как я балую тебя. — И, преодолевая их отчужденность, он обнял ее и страстно поцеловал, отчего у нее слегка закружилась голова. — Я люблю тебя, Эйден. Я всегда любил тебя, и я буду продолжать повторять это снова и снова до тех пор, пока ты полностью не успокоишься, моя дорогая. А теперь, если ты не чувствуешь себя усталой, я хочу, чтобы ты оделась и спустилась вниз к ужину отпраздновать со мной предстоящее рождение нашего первенца, который родится… — Он запнулся и наклонил набок свою темноволосую голову. — Когда?

Впервые за последние несколько дней Эйден засмеялась, и смех ее был счастливым.

— В конце зимы, — сказала она. — Возможно, в начале марта. — Она застенчиво улыбнулась ему. — У нас есть еще время, милорд, чтобы заняться любовью. — И она слегка покраснела.

Он крепко обнял ее и страстно простонал ей на ухо:

— Эйден, дорогая, это правда?

Она смотрела на него, и он был поражен, увидев новое выражение ее сияющих серебристо-серых глаз.

— Дорогой Конн, пока мы тут договаривались насчет ребенка, я поняла, что очень глупо продолжать отказываться от взаимного удовольствия из-за жестокости и извращенности одного человека. Не ты, муж мой, обидел меня, а я заставила тебя страдать из-за того, что сотворил со мной султан. Для меня это будет все еще нелегко, Конн. Мне кажется, что во мне больше нет чувств, что я вообще не понимаю их. В моих венах страсть как будто застыла, но возможно, что со временем твоя любовь сумеет растопить мое сердце. Я молюсь об этом, Конн, потому что люблю тебя.

Он прижал ее к груди, вдыхая слабый запах духов, все больше и больше убеждаясь в том, что она не сумасшедшая. Она была всего лишь его несчастной, оскорбленной Эйден, и его обязанностью как мужа было вернуть ее в прежнее состояние. Он долго гладил ее мягкие, густые волосы, а потом сказал:

— Одевайся и спускайся к ужину, любимая. Тебе помочь?

Взглянув на него, она увидела неподдельную радость в его глазах и, приподняв уголки рта в улыбке, сказала:

— Будет лучше, если мне поможешь ты. Старушка Мег будет суетиться и дергать меня так, что мне в конце концов захочется визжать. Но ты можешь обойтись без шалостей, Конн? — Сделав шаг назад, она ухватилась за подол своей рубашки, стянула ее через голову и отбросила в сторону. — Ну? — спросила она.

Почему, подумал он, всякий раз, когда он видит ее, ее тело кажется ему еще красивее?

Он хотел предложить ей послать к черту ужин и повалить ее на кровать, чтобы вволю нацеловаться и наласкаться. Ему хотелось кликнуть Мег, попросить ее спуститься в Большой зал и сказать его сестре и ее мужу, что они могут уезжать домой.

— Ну? — повторила Эйден.

Вздохнув, он открыл комод с ее нижними юбками, сорочками и, вытащив необходимые предметы туалета, начал помогать ей одеваться.

— Не вздумай когда-нибудь сказать, — усмехнулся он, вновь обретая чувство юмора, — что я человек, который не умеет контролировать себя, мадам. Это величайшая жертва, которую я приношу во имя соблюдения правил приличия.

Эйден засмеялась.

— Ты мог предложить Скай и Адаму уехать домой, — лукаво сказала она, — но это будет неприлично, потому что именно из-за меня они не смогли пообедать дома. — Она натянула тонкие вязаные шелковые чулки, намеренно выставляя на обозрение длинные и изящные ноги. Вручив ему свои шелковые подвязки, она протянула ему ногу.

Конн медленно натянул первую подвязку на ногу жены до бедра, завязав ее туго, но не слишком, а потом озорно поцеловал мягкую кожу с внутренней стороны бедра. Услышав удивленный возглас, вырвавшийся у нее, он улыбнулся и занялся второй подвязкой, наклонив голову, чтобы она не заметила его улыбки. Потом поцеловал второе бедро.

— Дьявол, — пробормотала она, но в голосе ее не было укора. Потом она отошла и выбрала себе платье мягкого коричневого шелка, которое он помог ей застегнуть. Соблазнительный вырез платья закрывали кремовые кружева, такие же кружева на рукавах скрывали кисти рук.

Конн обнял ее пока еще тонкую талию и несколько раз пылко поцеловал теплые, пушистые завитки на шее.

— С гораздо большим удовольствием я бы раздевал тебя, Эйден, а не одевал.

К своему удивлению, она почувствовала, как ее рот расплывается в улыбке.

— Ты наглец, — выбранила его она. — Иди и скажи своей сестре, что я скоро спущусь. Я вижу, что соблазнить тебя, милорд, не составляет труда, но я не хотела бы, чтобы подверглось сомнению гостеприимство нашего дома.

Усмехнувшись, он отпустил ее и ушел, оставив ее причесываться и выбирать украшения. Скай с облегчением вздохнула, когда увидела, что он входит в Большой зал, все еще весело ухмыляясь.

— Эйден говорила с тобой? — спросила она, гадая, все ли ее невестка рассказала ему.

— Конечно, — ответил он. И, подойдя поближе к Скай и Адаму, заговорил вполголоса, чтобы слуги, накрывавшие на стол, не могли услышать его:

— Но я уверен, что ребенок мой. Как бы там ни было, ее вины в этом нет, а что еще, черт возьми, я могу сделать? Я люблю Эйден, и я не хочу, чтобы она была несчастлива, не хочу снова расставаться с ней.

Скай почувствовала, как ее сердце разрывается от нахлынувшей любви к младшему брату, ее глаза затуманились от слез, и она крепко обняла его.

— Это за что же? — спросил он.

— За то, что ты, Конн, оказался настоящим мужчиной и братом, которым могла бы гордиться любая сестра, — объяснила она.

— Я не святой, — напомнил он ей. — Я боюсь, Скай. Боюсь, что он родится похожим на другого мужчину. Но что я могу сделать? Ребенок может быть и моим, и я не позволю, чтобы Эйден огорчалась из-за того, что произошло не по ее вине!

Адам де Мариско кивнул.

— Ты мудр. Эйден достаточно настрадалась. Бедная девочка! Всего два года назад она прибыла ко двору маленькой деревенской мышкой. Какой же наивной она была! Ну ладно, Конн, сейчас все позади. Кевен Фитцджеральд давно исчез, и, слава Богу, ты получил свою жену обратно.

— Как бы мне хотелось добраться до этого проклятого ублюдка! — гневно воскликнул Конн. — Он заслуживает смерти за свои деяния. Каким нужно быть мерзавцем, чтобы продать в рабство родного человека?

— Возможно, есть способ добраться до него, — медленно сказал Адам. — Было установлено, что он работал на испанцев. Бывший шпион Испании, Антонио де Гуарас, который сидит в Тауэре с 1577 года, был пойман на том, что обменивался посланиями, которые посылались ему в кожаных мешках с вином, регулярно доставляемых в Тауэр коменданту. В поставляемой партии всегда был один пустой мешок, который кто-то из тюремщиков, человек, сочувствующий папизму, извлекал и относил де Гуарасу. Отсылать ответную записку в пустых мешках было еще легче. Де Гуарас придумал шифр, довольно несложный, который шпионы Уолсингема разгадали. Вот так Сесил убедился, что ты невиновен. Кажется, брат Антонио де Гуараса, Мигель, был связан с Кевеном Фитцджеральдом. Целью заговора было подорвать доверие королевы к О'Малли с Иннисфаны, потому что братья Скай опустошали Испанский Мейн, а торговая компания Скай и Робби отнимала жирные куски не только у испанцев в Леванте, но и в Ист-Индии. Испанцы и португальцы, конечно, рассматривают Ист-Индию как свою частную собственность. В устройстве заговора чувствовалась неуклюжая рука посла де Мендозы. Бог да поможет этому человеку, потому что, помимо всех других качеств, ему недостает хитрости. Он даже хуже, чем де Спес, хотя, должен заметить, его манеры чуточку лучше. Сесил и Уолсингем узнали из записок де Гуараса, что Кевен ускользнул с братом Гуараса, Мигелем, в Испанию, где король должен наградить его землей и найти ему жену. Деньги, которые получил Кевен от продажи Эйден, должны были пойти на финансирование нового начинания нашего господина Фитцджеральда в Испании.

— Значит, он в Испании, — задумчиво сказал Конн.

— Да, — сказал Адам.

— В каком месте?

— Мы еще не знаем, но можно приказать нашим шпионам выяснить это. Тебе это хочется знать? Конн кивнул.

— Я хочу, чтобы этот ублюдок сдох, — угрюмо сказал он. — Это по его вине Эйден пришлось так мучиться. Это по его вине ни я, ни моя жена никогда не узнаем, действительно ли я отец нашего первого ребенка. Да, я хочу, чтобы этот ублюдок умер! Он человек без принципов, и у меня нет повода для милосердия. Он не проявил милосердия ни ко мне, ни к Эйден. Он решил сделать так, чтобы меня казнили за преступление, которое я не совершал, а потом женился бы на моей жене. Когда он узнал, что его план сорвался, он расправился с Эйден безжалостным и жестоким способом. Нет, я не буду чувствовать сожаления, если он умрет. Жаль, что я не могу убить его сам.

— Я тоже хотела бы получить такую возможность, — сказала Эйден, подходя к нему. — Думаю, что смогла бы легко убить кузена Кевена голыми руками. — Она помолчала, как бы в раздумье, а потом сказала:

— Мой дед может знать, где Кевен. Я напишу ему, и если он поддерживает связь с Кевеном, как разозлится этот ублюдок, узнав, что я вернулась домой. Это может заставить его выползти из укрытия. Мы, конечно, не скажем деду правду о моих приключениях, но я горю жаждой мщения даже больше, чем ты, мой дорогой Конн. Как бы сильно ты ни любил меня, ты не можешь себе представить, чего мне стоила его подлость. Чего стоило это нам обоим!

Конн задумчиво посмотрел на жену.

— От одного письма вреда не будет, — сказал он, — и для тебя это не опасно, моя любовь. Кевен не смог убить нашу любовь, но это стоило нам времени и ребенка.

— И все же, — мудро заметила Скай, — ваша любовь стала еще сильней, несмотря на все ваши беды. Не тратьте время на бесполезную ненависть, мои дорогие. В конце концов Кевен будет наказан. Сказано же, что истинное отмщение принадлежит Богу.

— В данном случае, — ответила Эйден, — я хотела бы, чтобы Бог позволил мне сделать это самой.

— Поосторожней, — пошутил Адам, — вдруг твое желание исполнится. Судьба иногда выкидывает странные шутки. Я не думаю, чтобы вы хотели иметь на своей совести убийство человека.

— Наверное, нет, — согласилась Эйден, а потом улыбнулась. — Давайте больше не будем говорить о Кевене Фитцджеральде. Это заставляет меня чувствовать себя несчастной, а я сейчас не хочу быть несчастной. Адам, Скай и Конн уже знают, а вы нет, дорогой брат. У меня будет ребенок! Разве это не счастливая новость?

Темно-синие глаза Адама де Мариско потеплели от радости.

— Ребенок, говорите? — сказал он. — Да, Эйден, это и впрямь хорошая новость! Велвет и Дейдра будут рады узнать, что у них появится еще один родственник. — Подойдя к высокому буфету, где стоял кувшин ароматного бургундского с виноградников Аршамбо, он налил четыре кубка и раздал их собравшимся. Потом поднял свой кубок и сказал:

— Тост за новое поколение Сен-Мишелей! Долгой вам жизни! Здоровья, благополучия не только этому ребенку, но и всем вашим детям!

Конн обнял жену и, глядя в ее обращенное к нему лицо, с воодушевлением добавил:

— Аминь!