Глава 11

Султан принимал принца Явид-хана, посла Крымского ханства, в саду, прилегающем ко дворцу. Хотя уже стемнело, сад был ярко освещен факелами и фонарями, вывешенными у фонтанов, вдоль дорожек и на деревьях. Сад был красив и ухожен, дорожки засыпаны девственно-белой мраморной крошкой. На лужайке стоял большой навес из резного позолоченного дерева, сиявшего в свете фонарей, будто чистое золото. Под навесом поставили огромный диван, обитый алым атласом, расшитым золотыми звездами. На диване сидели султан Мюрад и его почетный гость.

Сыну Hyp У Бану было около тридцати пяти. Он был худощав, среднего роста, с томными черными глазами и бледной кожей. Волосы и коротко стриженная борода — светло-рыжие. В отороченном черным мехом халате, на золотой парче которого выделялись бархатные тюльпаны, он являл вид настоящего восточного владыки. На голове красовался тюрбан из шитой золотом материи, украшенный огненными рубинами, с золотым эгретом посредине, вставленным в держатель из чистого золота.

Слева от Мюрада сидела его мать, великолепная в своем темно-синем широком платье, расшитом золотой нитью, жемчугом и бриллиантами. На голову она накинула вуаль из золотистой кисеи, прошитой искрящимися металлическими нитями. На груди — цепь из бриллиантов и изысканных жемчужин. Она использовала свое положение матери султана и не закрыла лицо, хотя этого не сделала ни одна из наложниц султана. Мюрад получал удовольствие, показывая новому послу Крымского ханства прославленных красавиц своего гарема. Обычно он не допускал такой вольности, но гостя принимали на его собственной половине. Кроме султана, Явид-хан был здесь единственным настоящим мужчиной. Рядом с диваном, на более низком сиденье, сидела окруженная разноцветными бархатными подушками его красавица жена Сафия вместе с полудюжиной других его любимиц, женщин, которые нравились ему в постели. Их называли «счастливицами». Некоторые из этих женщин даже родили ему дочерей. Они были похожи на ослепительных разноцветных бабочек. Сафия сидела ближе всех, прислонив голову к колену султана. Сегодня султанша была одета в зеленое и золотое.

Среди клумб с розами стояли высокие клетки с певчими птицами. Женщины гарема в красивых одеяниях прогуливались рука об руку по дорожкам, восхищаясь сентябрьскими цветами и лакомясь фруктовым шербетом и вкусными сластями. Этот спектакль никто не мог оценить лучше, чем Явид-хан.

— Я бы хотел, — сказал он султану, — чтобы все мои вечера в Стамбуле были такими же приятными. Но как может такой, как я, надеяться на подобное совершенство, мой повелитель?

Мюрад улыбнулся. Он не был глупцом, но изысканную лесть любил.

— Я собирался сделать все, чтобы для тебя эта ночь стала еще более приятной, Явид-хан, — сказал он. — Я знаю, что ты приехал в Стамбул без своих женщин. Так ли это?

На мгновение губы Явид-хана затвердели, но потом он сказал:

— Именно так, мой господин.

— Значит, — усмехнулся Мюрад, — сплетни оказались правдой, Явид-хан. Ты и в самом деле хочешь воспользоваться нашими знаменитыми рынками рабов. На Большом Базаре можно найти много красавиц, самых разных. Там есть невероятные женщины! Все, начиная от двенадцатилетних девственниц до опытных женщин. Есть женщины на любой вкус. Иногда я тайком хожу туда не покупать, а просто посмотреть на выставленную там красоту.

— Я не помню, чтобы ты когда-нибудь вернулся оттуда, не сделав хотя бы одной покупки, которая делала бы тебе честь, — усмехнулась валида. — Мой сын — коллекционер, он собирает красоту. Разве это не так, мой лев?

Он улыбнулся ей ласковой улыбкой, с видом мальчишки, которого поймали на краже фруктов из сада.

— Увы, Явид-хан, моя мать не обольщается на мой счет. И она права.

— Твоя слава идет впереди тебя, мой повелитель. Мой отец разыскивает самых красивых девушек, чтобы каждый год посылать тебе дань, — ответил принц.

— Когда мы узнали, что ты приехал один, не считая немногих слуг, — сказал султан, — мы решили, что должны помочь тебе собрать новую коллекцию красавиц. Как раз сегодня прибыл корабль от дея Алжира, и среди даров, которые он послал мне, есть красивая женщина, которую я собираюсь подарить тебе.

Мюрад посмотрел на главного евнуха, стоящего за его спиной.

— Приведи женщину, Ильбан-бей, — приказал он. — Она — редкостное создание, — добавил он, повернувшись к принцу, — знатная английская женщина, взятая в плен берберийским кораблем. Я люблю свою жену, а у нее рыжие волосы, вот потому мне часто присылают женщин с рыжими волосами. Они редко встречаются в наших землях. Конечно, это делается для того, чтобы сделать мне приятное, но никто не может заменить мою совершенную жемчужину, — закончил он, проводя рукой по волосам Сафии.

Явид-хан улыбнулся и теплыми словами поблагодарил султана. При этом подумал, что как раз сейчас женщина — совсем не то, в чем он нуждается и чего хочет. Тем не менее при сложившемся положении отвергнуть подарок невозможно.

— Не благодари, пока ты ее не видел, — сказал султан, широко улыбаясь. — Поблагодаришь меня потом. А когда она родит тебе сына, ты еще больше будешь благодарить меня. Говорят, англичане — отважная, красивая и умная нация. Некоторые из них уже много лет приезжают в Левант торговать, но скоро я дам позволение на открытие посольства. Знаешь ли ты, что Англией правит королева-девственница? Забавно. И тем не менее они такие же, как мы с тобой.

— Я мало знаю об англичанах, — ответил Явид-хан. — В Крым они не приезжают.

Вдруг раздался голос султанского глашатая, обращенный к гостям:

— Молчание! Молчание! Наш повелитель, султан Мюрад III, защитник веры и тень Аллаха на земле, будет показывать свой подарок, знак уважения новому послу Крымского ханства, принцу Явид-хану, сыну великого хана Девлета, правителя Крыма! Молчание! Смотрите и восхищайтесь щедростью нашего великого султана Мюрада III. Пусть покажут дар!

— Пусть покажут дар! — эхом отозвался гарем. Из дальнего, затемненного конца сада, с центральной дорожки, лежащей между рядами роз, послышался шорох гравия под загрубелыми пятками рабов. Затем, сначала в полумраке, а потом в полосе света фонарей, освещающих лужайку, показалась четверка необыкновенно высоких, очень горделивых и красивых черных рабов, одетых в белые панталоны, с леопардовыми шкурами, свисающими через одно плечо. Они несли паланкин из чистого серебра, закрытый разлетающимися занавесками из кисеи бледно-золотистого цвета с металлической нитью. Подойдя к дивану, где ожидали султан и его гость, они остановились и бережно поставили паланкин на землю перед своим повелителем и господином. Как джинн, из ниоткуда появился Ильбан-бей. Он медленно подошел к паланкину, протянул похожую на птичью лапку руку и отдернул занавески с одной стороны.

Наступила выжидательная тишина, когда главный евнух вывел из паланкина плотно закутанную женщину. Он подвел ее и поставил напротив султана и принца. Потом, дав им минуту, чтобы они могли рассмотреть ее, снял тонкую золотистую чадру, закрывавшую ее лицо, и такое же покрывало с головы. Затем главный евнух снял с Эйден длинный плащ, а потом и короткий корсаж, обнажив ее грудь. После этого он отступил назад.

— Ну, мой друг, — сказал султан, — вот мой дар. На его губах играла улыбка, а голос звучал весело для окружающих. Но и валида, и жена султана услышали в нем что-то такое, чего не услышали другие. Мюрад недоволен. Бросив на него быстрый взгляд. Hyp У Бану увидела, что его глаза похотливо осмотрели Марджаллу.

Ему явно жаль терять привлекательную англичанку, но теперь он ничего не мог сделать. Явид-хан коротко;, взглянул на Эйден.

— Она очень красива, мой господин, и это очень щедрый дар, — сказал он.

— Сегодня ты возьмешь ее с собой в свой дворец, друг мой, — сказал султан. — Она не девственница, как сказали мне, поэтому ты можешь сразу же получать удовольствие с ней.

Он махнул рукой Ильбан-бею.

— Проследи, чтобы она была готова к поездке, — приказал он.

Главный евнух поклонился и, надев на Эйден ее корсаж, дал рабу знак поднять остальные одежды и торопливо увел ее. Когда гости не могли его слышать, он сказал:

— Ты поедешь с принцем на его каике. Его дворец находится на берегу, к северу от города. Джинджи с твоими вещами уже отправили туда. Сейчас я оставлю тебя с Омаром, — он махнул рукой евнуху, который тенью шел за ними. — Мне нужно торопиться, чтобы определить девушку, которая будет делить ложе с повелителем Мюрадом сегодня ночью. Он очень огорчился, лишившись тебя. Здесь валида и я немного ошиблись. Ты сразу же понравилась султану. Может быть, это потому, что ты похожа на изваяние, Марджалла. Удачи тебе с Явид-ханом, и помни, что ты — дар султана. Если принц останется доволен тобой, знай, у тебя в гареме будут влиятельные друзья. Понимаешь, о чем я говорю?

— Да, господин, понимаю, — ответила Эйден. К ее удивлению, Ильбан-бей потрепал ее по руке и торопливо ушел.

— Его хорошо иметь в друзьях, — сказал Омар.

— Я думаю, что врагом его иметь опасно, ответила она.

Омар кивнул.

— Ты не глупа, Марджалла, — сказал он, помогая ей надеть плащ, закрывая ей волосы и завешивая лицо чадрой.

Проведя ее через лабиринт сада с помощью белокожего мальчишки-пажа, который освещал им дорогу, неся пылающий факел почти такой же величины, как и он сам, он привел ее к пристани, где стояли дворцовые лодки и где их ждала лодка принца.

— Здесь ты будешь в безопасности, — сказал Омар, помогая ей забраться в лодку. — Пусть сопутствует тебе удача!

Потом повернулся и грубо заговорил с гребцами принца. Она улавливала слова: «женщина принца… смотрите за ней хорошенько… султан в ярости…"

Омар ушел, торопливо поднявшись по покатому склону в дворцовый сад.

Она осталась одна. Гребцы не осмеливались даже тайком поглядывать на нее, ведь она — собственность их господина и, стало быть, не предназначалась для их глаз. Ей ничего не оставалось, как сидеть и ждать принца Явид-хана, вершителя ее судьбы. Она не разглядела его, ведь и Hyp У Бану, и Сафия предупреждали ее, что ей следует держать глаза скромно опущенными. Мюрад фанатично относился к правилам поведения, а в Оттоманском мире воспитанная женщина в подобном положении глаз не поднимала. Однако из-под ресниц Эйден бросила взгляд на принца, но единственное, что удалось заметить, — он не Стар и не уродлив.

Она осмотрела каик, в котором сидела. При свете факелов, горевших на мраморной пристани, около которой стояли лодки, можно было кое-что разглядеть. Она не очень хорошо рассмотрела наружные борта каика, но ей показалось, что они покрыты темным лаком, а декоративная резьба инкрустирована пластинками из золота. Уключины лодки — серебряные, как и рукоятки весел. Посмотрев вверх, она увидела голубые, синие, серебряные и золотые полосы лодочного тента. Низкое сиденье внутри обтянуто темно-синим шелком и обложено подушками таких же цветов, которые были на тенте. Эйден вздохнула и подумала, долго ли ей придется сидеть и ждать Явид-хана. Неожиданно для себя она заснула, убаюканная мягким покачиванием лодки.

Явид-хан долго смотрел на женщину, спящую в его каике. Темный шелк дивана оттенял ее светлую кожу. Обычно суровые черты его лица смягчились улыбкой. Как спокоен ее сон, но ведь, в конце концов, у нее не было страшных воспоминаний, которые населяли его сны. Он вошел в лодку и тихо приказал гребцам:

— Поехали.

Умело маневрируя, гребцы вывели каик в главный пролив, называемый Босфором. Потом спокойными и ритмичными движениями погребли на север, туда, где Босфор заканчивался, вливаясь в Черное море. На этом месте и стоял дворец Явид-хана, обращенный в сторону его родины, Крыма.

Он посмотрел на Эйден, протянул руку и потрогал один из ее локонов. Волосы были похожи на расплавленную медь и мягки на ощупь. Он не знал, какого цвета ее глаза, но мать султана уверяла его, что они светлые. Не такие небесно-голубые, как его собственные, но тем не менее светлые. Светлая кожа, рыжие волосы и светлые глаза. Никогда раньше не видел он женщин, похожих на нее, хотя, несомненно, он видел множество блондинок. Такой была его собственная мать, но цвет волос этой рабыни был удивителен. Он решил, что ее лицо ему нравится. Она не красавица, как валида Hyp У Бану или султанша Сафия. У нее нет надутых губок и детской миловидности, свойственной многим молоденьким женщинам. Нет, ее лицо гораздо привлекательнее, с высокими скулами и подбородком с ямочкой. Она высокая, но неширокая в кости. Ему было интересно, какой у нее голос, и говорит ли она на языке, который был бы ему понятен. Новая женщина полна неизвестности и интересна для изучения. Какая жалость, подумал он, что в этот период жизни его не интересуют женщины. Он жалел, что не мог сказать об этом султану, но от подарка величайшего правителя мира нельзя отказываться. Он понял, что, увидев эту женщину, Мюрад неохотно расстался с ней.

Бедный Мюрад. Он громко засмеялся, и Эйден вздрогнула, проснулась и села с пылающими щеками и изумленно открытым ртом. Явид-хан протянул руку и снял тонкую материю, которая едва прикрывала ее лицо. Он взял в ладони ее лицо, поглаживая пальцами нежную кожу, и тронул большим пальцем ее губы. На него смотрели широко открытые глаза. Он увидел, что они серебристо-серые.

— Ты говоришь по-турецки? — тихо спросил он.

— Учусь, — медленно ответила она.

— Скажи, на каком языке ты умеешь говорить?

— На нескольких. На моем родном английском, на французском…

— Я говорю на французском, — сказал он, переходя на этот язык. — Моя мать — француженка.

— Вот почему у вас голубые глаза. Явид-хан почувствовал, что опять улыбается.

— Вот поэтому они и голубые, — согласился он.

— Куда мы едем, мой господин? — Эйден вдруг вспомнила, как должна вести себя.

— Твоим новым домом будет дворец, который стоит в том месте, где кончается Босфор. Из дворца ты сможешь увидеть Черное море.

— Все это так чуждо мне, — тихо сказала она.

— У тебя есть служанка? Ты будешь первой женщиной в этом доме.

— Дей Алжира послал меня в Стамбул с евнухом по имени Джинджи. Если можно, господин, мне бы хотелось, чтобы рядом со мной были женщины. Мне непонятно, почему одевать, раздевать и мыть меня должен мужчина, даже если он и не мужчина…

— Мы пошлем завтра этого Джинджи на рынок, чтобы он купил для тебя нескольких служанок, — ответил Явид-хан.

— Мой господин, не могу ли я сама поехать в Стамбул? Не потому, что я не доверяю Джинджи, а просто мне хотелось бы самой выбрать этих женщин. Джинджи недостаточно хорошо знает меня, чтобы подбирать мне подруг.

— Не вижу ничего плохого в этом, — ответил он, — при условии, что у тебя будет должное сопровождение. Каких женщин ты бы предпочла?

— Не знаю точно, но, вероятно, таких, как я, которые недавно попали в рабство и всего боятся.

Ее слова заставили его задуматься. Ему понравилась ее доброта.

— Ты боишься меня?

Его голубые глаза с любопытством рассматривали ее.

— Да, — честно призналась она.

— Не нужно бояться. Объясни, откуда этот страх?

— Не знаю, чего мне ожидать от вас, мой господин. Год назад в это время я была девушкой, оплакивающей смерть своего отца, который был моим единственным родственником. Семь месяцев назад моя королева выдала меня замуж. Около трех месяцев назад меня похитили и продали в рабство. В последний год все происходило так быстро. До того времени моя жизнь была спокойной и упорядоченной. А теперь я сижу в лодке с незнакомым человеком, который, как мне говорят, будет моим хозяином. Мне страшно, господин. Разве вам непонятно, почему?

— Тебе не нужно бояться меня, Марджалла. Я буду совершенно откровенен с тобой, когда скажу, что, если бы ты не была подарком от моего сюзерена, я бы не принял тебя. Но выбора у меня нет. Ты будешь жить в моем доме, и я постараюсь, чтобы ты была счастлива и чтобы тебе было спокойно, насколько это возможно при данных обстоятельствах.

Слова сорвались с ее губ прежде, чем она подумала:

— Вы не любите женщин, мой господин? Она слышала, что есть такие мужчины. Явид-хан не обиделся, этот вопрос развеселил его.

— Ты спрашиваешь, не предпочитаю ли я храм Содома храму Венеры? Отвечаю — нет. Мне очень нравятся женщины.

— О! — Лицо Эйден вытянулось. Он не хотел ее. Еще одно унижение. Снова в этой игре она оказалась проигравшей. Казалось, победителем был только Кевен Фитцджеральд, пусть сгорит его проклятая душа в аду. Потом обида оттого, что он отвергает ее, начала стихать, и новая мысль пришла ей в голову.

— Если вы не хотите меня, мой господин, почему бы вам не обратиться к моей семье за выкупом. Мы очень богаты, и мой муж хорошо заплатит, если меня вернут.

То, что было сказано раньше Сафией, не имело значения. Лучше в Англии вынести позор пленения, чем оказаться проданной из дома Явид-хана. Ведь она ему не нужна.

— Продать женщину — подарок султана, даже если она продана на родину, — нарушение этикета, Марджалла. Тон, которым это было сказано, не сулил никаких надежд. Он сидел, глядя перед собой, не дотрагивался до нее и не говорил с ней больше до тех пор, пока они не приехали во дворец. Потом он провел ее от каика через темный сад в дом, где дожидался Джинджи. Пока евнух суетливо бросился вперед, надувшись от собственной важности, принц прикоснулся к ее лицу и тихо сказал:

— Спокойной ночи, Марджалла. Надеюсь, ты будешь хорошо спать.

Следя, как он уходит по коридору, она почувствовала легкое сожаление. Что он за человек? Что ему нужно от нее? Если она не нужна, почему он настаивает на том, чтобы она осталась в его доме? Будет ли султан на самом деле оскорблен, если ее семья выкупит ее у Явид-хана?

Неужели великий правитель будет помнить пленную рабыню?

— Почему ты не идешь с ним? Ты уже рассердила его? — негодовал Джинджи. — Нельзя обижать великого принца.

— Замолчи! — резко приказала она перепуганному евнуху, проявив характер впервые со дня своего пленения. — Сегодня принцу я не нужна. Наверное, он проявил вежливость и хочет, чтобы я отдохнула после долгого путешествия.

— Конечно, госпожа Марджалла, конечно! Почему я сам не додумался до этого! — Он весь сиял.

— Правда, почему ты в самом деле не додумался? А теперь покажи мне мои комнаты. Почему ты заставляешь меня стоять в дверях, как нищенку?

Она рассмеялась, когда он бросился провожать ее в комнаты. За сегодняшний день она поняла одно — в мире гарема женщина должна командовать, иначе это будет делать евнух. Она наблюдала сегодня, как вели себя со слугами и Сафия, и Hyp У Бану. Они всегда были хозяйками положения.

— Завтра, — продолжила она, — с разрешения моего господина Явид-хана ты и я поедем на рынок рабов в городе и купим целую стаю девушек, чтобы они прислуживали и не давали мне скучать. В этом доме одни мужчины. Забери у меня тяжелый плащ и подай мне одежду на ночь. Ты принес котят, которых мне обещала валида? Я хочу взглянуть на них перед тем, как лягу спать.

Он вился вокруг нее, как маленькое насекомое, отчаянно пытаясь показать, что он с ней ровня. Сняв с нее одежды, он подал ей удобный халат, удивляясь следам, которые оставил на ее бедрах тяжелый золотой пояс с его причудливыми жемчужными украшениями.

— Главный евнух валиды сказал, что котят пришлют тебе через несколько дней, госпожа. Я настоял, чтобы он не тянул. Этот дворец стоял закрытым в течение многих лет, и я видел мышей.

— Надеюсь, не в моих комнатах.

Она быстро прошла через женскую половину дворца, осматривая ее. В середине располагалась большая комната с фонтаном. От нее отходили двенадцать небольших спален с окнами. Кроме того, на женской половине находилась большая, выложенная изразцами баня, которая примыкала к ее личным комнатам. Ее апартаменты состояли из небольшого салона, спальни и нескольких маленьких комнаток для служанок. Было темно, и она не могла сказать, куда выходят окна гарема. При свете дня она увидела, что окна ее салона смотрят на море и в маленький сад. «Для одной женщины слишком много места, — подумала она, — но со временем принц, вероятно, заполнит гарем».

На следующее утро они поехали в город на большом каике, которым пользовались накануне. Принц не забыл своего обещания и дал Джинджи туго набитый кошель.

— Он сказал, — возбужденно тараторил евнух, — что ты можешь купить все, что захочешь. Ты ему понравилась, Марджалла. Я это понял.

Их лодка была достаточно большой, чтобы в ней поместился ее паланкин и четыре черных раба, которые должны были нести его. Они доплыли до города. В паланкине ее доставили на рынок рабов на Большом Базаре. Их интересовал рынок, на котором продавали только женщин. Эйден стало понятно, как ей повезло, что ее не продали с подмостков на общественных торгах. Это было место страданий. Кому могло понравиться положение раба? Но скоро она поняла, что многие были довольны. Для одних это был нормальный образ жизни, они были рождены рабами. Для других — способ выбраться из бедности. Но большинство пленников любили свободу. Многих женщин вырвали из их счастливой прежней жизни. На рынке царило отчаяние.

Женский рынок рабов посещали в основном мужчины, хотя она видела нескольких женщин, плотно укутанных и тщательно охраняемых слугами. Ей хотелось закончить свое дело как можно быстрее. Больно смотреть, как других женщин раздевают догола и ежеминутно осматривают предполагаемые покупатели. Она видела слезы на лицах этих женщин, но печальней всего было выражение полной безнадежности в их глазах.

Заставив Джинджи подвести к ней хозяина рынка, она спокойно объяснила ему, что ей нужны три служанки, желательно европейки. Ей хотелось таким способом помочь хотя бы нескольким своим сестрам, оказавшимся в рабстве.

Хозяин рынка улыбался, показывая желтые зубы, которые, по мнению Эйден, напоминали собачьи.

— Скажи своей милостивой госпоже, у меня есть как раз то, что она ищет, — сказал он Джинджи. С Эйден он говорить не желал, ведь она всего лишь женщина. Но на социальной лестнице она стояла выше его, потому что принадлежала принцу Явид-хану.

Хозяин рынка хлопнул в ладоши и отдал приказание прибежавшему на зов рабу.

У меня есть мать с двумя дочерьми, — сказал он Джинджи. — Они не говорят по-турецки, и похоже, совершенно не способны выучить его. Кроме того, они исключительно глупы, и хотя я крепко надеялся получить что-то за дочерей, оказалось невозможным разлучить их. Всякий раз, когда мы пытались это сделать, они поднимали ужасный крик. И даже пытались убить себя. Клянусь Аллахом, я жалею, что связался с ними. Может быть, твоя госпожа сладит с ними. Я честно рассказываю тебе об этом. Если не сумею продать их вместе, мне, наверное, придется удавить их. Прокормить троих — дорого.

Эйден подняла руку, когда Джинджи собрался перевести ей слова торговца, и сказала:

— Я поняла его, давай взглянем на эту троицу. Их втолкнули в комнату. Вид у женщин действительно был неприглядный: высокие, крупные, с русыми волосами, свалявшимися и грязными. Глаза этих угрюмых созданий горели мятежным огнем. «Не очень обещающее начало», — подумала Эйден.

— Вы говорите по-французски? — спросила она. Молчание.

— Вы немки? Молчание.

— Вы венецианки?

— Нет, госпожа, — сказала старшая женщина, — но мы понимаем язык венецианцев, потому что они торгуют с нашим народом. Мы из деревни, что неподалеку от города Дубровник.

— Вы рождены рабами?

— Нет, мы свободнорожденные женщины! Мой муж перерабатывал рыбу. Мы жили в большом доме, я приготовила дочерям хорошее приданое. Однако последний год дела шли плохо. Мой муж не смог заплатить султану налоги. Пришли солдаты и забрали наших дочерей. Я стала протестовать, а они засмеялись и сказали, что могут и не разлучать нас. А потом забрали и меня. Вот так мы оказались здесь.

— Если я куплю вас, — сказала Эйден, — будете ли вы верно служить мне? Я не могу освободить вас, потому что сама не свободна. Я принадлежу принцу Явид-хану.

— Что мы должны будем делать для вас, госпожа?

— Быть моими служанками.

— Вы купите нас всех вместе, госпожа?

— Да, — сказала Эйден, — я не стану разлучать мать и ее детей. Сколько лет вашим дочерям?

— Одиннадцать и тринадцать, но они умеют трудиться, госпожа.

Эйден повернулась к Джинджи.

— Заплати торговцу за этих троих, и пора возвращаться домой. Нет сил смотреть на все это.

Джинджи критически осмотрел покупку.

— Они некрасивы, — сказал он и понимающе улыбнулся. — Но конечно, госпожа Марджалла, ты поступаешь умно. Принц даже не заметит их. Было бы глупо приводить в дом соперниц до тех пор, пока принц не полюбит тебя.

Он хихикнул и стал торговаться с продавцом, который, получив покупателя, решил, что не должен прогадать в сделке.

— Как вас зовут? — повернулась Эйден к женщине.

— Марта. А моих дочерей Айрис и Ферн.

— Меня называют Марджалла, — сказала Эйден, и, к ее удивлению, это имя не показалось ей чужим. Она поняла, что начинает примиряться с положением, в котором оказалась.

— Мы договорились, госпожа Марджалла! — воскликнул Джинджи. — Этот разбойник, который называет себя честным человеком, признал себя побежденным.

Эйден засмеялась.

— Ax, Джинджи, Джинджи, — ласково пожурила она. — Ты без стыда и совести пытаешься доказать свое превосходство.

— Нет, госпожа, — ответил он с очаровательной улыбкой.

Впервые с тех пор, как он стал ее евнухом, он начал думать, что в своей жизни он добьется успеха. Она поддразнивала его, а это означало, что она начинает чувствовать себя увереннее, привыкая к своему положению.

— Этих женщин нужно прилично одеть, — сказал он Эйден. — Пойдем на улицу, где торгуют одеждой, и купим что-нибудь подходящее для служанок фаворитки принца. Можно пойти в ряды, где продают материи и купить их и для тебя, и для них, но сначала отведем-ка их в женскую баню. По-моему, они давно не мылись. Мы не можем посадить их в каик принца в таком виде. На них кишат насекомые. Думаю, что они много месяцев не мыли волосы.

Повнимательнее приглядевшись к Марте и ее дочерям, Эйден согласилась с ним. Они были невообразимо грязны, что показалось ей забавным. Турки ведь гордились своей любовью к чистоте. Почему они позволили здоровым славянским рабыням дойти до такого состояния?

Скоро она получила ответ на эту загадку.

— Я собираюсь купить вам чистые и приличные одежды, — сказала она Марте, — но сначала вы с девочками побываете в женских банях. Там вас отмоют от грязи. Похоже, что вы не мылись неделями. А ваши волосы! Это позор!

— Баня. — У Марты был растерянный вид. — Наши священники учили нас, что купание противно божьим заповедям. Только через умерщвление плоти можно познать Бога. Прошу вас, не ведите нас в баню, госпожа!

"Проклятие! — подумала Эйден. — Какая невероятная глупость». Но потом довольно резко сказала Марте:

— Ваши священники ошибаются, Марта, но спорить с этим не буду. Вы обещали мне, что, если я куплю вас, вы будете верно служить мне, а безоговорочное подчинение — это часть службы. Я веду вас в бани, где вас старательно вымоют и обиходят. Если не хотите выполнить мое первое приказание, как же вы собираетесь подчиняться мне дальше? Однако можете выбирать. Откажитесь, и я верну вас на рынок. Если подчинитесь, вас ожидает сытая и безопасная жизнь. Я не потерплю неповиновения среди слуг и не потерплю нечистоплотности.

Она сурово посмотрела на женщину, и Марта струсила.

— Мы повинуемся тебе, госпожа, и идем в бани. Эйден кивнула, не говоря ни слова. Они оставили женщину и ее дочерей в женских городских банях. Джинджи прошел с ними внутрь и передал главной служительнице приказ его сиятельной госпожи, возлюбленной Явид-хана. Эйден повеселилась бы, узнав, что наплел ее евнух. Он вышел из бань, сияя улыбкой, и сказал Эйден:

— Мы можем вернуться за ними через два часа. Они будут в полном порядке, госпожа Марджалла.

Потом он с гордым видом шел по оживленным улицам, расчищая путь паланкину Эйден. Сначала они направились в ряды, где расположились торговцы материями. Джинджи помог ей выбрать красивые и практичные материи из хлопка, легкую шерсть и полотно для новых служанок. Она старалась выбрать цвета повеселей. Хотя женщины и были служанками, в душе они остались женщинами. Ей хотелось расположить их к себе, а для этого требовалось совсем немногое.