Губы Сафии дернулись от цветистой речи евнуха, но ей удалось подавить смех.

— Но что ты можешь сказать о женщине?

Кто она?

— Я только могу сказать вам, милостивая госпожа, что она женщина знатная. Это все, что я знаю. Она не очень откровенна со мной, хотя я поклялся ей в своей преданности.

Да, он наверняка поклялся в преданности своей новой госпоже в расчете на то, что добьется чего-то для себя. В этом он похож на ее собственного евнуха, Тасина, который состоял при ней почти с самого начала, что, по ее мнению, было неплохо. Женщине, входящей в незнакомый мир гарема, нужно иметь защитника. Сафия слишком хорошо помнила свои первые страшные дни в гареме. Она строго посмотрела на евнуха.

— Ты знаешь, где мои комнаты, Джинджи? Когда твоя госпожа вернется из бань, ты должен привести ее ко мне. Понял?

— Да, госпожа, — нервно ответил он.

Сафия слегка улыбнулась и, обойдя стоявшего на коленях евнуха, вышла из комнаты. Джинджи едва успел подняться, когда в комнату ворвалась Сейесте, сгоравшая от любопытства.

— Что ей было нужно? — спросила хозяйка комнаты.

— Она хочет увидеть мою госпожу, когда та вернется из бань. — У него был встревоженный вид. — Не опасно ли мне вести туда Марджаллу, госпожа Сейесте? Как я могу ослушаться жену султана, однако я боюсь за свою госпожу.

— Тебе нечего бояться, — сухо ответила Сейесте. — Твоя госпожа не представляет угрозы для жены султана. Вечером ее подарят послу Крымского ханства. Женщины гарема будут развлекать посла, и султан желает сделать подарок принцу Явид-хану в знак гостеприимства. Этим подарком будет Марджалла. Ты, конечно, поедешь со своей госпожой в дом принца. Это лестно для тебя, Джинджи. Мне сказали, что принц не привез своих женщин, когда приехал в Стамбул. Зная о наших знаменитых невольничьих рынках, он собирается покупать здесь новых наложниц. Поскольку ему нужны слуги, ты будешь единственным евнухом в доме принца. Это хорошая возможность для такого молодого евнуха. Если поведешь себя правильно и мудро, сможешь оказаться главным евнухом принца Явид-хана здесь, в Стамбуле. Если же твоя хозяйка сумеет понравиться ему, можешь считать, что тебе вдвойне повезло. — Она широко улыбнулась ему.

Голова Джинджи закружилась от слов Сейесте. Это в самом деле невероятная удача! Сейесте совершенно права. У него появлялась возможность стать главным евнухом в гареме принца! У его красивой хозяйки появился исключительный случай стать любимой женщиной принца, не имея соперниц по крайней мере до того, как принц не возжелает других женщин, которые, если повезет, появятся скоро. Именно ему предстоит ходить по невольничьим рынкам и выбирать изысканных красавиц, которыми он будет соблазнять своего нового хозяина.

— Принц — молодой человек? — спросил он, неожиданно сообразив, что если это не так, все его надежды напрасны. Что, если этот принц — высохший старик?

— Он не молод, — сказала Сейесте, — но, говорят, в расцвете жизненных сил.

Евнух удовлетворенно кивнул: хорошо, мужчина, полный сил, и скорее всего с хорошим аппетитом на сладкую женскую плоть.

— Это хорошая новость, — сказал он Сейесте очень сдержанно. — Благодарю тебя, что ты, госпожа, поделилась со мной. Скажи, госпожа Сейесте, знает ли уже моя хозяйка о своей новой участи?

— Не думаю, что ей сказали, — ответила Сейесте, — но мне не приказывали скрывать от нее эту новость. Ты, наверное, должен сказать ей, что ее ждет, прежде чем отвести ее к жене султана. Интересно, что нужно от нее госпоже Сафии?

— Значит, мне нужно отвести ее? — беспокоился евнух.

— Нет причин, которые могут помешать тебе, — последовал ответ. Говоря это, Сейесте уже решила, что известит валиду о намерении Сафии. Она пристально посмотрела на евнуха. — Что госпоже Сафии нужно от тебя, Джинджи?

— Она хотела узнать о моей госпоже, но я мало что мог ей рассказать, — ответил евнух. — Госпожа Марджалла очень замкнута.

— Она все еще напугана, — мудро заметила Сейесте. — Новые рабыни обычно так и ведут себя. Бедняжка. Конечно, последние месяцы она попадала из одной беды в другую. Ну, как только она спокойно заживет во дворце принца, уверена, она расцветет. — Она подарила ему дружескую, почти заговорщицкую улыбку. — Почему бы тебе не пойти в бани, Джинджи, и не рассказать своей госпоже о том, как вам обоим повезло? А потом идите прямо к жене султана.

Он низко поклонился.

— Хорошо, госпожа Сейесте, — сказал он, стараясь скрыть свое нетерпение.

Он хотел рассказать эту новость Марджалле. Он не торопился, пока уходил от Сейесте, но когда она уже не могла его видеть, он почти бегом бросился вниз по лестнице со второго этажа женской половины дворца, где была комната Сейесте, и дальше, по крытой галерее к внутреннему дворику. Когда он добежал до бань, ему пришлось остановиться и перевести дух, чтобы с достойным видом показаться перед другими.

Войдя в большую, наполненную паром комнату, он остановил какую-то рабыню и робко спросил:

— Ты не знаешь, где моя госпожа, Марджллла, которую собираются дарить принцу Явид-хану? У нее рыжие волосы.

— Сейчас ее растирают, — ответила служанка, — ты найдешь ее вон там, около фонтанов с голубыми изразцами, — и показала пальцем, куда нужно идти.

Следуя в направлении, указанном служанкой, Джинджи пересек комнату и увидел Эйден, лежавшую на мраморной скамье. Ее умело растирала длинными, гибкими пальцами молодая негритянка. Став рядом с ней на колени, евнух прошептал:

— Госпожа Марджалла, я принес замечательное известие. Она повернула голову и, взглянув на него, спросила:

— И что это за известие, Джинджи? Однако она явно не заинтересовалась новостью.

— Нам выпала замечательная удача, госпожа Марджалла. Мы больше ни единой ночи не проведем здесь! Тебя сегодня вечером подарят принцу Явид-хану. Великий принц — новый посол Крымского ханства! Он не привез с собой гарем, потому что знал о замечательных невольничьих рынках Стамбула. Он собирается заводить здесь новый гарем. Ты будешь первой женщиной в этом гареме! Разве это не замечательно?

Ее серые глаза широко раскрылись от потрясения и горя. Она рукой закрыла рот, чтобы заглушить крик, вырвавшийся у нее. Это он называет хорошим известием? Великий Боже, не может этого быть! Здесь, среди сотен женщин, она могла надеяться, что останется незамеченной до тех пор, пока можно будет выкупить ее. Она продолжала верить, что это обязательно произойдет, несмотря на уверения окружающих в невозможности этого. Конечно, ее выкупят, должны выкупить! А пока она хотела одного — оставаться незамеченной среди множества женщин султанского гарема. Она видела, какой громадный дворец султана и как многочисленны его обитатели. Ее надежды подкрепили хвастливые слова Омара, когда он вел ее и Джинджи в комнату Сейесте, о том, что в султанском гареме больше тысячи красавиц, которые только и ждут возможности попасть в постель султана Мюрада. Она готова была заплакать от облегчения, услышав эту чудесную новость. Она означала, что у нее есть возможность затеряться среди других женщин до тех пор, пока Конн не выкупит ее. А что он сделает это скоро, она не сомневалась.

Теперь она поняла, что снова попала в ужасное положение. Султан собирается отдать ее кому-то другому. А тут еще и Джинджи, такой счастливый от мысли, что она будет первой женщиной в гареме какого-то принца. Ее сердце колотилось, на какой-то момент перехватило дыхание. Потом ей пришла в голову мысль, что этот мужчина может оказаться стариком. А вдруг с ним можно будет договориться и объяснить ему, что ее семья заплатит за нее большой выкуп, если ее вернут целой и невредимой? Выкуп, на который он сможет купить себе женщин. Он должен будет выслушать ее! Он должен будет внять ее доводам! Как может она отдаться другому мужчине? Она — жена Конна. Ее муж любит ее так же, как и она любит его. Как может она вернуться к нему, если на ней будет лежать грех прелюбодеяния? Но что, если ее принудят совершить этот грех? Она не знала, что делать. Она просто не знала, что делать.

Джинджи по-прежнему что-то бормотал, не замечая ее отчаяния.

— Госпожа, жена султана приказала, чтобы ты пришла к ней, когда выйдешь из бани. Это великая честь. А самая большая честь, если бы тебя захотела увидеть мать султана, но это, конечно, невозможно. Нам так повезло, тебе и мне. Я и вправду поверил, что ты родилась под очень счастливой звездой. Великий Осман говорил тебе об этом? Ты ведь ничего не сказала мне о своем гороскопе.

"Не паникуй, — говорила себе Эйден. — Не страшись этого. Если ты не сумеешь держать себя в руках, все будет потеряно. Отвечай спокойно на его вопросы, не позволяй ему понять, что тебе страшно. Страх — это оружие, которое может быть использовано против тебя».

— Осман на самом деле предсказал, — спокойно ответила она, — что я недолго пробуду во дворце султана.

— Эй-й-й! Он знал! Он видел! Скажи мне, госпожа, что еще он видел? Станешь ли ты любимой женщиной принца?

— Этого он мне не сказал, — не удержалась от улыбки Эйден, несмотря на свой страх. Джинджи так откровенно выказал свое честолюбие.

— Ты покоришь сердце принца, я знаю, — сказал молодой евнух. — Я совершенно уверен в этом. Нам выпала удача, моя почтенная госпожа! Мы счастливчики!

Эйден решила, что ничего больше не скажет Джинджи. Он так откровенно поглощен своими планами на будущее, что делиться с ним надеждами на выкуп из рабства глупо. Он, несомненно, сделает все, что сможет, чтобы не допустить этого. Когда она договорится с принцем, она постарается смягчить разочарование евнуха. Ведь у него появятся другие красавицы, которых можно будет превращать в фавориток принца. Она подозревала, что по размышлении он будет доволен таким поворотом дел.

Негритянка кончила свою работу и мелодичным голосом сказала Эйден:

— Госпожа, тебе можно одеваться!

— Я позабочусь о своей госпоже, — важно сказал Джинджи.

— Хорошо, — почтительно ответила негритянка. — Для госпожи уже принесли новые одежды. Пойдемте за мной.

Она привела их в большую комнату, где с помощью многочисленных служанок одевались другие женщины. Открыв встроенный в стену шкаф, негритянка достала бледно-голубые шелковые шальвары, такую же блузу и маленькую безрукавку из темно-синего шелка, расшитую золотой бахромой. К одеянию полагался узкий пояс из блестящих медных колец, похожих на золотые, с которых свисали стеклянные бусы темно-красного цвета, маленькая парчовая шапочка и такие же сандалии. Все это было отдано Джинджи, после чего негритянка поклонилась и вернулась в бани.

— Не думаю, — презрительно сказал Джинджи, — что это те одежды, которые ты должна надевать на сегодняшний вечер. Они недостаточно роскошны, чтобы предстать в них перед султаном.

— А что с моими платьями, которые сшили для меня в Алжире? — спросила Эйден.

— Они хороши, — ответил он, — и, конечно, сшиты из самой лучшей материи. Дей не осмелился бы посылать тебя в обносках. Но в основном это халаты. Дей одел тебя по моде Алжира. Он был уверен, что, когда ты завоюешь покровительство султана, тебя оденут должным образом во дворце султана. То, что ты будешь носить здесь, мало чем будет отличаться от этой одежды. — Он заговорил тише. — Говорят, султан Мюрад любит копить золото, а не тратить его. Он не беден, но известен своей алчностью так же, как и своей похотью.

Говоря это, он залез в карман своих широчайших штанов и вытащил щетку, которой стал расчесывать мокрые и спутанные волосы Эйден.

— Ну вот, — сказал он, окончив работу, — теперь ты можешь не стыдясь показаться жене султана, — и пошел из комнаты.

Эйден последовала за ним.

Она понятия не имела, куда они идут, но Джинджи, казалось, хорошо знал дорогу. Из бань они вышли в большой, выложенный плиткой коридор, потом быстро прошли другой, миновали какую-то дверь и множество узких переходов, последний из которых, по словам евнуха, назывался «коридором жен». Там Джинджи остановился перед большой резной дверью и почтительно постучал. Стражники, стоящие по обеим сторонам двери, не обратили на них внимания. Дверь открыла красивая рабыня. Джинджи сказал ей:

— Марджалле приказали прийти к госпоже Сафии. Рабыня отступила назад и впустила их в комнаты жены султана. Войдя, Эйден остановилась в изумлении. И в Алжире, и здесь, в Новом Дворце, она видела только бани и крошечные комнатушки. Она сама удивлялась, что гарем состоит только из бань и маленьких спален, где жили его обитательницы. Теперь она поняла, что ошибалась. Наверное, в этих комнатушках содержались женщины незначительные. Сейчас она стояла в огромной, великолепно украшенной комнате. Большие окна с одной стороны выходили в сад, впуская вечернее солнце. Стены комнаты украшали деревянные панели, на каждой из которых в традиционном стиле было нарисовано дерево в золоченом горшке, окруженное цветами. На потолке чередовались желтые и голубые итальянские изразцы. На одной стене был изразцовый камин с высоким, конической формы колпаком из чеканной меди. Деревянные полы устилали замечательные шерстяные ковры нежно-розового, темно-голубого и кремового оттенков.

Мебель состояла из низких столиков черного дерева, на которых инкрустация перламутром составляла изящные геометрические узоры, удобных низких диванов, — обитых материей, с шелковыми подушками. Подвесные, напольные и настольные светильники были серебряными, медными и из рубиново-красного стекла. Везде стояли цветы, и, к величайшему удивлению Эйден, в комнате было несколько кошек, одна из которых дружелюбно потерлась о ее ноги. Она нагнулась и погладила белую шелковистую шерсть животного незнакомой ей породы.

— Арслану ты понравилась, — прозвучал мелодичный голос.

Эйден распрямилась и оказалась перед красивой женщиной. Она вежливо поклонилась. Перед ней стояла женщина явно высокого положения. Нельзя было проявлять непочтение.

Невысокая женщина с пышной грудью медленно оглядела Эйден, так пристально, что щеки Эйден вспыхнули. Женщина тихонько засмеялась, заметив это, и потрепала Эйден по руке, успокаивая.

— Прости, что я так внимательно рассматривала тебя, — сказала она, — но я все еще не могу решить, почему валида хочет, чтобы мой господин Мюрад подарил тебя принцу Явид-хану. Ты на самом деле красива. Но как невежливо я веду себя. Я не представилась. Я Сафия, мать принца Мехмета, наследника султана.

Она говорила по-французски с акцентом. Эйден присела в реверансе, хотя в шальварах делать это было неудобно.

— Как мило у тебя получается, — рассмеялась Сафия, — я не видела, чтобы делали реверанс, с детских лет. Ты знаешь, я венецианка. Давай сядем, ты расскажешь, как попала сюда. Бесма, принеси нам что-нибудь, — приказала она находившейся поблизости служанке. Потом пригласила Эйден присесть на устланный подушками диван. — Я знаю, что тебя назвали Марджаллой, но как тебя зовут на самом деле? Мое имя Джульетта Лукреция Фиора Мария Баффо. Сейчас мне больше нравится имя Сафия. Оно проще.

Она дружелюбно улыбнулась Эйден.

— Меня зовут Эйден Сен-Мишель, и я англичанка. До замужества я была фрейлиной королевы. — Ее серые глаза наполнились слезами. — Я хочу домой, — сказала она, и, несмотря на все усилия, несколько слезинок покатились по ее лицу. Она быстро смахнула их.

— Я чувствовала то же самое, когда впервые попала сюда, — сказала Сафия, — но потом меня полюбил мой повелитель Мюрад, и остальное перестало казаться важным.

— Я хочу домой, — повторила Эйден. — Я хочу вернуться к мужу, мадам. Если вы любите вашего господина, вы должны понимать мои переживания. Меня выкрал из семьи негодяй-родственник и продал в рабство ради собственной выгоды! Я не должна быть здесь.

— Но тем не менее ты здесь, — сказала Сафия, — и будет легче, если ты смиришься со случившимся, начнешь жить заново. Другого выбора у тебя нет, Марджалла.

— Есть смерть, — тихо сказала Эйден. — Если я не могу вернуться к своему мужу, Конну, я предпочитаю умереть!

Жена султана была всего на четыре года старше Эйден, но в гареме она прожила больше половины своей жизни. Действительно, некоторые женщины предпочитали покончить с собой, чтобы не жить в рабстве, но нельзя считать это лучшим выходом.

— Чтобы выжить, требуется больше мужества, Марджалла, — сказала она, — а я знаю, что англичане храбрый народ.

— Да, но стать игрушкой мусульманина, — запротестовала Эйден, а Сафия не удержалась и засмеялась.

— Мусульманина! О, Марджалла! Как это похоже на христианина из Европы! Я слышала, что даже между собой они не могут договориться, а твоя Англия виновата больше всех, потому что борется против папы. Мусульмане поклоняются тому же божеству. Христиане называют его Богом, мусульмане Аллахом, а евреи, как говорит мой друг, Эстер Кира, называют его Яхве. Мусульмане такие же люди, как и все, Марджалла. Им разрешается иметь четырех жен. Несправедливо все домашнее хозяйство возложить на одну женщину, заставить ее вынашивать всех детей, которых мужчина хочет иметь. Мусульмане часто держат наложниц, так как не хотят ограничивать себя только одной женщиной. Разве европейские мужчины ведут себя более честно, когда, имея одну жену, заводят любовницу или даже двух? А если это их не удовлетворяет, они задирают юбки всех девушек подряд. Мне кажется, ты неглупая женщина, дорогая моя. У мусульманина много особых привычек, но назвать его неверным, конечно, нельзя.

— Прошу прощения, мадам, — сказала Эйден сдержанно, — но мне по-прежнему хочется домой. Мой муж жив и может заплатить щедрый выкуп, если меня вернут ему. Прошу вас, помогите мне!

Прекрасное лицо Сафии выразило искреннее сочувствие.

— Мне бы очень хотелось сделать это, — сказала она, — и я бы смогла, если бы ты была обычной рабыней, выставленной на продажу на Большом Базаре, но ты не такая. Ты — подарок моего повелителя Мюрада важному лицу в его империи. Вернуть тебя домой — значило бы отнестись с презрением к подарку дея, чего мы, конечно, делать не можем. Смирись со своей судьбой, Марджалла. Я знаю, принц Явид-хан очень привлекательный мужчина и всего на несколько лет старше моего повелителя Мюрада. Тебе очень повезло. Если ты сумеешь порадовать принца, тогда подарок моего повелителя будет считаться счастливым для принца, и я стану твоим другом. Поскольку ты не останешься в Новом Дворце, соперницами мы не станем. Поэтому я могу быть твоим другом. У женщины моего положения не много друзей.

Эйден глубоко вздохнула. Она жила в каком-то странном кошмаре и чувствовала себя козявкой, запутавшейся в паутине голодного паука. Хотя сейчас паук и отсутствовал, она все равно была в ловушке и убежать из нее не могла.

— Со мной будет то же самое? — спросила она Сафию.

— Вероятно, — услышала она честный ответ. — Всегда найдутся женщины, пытающиеся украсть у тебя любовь твоего господина. Твое единственное преимущество — родить ему сыновей раньше остальных. А в конце концов он оставит тебя ради другой женщины, даже если у тебя есть его дети. Тебе повезет, если у тебя останется его дружба и уважение. Это все, на что может надеяться большинство женщин. Тебе будет легче, чем мне. Я имею в виду его мать. Здесь, в гареме, есть две самые влиятельные женщины — мать султана, валида, и мать его наследника. Обычно Hyp У Бану и я не ладим. В течение многих лет моего повелителя интересовала только я, но Hyp У Бану ревновала Мюрада ко мне и пыталась найти других женщин, чтобы отдалить от меня своего сына. И она в значительной степени преуспела. У тебя с Явид-ханом таких трудностей не будет. Он приехал в Стамбул один, в сопровождении нескольких верных слуг.

В этот момент разговор прервался. Бесма принесла заказанные Сафией прохладительные напитки. Она подала кубки из тонкого стекла замечательной работы, наполненные сладким напитком, по вкусу напоминающим персики. Сафия называла его шербетом. Бесма поставила серебряные блюда с вкусными слоеными сладостями из дробленых орехов, изюма и меда. Несчастья не испортили аппетит Эйден, и Сафия улыбалась, видя, как она ест. К своему удивлению, жена султана поняла, что ей нравится англичанка. Она догадалась, почему валида решила подарить девушку Явид-хану. Этим Мюрад даст почувствовать послу Крымского ханства, что тот в долгу у султана. Важно, чтобы англичанка была сговорчивой. Именно с этой целью Сафия старалась подбодрить ее.

— Жизнь совсем не так ужасна, — сказала она. — Когда я впервые попала в Стамбул, я страшно перепугалась, но тогда мне было только двенадцать. Сколько тебе лет?

— Мне исполнилось двадцать четыре, когда мы плыли на корабле из Алжира в Стамбул, — тихо ответила молодая девушка.

"Интересно, — подумала Сафия. — Она выглядит моложе».

— Значит, ты вдвое старше, чем была я, когда меня выкрали. Но страх есть страх, и не важно, сколько тебе лет. Ты, однако, умудрена жизненным опытом.

Эйден засмеялась. Это был искренний, хотя и невеселый смех.

— Удивит ли вас, госпожа Сафия, если я скажу вам, что год назад я была так же наивна, как двенадцатилетняя девочка, какой когда-то были вы? Моя мать и сестры умерли, когда мне было десять, и с того времени мой отец держал меня при себе. Мы жили в деревне, и мой отец никогда не бывал при дворе. Потом он внезапно умер, и я обнаружила, что он доверил королеве не только заботу обо мне, но и попросил ее найти мне мужа, чего сам сделать не успел. Меня устраивала жизнь с отцом — он был исключительно интересным человеком. Но он умер, и королева, замечательная женщина, взяла меня под свое крыло и дала мне место фрейлины. Именно она и нашла мне мужа.

— И ты полюбила его, — сказала Сафия. — Какая ты счастливая, Марджалла. Но теперь та жизнь кончилась. Ты в таком же положении, в каком была я шестнадцать лет назад. Поверь, когда я говорю тебе, что для твоего мужа ты сейчас мертва. Именно так получается, когда в империю привозят женщину-христианку. Для своей семьи она умирает. Вернуться домой ты не можешь, и лучше всего, если ты поймешь это и начнешь новую жизнь с принцем Явид-ханом.

— У меня с Конном так быть не может, — запротестовала Эйден. — У нас необыкновенная любовь, любовь, которая будет длиться вечно.

— Конечно, — согласилась Сафия, — но эта любовь кончилась, Марджалла. Считай, что это было в незапамятные времена. Мой друг, сегодня тебя отдадут красивому и сильному мужчине. Когда он увидит, как ты мила, он сейчас же возьмет тебя в свою постель. Если ты любила своего мужа, значит, ты понимаешь то удовольствие, которое доставляют друг другу два человека, когда они бывают вместе. Разве нужно лишать себя этого удовольствия? Сейчас твоя семья считает, что ты погибла. Кто знает, не утешается ли твой муж с новой женой. Вы были женаты недолго, а мужчины хотят иметь сыновей! Женщина должна понимать это. Твой муж уже начал все сначала. Теперь это необходимо сделать тебе. Если ты вернешься обратно, тебя встретят не очень любезно. Ты станешь изгоем. Тебя будут называть шлюхой или еще более бранными словами. Если он любил тебя так, как ты говоришь, то ему бы хотелось, чтобы ты была счастлива, как, несомненно, счастлив сейчас он сам.

Эйден почувствовала пустоту в душе после слов жены султана. Она осознавала, что говорила ей прекрасная венецианка, и понимала, что скорее всего Сафия права. Никогда не увидеть Конна снова! Никогда не ощутить его прикосновения, его поцелуя! Эта мысль так мучительна! Она не успела зажать рот рукой, и с ее губ сорвался пронзительный стон. Боже милостивый! Как жить дальше? Как может она жить без Конна? Она не знала, что такое настоящее счастье, пока не стала его женой. Слезы побежали по ее бледным щекам, и вся ее душа заныла от собственной незащищенности. Ласковым движением Сафия обняла Эйден.

— Я знаю, Марджалла, знаю, что ты сейчас чувствуешь. Поплачь, мой друг. Выплачь свою печаль сейчас, чтобы вечером, когда принц увидит тебя, он тотчас бы влюбился. А ты с радостью должна принять его.

Несколько минут Эйден рыдала, выплакивая свое горе на пышной груди жены султана. Потом успокоилась и стала задавать вопросы самой себе. Она медленно привыкала к мысли, что придется смириться с неприятной действительностью. Почему же ей все еще казалось, что без Конна она жить не сможет? Она прекрасно жила без него всю свою жизнь, за исключением семи месяцев. Она любила его. Она полюбила его с первого взгляда, а теперь никогда не увидит его. У нее нет ни малейших сомнений, что он доживет до старости. Он будет скорбеть о ней — она не сомневалась в силе его любви и искренности. Но Сафия права. У мужчин должны быть сыновья. Кто-кто, а Эйден отчетливо понимала это, зная историю своей семьи. По крайней мере род Сен-Мишелей не исчезнет, думала она с некоторым удовлетворением. Последняя воля ее отца исполнена, хотя, вероятно, не так, как ему бы хотелось. Она должна подчиниться реальности и не строить воздушных замков.

Подняв голову, она вытерла щеки обратной стороной ладони и дрожащим голосом сказала:

— Расскажите мне, что вы знаете о Явид-хане, госпожа Сафия.

Сафия вздохнула с облегчением. Перелом наступил. Англичанка смирилась со своей участью. Она должна быть благодарна жене султана. Сейчас, когда империя в самом деле открывала свои двери для англичан, эта девушка станет полезным другом.

— Говорят, что он красивый мужчина и хороший человек, иначе его бы не сделали послом Крымского ханства. Он татарин, но я помню, что его мать была рабыней из Западной Европы, хотя не знаю, из какой страны. Скоро ты это узнаешь. Он будет хорошим хозяином, Марджалла!

Сафия немногое могла рассказать о Явид-хане. Но о нем говорили больше хорошего, чем плохого. Это успокоило Эйден. По крайней мере она подружилась с женой султана. Ей казалось, что дружба с Сафией может быть полезной. Заточенные в стенах гарема, женщины тем не менее имели какую-то власть. Она немного расслабилась, радуясь болтовне султанши, лакомясь сладостями и любуясь Арсланом, большим длинношерстным котом, который уютно примостился на коленях у Эйден и довольно мурлыкал, пока она его гладила. Такую картину и увидела валида, когда вошла в комнату султанши. Две молодые женщины, склонив друг к другу головы, о чем-то говорили. Она уже узнала от Сейесте о приходе Сафии. «Что задумала султанша? — недоумевала Hyp У Бану. — Почему она решила поговорить с Марджаллой?» Проскользнув в комнату, она приветливо улыбнулась.

— Какая чудесная картина, дочери мои! О? Марджалла, ты любишь кошек? Эти животные благословлены Пророком. Моя собственная кошка Пери принесла недавно трех очаровательных котят, чьим отцом, я подозреваю, является шкодливый бродячий Арслан Сафии. Не хочешь ли ты котенка? Как раз время отнимать их у матери. Нет, тебе нужно забрать их всех. Во дворце Явид-хана совсем нет кошек, а они Прекрасно уничтожают мышей и крыс.

— Благодарю вас, госпожа, — тихо сказала Эйден. — Я в самом деле люблю кошек и благодарю вас за подарок.

— А сейчас, Сафия, я забираю у тебя Марджаллу. Мы должны выбрать ей одежду для сегодняшнего вечера.

— Нет, нет, уважаемая мать, в этом нет нужды. У нас одинаковый цвет волос, а я недавно получила новые красивые одежды.

— Ты щедра, Сафия, — сказала мать султана, — но, увы, Марджалла намного выше тебя ростом. Боюсь, что одеть ее может только портниха.

— Тогда я иду с вами, уважаемая мать! Эйден вертела головой и смотрела то на одну, то на другую женщину. Почему они борются за нее? — недоумевала она. Все это казалось ужасно глупым.

— Я доверяю твоему изысканному вкусу, — шелковым голосом сказала Hyp У Бану. — Пойдемте, дорогие мои.

Она повернулась и выскользнула из комнаты, они пошли следом.

Портниха была чрезвычайно почтительна и к валиде, и к жене султана. Она критически оглядела Эйден и сказала:

— Цвет ее волос почти такой, как у госпожи Сафии. Я предлагаю одеть ее в зеленое.

— Нет, — ответила Hyp У Бану. — Я не могу не согласиться, Латифа, что зеленый замечательно пойдет ей, но для сегодняшнего вечера мы должны выбрать что-то, что сможет еще больше выделить ее, когда ее будут показывать послу. Найди что-нибудь сиреневое.

Латифа закивала.

— У тебя острый глаз, госпожа! — с восхищением сказала она и торопливо побежала искать одежду. Через несколько минут она вернулась, нагруженная шелковыми и атласными одеждами. Разложив их по дивану, она подняла широкие шелковые шальвары из тонкой материи с полосками темно-лавандового цвета и золотой парчи. Манжеты на лодыжках были из парчи, расшитой жемчугом и красными бусинами. Валида удовлетворенно кивнула. Потом им показали короткий корсаж без рукавов из шелка цвета светлой лаванды, обшитый жемчужинами, красными стеклянными бусинами и кусочками жадеита. Валида снова одобрительно кивнула. Затем их вниманию предложили третий предмет туалета — длинный плащ. Он был сделан из фиолетового атласа с подкладкой из шелка цвета лаванды и отделан по краям так же, как и корсаж. Его застежка была сделана из камня цвета лаванды, вырезанного в форме цветка.

— Ну что ты думаешь, Сафия? — спросила Hyp У Бану.

— Сама бы я не смогла придумать такое одеяние, — с восхищением сказала Сафия. — Ты права, уважаемая мать, это великолепно.

Валида с удовлетворением улыбнулась. Кое-чему она еще могла научить жену своего сына. Она не сомневалась, что Сафия вскоре будет появляться перед своим повелителем и хозяином в одеждах сиреневого цвета. Потом она Взглянула на англичанку, которая все это время стояла молча.

— Тебе нравится, что выбрала я, Марджалла? Важно, чтобы сегодня вечером тебе было удобно. Первые впечатления для мужчин самые важные. Говори мне правду, дочь моя. Если ты предпочитаешь зеленое, мы оденем тебя в зеленое.

Она говорила ласково.

— Нет, госпожа, я полагаюсь на вашу мудрость, — сказала Эйден, понимая, что, несмотря на заботливый тон валиды, той хотелось бы, чтобы она с ней согласилась. Она тоже может быть полезной, если подружиться с ней. Эйден вдруг поняла, что начинает думать так же, как эти женщины. Это потрясло ее.

— Очень хорошо, Латифа. Проследи, чтобы рабыни принесли эти одежды в комнаты Сейесте. Добавь шапочку, сандалии и золотой пояс.

Портниха почтительно поклонилась матери султана, и, не говоря больше ни слова, Hyp У Бану повернулась и вышла из комнаты. К удивлению Эйден, рядом с ней оказался Джинджи.

— Ты должна вернуться в комнаты Сейесте и отдохнуть перед вечером, госпожа, — сказал он. Сафия тихонько подтолкнула Эйден.