Гарем (№2) - Любовь дикая и прекрасная

И она помогла Катрионе взобраться на кровать. Салли поспешила вниз в библиотеку, где Чарлз Лесли мирно дремал перед пылающим камином. Девушка мягко потрясла его за плечо.

— Сэр! Сэр!

Аббат открыл глаза.

— У госпожи начались схватки, сэр. Потребуется ваша помощь. Нужно перенести родильный стол.

Чарлз Лесли окончательно проснулся.

— Граф вернулся? — спросил он.

— Нет, сэр.

— Проклятие, — выругался аббат.

— Придется бежать разыскивать его. — Салли положила руку ему на локоть. — Милорд, мой младший брат сейчас на кухне. Он пойдет и отыщет графа. Времени предостаточно. Первенцы всегда выходят медленно.

— Дай брату вот это, — сказал аббат, вручая Салли медную монету. — Когда вернется, получит серебряную.

— Спасибо, сэр. Если вы подождете здесь, то я пошлю мальчика сейчас же.

Она поспешила на кухню, где ее десятилетний брат за обе щеки уписывал тушеную баранину. Девушка протянула ему медяшку.

— Вот, Робби, это тебе. Беги скорее в дом банкиров Кира на Голдсмитс-лейн. По дороге не отвлекайся и ни с кем не разговаривай. Спросишь графа Гленкерка. Передашь ему, что его сын вот-вот родится. А если графа не захотят беспокоить, то скажи им, что это вопрос жизни и смерти. А когда вернешься, получишь серебряный!

Зажав монетку в кулачке, мальчик схватил свой плащ и мигом убежал.

В доме Бенджамена Кира граф Гленкерк, удобно устроившись, потягивал турецкий кофе. Со все возрастающим изумлением он вслушивался в то, что говорил о финансовом чутье Катрионы нынешний глава почтенного семейства.

— За последние два года она почти утроила свой капитал, — сказал банкир.

— Наверное, потому, что вы даете ей указания, говорите, как поступать, — предположил Патрик.

— В последние два года — нет, милорд. Когда ей исполнилось двенадцать лет, Катриона Хэй написала мне письмо, в котором спрашивала, не соглашусь ли я наставлять ее по финансовым вопросам. Я начал с самого простого, поскольку не был уверен, серьезны ли ее намерения и есть ли у девочки нужные способности. Однако чем больше я учил ее, тем все больше и больше она хотела знать.

Катриона впитывала все, что я ей говорил, и буквально все схватывала на лету. И понимала. Два года назад она захотела сама управлять своими делами. Примерно шесть месяцев она непременно советовалась со мной прежде, чем что-либо предпринять, но потом все взяла на себя. Катриона умна, милорд, очень умна. И я не премину по секрету сообщить вам, что порой сам следовал ее примеру, причем зарабатывал на этом кругленькие суммы!

Патрик сглотнул слюну.

— Должен ли я так понимать, Бенджамен, что, когда леди Катриона сообщала вам об ее вложениях, вы старались вложить свои капиталы туда же?

— Да, милорд.

— Знали ли вы, что еще в прошлом году, когда был назначен день нашей свадьбы, Грейхевен все капиталовложения Катрионы передал мне?

— Не знал, милорд. Нас не известили об этом. Леди Хэй продолжала управлять своими денежными средствами, особенно с тех пор, как сама появилась в Эдинбурге.

— Так будет и дальше, Бенджамен. Ваш брат Абнер — юрист, не так ли?

— Да, милорд.

— Если он здесь, то я хочу немедленно составить бумагу, которая законно возвратит леди Катрионе Хэй ее собственность. И, Бенджамен, леди никогда не должна узнать, что я расспрашивал вас о ее финансовых делах. Буду с вами честен, ведь вы мой друг. У леди Хэй скоро родится ребенок. Но она отказывается выйти за меня замуж — как это было условлено много лет назад, — если только я не верну ей ее собственность. Естественно, я не потерплю, чтобы следующий Гленкерк родился вне брака, однако Катриона упряма, и никто — ни мой дядя-аббат, ни я сам — не может переубедить ее.

— Я немедленно пошлю за братом и за его клерком, милорд. И можете вполне довериться мне. Женщины в лучшем случае непредсказуемы. А уж те из них, которые готовятся рожать, — просто опасны. Остается только уступить и сделать хорошую мину.

Пока они ждали юриста и клерка, в комнату ввели юного Робби.

— Этот малец заявляет, — сказал слуга, — что должен видеть графа по вопросу жизни и смерти.

— Итак, парень, — ласково обратился к мальчику граф.

— Я Робби Керр, брат Салли. Ее милость сейчас рожает.

— Проклятие! — выругался Патрик. — Он уже родился?

— Нет, сэр, — невозмутимо проговорил Робби, — родовые схватки только начались.

— Ты очень хорошо осведомлен для девятилетнего мальчика. Или десяти? — Граф развеселился.

— Десяти, сэр. И как же мне не знать? После меня было еще шесть.

— Твоя мать достойна похвалы, юный Робби, — включился Бенджамен Кира.

— Нет, сэр. Мать умерла, рожая меня. Это мачеха имела после меня шестерых.

Граф побледнел, и, заметив это, Бенджамен Кира поспешил успокоить его:

— Я пошлю с мальчиком свою жену. Она уже трижды была матерью и сможет определить, как идут дела у вашей леди. Не беспокойтесь, милорд. Первые — всегда долгие. У вас еще порядочно времени.

Когда Абнер Кира с клерком вошли в комнату, Бенджамен и маленький Робби уже шли за госпожой Кира. Муж и жена переговорили на языке, незнакомом мальчику, хотя и звучавшем немного похоже на гаэльский, который ему иногда приходилось слышать. Банкирша обратила на мальчика свои прелестные карие глаза.

— Что ж, паренек, в путь! Веди меня к дому его светлости!

Робби привел госпожу Кира к парадному входу, и Салли впустила их в дом.

— Я жена господина Бенджамена Кира. Его светлость послал меня узнать, как чувствует себя леди.

Салли присела в реверансе.

— Прошу вас, мадам, если вы соизволите присесть, то я схожу за своей тетушкой. Она находится сейчас при ее милости.

Когда миссис Керр спустилась по лестнице, то сразу засуетилась.

— Ох, Салли оставила вас в прихожей! Пройдите в гостиную и примите стакан крепкого напитка.

— Спасибо, миссис Керр, — улыбнулась Анна Кира, — но мне нужно спешить назад. Его светлость, подобно большинству отцов, которые ожидают первенца, совсем обезумел. Как обстоят дела у леди?

— Ему не стоит волноваться. Все идет хорошо. Она не разродится еще несколько часов.

— Думаю, он будет дома много раньше, — тихо проговорила госпожа Кира.

Женщины понимающе переглянулись и рассмеялись.

Быстро возвратившись домой, Анна Кира успокоила графа.

К этому времени Абнер уже составил документ, по которому Катриона Маири Хэй Лесли, графиня Гленкерк, являлась единственной законной владелицей А-Куила и капиталовложений, оставленных ей Джанет Лесли. Составленный в двух экземплярах документ был подписан Патриком Лесли, графом Гленкерком, и тут же засвидетельствован Бенджаменом Кира и его братом. Один экземпляр оставался на вечное хранение в сейфах этого семейства, а другой граф забрал с собой.

В сумерках Патрик торопливо шагал сквозь метель, сжимая под плащом заветную бумагу. Ну, теперь-то она выйдет за него замуж! Должна!

— Еще нет! — выпалила Салли, впуская его и забирая плащ.

— А дядя?

— В библиотеке, сэр!

Граф быстро прошел в библиотеку.

— Скорее, дядя Чарлз, и возьмите все принадлежности, нужные для венчания. Я выполнил просьбу Катрионы и теперь поднимаюсь к ней.

Прежде чем аббат успел ответить, граф был за дверью.

Пробежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и вихрем ворвался в спальню.

Перед камином стоял длинный стол, один конец которого был выше другого. Он был накрыт муслиновыми простынями. На столе, со всех сторон обложенная подушками, сидела Катриона. Ошеломленный, граф огляделся.

— Роды — кровавое дело, милорд. Я полагаю, что не стоит губить прекрасный новый матрац с периной, — объяснила ему миссис Керр.

Патрик прошел к Катрионе и встал рядом. Не говоря ни слова, он протянул ей свернутый пергамент. Она сорвала печать, развернула бумагу и внимательно прочитала с начала и до конца. На какое-то мгновение роженица зажмурилась от приступа боли. Затем, подняв на графа глаза, полные слез, Катриона тихо сказала:

— Спасибо, Патрик.

— Катриона Хэй, мы с тобой обручены уже больше двенадцати лет. В эту самую минуту рождается наш ребенок. Скажи, что теперь ты выйдешь за меня замуж. — Патрик замолчал и, лукаво взглянув ей в глаза, усмехнулся. — К тому же этот документ написан на имя Катрионы Маири Хэй Лесли, графини Гленкерк. Ты должна выйти за меня замуж, чтобы получить обратно свою собственность!

— Патрик, ты вернул мне мою собственность, это так.

Но изменилось ли твое отношение? Как ты теперь смотришь на меня?

Это был хитрый вопрос, и граф знал, что их судьбы, вместе с судьбой их ребенка, зависят от его ответа.

— Я смотрю на тебя, — проговорил он медленно и значительно, — сначала как на Кат Хэй — умную и прекрасную женщину. Надеюсь видеть тебя еще и своей женой, и любовницей, и другом, и матерью наших детей. Ты не одна женщина, а сразу много! И некоторых из них мне еще только предстоит узнать.

— Патрик, — улыбнулась сквозь боль Катриона. — Я верю, что ты начинаешь меня понимать. Это, конечно, далось тебе нелегко. Спасибо.

Она соглашалась. Граф был уверен в этом и чувствовал неимоверное облегчение.

— Да, милорд… моя любовь… мой дорогой друг и дражайший враг, — Катриона сжала его руку. — Я выполню наш уговор. Я выйду за тебя замуж.

И тут, словно в театре по реплике, вбежал аббат со своим переносным алтарем.

— Прекрасно, племянница! И чтоб больше никаких глупостей! Если ты не произнесешь обет сама, мне придется сказать его вместо тебя. Старику аббату следовало позаботиться об этом еще несколько месяцев назад!

Полагаю, сейчас ты не станешь сопротивляться?

— Не стоит угрожать мне, дядя. Я выйду замуж за Патрика, но только подождите еще несколько минут. Если вы оба удалитесь, то я бы хотела одеться на свою свадьбу. — Она скорчилась от боли, а затем повернулась к Салли:

— Рубиновый бархатный пеньюар! О Боже!

Мужчины быстро вышли. Салли забеспокоилась.

— Роды приближаются, миледи. По-моему, вы не сможете подняться.

— Только на несколько минут! Я не могу выходить замуж, лежа на родильном столе!

Ее пронзил новый приступ боли. Салли помогла Катрионе высвободиться из халата и облачиться в тяжелый бархатный пеньюар. Миссис Керр тем временем выскользнула в зал.

— Произносите ваши речи поскорее, милорд аббат.

Схватки неожиданно усилились, и следующий Гленкерк родится очень скоро.

Чарлз кивнул. Салли высунула голову из двери.

— Госпожа желает, чтобы церемония происходила в гостиной у камина.

Пока миссис Керр с аббатом негодовали друг на друга, Патрик, широко шагая, поспешил обратно в спальню. Пошатываясь от слабости и боли, Катриона стояла в своем рубиново-красном пеньюаре возле камина. Ее тяжелые длинные волосы были заплетены и крепко зашпилены золотыми шпильками с жемчужинами. От графа не укрылась боль в глазах невесты, и его руки бережно обвились вокруг нее. Ни один из них не произнес ни слова. Все еще обнимая невесту, Патрик вывел ее из спальни и осторожно проводил вниз по лестнице через зал в гостиную. Аббат, миссис Керр и Салли прошли следом.

Чарлз Лесли открыл свой требник и привычно начал читать. Жених и невеста стояли перед ним. Катриона крепко держалась за руку Гленкерка. Всякий раз, когда роженица испытывала очередную схватку, граф это чувствовал, потому что она еще крепче сжимала его руку.

Он не переставал дивиться силе своей возлюбленной.

Видя, как бледна племянница, аббат не мешкал.

— Кольцо, — зашипел он на Патрика.

Тот протянул рубин.

Чарлз Лесли благословил кольцо, вернул его графу, и тот надел драгоценное украшение на палец Катрионе.

Невеста сразу определила цену сердцевидного камня, и ее глаза широко раскрылись от изумления. Она подняла их на Гленкерка и улыбнулась. Граф успокаивающе улыбнулся в ответ. Торжественно произнеся еще несколько слов, Чарлз Лесли объявил племянницу и племянника мужем и женой.

Патрик не стал ждать поздравлений. Он поднял Катриону на руки и быстро понес ее обратно в спальню. Салли побежала вперед, а миссис Керр, стараясь не отставать, поспешила следом. Женщины помогли Катрионе вылезти из тяжелого платья и устроиться на родильном столе. Когда Патрик убедился, что жена сидит удобно, насколько это было возможно в ее положении, он пододвинул стул и сел рядом.

— Милорд, здесь не место мужчине, — попыталась прогнать его миссис Керр.

— Если только моя жена не возражает, я желаю видеть, как рождается мой сын. — Граф посмотрел на Катриону.

Та протянула руку.

— Останьтесь, милорд. Вы уже столько пропустили… — Она улыбнулась.

Меж тем схватки учащались и становились все тяжелее. Роженица покрылась потом. Она сжимала губы и глубоко вздыхала.

— Не сдерживайтесь, миледи, — говорила миссис Керр. — Надо кричать, а не то вам станет хуже.

— Не хочу, чтобы мой сын вошел в мир при криках боли его матери, — заупрямилась Катриона.

— Чепуха, — оборвала ее миссис Керр. — Малыш это и не вспомнит, ведь он будет так занят своим собственным криком. — Ее глаза озорно" блеснули. — Почему бы вам не браниться? По-гаэльски? Он же все равно не поймет!

Аббат, ждавший в прихожей, с изумлением услышал целый поток цветистых гаэльских ругательств, несшихся из спальни племянницы. Примерно десять минут спустя последовал торжествующий крик Гленкерка и возмущенный плач младенца. Неспособный далее сдерживать свое любопытство, Чарлз Лесли ворвался в спальню. Миссис Керр хлопотала возле Катрионы, а Салли вытирала родильную кровь с плачущего младенца.

— У меня сын, дядя! Сын! Пятый граф Гленкерк! — возбужденно закричал Патрик. — Джеймс Патрик Чарлз Адам Лесли!

— Да, дядюшка, — послышался усталый, но довольный голос. — Вы слышите: у него сын. Четвертый граф Гленкерк родил пятого графа. И, подумать только, он все это сделал в одиночку!

— Я не смог бы это совершить без тебя, голубка, — заулыбался граф.

— Нет, не смог бы, — слабо усмехнулась она. — А когда я смогу увидеть то чудо, которое произвела на свет?

— Минутку, дорогая, — сказала миссис Керр. — Вы уже вся чистая и можете лечь обратно в постель.

Она через голову надела на Катриону сладко надушенный пеньюар из мягкой шерсти бледно-лилового цвета.

— Милорд, не будете ли вы любезны отнести графиню в кровать?

Патрик нежно поднял Катриону на руки и уложил меж нагретыми простынями. Затем он натянул на молодую мать пуховое одеяло. После этих приготовлений Салли вложила ей в объятия запеленутого спящего младенца.

— Боже мой! Такой малюсенький! Рождественские каплуны — и те побольше! — Но в голосе Катрионы звучала гордость.

Заметив черный влажный пучочек, который Салли причесала завитком, она продолжала:

— И у него твои волосики, Патрик!

Миссис Керр забрала ребенка и передала его Салли.

— Она уложит маленького в колыбель и посидит с ним, пока он не проснется. Вы все еще хотите его выкармливать сами или мне нанять кормилицу?

— Я стану кормить сама, миссис Керр. По крайней мере сейчас. Однако я думаю, что сестре Салли, Люси, следует приходить и помогать ухаживать за ребенком. Салли не может оставаться при нем день и ночь.

— Да, миледи. Но теперь вы должны поспать.

— Еще несколько минут, миссис Керр. Вы позаботитесь, чтобы его светлость и аббат хорошо поужинали?

— Разумеется, мадам, — улыбнулась экономка, — я немедленно распоряжусь.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Миссис Керр?

— Да, миледи.

— Спасибо, миссис Керр. За все.

Экономка просто засветилась от удовольствия:

— Было очень почетно, миледи, принять будущего Гленкерка. — Она повернулась к аббату. — Пойдемте, сэр. Уверена, что вся эта суматоха пробудила у вас аппетит.

И они вместе вышли из комнаты.

Затем пришел Патрик, осторожно опустился на угол кровати. Взяв руку жены, он поднес ее к своим губам.

— Ты излишне горда Кат, и невероятно упряма. Но, клянусь Богом, я люблю тебя. Я горд и счастлив иметь тебя своей женой и… другом!

Катриона подняла на него свои изумрудные глаза, и они озорно сверкнули.

— С тебя причитается дом в городе, Гленкерк, и, как только смогу, я непременно взыщу этот должок!

Глубокий смех Патрика разнесся по всему особняку.

11

Джеймс Патрик Чарлз Адам Лесли родился двадцать четвертого февраля 1578 года. Спустя месяц после его рождения Адам и Фиона Лесли вернулись из Франции. Гленкерк послал им курьера с известием о рождении сына, и младшие Лесли поспешили в Эдинбург, чтобы стать ребенку крестными.

Чарлз Лесли совершил обряд без промедления. Священник отсутствовал в своем аббатстве уже почти два месяца. И теперь, наняв самое быстрое каботажное судно, поспешил отправиться к северу на Петерхед. Оттуда он продолжит путь по суше. Чарлз предвкушал, как проведет первую ночь на твердой земле, пользуясь гостеприимством Оленьего аббатства.

Фиону забавляло, что Катриона наслаждается своим материнством.

— Вот уж не думала, что ты станешь такой добропорядочной гусыней!

В ответ Катриона улыбнулась.

— Я и сама не думала. Это находит на тебя незаметно.

Однако следующего не будет еще несколько лет.

— Если Гленкерк такой же жеребец в охоте, что и Адам, то у тебя не будет выбора.

— Я буду осторожна.

— Ох, кузина, — улыбнулась снова Фиона, подняв элегантно выщипанную бровь. — До чего же ты изменилась за этот год!

— Мне не приходилось скучать, Фиона.

Катрионе не пришлось скучать и теперь. Она подыскивала себе дом в Эдинбурге, ибо, когда вернулись Адам с Фионой, маленький особняк оказался тесным. Прежде Адам обещал жене, что они отправятся путешествовать, однако теперь его намерения изменились.

Дело в том, что второй сын Гленкерка, Джеймс, был женат на Эйлис Хэй, а единственный ее брат Френсис умер зимой от лихорадки. Джилберт Хэй не имел других законных сыновей, и поэтому брат Патрика становился его единственным наследником. Джеймс и Эйлис теперь переезжали в Хэй, чтобы ознакомиться с делами этого небольшого имения.

Майклу же Лесли предстояло меньше чем через два года жениться на Изабелле Форбз и тоже взять за ней поместье.

Вот поэтому-то сейчас Адам должен был научиться управлять гленкеркским имением — на тот случай, если Патрик умрет прежде, чем его сын достигнет совершеннолетия.

— Проведете годик в Гленкерке, а на следующий год сможете отправиться путешествовать, — пообещал Патрик, увидев разочарование Фионы.

Тем временем Катриона наконец нашла дом по своему вкусу. Подобно особняку Лесли, он стоял на тихой улочке.

Но графиня выбрала ту, что прилегала к Канонгэйт, шедшей не к Хай-стрит, а к дворцу Холлируд.

Кирпичный особняк имел большую и солнечную кухню, буфетную, умывальню, кладовую, холл, удобный флигель для повара и несколько закутков для кухарок и поварят.

На первом этаже находились просторная приемная зала, светлый салон, столовая, затем семейная столовая и семейная гостиная. Второй этаж почти полностью состоял из одного огромного зала, от которого отходили несколько отдельных прихожих. На третьем этаже располагались шесть спален, каждая со своей гардеробной и теплым туалетом.

Четвертый этаж был отведен под детскую, а пятый — под комнаты прислуги.

При особняке были сад, огород и цветник. Тут же находилась отличная просторная конюшня. Когда граф было посокрушался, что дом слишком велик, ему напомнили, сколько набиралось родственников. Предполагалось, что здесь будут останавливаться все Лесли, приезжающие в Эдинбург, а потом, как только малолетний король подрастет и вступит в свои права — а тогда ему непременно придется содержать двор, — особняк окажется еще более полезен.

Катриона официально наняла миссис Керр, чтобы та постоянно присматривала за домом и вела хозяйство в новом владении. Графиня надеялась остаться в Эдинбурге по крайней мере до конца июня, чтобы самой заказать обстановку, но Гленкерк дал ей времени только до середины мая.

— Почему ты не можешь ехать вдвоем с Адамом? — возмущалась она. — Мы с Фионой останемся в городе, а когда покончим с делами, поедем тоже.

Патрик засмеялся.

— Мадам, — галантно произнес он, глядя на жену сверху вниз. — Я больше не рискую спускать с вас глаз, потому что, боюсь, потом вас уже не найду. Обещаю, что в середине мая мы вместе вернемся в Гленкерк. Все дела вам придется закончить к этому сроку. К тому же какая разница, будет сейчас дом обставлен или нет?

— А я, милорд, не собираюсь всю зиму сидеть, засыпанная снегом, в Гленкерке. После рождественских праздников, а если удастся, и раньше, мы вернемся в город.

Патрик еще более развеселился. Итак, она намеревается приезжать в столичный Эдинбург каждую зиму?! Граф еле сдерживал готовый вырваться смех. Какой же несносной иногда оказывалась его жена! Однако надо будет почаще заполнять ее животик детишками. Шумная детская компания наверняка не оставит ей времени ни на что другое.

В последующие несколько недель Катриона вела переговоры со множеством ремесленников и мастеровых. Рассмотрев сотни предложенных эскизов, она, наконец, заказала обстановку и договорилась с Бенджаменом Кира, что мастерам уплатят после того, как товар будет поставлен и одобрен миссис Керр. Об этом графиня мужу не сказала. Может быть, Гленкерк и забыл, что этот дом принадлежал ей.

Еще до отъезда из Эдинбурга их навестил Джордж Лесли, граф Рауте, глава всего клана Лесли. И Патрик, и Адам были польщены такой честью, оказанной им, младшей ветви семьи. На Катриону, однако, визит не произвел впечатления.

— Мы богаче, — рассудительно сказала графиня, — и он решил поддержать с нами отношения на тот случай, если придется занимать денег.

Хотя мужчины и возмутились таким неуважением, Фиона рассмеялась.

— Ты и в самом деле сука. Кат, но тут я с тобой согласна. К тому же Джордж Лесли принадлежит к новой церкви, и его семья когда-то была замешана в убийстве кардинала Витона. Я не доверяю ему.

В середине мая, как и было намечено, все вместе они выехали из Эдинбурга. Граф, графиня, Адам и Фиона ехали верхом, а Салли вместе с малышом удобно устроились в фургоне. Поскольку на дорогах было небезопасно, господ сопровождал отряд гленкеркских воинов во главе с Коноллом Мор-Лесли. Иногда мелкие торговцы и ремесленники, узнавая, что процессия направляется в сторону Абердина, просили разрешения присоединиться. Чем больше был обоз, тем спокойнее чувствовал себя каждый.

Две недели спустя братья с женами прибыли в Гленкерк. Увидев ожидавший их там прием, Фиона озорно расхохоталась. Чинным рядом, будто по ранжиру, выстроились вдовствующая графиня, Маргарет Лесли, родители и братья Катрионы, родители и братья Фионы, а за ними следовали все гленкеркские Лесли и крэнногские Мор-Лесли.

— Проклятие! — потихоньку выругалась Катриона. — Они притащили весь клан! Единственно, кажется, нет преподобного дядюшки!

— Что ты, и аббат здесь! Он просто нагнулся, чтобы поднять перчатку тетушке Мэг. — Казалось, что Фиона снова расхохочется.

— О Боже!

— Это не нас они встречают. Кат. Это его светлость следующего графа Гленкерка, — возразила Фиона, когда родственники толпой начали спускаться к ним.

И кузина оказалась права. Восторженные родственники вырвали бедного Джеми из рук Салли и, несмотря на его истошный крик, принялись передавать от одного к другому. Рассердившись, Катриона забрала сына, успокоила его, пресекая все возражения.

Эллен сказала:

— Я возьму его, миледи.

— Ни в коем случае, — отрезала графиня. — Ты слишком хорошая служанка, и мне тебя очень недоставало.

Опечалившаяся было отказом, женщина вскоре повеселела.

— Салли, — позвала Катриона, — возьми своего мокрого господина.

Ей пришлось еще выдержать пир, устроенный в честь их приезда матерью Патрика. А ее собственная мать долго пыталась вызнать, все ли хорошо у дочери с графом. Убедившись в конце концов, что дела обстоят отлично, Хезер испустила вздох облегчения и вернулась к мужу.

Приближался вечер, и Катриона не могла сдерживать зевоту. Мэг Лесли усмехнулась.

— По-моему, — шепнула она невестке, — тебе будет совершенно позволительно удалиться с этого пира.

Катриона склонилась к Патрику.

— Гленкерк! Придется мне прямо здесь и заснуть, между желе и пирожными. Или ты раньше объявишь о конце этого вечера?

— Хорошо, голубка, иди, но я еще должен побыть. Давай сейчас встанем, да заодно спасем и других, которые тоже хотят удалиться.

Они поднялись, дав тем самым знак всем, кто хотел уйти. Катриона вежливо пожелала гостям спокойной ночи и поспешила в детскую. Раскрыв живые глазенки, Джеми лежал на животе и сосал свой малюсенький кулачок.

— Такой хороший малыш, — сказала заботливая Люси.

Катриона взяла сына на руки, немного покачала. Носик младенца задергался.

— Ох, — запричитала Салли, — смышленый малыш почуял молоко!

Джеми заплакал. Люси приняла у Катрионы ребенка, а Салли поспешила помочь своей госпоже снять корсаж. Графиня села. Снова взяв сына. Кат дала ему грудь. Когда ребенок насытился и, сонный, развалился у нее на коленях, она улыбнулась и тихо заметила:

— Он стал такой большой!

— Да, мадам, — подтвердила Салли, — и к тому же очень сообразительный!

Графиня положила сына обратно в колыбель и натянула на него одеяло.

— Когда я вижу его таким махоньким, таким беспомощным, — заметила Катриона, — мне с трудом верится, что со временем он станет огромным несносным мужчиной, похожим на своего отца.

Обе служанки захихикали, а Катриона, поднявшись, застегнула корсаж и пожелала им доброй ночи. Она поспешила в свои покои, где заботливая Эллен уже приготовила чан с горячей водой. Сбросив одежду, Катриона забралась в него и расположилась блаженствовать в благоуханной воде.

Она, привыкшая мыться ежедневно, не имела такой возможности уже две недели!

— Эллен, скажи, чтобы слуга графа Ангус приготовил ванну его светлости. Мне не хочется, чтобы сегодня он лез ко мне в постель вонючим.

А пока служанка отсутствовала, Катриона взбила пену на своих волосах, промыла их, снова взбила и ополоснула.

Она выбралась из чана и, не одеваясь, устроилась перед камином. Подоспевшая Эллен насухо вытерла ей волосы, а затем расчесала их до блеска. Наконец Катриона встала и, приподняв волосы обеими руками, позволила Эллен вытереть ей тело.

— Совершенство! Ты чистое совершенство! — В дверях стоял граф.

— Ангус приготовил вам ванну, милорд, — сказала в ответ графиня.

Взгляд Патрика скользнул вдоль ее тела. Катриона дерзко глянула в ответ.

— Ты словно солнечный свет, любовь моя?

— А ты воняешь лошадьми и двумя неделями пыльной дороги.

Он засмеялся.

— Я не задержусь. Спокойной ночи, Эллен.

Эллен довольно заулыбалась.

— Какую ночную рубашку, миледи?

— Не беспокойся, Элли. Дай мне только шаль.

Катриона забралась в просторную кровать и накинула себе на плечи кружевную шаль.

— Спокойной ночи, Элли.

— Спокойной ночи, мадам.

Катриона сидела на кровати, прислушиваясь к звукам, доносившимся из спальни Патрика, и посмеивалась. Он шумно плескался, что-то фальшиво напевал и издавал какое-то утиное кряканье. Катриона забавлялась. Несколько минут спустя, голым, он прошел через дверь, соединявшую их комнаты, и решительно направился прямо к кровати. Какое-то время они просто смотрели друг на друга.

Затем граф медвежьей хваткой схватил жену, и она уютно устроилась у него на груди.

— Ты рада, что приехала домой. Кат?

— Сейчас — да, но я не шутила, когда сказала, что хочу часть года теперь проводить в Эдинбурге. Юный король вскоре вступит в свои права. Он, конечно же, женится, и тогда снова появится настоящий двор. Когда это случится, я не хочу быть в Эдинбурге чужачкой.

— Нет, голубка, мы не станем бывать при дворе короля Джеймса. Бабушка не уставала повторять, что залог выживания в том, чтобы держаться подальше от политики и еще дальше — от двора. Наша ветвь в роду — младшая, но самая богатая. Мы всегда избегали неприятностей, потому что держались незаметно. Так будем поступать и впредь.

— Тогда почему ты купил мне дом в городе?

Соски у нее на грудях порозовели и заострились, и она рассердилась на свое тело, так быстро ответившее на ласку.

— Потому что я всегда плачу свои долги, мадам.

Граф наклонился и, поддразнивая, принялся покусывать кончик ее груди.

Она сердито отодвинулась.

— Я обставила этот дом на собственные деньги! И что же, теперь не смогу проводить в нем даже несколько месяцев в году?

— Конечно, сможешь. Мы станем ездить в город каждый год, обещаю тебе. Ты будешь делать покупки, смотреть представления, наносить визиты нашим друзьям. Но при дворе у Стюартов мы не появимся. Известно, что Стюарты всегда испытывают недостаток в средствах, а отказать дать взаймы королю едва ли возможно. Его также нельзя попросить и вернуть долг. Мы обеднеем за какой-нибудь год! — Он затянул ее под себя и наклонился. — Я не хочу больше сегодня говорить об этом, графиня Гленкерк.

В его зелено-золотистых глазах появился упрямый блеск.

— Согласна ли ты быть послушной и покорной женой, ты, несносная шалунья?

Тонкие пальцы Катрионы вплелись в его темные волосы, и, потянув голову графа вниз, она поцеловала мужа медленно и умело, а ее созревшее тело медленно задвигалось под ним.

— Боже, — произнес Патрик, когда она наконец отпустила его. — Этому я тебя никогда не учил!

— Разве, милорд?

— Нет!

Смех Катрионы раззадорил графа.

— Ты сучка, — выдохнул Патрик, и его рука обернулась вокруг ее тяжелых волос. — Если я узнаю, что какой-то мужчина хотя бы только подумал отведать твоих роскошных прелестей…

Она снова засмеялась, но в ее глазах и в улыбке был вызов. Внезапно, с дикостью, которая перебила у Катрионы дыхание, граф овладел ею.

— Я никогда не смогу владеть тобой всей. Кат, ибо ты — ртуть! Но, клянусь Богом, дорогая моя, я испорчу тебя для всякого другого мужчины!

Катриона принялась отбиваться, но Гленкерк засмеялся и начал целовать ее легкими поцелуями в лицо, в шею, в грудь. Он чувствовал, как у него под губами билось ее жаркое сердце. Большие и сильные руки графа стали ласкать ее бедра, поглаживая шелковистую грудь.