Бертрис СМОЛЛ
      КОЛДУНЬЯ МОЯ
      ТОМ 1
      Анонс
      Юная бретонская красавица Мэйрин возвращается на родину из Византии после короткого и трагического замужества. Придворные интриги предопределяют ее новый брак - с французским рыцарем Жоссленом де Комбуром, которого она страстно полюбила. Но недолгое счастье внезапно обрывается; безжалостный викинг по прозвищу Длинный Меч похищает прекрасную Мэйрин. Ей удается спастись, однако между супругами встает стена недоверия и ревности. Трудной и мучительной будет дорога к новому счастью...
      Морган Лливелин с любовью от ее сестры из будущего.
      Пролог
      Бретань, 1056 год
      - Этот ребенок незаконнорожденный, дядя, и об этом надо объявить? - Бланш Сен-Ронан поджала губы, ее жесткие голубые глаза впились в лицо дяди. - Я вышла замуж за Сирена Сен-Роиана и согласилась жить в Аргоате не для того, чтобы мое дитя лишилось всего по вине этого отродья? - Ее тонкие пальцы вцепились в темно-синий шелк пышной юбки. На каждом пальце сверкало золотое кольцо с драгоценным камнем. - Ты должен помочь мне, дядя! Должен!
      Епископ Сен-Бриека взглянул на свою племянницу, испытав при этом привычное чувственное удовольствие. Бланш была безукоризненной красавицей: со светло-золотистыми косами, переплетенными цветными лентами, с молочно-розовой кожей и небесно-голубыми глазами. Епископ ощутил легкий укол досады. Бланш годилась в жены королю, но из-за того, что она была младшей дочерью сестры епископа, приданое ей досталось очень маленькое. Родители хотели было отправить Бланш в монастырь, но девушка взбунтовалась, и дядя поддержал ее: она слишком хороша, чтобы прятать ее от людских глаз. Епископ устроил ее брак с бароном Сен-Ронаном - отпрыском безупречного бретонского рода и владельцем чудесного поместья, но человеком небогатым.
      Сирен Сен-Ронан был вдовцом; от первого брака у него осталась маленькая дочка. Бланш возненавидела девочку с первого взгляда, но до свадьбы с бароном Сен-Ронаном умело скрывала свое отвращение. Теперь же она сама была беременна, и епископ понимал тревогу своей племянницы, однако он был осторожен. Бланш не удастся так просто избавиться от падчерицы. Епископ сделал еще одну попытку вразумить ее:
      - Если ты родишь сына, Бланш, то никто не станет оспаривать его право на наследство. Все, что достанется этой девочке, - крохотное приданое. Через год-другой она войдет в возраст, и ее можно будет отослать в семью ее будущего мужа, если же нет, то мы сможем отправить ее в монастырь и покончить с этим. Не стоит беспокоиться, сокровище мое. - Епископ протянул пухлую руку с ямочками и погладил племянницу по шелковистым волосам. - Ты еще молода. Тебе всего четырнадцать лет, у тебя впереди много времени, и ты еще родишь своему супругу много сыновей.
      - Сирен умирает, дядя! Другого ребенка не будет! Если родится дочка, то тогда эта девчонка, Мэйрин, унаследует поместье, а мое дитя останется ни с чем! Ты не можешь допустить, чтобы это произошло, дядя! Не можешь! - В голосе ее зазвенели нотки близкой истерики. - Я ношу под сердцем девочку, дядя. Это она сказала! Помоги мне!
      - Пока ребенок не родится, Бланш, никто не сможет сказать, мальчик это или девочка. Кто сказал тебе, что ты носишь дочку? Неужели ты слушаешь этих деревенских старух с их россказнями и приметами?
      - Это сказала Мэйрин, дядя. Ты ведь знаешь, что эта девчонка ясновидящая! Здесь, в Бретани, мы не можем закрывать глаза на подобные вещи, ведь мы происходим из кельтского рода. Несколько недель назад она спросила меня: "Как вы себя чувствуете сегодня, миледи Бланш? А как чувствует себя моя маленькая сестренка?" Сирен был со мной, это случилось еще до того несчастья. Он поднял эту проклятую девчонку на руки и спросил: "Значит, ты увидела, что у тебя будет сестра, Мэйрин?" А она ответила: "Да, отец. Это сестричка, и она будет такой же хорошенькой, как леди Бланш".
      Епископ откинулся на спинку кресла и задумался над словами племянницы. Церковь не одобряла ясновидцев, но, как справедливо заметила Бланш, они жили в Бретани. Они действительно были потомками кельтов, и что бы там ни говорила церковь, бретонцы верили в ясновидение. Падчерица его племянницы на самом деле владела этим даром, хотя ей всего пять с половиной лет и она еще не научилась как следует управлять им. Если Сирен Сен-Ронан умрет от ран, а ребенок Бланш окажется девочкой, их семья наверняка потеряет земли Сен-Ронана, поскольку наследницей станет старшая дочь. Мэйрин - здоровый ребенок, и хотя сам епископ никогда бы не решился на насилие против малышки, его племянница сейчас была готова на все.
      - А что говорят лекари о состоянии твоего мужа, сокровище мое? - мягко поинтересовался епископ. - Они действительно убеждены, что он умирает?
      - Да! - раздраженно ответила Бланш. - Он в ужасном состоянии, дядя, слабеет день ото дня, и доктор уже простился с надеждой. Я овдовею задолго до того, как родится мой ребенок! И все из-за того, что Сирен и граф де Комбур вздумали играть в эту дурацкую игру! Может быть, граф будет заботиться обо мне и моем ребенке, когда Сирен умрет? Как бы не так! Он виноват, а я должна страдать!
      - Бланш, Бланш, - успокаивающе проговорил епископ, сжимая толстой ручкой ее изящное плечо. - Сирен дружил с графом с детских лет, и они играли в свою любимую игру, как всегда, когда граф приезжал в Ландерно. Чтобы перепрыгнуть верхом на лошади замковый ров, нужно большое искусство, и оба они в прошлом часто падали в воду. Сирену просто не повезло, что на сей раз его придавила лошадь и он наглотался воды.
      - Да, - с горечью отозвалась Бланш Сен-Ронан, - действительно, не повезло, дядя, но теперь мне придется самой заботиться о моем ребенке. И чтобы мое дитя не стало несчастным, Мэйрин надо объявить незаконнорожденной. Почему я должна беспокоиться о том, что станется с Мэйрин? Она не моя дочь! Почему я должна думать о будущем этого отродья ирландской дикарки? Если дождаться смерти Сирена, люди скажут, что я оклеветала эту девчонку, но если ты поможешь мне сейчас, милый дядюшка, разве кто-нибудь осмелится обсуждать решение церкви? Если сделать это до смерти мужа и если он не станет протестовать, кто посмеет осуждать меня?
      - Сирен Сен-Ронан любит свою дочь, Бланш. Он не допустит, чтобы ее объявили незаконнорожденной.
      - Сирен Сен-Ронан ничего об этом не узнает, дядя. Как только дело будет сделано, к нему не приблизится никто, кроме меня и моих преданных слуг. И люди воспримут его молчание как знак согласия! - Бланш торжествующе улыбнулась епископу, и ее мелкие ровные зубки ослепительно сверкнули между розовыми губками.
      - Что именно ты хочешь от меня, Бланш? - Епископ подумал, что его племянница, видимо, очень тщательно поразмыслила об этом деле. Решимость ее восхищала.
      - Церковь должна объявить, что Мэйрин Сен-Ронан рождена вне брака и потому не имеет права унаследовать поместье своего отца, - спокойно ответила Бланш. Церковь должна объявить, что настоящим наследником Сирена Сен-Ронана станет ребенок, которого я ношу под сердцем.
      - Но на каких основаниях, Бланш? Чтобы лишить наследства маленькую Мэйрин, нам понадобится законное доказательство, иначе меня обвинят в клевете.
      - Дядя! Я знаю наверняка, что свидетельства о браке моего супруга с матерью этой девчонки не существует. Эту женщину не видел в Бретани ни один человек. Она ведь была ирландкой и, как утверждают, умерла в Ирландии, так что Сирен не успел привезти ее сюда. Однако доказательств этому не существует. Эту девчонку признали только со слов моего мужа.
      - Как звали ее мать? - спросил епископ. - Тебе известно о ней что-нибудь?
      - Ее звали Мэйр Тир Коннелл. Сирен говорил, что она была из королевского рода, но я не верю ни единому его слову! Я уверена, что она какая-нибудь деревенская дикарка, с которой милорд забавлялся, пока жил в Ирландии. Говорят, мой муж в юности был весьма необуздан. Знаешь ли, дядя, эта развратница могла родить девчонку и не от него! Возможно, Мэйр Тир Коннелл действительно умерла, а Сирен взял ее ребенка на воспитание. Ты ведь знаешь, какой он мягкосердечный. Так разве можем мы допустить, чтобы Ландерно попало в руки внебрачной дочери, рожденной неизвестно от кого, да еще при том, что я скоро рожу законного наследника поместья?
      - А что делал барон Сен-Ронан в Ирландии? - полюбопытствовал епископ.
      - Мать Сирена была ирландкой. Когда его отец умер, она вышла замуж за своего старого друга, с которым выросла вместе в Ирландии. Через несколько лет она заболела, и отчим моего супруга послал за ним, чтобы он простился с матерью. Тогда-то он и встретил Мэйр Тир Коннелл и, по его уверениям, женился на ней. Но он никогда не показывал мне свидетельства об этом браке, дядя, и сама я не смогла найти никакого подтверждающего документа. Поверь мне, я очень хорошо искала.
      Епископ сдержанно улыбнулся. Он не сомневался, что его обожаемая Бланш действительно усердно искала документ о первом браке своего мужа, чтобы уничтожить его.
      - Когда эта ирландка родила милорду дочку, она чувствовала себя очень плохо, - продолжала Бланш. - Сирен вернулся в Бретань, оставив ее набираться сил перед долгим путешествием в Ландерно. Он не был в своем поместье больше года и беспокоился о том, как здесь идут дела. Его мать умерла вскоре после рождения Мэйрин. А когда Сирен снова приехал в Ирландию, чтобы забрать эту женщину и ее ребенка, то узнал, что Мэйр тоже умерла. Он привез ее дочку в Бретань. Это он так говорит, дядя, но мне кажется, что он просто пытается защитить внебрачного ребенка. Этот брак не подтвержден никаким документом!
      - Ты уверена, моя малышка?
      Если это правда, подумал епископ, то его смышленая племянница, похоже, действительно нашла способ лишить наследства свою падчерицу.
      - Абсолютно уверена, дядя, - твердо ответила Бланш. - А как насчет того великана ирландца, который охраняет девочку, сокровище мое? По-моему, он был рабом матери Мэйрин. Возможно, ему известна правда. Ты не говорила с ним?
      - Дагда? Он не сможет сообщить нам ничего ценного, дядя. Он до невозможности глуп. Если ты поможешь мне, мы без труда добьемся своего!
      Епископ Сен-Бриека благосклонно улыбнулся своей любимой племяннице, снова подумав о том, как она хороша собой. У Бланш было безошибочное чувство стиля. Синее платье, которое она надела сегодня, удивительно шло к ее светлым волосам и прекрасным голубым глазам. Пышная юбка лишь чуть-чуть темнее, чем туника с воротом и манжетами, расшитыми золотой нитью и крохотными речными жемчужинами. Золотистые косы, переплетенные розовыми лентами, уложены в завитки вокруг ушей, как требовала мода; прическу поддерживал тонкий золотой обруч, украшенный сверкающими самоцветами. "Да, Бланш просто великолепна", - с гордостью подумал епископ. Она заслуживала блестящей партии.
      - Если ты уверена в том, что говоришь, Бланш, - произнес он с одобрительной улыбкой, - то я постараюсь помочь тебе в этом деле. В отличие от своего легкомысленного супруга, малышка моя, ты получишь документ с подписью и печатью, который подтвердит правоту твоих слов. Мэйрин Сен-Ронан будет объявлена незаконнорожденной и не сможет унаследовать владения своего , отца. Земли Сирена Сен-Ронана будут принадлежать только твоему ребенку, а ты станешь управлять ими до тех пор, пока твой ребенок не вступит в брак, будь то девочка, или не достигнет совершеннолетия, если родится мальчик. Ты довольна?
      Бланш вскочила со скамьи и обвила руками шею дяди, как она обычно делала в детстве. Затем с лукавой улыбкой уселась на его пухлые колени, вызывающе поерзав ягодицами.
      - Ах, дядюшка, - ласково проговорила она, заглядывая в его полное лицо. Ты всегда так добр ко мне!
      Епископ лучезарно улыбнулся ей в ответ, чувствуя, как у него слегка перехватило дыхание. Его окутал чудесный аромат благовоний, которыми так искусно пользовалась Бланш. Сегодня она благоухала, как ночная лилия.
      - Милая Бланш, - ответил он, погладив ее по изящной ручке, - разве может быть иначе? Я обожаю тебя, и ты прекрасно это знаешь, моя плутовка.
      Бланш Сен-Ронан крепко прижалась к своему дяде. Кончик ее розового языка дразняще прикоснулся к его полным губам.
      - Пусть будет так, как было раньше, пока я не уехала в Ландерно! хрипловато прошептала она. - Давай займемся любовью!
      Дыхание епископа стало тяжелым и частым; не выдержав, он сжал грудь своей племянницы со стоном, выдававшим вспыхнувшую страсть.
      - Ты беременна, и я боюсь причинить тебе вред, моя малышка, - для вида возразил он.
      - Дядюшка, дорогой! - Бланш обдала его ухо жарким дыханием. - У меня даже живот еще не округлился. Ты не причинишь никакого вреда, а я сгораю от желания! Меня выдали замуж за слабого, отвратительного человека, который никогда не был таким мужественным, как ты. Не понимаю, зачем ему вообще понадобилась жена. - Она слегка лизнула ухо епископа.
      - Тебе повезло, что он решил жениться, малышка моя! Иначе ты сидела бы взаперти в монастыре, а не купалась бы в роскоши, - напомнил ей епископ, чувствуя, как его естество начинает требовать своего.
      - Но он никогда не сравнился бы с тобой, дядя, - недовольно надув губки, отозвалась Бланш. - Я приду в твои покои, как только отдам нужные распоряжения в замке, - добавила она и улыбнулась, обнажив безупречно белые зубы. - Милый мой дядюшка, ты ведь не откажешься утешить меня в моем несчастье?
      Сердце епископа колотилось от возбуждения; он чувствовал, как страсть к очаровательной племяннице возрастает в нем с каждым мгновением. Он взял ее девственность в исповедальне, когда ей было двенадцать лет, и сейчас, когда Бланш ласкалась к нему, он вспомнил, как обладал ею прежде. Это случалось неоднократно, и каждый раз Бланш оказывалась восхитительно ненасытной. Только сейчас епископ в полной мере понял, как ему недоставало милой племянницы с тех пор, как она вышла замуж за Сирена Сен-Ронана. Хотя жаловаться на одиночество ему не приходилось, ни одна женщина не вызывала в нем такой страсти, как Бланш. Протянув руку, он погладил ее по бархатистой щечке и проговорил благочестивым тоном:
      - Двери моей комнаты будут открыты для тебя, дорогая племянница, если ты пожелаешь явиться ко мне на исповедь нынче вечером.
      - Я приду и с радостью исполню любую епитимью, которую ты наложишь на меня, дядюшка, - с притворной застенчивостью отозвалась Бланш.
      Когда она вышла из комнаты, на лице ее вспыхнула торжествующая улыбка: она не сомневалась в том, что добилась успеха. Она очень быстро научилась использовать свое тело как могущественное оружие в борьбе между полами. Эта девчонка, Мэйрин, лишится наследства и уберется прочь из поместья. Ребенок Бланш унаследует земли Сен-Ронана! Бланш возблагодарила Бога и Пресвятую Богоматерь за то, что ее дядя так похотлив. Ведь иначе она и ее ребенок были бы вынуждены рассчитывать на милость этого маленького отродья. Бланш решила, что как только дело уладится, надо избавиться от этой девчонки как можно скорее. Когда церковь объявит Мэйрин незаконнорожденной, у людей начнут чесаться языки, но если Мэйрин исчезнет, то это несколько успокоит зуд в языках. К тому же, кто захочет встать на сторону незаконного ребенка и пойти против законной вдовы хозяина поместья? Леди Сен-Ронан не очень-то беспокоилась о том, что будут думать о ней люди, когда она станет победительницей. Бланш Сен-Ронан широко улыбнулась, но глаза ее остались холодными.
      Часть первая
      Англия, 1056 - 1063
      ДОЧЬ САКСОНЦА
      Глава 1
      В аргоатском лесу стояла тишина, лишь изредка нарушаемая трелью птицы или тихим шелестом ветра в листве. Кроны берез и дубов гордо парили в недосягаемой вышине; крепкие, покрытые зеленью ветви тянулись к животворному солнечному теплу. Под деревьями лежали огромные замшелые валуны, за долгие столетия принявшие под ветром и дождями причудливые, странные формы. Следуя почти неразличимой тропкой, вьющейся среди этих диковинных глыб, можно было выйти к ручью, бесшумно огибающему камни, круто сворачивающему вбок и теряющемуся где-то в лесной глуши.
      Теплые лучи августовского солнца пробивались сквозь густую листву, заливая землю зеленоватым светом и скользя по глади темного озерца на поляну, где остановился огромный олень с ветвистой короной рогов, пришедший на водопой. Солнечный блик коснулся его коричневой бархатной кожи, но великолепное животное чувствовало себя так уверенно в этом волшебном царстве, что даже не подняло голову и лишь скосило влажные глаза на еле слышный шорох в подлеске, расступившемся, чтобы пропустить на зачарованную поляну крошечного гостя. Это был ребенок. Маленькая девочка, настолько хрупкая и изящно сложенная, что казалось, легкого ветерка достаточно, чтобы подхватить ее и поднять в воздух.
      Увидев оленя, Мэйрин Сен-Ронан остановилась и поздоровалась с ним.
      - Привет, Хирн! - раздался тонкий детский голосок, и олень снова наклонил голову к воде, чувствуя, что перед ним друг.
      Белоснежная, почти прозрачная кожа девочки казалась светящейся. Волосы ее в солнечном свете сияли медным блеском; те, кто впервые видел эту огненно-рыжую маленькую красавицу, неизменно поражались необычному цвету ее волос. Некоторые даже дотрагивались до удивительно мягкого шелковистого облака, окутывавшего ее головку, словно не веря собственным глазам и желая убедиться на ощупь в том, что такое чудо возможно. И впрямь трудно поверить, что ребенок в таком нежном возрасте уже может быть настолько прекрасным; видевшие ее невольно начинали гадать, что же будет, когда она вырастет. Впрочем, девочка уже и сейчас была развита не по годам, и в сочетании с редчайшей красотой это производило на многих странное впечатление. Ходили даже слухи, что она бывает у старухи Кателлы, известной в округе ведьмы, и поскольку девочка проявила необычные способности к целительству, многие считали ее юной колдуньей. В конце концов разве не в Бретани жили великий чародей Мерлин и знаменитая волшебница Вивиана?
      Девочка подбежала к берегу озера и, опустившись на колени, на мгновение погрузила ладошку в черную воду и отряхнула прохладные капли. Из темного гладкого зеркала на Мэйрин взглянуло ее отражение, и, рассматривая его, девочка увидела маленький квадратный подбородок, короткий прямой носик (отец уверял ее, что он в конце концов вырастет) и рот, о котором ее мачеха как-то сказала, что он чересчур велик и даже несколько вульгарен для девушки знатного рода. Мэйрин слегка скривила губы, глядя на свое лицо. Она знала заклинания и чары, которые могли бы выбелить кожу и осветлить волосы, но как изменить форму рта, ей было неизвестно.
      Что до леди Бланш с ее холодными голубыми глазами и губами, похожими на бутон розы, которые вечно надувались от недовольства, то Мэйрин прекрасно отдавала себе отчет в том, что новая жена отца не любит ее, хотя и не понимала почему. Мэйрин была счастлива, что ее отец наконец вступил в брак: она знала, что ему нужен сын. Но сына не будет: Мэйрин точно знала, что ее мачеха родит дочку, а ее отец, как ни тяжело об этом думать, лежал при смерти. Мэйрин прочла это в его печальных глазах. Слеза скатилась по щеке, но Мэйрин досадливо смахнула ее. Смерть всего лишь врата в иную жизнь. И Мэйрин ничего не могла поделать, чтобы изменить судьбу отца.
      Пожав плечами, она поднялась с колен и, как всегда, поблагодарила озеро за то, что оно позволило ей полюбоваться в зеркало. Затем она пошла вдоль берега, внимательно смотря под ноги в поисках растений, которые могли бы пригодиться ей или старой Кателле, ведьме, живущей в этих лесах, которая научила ее, как исцелять болезни.
      Ей попалось несколько опавших зеленых желудей, но желуди хороши лишь тогда, когда полностью созреют, и Мэйрин не обратила на них внимания. В траве лежали сосновые шишки, но лучшие шишки - те, что уже с семенами. Мэйрин собирала их поздней весной, когда они только что осыпались и белки и птицы еще не успели до них добраться. Но вот на сухом каменистом клочке земли она обнаружила несколько кустов каперсов. Она осторожно ощипала кусты и сложила каперсы в подвешенный к поясу льняной кошелек. Отвар из каперсов прекрасно помогал от зубной боли, но пользоваться им следовало очень осторожно, поскольку каперсы также выводили с мочой кровь и сперму и единственным противоядием мог служить яблочный уксус.
      - Мэйрин!
      Девочка обернулась, губы ее раздвинулись в широкой улыбке.
      - Дагда! Как такой большой человек может подкрадываться так неслышно? - с удивлением спросила она. - У меня слух острый, как у лисы, а я почти никогда не слышу, как ты подходишь.
      Дагда, настоящий гигант семи футов роста с гривой спутанных серебристо-белых волос, улыбнулся в ответ малышке. Уголки его темно-голубых глаз приподнялись; в глазах светилась искренняя, глубокая любовь и привязанность к Мэйрин Сен-Ронан. Он воспитал ее, как когда-то воспитал ее мать. Перед смертью Мэйр Тир Коннелл умоляла его позаботиться о Мэйрин так же, как он заботился о ней самой. Дагда, естественно, согласился, и тогда Мэйр отпустила его на свободу, дрожащими пальцами сняв с его крепкой шеи ошейник раба и с грустным вздохом легко коснувшись застарелого рубца. Дагда взял ее руку и поцеловал эти хрупкие пальчики, а по его лицу покатились слезы, которых он не стыдился.
      Потом Мэйр Тир Коннелл умерла. Она скончалась на его руках, душа с легким вздохом покинула ее исстрадавшееся тело, но Дагда еще долгое время продолжал обнимать ее: он не мог поверить, что эта женщина, полная любви и жизни, теперь мертва. Наконец пришли старухи, осторожно высвободили тело Мэйр Тир Коннелл из его рук и унесли покойную, чтобы подготовить ее к погребальным обрядам. С тех пор минуло пять лет.
      Когда Мэйрин исполнился год, ее отец вернулся в Ирландию за женой и дочерью. Сирену Сен-Ронану показали могилу его жены и красавицу дочку. Он пролил горькие слезы о Мэйр Тир Коннелл. Потом напился и пил целую неделю. Наконец, взяв себя в руки, он предстал перед королем, отцом его покойной жены. Было решено, что Мэйрин отправится в Бретань со своим отцом. Дагда поехал с ними. Ведь он дал слово Мэйр Тир Коннелл, и только смерть заставит его нарушить эту клятву.
      В Бретани ему жилось хорошо: Сирен Сен-Ронан, барон де Ландерно, был добрым человеком. Он не стал перечить последней воле своей покойной жены в том, что касалось их дочери. Ведь Дагда воспитал Мэйр Тир Коннелл, и в глазах Сирена она была совершенством. Сирен надеялся, что его маленькая дочь, Мэйрин, вырастет такой же чудесной женщиной, если ее будет воспитывать этот ласковый великан. Итак, несмотря на болтливые языки деревенских тетушек и скрытое неодобрение престарелых родственников Сирена Сен-Ронана, Дагда остался нянькой и охранником единственного ребенка барона де Ландерно.
      И вот сейчас, глядя на вверенное ему сокровище, Дагда покачал косматой серебристой головой и подумал, что, с тех пор как в их жизнь вошла леди Бланш, можно считать большим везением, что именно ему удалось стать сторожевым псом Майрин.
      Вторая жена Сирена Сен-Ронана оказалась злой и жестокой женщиной. Дагда мысленно сравнивал ее с золотистой розой в полном цвету, которая кажется идеально прекрасной до тех пор, пока ты не наклонишься и не вдохнешь ее аромат, чтобы обнаружить, что она источает запах гниения.
      О да! Сейчас Мэйрин особенно нуждалась в его защите. Сейчас особенно. Нагнувшись, он подхватил на руки свою маленькую госпожу.
      - Твой отец, - тихо произнес он без лишних вступлений, - только что умер. Что бы ни случилось теперь, ты не должна бояться, потому что я с тобой, моя маленькая леди. Ты меня понимаешь?
      Лицо девочки исказилось от горя. Мэйрин знала, что он скажет ей, еще до того, как Дагда заговорил. Отец покинул ее, и она осталась одна. Не сдержавшись, она тихонько всхлипнула, но тут же овладела собой и спросила:
      - Он хотел увидеть меня, Дагда? Мой отец спрашивал обо мне перед смертью?
      - Да, но она сделала вид, что тебя не могут найти, а потом се дядя, этот коварный епископ, начал возиться с последней исповедью и отпущением грехов.
      По нежной щеке девочки скатилась слеза.
      - Ох, Дагда, - вырвалось у нее, - почему леди Бланш так меня ненавидит? Почему она не дала мне проститься с отцом?
      - Она завидует тебе, дитя мое. Да и как ей не завидовать? Твой отец любил тебя больше всех на свете, больше, чем саму леди Бланш. И теперь она будет воевать с тобой, чтобы защитить ребенка, которого родит через несколько месяцев.
      - Но я не причиню вреда своей сестре, Дагда, - наивно удивилась Мэйрин.
      - Конечно, нет, - успокаивающе ответил тот, - но она боится тебя вовсе не поэтому. Ты - наследница своего отца, Мэйрин. Теперь, когда Сирен Сен-Ронан, барон де Ландерно, умер, дитя мое, ты станешь баронессой де Ландерно. Леди Бланш и ее ребенок будут зависеть от твоей милости. Вот чего боится эта негодница.
      - Но я ничего у них не отберу! - возразила Мэйрин. - Разве отец Каолан не научил меня почитать родителей, и разве леди Бланш не приходится мне мачехой?
      Дагда глубоко вздохнул. Как объяснить такому ласковому и невинному ребенку, как Мэйрин, всю продажность и жадность рода человеческого? Мудрость Мэйрин другого рода, и в некотором смысле в этом повинен сам Дагда, побуждавший ее изучать древние обычаи предков. Она никогда не сталкивалась с себялюбием и алчностью, а леди Бланш обладала этими качествами в избытке, и Дагда боялся за доверенную ему девочку. Если нужно, он сумеет защитить ее жизнь, но сейчас он не знал, откуда придет первый удар.
      - Мы должны вернуться в замок, - произнес он. - Если задержимся, они обеспокоятся и пошлют кого-нибудь на розыски.
      Мэйрин крепко прижалась к своему защитнику.
      - Прошу тебя, Дагда, давай зайдем к старой Кателле. Я набрала каперсов и хочу оставить их у нее. Ведь я не знаю, когда увижусь с ней снова. - Внезапно Мэйрин вздрогнула и резко вскрикнула:
      - Стой, Дагда!
      - Что случилось, дитя мое? - Дагда замедлил шаг.
      - Опусти меня на землю, - попросила она. Дагда повиновался, и Мэйрин, подняв голову, заглянула ему в лицо. По щекам ее струились слезы. - Я больше никогда не увижу этих мест, Дагда! Я только что поняла это. Я больше не вернусь в этот лес.
      - Ты чувствуешь какую-то опасность? - спросил Дагда, ни на мгновение не усомнившись в ее словах.
      Некоторое время Мэйрин молчала в задумчивости, а потом медленно проговорила:
      - Не для моей жизни, Дагда. Нет, моей жизни ничто не угрожает. - Она повернулась и бросилась бежать обратно по тропинке к темному пруду. Остановившись у воды, она обвела взглядом деревья, озеро и камни. - Прощайте, друзья мои. Я никогда не забуду, как вы были добры ко мне. Я буду помнить о вас всю, жизнь!
      Дагде, стоявшему поодаль и смотревшему на нее, показалось, что деревья склонили к девочке свои тяжелые ветви, а вода в спокойном озере слегка всколыхнулась. "Она волшебница, - подумал Дагда. - У нее есть чудесный дар. Если бы мы остались здесь, старая Кателла передала бы ей старинные знания. Ведь моей маленькой колдунье понадобится гораздо больше, чем смогу дать ей я". Мэйрин подошла к нему и вложила свою маленькую ручку в его ладонь. Они двинулись по тропинке к замку. Старая Кателла была забыта: день клонился к закату, и времени оставалось совсем мало.
      Вскоре они увидели спешащую им навстречу старую кормилицу Мэйрин, Мелани.
      - Скорее, скорее, милые мои. Она уже пришла в ярость, что вас нигде нет. Надо поторопиться!
      - Сперва госпожа должна умыться и переодеться, - твердо возразил Дагда.
      - Ох, Пресвятая Мария! Что же я ей скажу? Она требует, чтобы маленькую госпожу немедленно привели к ней!
      - Когда добрый барон Сирен лежал при смерти, она была не так тороплива. Она запретила людям разыскать госпожу и не дала ей проститься с отцом. Она просто злодейка! Что бы там ни было, госпожа Мэйрин не явится к ней в таком виде!
      Мелани кивнула в знак согласия и перекрестилась, чтобы Господь послал ей удачу. Ее сестра, дочь которой прислуживала епископу Сен-Бриека, сообщила ей ужасную новость. Она была уверена, что Дагда не знает об этих слухах, поскольку последние несколько недель он особенно бдительно присматривал за маленькой госпожой и не тратил времени на болтовню со сплетницами. Мелани размышляла, дошли ли слухи до барона Сен-Ронана. И если да, то почему он не опроверг их? Значит, это правда! Впрочем, правда это или нет, Бланш Сен-Ронан причинит много неприятностей ее питомице, подумала Мелани.
      - Я отвлеку стражников у опускной решетки, когда вы будете проходить в ворота, - сказала она и усмехнулась, представив себе Дагду, пытающегося незаметно проскользнуть мимо охраны.
      Все же с помощью Мелани им удалось проникнуть в замок быстро и не привлекая к себе внимания. Взяв Мэйрин на руки, Дагда поднялся по лестнице в маленькую комнатку, принадлежавшую наследнице замка. Опустив ее на пол, он подтолкнул ее в отгороженную спальню, шепнув ей вслед:
      - Поторопись! Умойся и причешись. Не забудь надеть обе туфли! Переоденься в чистое. У нас мало времени!
      Не чувствуя ни малейшего страха, Мэйрин плеснула воды из кувшина в серебряный тазик и смыла грязь с лица, рук и шеи. Сбросив с себя пыльную одежду, он открыла сундук и достала чистую льняную сорочку и шелковое платье золотистого цвета с длинными пышными рукавами, расшитое у ворота и вдоль подола синими и зелеными шелковыми нитями и маленькими жемчужинами. Одевшись и подпоясавшись поясом с такой же вышивкой, Мэйрин обула мягкие туфли из красной кожи. Затем, взяв щетку, быстро расчесала свои густые волосы и аккуратно заплела их в косы, завязав зелеными лентами. Наконец, она надела тяжелое ожерелье из красного золота, украшенное кельтской эмалью, и торопливо выбежала из комнаты, где ожидал Дагда.
      Войдя в большой зал замка, она быстрым шагом подошла к своей мачехе и, опустившись перед ней на колени, произнесла:
      - Я скорблю вместе с вами, миледи Бланш. Я опечалена утратой отца. Мэйрин заметила, что епископ Сен-Бриека сидел рядом со своей племянницей и буквально пожирал ее своими поросячьими глазками.
      Бланш Сен-Ронан, в своем любимом синем наряде, с серебристой прозрачной накидкой на голове, с неприкрытой злобой уставилась на девочку, так покорно склонившуюся у ее ног. Как эта мерзавка смеет являться перед ней в таких роскошных одеждах!
      - Сегодня ты покинешь Ландерно, - холодно проговорила она. - Мне и так слишком долго пришлось терпеть твое присутствие. Я делала это только во имя глубокой любви, которую питала к твоему отцу. Но теперь он мертв, и мне больше не нужно выносить его незаконное отродье в стенах моего замка!
      Девочка в замешательстве взглянула на мачеху.
      - Покину Ландерно? - переспросила она. - Мадам, я вас не понимаю. Я наследница Ландерно. Я не могу покинуть свою землю.
      - Наследница Ландерно? - Бланш презрительно фыркнула. - Ты родилась вне брака! Как ты можешь быть наследницей своего отца? - Да как эта негодница смеет идти против ее власти! Голос Бланш сорвался на крик. - Он прижил тебя от шлюхи! От грязной ирландской дикарки! Вот так наследница сыскалась! Посмотрите только на нее! Наследником Ландерно будет мой ребенок! Мой законный ребенок!
      Мэйрин вскочила на ноги. Глаза ее сверкали гневом и испугом. - Я - не внебрачная дочь! - яростно воскликнула она. - Я - законная дочь моего отца, как и тот ребенок, которого вы носите под сердцем, мадам. И если этот ребенок не окажется мальчиком - а он им не окажется! - то наследницей Ландерно буду я! Вы не имеете права выгонять меня! Я никуда не пойду!
      Бланш Сен-Ронан изо всех сил боролась с желанием наброситься на эту маленькую мерзавку. Она совсем не так представляла себе этот разговор. Она думала, что без хлопот отошлет Мэйрин из Ландерно и на этом дело кончится. И то, что девчонка посмела перечить ей, окончательно разъярило Бланш.
      - Не пойдешь? - взвизгнула она. - Пойдешь как миленькая! Ведь ты не так глупа и должна понять, что я тебе говорю. Документов, подтверждающих брак между твоими родителями, не существует, и поэтому церковь объявила тебя незаконнорожденной. Ты осмелишься спорить с церковью?
      - Церковь? - насмешливо проговорила Мэйрин. - Вы, мадам, вероятно, имеете в виду своего дядю, этого жирного епископа Сен-Бриека, который даже сейчас, сидя рядом с вами, воображает, как будет ласкать ваши прелести? Возможно, я всего лишь ребенок, но я действительно не глупа!
      Голубые глаза Бланш Сен-Ронан округлились и едва не вывалились из орбит. Лицо ее вспыхнуло, затем побелело; она ловила ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Схватившись за живот, она завизжала:
      - Уберите с моих глаз эту дрянь! Я не хочу ее больше видеть! - Задыхаясь, она откинулась на спинку кресла. - эта гадкая девчонка смеет оскорблять меня в такую минуту, когда я убита горем! Она сглазит мое дитя! - Бланш с жаром перекрестилась.
      Дагда подбежал к своей маленькой госпоже, но Мэйрин отмахнулась от него. Внезапно всем присутствующим показалось, что она стала выше ростом. Глаза ее, потемневшие от гнева, полыхали огнем.
      - Вы, конечно, можете выгнать меня из Ландерно, мадам, но все, что вы планируете со своим дядей, никогда не осуществится. Вы хотели власти? Но Ландерно никогда не будет вашим, вы никогда не узнаете настоящего счастья! Мэйрин подняла руку и обвиняюще указала пальцем на свою мачеху. - Вы прокляты, мадам!
      Бланш Сен-Ронан взвизгнула от ужаса н крикнула:
      - Уберите это отродье долой с моих глаз! И впредь никогда не пускайте ее ко мне! Ома должна убраться из Ландерно до наступления ночи! - И женщина снова откинулась на спинку кресла, а служанки столпились вокруг нее, сочувственно охая и вздыхая, поднося к ее губам кубок с вином.
      В зале, несколько секунд назад испуганно притихшем, теперь стало на удивление шумно. Все слуги и жители замка прекрасно помнили, как Мэйрин приехала с отцом из Ирландии пять лет назад. Все слышали, как Сирен Сен-Ронан много раз рассказывал о своей любимой первой жене, Мэйр Тир Коннелл. Они не могли поверить в то, что сказала леди Бланш. Но если в это дело вмешалась церковь, они не смели ничего возразить. И даже те, кто в душе согласился с обвинениями Мэйрин в адрес дядюшки леди Бланш, должны были помалкивать, ибо их привязывали к Ландерно долг службы, узы преданности и традиция. Эта скорбящая вдова могла бы превратить их жизнь в сущий ад. Опустив глаза, слуги отвернулись от девочки, исполненные стыда и страха.
      Высоко подняв голову, Мэйрин вышла из зала в сопровождении Дагды. Сердце ее бешено билось от страха, но никто бы не заподозрил этого, ибо держалась она величаво и гордо. Ей придется покинуть Ландерно, единственный ее дом, но куда же она теперь пойдет? Как она теперь сможет выжить?
      Сразу у дверей зала ее остановил сенешаль Айво. Он произнес извиняющимся тоном:
      - Вы должны идти со мной, госпожа. Мэйрин в замешательстве взглянула на него, а Дагда напрямую спросил:
      - Куда?
      - Ты ничего не сможешь поделать, Дагда, - сказал сенешаль. - Церковь на стороне леди Бланш, и все уже решено.
      - Что она собирается сделать с моей маленькой госпожой, Айво? Сенешаль какое-то мгновение колебался, но затем шепотом ответил:
      - Она продала девочку работорговцу из Англии, Дагда. Сейчас я должен передать ему госпожу. - Он крепко взял великана за руку. - Что мне оставалось делать, Дагда? Она была женой моего господина, а теперь мой господин умер. Теперь леди Бланш - хозяйка замка. Разве я мог ослушаться приказа вдовы моего господина? Не мог. Я всего лишь слуга. Ты думаешь, у меня самого сердце не разрывается на части? - Он наклонился и погладил Мэйрин по голове. - Маленькая госпожа выросла у меня на глазах и превратилась в настоящую красавицу. Темные глаза сенешаля наполнились слезами. - Я ничего не могу поделать, беспомощно повторил он.
      - Отведи меня к моему отцу, Айво, - сказала Мэйрин и, видя, что сенешаль в нерешительности, добавила:
      - Это - мое право. Неужели ты откажешь мне в последнем прощании с тем, как это сделала леди Бланш? Я не внебрачная дочь, но даже если бы и родилась вне закона, Сирен Сен-Ронан - все равно мой отец.
      Расстроенно покачав головой, Айво повел их в часовню. Мэйрин без спутников вошла в келью, где лежало на погребальных носилках тело ее отца. В изголовье и у ног его горели свечи. Сирен Сен-Ронан был красивым, светлокожим и темноволосым мужчиной; в уголках его глаз виднелись сеточки морщин, поскольку барон де Ландерно при жизни любил посмеяться. Опустившись на колени, Мэйрин заговорила с ним, как с живым. Сирен Сен-Ронан остался красивым и после смерти, унесшей заботы живущих и разгладившей его высокий лоб.
      - Теперь ты соединился с моей матерью, отец, и я знаю, что вы оба счастливы этой встрече. Но мне так страшно! Леди Бланш выгоняет меня из Ландерно. Я не смогу приходить на твою могилу, не смогу позаботиться о наших людях, но, где бы я ни была, я всегда буду молиться за тебя. Прошу тебя, охраняй меня! Дагда говорит, что он меня никогда не покинет, и все же я очень боюсь. Помоги мне быть отважной, отец! Я не опозорю твоего имени! - Головка Мэйрин склонилась на край носилок, по ее лицу снова заструились горячие слезы. Хрупкие плечи ее затряслись от рыданий, но вскоре плач стал тише и вовсе умолк. Глубоко вздохнув, девочка поднялась на ноги, вытерла лицо ладонями и, наклонившись, поцеловала отца в остывший лоб. Затем повернулась и вышла из часовни, больше не взглянув на носилки.
      - Я соберу вещи, - тихо сказала она Айво, - и сейчас же покину замок.
      - Она запретила вам брать с собой какие-либо вещи, - ответил сенешаль. Говорит, что вы не имеете права уносить что-либо из Ландерно, потому что все здесь принадлежит ее ребенку.
      - Среди моих вещей нет таких, которые принадлежат Ландерно, Айво. У меня только одежда и несколько безделушек, которые мне подарил отец.
      - Я не могу позволить вам этого, миледи Мэйрин. Вы должны немедленно идти со мной. Работорговец уже ждет.
      - Девочка должна взять плащ, Айво, - тихо произнес Дагда, но в словах ирландца сенешаль почувствовал невысказанную угрозу.
      - Хорошо, - уступил он, - но поторопитесь, во имя Богоматери, иначе она придет в себя и вызовет меня. Что со мной станется, Дагда, если я потеряю свое место?
      - Оставайся с Айво, дитя мое, - велел Дагда своей юной подопечной, а затем обратился к сенешалю:
      - Я вернусь через минуту. - Он торопливо зашагал вверх по узкой каменной лестнице, ведущей в комнатку, которая уже больше не принадлежала Мэйрин. Распахнув дверь, он с удивлением обнаружил в комнате Мелани.
      - Вот, держи! - Кормилица вручила ему аккуратно увязанный сверток.
      - Что это? - спросил Дагда.
      - Сменная одежда для нашей маленькой госпожи, ее плащ, щетка для волос и драгоценности ее матери. Я не посмела взять других вещей, Дагда, иначе она заметит, что они пропали. Она знает наперечет все, что находится в замке, и хочет все сберечь для своего ребенка. Впрочем, я ей больше не понадоблюсь и она отправит меня обратно, в мою деревню. Поэтому я могу встать на защиту Мэйрин. Я не знаю, правду она говорит или нет, но поступает жестоко, выгоняя маленькую госпожу.
      - Девочка рождена в законном браке, - тихо ответил Дагда. - Спасибо тебе за твою доброту, Мелани.
      - Доброту?! Это не просто доброта, Дагда. Разве это дитя не питалось моим молоком целых два года? Я дала ей жизнь своим молоком! Я люблю ее! - Глаза Мелани наполнились слезами. - Что теперь будет с моей малышкой? - всхлипнула она.
      - Ей никто не причинит вреда, - сказал Дагда. - Я пообещал ее матери, что не покину ее до тех пор, пока не вручу ее заботам мужа. - Ободряюще кивнув кормилице, Дагда повернулся и поспешно спустился вниз по ступеням, туда, где ожидали Айво и Мэйрин. Бедный сенешаль при виде его заметно оживился, но тут же побледнел: издали донесся голос Бланш Сен-Ронан.
      - Почему эта маленькая дрянь до сих пор здесь? Разве я не велела тебе убрать ее долой с моих глаз? Что это ты несешь, Дагда? Эта мерзавка ничего не должна забирать с собой из замка! Отдай мне этот сверток и ступай по своим делам! А ты, Айво, отведи девчонку к работорговцу!
      - Неужели вы не позволите моей госпоже взять с собой ее плащ и перемену одежды, миледи Бланш? - спросил Дагда. - Неужели вы допустите, чтобы вас назвали мстительной и немилосердной?
      Бланш Сен-Ронан вспыхнула, что совсем не подобало ее положению.
      - Откуда мне знать, - проговорила она, - что вы не украли имущество, принадлежащее Ландерно?
      - Действительно, вы вправе сомневаться, - спокойно ответил Дагда, - но если позволите развязать этот жалкий сверток, то сможете сами проверить и убедиться.
      - Ах, отдай этой скверной девчонке ее вещи и ступай по своим делам! - с отвращением воскликнула леди Бланш.
      - Мои дела - это леди Мэйрин, - тихо произнес Дагда. - Куда она, туда и я.
      - Но ты не можешь уйти из Ландерно! Ты прикреплен к этой земле. Если попытаешься уйти, я прикажу привести тебя обратно и высечь как беглого раба!
      Дагда запрокинул голову и расхохотался. Смех его был раскатистым и гулким, и от него по спинам всех присутствующих пробежали мурашки.
      - Я - вольноотпущенник, мадам, - сказал он. - Я приехал из Ирландии с моей госпожой во исполнение клятвы, которую дал ее умирающей матери, принцессе Мэйр Тир Коннелл. Я не связан ни с Ландерно, ни с каким-либо другим поместьем на этой земле. Узы верности привязывают меня лишь к Мэйрин Сен-Ронан, и я не покину ее до самой смерти. Если вы хотите попробовать задержать меня, миледи Бланш, что ж, попробуйте! - окончил он и так взглянул в ее глаза, что леди Сен-Ронан невольно вздрогнула. "Самое время избавиться от этого увальня", подумала она. Бланш всегда не доверяла ему.
      - Ну тогда ступай, - сказала она, - но не возвращайся просить у меня милостыни, когда работорговец выгонит тебя на все четыре стороны! Я не приму тебя обратно! Можешь умирать с голоду. А за эту мерзавку мне заплатили полновесным серебром, которое я прибавлю к наследству моего будущего ребенка.
      - На этих деньгах кровь, - тихо произнес Дагда. - Они не принесут счастья вашей дочери. Они только навлекут на нее беду.
      - Убирайся! - воскликнула побледневшая Бланш Сен-Ронан. Дагда улыбнулся ей, но эта улыбка больше походила на оскал. Бланш Сен-Ронан попятилась, повернулась и побежала в зал. Обернувшись к Айво, Дагда сказал:
      - Веди нас к торговцу. Я должен переговорить с ним. Айво улыбнулся своим мыслям и невольно ускорил шаги. Они вышли во двор, где торговец уже давно дожидался своего живого товара. Сенешалю очень хотелось увидеть выражение лица работорговца, когда тот узнает, что Дагда отправится вместе с девочкой.
      Англичане, с которыми этот работорговец имел дело уже много лет, звали его Френом. Сейчас эти англичане покупали рабов гораздо меньше, чем прежде. Торговать в Денло <Денло - область "Датского права", районы Англии, захваченные датчанами в IX в.> было выгоднее, чем с этими ненормальными англосаксами, которые покупали рабов только для того, чтобы освободить их. Френ был греком и ни за что бы не оказался в Бретани, так далеко от моря, но в Бресте к нему обратился секретарь епископа, попросивший его явиться в Ландерно, чтобы переговорить с леди Сен-Ронан. Леди сказала ему, что ее муж умирает и, когда он испустит дух, ей надо будет избавиться от его внебрачной дочери, которой он до сих пор позволял жить в замке. Девочке пять лет, она совершенно бесполезна, но очень хороша собой, так что кое-чего все же стоит. Френ отчаянно торговался с леди Сен-Ронан, и в конце концов они сошлись на цене в одну серебряную монету.
      Френ втайне торжествовал, совершив столь удачную сделку. Он хорошо заработает на этой девочке: знатоки в Западной и Восточной Европе весьма ценили детей, особенно детей красивых. Впрочем, леди Сен-Ронан ничего не могла об этом знать, с улыбкой подумал Френ. Если бы она знала, то не уступила бы девочку так дешево. Глядя на приближающуюся Мэйрин, держащую за руку беловолосого великана, который шел рядом с ней, стараясь попадать в такт ее шажкам, Френ чувствовал себя на верху блаженства.
      Девочка оказалась настоящей красавицей. Невероятно! Френ решил, что не станет продавать ее в Англии. О нет! Эта девочка будет стоить куда больше, чем простая рабыня. Он будет защищать и хранить ее несколько месяцев, пока они не встретятся с одним хорошим покупателем из Константинополя. Тот отвалит ему за это маленькое сокровище целое состояние.
      - Вот девочка. Ее зовут Мэйрин, - сказал Айво. - Ты доволен своей сделкой, Френ? Ты передашь мне серебро для миледи Сен-Ронан?
      Френ запустил руку в кожаный кошелек, висевший у него на поясе, без колебаний достал тусклую серебряную монету и вручил ее Айво.
      - Прощай, моя маленькая госпожа, - сказал сенешаль. - Да хранит тебя Господь и Пресвятая Богоматерь.
      - Попрощайся от меня со старой Кателлой, Айво, - сказала Мэйрин.
      Сенешаль вытаращил глаза, но кивнул.
      - Хорошо.
      Френ протянул было руку, чтобы схватить Мэйрин за плечо, но великан предостерегающе проворчал:
      - Не касайся моей госпожи своими грязными лапами, торговец!
      - Кто этот... - Френ смерил взглядом Дагду с головы до ног, - ..этот парень? - беспомощно пробормотал он. Великан был слишком большим и опасным на вид.
      Не в силах удержаться, Айво усмехнулся.
      - Пускай он сам скажет тебе, кто он такой, мастер Френ. - И, повернувшись, направился обратно к замку.
      - Я - Дагда, - произнес ирландец. - Я - охранник этой девочки. Я был рядом с ней с того дня, когда она родилась, а до того охранял ее мать, Мэйр Тир Коннелл, принцессу Ирландии, да упокоит Господь ее душу. Эта девочка родилась в законном браке, но ее мачеха хочет отнять у нее наследство для себя и своего будущего ребенка. Хотя я вольноотпущенник, но никак не смог помешать ей совершить это злодеяние. Но я не покину мою маленькую госпожу, торговец. Куда она - туда и я.
      Френ на мгновение пришел в замешательство. Прежде он никогда не сталкивался на Западе с такими случаями. Чтобы о маленькой девочке заботился мужчина?!
      - Ты что, евнух? - спросил он Дагду.
      Великан громко рассмеялся.
      - Нет, - ответил он. - Все мои богатства при мне. "Странно", - подумал Френ, но, еще раз окинув взглядом огромного ирландца, понял, что ему снова крупно повезло. Этот Дагда сам позаботится о девочке и сохранит ее до тех пор, пока они не доберутся до Константинополя и не продадут ее выгодному клиенту. Впрочем, Френ не хотел выказывать своей радости.
      - Что ж, можешь идти с нами, великан, - надменно произнес он, - но тебе придется самому зарабатывать себе на пропитание. Ты будешь помогать мне. Милостыню подают священники и богатые лорды, а я - ни тот, ни другой. Ты меня понял, великан?
      - Я понял тебя, торговец, - ответил Дагда, и в его голубых глазах сверкнула насмешка.
      Торговец запустил руку в седельную сумку и достал оттуда маленький кожаный ошейник, чтобы застегнуть его на тоненькой шейке Мэйрин, но большая ладонь Дагды опустилась на его руку. Френ вздрогнул от удивления и вопросительно взглянул на ирландца.
      - Ты хочешь испортить ее кожу, торговец? Она такая тонкая, что тебе и не снилось! Этот ошейник оставит на ней отметины.
      Френ на мгновение задумался. Великан прав: он сам видел, что рабские ошейники оставляют на коже следы. Такие отметины могут снизить ценность девочки, да и вообще стыдно портить такую чудесную кожу.
      - Хорошо, Дагда, - уступил он, - но она должна будет надеть его, когда мы придем на рынок. Я не хочу, чтобы ты сбежал с моей собственностью. Ведь я никак не смогу доказать, что девочка принадлежит мне.
      Дагда кивнул, и его глаза снова блеснули, напоминая Френу о том, что на самом деле он, Дагда, ни за что не оставит Мэйрин. Какой-то мальчик подвел к ирландцу большую лошадь, и работорговец вытаращил глаза от удивления.
      - У тебя есть собственная лошадь? - Френ скользнул восхищенным взглядом по бархатистой коричневой шерсти великолепного животного.
      - Брис был последним даром, который оставила мне мать моей госпожи перед смертью, - услышал он в ответ. - Он не причинит тебе убытков, торговец. Он сам заботится о пропитании. - Взгромоздившись в седло, Дагда наклонился, поднял Мэйри и усадил ее перед собой.
      Френ взобрался в седло своей лошади. До захода солнца оставалось еще около двух часов - вполне достаточно, чтобы проехать несколько миль к побережью. Проезжая через подъемный мост замка Ландерно, Мэйрин смотрела только вперед и ни разу не обернулась. Френу это показалось странным, и он спросил:
      - Неужели ты не хочешь в последний раз взглянуть на свой дом? Девочка пристально посмотрела на него удивительно взрослым взглядом и ответила лишенным всякого выражения голосом:
      - К чему оглядываться назад, торговец? Этот замок остался для меня в прошлом. Я смотрю в будущее.
      Френ вздрогнул. В этой Мэйрин было что-то пугающее. Он взглянул на нее, но девочка устремила взгляд на дорогу. У Дагды на губах играла легкая улыбка, и когда Френ встретился с ним взглядом, то заметил, что в глазах ирландца светится веселье. Работорговец ощутил укол раздражения. Эта девочка - его собственность, а держится, как королева! Френ пожал плечами. Путь до Англии близок, задержатся они там ненадолго, а потом он вернется в Константинополь. А уж там эта девчонка узнает свое место, когда станет игрушкой какого-нибудь богача, а этот великан-ирландец, который называет себя ее охранником, уже ничего не сможет поделать. В Константинополе у Френа были влиятельные друзья, которые называли его настоящим, достойным именем. Эти друзья в мгновение ока уничтожат Дагду, чтобы завладеть такой редкостной рабыней. Френ улыбнулся, обнажив желтые зубы. "Всему свое время, - сказал он себе. - Терпение, только терпение!"
      Глава 2
      На ночь они остановились на опушке леса. Френ громко сетовал на отсутствие трактира или на худой конец крестьянского дома; сетования его стали еще громче, когда Дагда не позволил ему развести костер, Френ привык к удобству и уюту.
      - Что ж, разведи костер, - сухо сказал ирландец, - и сюда сбегутся бродяги и разбойники со всей округи. Они - отчаянный народ. Стоит им тебя увидеть, они тут же перережут тебе глотку, чтобы снять сапоги. Ты торопишься на тот свет?
      - Но как же мы поужинаем без костра? - капризно спросил торговец.
      Дагда усмехнулся.
      - Не понимаю, как тебе удалось прожить столько лет, Френ, таскаясь по миру со своим живым товаром?
      - Я не привык путешествовать в такой глуши, - высокомерно ответил Френ. Я ездил по хорошим дорогам, где трактиры и прочие удобства. У меня есть слуги, которые заботятся обо всем.
      - Что ж, - отозвался Дагда, - сегодня ночью заботиться обо всем буду я. Придется тебе спать на твердой холодной земле, завернувшись в плащ, набьешь свое жирное брюхо моим хлебом и сыром и выпьешь моего плохого вина, торговец; а если не хочешь, то голодай. И не стой здесь приманкой для всех бродяг.
      Нервно оглядевшись по сторонам, Френ быстро плюхнулся на землю и спросил:
      - А где ты собираешься достать хлеб и сыр, не говоря уже о вине?
      Ирландец довольно улыбнулся и вытащил припасы. Отрезав ломоть хлеба и кусок сыра, он без лишних слов вручил их торговцу. Френ приподнял мохнатую бровь, но, пожав плечами, принялся жадно поглощать холодный ужин. Внезапно он понял, что, не будь с ними Дагды, он бы оказался в весьма затруднительном положении, поскольку недооценил расстояния от Ландерно до побережья. Ему и в голову не приходило, что путешествие может продлиться дольше дня. Он молча ел, глядя, как Дагда нарезает тонкие ломтики сыра, укладывает их на хлебный мякиш и передает Мэйрин. Девочка ужинала с аппетитом. За долгие годы торговли рабами Френ успел заметить, что дети обычно оказываются более покорными, чем взрослые. Чтобы ребенок зачах и умер от тоски, было большой редкостью. В общем, ясно, что эта девочка выживет.
      Они расположились на отдых. Френ и Дагда караулили по очереди; торговец вздрагивал от малейшего шороха. Девочка спала спокойно. Как только рассвело, они двинулись дальше, к прибрежной деревушке, где Френ должен был встретиться со своими двумя помощниками и их товаром. Мэйрин молчала, но Френ видел, что она замечает все вокруг, хотя ничего не говорит. Девочка оказалась не из глупых.
      Тем больше удовольствия получил Френ, увидев, как ее глаза расширились от потрясения при виде его отборных рабов. Их было пятнадцать человек. Двенадцать мужчин самого разного роста и сложения; у каждого на шее кожаный ошейник с металлическими заклепками, и все они прикованы друг к другу цепью, звенья которой продевались в железные петли ошейников. Три молодые женщины тоже были в ошейниках, но связаны друг с другом куда более милосердным способом: цепь крепилась к поясам. Когда они погрузились на судно и отплыли к берегам Англии, женщин освободили от цепей. Считалось, что женщины более покорны.
      Френ, его спутники и лошади разместились на открытой палубе корабля, везущего вино и соленую рыбу. Судно обогнуло побережье Бретани и Нормандии и прошло через пролив Де-ла-Дерут, оставив Бретань позади, Нормандию - по правую руку, а по левую - небольшой архипелаг. Мэйрин с интересом следила за рулевым, осторожно прокладывавшим курс через Ла-Манш, к Англии - родине англов и саксов. Вскоре после того, как они вышли в Ла-Манш, опустился туман, такой густой, что они не видели ни того, что осталось за спиной, ни того, куда они направляются.
      - На что они похожи? - спросила она у Дагды. - Эти люди, которые живут в Англии?
      - Они - смелые люди, - ответил Дагда. - Я могу утверждать это наверняка, ибо сражался против них. А в остальном, дитя мое, они очень похожи на людей, живущих в Бретани, да и в других землях. Они сражаются, чтобы выжить. Они живут. Они умирают.
      - Они говорят на нашем языке? - Сама Мэйрин говорила на кельтском языке бретонцев.
      Дагда отрицательно покачал головой.
      - У них свой собственный язык, но я его понимаю, и ты быстро научишься.
      - Значит, мы останемся в Англии, Дагда?
      - Да, - тихо прошептал он ей, - но Френ еще не знает об этом. У него в отношении тебя другие планы, моя маленькая госпожа, но этих планов не одобрили бы ни твоя святая мать, ни твой благородный отец. Я за тебя отвечаю и должен позаботиться о твоей безопасности.
      - А разве мы не можем отправиться к семье моей матери, в Ирландию, Дагда?
      - Я уже думал об этом, моя маленькая госпожа, но это путешествие слишком далекое и опасное. И, увы, у меня нет денег, чтобы облегчить наш путь, а чтобы попасть в Ирландию, нужны деньги на еду и на дорогу. Возможно, нам удастся это через несколько лет, но не сейчас. Первым делом мы должны отделаться от Френа. Впрочем, это будет не так-то трудно. - Дагда подумывал бросить Френа в аргоатском лесу, но, по здравом размышлении, решил, что следует использовать работорговца, чтобы он помог им выбраться из Бретани, где Мэйрин находиться уже небезопасно: Дагда не сомневался, что леди Бланш убила бы девочку, если бы смогла. По крайней мере сейчас девочка жива, а общество Френа облегчит им путешествие. Дагда еще не знал, что предпринять, когда они доберутся до Англии, но был уверен, что найдет выход.
      Ветер был несильным, туман - густым, а море - спокойным, как мельничный пруд. Чтобы переплыть пролив, понадобилось почти три дня. Оказавшись на берегу, Дагда не без удивления обнаружил, что Френа уже ожидали телеги, которые должны были доставить живой товар по дороге, называемой Стэйн-стрит, к городу, носившему имя Лондон. Дагда не допустил, чтобы его подопечная ехала в телеге с женщинами. Он снова посадил ее в седло перед собой, как в Бретани. Он не хотел, чтобы Мэйрин задавала этим женщинам вопросы наподобие тех, что интересовали ее прошлой ночью, когда она внезапно проснулась и обнаружила, что Френ и его двое помощников вовсю трудятся над тремя рабынями, услужливо наклонившимися над перилами, задравшими юбки и покорно терпящими грязную возню похотливых мужчин.
      Мэйрин толкнула Дагду в бок, разбудила его и спросила:
      - Они занимаются любовью? Дагда кивнул.
      - Они что, женаты на этих женщинах?
      - Нет, дитя мое.
      - Тогда почему же они занимаются с ними любовью? - невинно спросила девочка.
      Дагда увел ее подальше от непристойной сцены и, снова усевшись на палубу, ответил:
      - То, чем они занимаются, нехорошо, моя маленькая госпожа. Выбрось это из головы и ложись спать. - И, молча проклиная развратника Френа и его помощников, ласково прижал девочку к своей широкой груди и принялся тихо покачивать ее, пока она снова не задремала. Чем скорее он вырвет ее из лап Френа, тем лучше. Девочка еще слишком мала, чтобы сталкиваться с грубостью мира. Надо подыскать для нее безопасное место.
      Дагда однажды побывал в Дублине, но Лондон, город саксонцев, оказался совсем новым для него. С его точки зрения, этот город был слишком грязным, дымным и шумным; здания лепились слишком тесно друг к другу; жителей слишком много. Въехали они в Лондон ранним утром, когда город только просыпался. Помощники Френа уже успели найти выгодное место на главном рынке, у большого моста через реку.
      Вскоре рынок ожил, и малышка Мэйрин, в жизни не видевшая ничего подобного, смотрела вокруг во все глаза. Справа от них устанавливал свою палатку мясник, поднимая шест, с которого свисали свежие окорока. Слева стоял торговец певчими птицами; палатка его была увешана клетками из ивовых прутьев. Рядом с продавцом птиц разместился торговец рыбой; ведра на его прилавке были полны свежевыловленной рыбой и угрями. Прямо напротив них расположился торговец лошадьми, и это было одной из причин, по которым Френ выбрал именно это место. Лошади всегда привлекали внимание, и Френ мог надеяться, что его рабы не затеряются в толпе.
      Рядом с торговцем лошадьми пристроился лекарь, готовый за соответствующую плату поставить клиенту пиявок или вырвать зуб. Кое-кто не нашел себе места для торговли и ходил среди покупателей, выкрикивая цены н расхваливая свой товар. Среди разносчиков оказался румяный крестьянин, продающий молоко. Затем мимо прошел пирожник с подносом сладких булочек на голове; на смену ему появились миловидные девушки, торгующие лесными травами, цветами и свежей водой.
      Через час Френ уже был готов приступить к делу. Верный своему обещанию, он застегнул на тоненькой шее Мэйрин тяжелый кожаный ошейник и запер его на железный ключ, свисавший с большого кольца на его поясе.
      - Вот так! - произнес он с довольной улыбкой, проверив ошейник на крепость. - Теперь ты не ускользнешь в толпу с моим товаром, великан. Эта маленькая девчонка, которую ты так хорошо охранял всю дорогу, - первоклассный товар. Она принесет мне целое состояние в Константинополе! Мне заплатят за нее столько золота, что я смогу купить себе виллу на старость.
      - Значит, ты хочешь продать ее какому-нибудь грязному развратнику, торговец? И ты думал, что я настолько глуп и не знаю о твоих злодейских планах? Совесть у тебя есть? - отозвался Дагда, но Френ только засмеялся, и Дагда почувствовал, как в нем начинает закипать гнев. Эта была та знакомая ярость, что некогда превратилась в жажду крови и сделала его неодолимым воином. Но Френ уже отвернулся и не видел гневно сверкнувших глаз ирландца.
      Саксонцы больше не верили в ценность рабов, но время от времени все же покупали раба как дешевую рабочую силу, а потом заставляли его отработать свою стоимость, а также расходы владельца на пищу, кров и одежду. Покупатель, конечно, всегда наживался на этом, но рабы, которых привозили в Англию, все равно молились, чтобы их купил англосакс. Это было превосходным шансом вернуть свободу (большинство рабов родились свободными людьми). Покупатели же считали такое приобретение выгодным, поскольку в Англии цены на рабов регулировались законом.
      Френ приехал в Англию не с тем, чтобы всерьез продавать рабов, поскольку рынок здесь был нищим. На самом деле он надеялся приобрести здесь светлокожих, светловолосых и светлоглазых саксонских девушек, которые принесут ему большие прибыли на рынках Леванта. Не будем распространяться о том, каким образом ему удавалось добыть таких рабынь, но стоит заметить, что еще ни разу он не уезжал из Англии без товара.
      Дагда с интересом следил, как Френ ведет торговлю. Четверых рабов и двух рабынь купили очень быстро. И теперь Френ ожесточенно торговался с трактирщиком из-за третьей рабыни, молодой миловидной женщины с густыми каштановыми косами.
      - Эта девица умеет готовить пищу, прясть, шить, и... - торговец сделал паузу для пущего эффекта и откровенно подмигнул трактирщику, - и еще у нее прелестный пухлый задик, которым она будет согревать твою постель сырыми холодными ночами.
      - У меня молодая жена, - сказал трактирщик. - Можешь поверить, она не дает мне отдыху всю ночь напролет.
      - Ни за что не поверю, что такой крепкий парень, как ты, не бегает на сторону! - воскликнул Френ, фамильярно ткнув трактирщика под ребро. - И потом, запретный плод всегда сладок. Эта девица сможет помогать на кухне, прислуживать твоим посетителям и порой зарабатывать пару лишних монет на чердаке, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она недурна собой, и можешь поверить, что под юбкой она горячая и сочная.
      Трактирщик окинул взглядом рабыню и, протянув руку, пощупал ее пухлую грудь. Девушка слегка подалась ему навстречу и медленно, сладострастно улыбнулась, глядя в глаза покупателю. Трактирщик нервно облизнул губы, обдумывая, разумно ли тратиться на такое приобретение.
      - Она покладиста? - спросил он Френа. Вообще-то трактирщик не рассчитывал покупать рабыню, но сейчас он уже не был так уверен, что рабыня ему не нужна.
      - Как овечка. - заверил торговец и повернулся к девушке.
      - Да, хозяин, я буду послушной, - подтвердила та, вызывающе поведя бедрами.
      - Я заплачу не больше установленной цены, - произнес трактирщик, тяжело переводя дух и нащупывая свой кошелек.
      - А я больше и не прошу, - отозвался Френ с легкой обидой, но понимая, что сделка состоялась. Трактирщик рассчитался, девушка пошла следом за своим новым хозяином, и Френ широко улыбнулся им вслед.
      Один из помощников работорговца рассмеялся.
      - Который раз ты продаешь Гиту? Клянусь распитием, эта девица куда полезнее на рынке, чем в постели!
      - Она совершенно незаменима! Как ей удается приводить ко мне девчонок! воскликнул Френ. - Наслушавшись ее россказней о Византии, они просто умоляют меня увезти их с собой. Можешь не сомневаться, когда мы вернемся в Англию на следующий год, она наберет целую толпу юных красоток. Помнишь, как она расстаралась для нас два года назад в Йорке? Завтра мы отправимся в Винчестер. Мне не терпится взглянуть на девиц, которых приманила Альхреда за этот год. У меня есть еще подсадная утка, которая с лихвой отрабатывает свой хлеб.
      Совершив первые за это утро сделки, Френ и его помощники устроились поудобнее в ожидании новых покупателей. Дагда, в полной мере осознав всю бесцеремонность и деловую сметку Френа, начал всерьез задумываться о том, чтобы просто схватить Мэйрин и пуститься с нею наутек. Этот кроткий с виду человечек, казавшийся таким неженкой и трусом в аргоатском лесу, на самом деле оказался коварным и хитрым, и в его обществе Мэйрин угрожала нешуточная опасность. Девочка сидела на коленях у Дагды, бережно обнимавшего ее. Отвлекшись на мгновение от своих раздумий, ирландец внезапно заметил, что рядом с ним стоит высокий саксонец и со строгим выражением лица рассматривает Мэйрин. Незнакомец, судя по одежде и осанке, был знатным человеком. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и, очевидно, что-то решая про себя. Но когда он медленно двинулся в сторону Френа, двое других покупателей грубо оттеснили его и начали громко расспрашивать торговца о трех рабах-мужчинах.
      Высокий саксонец заколебался, но, перехватив внимательный взгляд Дагды, подошел к нему и спросил:
      - Ты говоришь по-английски? Эта девочка продается? Дагда медленно кивнул и, покопавшись в памяти, подобрал нужные английские слова.
      - Зачем она вам понадобилась? - Взгляд его был свирепым и настороженным.
      - Меня зовут Олдвин Этельсберн. Я - королевский тан <Тан - представитель служилой знати в раннесредневековой Англии.>, мое поместье находится в Мерсии. У меня была маленькая дочь, но она умерла прошедшей весной, и моя жена никак не оправится от этого удара. Эта девочка напомнила мне нашу Эдит.
      - Вы хотите купить ее, чтобы отвезти своей жене? - Сердце Дагды бешено застучало. Лицо Олдвина Этельсберна выглядело открытым и честным. Безжалостные годы оставили на нем свою печать, но не озлобили его.
      - Эта девочка - твоя дочь? - с любопытством спросил саксонец.
      - Нет, сэр, - ответил Дагда. И начал быстро говорить, понизив голос, надеясь, что Френ и его помощники слишком заняты другими покупателями, чтобы обратить внимание на саксонца. Дагда понял, что таким образом они смогут избавиться от Френа. - Родители этой девочки мертвы, а ее мачеха продала ее, чтобы украсть у нее наследство. Это дитя - дочь бретонского барона, сэр. Я был рабом ее матери, но теперь я вольноотпущенник. Это очень долгая история. Во имя Иисуса, сэр, умоляю вас, купите эту девочку! Я буду служить вам за это пять лет или больше, сколько понадобится, чтобы возместить убытки. Этот торговец хочет отвезти ее в Византию и продать какому-то развратнику!
      Олдвин Этельсберн ни на мгновение не усомнился в словах Дагды. Он был образованным человеком, что по тем временам было большой редкостью. И хотя слова светловолосого великана потрясли его, он достаточно хорошо знал темные стороны человеческой природы. Все сомнения разом покинули его, и, оттолкнув других покупателей, он подошел к Френу и властно спросил:
      - Сколько стоит эта девочка, торговец? Я хочу, чтобы она прислуживала моей жене.
      - Ребенок не продается, сэр, - ответил Френ.
      - Не продается? Ты что, шутишь, торговец? - Саксонец повысил голос; вокруг него уже начинала собираться толпа. - Если девочка не продается, то зачем же ты надел на нее рабский ошейник и выставил здесь, на глазах у всех? Либо ты хочешь бесчестно нажиться на ней, либо собираешься использовать ее для какой-то безнравственной цели! Ну, отвечай же!
      Лицо Френа пошло пятнами от волнения. Он бессильно шевелил губами, но не мог выговорить ни слова.
      - Клянусь Блаженной Девой Марией, именно так и собирался поступить этот негодяй! - провозгласил саксонец. Обернувшись, он воззвал к любопытствующей толпе:
      - Этот грязный торговец хочет отдать эту малышку, по сути, еще совсем младенца, в лапы какого-нибудь насильника! Неужели мы допустим это, друзья? Пусть кто-нибудь сходит за священником, чтобы этот мерзавец покаялся в своих греховных замыслах! Или нет, лучше приведите шерифа! Подумать только, этот подлец выставил девочку как приманку для развратников! Но я, Олдвин Этельсберн, тан короля Эдуарда, разоблачил его! - торжественно завершил саксонец.
      Столпившиеся люди увидели невинную прелесть маленькой Мэйрин, которую Дагда высоко поднял над головой, вовремя подыграв саксонцу. В толпе послышался глухой ропот, люди принялись грозить Френу кулаками. Англичане очень любили детей, понимая, что в детях заключено бессмертие рода. Но тут какой-то парень крикнул из толпы:
      - А зачем тебе понадобился этот ребенок, Олдвин Этельсберн? Откуда нам знать, что твои намерения чисты? - Внимание толпы переключилось с торговца на тана.
      - Эта девочка напомнила мне мою покойную дочь, - сказал Олдвин Этельсберн. - Я привезу ее домой, чтобы утешить мою скорбящую жену. В этом нет никакого преступления.
      - Откуда нам знать, что ты не врешь? - раздался другой голос. Бросив взгляд на Френа, Дагда заметил, что его помощники куда-то подевались.
      Саксонец горделиво приосанился.
      - Я - Олдвин Этельсберн, тан короля Эдуарда! В Мерсии никто бы не усомнился в моих словах, в моих намерениях и моей отваге!
      - Здесь не Мерсия! Здесь Лондон!
      Толпа становилась все более агрессивной. Дагда крепче обнял девочку. Сперва ему показалось, что хитроумному саксонцу удастся склонить толпу на свою сторону, но теперь он видел, что его прием не сработал. Дагда огляделся по сторонам, вновь подумав о том, чтобы ускользнуть с Мэйрин под шумок. Конечно, ошейник доставил бы массу неприятностей: он слишком тугой, чтобы разрезать или разорвать его. Но когда они с Мэйрин окажутся в безопасности, он найдет способ разрешить эту трудность.
      Внезапно он расслышал чей-то крик в толпе:
      - Дорогу епископу Вульфстану!
      Сердитые покупатели расступились, чтобы пропустить влиятельного и любимого в народе церковника.
      - Ну, Олдвин? - строго проговорил епископ, но глаза его лукаво блеснули, что не укрылось от внимательного взгляда Дагды. Добравшись до площадки, где были выставлены рабы, он требовательно спросил:
      - Что здесь происходит?
      - Посмотрите на это дитя, милорд епископ. Разве она не похожа на нашу малышку Эдит, да упокоит Господь ее невинную душу! Я хочу купить эту девочку и привезти домой, к моей Иде, чтобы она перестала оплакивать нашу дочь и вернулась к жизни. Она горюет о ней без конца. Так вот, этот торговец выставил девочку для продажи, но отказывается продавать ее мне. Похоже, что он собирается использовать ребенка для каких-то гнусных целей.
      Епископ бросил взгляд на Мэйрин, но не увидел в этой маленькой красавице никакого сходства с покойной дочерью Олдвина Этельсберна. Да, конечно, Эдит была примерно такого же возраста и тоже рыжеволосой, но с роскошным цветом волос этой малютки ничто не могло сравниться. Впрочем, если его друг подметил какое-то сходство и захотел спасти несчастную девочку, утешить свою супругу и пробудить в ней интерес к жизни, то намерения его вполне достойны доброго христианина.
      Епископ свирепо смерил взглядом торговца, и Френ ему не понравился.
      - Ты выставил девочку на рынке, а по нашим законам это значит, что ты должен продать ее, если найдется покупатель, - произнес он. - Цена за девочку столь нежного возраста - пять медных пенсов. Итак, ты обязан продать это дитя тану Эльфлиа. Как тебя зовут, торговец?
      - Ф-Ф-Френ, ваша светлость.
      - Френ? - Епископ на мгновение нахмурился.