Она знала, что он ожидает от нее сопротивления, и инстинктивно поняла, что сопротивление доставит ему удовольствие. Поэтому она станет бороться с ним не физически, а только с помощью своего ума. Она отдаст ему свое тело, но и только. Аврелиан крестьянин, но крестьянин умный. Он пожелает владеть ею полностью. Но это ему не удастся, и из-за этого он станет сходить с ума. Этому римлянину не суждено предать ее, ведь ему не удастся овладеть ни малейшей частью ее души и сердца. А вот она должна завоевать и подчинить его.
      Гай Цицерон остановился перед большой палаткой и провел ее внутрь.
      - Я пришлю вам людей, которые принесут воду и лохань, - сказал он, покраснев от смущения.
      - Проследите, чтобы воду подогрели, - спокойно ответила она. - Я не выношу холодную ванну. Мне нужна теплая вода и мягкое мыло. Полагаю, в вашем лагере найдется мыло, Гай Цицерон? Разумеется, найдется. Ведь должны же вы мыться, хотя бы иногда, не правда ли?
      - Посмотрим, что мне удастся найти, - пробормотал он, отвернув свое пылающее лицо.
      - Благодарю вас, - учтиво ответила она, и он тут же вышел.
      Зенобия вздохнула и принялась оглядывать палатку. Она была разделена на два отделения. Большее отделение, в котором она находилась, было обставлено просто: низкий круглый столик, за которым, как она предположила, император, должно быть, ел. Вокруг него небрежно разбросаны подушки для сидения. В другом отделении палатки стояли два стула и несколько дорожных сундуков - и больше ничего. Деревянный пол основательно истерся после многочисленных военных походов. Он был застелен овечьими шкурами. В палатке горело несколько латунных масляных светильников, отнюдь не роскошных. В целом, все было весьма просто, обычная солдатская палатка.
      Зенобия прошла и отдернула в сторону ширму, сотканную из шерсти. За ней стояло довольно большое и удобное спальное ложе.
      - Здесь определенно не хватает удобств, - тихо заметила про себя Зенобия.
      Она услышала звук шагов. Кто-то входил и выходил из палатки. Она обернулась и увидела процессию тяжело нагруженных легионеров, тащивших в палатку сосуды с водой и выливавших их в круглую деревянную лохань.
      - Есть в этом лагере хотя бы одна порядочная женщина? - громко спросила она.
      При звуке ее голоса легионеры остановились, испуганные. Некоторое время они стояли, уставившись на нее с открытым ртом, а потом один из них, более смелый, чем остальные, ответил:
      - Да, есть несколько хороших женщин, ваше величество.
      - Тогда пришлите ко мне одну из них, Мне понадобится ее помощь.
      - Да, ваше величество, - ответил храбрый легионер. - Я немедленно приведу вам женщину.
      И он поспешно вышел из палатки.
      Зенобия скрыла улыбку и стояла, глядя на своих водоносов. Когда последний из них вышел, она увидела женщину, стоявшую возле входа в палатку. Зенобия махнула ей рукой, приглашая войти.
      - Как тебя зовут? - спросила она.
      - Меня зовут Келеос, ваше величество.
      - Что ты делаешь здесь, среди римлян? Ведь, судя по твоей речи, ты из Пальмиры.
      - Я пальмирка, ваше величество.
      - Тогда почему же ты не за городскими воротами, Келеос?
      - Я вдова, ваше величество. Я живу со своим престарелым отцом и сыном-калекой как раз за городскими стенами. Ни отца, ни ребенка нельзя было перевезти, поэтому я и осталась в своем доме, несмотря на нашествие римлян.
      - Разве твои соседи не могли помочь тебе, Келеос?
      - Ваше величество, они так торопились, на нас у них не хватило времени. Я держу маленькую пекарню. Обычно я пекла хлеб для своих соседей, но теперь вынуждена продавать свой товар римлянам. Ведь мне надо еще поддерживать отца и сына. Пожалуйста, простите меня, ваше величество!
      И Келеос упала на колени, протянув руки в мольбе.
      - Я прощаю тебя, Келеос, - ответила Зенобия. - Ты сделала все, чтобы твоя семья выжила.
      Женщина проползла небольшое расстояние, отделявшее ее от царицы, и распростерлась перед ней, целуя ее ноги.
      - Да благословят вас боги, моя царица! - всхлипывала она.
      - Встань, Келеос! - приказала царица, а когда женщина подползла к ее ногам, она сказала:
      - Я хочу, чтобы ты помогла мне вымыть волосы.
      - С радостью, ваше величество!
      Через несколько минут Келеос приготовила все необходимое и начала промывать волосы Зенобии мылом, которое принесли специально для омовения царицы. Они использовали одну из оставшихся деревянных бадей, наполненных подогретой водой. Келеос намыливала волосы, а потом прополаскивала их водой из другой бадьи. Пришлось намыливать три раза, пока волосы Зенобии стали чистыми.
      Келеос отжала длинную гриву царицы, а потом взяла полотенце и принялась вытирать ее. Волосы быстро просохли. Поблагодарив женщину за помощь, Зенобия отпустила ее.
      Она быстро сорвала с себя грязную одежду и, отбросив ее в сторону, уселась в круглую деревянную лохань, омывая плечи теплой водой. Взяв кусок мыла, она вымылась, а потом снова села в лохань, чтобы немного насладиться ванной и уединением. Она думала о том, как скоро он придет и потребует отдаться ему. Чтобы отдать ему свое тело и при этом не отступить перед ним - для этого потребуется вся сила ее характера. Ей была ненавистна сама мысль о его прикосновении, она инстинктивно чувствовала, что он потребует гораздо больше, чем она готова дать, а значит, противостояние, которое за этим последует, будет изнурительным. Наконец, она встала и с легкой усмешкой обнаружила, что попала в довольно затруднительное положение. Она не могла воспользоваться грязной одеждой, не оказалось и большого сухого полотенца, которым она могла бы вытереться и в которое можно было бы завернуться. Маленькое полотенце, которым ей вытирали волосы, теперь валялось на полу.
      Она вылезла из лохани, потянулась за полотенцем и обтерлась им, хотя ее кожа осталась влажной. Ничего, воздух быстро высушит тело. Однако, что же надеть на себя? Она оглядела комнату, но ничего не обнаружила. Она с досадой выругалась и услышала чей-то тихий смех. В ярости она обернулась и лицом к лицу столкнулась с Аврелианом.
      - Как вы смеете подглядывать за мной?!
      - Это же моя палатка, - ответил он.
      - Но ведь вы приказали разместить меня здесь! - огрызнулась она. Немедленно дайте мне отдельную палатку!
      Он прошел по комнате и оказался рядом с ней. Потом зажал ее лицо между своими ладонями и взглянул сверху вниз в ее сердитые глаза.
      - Желания пленных никогда не учитываются, Зенобия. Потом, к ее удивлению, он отпустил ее, медленно обошел вокруг, внимательно осмотрев со всех сторон, но все еще не прикасаясь к ней. Наконец, он произнес:
      - Однажды мне описали вас как воплощение богини, но, увидев, я должен сказать, принеся свои извинения прекрасной Венере, - этот господин недостаточно щедр на похвалы. Если бы я пожелал поставить вас на пьедестал для продажи, то во всем мире не нашлось бы золотого пьедестала достаточной ценности, чтобы он соответствовал вашей стоимости, Зенобия.
      - Значит, я могу предположить, что вы не собираетесь выставлять меня для продажи? - холодно спросила она. Он рассмеялся.
      - Только лишь по той причине, что не могу получить за вас достаточно много, - поддразнил он ее.
      - Не думаю, чтобы вы были сводником, Аврелиан. У вас репутация воина.
      Он опять рассмеялся.
      - Вы можете драться, словно уличный мальчишка, богиня, но это ничего вам не даст. Я Аврелиан, и я никогда не проигрываю сражения.
      - Вы можете овладеть мной, римлянин, ведь я слабее вас. Но ворота Пальмиры останутся закрытыми для Рима!
      Она стояла, красивая, высокая, и мерила его ледяным взглядом, совершенно не смущаясь своей наготой, и этим еще больше заинтриговала и воспламенила Аврелиана. Вот это женщина, подумал он с восхищением.
      - Вы - отважное создание, богиня, - тихо сказал он, - но при этом всего лишь женщина, а я - мужчина. Мои осведомители сообщили мне, что в вашей жизни не было мужчины, с тех пор как Марк Александр Бритайн покинул вас и вернулся в Рим.
      Ему было приятно видеть, как она побледнела при упоминании имени Марка, и он продолжал:
      - Он был вашим любовником, и я не сомневаюсь, - великолепным любовником. Моя племянница уже беременна.
      Глаза Зенобии на мгновение закрылись, и она вцепилась в штору, чтобы не покачнуться.
      - Ты ублюдок! - с трудом прошипела она. Он довольно рассмеялся.
      - Вы прекрасны, и я желаю вас, богиня.
      На этот раз он вытянул руки и стал гладить своими нежными пальцами ее кремовое плечо. Она же пыталась унять охватившую ее дрожь и в конце концов так и не смогла справиться с ней.
      - Вы уже начинаете понимать, что значит быть пленницей императора, богиня? - спросил он.
      - Я не боюсь! - тихо ответила она.
      - Я это знаю, - сказал он, - однако вы причинили мне бесчисленное множество проблем, богиня, и вы должны быть наказаны за это.
      - Значит, вы заставите меня стать вашей любовницей? Да, Аврелиан, это настоящее наказание. Ведь я привыкла сама выбирать себе любовников, - ответила она.
      Он снова рассмеялся.
      - Что вы за дерзкая богиня, Зенобия! Вы были девственницей, когда в пятнадцать лет вышли замуж за Одената. Марк Александр Бритайн был вашим единственным любовником. Вы потрясающе высоконравственная женщина, богиня. Половина, мало того, большинство женщин в Риме имели по полдюжины любовников, прежде чем вышли замуж. Вы же знали всего лишь двоих мужчин, а для меня это то же самое, как если бы вы были девственницей.
      - Так возьмите же меня! - закричала она сердито и испуганно. - Я не уступлю и не отдам вам ничего своего!
      Его светло-голубые глаза заблестели, в них неистово заплясало пламя желания. Он схватил ее за плечи, привлек к себе. Она стояла абсолютно спокойно, не сопротивляясь, но и не принимая его. Его рука обвилась вокруг ее талии и крепко прижала к нему. Другой рукой, которая только что лежала у нее на плече, он зажал ее лицо и приподнял подбородок. Его голова медленно склонялась вниз, а его губы властно требовали ее губ. С пугающей опытностью он раздвинул ее губы и вторгся в ее рот своим бархатистым языком. Он исследовал, дразнил, требовал!
      Я не проявлю никаких чувств, подумала она. Однако ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не сопротивляться, чтобы не вырваться от этого человека. Ей хотелось убежать, спрятаться от него, он пугал ее, хотя она никогда не призналась бы в этом. Он явно не привык, чтобы ему отказывали. За всю свою жизнь она так и не узнала, что мужчина может быть таким. Как женщину ее всегда любили с нежностью, вначале Оденат, а потом Марк. Но этот мужчина не искал ее любви, он желал завладеть самой ее душой! Ей пришлось остановить его, но так, чтобы он не узнал о том, какое ужасное воздействие оказывает на нее. Оторвав свои губы, она холодно произнесла:
      - Достаточно! Если вы хотите овладеть мной, давайте продолжим!
      Даже если бы она ударила его, эффект не был бы столь потрясающим. Он начал посмеиваться, а потом этот смех перешел в раскаты довольного хохота.
      - Браво, богиня! Великолепно! Это почти сработало, но почти - этого еще недостаточно.
      Он отстранил ее от себя и снова пристально осмотрел.
      Зенобия была потрясена. Она ожидала, что ее пренебрежение охладит его пыл, а вместо этого его восхищение лишь возросло. Следующий шаг был за ним, поэтому она молча стояла, бросая на него осторожный взгляд из-под густых черных ресниц, и ждала. Ей пришлось признать, что он очень красивый мужчина мужественного, сурового типа, высокий, мощного телосложения. Голова у него удивительно изящна для человека низкого происхождения, подумала она: овальная, с высокими, красиво очерченными скулами, прямым патрицианским носом, почти классическим в своем совершенстве, чрезвычайно чувственными губами, квадратным подбородком с глубокой ямочкой, которая была надежно спрятана под его аккуратно подстриженной короткой бородкой. Бородка, так же, как и его коротко подстриженные вьющиеся волосы, была лишь чуть-чуть тронута сединой, которая портила их прекрасный золотисто-белокурый цвет. Широко расставленные круглые глаза, небесно-голубые, окаймлены короткими рыжеватыми ресницами. Взгляд этих глаз был пронизывающим, однако никогда не выдавал его мысли.
      Он начал раздеваться.
      - Помоги мне снять нагрудные доспехи, - живо сказал он, расстегивая пряжки, удерживавшие его защитную пластину.
      - Позови раба! - сказала она.
      - Я и без того в затруднении: не знаю, что делать с тобой, - медленно произнес он, снимая свою великолепно украшенную нагрудную пластину и развязывая пояс, к которому крепились ремни доспехов, висевших у него на талии. Будучи настоящим воином, он осторожно положил доспехи в маленький сундучок, а потом снова повернулся к ней. Он снял красную тунику без рукавов, а за ней последовала и нижняя льняная туника. Теперь он стоял обнаженный, если не считать сандалий и ножных щитков. Он сел и вытянул ногу.
      - Ты не снимешь с меня сандалии?
      - Я тебе не служанка, Аврелиан!
      - Вы, женщины высокого происхождения, вообще мало на что годитесь. Вы отказываетесь помочь мне раздеться и целуетесь вы как ребенок. Я уже сомневаюсь, стоите ли вы всех тех неприятностей, которые у меня появятся.
      - Так верните меня в Пальмиру! - фыркнула она. - Верните меня, а после этого сражайтесь со мной как мужчина, римлянин!
      Он, уже без сандалий и ножных щитков, взглянул на нее снизу вверх.
      - Я собираюсь сражаться с вами как мужчина, богиня, а вам, возможно, в первый раз в жизни, придется сражаться со мной как женщине!
      Она чуть не задохнулась от гнева при этих словах, но он продолжал:
      - Сегодня ночью в этой палатке не будет ни императоров, ни цариц, Зенобия, а только мужчина и женщина, которые будут вести между собой бой, который веками ведут мужчины и женщины!
      Его глаза горели синим пламенем, и она в испуге отступила назад. Именно этого преимущества он и добивался. Быстро шагнув вперед, он поднял ее и взвалил себе на плечо.
      Он даже не пытался быть с ней нежным, сделав ее беспомощной и лишив возможности сопротивляться. Он пересек палатку, вошел в спальное отделение и бесцеремонно кинул ее на свою кровать. Потом сам бросился на нее и зажал ее лицо между своими ладонями.
      - Мне нечего дать вам! - прошептала она.
      - Вы дадите, прежде чем кончится эта ночь! - пообещал он и рывком притянул к себе ее голову. Его губы снова требовали ее губ.
      На этот раз Зенобия сопротивлялась Аврелиану. Когда его губы прильнули к ее губам, безотчетный страх забил в ней ключом. Этот страх уничтожил ее намерение оставаться холодной, сердце бешено забилось.
      Он тут же почувствовал ее ужас, и вдруг его губы сделались нежными. Они лишь чуть-чуть касались ее губ, и он зашептал:
      - Нет, богиня, не бойся! Ш-ш-ш, ш-ш-ш, я не сделаю тебе больно.
      Она была не в силах подавить сотрясающую ее дрожь. Это хуже всего, подумала она. Она не желала, чтобы он был нежен с ней. Она хотела, чтобы он с неистовством набросился на нее, тогда она могла бы еще больше возненавидеть его. С сердитым криком она подняла руки и вцепилась в него ногтями.
      Он силой поднял ее руки над головой и, удерживая их одной рукой, другой пытался приласкать ее.
      - Нет, богиня, - упрекал он. - Чего ты боишься, Зенобия? Подари мне ласку твоих губ, любимая! От этого не будет большого вреда.
      Она чуть не заплакала при этих словах. Любимая! Он назвал ее "любимая"! Прежде только Марк, тот самый Марк, который предал ее и оставил ее этому человеку, называл ее "любимая".
      Аврелиан почувствовал ее слабость и в то же мгновение снова прильнул к ней. Его губы мягко овладели ее губами в поцелуе, таком страстном и в то же время таком нежном, что она больше не могла сопротивляться. Ее губы смягчились под настойчивым нажимом его губ. Он нашел ее язык и в течение долгой минуты сосал этот лакомый кусочек. Потом отпустил ее губы.
      Зенобию ошеломило чувство утраты, которое она при этом ощутила. Почему она чувствует себя так? Ведь она не выносит этого человека, и будь у нее оружие, она использовала бы его против него. Открыв глаза, она обнаружила, что он смотрит на нее сверху вниз без улыбки. Его свободная рука погладила ее по лицу.
      - Твоя кожа подобна шелку, - мягко произнес он, и его рука начала исследовать ее тело.
      Его горячая рука двигалась вниз по ее шее, рука, которая, как она подумала, могла с такой же легкостью задушить ее, как и ласкать. Он прочел эту мысль в ее серых глазах.
      Он задержался на мгновение в нежной впадинке у нее на шее, и она почувствовала, как ее кровь течет у него под пальцами. Потом его рука двинулась вниз, чтобы погладить высокие выпуклости ее грудей, и неторопливо заскользила по ложбинке между грудями. Одним пальцем он начал раздражать ее соски, лаская и возбуждая их. Против ее воли соски стали упругими, и она ощущала в них покалывание. Он наклонил голову, чтобы поцеловать.
      Она почувствовала, как из горла рвется крик, но огромным усилием воли сдержала его. Он не должен знать, она не позволит ему узнать, что его жадные губы, сосавшие ее груди, уже начинали пробуждать слабый отклик в самой глубине ее существа. Она не могла понять этого, и это не только приводило в замешательство, но и пугало. Она начала дрожать и попыталась уклониться от этих настойчивых губ.
      Он медленно поднял голову. Его глаза покрылись поволокой страсти и чего-то еще, во что она не могла проникнуть. Она отвернулась, чтобы он не увидел ее страх.
      - Ты не откажешь мне, богиня! Я буду обладать тобой, - нежно произнес он.
      - Нет! - с трудом прошептала она. - Только мое тело - и ничего больше!
      - Я буду владеть всем! - сказал он в ответ. - Ты будешь принадлежать мне одному, богиня, ведь я никогда не проигрывал сражений, не проиграю и этого.
      Жгучие, медленные слезы заструились по ее щекам, но ни единого звука не вырвалось из ее горла. Для нее все было так же, как для ее матери много лет назад: она была пригвождена к ложу римлянином, который требовал от нее все и брал это, не заботясь о ее душе. Они уничтожили ее мать, но, что бы ни случилось между ней и этим римлянином, она не позволит ему уничтожить себя.
      - Нет, богиня, - произнес он, и его голос был обманчиво мягким. - Не плачь! Я не причиню тебе боли. Я буду только любить тебя!
      И он приподнялся, чтобы поцеловать ее влажное от слез лицо. Это было слишком. С диким криком она боролась, пытаясь вырваться от него, но не могла освободиться - он был слишком силен. Аврелиан рассмеялся. Ее смущение, ужас и яростное сопротивление, казалось, доставляли ему огромное удовольствие. Он снова накрыл ее своим телом. Она почувствовала, как его мускулистые бедра, покрытые светлым пушком, давят на ее бедра, и, к своему ужасу, ощутила, как сильнейшая вспышка тепла разливается по ее телу. Его широкая грудь давила на ее полные груди, а его губы снова захватили ее губы в таком пылающем, страстном поцелуе, что она почувствовала, как ее силы иссякают. Она ощущала, как его кинжал становится все длиннее и тверже, по мере того как усиливалось его желание.
      Он снова захватил ее язык и принялся сосать его бархатистую поверхность, распространяя по ее лихорадочно возбужденному телу взрывные волны желания. О Венера, это было желание! Ей пришлось признаться в этом самой себе. Внутри прорвало плотину. Ее руки непроизвольно обвились вокруг него, и она почувствовала, что он ищет вход в ее сопротивляющееся и в то же время жаждущее тело. Он погрузился глубоко, и она вскрикнула, ее дыхание сделалось частым и тяжелым, длинные золотистые ноги обхватили его тело. Снова и снова он погружался в ее пылающую и влажную плоть, заставляя ее вскрикивать от удовольствия вопреки ее воле. Потом она тихо произнесла жалким, всхлипывающим голосом:
      - Я не понимаю! Я ничего не понимаю!
      Он приостановился и с раскатами смеха сжал руками ее испуганное лицо.
      - Это вожделение, Зенобия! Сладкое, жаркое вожделение. Неужели ты никогда прежде не испытывала вожделение?
      Он снова погрузился в ее тело и, наклонившись, прошептал ей на ухо:
      - Я научу тебя наслаждаться вожделением, моя богиня, упиваться им, отдаваться ему!
      Он просунул руки под нее, охватил ее ягодицы и властно сжал их.
      - Ты чувствуешь его, Зенобия? Чувствуешь ли ты, как пламя разливается по твоему телу? Вожделение! Это вожделение, и у тебя нет выбора, как только отдаться ему, отдаться мне! Победа будет за мной, богиня, как я предупреждал тебя! Победа будет за мной!
      Потрясенная Зенобия поняла, что он сказал правду. В тот момент она не могла контролировать свое тело. Волны чистого чувственного наслаждения одна за другой накатывали на нее, и у нее не было сил сопротивляться ему. Глубоко внутри начало зарождаться напряжение, и сила его была так велика, что оно грозило либо поглотить, либо уничтожить ее. Но каким бы постыдным она не находила свое положение, ей не хотелось умирать. Победа останется за ним, какой бы путь она не избрала. Однако она найдет способ отомстить ему за себя. Это всего лишь первая битва.
      Тихо вскрикнув, она вцепилась ногтями в его мускулистую спину. Его смех прозвучал торжествующе. Он снова начал медленные, неторопливые движения, и на этот раз Зенобия двигалась с ним вместе.
      - Я ненавижу тебя! - прорычала она сквозь стиснутые зубы.
      - Но твое восхитительное тело желает меня! - прошептал он.
      Она зажала его голову между ладонями и неистово поцеловала его. Потом отыскала его левое ухо, и кончик ее языка начал совершать вокруг него дразнящие движения, осторожно протолкнув кончик языка в ушную полость, она тихонько подула. Он застонал, а она рассмеялась. В ответ его руки проскользнули под ее округлые ягодицы, и принялись ласкать их. Он наклонился вперед, и его губы начали игру с ее напрягшимися сосками. Он лизал и покусывал их, пока ее дыхание снова не перешло в короткие, быстрые вздохи. Она попыталась оттолкнуть его, чтобы перейти в контратаку, но он охватил ее ягодицы и глубоко погрузился в ее тело, снова пригвоздив ее к ложу и жестоко подчинив себе. Вскоре Зенобия уже бессознательно извивалась под Аврелианом, и он вел ее к пику наслаждения - один, второй, третий раз, пока она, наконец, не выругалась:
      - Будь ты проклят, римлянин, отпусти меня! И он отпустил ее, предварительно дойдя до кульминации и издав при этом звук, который был чем-то средним между смехом и стоном.
      После этого они лежали несколько минут, прильнув друг к другу, затем он скатился с нее, и вскоре после она услышала его храп. Только тогда Зенобия свернулась клубочком и тихо заплакала, уткнувшись в подушки. Наконец, она погрузилась в глубокий исцеляющий сон. Проснувшись, обнаружила, что лежит на животе, прижатая сверху его мощной рукой. Она обдумывала, как бы поосторожнее освободиться, так как боялась, что если он тоже проснется, то может пожелать ее снова, а она не готова выдержать еще одну такую битву.
      - Ты проснулась!
      Голос Аврелиана решил эту проблему.
      - Да, проснулась, римлянин.
      Она намеренно говорила ровно и бесстрастно.
      - Как ты себя чувствуешь? - спросил он.
      - А почему тебя это беспокоит? - сказала она в ответ, перевернулась, села и натянула покрывало на озябшее тело. - Ты ведь одержал победу, не правда ли? Ты выиграл битву между нами, римлянин. Чего же ты еще хочешь?
      - Тебя!
      Это слово прозвучало резко и ясно.
      - Ты уже обладал мной.
      Ее голос слегка дрожал, и она молчаливо проклинала себя за слабость.
      - Я обладал твоим телом, Зенобия, но не тобой.
      - Ты никогда не будешь обладать мной римлянин! Ни один мужчина никогда не обладал мной и никогда не будет! - солгала она.
      - Даже Марк Александр Бритайн? - спросил он.
      - Будь ты проклят, Аврелиан! Будь ты проклят тысячу раз! - произнесла она напряженным голосом, и ей пришлось сдерживать слезы, которые грозили вновь хлынуть у нее из глаз. - Чего ты хочешь от меня? Может быть, правда заставит тебя замолчать раз и навсегда. Ну что ж, хорошо. Я любила Марка так, как никогда не любила ни одного мужчину. Когда он женился на твоей племяннице, я страдала не только из-за того, что потеряла его, но и из-за его предательства, ведь я полагала, что хорошо знаю его. Да, я отдавала ему себя целиком, и я больше не совершу подобной ошибки. Каждый раз, когда ты будешь желать меня, тебе придется принуждать меня, и, может быть, ты снова заставишь меня заявить о своем поражении. Но ты никогда не будешь владеть мной по-настоящему. И ты никогда не сможешь использовать Марка как оружие в твоей войне против меня. Ты не сможешь причинить мне боль.
      Она почувствовала, что эта речь истощила ее силы, но в то же время, каким бы невероятным это ни казалось, она вновь ощущала себя сильной.
      Во время ее монолога он лежал на животе. Теперь он перевернулся и взглянул на нее снизу вверх.
      - Как же ты удивительно наивна, богиня!
      Его голубые глаза смотрели на нее с причудливой смесью сочувствия и решимости. Потом это выражение внезапно исчезло, и его взгляд вновь стал непроницаемым. Он спокойно поднялся с постели и, повернувшись к ней, произнес:
      - Вставай, богиня! Ночью я отправил твоему сыну послание, и сегодня утром представлю тебя Пальмире в качестве моей пленницы. У них будет один день, чтобы решить свою судьбу.
      - Они не сдадутся! - настаивала она.
      - Тогда я обрушу город им на головы! - последовал ответ. Они пристально смотрели друг на друга. Каждый из них был непоколебим в своих намерениях и уверен в своей правоте. Наконец, Зенобия с хмурым видом произнесла:
      - Мне нечего надеть, римлянин. Несомненно, ты не собираешься выставлять меня нагой перед стенами моего собственного города?
      Злобная усмешка искривила его губы.
      - Восхитительная мысль, богиня! Но нет! Я редко делю с другими то, что принадлежит мне. Вчера поздно ночью, прежде чем я присоединился к тебе, в лагерь явилась ворчливая старуха, которая заявила, что она - твоя служанка. Твой сын прислал ее с одеждой и другими вещами, которые могут понадобиться женщине. Бедному Гаю Цицерону нелегко пришлось. Только когда с ней заговорила одна из бедавийских женщин, ее удалось успокоить. Я сейчас же пошлю за ними.
      Аврелиан быстро оделся и вышел из палатки, не сказав ей больше ни слова. Вскоре после он вернулся вместе с двумя женщинами.
      - Хвала богам! Ты невредима! - воскликнула Баб, и слезы заструились по ее обветренному старому лицу, когда она бросилась на шею Зенобии.
      Завернувшись в покрывало, Зенобия утешала свою няню.
      - Тише, старушка! Как всегда, ты слишком беспокоишься обо мне. Разве я не любима богами?
      Аврелиан, однако, заметил выражение озабоченности на лице царицы. Итак, подумал он, ее сердце не совсем холодное.
      - Зенобия!
      Зенобия с любопытством взглянула на вторую женщину, которая откинула назад капюшон накидки.
      - Тамар! Ох, Тамар, неужели это действительно ты?
      - Да, это я, дитя мое! - Тамар разглядывала одеяние Зенобии. - Как у тебя дела?
      Зенобия спокойно кивнула.
      - Все так, как я ожидала, - ответила она.
      - Кто эти женщины? - спросил император. Зенобия взглянула на него.
      - Это моя старая няня, которая всегда заботилась обо мне. Ее зовут Баб. А это, - с этими словами она подтолкнула вперед Тамар, - это Тамар бат Хаммид, жена моего отца.
      - Значит, ты в хороших руках, и я могу спокойно оставить тебя, - ответил он. Потом он повернулся к двум старым женщинам.
      - Оденьте царицу в ее лучшие одежды! Он поднес руку Зенобии к своим губам и, повернув ее, поцеловал внутреннюю сторону ее запястья.
      - Встретимся позже, богиня! - сказал он и быстро вышел из палатки.
      С минуту все три женщины стояли в молчании, а потом Тамар спокойно сказала:
      - Баб, покажи Зенобии то, что ты принесла. Выберем что-нибудь подходящее.
      Баб зашаркала к выходу из палатки, нагнулась и втащила небольшой сундучок. Открыв его, она достала оттуда прозрачное темное одеяние. Со слабым подобием улыбки протянула его Зенобии и сказала:
      - Я выбрала для тебя вот это, дитя мое. Губы Зенобии дрогнули от восторга.
      - Неужели ты становишься бунтовщицей в свои преклонные годы. Баб?
      Старуха захихикала.
      - Я подумала, что это подойдет при данных обстоятельствах!
      - Ты, что, с ума сошла? - спросила Тамар. - Ведь черный цвет - это цвет траура.
      - А разве мне не следует быть в трауре? - возразила Зенобия. - Я в трауре по моей добродетели, которую у меня вырвали прошлой ночью. Я в трауре по Пальмире, моему любимому городу. Я чувствую, что эта битва с Римом будет смертельной.
      - А разве мы не сможем победить? - прошептала Тамар.
      - Если бы я была в городе, а не здесь - тогда да. Царь Пальмиры, мой сын, еще не воин. Я опасаюсь, что Аврелиан перехитрит Вабу, ведь он умный человек.
      - Тогда почему же ты передала полную ответственность за Пальмиру Вабе перед тем, как отправиться в Персию? - полюбопытствовала Тамар.
      - Я хотела, чтобы среди членов совета не было разногласий по поводу того, кто станет царем. Я могу только молиться, чтобы Ваба стал таким же царем, каким был его отец, чтобы он оставался твердым, даже несмотря на то, что Аврелиан захватил меня в плен. Я буду молиться богам, если они еще не совсем покинули меня, чтобы он был сильным.
      Снаружи донесся сигнал труб, и Баб сказала:
      - Мы должны одеть тебя, дитя мое. Скоро за тобой придут. Несколько мгновений спустя пришел Гай Цицерон в сопровождении эскорта из шести человек, которых он оставил снаружи поджидать пленницу.
      Зенобия приветствовала его довольно любезно. Он был не в состоянии скрыть восхищение, которое испытал при виде нее.
      - Вы готовы, ваше величество? - вежливо осведомился он.
      - Готова, Гай Цицерон, - спокойно ответила она. Тамар и Баб стояли возле входа в палатку и наблюдали, как римский центурион со своими людьми уводил Зенобию. Они повели ее на окраину лагеря, обращенную в сторону главных ворот Пальмиры. Там она увидела возвышавшийся помост, на котором стояла маленькая палатка. Они провели ее наверх по небольшому лестничному маршу позади палатки и ввели внутрь. В палатке ее ожидал Аврелиан. При виде Зенобии он приподнял свою светлую бровь и усмехнулся.