Дежурный полицейский достал из стола ключи и повел Леню куда-то в глубь полицейского участка. Леня шел сзади с большим пакетом в руках. Наконец полицейский открыл последнюю дверь, за которой оказалась камера предварительного заключения.
      Там, сжавшись в комок в углу комнаты, дрожа и стуча зубами, словно от озноба, одетый только в халат уборщицы, сидел Саша. Леня молча бросил ему пакет, и Саша стал торопливо переодеваться, вначале перепутав брюки и рубаху, потом не попадая в штанины и рукава трясущимися ногами и руками.
      — Я больше так не могу, — почти прорыдал Саша. — Она меня чуть пополам не перепилила.
      — Ты слышал, что сказал психиатр? — тихо и размеренно, стараясь успокоить друга, сказал Леня. — Тебе все показалось. В доме, где тебя якобы хотели расчленить, вот уже три года никто не живет. Там идет реставрация, а потом откроется художественная галерея. Ты просто устал. Мы с тобой отдохнем, погуляем. Попьем водочки, и ты придешь в себя. Ты поверишь в свои силы… и женишься наконец, мудак хренов! — закончил Леня раздраженно.
      Они проехали мимо муниципалитета, где стояла небольшая группа празднично одетых людей, ожидая выхода новобрачных. Среди них Леонид узнал своего банкира и остановил машину.
      — Вон как это делается у нормальных людей.
      В это время в дверях показались новобрачные, но каково же было удивление друзей, когда они увидели, что новобрачные — оба мужчины и довольно пожилые.
      Директор банка подошел к ним и, вручив одному из них цветы, поцеловал обоих. Стали подходить и другие гости. Среди поздравляющих друзья увидели и приказчика из магазина.
      Леня тронул машину с места.
      — У нормальных людей, говоришь? — не упустил возможности Саша нанести ответный удар. — Останови машину, я хоть пивка попью.
      Саша и Леня вот уже полчаса сидели за столиком открытого кафе и пили пиво. Вернее, не пили, а грустно смотрели на бокалы.
      — Все. Я выдохся, — сказал Саша. — Ничего у меня с бабами не получается. Второй день чего-то Москва снится. С матерью там что-то стряслось, и отец не звонит. Уж не знаю, хорошо это или совсем плохо.
      — Да погоди, что ты в самом деле. Еще неделя есть.
      — Неделя есть, уверенности нет. Куражу. Они же это наверняка чувствуют. Как собаки. А может, это сглаз какой? Ведь не может же так не везти всю дорогу.
      — Сейчас мы этот сглаз в момент снимем, — с показным весельем заявил Леня. — Я тебя с девушкой знакомить буду. Какая тебе нравится? — Он оглядел улицу.
      — Это бесполезно, — убежденно сказал Саша. — Обязательно что-нибудь у нее не так будет.
      — Все будет нормально. Вон та нравится? — указал Леня на высокую блондинку в белом коротком платье, которая переходила улицу. Она выделялась среди девушек броской красотой.
      Леня помахал ей рукой. Она приветливо ответила ему. Это была та девушка с Пушкинской площади.
      Через полчаса друзья уже сидели с девушкой на кухне у Лени.
      Сам хозяин готовил закусь, в большой спешке купленную в супермаркете, предоставив Саше инициативу и оперативный простор для ухаживания. Но Саша, верный себе, за пазуху девушке не лез, за коленки не хватал, а внимательно слушал ее исповедь, самым слабым местом которой была правдивость.
      — Я здесь работаю и учусь, — устало сказала девушка, стряхивая пепел мимо пепельницы, потому что была уже нетрезва.
      — Где? — с неподдельным интересом спросил Саша.
      — А в этом, в университете, — показала девушка куда-то за темнеющее окно. — Потом стюардессой стану, — мечтательно добавила она. — За мной тут один ухаживает, прикинь, бабулек немерено, но, — внезапно спохватилась она, — козел, никакой духовности. Один секс на уме, учиться совершенно не дает. Зовет замуж, но я не тороплюсь, хотя, конечно, выйти надо. Я потом маму сюда вызову из Харькова.
      — Тяжело ей здесь будет, — посочувствовал маме Саша, — без близких.
      — В Харькове ей, что ли, легче, — горько усмехнулась девушка, — с близкими. Да ладно, Лень, что ты хлопочешь все время. Садись, — пригласила она Леню, погладив его по руке.
      Они все вместе, дружно взяв закуску и выпивку, пошли в комнату.
      — Ах, черт, забыл, — вспомнил Леня. — Саш, вилки захвати, — крикнул он Саше, который задержался на кухне.
      В это время девушка обняла Леню сзади.
      Саша достал вилки из стола, взял бутылку шампанского и пошел в комнату, но остановился в дверях, пораженный увиденным.
      Леня и девушка, слившись в страстном поцелуе, шатались по комнате как пьяные, сшибая все на своем пути, пока не завалились на диван.
      Саша выключил свет, вышел из комнаты и закрыл дверь. Он сел за стол и застыл в омертвелой жуткой неподвижности.
      Перед ним на столе стояла бутылка шампанского и лежали три вилки. Из комнаты доносились звуки музыки, которую принято считать эротической. Иногда прорывались смех девушки и голос Лени.
      Наконец хлопнула входная дверь, музыка смолкла, и в кухню вошел смущенный Леня в коротком шелковом халате на голое тело.
      — Кончили? — безразлично спросил Саша.
      — Да, заводная девка оказалась, Оксана ее зовут, — смущенно сказал Леня. — Ты извини, что так получилось. Ты здесь, мы там.
      — Да ладно. Я уже привык. Я там, ты здесь. Какого же я дурака свалял, что тебя послушал!
      — Брось, Саш. Чего ты в самом деле? Вернешься домой. Потом опять повторим попытку.
      — Второй попытки не будет, — бесцветным голосом сказал Саша. — И домой я тоже не вернусь. И ты знаешь, кто меня там ждет.
      — Да плюнь ты на них, — весело поддел его Леня, наливая себе водки.
      Саша не выдержал и в раздражении выбил у Лени из рук стакан.
      — Это ты меня заманил сюда! Я все бросил, поверил, а ты мне только подлянки кидаешь. Правильно мама говорила, что ты… — Саша в отчаянии махнул рукой.
      — У русских всегда кто-нибудь виноват. Кроме них самих! Ну, заманил, обманул. Дальше что? Извольте, я готов жениться!
      — Сука ты после этого! — Саша сжал кулаки, сдерживаясь, чтобы не ударить.
      — А ты… — Леня хотел что-то сказать, но, оценив состояние приятеля, решил не продолжать. — Ладно, я спать пошел. Утро вечера оно мудренее. И тебе советую.
      — Да пошел ты со своими советами в задницу! — в сердцах бросил Саша.
      Леня ушел и закрыл за собой дверь.

      Наручные часы, лежавшие на тумбочке в изголовье, сыграли Гимн Советского Союза. Леня не спал. Он посмотрел на часы — было три часа ночи, — вздохнул, повернулся к стене, но не выдержал, встал и пошел на кухню.
      Саша сидел перед ополовиненной бутылкой с налитой рюмкой и даже не повернул к вошедшему головы.
      — Страдаешь? — с интересом спросил Леня.
      — Не твое дело. Иди досыпай. У тебя на баб много энергии уходит. Тебе подзаряжаться надо, — в тон ему ответил Саша.
      Считая, что любезностями они обменялись, Леня приступил к главному, ради чего он пришел:
      — Саш, ты сосредоточься и раньше времени руками не маши. Хорошо?
      — Ну? — осторожно заинтересовался Саша, чувствуя, что Леня что-то придумал.
      — Ты знаешь, что совсем безвыходных положений не бывает. Надо только решить, от чего отказываешься.
      — Ну, с этим у меня порядок. Ничего уже нет, — с наигранной веселостью сказал Саша.
      — А если подумать? — спросил Леня.
      Саша насторожился. Неужели ему еще есть что терять?
      — Да я уже мозги сломал думавши. Не томи, Лень! Ты же чего-то изобрел, — с тоскливым ожиданием протянул он.
      — Ну, в общем, так… только копытами не бей. Я предлагаю нам с тобой… пожениться, — с большими трудными паузами произнес Леня.
      — Совсем, что ли, охренел? — возмутился Саша. — Ты, блин, думай, чего говоришь!
      Леня сидел с каменным лицом, давая время Саше осмыслить предложение, взвесить все «за» и «против» этого радикального, как хирургическая операция, предложения. Он и сам ждал ответа Саши с волнением: вдруг тот согласится? И что тогда — в самом деле, что ли, жениться? Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. И Леня решил идти до конца. Ему вдруг стало стыдно за себя, что он, предложив другу такой по-человечески трудный выход, втайне надеялся, что тот спасует, откажется.
      — А разве это можно? — со смешанным чувством ужаса и радости спросил Саша.
      — Ты согласен? — спросил Леня, все еще надеясь, что Саша испугается.
      — А ты не шутишь? — продолжал Саша искать подтверждения, что его не разыгрывают.
      Леня промолчал.
      — Ну, предположим, мы поженимся. Предположим, — сам себе объяснял ситуацию Саша.
      Леня хмыкнул.
      — Но ведь ты потом всю жизнь будешь попрекать, что ради меня пожертвовал всем! — взорвался Саша.
      — Правильно. А ты как нормальная жена будешь слушать и терпеть, плача ночами в подушку, — не удержавшись, съязвил Леня.
      — Жена? — переспросил Саша, похолодев. — Но мы же поженимся не по-настоящему? — с надеждой спросил он.
      — Здравствуй, жопа, Новый год! Приходи на елку. У них туфта не пройдет. Нами специальная комиссия будет заниматься, эмиграционная, чтобы брак не оказался фиктивным. Вот так-то… милая! — Леня налил обоим водки.
      — Слушай, но ты… ради меня… — внезапно расчувствовался Саша, — ты настоящий друг, — всхлипнул он и полез целоваться.
      — Погоди, еще будет время, — отстранил его Леня. — Я так и не понял: ты согласен?
      — Но иначе ведь нельзя? — спросил Саша, зная ответ.
      Леня пожал плечами.
      — А ты-то чего так спокоен? — опять взорвался Саша. — Может, ты все специально так подстроил? А? Все так подвел к свадьбе? — юродствовал Саша.
      — Все. Ты свободен. Я больше ни на чем не настаиваю. Действительно, что это я к тебе лезу? Ты сам хозяин своей судьбы: захотел — уехал, захотел — приехал. Ездец!
      — Я пошутил, — устало сказал Саша.
      — То-то же. Больше ты ничего путного сегодня не скажешь. Допиваем водку — и спать. Завтра тяжелый день — попробуем переменить судьбу.
      — Мне чего-то даже страшно чуть-чуть, — поеживаясь, признался Саша. Ему представилось, что он стоит на краю глубокой пропасти и очень хочется туда прыгнуть.
      — А мне — не чуть-чуть, — без улыбки ответил Леня.
      Друзья выпили.

      Уже поотвыкшие сидеть в очередях, Леня и Саша почувствовали себя в эмиграционном бюро, словно при родной советской власти, полностью бесправными и беспомощными. Они ходили от одного вежливого чиновника к другому, и конца этой ходьбе не было видно. Бумаги в их руках множились, обрастали копиями, копии заверялись визами, на них появлялись входящие номера отделов, подотделов и номера архивного хранения. К бумагам приклеивали марки гербового сбора, цветные голографические ярлычки, после чего эти бумаги становились полноценными документами, удостоверяющими, что Леонид Левин выражает желание жениться на Александре Кузнецове, а тот, в свою очередь, выражает обоюдное желание выйти замуж за Леонида Левина. Причем друзья, неготовые к такой жесткой определенности, долго вполголоса переругивались, пока на глазах изумленного чиновника, рыжего задастого детины, не решили бросанием монетки, кто из них будет мужем, а кто женой.
      Поначалу Саша немного стеснялся, отдавая строгим на вид чиновникам свои брачные бумаги (он думал, что те будут криво ухмыляться и начнут перемигиваться друг с другом), но желание друзей не вызвало у сотрудников бюро абсолютно никакой реакции, как будто речь шла об оформлении кредита на покупку газонокосилки.
      Небольшая заминка вышла только с Леней. Он не сразу нашел среди множества документов бумаги, подтверждающие, что у него есть недвижимость, и чиновнику показалось, что ему морочат голову. Чиновник стал отталкивать от себя документы друзей, но нужные бумаги, к удивлению клерков, были Леней предоставлены, и инцидент завершился самым благополучным образом. Так что даже требовательный чиновник, очевидно, в порядке извинения за свою чрезмерную строгость, сам сопроводил ребят к столоначальнику и коротко проинформировал того о сути дела в самом благоприятном для ребят свете. Столоначальник с интересом его выслушал, улыбаясь, поздравил друзей с принятым ответственным решением и пожелал удачи и счастья.
      Через четыре часа после того, как они перешагнули порог эмиграционного бюро, очередной чиновник, заполняя последнюю, общую для стран Европейского союза анкету, спросил Сашу:
      — Образование? Что закончили?
      — Филфак МГУ.
      Брови чиновника полезли вверх, и он передал Саше бланк, который заполнял:
      — Посмотрите, пожалуйста, я правильно написал?
      В графе «образование» было написано «Feel fuck MGU».
      — Все правильно, — обреченно и устало сказал Саша.
      В фойе бюро, по замыслу архитектора-концептуалиста Игнатия Глюка, было установлено огромное зеркало из поляризованного стекла, которое якобы реагировало на направление движения посетителей: входящие в бюро люди не имели еще своего отражения, как нежить, а те, кто прошел через кабинеты бюро и выходил на улицу с соответствующим видом на жительство, уже имели полноценное отражение.
      Это чудо было результатом изящного инженерного решения. Использовался эффект, случайно открытый в лаборатории физического института Челябинска-32, где занимались проблемами идеи ревизуализации военных объектов, боевой техники и живой силы. Дело было в специальном штрих-коде, который наносился на документы. Поэтому люди, которые выходили из бюро, не получив соответствующих документов, не отражались в зеркале, а служащие бюро, у которых штрих-код был нанесен на пропуск, отражались, куда бы они ни шли.
      Леня и Саша взглянули на свои отражения. Все в Зазеркалье было по-другому, правые руки там становились левыми, а дружба, которая связывала ребят, превращалась в супружескую связь. Это были уже другие люди.

      Саша и Леня готовились к свадебному обряду: Саша мылся под душем, Леня брился. На кровати лежали вскрытые пакеты с костюмами и белыми сорочками.
      Леня затянул на шее петлю галстука-бабочки. Саша воткнул в петлицу белую гвоздику. По унылым лицам друзей можно было подумать, что они готовятся к похоронам, а не к свадьбе. Из динамиков квадрафонической системы звучала печальная мелодия. Это была любимая Сашей песня «Я выхожу замуж в следующий понедельник» в исполнении ансамбля «Питер, Пол и Мэри».
      Проверив, на месте ли обручальные кольца, Леня защелкнул коробочку и толкнул входную дверь.
      Сама процедура заключения брака была решена в современном стиле: компактна, скромна, деловита и немноголюдна. Но при выходе из бокового подъезда мэрии, где регистрировались браки с иностранцами, Леню и Сашу ожидал трогательный сюрприз. Их встречали с цветами те немногие знакомые, которые знали их обоих: официант, продавец из магазина готового платья и Оксана в вызывающе открытом платье с очень короткой юбкой, которая едва прикрывала копчик.
      Поодаль, не участвуя в торжестве, но явно проявляя к нему интерес стояли двое мужчин и женщина. Незнакомцы внимательно следили за происходящим, а женщина снимала все небольшой цифровой видеокамерой. Кроме этой камеры, на Сашу и Леню нацелилась большая телевизионная камера с аббревиатурой одного из бойких российских дециметровых телеканалов. Корреспондент, пухлый малый в розовых дымчатых очках и желтой ветровке с логотипами российских нефтяных, газовых, пивных и мебельных концернов, привязанный к камере толстым микрофонным шнуром, похлопал Леню по плечу и, обдав ребят перегаром, заорал с натренированной наглой ухмылкой:
      — Ребята, не хотели бы вы сказать несколько слов для российских телезрителей?
      — Пшелнахер, сука, — не переставая улыбаться, ласково сказал Леня. — Засунь микрофон себе в задницу, зрители хоть что-то правдивое услышат.
      — Спасибо! — загоготал корреспондент, привычный к тому, что его посылают и даже бьют. — Смотрите сегодня в эфире, передача «Наши идут»! — крикнул он, выдергивая микрофонный шнур из-под ног зевак.
      Когда улыбающиеся молодожены садились в машину, к ним подошла женщина (Саша не узнал Ленину жену, потому что та была в платье) и протянула Лене букет роз. Леня, по инерции продолжая улыбаться, взял букет и поморщился, уколовшись о шипы.
      — Ты мог бы мне сказать это раньше, — грустно сказала бывшая жена. — Я думаю, мы прекрасно поладили бы втроем.
      — Вы с ума сошли! Раньше надо было думать, милая! — воскликнул Саша, почти насильно втолкнул растерявшегося Леню в машину и скомандовал: — Поехали!
      Праздновали свадьбу в однокомнатной квартире Лени. На столе горой лежала закуска, купленная по дороге в супермаркете: пакеты, коробочки и баночки. С веселыми прибаутками открыли шампанское.
      Оксана глотнула шампанского и сказала стоявшему рядом рыжему верзиле, которого она прихватила по дороге (ведь всегда на свадьбе оказывается какой-то гость, которого никто не знает):
      — Горько!
      Тот тоже попробовал и отрицательно покачал головой:
      — Мне так не кажется. Но я думаю, шампанское можно заменить.
      — Не надо менять. Это такой русский обычай: чтобы вино на свадьбе стало сладким, жених и невеста должны поцеловаться, — лукаво улыбнулась молодоженам Оксана.
      — Я понял, — сказал верзила. — Мне кажется, мое шампанское тоже горчит.
      — Горько! Горько! — стала скандировать Оксана.
      Ее поддержали другие гости. Смущение новобрачных во время поцелуя так всех восхитило, что гости зааплодировали. Не аплодировал только гость, снимавший процесс небольшой видеокамерой. В нем без труда можно было узнать одного из мужчин, стоявших возле мэрии.
      Оксана добралась до магнитофона и, достав из сумочки, вставила свою любимую кассету: «Гуд бай, мой мальчик, твоя девчонка уезжает навсегда». Оксана подхватила рыжего верзилу. Рыжий пытался танцевать, не выпуская стакана, и выделывал какие-то неловкие па.
      В передней раздался звонок домофона. Саша и Леня переглянулись, недоуменно пожав плечами — они никого больше не ждали.
      — Я открою, — сказал Саша, видя, что Леня занят разговором с человеком с видеокамерой.
      Саша отодвинул щеколду: в дверях стоял улыбающийся Банкир с причудливым букетом орхидей в одной руке и портфелем в другой.
      — Разрешите, — пробормотал Банкир и грациозно проник в квартиру мимо опешившего Саши. — От всей души поздравляю вас! — Лучезарно улыбаясь, он протянул букет удивленному Лене и спросил: — Можем ли мы где-нибудь уединиться?
      Гости недовольно зашумели.
      — Всего на несколько минут, господа! — успокоил их Банкир.
      — Да, пожалуйста. — Леня пригласил Банкира на кухню.
      Леня закрыл за ними дверь и повернулся к гостю.
      — Шампанского, виски? — спросил он. — Может быть, кофе?
      — Нет-нет, не беспокойтесь, — понимающе улыбнулся Банкир, — я действительно на несколько минут и действительно по делу. Мы как-то разошлись с вами, так толком и не поговорив, не узнав друг друга. И я, признаюсь, недооценил ни ваших деловых, ни ваших нравственных качеств. А сейчас так трудно найти партнера, на которого можно положиться, — похлопал он Леню по руке.
      Леонид слушал, не перебивая и не выражая никаких чувств, поскольку не совсем понимал, куда клонит Банкир.
      — Ну да ладно, это дело прошлое. Сейчас я, слава Богу, уже знаю вас больше и думаю, что могу вам доверять. — Гость открыл портфель и достал оттуда несколько сколотых листков бумаги. — Это, если хотите, мой свадебный подарок вам и вашему другу.
      — Что это? — настороженно спросил Леня, понимая, что за такие подарки всегда надо чем-то расплачиваться.
      — Это контракт на покупку крупной партии титана у одной русской компании. Металл позавчера прибыл сюда, но его отправитель сел в тюрьму, поэтому здесь нам нужна небольшая частная фирма, которая могла бы этот металл быстро куда-нибудь распихать. Этой фирмой, по моему мнению, могли бы быть вы.
      — Ноу меня нет денег. Выговорите, крупная партия…
      — Об этом не беспокойтесь. Мы открываем вам кредит, который, я думаю, вы оправдаете вполне.
      — Здесь возможен скандал? — деловито спросил Леня, уточняя условия сделки.
      — И еще какой! Но поскольку это будет договор между двумя русскими, никто туда особенно не полезет. Скандал учтен при определении вашей прибыли. Дополнительно оплачиваются всевозможные страховки и юридическая поддержка. Если понадобится, — счел нужным добавить Банкир.
      — А металл уже здесь, — задумчиво сказал Леня.
      — А металл уже здесь, — подтвердил Банкир.
      — Годится, — решился Леня.
      Они ударили по рукам и, неожиданно для Лени, обнялись.
      В это время на кухню влетел уже сильно подвыпивший Саша.
      — Я так и знал. На минуту нельзя оставить. Дуэль! Ваше оружие? — спросил он Банкира.
      Банкир усмехнулся, достал чековую книжку и расписался в ней. Оторвал страницу и вручил ее Саше.
      Тот посмотрел на написанные цифры, присвистнул и оглянулся. За ним толпились гости и заглядывали через плечо в чек.
      В это время Банкир разлил шампанское в стоявшие на подносе бокалы и подал гостям.
      — Выпьем за молодых, господа! Счастье ведь не только в деньгах, но и во взаимопонимании. — Банкир подмигнул человеку с видеокамерой, и тот тоже подмигнул ему в ответ.
      Леня подмигнул Саше, Саша подмигнул Оксане, Оксана подмигнула верзиле. Очевидно, все друг друга понимали.

      В студии канареечного желтого цвета, расписанной логотипами нефтяных, газовых и мебельных концернов, читала новости ведущая, косясь на экран ноутбука:
      — А теперь из области курьезов. Двое наших бывших соотечественников, перебрались на Запад, в одну из европейских стран, и осуществили свою давнишнюю мечту — они поженились.
      На этих словах ведущей показали короткий эпизод свадьбы Саши и Лени, который, улыбаясь, что-то говорил корреспонденту.
      — Мы взяли интервью у завуча школы, — продолжала читать с экрана ведущая, — где в свое время учились герои этой истории — Александр Кузнецов и Леонид Левин.
      Завуч, пожилая женщина, в которой можно было, хотя и с трудом, узнать Сашину-Ленину старшую пионервожатую, по случаю интервью одетая строго и празднично, с какими-то учительскими орденами и значками, говорила, с трудом подбирая слова, осознавая свою ответственность перед подрастающим поколением за все, что она сейчас скажет:
      — Саша и Леня, они все время были вместе. Куда один, туда и другой. — Она задумалась, что тут можно инкриминировать. — Если б мы тогда знали, чем все это может кончиться… мы бы спасли их.
      Корреспондент за кадром спросил с подвыванием:
      — А что тут можно было поделать?
      — Ну, не скажите. Тогда, — подчеркнула она, — средства еще были. На совет дружины можно было вызвать, пропесочить, так сказать. С родителями можно было поговорить. Перевести кого-нибудь из них в другую школу. Можно было спасти. Теперь уже поздно, — вздохнула завуч.
      — С новостями спорта вас познакомит… — сказала ведущая, и вместо нее на экране появился спортивный комментатор — слегка заикающийся экс-чемпион СССР по спортивному ориентированию на местности.

* * *

      Полуголый Саша мотался по квартире в поисках хоть какой-нибудь выпивки.
      Леня лежал на диване и лениво наблюдал за ним, размышляя о том, как неожиданно и дико перепутывает человек линии своей судьбы. С визитом Банкира к Лене пришло ощущение трагической необратимости того, что они с Сашей сделали (ведь дело уже не поправишь разводом), и он терялся в догадках, чем-то им еще придется расплачиваться за щедрость банка.
      Саша поймал на себе внимательный взгляд друга и почувствовал себя неуютно. Он несколько раз внезапно оборачивался, чтобы проверить, смотрит на него Леня или нет. И каждый раз встречался с ним глазами.
      — Не надо на меня так смотреть, — сказал Саша, встретив его взгляд в очередной раз.
      — Почему? — удивился Леня.
      — Не надо.
      — Ты, кажется, меня боишься? — спросил Леня.
      — С чего это ты взял? Ничего я не боюсь, — растерянно ответил Саша, но потом вдруг решился спросить напрямик: — Лень, скажи честно, а на самом деле ты не голубой?
      Леня расхохотался. Но так и не ответил.
      Вдруг ожил давно уже молчавший Сашин мобильник.
      — Саша мне сейчас позвонила тетя Рита, она видела по телевизору вашу с Леней свадьбу, — сказала мама дрожащим голосом. — Это какой-то розыгрыш, да, сынок? — с надеждой спросила она.
      Саша подавленно молчал.
      — Я давно замечала, эта твоя странная дружба с Леней, когда остальные мальчики курили, пили, ухаживали за девочками, мы заставляли вас мастерить ракеты, планеры, собирать карманные приемники. При наших небольших доходах мы покупали тебе авиамодели, схемы, радиодетали, а чем все это кончилось?! Как мы были слепы! — Ее слова прервались рыданиями.
      В горле у Саши сжался болезненный комок, словно в трахею воткнули иглу со слоновьей дозой заморозки.
      — Я думаю, это моя вина, — справившись с собой, сказала мама. — Я подавляла твои стремления, не спрашивая тебя, я не знала, чего ты хочешь на самом деле. Но ведь в то время так жили все, нас ведь тоже никто не спрашивал, чего мы хотим. Я понимаю, что это не оправдание, но тогда все мы жили в воображаемом мире. Мы жили пятилетними планами, которые никогда не выполнялись, об этом мы узнали только много лет спустя. Наша жизнь была у нас украдена и разменяна на пятаки. Я чувствую себя не вправе говорить тебе что-нибудь, по-моему, ты совершил очень мужественный поступок. В нашем перевернутом мире даже для того, чтобы признать себя геем, необходимо мужество. Иди своим путем, сынок, я не могу благословить тебя, но это уже ничего для тебя не значит.
      Саша слышал ее дыхание, доносившееся к нему сквозь тысячи километров с помощью финской электроники, чувствительной к человеческим переживаниям.
      — Мама, — решился он наконец, — как там папа?
      — Папы уже нет с нами, — проговорила она ровным голосом, — его хватил удар, как только он узнал про ваш брак. Он умер легко, — успокоила мама Сашу, — не мучился. До свидания, сынок, звони.
      Саша зарыдал и сел на пол, прижав телефонную трубку к груди. Горло задеревенело, и глотать слезы стало очень больно.

      Показав охраннику специальный пропуск, Леня проехал мимо пакгаузов и огромных морских грузовых контейнеров и остановил машину прямо у трапа российского грузового судна «Алексей Косыгин». Друзья вышли из машины и направились к встречавшему их вахтенному офицеру.
      Они прошли по нижней палубе до трапа наверх, где офицер передал их, как эстафету, другому офицеру, который довел их до капитанской каюты и открыт дверь.
      Капитан судна, пятидесятилетний мужчина, поднялся навстречу Саше и Лене и жестом предложил сесть.
      — Господа, — обратился он к друзьям, — боюсь, наша встреча закончится, не начавшись. К сожалению, я получил радиограмму с предписанием возвращаться в Калининград, не разгружаясь.
      — Но это же… — начал было Саша.
      В это время вошла буфетчица и стала сервировать чайный столик на три персоны. Делала она это не очень ловко, но при этом нагибалась так грациозно и решительно, что Лене заранее стало скучно от того, чем они собирались здесь заняться, — покупать спертый в России, в обход всяких лицензий и квот, металл.
      Пока буфетчица расставляла чашки, капитан, Леня и Саша молчали, так как дело, по которому они пришли на борт «Алексея Косыгина», было достаточно деликатным и не предназначалось посторонним.
      — Простите, — сказал Леня, когда буфетчица вышла, — я на секунду оставлю вас. Забыл в машине сигареты.
      — Пожалуйста, — предложил «Мальборо» капитан.
      — Нет, спасибо, я свои, — отказался Леня, — а то кашель задушит. — И поспешно вышел.