Популярнейший ведущий российского телевидения Гауптвахтов прибыл на остров Кремль-2 на вертолете корабельного базирования завода Камова. Руководство телевидения просто умоляло Леню и Сашу дать интервью для высокорейтингового разговорного шоу Гауптвахтова «Чистосердечное интервью».
Люди любили смотреть эту передачу, потому что Гауптвахтов отличался редкой осведомленностью о собеседнике. Если, например, человек сидел в тюрьме по политическим мотивам, то Гауптвахтов мог процитировать отрывки из протоколов его допросов, а если хотел достать человека до печенок или, как говорят на телевидении, «опустить», то мог показать и подлинник доноса собеседника на своих товарищей. У ведущего было много подобных приемов, чтобы разговорить интервьюируемого, и передача получалась искренней и задушевной.
Сойдя на вулканические камни острова, Гауптвахтов прежде всего приказал оператору снять его на фоне стен Кремля-2 так, чтобы виден был океан. После этого Фаренгейт увел оператора и осветителя осваивать интерьер Георгиевского зала, где должна была протекать беседа, а Гауптвахтов наконец поздоровался с хозяевами острова.
— Да, хорошо вы тут устроились, — озадаченно сказал телевизионщик, — тут, пожалуй, и птурсами ничего не сделаешь, такие стены.
— Почему же, — возразил Леня, — если кумулятивными, да вон в то место…
— Куда-куда? — заинтересовался Гауптвахтов.
Леня показал под крышу Спасской башни.
— Там вся электроника, электросчетчик и стенка слабая, а в лоб лупить — пустое дело, там железобетон, армированный титановой сеткой, — махнул рукой Леня.
— Ты гляди, а я и не знал, — сказал Саша.
Гауптвахтов уважительно кивнул.
— Товарищ подполковник! — крикнул командир вертолета. — У нас только два часа, потом судно на патрулирование должно идти.
— Подполковник? — удивился Саша.
— Да это они так меня в шутку зовут, — смутился телеведущий. — Прилипло вот, уж сколько лет все «подполковник» и «подполковник», и не повышают, суки! — неизвестно кого обругал Гауптвахтов. — Сколько надо, столько и будет стоять! — зло крикнул он вертолетчику. — Бл…, ну и армия, распустились на… все, кому не лень, командуют!
Через четыре минуты они уже сидели в Георгиевском зале. Яркий голубоватый свет слепил ребятам глаза, а Гауптвахтов сидел в тени под лампами и задавал свои традиционно острые вопросы:
— Сейчас у вас в рукахдолговые векселя России, стоимость которых составляет без малого шесть годовых российских бюджетов.
— Откуда вы знаете? — спросил Леня.
— Я журналист, — гордо ответил телеведущий.
— Так в чем вопрос? — нетерпеливо спросил Саша, чувствуя подвох.
— Вы знаете, в каком состоянии находится российская экономика? В обществе растет нервозность и неуверенность в завтрашнем дне. Сейчас надо дать стране передохнуть. Неужели вы не хотите помочь Родине-матери, дать ей шанс на возрождение?
— А рожа не треснет? — с неожиданной злостью спро — сил Саша.
— У Родины-матери? — с патриотическим подвывом уточнил Гауптвахтов.
— Нет, у тех, кто эти деньги под Родину-мать занимал? — уточнил Леня смысл сказанного.
— Значит, не хотите пожертвовать выкупленные долги многострадальному Отечеству? — спросил Гауптвахтов строго, словно для занесения в протокол.
— Нет, — твердо ответили друзья.
— Ну, тогда смотрите, — сказал Гауптвахтов, отбросив всякий политес, после того как оператор выключил камеру.
— Это что, официальное предложение? — спросил Саша.
— Или угроза? — спросил Леня.
— Нет, что вы, я не уполномочен делать никаких официальных предложений, а тем более угрожать, я ведь всего-навсего журналист. — Гауптвахтов дал сигнал оператору, и тот снова включил камеру. — Мы знаем, что вас, Александр и Леонид, в свое время не приняли в пионеры. Может быть, отсюда у вас такая ненависть к России?
— С чего ты это взял? — спросил Саша, намеренно перейдя на хамское «ты».
— Ну как же? Долги России вы скупили, а отдавать их российскому правительству не желаете. Значит, у вас есть какой-то план относительно этих долгов. Может быть, вас почему-то не устраивает сегодняшнее правительство, и вы отдадите их другому?
— Будьте спокойны, — усмехнулся Леня, — и никакому другому тоже.
— Получается, — вкрадчиво произнес Гауптвахтов, как следователь, который загоняет обвиняемого неопровержимыми доводами в уголовную статью за изнасилование с отягчающими обстоятельствами, — что вы не долги купили, а настоящий контрольный пакет акций государства по имени «Россия»?
— Действительно, получается, — с загадочной усмешкой сказал Леня.
— Что получается? — не понял Саша.
— Что вы, — Гауптвахтов стал скандировать, словно диктовал машинистке, — как владельцы контрольного пакета, можете потребовать сменить менеджмент, то есть гавермент государства.
— Ни хрена себе! — не на шутку встревожился Саша.
— Надо будет — сменим, — решительно сказал Леня, — а то совсем перестали мышей ловить.
— Но можно же передать эти долги какой-то партии. Какой, например, партии вы доверяете? Чтобы она, победив на выборах, могла начать возрождение России с чистого листа? — подсказал Гауптвахтов еще один вариант приделать долгам ноги.
— Какое возрождение, какой чистый лист, господин Гауптвахтов? Что вы вешаете всем лапшу на уши?! — в сердцах крикнул Саша, как человек, уже настрадавшийся от возрождения малого бизнеса. — Долги — это же воздух, денег-то там нет, они уже давно украдены.
Гауптвахтов панически махал оператору, но тот, занятый подготовкой нового аккумулятора, их не видел, и камера продолжала работать.
— Апотом, с чего вы взяли, что долги — это плохо? — спросил Леня.
— Ну как же?.. — первый раз замялся Гауптвахтов. — Долги — это прежде всего зависимость…
— Правильно, — похвалил его за догадливость Саша, — а отсутствие долгов — независимость. Значит, тот, кто наделал эти долги… ну, господин Гауптвахтов, продолжите вашу же мысль. Значит, тот, кто наделал эти долги, сознательно шел…
— Достаточно, — остановил Сашу Леня, — господин Гауптвахтов давно уже знает ответ, он только сказать не может. Он же журналист.
— Так вот, пока долги у нас, Россия может считать себя независимой, — сказал Саша.
— А мы новых долгов наделаем, — с негодяйской ухмылкой парировал Гауптвахтов.
— Тогда мы эти предъявим к оплате, — быстро проговорил Леня.
— Чего же вы хотите? — спросил телеведущий. Он уже не обращал внимания, включена ли камера. Это говорило о крайней степени растерянности телевизионного зубра.
— Спокойствия для России, — сказал Саша.
— Врать тоже надо уметь, — облегченно вздохнул Гауптвахтов. — Зря стараетесь, камера-то выключена. — Он снова контролировал ситуацию. Дитя вражды и провокации, он искренне не понимал, как можно желать спокойствия в стране. На чем тогда бабки делать? И чем вообще тогда можно заниматься журналисту такого масштаба, как он? Чушь собачья!..
— Черная метка, — сказал Леня, глядя на удаляющийся за горизонт вертолет с Гауптвахтовым.
— В каком смысле? — спросил Саша.
— В том, что мы с тобой мудаки и позволили втянуть себя в историю с дыркой в голове в финале.
— Ну, Достоевский все-таки сучара. Эти в Каннах точно нашу судьбу предсказали, — в сердцах выругался Саша.
— Сами должны были думать, — самокритично заметил Леня.
— Мы же и думали дать России передышку, чтобы долги не тянули из бюджета жилы… Бли-ин, — дошло до Саши, — они ведь нам попытку государственного переворота шьют.
— Пока не шьют, но могут обвинить, Гауптвахтов же на это и намекал, — сказал Леня. — Видишь, как могут быть истолкованы наши идиотские благие намерения и поступки?
— А может, он от себя это говорил, свои мысли? — предположил Саша.
— Откуда у него свои мысли? Были бы свои, генералом был бы, а так все подполковник.
— Что же делать? — удрученно сказал Саша и с надеждой спросил Леню: — Ты чего-нибудь придумаешь?
Тот только пожал плечами и покачал головой: что, дескать, здесь придумаешь? Амба, Василь Иванович.
Укоризна отчизны
На оперативном совещании решался один-единственный вопрос — отчет Достоевского о дальнейшем улучшении работы с фондом Гугенройтера.
— М-да, — задумчиво протянул Начальник после того, как генерал, закончив бравурный отчет, сложил бумаги и ждал от своих коллег колких вопросов, — по вашим словам, Александр Сергеевич, получается, что с фондом проблем никаких нет и он вот-вот готов подарить России долговые обязательства, но вот оперативное интервью товарища Гауптвахтова, полученное по свежим следам Каннского подписания, противоречит этой радужной картине, которую вы нам тут изобразили. По-моему, вы совершили самый страшный грех, который может совершить человек нашей профессии, — вы утеряли чувство объективности. И сыграли на руку вашему противнику, Джеймсу-старшему. Я пока не беру в расчет другие возможные варианты ваших с ним взаимоотношений.
Сидевшие за столом сотрудники возмущенно зашептались, косо поглядывая на Достоевского. И Александра Сергеевича охватило чувство самого страшного одиночества — он почувствовал себя вне коллектива.
— Аведь я с самого начала предупреждал вас, что гомосексуалисты — очень сложный контингент и здесь часто не срабатывают привычные, наработанные приемы.
— Но они не настоящие гомосексуалисты, — попытался оправдаться Достоевский, — я же докладывал.
— С некоторых пор ваши доклады стали вызывать сомнения и, согласитесь, Александр Сергеевич, вполне обоснованные. Вот вы говорите, что они не настоящие гомосексуалисты, а многие солидные журналы, мнению которых мы не можем не доверять, утверждают обратное. Вот. — Начальник подвинул к себе стопку иллюстрированных журналов с закладками на нужной странице и стал их перебирать, выбирая какую-нибудь подходящую цитату. Мелькнула обложка «Плейбоя», потом он пролистнул, но тоже отложил журнал «Еще» и в конце концов остановился на толстом гламурном журнале «Гей, славяне». — Вот послушайте, что пишет о вашей сладкой парочке один из самых авторитетных гей-журналов: «.. некоторые в полемическом задоре договариваются до утверждения, что брак Левина и Кузнецова фиктивный и заключен из каких-то меркантильных, практических соображений. — Начальник сделал небольшую педагогическую паузу, чтобы Достоевский осознал, о каких это „некоторых“ говорится в статье, и продолжил: — Но их брак как раз и может служить доказательством того, что возможны гармоничные отношения между представителями одного пола, сочетающие в себе духовное и физиологическое единство». Во как мощно написано! — восхитился Начальник. — И фотографии очень точно подобраны, все указывает на то, что это истинная гомосексуальная пара. Интересно, кто это написал? — Начальник стал искать подпись под статьей.
— Это наш отдел писал, — не умея скрыть радости, сказал Достоевский. — В соответствии с вашим указанием укрепить их легенду.
— А все остальные статьи? — показал Начальник на журналы.
— Тоже, — обрадованно подтвердил Достоевский.
— Вот, научи дураков Богу молиться, они и лоб расшибут, — недовольно проворчал Начальник. — А то я смотрю, все журналы в одну дуду дудят. А где противоположная точка зрения, где доказательная полемика?
— Учтем в дальнейшей работе, — сказал побледневший Достоевский.
— Да уж теперь это, пожалуй, и не надо. Вот благодаря вам вся работа насмарку пошла.
Александр Сергеевич стоял потный, с трясущимися губами. Он не боялся смерти, ему было просто бесконечно стыдно за свое необъяснимо легкомысленное поведение. Как он мог так недооценить Джеймса, он же знал его манеру гроссмейстерской интриги! Сколько раз судьба сталкивала их: на Ближнем Востоке, в Анголе, в Северном Йемене, не говоря уже о Восточной Европе, где они облазили все пивные и бордели, мешая друг другу где только можно. И везде, где Александр Сергеевич с большим трудом, руководствуясь марксистско-ленинским учением, превращал уголовные и тоталитарные режимы в очаги социализма, Джеймс-старший, привезя в кейсе несколько пачек долларов и купив местную политическую и военную элиту, играючи превращал трудный социалистический рай в ад гражданской войны.
«Вот если бы к марксистско-ленинскому учению да кейсы долларов, — мечтал Александр Сергеевич со своими товарищами на конспиративных пьянках, — тогда мы еще посмотрели бы, чья возьмет». А так результат борьбы был предрешен; самые прозорливые из соратников Достоевского давно уже сделали свой выбор, а Александр Сергеевич, не отличаясь остротой стратегического анализа, опоздал.
А тут еще и марксизм-ленинизм как безнадежно устаревшее оружие был снят с вооружения и списан на свалку истории, и ко всем бедам профессионального характера (пережор и недосып) прибавилась еще и неизбывная боль, что вся прошедшая жизнь отдана делу неправому и аморальному. Некоторые соратники Александра Сергеевича, не выдержав суда совести, сложили с себя погоны и перешли на работу в Патриархию, другие доживали в правлениях международных банков и концернов. Сам же Достоевский вполне осознанно остался на службе, превратив свой патриотизм в монашескую схиму, требующую только веры и нерассуждающего слепого подчинения строгим правилам. В этой разновидности садомазохизма он находил удовольствие и утишение нравственных бурь, терзающих его разоруженное окончанием «холодной войны» сердце.
— Ну что ж, будем подводить итоги, — сказал Начальник тоном, не предвещающим для Александра Сергеевича ничего хорошего. — В результате прекрасно спланированной…
«Свою задницу спасает», — подумал Достоевский.
— …но бездарно проведенной операции мы вместо укрепления бюджета страны, стабилизации экономики и политического климата имеем серьезные финансовые и политические потери. Причем если первые — вещь для нас привычная и финансы никак на жизнь нашего государства не влияют, то появление на политической арене альтернативного нам самозваного Кремля-2 грозит очень серьезными осложнениями буквально во всех точках земного шара, где наши интересы сталкиваются с интересами сами знаете кого. — Даже в таком узком кругу Начальник не решился назвать потенциального противника, поскольку это было бы разглашением государственной военной доктрины.
Хотя разгласить он ничего и не мог, поскольку на самом деле доктрины как таковой не было: военные, опираясь на опыт мировой военной истории, пришли к выводу, что нападает всегда более сильный, и поэтому более сильных противников, которые могут напасть на страну, решили не злить, объявляя их потенциальными противниками. А более слабых нельзя было назвать потенциальными противниками, чтобы не обнаруживать раньше времени свои агрессивные планы. Вот поэтому военная доктрина и превратилась в тайну за семью печатями, неизвестную даже своим.
Сотрудники, сидевшие за столом, подавленно молчали.
— Товарищ Чехов, у вас какой-то вопрос? — спросил Начальник, заметив легкое движение Михаила Юрьевича.
— Я думаю, что на международной арене многие страны скорее поддержат нас, чем Кремль-2, — сказал Чехов, отчеркнув что-то в своем служебном блокноте.
— Любопытно почему? — заинтересовался Начальник.
— Если сравнивать разные страны, то всегда больше внимания вызывает та, которая несет большую угрозу миру. Ее точка зрения учитывается при обсуждении серьезных геополитических и других проблем. В рейтинге вредоносности мы, безусловно, несравнимо выше Кремля-2.
— Вы так думаете? — остро, по-ленински, спросил Начальник.
— Да, у нас есть все необходимое для организации катастроф планетарного масштаба с необратимыми последствиями: ядерное оружие, микробы, химия. А чем интересен миру Кремль-2? Чем он может навредить? — Чехов победно оглядел своих товарищей, и некоторые из них одобрительно улыбнулись.
— Вы правы, Михаил Юрьевич, но только в одном: государства оцениваются по потенциальному вреду, который они могут принести, но ваш взгляд на качество этого вреда значительно устарел.
Все настороженно затихли.
— Да будет вам известно, что на острове Кремль-2 сейчас в спешном порядке создается крупнейший интернет-узел, где будет размещено огромное количество серверов. Обращаю ваше внимание на то обстоятельство, что на территории, не подвластной никому, будет функционировать мощнейший независимый информационный центр. А мы с вами прекрасно знаем, кто всегда стоит за независимыми информационными центрами и чьи интересы эти центры обслуживают.
— А если устроить где-нибудь рядом учения и, так сказать, по ошибке… — придавил кулаком бумагу Менделеев.
— Придавить, но по-тихому, — почему-то шепотом добавил Лермонтов.
— А вот это хорошая идея, — поддержал его Начальник. — Кто возглавит операцию?
Все сидели, задумчиво глядя в стол.
— Ну что ж, я думаю, это последний шанс для Александра Сергеевича. Он хорошо знает местность, знаком с системой охраны, жизнеобеспечения, распорядком на объекте. Кому, какие ему, возглавить операцию? Но, милый Александр Сергеевич, если у вас что-то сорвется и на этот раз, то пойдете в подчинение к вашему подшефному, как его, Фаренгейту.
— Лучше смерть, — решительно сказал Александр Сергеевич.
— Лучше, — легко согласился Начальник. — Все свободны, а вы, Михаил Юрьевич, — обратился он к Чехову, собиравшему со стола свои бумаги, — останьтесь… Хочу поделиться с вами своими сомнениями, — приказным тоном проговорил Начальник. — Я тут поручил это дело с Кремлем-2 Александру Сергеевичу, но есть у меня ощущение, что он может не справиться. Помогите ему, пожалуйста, по-товарищески, так сказать.
Чехов щелкнул каблуками.
Миграция «морских котиков»
Среди лунных бликов из воды показалась голова аквалангиста. Потом вторая, третья…
На фоне сине-зеленых облаков, освещенных луной, чернел силуэт башен и зубчатой стены Кремля-2. Десять человек в легких водолазных костюмах в полной тишине выбрались на берег.
Стрела арбалета унесла вверх титановую альпинистскую «кошку».
Проверив натяжение каната, старший молча показал очередность, в которой должны были все взбираться наверх.
Приладив к канату какую-то хитрую машинку, унесся вверх первый десантник, за ним второй, третий…
Десантники перебегали между зубцами Кремлевской стены, не встречая сопротивления. Перерезав лазерной ножовкой висячий замок, десантники проникли в коридор, в конце которого горела лампочка дежурного освещения.
Сверившись с туристическим планом, старший показал рукой, куда надо двигаться, и десантники осторожно двинулись друг за другом, не замечая, что у них над головой нарисована стрелка с надписью на русском и английском языках: «Начало осмотра».
Дойдя до разветвления коридора, старший жестом приказал группе разделиться и сам, с четырьмя десантниками, двинулся по одному из ответвлений.
Сверившись с картой, он попробовал открыть первую же встретившуюся дверь, но она оказалась запертой.
Старший показал своей группе три пальца, два, один. В этот момент вся группа разом налетела на дверь и вышибла ее.
Выбив дверь, бойцы оказались в большом темном зале, похожем на пустой павильон киностудии.
Дверь на противоположной стене с треском распахнулась, и в зал влетели десантники из другой группы.
Увидев друг друга, все инстинктивно подняли оружие, но тут же заметили на телах и лицах друг друга крас — ные точки лазерных прицелов. Бойцы замерли, потому что это означало, что все они на прицеле и в любую секунду могут быть уничтожены.
Откуда-то сверху послышался треск и завывание включаемого микрофона.
— Вниманию участников десантной операции по захвату Кремля-2, — раздался мужской голос. — У командира группы подполковника Гусева пятнадцать минут назад родилась дочь. Вес новорожденной три килограмма восемьсот грамм, рост пятьдесят два сантиметра. Новорожденная и мать чувствуют себя хорошо. От имени администрации захватываемой вами организации поздравляем вас, Анатолий Петрович, и вручаем чек на двадцать пять тысяч долларов для дочери и ключи от трехкомнатной квартиры для вашей увеличившейся семьи.
Десантники, под лучами лазерных прицелов, сдержанно, по-мужски, поздравили своего командира, поднимая вверх большие пальцы.
После короткой музыкальной заставки голос произнес:
— А теперь, господа, прослушайте условия ультиматума. Участники захвата Кремля-2, сложившие оружие, будут приняты на службу с повышением на два звания и с выплатой аванса в размере годового жалованья по штатному расписанию вооруженных сил княжества Дубай, предоставлением квартиры, медицинской страховки и пенсионного полиса. Оружие можно сдать менеджерам по разоружению.
— А кто не сдаст? — крикнул самый молодой десантник.
Стоявшие рядом с ним товарищи моментально расступились, оставив его одного под прицелами лазеров.
— А кто не сдаст оружие, — многозначительно повторил голос, — тот не получит ничего!!! — с механической жизнерадостностью диск-жокея закричал он.
Под потолком закрутились световые барабаны, а лучи лазерных прицелов превратились в тонкие стрелки специальных разноцветных концертных прожекторов — желтых, красных, зеленых, синих. Лучи стали вращаться, превращаясь в цветовые звезды, кольца и квадраты. Весь свет задвигался и завибрировал в такт разухабистой танцевальной мелодии, под звуки которой темные стены исчезли, и захватчики оказались в гигантском зале универсама.
Десантники стали разбирать тележки, складывать туда оружие и строиться в короткие очереди к менеджерам, которые, сидя за компьютерами, принимали это оружие и оформляли контракты и полисы.
Официанты выкатили передвижные буфеты с выпивкой и закуской. Акт капитуляции органично превращался в банкет.
В капитанской рубке небольшой десантной субмарины «Поселок Бухалов Брод № 4», обхватив голову руками, сидел Достоевский и с ужасом слушал через неотключенные ларингофоны десантников пьяные песни под караоке.
— Я убью тебя. Ты мне за все заплатишь, — шептал Александр Сергеевич, обращаясь неизвестно к кому.
При прохождении пролива святого Георга Александр Сергеевич Достоевский, как было отмечено в судовом журнале, «исчез с борта во время движения на глубине 40 метров».
Теленовости
На экране ведущего телевизионных новостей появилась срочная надпись, набранная большими буквами красного цвета. Ведущий только на мгновение остановился, чтобы охватить тест целиком, и стал читать, удивляясь все больше и больше и даже не находя сил скрыть свое удивление:
— Сегодня ночью окончилась провалом попытка российских военных захватить силой так называемый Кремль-2. Не выдержав гуманности предложенных им условий, элитные десантные части сложили оружие и перешли на сторону Кремля-2. Сегодня же утром остров Кремль-2 провозглашен государством, и два часа спустя по настоянию Соединенных Штатов в нарушение существующего регламента, в обход всех положений и процедур только что возникшее государство стало членом Организации Объединенных Наций. В настоящее время в Совете Безопасности ООН рассматривается вопрос о вве —
дении на остров миротворческого контингента для защиты существующего там крупного серверного интернет-узла.
Слово и дело
Глава государства (Кремль-1, если быть исторически точными) вызвал к себе Начальника, в руках которого была сосредоточена вся информация о положении в стране и мире, чтобы обсудить возможные пути преодоления кризиса, вызванного появлением альтернативного государства Кремль-2.
Не замечать этот факт стало уже невозможно, потому что Кремль-2 признало, очевидно, из ненависти к Рос — сии уже больше ста государств. Остальные признать не успели из-за разницы поясного времени, местных войн, полуфиналов кубков, эпидемических заболеваний, захвата заложников и ливневых оползней.
Срочно надо было что-то предпринять для укрепления пошатнувшегося авторитета страны, но дело осложнялось тем, что на открытую агрессию, дискредитированную провалом операции морского десанта, никто из Генштаба уже не решался, даже несмотря на специальное военное образование и профессиональное отношение к жизням солдат как статистическим данным. Гуманизм, который был применен на острове по отношению к не подготовленным для его нейтрализации «морским котикам», был страшен тем, что безнадежно отравлял сознание, и чем больше солдат было бы послано для захвата острова, тем больше становилась бы армия Кремля-2.
— Военный вектор можно вычеркнуть из палитры наших средств, — сказал Президент, когда они с Начальником остались наедине с подслушивающими устройствами, — у нас больше нет возможности влиять на решения в Кремле-2 с помощью военной силы. Вот хотел, Геннадий Севастьянович, посоветоваться с вами. Может быть, в вашем ведомстве есть какие-нибудь неординарные идеи по поводу… — Президент замялся, подыскивая подходящее слово.
— Уничтожения острова, — как бы продолжая мысль Президента, но беря на себя ответственность за эти слова перед подслушивающими устройствами, сказал Начальник.
Президент кивнул:
— Теперь это самостоятельное государство, и мы должны соблюдать кое-какие условности. Но времени у нас уже просто нет, их признает все больше и больше стран, и скоро нас будут с ними сталкивать на всех политических тусовках по всем ключевым вопросам. Между нами начнут выбирать, и когда не понравится наша точка зрения, за позицию России будут выдавать позицию Кремля-2. Так вот, я просил вас продумать и предложить что-нибудь из вашего арсенала, чтобы, ну, вы понимаете…
— Товарищ Президент, это задача невероятной сложности, но для ее решения в свое время одной из наших лабораторий разрабатывалась тема «ТРОЛЛЬ» — тектонический резонатор ориентированный локальный лабораторный.
— Звучит внушительно, но это реальность или только теория, как у вас это часто бывает? — спросил Президент.
— Вы, наверное, обращали внимание, что в горячих точках Средней Азии или на Кавказе в конце концов происходят землетрясения и сходят лавины.
— Да, — кивнул Президент.
— Так вот, могу вас заверить, что на семьдесят процентов это результат работы «ТРОЛЛя».
— Но как это возможно? — заинтересовался Президент.
— Я вряд ли сумею точно доложить, как это все происходит, поэтому позволил себе пригласить автора этой разработки Николая Николаевича Рубцова. Разрешите?
Президент кивнул, и Начальник ввел в кабинет дико озирающегося худого субъекта в серо-зеленом вытертом пиджаке, надетом на синий шерстяной спортивный костюм, и в разбитых кроссовках на босу ногу. Клочковатая борода торчала вперед, выдавая гордый и непреклонный характер основоположника теории управляемого тектонического сдвига.
— Николай Николаевич, расскажите, пожалуйста, в двух словах, в чем суть вашей идеи… и немного о принципах работы аппарата.
— Земля живая, — сказал Рубцов, — и если ее уколоть в нерв, то произойдет сокращение мышцы, то есть землетрясение. — Он достал из-за пазухи засаленную калькированную карту, срисованную, вероятно, с какого-то древнего манускрипта, сгреб в сторону хозяйские бумаги и расстелил карту на президентском столе. Президент брезгливо отодвинулся. — Вот, — ткнул изобретатель пальцем в район Атлантического океана, где находился Кремль-2, — здесь проходит становая жила Земли, а от нее ко всем континентам отходят гейроны, геологические нейроны, — пояснил он своему Начальнику, тактично предполагая, что Президент об этом что-то да знает. — Надо только найти соответствующий гейрон на нашей территории и произвести в этом месте маленький ядерный взрыв.
— Стоп, не пойдет, — сказал Президент с облегчением. — Мы объявили мораторий на подземные ядерные испытания.
— А мы сделаем вид, что у нас ракета в шахте взорвалась, — нашелся Начальник. — Они даже порадуются сдуру нашей беде.
— Так, хорошо, — кивнул Президент, соглашаясь, — продолжайте.
— А тут и продолжать нечего. Дальше — сиди и жди, когда в том месте землетрясение образуется. Чем сильнее здесь шарахнешь, тем там красивее получится.
— А насколько надежна эта ваша методика и как долго надо ждать… отзвука? — спросил Президент.
— Тут надо иметь в виду то, что нас лет десять как перестали финансировать. Карты не обновлялись, а Земля изменяется, развивается, у ней свои процессы идут, которые отслеживать надо. Хотя за Атлантику я ручаюсь, там район для землетрясений благодарный, у нас где хочешь рви, там обязательно откликнется. Вот за Ближний Восток я бы так не поручился.
— А при чем здесь Ближний Восток? — всполошился Президент. — Никто про Ближний Восток не говорит, — сказал он подслушивающим устройствам. — Значит, что мы сделаем, — продолжил глава государства, — финансирование срочно откроем. Это безобразие, что такая важная для народного хозяйства тема оказалась замороженной. Лабораторию оснастить, вы там напишите чем, Николай Николаевич. И… сегодня у нас что? Понедельник? К среде я бы хотел, чтобы вы доложили о готовности.
— Шарахнет, как Бог свят, — истово перекрестился Рубцов на портрет, смутно сиявший за спиной Президента, и протянул руку для горячего пожатия, но Президент уже что-то писал темно-зеленым, под цвет кабинета, малахитовым пером и протянутой руки не заметил.
Государству быть
На другом конце гейрона, посреди Атлантического океана, на литерном острове Кремль-2 царили совсем другие настроения.
Зарождающаяся государственность подобна въезду в новую необжитую квартиру: кругом полно недоделок, обои, пока к ним не привыкнешь, явно не того цвета, никто не знает, где лежит молоток и есть ли он вообще.
Первой обнаружилась нехватка герба. Уже через несколько часов после провозглашения государства электронный адрес Кремля-2 был завален просьбами филателистов со всего света прислать гербовую марку любого достоинства. Срочно пришлось придумывать герб. Сначала Саша и Леня, ничтоже сумняшеся, попытались нарисовать его сами, но дальше земного шара, увитого уродливыми колосьями, пораженными спорыньей (так Леня изобразил пшеницу) дело не пошло.
