Молчание прервал By: – Достопочтенный отец, ты мудр во всем. Мы, твои сыновья, покорные твоему волеизъявлению, склоняем головы, как стебельки риса клонятся от северного ветра.

И все четверо поклонились так низко, что чуть не коснулись лбами крышки стола. А когда снова выпрямились, то прямо-таки готовы были убить одного из них, младшего. И в этот самый момент Чжэн понял, что в случае провала в Убомо эти трое разорвут его на части, ибо в глазах братьев он прочел лютую, звериную ненависть.

Вернувшись в свои покои, он немного расслабился, и скоро страх сменился радостным возбуждением от осознания своего успеха. Перед возвращением в Африку нужно переделать кучу дел, но сейчас он был не в состоянии сосредоточиться. Слишком он взволнован, и в мыслях его полный хаос и неразбериха. Необходимо успокоиться, выплеснуть наружу сжигавшие его эмоции, чтобы и физически, и морально прийти в норму.

Чжэн точно знал, что ему сейчас надо. Он уже давно выработал собственный ритуал укрощения своих страстей. Конечно, это опасно, и даже очень, и уже не раз он оказывался на грани катастрофы. Однако опасность и составляла самую суть ритуала: если что-то сорвется, он потеряет все. Потрясающие успехи последних дней и его сокрушительная победа над братьями – все пойдет прахом.

Да, риск огромен. И совершенно несоизмерим с тем мимолетным удовольствием, какое он получит. Однако настоящий игрок потому и настоящий, что умеет удержаться на краю пропасти.

После очередного сеанса Чжэн каждый раз обещал себе, что никогда больше не позволит этому безумию ворваться в его жизнь, однако каждый раз искушение пересиливало, в особенности сейчас, когда он так перевозбужден.

Как только он вернулся в свои покои, жена тут же подала ему свежий чай, а затем позвала детей поприветствовать отца. Посадив на колени младшего сына, он несколько минут поболтал с ним, однако мысли его были заняты другим, и очень скоро он всех попросил из комнаты, чему дети явно обрадовались. Они каждый раз не знали, как вести себя с отцом в краткие минуты таких ничего не значащих встреч. Да, с детьми Чжэн явно не умел обращаться, даже со своими собственными.

– Для работы в Убомо отец выбрал меня, – сообщил он жене.

– Это великая честь, – тихо сказала она. – Позволь выразить тебе мои поздравления. Когда мы уезжаем?

– Сначала поеду я один, – ответил Чжэн. Он тотчас заметил в ее глазах радость и, как всегда, почувствовал раздражение: зачем выказывать это так явно? – Разумеется, я пошлю за вами, как только обоснуюсь.

– Я буду ждать твоего вызова, – произнесла она, опустив глаза.

Но Чжэн уже не слушал. От возбуждения и предстоящей опасности у него кружилась голова.

– А сейчас я хочу отдохнуть. Позаботься, чтобы меня никто не беспокоил. Позже мне придется поехать в город, у меня полно дел. Сегодня вечером я домой не вернусь и ночевать, видимо, буду в номере на Тонхуа-роуд. Я сообщу тебе о своем приезде.

Оставшись в комнате один, Чжэн несколько секунд смотрел на телефон, словно подзадоривая себя. Положив трубку на стол, он мысленно проговорил каждое слово. У него участилось дыхание, будто он только что второпях взбежал по лестнице. Пальцы слегка дрожали, когда Чжэн взял наконец трубку. Этот беспроволочный аппарат имел специальное кодовое устройство, и подслушать его разговор не мог никто: ни гражданский, ни военный, ни кто-нибудь из полиции. Невозможно было определить и номер, который он сейчас набирал.

Этим номером пользовался крайне ограниченный круг лиц. Она сообщила ему однажды, что дала этот телефон всего шестерым, тем, кого считала своими самыми уважаемыми клиентами. Ему ответили после второго звонка. Сразу узнав его по голосу, женщина назвала его конспиративное имя, которое она сама для него и выбрала.

– Ты не навещал меня почти два года, Человек с зеленой горы.

– Я был в отъезде.

– Да, знаю, и все-таки я скучала.

– Я хочу приехать сегодня.

– И ты хочешь что-нибудь особенное?

– Да. – Чжэн почувствовал, как внутри у него все сжалось при одной мысли об этом. Он боялся, что от страха, отвращения и одновременно невероятного возбуждения его стошнит.

– Ты сообщаешь мне об этом в день встречи, – произнесла она. – К тому же цены со времени твоего последнего визита тоже возросли.

– Цена не имеет никакого значения. Ты можешь сделать это? – Он слышал свой звенящий от напряжения голос.

Она не отвечала, и он знал, что женщина просто дразнит его. Ему захотелось истошно завопить, но она вдруг нарушила молчание.

– Тебе повезло. – Голос у нее неожиданно изменился, стал приторно слащавым и мягким. – Я получила новый товар. Могу предложить двух на выбор.

У Чжэна перехватило дыхание, и он откашлялся, прежде чем спросить: – Юные?

– Очень, очень юные. Нежнейшие бутоны. Нетронутые.

– Когда ты будешь готова?

– В десять вечера, – ответила она. – Не раньше.

– В павильоне у моря? – спросил он снова.

– Да, – ответила она. – Тебя будут ждать у ворот. В десять часов, – повторила она. – Не позже и не раньше.

На Тонхуа-роуд Чжэн поехал на машине. В этом одном из самых престижных районов города номер в гостинице стоил очень дорого, но его оплачивал «Везучий дракон».

Оставив свой «порш» в подземном гараже, Чжэн поднялся в номер. Он принял душ и переоделся, и все равно у него оставалась еще уйма времени, поскольку было только шесть вечера.

Он вышел из гостиницы и пешком двинулся вниз по Тонхуа-роуд.

Чжэн любил renao Тайбэя. Ощущение renao относилось к тому немногому, чего ему большего всего не хватало в отъезде. Понятие Renao практически невозможно перевести с китайского языка на какой-нибудь другой. Оно вмещало в себя сразу несколько значений: празднество, оживление, шум, радость – все вместе.

Сейчас, в месяц призраков, седьмой месяц по лунному календарю, когда призраки возвращались из ада на землю и пугали людей, надо было ублажать их специальными подарками и угощать разной едой. С помощью фейерверков и особой процессии, в которой участвовал дракон, следовало также держать привидения подальше.

Чжэн, развеселившись, остановился, чтобы понаблюдать за одной из таких процессий. Во главе ее двигался невероятных размеров дракон с огромной головой из папье-маше. Его змеиное тело несли пятьдесят человек, их ноги виднелись из-под раскрашенной ткани. То и дело взрывавшиеся огни фейерверка заволакивали зрителей голубым дымом, дети визжали от восторга, оглушительно били барабаны, и звенел гонг Это был отличный renao, и настроение Чжэна Гона повышалось с каждой минутой.

Пробравшись сквозь толпы народа, он дошел до района Восточных садов города и свернул с главной магистрали в одну из боковых улочек.

Чжэн шел к предсказателю судьбы, которого он периодически навещал на протяжении вот уже десяти лет. Этот седовласый старик с родинкой на щеке, похожей на родинку отца Чжэна, был одет в традиционный китайский костюм с шапочкой на голове и сидел, скрестив ноги, в крошечной занавешенной кабинке, забитой разными принадлежностями предсказателя судьбы.

Чжэн почтительно приветствовал старика и по его приглашению опустился перед ним.

– Я давно тебя не видел, – сказал старик с упреком. И Чжэн виновато произнес: – Меня не было на Тайване.

Они договорились об оплате, и Чжэн объяснил, чего хочет.

– Мне предстоит выполнить трудную задачу, – сказал он. – Мне надо знать, что скажут об этом духи.

Старик кивнул и, бормоча себе под нос, начал листать свои толстые книги, справляясь о чем-то по звездам и небесным знакам. Наконец он вручил Чжэну керамическую чашку с бамбуковыми палочками, разрисованными многочисленными знаками и эмблемами.

Чжэн энергично потряс ее, а затем выбросил бамбуковые палочки из чашки на циновку, лежавшую между ним и стариком. Предсказатель судьбы стал внимательно изучать, в каком порядке они упали.

– Эту задачу тебе предстоит выполнять не на Тайване, а в стране за океаном, – заговорил старик, и Чжэн немного расслабился. Гадальщик по-прежнему хорошо знал свое дело. – Задача очень сложная, и в ее осуществлении участвует много людей, – продолжал старик, и Чжэн одобрительно кивнул. – Иностранцы, иностранные дьяволы.

Чжэн кивнул.

– Я вижу мощных союзников, но вижу и мощных врагов, которые противостоят тебе.

– Кто мои союзники, я знаю. Но я не знаю, кто мои враги, – сказал Чжэн.

– Ты уже знаком со своим врагом. Он и раньше боролся против тебя. И в прошлый раз ты одолел его.

– Ты можешь его описать?

Гадальщик покачал головой.

– Ты узнаешь его сам, как только встретишь.

– Когда это произойдет?

– Тебе не следует уезжать, пока не кончится месяц призраков. Ты должен подготовиться к борьбе здесь, на Тайване. Выезжай в первый день восьмого месяца лунного календаря.

– Хорошо. Эта дата совпадала с планами самого Чжэна. – Одолею ли я своего врага на этот раз?

– Чтобы ответить, нужно гадать еще раз и по-другому, – тихонько сказал старик, и Чжэн поморщился – потому что нужно было удваивать плату.

– Очень хорошо, – согласился он, и предсказатель снова сложил бамбуковые палочки в чашку, а Чжэн потряс их и выбросил на циновку.

– Теперь у тебя двое врагов. – Гадальщик поднял с пола две бамбуковые палочки. – Один – мужчина, которого ты знаешь, а второй – женщина, с которой ты никогда не встречался. Сообща они выступят против того, к чему ты стремишься.

– Я их одолею? – нетерпеливо спросил Чжэн, и старик стал разглядывать положение палочек еще внимательнее.

– Я вижу покрытую снегом горную вершину и огромный лес. Там произойдет сражение. Там будут злые духи и демоны… – Голос старика совсем упал. А потом гадальщик осторожно поднял одну палочку с пола.

– Что еще ты видишь? – настаивал Чжэн, но предсказатель судьбы покашливал, не поднимая глаз на своего клиента. Он держал в руках бамбуковую палочку белого цвета, цвета несчастья и смерти.

– Это все. Больше я ничего не вижу, – пробормотал он.

Вытащив из нагрудного кармана новенькую банкноту стоимостью в тысячу тайваньских долларов, Чжэн положил ее рядом с рассыпанными палочками.

– Я одолею своих врагов? – снова спросил Чжэн, и банкнота, как в руке фокусника, стремительно исчезла в костлявой руке старика.

– Ты будешь держаться с большим достоинством, – пообещал он, по-прежнему отводя взгляд от Чжэна.

Тот покинул кабинку гадальщика, расстроенный расплывчатым ответом предсказателя. Чжэн чувствовал, что его хорошее настроение быстро улетучивается, и теперь он особенно нуждался в том, чтобы вновь взбодриться и набраться сил. Однако шел только девятый час, и времени у него было предостаточно. Она сказала, чтобы он не приходил раньше десяти.

До Змеиного переулка было рукой подать, однако по пути Чжэн остановился перед входом в храм Горы Дракона и в одной из ярко раскрашенных печей, построенных в виде пирамиды, поджег кипу денег для призраков. Надо ублажить призраков, чтобы они ночью не бродили вокруг него.

Он миновал ночной рынок, где лоточники наперебой предлагали свои товары, а проститутки приглашали прогуляться с ними в деревянные развалюхи, расположенные неподалеку. И лавочники, и эти размалеванные «леди» громко торговались с потенциальными клиентами, а случайные прохожие мимоходом бросали смачные реплики, предлагая собственные услуги, и ночное небо оглашали взрывы смеха. Да, снова взбодрился Чжэн, renao в этом году просто отличный.

Он вошел в Змеиный переулок, где, примыкая друг к другу, теснились бесчисленные магазинчики, в которых торговали пресмыкающимися.

Перед каждым прилавком громоздились одна на другой корзины для змей из стальной сетки, а в витринах были выставлены самые крупные, с самым немыслимым раскрасом змеи, благодаря чему переулок и получил свое название.

Во многих магазинах держали настоящих живых мангустов, привязав у входной двери. Чжэн остановился возле небольшого магазинчика, чтобы понаблюдать за специально устроенной схваткой между одним из этих гладкошерстных хищников и полутораметровой коброй. Завидев мангуста, кобра мгновенно подняла голову, и в набежавшей толпе послышались возбужденные крики. Раздув свой полосатый капюшон, кобра извивалась и покачивалась, словно фантастический цветок на толстом стебле, наблюдая за кружащим перед ней зверьком блестящими немигающими глазами. Ее черный раздваивающийся язык сновал между острыми зубами, улавливая в воздухе присутствие злейшего врага. Мангуст пробежал перед коброй, но, как только она бросилась на него, тотчас стремительно отскочил. Кобра промахнулась. На какой-то миг ее гибкое тело вытянулось в воздухе, и в ту же секунду мангуст прыгнул на змею. Его острые, как иглы, зубы вонзились в поблескивающую чешуйчатую голову пресмыкающегося. Послышался хруст костей, и тело кобры забилось в предсмертной агонии, извиваясь и корчась на полу. Оторвав мангуста от жертвы, хозяин магазинчика понес обвисшее тело рептилии внутрь своего заведения, и несколько особенно любопытных зрителей поспешили за ним.

Чжэн за ними не пошел. Он облюбовал себе особый магазин, где торговали самыми редкими, самыми дорогими и самыми ядовитыми гадами.

Хозяин магазина, он же врач, лечивший змеиными ядами, узнал Чжэна издалека, разглядев его в толпе посетителей. Его магазин был хорошо известен, и ему ни к чему было устраивать бои мангуста со змеями, чтобы привлечь покупателей. Ослепительно улыбаясь и кланяясь, он проводил Чжэна за занавеску, подальше от любопытных взоров.

Владельцу магазина не надо было ничего объяснять. Он хорошо знал Чжэн Гона уже много лет. Именно Чжэн организовал ему доставку смертельно-ядовитых пресмыкающихся из Африки. Именно Чжэн познакомил его с Четти Сингхом и провез первую партию змей в своем дипломатическом багаже. Конечно, Чжэн с каждой партии брал комиссионные.

Нинг-младший убедил владельца магазина заняться также торговлей редкими африканскими птицами. Птицы поставлялись все тем же Четти Сингхом и приносили свыше четверти миллиона американских долларов прибыли ежегодно. Коллекционеры Европы и Америки готовы были платить огромные суммы за пару аистов с загнутым вверх клювом или лысоголовых ибисов. Африканские попугаи, хотя и не такие красивые, как их южноамериканские собратья, также пользовались большим спросом. Четти Сингх занимался поставками всех этих птиц, а Чжэн брал комиссионные.

Впрочем, главным источником дохода хозяина магазина оставались-таки ядовитые змеи. И чем ядовитее они были, тем выше они котировались среди тех китайских джентльменов, потенция которых оставляла желать лучшего. Пока Четти Сингх не доставил свою первую партию, африканскую гадюку мамбу не знал никто – ни на Тайване, ни в Китае вообще. Теперь же эти змеи ценились на острове выше всех остальных и продавались по две тысячи американских долларов за штуку.

Сегодня доктор приготовил особенно замечательный образец. Он был заперт в клетке, стоявшей на безукоризненно чистом столе со стальной столешницей. Доктор надел на руки длинные, по локоть, толстые резиновые перчатки, которые с презрением скинул бы, работай он с кобрами.

Чуть-чуть отодвинув в сторону задвигавшийся верх клетки, он просунул внутрь длинный, раздваивающийся на конце стальной прут. Одним резким движением доктор подцепил голову гадюки, и змея, злобно зашипев, мгновенно обвилась вокруг него. После этого доктор открыл верх полностью и схватил гадюку за голову, крепко вцепившись большим и указательным пальцем за бугорки на черепе змеи так, чтобы мамба не смогла вырваться.

И едва он освободил голову змеи из стальной вилки, как гадюка тугими кольцами обвила ему руку. Мамба почти двухметровой длины была чрезвычайно опасна. Она напрягалась всем своим чешуйчатым телом, пытаясь освободиться, однако доктор намертво зажал череп змеи между двумя пальцами.

В широко раскрытой пасти мамбы из мягких, покрытых бледной слизистой оболочкой десен торчали короткие клыки. Яд, похожий на капли росы, сбегающие по колючим веточкам розового куста, капал из открывшегося зубного канала.

Положив голову гадюки на маленький столик, похожий на наковальню, врач резким ударом деревянной колотушки размозжил змее череп. Тело змеи дико напряглось, а затем бессильно повисло и соскользнуло с руки.

Чжэн бесстрастно наблюдал, как доктор повесил мертвую змею на крюк для мяса, а затем ударом лезвия вскрыл ей брюхо и сцедил вытекающую кровь в стеклянный стакан. Умелым движением опытного хирурга он удалил мешочки с ядом и положил их в ту же емкость. После этого удалил печень и почки и поместил их в отдельный сосуд.

Затем, бритвой сделав надрез у головы мамбы, хозяин магазина чулком снял с рептилии кожу. Голое тело змеи оказалось розовым и блестящим. Доктор снял змею с крюка и положил на стальную крышку стола. Несколькими ударами ножа он разрубил тело змеи на куски и бросил в кастрюлю с кипящей водой, стоявшую на газовой горелке у задней стены магазинчика. Добавляя в варившийся суп разные травы и специи, доктор нараспев произносил слова магического заклинания, не изменившегося со времен династии Хэн, правившей Китаем в 200 году до Рождества Христова, когда появились первые лекари, врачевавшие змеиным ядом.

Пока варился суп, доктор вернулся к столу. Он выложил почки и печень в маленькую ступу и растер их керамическим пестиком, превратив в жидкую пульпу. А затем обернулся к Чжэну: – Желаете попробовать тигровый сок? – спросил он.

Впрочем, вопрос был риторическим. Чжэн всегда пил змеиный яд.

На этот раз ставка была чудовищной: Чжэн действительно играл со смертью. Если вдруг у него на языке окажется крошечная царапинка, или нарыв на десне или если вдруг у него язва желудка или двенадцатиперстной кишки, о которых он ничего не знает, яд мамбы отыщет кровоточащие ранки и убьет его в считанные минуты, и смерть его будет ужасной.

Врач выложил прозрачные мешочки с ядом в ступу и растер их вместе со змеиной печенью. Затем перелил пульпу в стакан с кровью и, перемешивая, добавил из трех разных бутылочек капли каких-то лекарственных препаратов.

Получившуюся смесь, черного цвета и густую, как мед, врач вручил Чжэну.

Сделав глубокий вдох, Чжэн опрокинул стакан в рот и залпом выпил черную жидкость, горькую, как желчь. Поставив пустой стакан на стол, Чжэн сел на циновку, сложив на коленях руки. Он замер, словно изваяние, пока врач произносил над ним слова заклинания.

Если яд не убьет его, то мужская сила Чжэна удесятерится от выпитой смеси. Его бесславно болтающийся пенис превратится в железное копье, а чресла станут твердыми, как пушечные ядра. Чжэн смиренно ждал первых признаков отравления. Прошло десять минут, но ничего страшного не происходило, однако его пенис вдруг шевельнулся и заметно напрягся. Чжэну пришлось поправить брюки, и лекарь радостно заулыбался, видя, сколь успешным оказалось его врачевание.

Он снял суп с горелки, разлил в две маленькие миски, в которые обычно накладывал рис, и положил в каждую кусочки сваренного змеиного мяса, белого и мягкого, как курятина. Вместе с миской доктор подал Чжэну две длинные палочки из слоновой кости.

Чжэн с аппетитом ел мясо, запивая его бульоном. За первой миской последовала вторая. Покончив с едой, он громко рыгнул от удовольствия, и лекарь снова заулыбался.

Затем Чжэн посмотрел на часы. Было девять вечера. Поднявшись с циновки, он поклонился.

– Спасибо за помощь, – вежливо произнес он.

– Для меня большая честь видеть, что мои скромные усилия доставляют вам радость. Пусть ваше закаленное оружие, вложенное в мягчайшие ножны, принесет вам много-много счастья.

Чжэн даже не заикнулся об оплате: доктор просто вычтет определенную сумму из его комиссионных с очередной партии товара.

Чжэн быстро зашагал к гостинице на Тонхуа-роуд. Забравшись на черное кожаное сиденье своего «порша», он несколько секунд с удовольствием ощущал, как пенис его все больше напрягается и растет, требуя немедленного освобождения. Тихо рассмеявшись, Чжэн завел машину и выехал из гаража.

Через сорок минут он доехал до павильона на берегу моря. Всю площадку, за исключением выхода к морю, окружала высокая зубчатая стена. На воротах висели раскрашенные бумажные китайские фонарики. Это здорово смахивало на вход в парк или какую-то сказочную страну. Чжэн знал, что фонарики зажгли специально для него.

Охранников предупредили о его приезде, и в воротах его никто не задержал. Чжэн припарковал машину на стоянке, нависавшей над скалистым мысом. Закрыв дверцу, он какое-то время глубоко дышал соленым морским воздухом. У небольшого частного причала он увидел быстроходную моторную лодку. Она понадобится позже. Чжэн знал, что меньше чем через два часа лодка будет рассекать воды Восточно-Китайского моря там, где глубина, как в океане, достигала свыше тысячи метров. Предмет с подвешенным к нему грузом, например человеческое тело, скинутый за борт в таком месте, медленно упадет на морское дно, куда даже обычные рыбы не заплывают, и никто никогда его там не обнаружит. Чжэн улыбнулся: его пенис по-прежнему рвался на свободу.

И Нинг-младший зашагал к павильону, выстроенному в традиционно китайском стиле. У дверей Чжэна встретил слуга, который провел его во внутренние покои и подал чай. Ровно в десять она появилась из-за занавески, сделанной из бусинок.

В обтягивающей тело парчовой блузке и длинных шелковых штанах она походила на худенького стройного мальчика. О ее возрасте он не имел ни малейшего представления, потому что всякий раз, когда он навещал ее заведение, густой грим скрывал ее лицо, подобно тому как это делали актеры Пекинской оперы. Ее миндалевидные глаза были очерчены жгуче-черной краской, а щеки и веки горели огненно-красным цветом, который так любят китайцы. Лоб и переносицу она красила пепельно-белым, а губы алым, как кровь, цветом.

– Добро пожаловать в мой дом, Человек с зеленой горы, – прошелестела она, и Чжэн поклонился.

– Мне оказана большая честь, госпожа Цветущий мирт.

Усевшись на маленький диванчик, они несколько минут вежливо обменивались ничего не значащими фразами, а затем Чжэн показал на небольшой чемоданчик из искусственной кожи, весьма дешевый на вид, который он положил на стол перед собой.

Она держала себя так, будто только что заметила этот предмет. Не дотрагиваясь до чемоданчика, женщина лишь слегка кивнула головой, и в комнату, семеня ногами, неслышно проскользнула ее помощница. Похоже, она ждала знака, стоя за занавеской. Девушка вышла из комнаты так же молча, как и вошла.

Потребовалось несколько минут на то, чтобы пересчитать деньги и спрятать их в надежное место. Вскоре помощница вернулась и присела на колени возле своей госпожи. Они обменялись взглядами: с деньгами было все в порядке.

– Так говоришь, я могу выбирать из двух? – поинтересовался Чжэн.

– Да, – кивнула она. – Но, может быть, сначала осмотришь комнату и убедишься, все ли там в твоем вкусе и в порядке ли оборудование? – И она повела Чжэна в специально приготовленное для него помещение.

Посреди комнаты стояло гинекологическое кресло с ремнями, накрытое толстой полиэтиленовой пленкой, которую можно было убрать и уничтожить. На полу также лежала пленка. Стены и потолок, выложенные кафелем, легко мылись. Как в операционной, все здесь можно было выскрести и сделать стерильным – таким, каким все выглядело сейчас.

Чжэн подошел к столу, где были разложены различные инструменты. Среди них лежали также шелковые нити различной длины и толщины, аккуратно свернутые на подносе. Он выбрал одну из нитей и пробежал по ней пальцами. Его уставшие от ожидания чресла мгновенно взбодрились. Чжэн перевел взгляд на другие сверкавшие чистотой инструменты.

– Очень хорошо, – сказал он.

– Пойдем. – Она взяла его за руку. – Теперь можешь выбирать.

Она подвела его к маленькому окошку в стене. Держась за руки, они глядели в стекло, сквозь которое было видно только с их стороны – с другой стороны оно было зеркальным.

Через минуту помощница ввела в комнатку двух девочек, одетых в белое – по китайской традиции это был цвет смерти. У девочек были длинные черные волосы и хорошенькие смуглые круглые лица. Камбоджийки или вьетнамки, решил Чжэн.

– Кто они такие? – спросил он.

– Люди с лодок, – ответила она – Их лодку захватили пираты в Южно-Китайском море. Всех взрослых убили. Они сироты, у которых нет ни дома, ни имени. Никто не знает об их существовании, и никто никогда не станет их искать.

Помощница за стеклом начала раздевать девочек. Она делала это профессионально, дразня невидимых зрителей, как артистка стриптиза.

Одной из девочек было, самое большее, лет четырнадцать. Чжэн увидел ее налившиеся полные груди и темные волосы на лобке. Вторая девочка едва-едва начала созревать. Ее растущие грудки напоминали нежные бутончики роз, а пробивавшиеся волосики внизу живота даже не закрывали крошечный пухлый холмик под ними.

– Та, что моложе! – охрипшим голосом прошептал Чжэн. – Я хочу ту, что моложе.

– Да, – сказала она. – Так я и думала. Ее приведут к тебе через несколько минут. Можешь не спешить. Времени у нас много.

Она вышла из комнаты, и внезапно тишину разорвала музыка, доносившаяся со всех сторон из спрятанных динамиков. Громкая китайская музыка со звуками гонга и барабанами, за которой ничего нельзя услышать, будь это даже пронзительные крики маленькой девочки.