10

— Простите меня, Брюс. Я должна была вам сказать, — кающимся тоном произнесла Шерман.

— Не расстраивайтесь из-за этого, — на самом деле Брюс так не думал.

— Мы пытались уговорить отца Игнатиуса переехать в город. Мартин много раз разговаривал с ним, но он всегда отказывался.

Брюс помолчал. Он осторожно вел машину по дамбе. Над бетонной дорогой ветер носил клочки тумана, поднимающегося с болота. Маленькие насекомые, яркие в свете ламп, как трассирующие пули, неслись навстречу и разбивались о лобовое стекло. В болоте на все лады оглушительно орали лягушки.

— Я извинилась, — пробормотала Шерман.

— Я слышал, повторяться нет необходимости.

Она на время замолчала.

— У вас всегда плохое настроение?

— «Всегда», — резко сказал Брюс, — именно то слово, которое необходимо исключить из всех языков.

— Так как этого не произошло, я продолжаю пользоваться им. Вы не ответили. У вас всегда плохое настроение?

— Мне просто не нравится бардак.

— А что это такое?

— То, что сейчас произошло. Ошибка, происшедшая по вине безответственного либо глупого человека.

— Вы никогда не были причиной бардака, Брюс?

— Это грубое слово, Шерман, — Брюс перешел на французский. — Молодые воспитанные барышни таких слов не произносят.

— Вы никогда не совершаете ошибок? — поправилась Шерман.

Брюс помолчал. «Достаточно смешно, — подумал он. — Никогда не делаете ошибок! Брюс Карри — первостатейный идиот!»

— Бонапарт. Спокойный, молчаливый, деловой.

— Я этого не говорил, — начал защищаться Брюс, затем разглядел в тусклом свете приборов озорное выражение ее лица и не смог удержать улыбки.

— Я веду себя, как мальчишка.

— Хотите сигарету?

— Да.

Она прикурила сигарету и передала ее Брюсу.

— Ошибки вам не нравятся, — она помедлила. — А что нравится?

— Многие вещи.

— Например?

Они съехали с дамбы, и Брюс начал набирать скорость.

— Я люблю стоять на горе в ветреную погоду, люблю вкус моря. Люблю Синатру, салат из раков, люблю держать в руках хорошее ружье, люблю детский смех. Люблю вкус первой затяжки прикуренной от костра сигареты, запах жасмина, ощущение шелка. Я также люблю спать по утрам. Меня захватывает игра в шахматы. Мне очень нравятся тени в лесу. Конечно, я люблю деньги. Но особенно я люблю женщин, которые не задают лишних вопросов.

— Это все?

— Нет это только начало.

— Ну ,а что вам не нравится, кроме ошибок?

— Женщины, которые задают лишние вопросы, — он заметил, что она улыбается, — эгоизм, естественно кроме своего, суп из репы, политика, светлые волосы на лобке, шотландское виски, классическая музыка и похмелье.

— Я уверена, что это не все.

— Конечно, нет.

— Вы очень чувствительны. Это видно по вашим ответам.

— Согласен.

— Вы не упоминаете других людей. Почему?

— Этот поворот к миссии?

— Да. Снижайте скорость. Дорога очень плохая. Почему вы не говорите о своих отношениях с другими людьми?

— Почему вы задаете столько вопросов? Может быть когда-нибудь я вам отвечу.

Она немного помолчала.

— А что вы хотите от жизни? Только то, что сказали? И все?

— Нет, я не хочу даже этого. Я не хочу ничего, ничего не ожидаю. Только я застрахован от разочарований.

— Вы не только ведете себя по-детски, — внезапно рассердилась она, — Но говорите, как ребенок.

— Еще одна нелюбимая мною вещь — критика.

— Вы молоды, умны. У вас привлекательная внешность.

— Благодарю вас. Это значительно приятней.

— И вы дурак.

— Не так приятно, но волноваться не стоит.

— Я не собираюсь, — она пыталась подобрать слова. — Вы можете… пойти и прыгнуть из озера?

— Вы имеете в виду в озеро?

— В, из, боком, задом. Мне все равно.

— Хорошо слава Богу, договорились. Это, наверное миссия. Я видел свет.

Она не ответила, только тяжело вздохнула и так глубоко затянулась сигаретой, что огонек осветил салон автомобиля. Церковь была не освещена, но в соседнем длинном и низком здании Брюс заметил свет и скользящие в окнах тени.

— Это больница?

— Да.

Брюс остановил «Форд» у маленькой террасы, включил фары и мотор.

— Вы не будете заходить?

— Нет.

— Я хотел бы, чтобы вы представили меня отцу Игнатиусу.

Минуту она не шевелилась, затем резко открыла дверь и пошла по ступенькам террасы, не оглядываясь на Брюса. Он прошел следом через приемный покой, по коридору мимо операционной в одну из палат.

— А, мадам Картье, — отец Игнатиус отошел от одной из кроватей и пошел им навстречу. — Я слышал, что в Порт-Реприв прибыл спасательный поезд. Я думал, что вы уже уехали.

— Еще нет, святой отец. Мы уезжаем завтра утром.

Отец Игнатиус был высоким, выше шести футов, и худым. Руки его, казалось, состояли из одних костей, без волос, с синими рельефными венами. Как у большинства высоких худых людей, у него были круглые плечи. Огромные костлявые кисти и крупные ноги в коричневых открытых сандалиях. Лицо не запоминающееся с очками в стальной оправе на довольно бесформенном носе, прямые волосы без признаков седины. Весь его облик был пропитан спокойствием, которое обычно присуще служителям Бога. Он повернулся к Брюсу и внимательно посмотрел на него сквозь очки.

— Добрый вечер, сын мой.

— Добрый вечер, святой отец. — Брюс чувствовал себя неуютно. Он всегда чувствовал себя так в присутствии священников. «Если бы я хоть в одной вещи в своей жизни был уверен так, как этот человек во всех в своей».

— Святой отец, это капитан Карри, — сухо произнесла Шерман и вдруг улыбнулась. — Его абсолютно не волнуют судьбы людские. Именно поэтому он сюда приехал, чтобы увезти вас в безопасное место.

Отец Игнатиус, протянул Брюсу руку. Брюс пожал ее, ощутив прохладность и сухость кожи священника на фоне влажности своей.

— Благодарю вас за беспокойство обо мне, — улыбаясь сказал священник.

— Но воспользоваться вашим предложением я не смогу.

— Мы получили сообщение, что колонна вооруженных бандитов находится всего в двухстах километрах к северу отсюда. Они прибудут сюда через день-два. Вы в большой опасности. Эти люди не знают пощады.

— Да, я слышал об этом и принимаю необходимые меры предосторожности. Я уведу весь мой персонал и пациентов в лес.

— Они будут вас преследовать.

— Не думаю, — отец Игнатиус покачал головой. — Им нужны ценности, а не больные люди.

— Они сожгут вашу миссию.

— Если они это сделают, мы будем вынуждены построить все заново.

— Лес кишит балуба, вы закончите свою жизнь в котле.

— Нет. Очень многие из них когда-то были моими пациентами. С этой стороны я не боюсь ничего. Они мои друзья.

— Святой отец, давайте прекратим споры. У меня приказ доставить вас в Элизабетвилль. Я настаиваю на этом.

— А у меня приказ оставаться здесь. Я думаю, что он исходит от более высокого начальства нежели ваш, — отец Игнатиус мягко улыбнулся. Брюс собрался привести еще несколько аргументов в свою пользу, но вместо этого рассмеялся.

— С этим спорить я не буду. Нуждаетесь ли вы в чем-нибудь?

— Лекарства.

— Антисептики, морфий, бинты. Боюсь, это все, что мы можем предложить.

— Очень нас выручите. А продукты?

— Постараюсь оставить максимально возможное количество.

Внезапно с одной из кроватей раздался крик, заставивший Брюса вздрогнуть.

— Она умрет еще до утра, — мягко сказал отец Игнатиус. — Я не могу ей помочь.

— Что с ней?

— У нее схватки продолжаются уже два дня. Какие-то осложнения.

— Почему вы не оперируете?

— Я не врач, сын мой. У нас был врач до того, как начались беспорядки, но он вернулся в Элизабетвилль. Нет, — в его голосе послышались безнадежные нотки, — она умрет.

— Хейг! — сказал Брюс.

— Простите?

— Святой отец, у вас есть здесь операционная? Она полностью оснащена?

— Да, я надеюсь.

— Анестезия?

— У нас есть хлороформ и пентотал.

— Хорошо. Я привезу вам врача. Пойдем, Шерман.

11

— Жара проклятая! — Вэлли Хендри вытер пот с лица грязным платком и повалился на обитую кожей полку. — Обрати внимание, Карри оставил нас с тобой здесь, на поезде, Хейга — в отеле, а сам смотался с этой француженкой. Ему все равно — сжаримся мы с тобой в этой коробке или нет. Главное, чтобы ему и его Хейгу было хорошо. Ты заметил это?

— Кому-то нужно было остаться здесь, Вэлли, — ответил Андре.

— Не спорю, но посмотри кому больше всех достается. Тебе и мне. Эти ребята из высшего света заботятся друг о друге, надо отдать им должное, — он перевел свое внимание на открытое окно купе. — Солнце уже село, а жара такая, что яйца можно варить прямо в воздухе. Выпить хочется. — Он расшнуровал свои ботинки, снял их вместе с носками и с отвращением посмотрел на свои большие белые ступни. — Из-за этой жары опять ноги болят.

Он сел, раздвинул пальцы ног и попытался снять между ними частички сухой мертвой кожи.

— У тебя еще осталась мазь, Андре?

— Да, сейчас принесу, — он открыл карман ранца, достал тюбик и подошел к полке Хендри.

— Наложи, — Хендри лег на полку и протянул ступню Андре. Тот положил ее себе на колени и начал смазывать. Вэлли закурил и стал наблюдать, как рассеивается дым под потолком.

— Черт возьми! Выпить хочется. Пиво в запотевшем стакане с большой шапкой пены.

Он оперся на локоть и стал наблюдать за работой Андре.

— Как дела?

— Почти закончил, Вэлли.

— Очень плохо?

— Лучше, чем в прошлый раз. Еще не начала гноиться.

— Ты не поверишь, как сильно чешется.

Андре не ответил и Вэлли толкнул его в ребра свободной ногой.

— Ты меня слышишь?

— Слышу. Ты сказал, что чешется.

— Тогда отвечай. Я же не сам с собой разговариваю.

— Извини, Вэлли.

Вэлли хмыкнул и замолчал ненадолго.

— Андре, я тебе нравлюсь?

— Ты же знаешь, что нравишься.

— Мы друзья, да?

— Конечно друзья, Вэлли.

Лицо Вэлли приобрело хитрое выражение.

— Ты не обижаешься, когда я тебя прошу что-нибудь для меня сделать? Ну вот как сейчас?

— Я не обижаюсь, это даже приятно, Вэлли.

— Приятно? — голос Вэлли стал резче. — Тебе нравится это делать?

Андре опасливо взглянул на него.

— Мне не составляет никакого труда делать это, — его томные глазки вглядывались в монгольские глазки Вэлли.

— Тебе нравится меня трогать, Андре?

Андре перестал накладывать мазь и стал нервно вытирать пальцы полотенцем.

— Я спросил, нравится ли тебе трогать меня? Хочется ли тебе, чтобы я тоже трогал тебя?

Андре попытался встать, но Вэлли схватил его правой рукой за шею и вновь усадил на полку.

— Отвечай мне, черт возьми, тебе это нравится?

— Ты мне делаешь больно, Вэлли, — прошептал Андре.

— Стыдно, очень стыдно!

Вэлли оскорбился. Он переменил положение пальцев на шее и крепко сжал их вокруг ключиц.

— Пожалуйста, Вэлли, я прошу тебя, — простонал Андре.

— Тебе нравится это? Давай, отвечай!

— Да, да. Пожалуйста, Вэлли, мне больно.

— Тогда отвечай мне правду. Ты когда-нибудь занимался этим по-настоящему? — Вэлли коленом прижал поясницу Андре к полке.

— Нет! — вскрикнул Андре. — Не занимался. Пожалуйста, Вэлли, мне больно.

— Не надо мне врать, Андре.

— Хорошо. Я соврал, — Андре попытался повернуть голову, но Вэлли опять прижал его лицом к полке.

— Расскажи мне об этом, куколка.

— Всего один раз, в Брюсселе.

— Кто же был этот бандит?

— Мой хозяин. Я на него работал. У него было агентство по экспорту.

— Потом он тебя выкинул, куколка? Он просто вышвырнул тебя на улицу, когда ты ему надоел?

— Нет, ты не понимаешь! — горячо заговорил Андре. — Ты не понимаешь. Он заботился обо мне. У меня была квартира, машина, все. Он меня бы никогда бы не бросил: если бы не получилось… то, что случилось. Он ничего не мог сделать. Он любил меня. Я клянусь тебе.

Вэлли расхохотался. Он получал от всего этого огромное удовольствие.

— Любил тебя. Черт подери! — он закинул голову и зашелся в приступе смеха. Секунд через десять сказал. — Ну и что же случилось между тобой и твоим настоящим голубым любовником? Почему вы не поженились и не зажили семейно? — Вэлли так понравилась собственная шутка, что он снова расхохотался.

— Было расследование. Полиция… Ты делаешь мне больно, Вэлли.

— Говори дальше, мадемуазель.

— Полиция… У него не было другого выхода. Он был человек с положением и скандала допустить не мог. Другого выхода не было, как всегда для нас. Это безнадежно, счастья не будет.

— Хватит пороть чепуху, рассказывай факты.

— Он договорился о моем трудоустройстве в Элизабетвилле, дал мне денег, купил билет на самолет, все оплатил, он сделал все. Он заботится обо мне до сих пор, пишет мне письма.

— Как чудесно, настоящая любовь. Мне хочется плакать, — смех Вэлли стал отрывистым. — Уясни для себя куколка. Я не люблю педиков! — Он снова сжал свои пальцы, Андре закричал от боли. — Я расскажу тебе свою историю. В исправительной школе со мной учился педик, которому очень нравилось меня трогать. Однажды я заволок его в душевую и взял с собой бритву, обыкновенный «Жиллетт». В остальных кабинках орали и пели еще двадцать человек. Он орал точно также, как и они, когда на них льется холодная вода. Никто ничего не заметил. Он хотел быть женщиной, и помог ему… — голос Хендри стал глухим. Он как будто переживал все заново. — Господи! — прошептал он. — Господи, сколько крови! — тело Андре сотрясали рыдания.

— Я больше не буду, Вэлли. Я не мог тогда удержаться. Это было всего один раз. Пожалуйста, отпусти меня.

— Так мне помочь тебе, Андре?

— Нет! — закричал Андре. Хендри потерял к нему интерес, отпустил его, оставив лежать на полке, и потянулся за своими носками.

— Пойду поищу пива, — он зашнуровал ботинки и встал.

— Ты главное запомни, что я сказал тебе дружище, — он мрачно посмотрел на лежащее на полке тело. — И я не забуду, не рассчитывай на это. — Хендри взял свою винтовку и вышел из купе. Он нашел Боуссье на террасе отеля с группой других мужчин.

— Где капитан Карри?

— Он уехал в миссию.

— Когда?

— Примерно десять минут назад.

— Хорошо. У кого ключи от бара?

Боуссье помедлил с ответом.

— Капитан приказал бар не открывать.

Вэлли снял с плеча винтовку.

— Не спорь со мной, мой друг.

— Месье, я вынужден выполнять приказ капитана.

С минуту они смотрели друг на друга. Взгляд пожилого человека оставался твердым.

— Черт с тобой! — Вэлли двинулся через холл к бару. Он подошел к двери и ногой ударил по замку. Дверь распахнулась, Вэлли прошел к стойке, прислонил к ней винтовку и потянулся вниз к полкам с пивом. Первую бутылку он выпил залпом. Рыгнул и потянулся за второй. Открыл пробку и понаблюдал за появляющимся из горлышка пузырьком.

— Хендри! — в дверях появился Майк Хейг.

— Хелло, Майк, — ухмыльнулся Хендри.

— Ты думаешь, что делаешь?

— А что такое? — Вэлли поднес бутылку к губам и коснулся языком пены.

— Брюс строго-настрого приказал никого сюда не пускать.

— Ради бога, Хейг. Не веди себя, как старая баба.

— Уходи отсюда, Хендри. Я здесь старший.

— Майк, хочешь, чтобы я умер от жажды? — Он облокотился на стойку. — Еще пару минут. Дай мне допить бутылочку.

Майк оглянулся на дверь и увидел там любопытные лица жителей города.

— Хорошо, Хендри. Не больше двух минут, и вон отсюда.

— Ты неплохой парень, Майк. Мы с тобой просто не понимали друг друга. Я об этом сейчас сожалею.

— Допивай! — отрезал Майк. Не оборачиваясь Хендри протянул руку назад и взял бутылку «Реми Мартина». Он зубами вытащил пробку, выбрал бокал и налил в него немного янтарной жидкости.

— Майк, составь мне компанию, — он толкнул бокал по стойке в сторону Майка. Тот сначала равнодушно смотрел на бокал, потом с его лицом что-то произошло. Он несколько раз судорожно облизал губы и с видимым усилием поднял глаза.

— Будь ты проклят, Хендри, — неестественно низким голосом произнес Майк. — Будь ты проклят, скотина! — Майк ударил по бокалу. Он слетел со стойки и рассыпался в брызги о стену.

— Я что-то не так сделал, Майк? — мягко спросил Хендри. — Просто предложил тебе выпить.

По комнате разнесся аромат коньяка. Майк снова облизал губы. Его рот наполнился слюной, по телу распространилось непреодолимое желание.

— Будь ты проклят, — прошептал он. — Будь ты проклят, — уже умоляющим тоном, пока Хендри наливал второй бокал.

— Как давно это было, Майк? Год, два? Попробуй немного, всего глоточек. Вспомни, как здорово на тебя это действовало. Давай, парень. Ты устал, ты много работал. Всего глоточек, больше не будешь.

Майк вытер губы ладонью, на его лбу и верхней губе выступили капельки пота.

— Давай, парень, — голос Вэлли был глухим от возбуждения. Пальцы Майка охватили бокал, автоматически подняли его и поднесли к губам, которые в предвкушении затряслись. В глазах читалось и отвращение и желание.

— Всего один, — прошептал Хендри. — Только этот.

Майк судорожно вскинул руку и опрокинул бокал в рот. Затем он взял его двумя руками и склонился над ним.

— Я тебя ненавижу. Боже, как я тебя ненавижу, — он говорил это и Хендри, и себе, и пустому бокалу.

— Вот молодец! — радостно заорал Хендри. — Давай еще налью!

12

Брюс быстро вошел в отель, Шерман едва за ним поспевала. В холле находились порядка дюжины местных жителей, чувствовалось какое-то напряжение. Боуссье поспешил ему навстречу.

— Извините, капитан, я не смог их остановить. Один из них, рыжий был очень несдержан. У него была винтовка, и мне показалось, что он может пустить ее в ход.

— О чем вы, — но прежде чем Боуссье успел ответить, из-за двери в конце холла раздался взрыв хохота Хендри. Это была дверь бара.

— Они там, — сказал Боуссье. — Они там почти уже час.

— Будь они прокляты, — выругался Брюс. — Именно сейчас. Будь проклята эта скотина.

Он почти бегом пересек холл и распахнул двойные двери. Хендри стоял у дальней стены с бокалом в одной руке и винтовкой в другой. Он держал винтовку за пистолетную рукоятку и описывал стволом круги в воздухе. Майк Хейг строил пирамиду из стаканов. Он как раз устанавливал последний стакан.

— Привет, Брюс, дружище! — Хейг пьяно взмахнул рукой. — Как раз вовремя, можешь тоже пару раз пальнуть. Но сначала Вэлли, он стреляет первым. У нас все без обмана, полная демократия, у всех равные права. Должности и звания — не в счет. Правда, Вэлли? — Лицо Майка как будто плавилось и теряло форму. Его губы расслабились и дрожали, щеки висели, как груди у старухи, глаза слезились. Он взял со стойки стакан, почти полный, а рядом стояла бутылка «Реми Мартина».

— Чудесный старый коньяк, очень тонкий аромат, — Хейг не смог правильно произнести последние слова и повторил по слогам. Он пьяно улыбался и смотрел на Брюса косыми глазами.

— Отойди в сторону, Майк, — Хендри одной рукой поднял винтовку и прицелился.

— Давай, старина! — заорал Майк. — Не задерживай! Разнеси все к чертовой матери!

— Хендри! Прекрати, — сказал Брюс.

— Пошел ты! — ответил Хендри и выстрелил. Отдачей его отбросило к стене. Пирамида разлетелась вдребезги. В ушах зазвенело.

— Приз этому джентльмену! — завопил Майк. Брюс в три шага пересек комнату и вырвал винтовку из рук Хендри.

— Хватит, пьяная скотина!

— Иди к чертовой матери! — Хендри потирал вывихнутое винтовкой запястье.

— Капитан Карри, — произнес из-за стойки Майк, — вы слышали, что вам сказал мой друг. Идите к чертовой матери спать.

— Заткнись, Хейг.

— В этот раз ты от меня не уйдешь, — прорычал Хендри. — Ты слишком долго на мне ездил. В этот раз я тебя сброшу!

— Покорнейше прошу вас слезть со спины моего друга, капитан Карри, — торжественно произнес Майк. — Он не слон, а мой кровный брат. Я не позволю преследовать его.

— Ну, Карри, давай. Начнем! — проревел Вэлли.

— Давай, Вэлли. Сделай его! — Хейг снова наполнил стакан. — Не позволяй ему на себе ездить.

— Ну давай, Карри!

— Ты пьян.

— Меньше разговоров. Или я должен начать?

— Ты ничего не должен, — Брюс резко ударил его в подбородок прикладом винтовки. Голова Хендри дернулась и он осел по стене. Брюс посмотрел в его остекленевшие глаза. «Достаточно, — решил он. — Это должно было выбить из него боевой дух». Он поднял Хендри и бросил в одно из кресел. «Я должен заняться Хейгом, пока он совсем не набрался, — подумал он. — Посылать за Раффи — нет времени, а оставлять у себя за спиной без присмотра эту скотину тоже нельзя».

— Шерман, — позвал он. Она стояла в дверях и быстро подошла к нему. — Вы умеете обращаться с пистолетом?

Она кивнула. Брюс отстегнул от ремешка свой «Смит-и-Вессон» и передал ей.

— Если этот человек попытается подняться из кресла, стреляйте. Встаньте здесь, чтобы он не смог до вас дотянуться.

— Брюс…

— Это не человек, а животное. Опасное. Вчера он убил двух маленьких детей и с вами, если его не остановить, он сделает тоже самое. Нужно удерживать его на месте, пока я займусь другим.

Она взяла пистолет двумя руками, ее лицо было еще бледнее, чем обычно.

— Вы сможете это сделать?

— Теперь смогу, — она взвела курок.

— Слышишь, Хендри, — Брюс за волосы поднял его голову. — Если попытаешься встать, она убьет тебя. Понимаешь? Она тебя пристрелит.

— Пошел ты вместе со своей французской шлюхой. Я представляю, чем вы занимались на берегу весь день. Играли в игру «спрячь колбаску»?

Гнев сжал горло Брюса. Он стал выворачивать рыжую шевелюру и почувствовал, что волосы остаются у него в руке. Хендри скорчился от боли.

— Заткни свою поганую пасть или я тебя убью!

Он действительно мог это сделать и Хендри понял это.

— Ну хорошо, хорошо, Бога ради, отпусти меня.

Брюс разжал руку и выпрямился.

— Простите меня, Шерман.

— Все в порядке. Займитесь вторым.

Брюс прошел к стойке под испуганным взором Хейга.

— Что ты хочешь, Брюс? Выпить? Выпей. Мы все немного выпиваем. Просто веселимся. Не надо так волноваться.

— Ты больше пить не будешь, совсем наоборот, — Брюс обошел стойку.

Майк стал отступать.

— Что ты собираешься делать?

— Сейчас увидишь, — капитан схватил его за запястье и вывернул руку за спину.

— Брюс, перестань. Я чуть свою выпивку не разлил.

— Хорошо, — Брюс выхватил стакан из его руки. Хейг начал сопротивляться. Он был силен, но выпивка ослабила его и Брюс заломил руку еще сильнее, заставив Хейга подняться на цыпочки.

— Пойдем, дружище. — Брюс провел его к задней двери бара. Свободной рукой он повернул ключ в замке и открыл дверь.

— Сюда, — он втолкнул Хейга на кухню, захлопнул ногой дверь и потащил его к раковине.

— Ну, Хейг, займемся, — он нагнул Хейга над раковиной, раскрыл ему пальцами рот и затолкал в рот скомканную салфетку.

— Все до конца, — он глубоко засунул палец в горло Хейга. Всю его руку облил горячий, вонючий поток. Он едва поборол приступ тошноты. Закончив, он открыл холодную воду и сунул голову Хейга под струю.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, Хейг.

— Оставь меня в покое, черт возьми, — простонал Майк. Брюс поднял его и прижал к стене.

— В миссии у одной женщины очень трудные роды. Она умрет, если ты ей не поможешь.

— Нет, только не это, — прошептал Хейг, — только не это.

— Мы едем туда.

— Нет, прошу тебя, только не это. Я не могу, ты же видишь, что я не могу.

Маленькие красные и лиловые сосуды на его носу и щеках четко выделялись на фоне бледности. Брюс ударил его ладонью, от головы разлетелись капельки воды.

— Нет, Брюс, прошу тебя.

Брюс ударил еще два раза, и заметил первые признаки пробуждающейся в нем злости.

— Брюс, будь ты проклят.

— Ты сможешь, — обрадовался Брюс. — Слава богу.

Он вытолкнул его обратно в бар. Шерман по-прежнему стояла над Хендри с пистолетом.

— Шерман, поехали. Займемся этой скотиной, когда вернемся.

Проходя через холл, Брюс спросил.

— Вы умеете водить «Форд»?

— Да.

— Чудесно. Вот ключи. Я поеду с Хейгом на заднем сиденьи.

На ступенях Хейг потерял равновесие. Брюс подхватил его и практически донес до машины. Он затолкал Майка на заднее сиденье и сел рядом. Шерман завела двигатель и развернула машину.

— Ты можешь меня заставить сделать это, Брюс. Я не могу, просто не могу.

— Посмотрим.

— Ты не знаешь, что это такое. Не можешь знать. Она умрет на столе, — он протянул Брюсу руки. — Посмотри на них. Как я могу работать? Его руки страшно тряслись.

— Она все равно умрет, — резко ответил Брюс. — Ты можешь избавить ее от страданий.

Хейг ладонью вытер губы.

— Дай мне выпить, Брюс. Это поможет. Если дашь мне выпить, я попробую.

— Нет, — сказал Брюс, и Хейг начал ругаться. Из его рта потоком полились мерзости, лицо его исказилось. Он ругал капитана Брюса, себя, Бога. Таких ругательств от него Брюс не слышал никогда. Затем Майк попытался открыть дверь. Брюс ждал этого момента, поймал Майка за воротник и прижал к сиденью. Хейг перестал сопротивляться и зарыдал. Шерман быстро провела машину по дамбе, въехала на холм и свернула на боковую дорогу. Свет фар разрезал темноту, тихо гудел ветер. Хейг всхлипывал на заднем сидении. Затем сквозь деревья показались огни миссии. Шерман снизила скорость, объехала церковь и остановилась у здания больницы. Брюс помог Хейгу выбраться из машины. Боковая дверь больницы открылась, из нее появился отец Игнатиус с керосиновой лампой в руках. В ярком свете лампы лицо Хейга казалось еще более отвратительным.

— Святой отец, — объявил Брюс. — Вот ваш доктор.

Игнатиус поднял лампу и сквозь очки вгляделся в лицо Хейга.

— Он болен?

— Нет, святой отец, он пьян.

— Пьян? Значит он не сможет оперировать?

— Нет, он сможет!

Брюс провел Хейга по коридору в маленькую операционную. Игнатиус и Шерман шли следом.

— Шерман, помогите святому отцу привезти сюда женщину, — они ушли, Брюс обратился к Майку.

— Ты уже настолько погряз в дерьме, что даже не понимаешь меня?

— Я не могу это сделать, Брюс. Ничего не получится.

— Значит она умрет, но ты все-таки попробуешь.

— Мне нужно выпить, Брюс, — Майк облизал губы. — У меня внутри все горит. Ты должен мне дать выпить.

— Сделай это и получишь полный ящик.

— Мне сейчас нужно.

— Нет, — твердо сказал Брюс. — Посмотри, что у них есть из инструментов. Достаточно ли для такой операции?

Брюс подошел к стерилизатору и поднял крышку. Из него вырвалось облако пара. Хейг заглянул внутрь.

— Здесь все, что нужно. В помещении только не достаточно светло, и я хочу выпить.

— Что-нибудь придумаю со светом. Мой руки.

— Брюс, прошу тебя, дай мне…

— Заткнись! — зарычал Брюс. — Вон там раковина. Готовься.

Хейг прошел к раковине. Он уже лучше стоял на ногах, лицо приобрело более твердое выражение. «Старый ты дурак, — подумал Брюс. — Как я на тебя надеюсь. Господи, как я надеюсь, что ты сможешь это сделать».

— Поторопись, Хейг. Мы не можем заниматься этим всю ночь.

Брюс вышел и прошел по коридору в палату. Окна операционной были закрыты, Хейг убежать не мог. Только в коридор, а здесь он его поймает. Он заглянул в палату. Шерман и Игнатиус при помощи санитара поднимали женщину на каталку.

— Святой отец, в операционной мало света.

— Я могу только предложить еще одну керосиновую лампу.

— Хорошо, принесите ее. Я перевезу женщину.

Игнатиус с санитаром ушли. Шерман с Брюсом вывезли каталку из палаты. Женщина застонала от боли, ее лицо стало серым и казалось восковым. капитан видел такие лица у чернокожих, когда они на пороге смерти.

— Она скоро умрет, — сказал Брюс.

— Наверное, — ответила Шерман. — Но надо торопиться.

Женщина заметалась на каталке, пробормотала что-то, глубоко вздохнула, всколыхнув простыню над огромным животом, и снова застонала. Хейг был в операционной. Он снял китель и тщательно мыл руки, склонившись над раковиной. Он даже не обернулся, когда они появились с каталкой.

— Перенесите ее на стол, — сказал он, намыливая руки до локтей. Стол был такой же высоты, что и каталка, и они легко перенесли женщину на стол.

— Она готова, Майк, — сказал Брюс. Хейг вытер руки чистым полотенцем, протер их спиртом, морщась от запаха, который больше не волновал его. Он снова становился хирургом. Он подошел к столу и склонился над женщиной. Она не знала о его присутствии; глаза ее были широко открыты, но не видели ничего. Хейг глубоко вздохнул. На лбу его выступили капельки пота. Седая щетина на щеках поблескивала в дрожащем свете керосинки. Он откинул одеяло. На женщине была распахнута спереди короткая белая блузка, не закрывавшая ее живот. Живот был огромный, твердый, с вывернутым на изнанку пупком. Колени были приподняты, толстые бедра широко раскинуты. Ее тело потрясла очередная схватка. Брюс мысленно помогал ей, видя как под серой кожей напряглись мускулы в попытке вытолкнуть застрявший плод.