Выключив двигатель, он сразу же услышал блеяние и был действительно потрясен.
— Козы! — воскликнул он. — Козы на пастбищах «Кинг Линн».
Душа Баву Баллантайна так и не обрела покоя. Козы на его любимых лугах! Крейг отправился на поиски животных.
В одном стаде было больше двухсот животных. Некоторые, наиболее проворные, животные забрались на деревья и поедали кору и стручки с семенами, другие щипали траву до самых корней, так что она уже не могла выжить и закисляла почву. Крейг уже видел опустошения, вызванные этими животными на принадлежавших племенам землях.
Стадо пасли два голых мальчика-матабела, которые обрадовались, когда Крейг заговорил с ними на их родном языке. Они быстро набили рты дешевыми конфетами, которые Крейг захватил с собой именно для такого случая, и затараторили, ничего не скрывая.
— Да, сейчас на землях «Кинг Линн» живут тридцать семей, и каждая семья владеет своим стадом коз, лучших коз в Матабелеленде, — похвастались они.
Под деревьями старый козел покрыл молодую козу и яростно задвигал спиной.
— Видишь! — закричали пастухи. — Как охотно они размножаются. Скоро у нас будет больше всех коз.
— А что случилось с белыми фермерами, которые здесь жили? — поинтересовался Крейг.
— Сбежали! — с гордостью сообщили мальчишки. — Наши воины выгнали их туда, откуда они пришли, и сейчас земля принадлежит детям революции.
Им было лет по шесть, но революционным жаргоном они уже овладели в совершенстве.
У каждого мальчика на шее висела рогатка, сделанная из старого шланга, а на поясе — связка птиц, из нее подстреленных: жаворонки, соловьи и разноцветные нектарницы. Крейг знал, что на обед пастухи поджарят их на углях целиком, дав перьям просто обгореть, и потом с жадностью съедят черные тушки. Старый Баву Баллантайн нещадно выпорол бы любого пастушка, заметив у него рогатку.
Пастушки проводили Крейга до дороги, выпросили еще по конфете и долго махали вслед, как старому другу. Несмотря на то, что он увидел коз и подстреленных певчих птиц, Крейг снова испытал расположение к этим людям. В конце концов, они были его людьми, и он был рад вернуться домой.
Он остановился на вершине холма и посмотрел на усадьбу «Кинг Линн». Лужайки погибли от недостатка ухода, на клумбах явно побывали козы. Даже отсюда было видно, что в главном доме никто не жил. Стекла были разбиты, оставив неприглядные, как от выбитых зубов, бреши, почти все листы шифера с крыши были украдены, и стропила выглядели как ребра скелета на фоне неба. Из украденных листов рядом со старыми загонами для скота были построены хижины скваттеров.
Крейг спустился с холма и остановил машину у резервуара для дезинфекции. В резервуаре было сухо, и он был наполовину завален грязью и мусором. Он прошел мимо него к жилищам скваттеров. Здесь жило с полдюжины семей. Крейг отогнал бросившихся к нему с лаем собак несколькими точными бросками камней и подошел к сидевшему у одного из костров старику.
— Приветствую тебя, почтенный отец. — Он снова ощутил радость от превосходного владения языком. Больше часа он сидел у костра и разговаривал со стариком, чувствуя, что слова без труда приходят на язык, а уши снова привыкают к ритму и оттенками синдебеле. Он узнал за этот час больше, чем за четыре дня с момента возвращения в Матабелеленд.
— Нам обещали, что после революции у каждого человека будет красивая машина и пятьсот голов лучшего скота белых людей. — Старик плюнул в костер. — А сейчас машины есть только у министров. Нам говорили, что все будут сыты, а еда стоит в пять раз дороже, чем стоила до того, как Смит и белые сбежали. Все стоит в пять раз дороже: и сахар, и соль, и мыло.
При белом режиме жесткий валютный контроль и не менее жесткий контроль цен на внутреннем рынке защищали страну от самых пагубных последствий инфляции, а сейчас люди наслаждались первыми результатами возврата в мировое сообщество, и местная валюта уже была девальвирована на двадцать процентов.
— Мы не можем позволить себе разводить настоящий скот, — пояснил старик, — вынуждены разводить коз. Коз! — Он снова плюнул в костер и понаблюдал, как пенится слюна. — Коз! Как пожирающие грязь шоны. — Межплеменная ненависть кипела не хуже слюны в костре.
Крейг оставил его у дымного костра и подошел к дому. Когда он поднимался по лестнице на широкую террасу, его вдруг охватило странное предчувствие, что сейчас из дома выйдет дедушка и поприветствует его, как всегда, колким замечанием. Он мысленно увидел перед собой щегольски одетого старика с густой седой шевелюрой и необыкновенно зелеными баллантайновскими глазами.
— Вернулся домой, Крейг, как всегда, поджав хвост! Но никто, конечно, не вышел на веранду, покрытую мусором и пометом диких голубей, гнездившихся под стропилами.
Он прошел по террасе к двухстворчатой двери библиотеки. Раньше дверь украшали два огромных бивня слона, которого прапрадедушка Крейга застрелил в шестидесятых годах девятнадцатого столетия. Эти бивни считались фамильной ценностью и всегда охраняли вход в «Кинг Линн». Старик Баву прикасался к ним каждый раз, когда проходил мимо, и на пожелтевшей кости были видны отполированные пятна. Теперь он увидел только дыры в кирпичной кладке от крепивших бивни болтов. Самому Крейгу из семейных ценностей досталась только коллекция семейных журналов в кожаных переплетах, в которых его предки скрупулезно описывали все события, происшедшие с момента приезда в Африку прапрадедушки более сотни лет назад. Бивни стали бы неплохим дополнением к журналам. Он дал себе обещание попытаться отыскать их. Несомненно, такие редкие экземпляры не могли исчезнуть бесследно.
Он вошел в покинутый владельцами дом. Стеллажи, встроенные шкафы и половые доски были порублены скваттерами на дрова, стекла использовались в качестве мишеней мальчишками с рогатками. Исчезли книги, фотографии со стен и массивная мебель из родезийского тика. Дом представлял собой скорлупу, но еще прочную скорлупу. Крейг похлопал ладонью по стенам, сложенным прапрадедушкой Зоугой Баллантайном из обтесанных вручную камней и обретшим почти за сотню лет твердость алмаза. Он услышал чистый звенящий звук. Для превращения скорлупы в великолепный дом требовалось лишь немного воображения и очень много денег.
Крейг вышел из дома и поднялся по склону к обнесенному стеной фамильному кладбищу в тени деревьев мсаса. Могильные камни заросли травой. Кладбище было неухоженным, но осталось не разрушенным, чего нельзя было сказать о многих других памятниках колониальной эры.
Крейг присел возле могилы деда.
— Привет, Баву, я вернулся, — сказал он и чуть не вскочил, когда в голове раздался язвительный голос старика:
— Да, ты всегда прибегаешь сюда, если обожжешь задницу. Что случилось на этот раз?
— Я иссяк, Баву, — громко ответил он на обвинение и замолчал. Он еще долго сидел здесь, пока душевное волнение немного не улеглось.
— Здесь такой бардак, Баву, — заговорил он снова, и крошечная синеголовая ящерица скользнула в траву с надгробия старика, услышав его голос. — С террасы исчезли бивни, а на лугах пасутся козы.
Он снова замолчал, но на этот раз для того, чтобы обдумать план и возможные расходы. Примерно через час он встал.
— Баву, тебе понравится, если я прогоню коз с твоих пастбищ? — спросил он и направился к подножию холма, у которого оставил «фольксваген».
* * *
Вернулся в город он около пяти часов. Агентство недвижимости и аукционный зал напротив «Стандард Банк» были еще открыты. Вывеска была перекрашена в алый цвет, и Крейг сразу же узнал дородного краснолицего аукциониста в шортах цвета хаки и рубашке с короткими рукавами и открытым воротом.
— Итак, Джок, ты не удрал в щель, как все остальные, — поприветствовал он Джока Дэниелса.
«Удрать в щель» было пренебрежительной фразой, означающей эмиграцию.
Около ста пятидесяти тысяч белых родезийцев из двухсот пятидесяти тысяч «удрали в щель» с начала беспорядков, причем большинство из них покинули страну после того, как война была проиграна и к власти пришло правительство Роберта Мугабе.
Джок уставился на него, не веря своим глазам.
— Крейг! — закричал он наконец. — Крейг Меллоу! — Он сжал руку Крейга своей мозолистой лапой. — Нет, я решил остаться, хотя иногда мне бывает дьявольски одиноко. А ты просто молодец, клянусь Богом. В газетах писали, что ты получил за книгу целый миллион. Люди просто не могли в это поверить. «Старина Крейг Меллоу, — говорили они. — Подумайте столько, не кто-нибудь, а Крейг Меллоу!»
— Они так и говорили? — Улыбка Крейга стала напряженной, и он выдернул свою руку из могучих объятий.
— Не могу сказать, что лично мне книга понравилась. — Джок покачал головой. — Из черных ты сделал просто героев, но именно это нравится за океаном, да? Черное — значит прекрасное, именно поэтому продается книга?
— Некоторые критики называли меня расистом, — пробормотал Крейг. — Всем не угодишь.
Но Джок его не слушал.
— Послушай, Крейг, а почему ты написал, будто мистер Роде был педиком?
Отец всех белых поселенцев Сесил Джон Роде умер восемьдесят лет назад, но старожилы все еще назвали его мистером Род сом.
— Я привел основания в книге, — Крейг попытался успокоить его.
— Он был великим человеком, Крейг, но нынешняя молодежь любит разносить в пух и прах былое величие. Тявкают на льва, как дворняжки.
Крейг понял, что Джок только входит во вкус, и попытался сменить тему.
— Может быть, выпьем, Джок? — предложил он, и Джок мгновенно замолчал. Румяные щеки и распухший лиловый нос объяснялись не только жарким африканским солнцем.
— Вот это дело. — Джок облизал губы. — День был длинный и жаркий. Сейчас, только закрою контору.
— Я принесу бутылку, мы выпьем здесь и поговорим без посторонних.
Враждебность Джока исчезла без остатка.
— Отличная мысль. В магазине осталось несколько бутылок «димпл хейга». Не забудь захватить лед.
Она расположились в крошечном кабинете Джока и стали пить отличное виски из дешевых толстых стаканчиков. Настроение Джока заметно улучшилось.
— Крейг, я не уехал, потому что уезжать было некуда. В Англию? Не был там с самой войны. Профсоюзы и кошмарная погода? Большое спасибо. Им еще предстоит пережить то, что пережили мы, а здесь все уже закончилось. — Он налил себе виски из бутылки с впадинами для пальцев. — Если надумаешь уехать, разрешается взять с собой около двухсот долларов. Двести долларов, чтобы начать жить сначала в шестьдесят пять лет? Большое спасибо.
— Ну и как здесь жизнь, Джок?
— Знаешь, кого здесь называют оптимистом? Человека, который считает, что хуже быть не может. — Он захохотал и хлопнул ладонью по волосатой ляжке. — Шучу. Все не так уж плохо. Можно совсем неплохо жить, если забыть о старых стандартах, держать рот на замке и не вмешиваться в политику. Ничуть не хуже, чем везде.
— А чем занимаются крупные фермеры и скотоводы?
— Элита общества. Правительство наконец одумалось. Перестало болтать эту чушь о национализации земли. Наконец поняли, что им нужны белые фермеры, чтобы прокормить черные массы. Фермерами стали гордиться. Если приезжает какой-нибудь китайский коммунист или ливийский министр, ему показывают хозяйства белых фермеров, чтобы все выглядело пристойно.
— А цена на землю?
— В конце войны, когда черные захватили земли и стали вопить, что передадут их массам, землю просто невозможно было продать. — Джок поперхнулся виски. — Взять, например, компанию твоей семьи. Я имею в виду скотоводческую компанию «Ролендс», включающую в себя «Кинг Линн», «Квин Линн» и огромный участок на севере, на границе с заповедником Чизарира. Твой дядя Дуглас продал все до последнего акра всего за четверть миллиона долларов. Перед войной он мог попросить за земли порядка десяти миллионов.
— Четверть миллиона? — Крейг был шокирован. — Он просто отдал ее!
— Вместе со всем скотом, превосходными африканерскими быками и лучшими коровами, — подтвердил Джок с явным удовольствием. — Понимаешь, он не мог не уехать. Был членом кабинета Смита с самого начала и знал, что обречен, если к власти придет черное правительство. Продал землю швейцарско-немецкому консорциуму, который рассчитался с ним в Цюрихе. Старый Дуги уехал с семьей в Австралию. Конечно, он уже успел вывезти из страны несколько миллионов и смог купить себе небольшую скотоводческую ферму в Квинсленде. Оставаться пришлось только беднякам типа меня.
— Выпей еще, — предложил Крейг и аккуратно вернул разговор на компанию «Ролендс».
— Проклятые хитрые фрицы! — Язык Джока начал заплетаться. — Им достался весь скот. Потом они подкупили кого-то в правительстве, чтобы получить разрешение на экспорт, и перевезли все поголовье в Южную Африку. Я слышал, что там они получили почти полтора миллиона. Не забудь, это были самые лучшие племенные животные, даже лучшие из лучших. Прибыль составила больше одного миллиона, они вложили ее в золотые акции и заработали еще пару миллионов.
— Они разорили фермы и бросили их? — спросил Крейг, и Джок кивнул с важным видом.
— Они пытаются продать саму компанию. У меня есть все документы. Потребуется куча денег, чтобы купить скот и закрутить все снова. Никто не интересуется. Кому хочется ввозить деньги в страну, которая стоит на грани пропасти? Как ты думаешь?
— Какова запрашиваемая цена? — беззаботно спросил Крейг, и Джок протрезвел, словно по мановению волшебной палочки, и уставился на Крейга наметанным взглядом аукциониста.
— А тебя может это заинтересовать? — Взгляд его стал более проницательным. — Ты действительно получил миллион долларов за книгу?
— Сколько они просят? — повторил Крейг.
— Два миллиона. Поэтому я и не нашел покупателя. Многие местные парни с удовольствием заграбастали бы такие пастбища, но два миллиона… У кого могут быть такие деньги в этой стране?
— А если предложить им получить деньги в Цюрихе, цена изменится?
— А у Шона воняет из подмышек?
— Как она изменится?
— Возможно, они согласятся на миллион, но в Цюрихе.
— На четверть миллиона?
— Никогда и ни за что. — Джок покачал головой.
— Позвони им. Скажи, что земли захватили скваттеры и выселение их вызовет политические сложности. Скажи, что на пастбищах пасут коз и через год земли превратятся в пустыню. Обрати их внимание на то, что они получат назад то, что заплатили. Скажи также, что правительство пригрозило отобрать земли у отсутствующих землевладельцев. Они могут потерять все.
— Ты все правильно говоришь, — согласился Джок. — Но четверть миллиона… Я напрасно трачу время.
— Позвони им.
— Кто оплачивает звонок?
— Я. Ты ничего не потеряешь, Джок. Джок обреченно вздохнул.
— Хорошо. Я им позвоню.
— Когда?
— Сегодня — пятница. Нет смысла звонить раньше понедельника.
— Согласен. Кстати, ты не можешь достать для меня несколько канистр бензина?
— Зачем он тебе?
— Хочу съездить в Чизариру. Не был там уже лет десять. Надо взглянуть, если уж надумал покупать.
— На твоем месте я бы туда не поехал. Это бандитская территория.
— Вежливые люди называют их политическими диссидентами.
— Это бандиты-матабелы, — веско произнес Джок. — Они либо проделают в твоей заднице больше, чем нужно, дыр, либо захватят в заложники и потребуют выкуп, либо и то и другое.
— Достань бензин, я сам решу, как мне поступить. Вернусь в начале следующей недели, и хочу знать, что твои приятели в Цюрихе думают о моем предложении.
* * *
Местность была изумительно красивой, дикой и не тронутой человеком. Никаких оград, возделанных земель, никаких зданий. Она была защищена от притока земледельцев и скотоводов поясом распространения мухи цеце, протянувшимся от долины Замбези до лесов вдоль откоса.
С одной стороны участок граничил с заповедником Чизарира, с другой — с заповедником Мзола, причем оба заповедника являлись огромными сокровищницами дикой природы. Во время депрессии тридцатых годов Баву сам выбрал участок и заплатил по шесть пенсов за акр. Приобрел одну тысячу акров за две тысячи пятьсот фунтов. «Конечно, эти земли никогда не будут пригодными для разведения скота, — сказал он однажды Крейгу, когда они разбили лагерь под огромными фиговыми деревом рядом с полноводной зеленой Чизарирой и наблюдали, как песчаные куропатки стремительно скользили на фоне заходящего солнца и садились на белый, как сахарный песок, противоположный берег. — Пастбища слишком кислые, к тому же цеце убьют любое животное, которое ты попытаешься здесь развести, но именно поэтому этот уголок останется нетронутой старой Африкой.
Старик использовал участок в качестве охотничьих угодий и уединенного места отдыха. Он не обносил его колючей проволокой, не построил на нем даже хижины, предпочитая спать на голой земле под развесистым фиговым деревом.
Охотился здесь Баву очень выборочно, только на слонов, львов, носорогов и буйволов, словом, только на опасную дичь, которую, впрочем, он ревниво оберегал от других стрелков, не делая исключения даже для своих сыновей и внуков.
«Это мой маленький личный рай, — говорил он. — И я достаточно сильно тебя люблю, чтобы сохранить его в таком состоянии».
Крейг полагал, что последними дорогой к омутам пользовались они с дедом, и было это десять лет назад. Дорога заросла, слоны повалили на нее деревья мопани, устроив своего рода примитивные заграждения, ливни размыли ее.
— Извини меня, мистер Авис, — пробормотал Крейг и направил маленький прочный «фольксваген» на дорогу.
Однако автомобиль с передним приводом был достаточно легким и проворным, чтобы преодолеть даже самые коварные пересохшие русла рек, правда, Крейгу иногда приходилось мостить их ветвями деревьев, чтобы колеса не проваливались в мелкий песок. Много раз он сбивался с дороги и находил ее только после утомительных поисков пешком.
Один раз он провалился в нору муравьеда, и ему пришлось поднимать домкратом переднюю ось, несколько раз ему приходилось огибать устроенные слонами заграждения. В конце концов он вынужден был оставить машину и пройти последние несколько миль пешком. К реке он подошел с последними лучами заката.
Он свернулся на одеяле, которое стянул из мотеля, и безмятежно проспал всю ночь, проснувшись с первыми красными лучами великолепного африканского рассвета. Он позавтракал холодными консервированными бобами, сварил кофе и, оставив рюкзак и одеяло под деревом, пошел по берегу реки.
Пешком он мог обойти лишь крошечную часть широкого клина дикой местности, растянувшейся на сотни тысяч акров, но река Чизарира была сердцем и главной артерией этого края. То, что он здесь увидит, позволит ему понять, какие перемены произошли со времени его последнего посещения.
Почти мгновенно он понял, что в лесу было много животных разных видов: увидев его, немедленно разбежались, мелькнув белоснежными хвостиками, пугливые антилопы куду со спиральными рогами, грациозные импалы парили, как розовый дым между деревьями. Потом он нашел следы более редких животных. Сначала он увидел свежие следы леопарда у самой кромки воды, где кошка пила ночью, затем удлиненные, похожие на слезы следы и шарики помета величественной черной лошадиной антилопы.
Он пообедал ломтиками колбасы, которые отрезал складным ножом и запивал терпким белым соком плодов баобаба. Потом он углубился по узкой извилистой звериной тропе в густые заросли эбенового кустарника. Не успел он сделать и сотни шагов, как вышел на открытое место среди зарослей переплетенных веток и мгновенно ощутил приступ радости.
Здесь воняло, как в загоне для скота, только сильнее. Он понял, что попал к навозной куче, к которой животные по привычке возвращались, чтобы испражняться. По характеру испражнений, состоявших из переваренных веток и коры, а также по тому, что они были перемешаны и разбросаны, Крейг понял, что они принадлежали черным носорогам, одному из самых редких, исчезающих видов животных Африки.
В отличие от белых носорогов, которые обычно паслись на лугах и были апатичными и спокойными животными, черные носороги ощипывали нижние ветки кустов и часто заходили в заросли. По характеру они были вздорными, любопытными, глупыми и раздражительными животными, которые могли наброситься на кого или на что угодно, включая людей, лошадей, грузовики или паровозы.
Перед войной один печально известный зверь жил на границе долины Замбези, недалеко от того места, где автомобильная и железная дороги спускались к водопаду Виктория. Всего он уничтожил восемнадцать грузовиков и автобусов, подстерегая их на крутом склоне, где машины вынуждены были сбавлять скорость до пешеходной, и бросаясь в лобовую атаку, чтобы пробить рогом радиатор и удалиться с довольным видом и победоносными криками в клубах пыли.
В конце концов он переоценил свои силы и решил пободаться с экспрессом к водопаду Виктория, бросившись на него по рельсам подобно средневековому рыцарю на турнире. Локомотив шел со скоростью двадцать миль в час, носорог весил около двух тонн и двигался приблизительно с такой же скоростью в противоположном направлении, поэтому их встреча была монументальной. Экспресс, беспомощно вращая колесами, со скрежетом остановился, и на этом закончилась карьера носорога в качестве разрушителя радиаторов.
Крейг с радостью определил, что в последний раз кучу посещали не более двенадцати часов назад, и это была семья носорогов, состоявшая из самца, самки и детеныша. Крейг с улыбкой вспомнил старую легенду матабелов о том, почему носорог раскидывает навоз. Судя по ней, делает он это из страха перед дикобразом — единственным животным, от которого огромный зверь убегал, храпя от ужаса.
Матабелы рассказывали, что когда-то давным-давно носорог попросил у дикобраза иглу, чтобы зашить рану от колючки на своей толстой коже. Зашив рану бечевкой из коры, носорог зажал иглу в губах, стал восхищаться своим мастерством и по невнимательности проглотил иглу. Он до сих пор ищет ее в навозе и старательно избегает встреч с дикобразом, боясь его упреков.
Во всем мире сохранилось не более нескольких тысяч черных носорогов. Крейг был безумно рад, что несколько животных сохранились в этой местности, а это делало его гипотетические планы более оправданными и осуществимыми.
С улыбкой на губах он пошел по самому свежему следу и успел пройти не более полумили, когда услышал за серой непроницаемой стеной кустарника встревоженное верещание, а потом увидел стаю ткачиков. Эти шумные птицы жили вместе с крупными африканскими животными и питались исключительно клещами и кровососущими мухами, кишащими в их шкурах, и в знак благодарности всегда сообщали о приближении опасности.
Почти сразу за встревоженными криками птиц последовало оглушающее пыхтение и фырканье, кусты с треском раздвинулись, и Крейг наконец увидел, как огромное серое животное выскочило на тропу всего в тридцати шагах от него и с возмущенным ревом принялось высматривать подслеповатыми глазками поверх двух отполированных рогов подходящий объект нападения.
Крейг отлично знал, что слабые глаза животного могут различить неподвижно стоящего человека на расстоянии не более пятнадцати шагов, к тому же легкий ветерок дул прямо ему в лицо. Тем не менее он сосредоточился и приготовился отскочить в сторону, если носорог бросится на него. Зверь с поразительным проворством переступал с ноги на ногу, явно не желая успокаиваться, и в пылком воображении Крейга его рог становился с каждой секундой длиннее и острее. Он незаметно достал складной нож из кармана. Животное почувствовало движение и приблизилось на несколько шагов, так что Крейг оказался на границе его поля зрения и в серьезной опасности.
Коротко взмахнув рукой, он бросил нож над головой носорога в кусты позади него. Раздался громкий треск, когда нож ударился о ветку.
Носорог мгновенно развернулся и бросился на звук. Кусты расступились, как перед танком «центурион», и треск постепенно стих, когда носорог поднялся по склону и перевалил за гребень в поисках противника. Крейг тяжело опустился на тропу и согнулся, задыхаясь от хохота, граничившего с истерикой.
В течение следующих нескольких часов ему удалось отыскать три впадины, заполненные вонючей стоячей водой, которую эти странные животные предпочитали чистым проточным водам реки, и он решил, где разместить укрытия, из которых туристы будут наблюдать за носорогами с близкого расстояния. Конечно, рядом с водопоями следует установить соляные лизунцы, которые привлекут животных, чтобы туристы могли глазеть на них и фотографировать.
Расположившись на бревне рядом с водопоем, он обдумал факторы, говорившие в пользу осуществления проекта. Сейчас он находился в часе полета от водопада Виктория — одного из семи чудес света, привлекавшего каждый месяц тысячи туристов. До его лагеря крюк будет совсем небольшим и лишь ненамного удорожит стоимость перелета. У него были редкие животные, предложить которых могли лишь немногие заповедники и лагеря, а также много других зверей, сконцентрированных на относительно небольшой площади. Граничил его участок с двумя малоразвитыми заповедниками, являвшимися постоянными источниками интересных животных.
По его мнению, следовало построить лагерь типа «шампанское с икрой», похожий на частные владения, граничившие с Национальным парком Крюгера в Южной Африке. Он построит небольшие лагеря, достаточно далеко друг от друга, чтобы у посетителей создавалось впечатление, что вся дикая природа принадлежит только им. Он наймет обаятельных и знающих проводников, которые будут подвозить туристов на «лендроверах» и подводить пешком к редким и потенциально опасным животным, чтобы приключение казалось захватывающим. Он обеспечит шикарную обстановку в лагере, куда туристы будут возвращаться по вечерам, включая кондиционирование воздуха, изысканную кухню и лучшие вина. Еще он наймет очаровательных молодых девушек, которые будут развлекать гостей, будет показывать фильмы о дикой природе, приглашать самых лучших экспертов для чтения лекций. И все это он будет предоставлять по безумно высокой цене, имея в виду обслуживание туристов самого высокого уровня.
В свой примитивный лагерь под фиговыми деревьями Крейг вернулся, когда стемнело. Его лицо и руки покраснели от солнца, шея распухла от укусов мух цеце, культя ныла от непривычной нагрузки. Крейг слишком устал, чтобы готовить ужин, поэтому он просто отстегнул протез, выпил виски из пластмассовой кружки, завернулся в одеяло и почти мгновенно уснул. Он проснулся на несколько минут среди ночи, чтобы справить нужду, и попутно насладился рычанием охотившегося прайда львов.
Разбудили его похожие на свист крики диких голубей, питавшихся на дереве, и он почувствовал себя голодным как волк и, самое главное, абсолютно счастливым, каким не чувствовал себя уже много лет.
Позавтракав, он допрыгал на одной ноге до реки, захватив с собой номер журнала «Фармере Уикли» — библии африканских фермеров. Там он сел в воду, ощутив голым задом приятное покалывание крупных песчинок, а все еще нывшей культей — прохладную воду реки, стал изучать цены на скот и подсчитывать в уме возможные расходы.
Ему пришлось быстро пересмотреть свои слишком амбициозные, планы, когда он подсчитал, во что выльется приобретение племенного скота для «Кинг Линн» и «Квин Линн». Консорциум продал скот за полтора миллиона, а цены с того времени успели подняться.
Придется начать с хороших быков и скрещенных коров и постепенно развивать свою породу. Тем не менее расходы будут высокими, с учетом переоснащения ферм и строительством туристского лагеря здесь, на Чизарире. Кроме того, ему придется выселить скваттеров, а это возможно будет сделать, только предложив им финансовую компенсацию. Как говорил старик Баву, сосчитай, сколько это будет стоить, по твоему мнению, а потом умножь на два.
В кредит он мог записать то, что он сам жил достаточно экономно на яхте, в отличие от многих других молодых авторов, добившихся внезапного успеха. Книга была в списке бестселлеров по обеим сторонам Атлантики в течение почти года, была включена в списки рекомендуемых книг тремя основными книжными клубами, была также переведена на несколько языков, включая хинди. Кроме того, вышел сокращенный вариант в «Ридерс Дайджест», был снят телевизионный сериал, были подписаны контракты на издание книги в мягкой обложке. Впрочем, нельзя забывать, что в конце процесса в его накопления запустил руки налоговый инспектор.
Ему повезло, что после такого опустошительного набега у него осталось то, что он имел сейчас. Он занимался спекуляциями золотом и серебром, ему три раза сопутствовал успех в игре на бирже, и, наконец, он вовремя перевел все средства в швейцарские франки. Кроме того, он мог продать яхту. Всего месяц назад ему предлагали за «Баву» сто пятьдесят тысяч долларов, но ему и сейчас не хотелось с ней расставаться. Еще он мог попробовать выбить у Эша Леви крупный аванс за ненаписанный роман и, в конце концов, заложить душу.
Подсчитав все, он понял, что в лучшем случае, используя все возможности и источники кредитования, ему удастся собрать полтора миллиона. А не хватать будет примерно такой же суммы.
«Итак, мой любимый банкир Генри Пикеринг, тебя ждет большой сюрприз!» — Он беззаботно улыбнулся, подумав, что нарушает золотое правило предусмотрительного инвестора и кладет все яйца в одну корзину. «Дорогой Генри, наш компьютер выбрал вас в качестве счастливого кредитора одноногого исчерпавшего себя писаки на сумму в полтора миллиона долларов». Ни до чего лучшего в данный момент он додуматься не мог, кроме того, что следовало дождаться ответа консорциума Джока Дэниелса. Он переключился на более земные размышления.
Он нырнул и сделал глоток чистейшей сладкой воды. Чизарира была небольшим притоком великой Замбези, значит, он пил воду Замбези, как обещал Генри Пикерингу. Название «Чизарира» было не очень удобным для произношения и запоминания западными туристами. Ему требовалось название, под которым он будет продавать свой африканский рай.
— «Воды Замбези», — громко произнес он. — Я назову лагерь «Воды Замбези». — Он чуть не задохнулся, услышав совсем рядом мужской голос:
— Должно быть, он — сумасшедший.
Это был низкий и мелодичный голос матабела.