- Стер данные? - нахмурился Брендон.
      - Нет. Просто перенастроил так, чтобы она активизировалась через десять лет. Надеюсь, - язвительно добавил Осри, - к тому времени нас здесь уже не будет.
      Брендон неслышно рассмеялся.
      - Что вы имели в виду, говоря, что капитан не упоминала эйя? продолжал Осри. - Не вижу никакой связи между ними и тем, куда она может отправиться после Рифтхавена.
      - Мне показалось... - Брендон отодвинулся от стола, махнув в сторону пульта. - Посмотри сам.
      Осри шагнул ближе и увидел, что Брендон вызвал на экран главу "Справочника Звездолетчика", посвященную Исквену V. В верхней части экрана горел предупреждающий код планеты, закрытой на карантин, а следовавшая ниже скудная информация создавала впечатление мира, угрюмого сверх всякой меры. Совершенно озадаченный, Осри торопливо пробежал взглядом описание времен года (лютая зима и еще более лютая зима) и список жутких растений и хищных животных.
      В конце списка имелся пункт, посвященный обитающим на планете разумным существам, и Осри начал немного понимать, в чем дело, прочитав короткое описание физиологии эйя, дополненное списком кораблей, приземлившихся на планете и не взлетевших обратно.
      Осри оторвал взгляд от экрана. Брендон ждал.
      Неприятная мысль осенила Осри.
      - Уж не думаете ли вы, что она заставит нас отправиться туда, нет ведь?
      Брендон улыбнулся.
      - Мне кажется, она хочет, чтобы мы и они, - он мотнул головой в сторону остального корабля, - так думали.
      - Но вы не верите?
      Вместо ответа Брендон встал и запер дверь. Потом снова сел за компьютер.
      - Смотри, - произнес он.
      Осри прислонился к стене рядом с панелью управления, в нескольких дюймах от того места, где спрятал тетрадрахму и наградную ленту. Брендон тем временем быстро шарил по корабельной системе. Несколько раз компьютер запрашивал у него пароль, и каждый раз Брендон получал доступ, набирая пароль со скоростью, выдававшей то, чем он занимался большую часть своего свободного времени.
      Потом они забрались в запретную зону, где Брендон спрятал нужную ему информацию. К удивлению своему, Осри увидел в списке взятую целиком из "Справочника Звездолетчика" главу про Должар, а также бортовой журнал за несколько последних лет.
      - Вы взломали их систему, - сказал Осри.
      Брендон не стал отвечать прямо.
      - Система создана Маркхемом, - произнес он. - И Вийя, похоже, оставила ее почти без изменений. Зная Маркхема так, как знал его я, нетрудно найти его пароли. Я нашел большую часть того, что хотел...
      Осри почти пропустил это мимо ушей, ожидая, пока Брендон договорит, но на этот раз сообразил быстрее.
      И оказался прав.
      - Большую?
      Брендон невесело усмехнулся.
      - Все же она перенастроила часть системы, и войти в эту часть я не могу.
      Осри открыл рот, чтобы заметить, что это всего лишь стандартная операция, но Брендон смотрел на него так, словно ждал этой реплики. Поэтому он вернулся к предыдущей теме.
      - Что вы нашли из того, что хотели?
      - Капитанский журнал, - ответил Брендон. - Я нашел журнал Маркхема. Я даже нашел файл, который он открыл для меня... - Он осекся и передернул плечами.
      - И что там было?
      - Факты, которые, ему казалось, будут мне интересны. Кое-какие доказательства вины Семиона в крушении его отца - впрочем, все это уже лишено смысла.
      - Но вы не смогли найти журнал нынешнего капитана?
      - Нет.
      - А вы уверены, что он вообще существует? Может, должарианцы не ведут журналов. Брендон снова пожал плечами.
      - Не уверен. И потом, там есть еще вещи, к которым я так и не получил доступа. - Он махнул рукой. - Посмотри-ка на это.
      Он вызвал на экран бортовой журнал, перелистав его назад, к самому началу карьеры Маркхема в качестве капитана "Телварны". Осри смотрел, как Брендон меняет на экране страницу за страницей текстовой информации,
      - Снова Рифтхавен... Дис, Рифтхавен... - Осри оторвался от экрана. Такое впечатление, что они мотались по всем секторам без какого-либо плана. Включая системы, о которых я никогда в жизни не слышал. Что я должен увидеть?
      - Никаких аномалий?
      - Аномалий? У рифтеров? - возмутился Осри, но не успел он договорить, как третье упоминание Должара заставило его осечься. - Это? - Он ткнул пальцем в экран. Мелькнула еще одна жуткая догадка. - Но не думаете же вы, что Маркхем...
      - Нет. Судя по всему, Эсабиан начал вербовать себе союзников среди рифтеров примерно тогда же, когда Хрим убил Маркхема. И как знать, может, это и было одним из побудительных мотивов Хрима: убрать конкурента. Уголок рта Брендона нервно дернулся. - Нет, тут только рейды, все просто и ясно.
      - Не вижу никакой связи.
      Брендон пробежался пальцами по клавиатуре, потом дал команду сохранения и вышел из системы.
      - Что ж, поищем, есть ли она вообще.
      Осри ни разу еще не бывал в капитанской каюте. Он шел чуть поодаль от Брендона, ожидая всего, чего угодно - от сибаритской роскоши до черепов на стенах.
      Они вошли, и Брендон замер, словно наткнувшись на силовое поле, увидев неправдоподобно реальное голографическое изображение парка секвой в Мандале. Да и у Осри голова слегка пошла кругом, когда до него донеслось знакомое птичье пение - такое он слышал только на Артелионе.
      - Я допустила в чем-то ошибку?
      Спокойный голос принадлежал, разумеется, капитану. Ирония мешалась в нем с должарианским произношением гласных, и точно такая же ирония прозвучала и в ответе Брендона:
      - Здесь слишком холодно, воздух должен пахнуть хвоей и смолой, и тианьги должен подавать больше кислорода. - Брендон манул рукой в сторону вентиляционной решетки. - Тогда будет достаточно похоже.
      Вместо ответа капитан хлопнула рукой по панели управления, и лес исчез, оставив на своем месте лишь голые стены каюты, единственным украшением которых служили гобелен и камень, в котором Осри - с легким приступом гнева, так и не угасавшего окончательно, - узнал одно из сокровищ Аванзалы Слоновой Кости.
      - Вы хотели меня видеть?
      Женщина сидела на краю пульта; до сих пор Осри не замечал его, поскольку он терялся в тенях голограммы. Осри остался стоять у двери, но Брендон прошел дальше.
      - Что после Рифтхавена? - произнес он.
      Вийя промолчала.
      "Он прав: она знала, что мы подслушиваем".
      Брендон пересек каюту, дотронулся до потемневшего гобелена, сюжет которого был Осри непонятен, но на расстоянии вызывал неприязнь.
      - Себастьян не продержится там и дня, - заметил он.
      Вийя упрямо вздернула подбородок вверх.
      Осри даже не услышал ее ответа - так потрясли его слова Брендона.
      "Должар? Но она же не потащит нас туда!"
      Брендон улыбнулся, скрестил руки на груди и прислонился к переборке.
      - А может, это испытание? То самое испытание, - он дотронулся до небольшой таблички над пультом, - к которому готовился он?
      Он? Осри покосился на табличку - там изящным почерком, воспроизводящим популярный лет сто пятьдесят назад стиль "архео-модерн" было написано: "КОРАБЛЬ ВОССТАНОВЛЕН МАРКХЕМОМ ЛИТ-Л'РАНДЖА".
      Испытание? Для Маркхема? У Осри как-то сразу разболелась голова, и он потер виски, но это не уменьшило напряжения, исходившего от остальных двоих.
      Вийя медленно встала и заложила руки за спину.
      - Эсабиан Должарский улетел с планеты, и худшие из ноблей вместе с ним, - сказала она. - Я знаю, где можно укрыться так, что вас никто не найдет.
      - Но вы не ответили на мой вопрос, - спокойно произнес Брендон.
      - Этот вопрос абсурден.
      - Значит, вы испытывали Маркхема, - с улыбкой сказал Эренарх. Потому, что вы испытывали меня. Пауза. Осри снова словно огрели по голове.
      - Игра, - сказала Вийя. - Вроде этой.
      Она нажала на клавишу за спиной, и они оказались в открытом космосе, а на них несся рой астероидов, Осри едва успел оправиться от шока, когда изображение сменилось, на этот раз белоснежной горной вершиной неописуемой красоты, венчавшей угольно-черный каменный склон. Солнце - красный карлик садилось за горизонт, окрашивая пейзаж в багровые тона. Эту картину сменили еще несколько, резко отличавшихся друг от друга.
      Они стояли в гулком, высоком нефе собора, смутно знакомого Осри, когда Брендон протянул руку и выключил голограмму.
      - Я тоже знаю места, где нас никогда не найдут враги.
      До Осри донесся негромкий щебечущий, неприятно скребущий по нервам звук: эйя. Брендон с рассеянным видом покосился в сторону. Вийя не повернула головы.
      - Пошли, - сказал Брендон так тихо, что его было почти не слышно сквозь шелест тианьги.
      Вийя не ответила. Вместо этого она повернулась, нажала новую клавишу, и комната сменилась унылым пейзажем: дымящиеся на горизонте вулканы, а над головой - штормовое, покрытое рваными облаками небо.
      Брендон вышел.
      Осри вышел за ним, радуясь возможности отвернуться от Вийи и ее мрачного пейзажа - как он догадался, должарианского.
      Вернувшись в свой кубрик, Брендон легонько хлопнул ладонью по своему пульту, включая компьютер. Быстро набрав команду, он выпрямился и постоял немного, глядя на дисплей и потирая пальцем челюсть.
      Заглянув ему через плечо, Осри увидел, что тайные файлы исчезли. Все внутри него как-то нехорошо сжалось, пока Брендон не рухнул в кресло и не расхохотался.
      Загудел коммуникатор. Вспотевшими пальцами Осри включил его.
      - Мы тебя заждались, Школяр, - послышался знакомый зычный голос Монтроза. - Ты ведь не хочешь, чтобы твой отец ел остывший чжчж, нет?
      - Ни за что, - хрипло ответил Осри. Он бросил еще один взгляд на Брендона - тот все еще сидел обхватив голову руками и смеялся - и вышел.
      Омилов отодвинулся от стола, глядя в лицо сыну. Монтроз с Ивардом обсуждали вина.
      Обед, которым угостил их Монтроз, заслуживал самых превосходных оценок, и кок изо всех сил старался поддерживать легкий и непринужденный разговор. Однако усилия его увенчались лишь частичным успехом: Осри по большей части молчал. Не злобно, но молчал.
      Он вздохнул, размышляя, что делать дальше. Тем временем остальные разговаривали. Блюда появлялись и исчезали. И беседа, хоть в ней участвовали и всего трое, была достаточно веселой. При том, что он десять лет как отошел от придворной жизни, Омилов без труда поддерживал беседу на любую тему, сам размышляя совсем о другом. Лицо Иварда раскраснелось от волнения и спиртного, и он охотно участвовал в разговоре - когда не погружался в мечты. Омилов даже не обратил бы внимания на такие мгновения, если бы не хмурые взгляды, которые бросал на того Монтроз.
      Впрочем, Омилов оставил переживания за мальчика врачу, знавшему их причину; самого же его больше тревожил собственный сын. Похоже, тот оставил свою злость на разбитом астероиде, но она сменилась более серьезным настроением, проявлявшемся в почти незаметном жесте, которым Осри с детских лет выдавал царивший в душе разброд: непроизвольном потираний указательным пальцем одной руки по костяшкам другой. Еще раньше он имел привычку глодать эти костяшки, иногда до крови; когда леди Ризьена обнаружила это, она каким-то образом истребила вредную привычку. Нервное движение осталось.
      Наконец обед завершился, и Омилов начал прикидывать, как бы ему поговорить с сыном наедине.
      - Что теперь, Себастьян? - спросил Монтроз, относя посуду в моечную машину. - Игра или, возможно, дуэль со смертельным исходом? - Он махнул рукой в сторону шахматной доски и улыбнулся.
      - Ни то, ни другое, благодарю. Я тут порылся вчера в вашем каталоге и нашел оперу, которой не слышал много лет: "Трагическую историю Макклома Сингха".
      Монтроз невесело улыбнулся.
      - Я не удивляюсь тому, что она вышла из моды: покойному Эренарху ее мораль вряд ли приходилась по вкусу.
      Омилов испытал легкую досаду.
      "Даже рифтеры ощущали угрозу, но Геласаар отказывался видеть ее".
      - Отлично, Себастьян, пусть будет "Трагическая История". Хороший урок нынешним временам. Осри, ты не против?
      - Спасибо, - ответил тот механически-вежливо, - но я, пожалуй, лучше пойду.
      - Мой сын так и не научился любить оперу, - сказал Омилов. - Возможно, нам лучше отложить ее до другого раза...
      - Нет, папа. Я правда хотел бы отдохнуть, - сказал Осри и вышел.
      Омилов подавил вздох. Монтроз поколдовал с пультом, свет померк, дальняя стена лазарета дрогнула и исчезла, сменившись панорамой звездного неба. Картина двинулась вниз, и вместе с мощными, полными скорби звуками увертюры Тамильского в поле зрения показалась пылающая планета.
      "Велликор, - подумал Омилов. - Спустя шесть столетий все еще мертвая планета. Сколько таких добавилось за последние недели?"
      А потом он забылся, захваченный историей Прерогата Сингха, который в нарушение клятвы передал Лишенному Лица анафему Верховного Фаниста Габриэля - анафему за зверства на Велликоре. Драматическое отречение Сингха от присяги и его самоубийство привели к изоляции Панарха от его сторонников, низвержению и смерти.
      Начался первый акт. Загремели трубы, исполняя музыкальную тему Сингха.
      Ивард вдруг шмыгнул носом, и Монтроз взмахом руки остановил изображение.
      - Что с тобой, Ивард?
      "Он действительно встревожен", - подумал Омилов.
      - Нет, ничего. Извини. Я, наверное, задремал, а потом услышал эту музыку и решил... - Ивард вытаращил глаза на голограмму. - Это же Прерогат Сингх!
      Теперь настал черед удивляться Омилову.
      - Ты знаешь "Трагическую историю" Тамильского?
      Если не считать бесконечных вальсов, которые Монтроз играл для паренька, когда тот просыпался от кошмарных снов, Ивард до сих пор, казалось, не проявлял никакого интереса к музыкальной коллекции Монтроза.
      - Тамильского? Нет, такого не знаю, но Сингх был одним из самых знаменитых Невидимых, и мне нравятся... - Он осекся и ссутулился.
      Монтроз рассмеялся - судя по всему, он понимал, что происходит.
      - Говори, Рыжик.
      Ивард недоверчиво покосился на Омилова, словно ожидая насмешек.
      - Нет, мне правда нравятся "Невидимые". Я собрал почти сто серий. - Он ухмыльнулся. - С теми трофеями, что у меня из дворца, мне, может, даже удастся раздобыть первую серию. Ее снимали в двести сорок восьмом, почти семьсот лет назад.
      "Значит, Осри не ошибался, они в самом деле ограбили дворец, - подумал Омилов. - Что ж, учитывая обстоятельства, их некому в этом упрекнуть".
      - Боюсь, я не знаком с этими "Невидимыми", - произнес он вслух. - Что это такое?
      - Это такой сериал, - не без удивления ответил Ивард. Он махнул рукой в сторону экрана. - Эта музыка вроде той, на чипах.
      Омилов даже не пытался скрыть удивления.
      - Сериал, идущий больше семисот лет? Должно быть, неплохой, если так. И уж во всяком случае, лучшей музыки они выбрать не могли бы.
      - Нет, правда, здоровский! - воскликнул Ивард. - Другие надо мной смеются - ну, иногда, но Грейвинг говорит... - Он осекся с застывшим взглядом.
      - Я бы с удовольствием посмотрел что-нибудь из твоих сериалов, Ивард, - сказал Омилов, чтобы отвлечь паренька. - Я никогда особенно не интересовался ими, но это недостаток скорее мой, нежели этой формы искусства.
      Ивард зажмурился и потер глаза, словно пытаясь стряхнуть воспоминание. Потом недоверчиво поднял взгляд.
      - Правда?
      Гностор вдруг понял, что мальчик, возможно, видит его в пугающей ауре, порожденной расхожими представлениями об Академии Архетипа и Ритуала.
      - Правда. У тебя есть серия про Сингха?
      - Ой, да, одна из самых классных.
      - Тогда, возможно, тебе будет интересно посмотреть часть этой оперы. А я потом посмотрю твой чип, так что мы сможем сравнить то, как эти две формы искусства обращаются с историей.
      - Ух ты, здорово. Ничего, если я спрошу у вас?
      - Конечно, спрашивай.
      Монтроз, улыбнувшись такому повороту беседы, протянул руку, чтобы включить воспроизведение, но застыл, когда Ивард заговорил снова.
      - Ну, я правда хотел спросить... только не про оперу. - Он подался вперед, смешно растопырив локти. - Брендон говорил, вы шевалье, значит, вы тусовались в Мандале, да?
      Омилов улыбнулся.
      "Тусоваться". Очень точное определение для многих при дворе".
      - Да, некоторое время.
      - А Прерогата вы видали?
      Омилов удержался от смеха. Каждый день, в зеркале. Потом он ощутил легкую грусть. Разве сейчас это имеет значение? Он вдруг понял, что возможность при необходимости авторитетно говорить с абсолютным правителем Тысячи Солнц служила ему опорой в жизни. Теперь он лишился и этого.
      - Ну, Ивард, ответить на этот вопрос не так легко. Ты ведь не знаешь, что тот или иной человек служит Прерогатом, пока он не уйдет с этого поста. Конечно, я был знаком с несколькими бывшими Прерогатами после того, как они оставили свою должность, в силу тех или иных причин раскрывшись, но никого, пока их деятельность оставалась скрыта. Так что, отвечая на то, что, мне кажется, действительно хотелось тебе узнать, скажу: между Тайным Прерогатом и любым другим человеком нет никакой внешней разницы.
      - Значит, все и правда как в "Невидимых". Всякие гады так и не знают, пока не станет поздно!
      - Вот именно. Так что, смотрим дальше?
      Ивард молча кивнул, он снова откинулся на спинку кресла, и Монтроз включил воспроизведение. Время от времени он продолжал поглядывать на юного рифтера. Поначалу Ивард ерзал на месте. Постепенно музыка захватила паренька, и к финалу арии Отречения к удивлению и даже радости своей Омилов увидел на глазах у Иварда слезы. Он вспомнил, что рассказывал Осри о прошлом этого паренька.
      "В упорядоченном мире Панархии для этой души не нашлось иного места, кроме как среди грубой рабочей силы. Здесь, по крайней мере, у нее есть место для роста - никто не пытается сломать его".
      Впервые Омилов начал в полной мере осознавать ту огромную, никем не изученную роль, которую рифтерская культура играет в жизни Тысячи Солнц.
      "Но уже слишком поздно. Мы отвергли их, и они стали орудием в руках нашего злейшего врага".
      На голограмме тем временем умирающий Макклом Сингх лежал перед Изумрудным Троном. На троне Лишенный Лица - по обыкновению его роль исполнял актер в маске, лишавшей лицо очертаний, - бессильно съежился, осознав свое поражение. Ивард едва сидел, совершенно захваченный действием; лицо его сияло от возбуждения и печали, которые всегда пробуждает настоящая трагедия.
      "Но не все, - решил Омилов, - Душа этого мальчика не пережила бы общения с теми, кто вступил бы в союз с Эсабианом".
      В первый раз, несмотря на неудачный разговор с капитаном, в нем затеплилась надежда, что они еще могут спастись с Сердцем Хроноса.
      18
      Нам страшно, нам страшно. Мне непонятен ваш страх.
      Мы боимся распада стаи-Телварна, ибо для эйя распад стаи исчезновение.
      Снова повторяю вам: то, что для эйя - исчезновение стаи, для людей исправление, так же как исправление для эйя может означать исчезновение людей. Каждый из собрания, которое вы называете стаей, уйдет, чтобы вступить в другие собрания, и это для нас исправление. Снова повторяю: "Телварна" не настоящая стая.
      Но Вийя - ее мыслемир, а те, кто внутри металлической пещеры, - члены ее стаи.
      Я слышу, как слышат эйя, но я не мыслемир. У людей нет мыслемиров.
      Нам страшно.
      Снова повторяю: мне непонятен ваш страх.
      Слова, которые мы праздновали, несут образы, способные меняться. И мы страшимся, ибо мы вступаем в хаос, у которого нет центра.
      Мы приближаемся к собранию людей, которое называется Рифтхавен. Я слышу ваш страх и советую вам уйти в свой мыслемир. Празднуйте слова, которые вы узнали, но не забывайте и о моем смятении. Снова спрашиваю вас: в мыслемире одна стая или много?
      Вийя почувствовала выход эйя; они уже начали впадать в спячку. Она закрыла глаза, глубоко дыша. С каждым разом контакт давался ей все легче, но даже так он все еще заканчивался головокружением, стоило ей проявить хоть немного неосторожности.
      Она открыла глаза. Поперек ее койки лежал, глядя на нее, Люцифер. Она коснулась его, пробуя его эмоции. Он был голоден.
      Вийя нажала клавишу, отворяя люк, и он выбежал из каюты, только хвост мелькнул.
      Она встала и прошла в помещение эйя. Температура упала до уровня верхних пещер в сезон спячки. Эйя свернулись клубочками, прикрывшись шелковистыми попонками из тонкой металлической проволоки. Глядя на их маленькие застывшие тельца, она пыталась понять, почему они не ответили на ее вопрос об их мыслемире. До сих пор они говорили о нем как о едином целом.
      Она представляла себе их мыслемир как своего рода аналог ДатаНета, объединяющий все разумы их мира. Чего она до сих пор не знала точно - так это того, какую роль играет в стае самец - не считая, разумеется, просто репродуктивной. Ей было известно только, что самец не шевелится, не разговаривает и что за ним ухаживают самки.
      Собственно, это походило на обратное отображение схемы стай, известной еще по Земле: маток и слуг. Впрочем, они почти не делились информацией о своей структуре. Они были самками и в свое время должны были родить самок же - за исключением тех редких случаев, когда одну из них выбирали для того, чтобы она родила самца. Последнее качество, насколько понимала Вийя, ценилось очень высоко, хотя, судя по всему, самка погибала после родов.
      Она хмуро смотрела на съежившиеся тельца, вспоминая, как те в первый раз обратились к ней, используя мужской эпитет. Они понимали ее должность капитана как особи, определяющей судьбу остальных и способной общаться с ними на уровне сознания. Но непонятно было, выполнят ли их самцы аналогичную функцию.
      Что, если самцы эйя являются центром мыслемира каждой стаи? Из этого следует...
      "Конкуренция между стаями. А это значит, что целью миссии этих двоих является сбор информации, способной дать их стае преимущество".
      Занятно. Мысль, заслуживающая дальнейшего рассмотрения.
      Она проверила ящик с растущим в нем мхом. Все в порядке. Бортовой компьютер вполне справлялся теперь с поддержанием в этом помещении заданного режима. Жаль, что они не способны взаимодействовать с компьютером самостоятельно. Как и можно было ожидать от расы телепатов, письменность у них отсутствовала.
      "А тут еще люди запутывают их своим квазирелигиозным запретом на машины с искусственным разумом".
      Досада на различия, мешающие расам понять друг друга, мелькнула в ее голове, когда она погладила пальцами тонкую, как паутина, вязь, сплетенную эйя. Она узнала в рисунке стилизованные очертания "Телварны" и переплетенные с ней фигуры, которые вполне могли быть человеческими, но причем здесь огненные языки и другие символы, она не знала.
      Она огляделась по сторонам. Температура продолжала понижаться, и кожа делалась менее чувствительной. Она уже видела свое дыхание: белое облачко крошечных замерзших капель, медленно таявшее в воздухе.
      Пора уходить.
      Пора.
      Она вышла, бросив взгляд на часы. Скоро выход - момент, до которого все просчитано. Что будет после - покажет время.
      Она посмотрела на Сердце Хроноса, потом взяла его в руки, стараясь не обращать внимания на неприятную дурноту от полного отсутствия у него инерции. Она рассчитывала провести это время с эйя в последней попытке разгадать тайну этого предмета, но те были уже вне доступности. Она могла вызвать их из спячки, но все равно им требовалось некоторое время на то, чтобы привести себя в дееспособное состояние.
      Так или иначе, это ни к чему не привело бы: в меру своих возможностей они установили, что у этого оружия отсутствует важная составная часть. Она опустила Сердце в карман, ощущая на бедре непривычный вес.
      Еще взгляд на часы.
      Теперь полагалось бы спланировать следующий переход и обязанности команды на это время, вот только переход этот она совершит одна, если не считать эйя и троих пленников: астрогатора, которого она может заставить работать, старика, которому известно про Сердце Хроноса что-то такое, чего он ей не расскажет, и Брендона нур-Аркада... нет, он ведь теперь лит-Аркад, верно? Просто Маркхем так часто произносил эти слова: Брендон нур-Аркад.
      На мгновение она позволила воспоминаниям завладеть ее мыслями.
      "Бренди говорил..." "...мы с Брендоном нур-Аркадой задумали..."
      "Я тогда думала, Аркад обращался спутником вокруг солнца - Маркхема. Кажется, Маркхем тоже так считал".
      Она чуть улыбнулась.
      "Если я не ошибаюсь, я использую звезду этого Аркада, чтобы осветить мой родной мир".
      Это был хоть какой-то, да план. Лучше план, чем его отсутствие, а то... Жалость - иллюзия.
      Жалость была также одной из эмоций, которые она называла ножами без рукоятки. Она никогда не понимала этого до тех пор, пока не повстречала Маркхема, и ее поразило, как они затеняют его разум в самые неожиданные моменты. Они много говорили о человеческих реакциях и эмоциях. Вийя так старалась понять их, что порой ей казалось, они окрашивают и ее собственные мысли.
      Но желать, чтобы то или иное действие никогда не происходило - это казалось ей тупиковой мыслью.
      Поэтому она убила эту мысль и пошла на мостик готовиться к выходу из скачка. Она сказала Локри, что сама свяжется с братом Жаима.
      СИСТЕМА БЛАДКЛОТ:
      РИФТХАВЕН МИНУС ДВЕ СВЕТОВЫХ СЕКУНДЫ
      Он не знал этой женщины: лет восьмидесяти, невысокая, коренастая, с открытым, интеллигентным лицом. Она была одета в незнакомый ему наряд, состоявший из черной рясы с длинными рукавами и высоким, жестким белым воротником. У него даже мелькнула мысль, сколько времени у нее уходит на облачение.
      Он понимал, что спит, так что обратился к ней не без иронии, порожденной осознанием этого:
      - И где я нахожусь? А вы кто такая?
      - Это Дезриен, - отвечала она. - И ты призван.
      * * *
      Мандрос Нукиэль открыл глаза и сел. Подумал немного, усмехнулся невесело и опустил ноги с койки на палубу. Откликаясь на его движение, в изголовье сразу же вспыхнул неяркий свет, оставлявший в тени большую часть капитанской каюты. Единственным звуком был тихий шелест тианьги; слабый-слабый ветерок гладил его по лбу.
      С минуту он сидел не шевелясь. Возможно, в этом сне не так уж и много удивительного. При той работе, которую он избрал для себя, любое изменение уже желанно. "Мбва Кали" патрулировал непосредственно за пределами резонансного поля Рифтхавена с целью перехватывать покидающие рифтерскую обитель суда. До сих пор им не попалось ничего, кроме мелочи, не имеющей ни малейшего представления о планах Эсабиана, равно как о сверхсветовой связи. Единственное, чего удалось от них добиться, - это набранных на Рифтхавене слухов о продолжающемся под ударами Эсабиана развале Панархии и о зверствах его союзников-рифтеров.
      Мандрос Нукиэль застонал и вцепился обеими руками в волосы. Это было совершенно невыносимо: сидеть здесь без дела, в то время как уничтожалось все, что наполняло его жизнь смыслом. Сразу же, как они заняли здесь боевую позицию, он отправил курьера на Арес - если, конечно, главная база Флота не была обнаружена и уничтожена силами Эсабиана. Однако ответ мог прийти только через много дней - и он мог свестись к приказу продолжать делать то, чем он занимается. Приказы Нг, деликатно поданные в виде предложения, были абсолютно разумны - отчего, впрочем, выполнять их было не легче.
      Он подошел к пульту и вызвал на экран настройку тианьги. Как он и думал, проклятая Телосом машина снова перестроилась на нижнесторонний режим, начав весенний цикл с его повышенной ионизацией, падением атмосферного давления и постоянно меняющимся ветром; все преувеличенное по сравнению с обычными для орбитальных поселений тонкими нюансами климата. Он набрал новый код, перепрограммировав тианьги на режим орбитального поселения.
      Потом он нажал еще несколько кнопок, вызвав на экран распорядок дежурств по системам жизнеобеспечения.
      "Значит, Эмильтут, да? Ну что ж, завтра мы покажем ему где раки зимуют; а пока можно еще поспать".
      И чтоб никаких больше бредовых сновидений.
      Он заснул, едва коснувшись головой подушки.
      * * *
      Стоял весенний полдень на орбитальном синке Ференци. Светившее у оси вращения искусственное солнце почти достигло максимальной яркости. Стоя на балконе башни Крианы, Нукиэль мог разглядеть далеко на севере точно такую же башню Летерии, вонзавшуюся в небо под углом в 120 градусов к его собственному положению; там уже наступил вечер. Башня Меллифера скрылась в облаках, верхушки которых привычно изгибались запятыми от обращения воздуха.
      Рядом с ним стояло еще несколько человек. Он не узнал их. Один из них, стройный молодой человек, стоял повернувшись к нему спиной, но осанка безошибочно выдавала в нем высшего дулу; другой был явным атавизмом бледная, веснушчатая кожа и рыжие волосы. Двое были вообще инопланетянами, чей вид внушал ему ужас, хотя он и не знал, почему. Лиц остальных он разобрать не мог. Они стояли на самом краю Общественной зоны, огромного зеленого луга, поросшего дикими цветами, на котором раз в три года проходил Большой Сабантуй. Никто не произнес ни слова; все стояли, поглощенные в собственные мысли.
      Нукиэль потянулся; легкий ветерок донес до него аромат апельсиновой рощи. Приятно оказаться дома. И тут, пока он оглядывался по сторонам, невероятно громкий звук - не лишенный мелодичности, но все равно устрашающий - швырнул его на колени. Он зажал уши руками, но это не помогало. Звук не прекращался, пронизывая его насквозь до тех пор, пока ему не показалось, что грудная клетка его вот-вот не выдержит и сомнется, а плоть отделяется от костей. Тогда звук смолк, не оставив за собой даже эха.
      Его охватили тошнота, потеря ориентации, а потом и ужас, когда он понял, что находится в невесомости. Он пытался уцепиться за траву, но руки не повиновались ему, а паническое барахтанье швырнуло его в воздух. Взгляд его метнулся к южному полюсу. Водопад падал отвесно вниз! Невероятно, но Ференци остановил вращение, и тем не менее синк не развалился.
      Потом солнце мигнуло и погасло, погрузив поселение в зловещий полумрак, не позволявший различить цвета и краски. Затаив дыхание, Нукиэль смотрел, как туман на краю Общественной зоны свивается в светящиеся человеческие фигуры. Он узнавал их: его покойный отец, учитель из начальной школы, погибший в дорожной аварии, и другие. Многие были ему незнакомы, но, судя по выражению лиц стоявших рядом с ним живых людей, их узнавали те.