Как объяснить, что я не решаюсь взять ребенка в ту опасную среду, из которой сама постараюсь уйти как можно скорее?
      Сделав лицо безразличным, Фиэрин сказала дипломатически:
      - Обойду их еще раз.
      Три часа спустя она с пульсирующими висками встала в очередь на транстуб. Она задержалась на два часа против своего обычного времени: в приюте все время возникали какие-то проблемы, и все добровольцы помогали их улаживать.
      Стоя в толпе на остановке, она старалась не слушать разговоров, которые на сердитых, повышенных тонах велись вокруг нее, но вдруг услышала свою фамилию.
      - ... и не одного Кендриана - их всех бы надо судить. Все рифтеры проклятые убийцы.
      Это они о Джесе! Фиэрин украдкой бросила взгляд на говоривших - это были две женщины-поллои неопределенного возраста, с лицами, побуревшими от ультрафиолетового излучения.
      - Но те рифтеры, которые были с Кендрианом, помогли Эренарху.
      - Так ведь недаром - они разграбили Мандалу! А он сидел и смотрел на это.
      - Мисса! Он как-никак Панарх.
      Вторая женщина смутилась:
      - Я ничего не хочу сказать плохого про Его Величество, но их капитан другое дело. Темпатка и должарианка в придачу. А эти маленькие выжигатели мозгов, которые всегда при ней? Говорят... - Заметив, что Фиэрин смотрит на них, женщина демонстративно отвернулась и понизила голос до шепота.
      Расстроенная Фиэрин тоже отвела взгляд. Нервная обстановка портит ее манеры - но она уже не впервые слышит речи такого рода. Новости тоже раздувают роль рифтеров в войне. Зачем? В кого они метят - в Джеса, в Панарха или в них обоих? Она достаточно разбиралась в семиотике, чтобы понимать, что многозначность - самая сильная черта символических средств информации.
      Со свистом сжатого воздуха подошла капсула, но когда ее двери открылись, взорам ожидающих представилась плотная человеческая масса, голоса из которой раздраженно оповещали, что места больше нет.
      Кто-то один протиснулся к выходу, чуть не выпав на платформу, двое попытались влезть в капсулу. Один добился своего, несмотря на крики и ругань, другого, хилого юношу, выпихнули назад. Двери закрылись, и капсула исчезла. Юноша поднялся на ноги под злорадные ухмылки очереди.
      Следующая капсула тоже пришла полная, но половина пассажиров вышла. Людская волна внесла Фиэрин внутрь. Сесть, разумеется, было негде. Люди сидели по трое на скамейках, рассчитанных на двоих. Фиэрин втиснулась позади сиденья, чтобы видеть ближайший экран с обозначениями остановок.
      Кто-то толкнул ее так, что она чуть не перелетела через спинку и с трудом удержалась. К ней прижималась какая-то женщина - ее влажная одежда касалась руки Фиэрин, и разило застарелым потом. Фиэрин отвернулась в другую сторону и тут же вдохнула пряные запахи чьей-то недавней трапезы.
      Фиэрин стиснула зубы, борясь с тошнотой и диким желанием пробиться к выходу.
      Она не смела ни шевелиться, ни даже дышать. На Аресе уже случались драки из-за нетерпимости Дулу к давке, и были смертные случаи.
      Еще четыре остановки, твердила она себе, закрыв глаза.
      Держись. Держись.
      И она держалась все эти остановки, хотя давление толпы еще усилилось и ее больно прижали боком к спинке сиденья. Только втянула в себя воздух - и напрасно, потому что ее сразу одолело удушье. "Здесь же дышать нечем!" вопило все ее естество, вопреки доводам мозга.
      Когда капсула остановилась снова, Фиэрин закричала:
      - Выхожу!.
      Она не успела устыдиться своего визгливого голоса: люди вокруг раздались и выдавили ее наружу, как содержимое пищевого тюбика.
      Капсула сразу отошла, и Фиэрин врезалась в очередь ожидающих. Их тихие, музыкальные голоса привели ее в чувство - почти все здесь были Дулу. Двое-трое даже показались ей знакомыми, но отвели глаза, видя ее в столь плачевном состоянии.
      Повинуясь импульсу, Фиэрин бросилась бежать и остановилась только в каком-то парке, перед недавно построенной Галереей Шепотов.
      Медленно вдыхая свежий воздух, Фиэрин прошла прямо к скромному входу. Плющ и деревья полностью скрывали изящное здание из цветного стекла и зеленовато-серого сплава.
      Она вошла, и прохладный воздух омыл ее разгоряченное лицо. Прислонившись к увитой плющом стене, она заставила себя дышать спокойно. Тианьги веяло успокоительными ароматами нижнесторонней ранней весны: дождем, лугом, облаками и распускающимися цветами.
      И простором. Казалось, что она, снова выйдя наружу, увидит перед собой бескрайние горизонты планеты, а не замкнутые кривые линии онейла.
      Тихий шепот позади побудил ее двинуться с места, и она свернула наугад на одну из дорожек, но та скоро уперлась в зеркало.
      Фиэрин опешила, увидев свои растрепанные волосы, искаженное стрессом лицо и помятое платье. Взяв себя в руки, она выпрямила спину, распустила волосы, собрала их в прическу, вытерла ладони о корсаж и снова оглядела себя. С помятым зеленым платьем ничего уже не поделаешь, но серые глаза утратили свое дикое выражение, темные волосы лежали аккуратно, и смуглая кожа разгладилась.
      Она отвернулась, и другое зеркало встретило ее светлыми бликами; с третьей стороны стена воды падала ниже ее ног. Свет, стекло, зеркала, мягкие перистые ветки висячих, оплетающих все растений вели ее в глубину лабиринта.
      И всюду звучали голоса, идущие непонятно откуда. Вскоре Фиэрин перестала понимать, где на стенах отражения, порой умноженные хитроумными зеркалами, а где другие посетители, видные ей сквозь стекло. Снова повинуясь импульсу, она села на скамейку под цветущим деревом и прислонилась головой к мшистому стволу.
      Импульс... Теперь она снова владела собой и могла разобраться в лабиринте собственных ощущений. Импульс? С каких это пор она стала действовать не подумав?
      Да еще теперь, когда опасность подстерегает ее во сне и наяву... Недавняя паника вернулась, но Фиэрин сжала руки и поборола ее.
      Действительно ли это импульс? Я с самого детства не действовала необдуманно - почему же теперь начала? Не раскинул ли кто-то незримый невод, чтобы привлечь ее сюда?
      Мимо, шурша сандалиями, прошел один человек, потом другой. Фиэрин их не видела, но миг спустя на стеклянную стену легли цветные блики, и в зеркалах что-то отразилось.
      - ... просто ужасна, - произнес женский голос непонятно откуда. Кажется, она искренне верит, что интерес Джареда к ней продлится после прибытия курьера с Мориги.
      Мужской голос язвительно ответил:
      - Не печально ли, что кто-то еще пытается удержать Джареда бан-Ронеску?
      Чуть ближе зазвучал третий голос, критикующий вечер, данный накануне Архонеей Хуланна. Фиэрин тихонько перешла через мостик над быстрым голубым ручьем, отвела нависшие ветки и снова уперлась в зеркала.
      - ... Если новый Панарх захочет жениться...
      - Забавно было бы посмотреть.
      Прохладный лабиринт из стекла и зелени поглощал Фиэрин, угощая ее новыми обрывками сплетен. Однажды она даже забыла о своих проблемах и пошла следом за двумя молодыми людьми, говорившими о Тау. Но она свернула не в ту сторону, и голоса внезапно смолкли.
      Затем в стекле отразились лица двух женщин.
      Чистый ароматный воздух и падающий ровными углами свет возвращали покой и телу и уму.
      Успокоившись окончательно, Фиэрин поняла, что уже не впервые видит одну из фигур, грациозную и чем-то знакомую. Заинтригованная - и напуганная, потому что в совпадения она верила не больше, чем в импульс, Фиэрин попыталась последовать за ней, но разглядела только каштановые, искусно уложенные волосы и бледно-сиреневый шлейф платья.
      Фиэрин отыскала один из пультов, неприметно расположенных вдоль дорожек, нажала на единственную клавишу и, ведомая голубым огоньком, вернулась к выходу.
      Пора возвращаться на яхту Тау. Она и так запоздала - вдруг Фелтон уже ищет ее?
      При этой мысли у нее вырвался нервный смешок. Как же плохо она владеет собой на самом деле!
      Чей-то голос позади произнес:
      - Я увижу вас на регате Масо сегодня вечером?
      Фиэрин невольно вздрогнула, но заставила себя обернуться медленно, с безмятежным лицом.
      - Леди Ваннис!
      Ваннис Сефи-Картано была ниже ее ростом, но безупречная осанка придавала ей статности. Теплые карие глаза, затененные густыми ресницами, высокий гладкий лоб, чуть юмористически выгнутые брови, идеально изваянный рот - все дышало добротой.
      Фиэрин, поклонившись, изобразила вежливую улыбку.
      - У меня был очень долгий день в приюте. Не знаю, право.
      Ваннис, пристально посмотрев на нее, повернулась боком, указав маленькой рукой в сторону озера.
      - Давайте прогуляемся немного, Фиэрин. Мы почти не разговаривали со времени недавних событий.
      Фиэрин вспомнила, что действительно очень редко виделась с Ваннис после того ужасного дня, когда заговорщики руководимые Тау, попытались отнять власть у Брендона лит-Аркада. Ваннис не было при этом: поговаривали, будто сам Брендон удержал ее, но всей правды не знал никто. Знали только, что ни его, ни ее не было и на балу, где все и началось, а после Брендон почти сразу отправился спасать своего отца на Геенну, Ваннис же уединилась у себя на целую неделю (по болезни, как объявляла всем ее горничная). Появившись вновь, она заняла в свете свое старое место, хотя много толковали о том, каким будет ее положение теперь, когда Брендон стал Панархом.
      - В Галерее Шепотов я нахожу приятное отдохновение, - промолвила Ваннис, идя рядом с Фиэрин. Та кивнула:
      - После всех этих толп там...
      У нее сжалось горло - еще слово, и она собьется на визг, Фиэрин стиснула зубы. Ну почему она не может держать себя в руках?
      Зато Ваннис представляла собой саму учтивость, изукрашенную блестками остроумия.
      - Она очень похожа на Галерею Монтесьело, где я выросла. Меня чарует идея вечно изменчивого лабиринта, который никто не может изучить до конца. - Она улыбнулась. - Это самая лучшая из детских игр, но со взрослым риском.
      Перемена темы придала Фиэрин уверенности.
      - Я в ней впервые. Люди там действительно говорят откровенно?
      - Да, говорят. Одних новизна ощущения говорить то, что думаешь, приводит в восторг, для других это облегчение. Но в игре должны быть ставки, риск, иначе она не привлекает.
      "А мне вот не с кем поговорить. Я не посмею", - подумала Фиэрин, и у нее снова сжалось горло.
      Ваннис, как ни странно, этого не замечала. Глядя на спокойное озеро, ставшее оловянным в тускнеющем свете, она сказала:
      - Рассказывают, будто эта идея берет начало на Утерянной Земле. В некой стране во всех домах были подслушивающие устройства, поэтому люди, когда желали поговорить о политике, отправлялись гулять - а климат там был очень холодный. В иные дни случались такие холода, что звук свободно передавался по воздуху, и люди слышали шепот тех, кого видели только издали. На Монтесьело модно было говорить только о личном и о политике, и это было довольно скучно. Здесь, думаю, будет по-другому.
      Фиэрин сделала глубокий вдох:
      - И риск увеличится, не так ли?
      - Совершенно верно, - улыбнулась Ваннис. - Человеческая натура никогда не перестанет меня удивлять. Это наше стремление к риску... к некоторым его видам по крайне мере.
      Нервы Фиэрин, натянутые до боли, внезапно онемели.
      - В Галерее, - продолжал журчать превосходно поставленный голос, риск только развлекает, поскольку защищен анонимностью. Но ведь риска, вызванного отсутствием конфиденциальности, в нашей повседневной жизни и без того достаточно, вы не находите?
      Фиэрин помимо воли впилась в Ваннис глазами.
      Ответный взгляд, усиленный искусственными средствами, был проницателен, но в очертаниях прелестного рта не чувствовалось ни торжества, ни злобы. Маленькая тонкая рука подхватила Фиэрин под локоть.
      - Моя вилла вот здесь, за холмом. Пойдемте поболтаем и выпьем чего-нибудь горячего.
      Со струйкой юмора, просочившейся из глыбы льда, в которую превратились ее сердце и разум, Ваннис Сефи-Картано отметила, как старательно молодая женщина, рядом с ней избегает всяких упоминаний о заговоре и его последствиях.
      Фиэрин делала это по доброте душевной, которой Ваннис мысленно воздавала должное. Попытка переворота получила слишком большую огласку, чтобы ее скрыть. Только Тау Шривашти, которому все нипочем, способен отвечать на пересуды язвительными замечаниями и небрежными жестами. Тех, кто сам никогда бы не осмелился столь открыто бороться за власть, восхищает легкость, с которой он принимает свое поражение.
      Для большинства заговорщиков неудавшийся заговор и правда будто рядовой проигрыш - ведь им оставили их титулы, их значительные состояния, и даже их положение в свете осталось прежним.
      Но для Ваннис, новичка в политике, притом совершенно не подготовленной к скромной участи титулованной вдовы, поражение означает полную перемену ориентации.
      Она удалилась от света. Порой она еще появляется в нем - всегда в узком кругу и с какой-нибудь определенной целью - и встречается с бывшими заговорщиками, обмениваясь с ними улыбками и поклонами. Отстраненная учтивость Тау и колючий юмор Гештар дают ей понять, что она сама не сознает величины краха, который претерпела. Но это неправда, и она расценивает эту их убежденность как еще одно орудие в своем растущем арсенале.
      - Галерея Шепотов на Монтесьело была точно такой же, как эта? спросила Фиэрин.
      - Стекло и зеркала такие же, но растения совсем другие, и здесь нет великолепной мозаики, на укладку которой ушло около ста лет... - Ваннис всю жизнь готовили к светскому поприщу, и теперь она могла без напряжения говорить о пустяках, подмечая в то же время стесненное дыхание своей спутницы, думая о другом и составляя новые планы.
      Девочкой она постоянно бродила по кристальным дорожкам Галереи Шепотов, смотрела на переменчивые переливы мозаики, следила за людьми в зеркалах и практиковалась в умении читать по губам - искусство, на изучении которого настаивала ее мать и в полезности которого Ваннис убедилась на опыте - и прислушивалась к разговорам, пока не научилась воспринимать все это как единое целое, для которого мелкие отличия в стенах и коридорах уже не имеют первостепенного значения.
      В этой Галерее, как выяснилось, все обстояло точно так же. Разгадывать, кто что говорит, было для нее не слишком интересно. Обычно она просто слушала разговоры, но сегодня ей явилось привидение в помятом платье, убегающее от собственных призраков.
      В личном гроссбухе Ваннис Фиэрин лит-Кендриан числилась среди кредиторов. За всю жизнь только два человека сделали Ваннис бескорыстное предложение. Отблагодарить Фиэрин было в ее силах - и Ваннис предупредила ее, что Архон Торигана намерен сделать из ее брата козла отпущения. Ваннис была уверена, что Тау это от Фиэрин тщательно скрывает.
      Но, сделав это, она не до конца рассчиталась с долгом - кроме того, ей хотелось разгадать причину страха, который Фиэрин скрывал под тонким покровом учтивости.
      Это, конечно, как-то связано с Тау. Быть может, Фиэрин ему наконец надоела? В юности Ваннис сама испытала на себе утонченную жестокость его нрава.
      - Вот мы и дома, - сказал Ваннис, ступив на узкую дорожку к своей вилле. - Там никого нет, кроме моей горничной, да и ее можно отпустить.
      Они вошли в будуар Ваннис. Серебристые глаза Фиэрин блуждали по комнате, ничего не видя.
      - Я лучше пойду, - сказала она с почти судорожной улыбкой, утратив всякий контроль над собой. - Я и так уже опаздываю. Тау будет беспокоиться.
      Ваннис, взяв ее трепещущие руки в свои, решила рискнуть немного.
      - Мы с Тау старые друзья. Ступайте-ка в ванную - она вот там - и смойте с себя дневные заботы, а я скажу ему, что от ваших трудов вам нездоровится и вы прилегли отдохнуть у меня. Он не станет возражать - он ведь знает, что здесь с вами ничего плохого не случится.
      У Фиэрин перехватило дыхание, и это сказало Ваннис, что та поняла ее правильно: Ваннис не имеет никакого политического статуса, а значит, не станет втягивать Фиэрин в заговор против Тау.
      - Ступайте же, - улыбнулась Ваннис. - Я пошлю ему гол оком.
      Она подошла к пульту, включив почтовый экран. Ее решительность приободрила Фиэрин, которая направилась в ванную. Ваннис воспользовалась случаем, чтобы немного затемнить окна в комнате - это создавало ощущение безопасности и располагало к интимности.
      Фиэрин вернулась румяная, с влажными волосами, красиво падающими на хозяйский шелковый халат. На низком столике уже ждал серебряный сервиз. Ваннис оставила гореть только один светильник, и тианьги работало в режиме "зимой у камина", создающем тепло и комфорт.
      Пока Фиэрин, запинаясь, излагала историю своего ужасного дня, Ваннис занималась медленным процессом приготовления горячего шоколада, молча слушая свою гостью и лишь изредка вставляя сочувственные замечания.
      Когда Фиэрин дошла до посещения Галереи Шепотов, Ваннис поставила перед ней на блюдце фарфоровую чашку с золотым ободком.
      - Я видела вас, - сказала Фиэрин, осторожно беря хрупкую чашечку, - но ведь там никого нельзя позвать, правда? И мы чисто случайно вышли оттуда в одно и то же время?
      Голос ее снова дрожал и прерывался, и Ваннис, наблюдавшая за ней поверх собственной чашки, увидела неприкрытый ужас в ее глазах.
      - Я ушла оттуда под влиянием импульса, - улыбнулась Ваннис.
      Глаза Фиэрин закрылись на бесконечно долгое мгновение. Когда она открыла их снова, они смотрели пристально.
      - И часто вы поступаете вот так, импульсивно?
      Ваннис помолчала, склонив голову набок, - ее заставил задуматься не вопрос, а страх, который скрывался за этими порывистыми словами.
      - Разумеется, - спокойно, с ноткой юмора ответила она. - Искусство жить включает в себя внезапные решения удавить, возбудить любопытство. Но для принятия такого решения человек должен быть свободным, - медленно добавила она.
      Ну вот, слова сказаны. Ваннис надеялась, что они не повлекут за собой поток откровений о садистских замашках Тау - сексуальные излияния всегда так неприглядны.
      В этой игре она ставила на то, что девушку мучает нечто другое. Фиэрин живет в среде могущественных людей, не страдающих излишней сентиментальностью. Тау, правда, любит юных и невинных, но забавляется с ними лишь до поры до времени, а потом устраивает им брак с учетом своей экономической или политической выгоды. Фиэрин он почему-то держит около себя значительно дольше своего обычного срока.
      Она живет с Тау, ее брат, давно уже разыскиваемый за убийство, томится в тюрьме, а ближайший сподвижник Тау затевает против этого брата процесс, якобы из самых высоких побуждений.
      Тут должна быть какая-то связь.
      В те недели, когда Брендон лит-Аркад пытался спасти своего отца, Ваннис занималась самообразованием. Она сознавала, что многого не понимает, и желала собрать вместе части головоломки.
      Ее мать затратила целое состояние, наняв ей в наставники самого искусного из придворных ларгистов. В мирных садах их имения на Монтесьело Ваннис росла, окруженная лучшими художниками, музыкантами и актерами, каких матери удавалось залучить. Она чувствовала каждый оттенок сложного языка дулуских жестов, умела читать по губам и разгадывать мимику тела. Воспитание сделало ее примадонной большого света, которой не было равных даже при дворе. Но вскоре после блистательного брака Ваннис с наследником престола мать ее пропала, отправившись в религиозное паломничество, - она, женщина, никогда не выказывавшая интереса к религии.
      Управление их семейным делом перешло к дяде Ваннис, в то время как сама Ваннис начала самую блестящую карьеру, которая только возможна для той, что не родилась в семье Аркадов.
      Теперь Семион мертв, и у Ваннис нет никакого реального положения. Вместе с Семионом она лишилась и богатства, которым распоряжалась. У нее не осталось ничего, кроме острого ума - и понимания, что мать, видимо, сознательно оберегала ее от политических реалий.
      В них-то Ваннис и пыталась вникнуть за эти последние недели. Зачитываясь далеко за полночь, а днем обдумывая прочитанное во время долгих прогулок, она старалась осмыслить, как пришла Панархия к нынешнему кризису.
      Занимаясь недавней историей, она наткнулась на одну из главных частей своей головоломки: Кириархею Илару, одно время соперницу, а затем лучшую подругу матери. Призвав на помощь детские воспоминания, Ваннис уяснила для себя два факта. Первое: смерть Кириархеи от рук Эсабиана Должарианского положила начало цепи событий, побудивших мать покинуть свет.
      И второе, еще более поразительное: вся эта тщательно продуманная система воспитания была направлена на то, чтобы сделать из Ваннис вторую Илару.
      - ... свободы нет, - говорила дрожащим голосом Фиэрин. - А значит, никто не способен действовать импульсивно. Кто-то непременно ждет и караулит за пределами твоего зрения - ждет, чтобы схватить тебя. - Она конвульсивно глотнула свой горячий шоколад и обожглась.
      - Не спешите, дитя мое. Я сама его готовила - его следует смаковать.
      Фиэрин в который раз сделала знаменитое усилие взять себя в руки, и шейные мускулы Ваннис напряглись из солидарности.
      - Он восхитителен. - Фиэрин послушно пригубила напиток, закрыла глаза и сделала еще глоток.
      Ваннис подавила вздох при виде этой мужественной попытки. Пора попробовать другую тактику.
      - Это интересный предмет для размышлений - насколько мы импульсивны на самом деле. Полагаю, что если мы начнем разбираться в мотивах каждого своего шага, то за самыми простейшими действиями обнаружится подсознательная пружина.
      Фиэрин выразила согласие судорожным кивком. Ваннис не торопясь отпила из чашки. Шоколад был мягок и густ, с едва уловимым оттенком тонких специй, букет которых скрывал присутствие легкого успокаивающего средства. Зрачки необычных серебристых глаз Фиэрин слегка расширились. Интересно, ее брат столь же красив? Кто-то говорил, что да.
      А теперь настало время для исповеди.
      - Всегда неприятно обнаружить, что ты действовала - точнее, реагировала - из страха.
      - Это правда, - выдохнула Фиэрин.
      - Позвольте налить вам еще. - Ваннис взяла серебряный кувшинчик. - Я, право же, горжусь своим шоколадом. Даже голголский повар не смог бы приготовить лучше.
      Фиэрин залпом допила свою чашку и протянула ее Ваннис. Та, наливая, уловила запах душистого мыла от юной кожи и ополаскивателя для волос.
      - Есть люди, которые меня пугают. - Ваннис плавно откинулась назад, оперев подбородок на руку. - Гештар аль-Гессинав, например. Я давно уже научилась избегать всех ульшенов.
      - Кого, кого?
      - Членов змеиной секты. Они носят татуировку этой змеи на своем теле в местах ее укусов, как говорят.
      - И у Гештар есть такая? - усомнилась Фиэрин и тут же воскликнула: Да, я, кажется, видела край чего-то похожего у нее на руке.
      - Возможно. Мне говорил также, что те, кто прячет свою татуировку, наиболее опасны.
      Фиэрин затаила дыхание.
      - У Фелтона она тоже есть. Я видела ее однажды.
      Ваннис пробрало холодом.
      - Этого я не знала. Итак, их здесь двое... Интересно, знают ли они друг о друге?
      - Должны знать. Когда Фелтон присутствует на приемах, они наблюдают друг за другом. Раньше я не понимала почему.
      - Вот как. - Ваннис поднесла чашку к губам. Час от часу не легче. Фиэрин - просто комок нервов.
      Есть что-то еще, помимо Тау.
      - Здесь... - Фиэрин с прерывистым вздохом оглядела комнату. - Есть ли здесь...
      Ваннис поставила чашку и коснулась руки Фиэрин.
      - Здесь нет шпионских устройств. Я сама проверила. Я хорошо напрактиковалась в этом, будучи замужем за Семионом лит-Аркадом.
      Но Фиэрин даже не улыбнулась. Вот оно, наконец.
      - Если бы вам нужно было кое-что спрятать, - проговорила она медленно и так тихо, что Ваннис подалась вперед, чтобы расслышать, - где бы вы это спрятали?
      - Это зависит от двух условий: от кого я это прячу и что это такое.
      - Вы упомянули о Гештар... - прошептала Фиэрин.
      - Это касается вашего брата? Суда?
      Фиэрин потрясла головой, и ее лицо исказилось от горя.
      - Нет - я ничего не смогла выяснить, чтобы помочь Джесу. Фелтон... следит за мной. Нет, дело не в Джесе, это еще хуже... намного хуже. Я не знаю, что это значит, но...
      Чистое, холодное пламя триумфа вспыхнуло у Ваннис в мозгу, пробежав по мускулам к нервным окончаниям.
      - Расскажите мне все. Если я смогу, то помогу вам. Если не смогу, то так и скажу, - но вас не выдам.
      - Главное, не говорите Тау, - быстро сказала Фиэрин.
      - Будьте спокойны. Могу вас заверить, что не питаю нежных чувств к Тау Шривашти.
      Фиэрин улыбнулась вымученной улыбкой, а потом, к удивлению Ваннис, нырнула куда-то за пазуху и достала видеочип.
      - Я ношу его на себе с тех пор, как ларгист Ранор дал его мне - и погиб. Это снято на Энкаинации Эренарха. Здесь показано, как взрывается бомба и все умирают... и как Гештар, Тау и Штулафи выходят из зала перед самым взрывом.
      Ваннис показалось, что та самая бомба взорвалась у нее в голове, оставив череп пустым, как яичная скорлупа, и сердце заколотилось о корсаж.
      В дни своих раздумий она решила, что непременно займет свое законное место рядом с Брендоном хай-Аркадом. Ее от рождения готовили быть Кириархеей. С той самой ночи, которую Брендон провел с ней по дружбе и доброте, ночи, полной смеха, нежности и удовольствия, ей все больше хотелось привязать его к себе шелковыми узами.
      Он вернулся из своего похода уже не наследником, но полноправным Панархом, и та ночь больше не повторилась. Ваннис подозревала, что для него она просто светская дама, слабовольно позволившая втянуть себя в заговор. Его доброта - вот все, к чему она может воззвать.
      Но она не пошла просить у его порога вместе с сотнями других. Ей нужно было что-то, способное его заинтересовать, нужен был ключ к его доверию.
      И вот эта девушка нежданно-негаданно вложила этот ключ ей прямо в руки.
      Способность планировать вернулась в Ваннис - мысль ее работала быстрее, чем билось сердце.
      - Я знаю, что делать, - сказала она, и в глазах Фиэрин забрезжило облегчение. - Ничего пока никому не говорите. Чип оставьте у меня - если хотите, конечно, - добавила она, заметив, как конвульсивно сжались пальцы Фиэрин.
      - Но к кому я должна обратиться? К адмиралу Найбергу? Или...
      - Только к новому Панарху, и ни к кому иному.
      - Но если я попробую связаться с ним хотя бы по почте, Тау сразу узнает.
      - По почте нельзя. Он окружен шпионами, в этом вы правы. Нужно рассказать ему обо всем лично.
      - Но как мне получить у него аудиенцию? Тау сразу узнает...
      Ваннис взяла руки Фиэрин в свои.
      - Забудьте о Тау. И о чипе тоже забудьте. Ваш разговор с Брендоном состоится в самом что ни на есть общественном месте.
      - На его коронации? - округлила глаза Фиэрин. Ваннис с улыбкой погладила ее по щеке.
      - Предоставьте это мне. Я обещаю вам: у вас будет шанс, и ваша безопасность будет обеспечена.
      Фиэрин закрыла глаза, и ее лицо дрогнуло под рукой Ваннис - она так долго жила среди врагов.
      Ей придется вернуться обратно - при этом держать себя в руках.
      Ваннис с нежной заботой обняла ее обеими руками и зарылась лицом в ее прохладные, душистые волосы.
      12
      Осри Омилов, лейтенант Флота и преподаватель Школы Астрогации, придал окончательный лоск своему парадному мундиру и оглядел себя со всех сторон. Удостоверившись, что не посрамит ни себя, ни мундира, он открыл дверь и вышел. Его ум был занят событиями, перенесшими его сюда после недавней кадровой перетасовки, - его, единственного лейтенанта на вожделенной флагманской территории.
      Эта ситуация его смущала. Он отказался от звания лейтенант-коммандера, предложенного ему как спасителю наследника, - он ведь знал, что этого не заслуживает. По правде сказать, это Брендон спас его. Притом ему не хотелось увязнуть в административной рутине - ему нравилось преподавать.
      Однако привилегии все же были предоставлены ему, как близкому другу Панарха. Сначала этот титул показался Осри не менее лживым, но потом врожденная честность заставила его взглянуть на это со стороны.
      Много ты знаешь людей, которые могут поговорить с Панархом в любое время?
      С легким шоком он вынужден был признать, что его статус соответствует тому, который когда-то имел и теперь получил снова его отец. Отцовский мир всегда казался Осри очень далеким.
      Он оглянулся на свою двухкомнатную квартирку, тихую и красиво оформленную в устаревшем уже артизанском стиле; четкие линии, стекло, дерево и приглушенное освещение. Что это - изысканный вкус какого-нибудь флотского карьериста или Панарх сам постарался? По дороге к транстубу Осри пытался вспомнить, говорил ли он когда-нибудь Брендону, как ему неприятно жить в шумном коридоре и как он ценит простор, если уж о виде мечтать не приходится. Очень возможно, что Брёндон пустил в ход свое влияние.
      В любом случае благодарить Осри некого. Либо тут замешана флотская политика и разговоры о том, как ему повезло, неизбежно втянут его в эту самую политику, либо в дело вмешался Брёндон, но настолько скрытно, что не существует достойного способа выразить ему свою признательность.
      Этого, очевидно, Брендон и хотел. Осри не претендовал на то, что хорошо знает нового Панарха, но одно он знал точно: Брендон не любит благодарственных речей.
      Есть, конечно, другие средства, помимо слов, - да только что может сделать простой лейтенант для человека, который вот-вот будет торжественно провозглашен главой бесчисленных планет и триллионов подданных?
      Осри отдал честь трем коммандерам, ожидающим на остановке. Они ответили и продолжили свой разговор.
      Их вежливое, но сдержанное поведение показывало, что они далеки от политики, - Осри был не так глуп и понимал, что в этой секции Колпака все отлично знают, кто он такой. Только с такими офицерами, не лезущими в политику и соблюдающими субординацию, он и чувствовал себя свободно. Льстивая снисходительность высших чинов действовала ему на нервы.
      Пришла капсула и увезла их. Осри дважды за последние пять минут сверился с босуэллом. С чего он так дергается? Его задача в предстоящей церемонии очень проста - стоять в строю, только и всего.