— Чего же он ждет? — не выдержал Осри.
— Проявляемое им великодушие недоступно моему пониманию... — произнес Брендон, словно цитируя кого-то, и Осри сердито покосился на него, словно получил замечание.
Омилов услышал в голосе Крисарха странную отстраненность, и только тут заметил, что Брендон незаметно оставил свою замкнутость, а Архон принимает его как полноправного участника разговора. Омилов ощутил легкую досаду: он уже потерял Геласаара, а теперь, похоже, события, словно сговорившись, отнимают у него и того из сыновей Панарха, который был наиболее близок ему.
Танри вежливо выждал паузу, но Брендон не продолжал.
— Ему нечего бояться их — для того чтобы одолеть линкор, нужно по меньшей мере три эсминца; один они уже потеряли, к тому же они заперты у планеты. И хорошо настроенный раптор — страшная штука. Нет, их песенка спета. Возможно, Дахави снаряжает сейчас абордажные команды.
— Если кто-нибудь из них сдастся. — Судя по голосу Осри, он надеялся, что сдавшихся не будет. — И как... — Он осекся.
Все голоса в помещении разом стихли, когда от одной из светлых точек — оставшихся рифтерских судов — стремительно протянулась цепочка крошечных шариков зеленого света. Гиперснаряд перемещался гораздо быстрее, чем луч раптора. Когда он приблизился к «Кориону», Омилов услышал, как пальцы Бикары отбили стремительную дробь по клавишам, и главный экран, мигнув, переключился на изображение линкора крупным планом.
Огромный корабль окутался ослепительным эллипсом лилового света, потом дальний бок его расцвел зловеще красивым цветком металлических обломков и языков огня. Омилов услышал, как Танри поперхнулся от неожиданности. По корпусу линкора побежали, расширяясь, трещины, и медленно, мучительно медленно, нарастающее свечение внутри «Кориона» превратило линкор в ослепительный ад. Экран на мгновение выключился от перегрузки, а когда включился снова, на нем был только светящийся шар клубящегося газа, медленно таявший на фоне звезд.
Несколько мгновений все молчали; хотя машины в зале продолжали работать, никто не замечал их гула. Постепенно все вернулись к работе, но теперь движения сделались какими-то механическими. Лицо Архона казалось изваянным из обсидиана — застывшее воплощение скорби и упрямого неверия в то, что они только что видели. Короткая, резкая боль пронзила левую руку Омилова, и он тяжело повис на парапете, не в силах оторвать взгляд от экрана.
— Один-единственный снаряд... с эсминца? — Голос Архона звучал хрипло от боли; все тело его словно свело судорогой. — Случайное везение... отказ полей защиты... — Он производил впечатление заблудившегося в потемках, страшащегося того, на что может наткнуться, но тем не менее отчаянно нуждающегося в чем-то, за что можно схватиться.
— Ваша Светлость, — послышался мягкий, но настойчивый голос Бикары. Тревога смягчила резкие черты её лица. — Вас вызывает на связь рифтерский капитан.
Танри недоуменно посмотрел на нее, потом пришел в себя. Голос его вновь обрел командные нотки.
— Дай его на экран,
Смуглое лицо рифтера было обожжено; сквозь копоть по нему стекали ручейки пота. Две струйки крови стекали по шее из ушей, перепачкав красным воротник. За его спиной редел серый дым, все было покрыто розовой слизью, на палубе валялось изувеченное тело с неестественно вывернутыми, изломанными руками и ногами. Зрители в штабной комнате отчетливо слышали полные боли стоны, внезапно оборванные злобным шипением. Хрим бросил на Танри свирепый взгляд.
— Первый раунд за мной, жалкий ублюдок. Твой бесценный крейсер превратился в фотоны. Что выбираешь, полегче или как?
Долгую минуту Архон молча смотрел в лицо рифтеру. Хрим не вынес пристального взгляда и отвел глаза.
— Планета гораздо больше, чем линкор, — повторил Танри терпеливым тоном, словно объясняя очевидную истину лицу, страдающему мозговой травмой.
Потребовалось несколько секунд, чтобы оскорбление дошло до того, кому предназначалось, — рифтер явно не отличался излишней восприимчивостью, зато в штабной комнате это поняли все и сразу.
— Или вам нужно нарисовать картинку? — продолжил Архон после тщательно рассчитанной паузы.
По комнате прокатился дружный смех, и Омилов понял, что Танри говорит с рифтером исключительно для поднятия духа своих людей.
Похоже, Хрим понял только внешний смысл ответа, но лицо его побагровело, а глаза выпучились еще сильнее. Из ушей снова пошла кровь.
— Он похож на Абеляра Голливога, проглотившего свое носовое щупальце! — выкрикнул кто-то из техников, и хохот стал еще оглушительнее. Уголок рта Танри чуть заметно дернулся.
— Ну, как хочешь, Фазо... — зарычал Хрим. Слушатели за пультами возмущенно зароптали: обращение к старшему титулу по имени являлось тяжким оскорблением — рифтерский капитан имел представление об этикете Дулу, достаточное по крайней мере, чтобы сознательно нарушать его. — Сиди себе на здоровье, жди помощи, которая не придет. И щит твой пойдет псу под хвост раньше, чем ты думаешь — может, я даже стрелять тогда перестану. — Рифтер ухмыльнулся и развалился в своем кресле. — Мне не терпится посмотреть, во сколько узлов я смогу завязать твои руки-ноги. Надеюсь, больше, чем раптор навязал из бедолаги Гареша. — Он ткнул пальцем в бесформенное тело на полу и захохотал, но тут же сморщился и схватился за ухо, потом снова подался вперед.
— Кстати, Ваше Пустозвонство, — добавил он, словно в комедийных чипах пародируя аристократический выговор, — я бы советовал вам иметь при себе нур-Аркада, когда я приземлюсь. А то мне может захотеться пальнуть по синку или двум, а может, сжечь пару городов, так я огорчусь от того, что не встретился с самим наследным Крисархом. — Он хихикнул. — Всю жизнь мечтал об этом.
— Вам, право же, стоит завязать с психотропными зельями, капитан, — ответил Архон. — Иллюзорный мир никогда не помогает в реальных делах. — Голос Танри старательно изобразил сочувствие. — Позвольте мне предложить вам кое-что, что действительно в ваших силах. Вы еще пробудете там, на орбите некоторое время... почему бы не потратить его на обучение. Поучитесь дышать в вакууме — это умение вам пригодится, и быстрее, чем вам кажется. — Танри сделал движение рукой, и Бикара отключила связь.
Комната снова наполнилась смехом. Архон подошел к парапету и подался вперед, к зрителям; вся фигура его олицетворяла решимость. По опыту Омилов знал, что всем до одного в штабной комнате кажется сейчас, что темные глаза Архона смотрят именно на него. Снова сделалось тихо.
— Посланные нами за помощью курьеры уже в пути. Даже если этот их снаряд — не случайность, нет оружия, пусть даже самого мощного, способного помочь жалкой шайке рифтерского отребья выстоять перед предупрежденным регулярным флотом. Нам нужно только ждать и держаться, и я не сомневаюсь, что мы продержимся. Все теперь в ваших руках, друзья мои! — Он сделал паузу. — Особенно в ваших, тех, кто отвечает за защитные поля. Помните о том, что на вас надеются ваши друзья — здесь и по всему Шарванну. Свои силу, опыт, веру отдают они вам, чтобы вы использовали их в игре, ставки в которой выше, чем в любой другой. Альфейос продержался три недели до прибытия помощи — вы все видели чипы о том, как они настроили свои щиты против всего, что могла использовать Шиидра. Мы с вами на Шарванне — всего в трех днях от помощи — и нам грозят всего лишь рифтеры.
Он выпрямился, сопровождаемый одобрительными возгласами. Внезапно помещение содрогнулось от неосязаемого, но тем не менее ощутимого удара. Казалось, тряхнуло не воздух; но сами стены, пол, тела людей. На пультах внизу забегали красные огоньки, и смех разом стих.
Омилов с недобрым предчувствием опустил взгляд на Сердце Хроноса, повернулся и увидел беспокойство на лице Бикары, освещенном тревожными красными огнями её пульта. Архон тоже заметил это и подошел к ней.
— Они стреляют по Щиту. — Голос её слегка дрогнул.
— Показания приборов?
Она молчала слишком долго.
— Это... это невозможно, Ваша Светлость.
Её пальцы нерешительно пробежались по клавишам. В голосе её слышался страх.
— Ну?
— Показания на несколько порядков превышают теоретически возможные нагрузки. Если это действительно так, Щит, возможно, продержится еще тридцать часов. Сотрясения земной коры можно ожидать через двенадцать, максимум шестнадцать часов. — Она поколебалась. — Это исходя из того, что мы не дадим им вычислить наши основные резонансные частоты.
— А если нам это не удастся? — очень тихо спросил Танри.
Бикара судорожно сглотнула. Когда она снова заговорила, голос её звучал хрипло и почти неслышно.
— Восемь часов до сотрясений земной коры, Ваша Светлость.
Архон стоял совершенно неподвижно; казалось, он даже не дышал. Наконец он кивнул и отвернулся. Взгляд его скользнул, не замечая, по Осри и Омилову и остановился на Брендоне. Молодой человек не опустил глаз, но дух его заметно пошатнулся. Лицо его побледнело.
Выждав долгую минуту, Архон повернулся к Омилову, указывая на ларец.
— Вы говорили, это может быть как-то связано с атакой?
Омилов кивнул. Он снова открыл ларец и уронил Сердце Хроноса на ладонь Танри. Рука Архона инстинктивно дернулась, когда маленький шар упал в ладонь; когда мозг и мышцы осознали странность поведения шара, по его лицу пробежала тень головокружения.
— Вы сказали, это украдено с Храмовой Планеты? — Он с отсутствующим видом несколько раз подбросил шар, словно не доверяя своим ощущениям. — Похоже, у него нет инерции. Что это такое?
— Я уже говорил этим молодым людям, что не знаю ни того, что это такое, ни его назначения, но это совершенно точно артефакт Ура — и если верить его Стражу из Храма, он способен принести неописуемые разрушения. Название его на их языке невозможно воспроизвести — но он известен как Сердце Хроноса.
— Пожиратель Солнц... иттала Кронос каррее'халал теминандан... — голос Бикары дрожал. — Старая легенда моего народа. Хронос пожирал своих детей, как только они рождались на свет, до тех пор, пока Дауспитар не сверг его, положив начало времени. Но в конце концов Хронос вернется, пожирая солнца, неся с собой вечную тьму.
Штабная комната снова содрогнулась, но тревожных огоньков на пультах на этот раз зажглось меньше. Техники лихорадочно склонились над своими пультами, подстраивая работу генераторов Теслы так, чтобы атакующие не вычислили критические частоты Щита.
— Само имя «Хронос» восходит ко временам еще до Бегства, — заметил Омилов. — Почему-то этот артефакт прислали мне по почте, хотя изначально адресатом значился мой бывший студент, работающий сейчас на Брангорнийском узле.
— Пересадка на пути в Должар. — Танри опустил взгляд на маленький шар. — И вы считаете, что эта вещь так нужна Эсабиану, что он готов развязать из-за этого новую войну?
Омилов посмотрел на потолок.
— Этот корабль там, наверху, превосходит огневой мощью любое судно нашего флота, и я не думаю, чтобы это являлось следствием какого-то прорыва в технологии. Должар никогда не славился своими научными достижениями. Нет, я боюсь, Эсабиан нашел что-то — какое-то устройство — оставленное Уром и вооружил им этих Рифтеров, а возможно, и других. Этот предмет может иметь к этому какое-то отношение.
Некоторое время Архон молчал, размышляя. Комната снова содрогнулась.
— Странно, что он выбрал своей целью именно Шарванн — мы не обладаем никакой военной ценностью. Разве что это Сердце Хроноса и впрямь так важно для него.
Внезапно лицо его вспыхнуло решимостью.
— Ну что ж, отлично. Мы будем отрицать наличие у нас этой штуки, равно как и вас. Бикара, передай на стартовое поле, пусть приготовят бустер с максимальным ускорением, а управлению Щитом — чтобы были готовы приоткрыть поля.
Теперь, когда он нашел способ нанести ответный удар превосходящему его силами неприятелю или по крайней мерс сорвать его планы, Танри казался снова полным энергии и решительным.
Он протянул Сердце Хроноса обратно Омилову.
— Вы доставите это на Арес, на базу. Крисарх Брендон отправится вместе с вами. У нас очень мощный бустер — тысяча «же», стопроцентная компенсация — он вынесет вас за пределы защитного радиуса за какие-то тридцать секунд. Дальше вы пойдете на автопилоте.
Омилов покачал головой.
— Спасибо, Ваша Светлость, но мое сердце не выдержит и десятка «же». Пусть это возьмет мой сын. И потом, я правда знаю об этом ненамного больше, чем рассказал вам.
— Папа, нет! — Осри выступил вперед, лицом к лицу с Танри. — Разве вы не можете дать ему судно помедленнее, отвлечь как-нибудь рифтеров?
— Ваша заботливость делает вам честь, молодой человек, но меньшее ускорение оставит щит открытым на слишком долгое время. Если гиперснаряд угодит в проем в это время... дело может принять неприятный оборот. — Он ухмыльнулся. — Но разумеется, кое-какие сюрпризы для рифтеров будут — некоторые мои предшественники были куда менее доверчивыми, чем я! Полетите вы, как желает ваш отец. Я дам вам сопроводительное письмо для адмирала Нюберга — вы ведь квалифицированный астрогатор, не так ли? — Осри неохотно кивнул, не отводя глаз с отца. — Вот и хорошо. Я попрошу его дать вам пост на Аресе, если вы не против.
Осри бормотал слова благодарности, а отец смотрел на него с теплой улыбкой — подобное предложение равнялось продвижению по службе. Арес был главной военно-космической базой панархистского флота, и местоположение её являлось тщательно хранимым секретом. За место на Аресе боролись не на шутку, ибо служба здесь считалась вернейшим путем к повышению.
Танри повернулся к Брендону, продолжавшему стоять чуть в стороне. Омилов даже порадовался тому, что Танри смотрит не на него. Взгляд этих черных как ночь глаз на темном, словно высеченном из камня лице, пронзал насквозь.
Но Брендон не отвел глаз, и Омилов вдруг заметил позу, в которой стоял Крисарх. Левое плечо Брендона было чуть выдвинуто вперед, к Архону, но опущено — праздному наблюдателю это ничего не сказало бы, но Дулу распознал бы это как подчинение или, скорее, признание ответственности за неправильный поступок. Омилов видел, что Брендон глубоко сожалеет о том положении, в какое невольно поставил Танри и его планету, и понимает, что никакие слова не способны передать этого. Он даже не мог предложить себя в искупительную жертву, чтобы спасти людей, которым угрожает само его присутствие, — клятва Архона заставит Танри отвергнуть подобное предложение, и это будет выглядеть со стороны лишь трусливой попыткой Брендона спасти лицо.
Помолчав немного, Танри кивнул и слабо улыбнулся. Он подошел к Крисарху и протянул руки ладонями вверх в традиционном жесте поклонения аристократа члену королевской семьи. Брендон поколебался, но положил свои ладони на его.
— Что было, то прошло, — произнес Архон. Он говорил тихо, обращаясь к одному Брендону, но Омилов все же услышал это, и благородство Архона тронуло его. Даже стоя перед лицом поражения и возможной смерти, Архон не оставался равнодушен к чужой боли — даже того человека, который вольно или невольно с точки зрения этикета выступил против него.
Брендон ответил ему печальной улыбкой и кивком, отняв руки. Танри снял с пальца свой перстень Архона и протянул его Крисарху.
— Мой младший брат, лейтенант, служит на Аресе. Пусть это принадлежит теперь ему. Наш род будет гордиться тем, что этот знак передан ему потомком рода Аркадов. — Он вложил кольцо в руку Брендона и осторожно сомкнул на нем его пальцы. — Да направит Вечный Свет ваш путь.
Он сделал легкое ударение на слове «направит».
Это ударение не укрылось от Брендона и потрясло его, наполнив голову клочками беспорядочных мыслей. Ему почему-то вспомнился трактат, что он читал однажды, — там говорилось о связи телепатических способностей с генетическим набором, регулирующим процент меланина. Тогда эта теория показалась ему просто отвлеченным научным изыском; теперь же, глядя на темное лицо Танри, вновь поставившего Брендона перед выбором, который — как ему казалось — он уже сделал, он готов был поверить в её правдоподобность. Но как Архон все понял? Впрочем, это уже не важно; его просьба снова заставила Брендона задуматься о будущем, а настойчивый взгляд Танри настаивал на немедленном ответе.
Брендон испытал вспышку негодования, смешанного с ощущением почти мучительного по интенсивности давления на психику. Краем глаза он видел, что многие из техников оторвались от своих пультов и смотрят на него. Судя по выражению их лиц, они вряд ли представляли себе весь гнет обязанностей, наложенных на него одним уже его происхождением — обязанностей, от которых он, похоже, никогда не убежит... «Держит крепче цепей...»
Хотя, если подумать, есть ли у него вообще выбор? От того ощущения свободы, которое он испытал, взлетая с Артелиона, давным-давно не осталось и следа.
— Все будет так, как вы просите, — сухо ответил он. — Напротив, это Дом Феникса должен гордиться таким доверием.
Архон благодарно кивнул, потом отступил на шаг и поклонился еще раз — на этот раз низко: поклон Крисарху, носителю королевской крови.
Брендон опустил взгляд на кольцо у него в руке.
«Смейся, отважный ездок, несись, колесница, запряженная парой сфинксов, устремленная вперед...»
Маленькая, безупречно вырезанная фигурка на кольце казалась почти живой. «Volo, rideo», гласил девиз. Властвуя, смеюсь. «Интересно, правда ли этот юмор передается в семье Фазо по наследству? В памяти его всплыло лето, проведенное в усадьбе Омиловых, когда он был еще маленьким. Высокая чернокожая женщина, гибкая, стремительная, приезжавшая как-то на день в гости. Она много смеялась и не приглушала голос в присутствии Брендона, как это делали женщины, дружившие с его отцом после смерти его матери.
Он снова услышал этот смех и вздрогнул, чуть не выронив кольцо, но на этот раз смех звучал на октаву ниже. Конечно, Танри. Не вдовствующая Архонея, его бабушка. Совершенно тот же смех. Что отличает Аркада в глазах других людей? Что бы это ни было, это отражалось в темных глазах Танри, когда Брендон принимал кольцо — оно лежало сейчас в его руке своеобразным антиподом Сердцу Хроноса. Он надел его на безымянный палец, где всего неделю назад, даже меньше, находился его собственный фамильный перстень. А еще раньше, давно — его кадетский перстень.
Маркхем. Где он сейчас, не над ними ли? Брендон не мог представить себе ничего, что могло бы заставить его друга принять участие в таком жестоком нападении — но ведь они не виделись десять лет. Он отмел эти мысли как недостойные. Себастьян обнялся с Осри и оглянулся на него; возможно, теперь он так и не узнает. Он подошел к ним.
Омилов заметил, что глаза его сына беспокойно шарят по окружавшим их мониторам. «Он совершенно растерян. До сих пор жизнь его протекала по строгому распорядку». Он стал рядом с Осри и заговорил с ним о каких-то мелочах, заставляя сына отвечать до тех пор, пока выражение паники не исчезло из его глаз.
К этому времени сотрясения от ударов рифтерских гиперснарядов по Щиту повторялись с настырной монотонностью, так что к ним почти привыкли. Несмотря на все усилия оборонявшихся, противник медленно подстраивался к базовому резонансу планеты, поскольку поля Теслы, защищая атмосферу от летящей с почти световой скоростью плазмы, все же передавали часть энергии на поверхность. Под потрясающими по мощи ударами рифтерского оружия Щит начинал резонировать — процесс, на который обычно уходили недели.
На помост поднялись двое гвардейцев в красных мундирах и блестящих черных, заостренных спереди и сзади шлемах. Они отдали честь Танри, и Брендон оторвал наконец взгляд от кольца на пальце.
Омилов обнял сына и протянул руки к Брендону, на мгновение сжав пальцы Крисарха. То, что их разговор был прерван, было обидно до боли. «Очень похоже, что я так никогда и не узнаю, почему он пришел ко мне». И хотя в этом не было его вины, он ощутил горечь, как от поражения. Личного поражения.
Они почти поняли друг друга там, на веранде, за минуту до того, как рука Должара дотянулась до Шарванна. На мгновение в памяти его всплыл образ Брендона, стоящего рядом с портретом его матери в кабинете Себастьяна — это было в день первого его приезда в усадьбу и не повторялось больше никогда. «А ведь я не замечал, как он избегает этого». Чего он еще не замечал?
Все равно поздно.
Омилов отступил на шаг, крепко стиснув руки. Голос его звучал немного более хрипло, чем ему хотелось бы.
— Желаю вам обоим благополучно добраться до Ареса.
Брендон снова коснулся рук Архона, потом повернулся и пошел за Осри. Гвардейцы возглавляли процессию, Деральце замыкал. Они шли к выходу, и люди расступались перед ними, не сводя глаз с Брендона. Они вышли из штабной комнаты, дверь с шипением задвинулась за ними, и остались только гулкая тишина коридора и неизвестное будущее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
10
ОРБИТА АРТЕЛИОНА
Входя в каюту отца, Анарис рахал'Джерроди ускорил шаг, используя свое превосходство в росте с тем, чтобы заставить шагавших по обе стороны от него охранников-тарканцев выбиваться из сил — что угодно, только бы не отстать от него. Лица их, правда, оставались абсолютно бесстрастными, как того требовал должарский кодекс чести военного.
«Тарка ни-ремор, — подумал он. — Те, кто не отступает». — Он брезгливо скривил рот. Те, кто не думает. Впрочем, если он останется жив после предстоящей беседы, первой встречи с отцом за почти три года, ему придется завоевать на свою сторону и таких, как эти.
«Ибо я не собираюсь меняться, пусть даже те, кто отворил мне глаза, падут все до одного от рук моего отца».
Он вырос на лежащей под ними планете, поверженной и беззащитной перед гневом его отца. В глазах отца он был заложником, хранящим Артелион от мести, для панархистов же — разумом и душой, которые надо было спасти. А кем он был для себя? Ответа на этот вопрос Анарис пока не нашел. Должарец из колена Эсабианов, он вырос в роскоши Артелиона, во дворце отцовского врага, во власти — пусть и ненавязчивой — Аркадов.
Они остановились перед люком отцовской каюты, глубоко в недрах «Кулака Должара». Один из тарканцев негромко сказал что-то в коммуникатор у люка, тот бесшумно отворился, и Анарис, борясь со страхом, шагнул внутрь. Тарканцы остались в коридоре, и люк со зловещей неумолимостью захлопнулся за его спиной.
Каюта была просторная и полутемная. В дальнем конце её виднелась плечистая фигура Джеррода Эсабиана — черная на бело-голубом фоне выведенного на огромный экран Артелиона. Вид планеты, ставшей ему приемным домом, помог справиться со страхом, но тут он увидел фигурку, стоявшую в стороне, и дух его снова пошатнулся. Это была Леланор, в одной рубашке, дрожащая и залитая слезами.
«Что она делает на этом корабле? Почему Барродах не предупредил меня?»
Огромный экран бросал на гладкую, бледную кожу его возлюбленной голубоватый отсвет, окрашивая её в зловещий трупный оттенок, отчего сердце его болезненно сжалось. На мгновение он утратил контроль над собой и шагнул к ней, но тут же остановился, когда отец заговорил.
— Мой палиах почти завершен. Через несколько часов я с триумфом спущусь на Артелион. Мой враг пленен и лежит связанный на борту этого корабля. Двое его сыновей уже мертвы. Младший скоро присоединится к ним.
Мысли беспорядочно роились в голове Анариса, и неожиданное присутствие Леланор сбивало его с толку еще сильнее. Это не помешало ему, правда, испытать некоторое удовлетворение при вести о неизбежной смерти младшего Крисарха. Он невзлюбил Брендона с первого взгляда, двадцать лет назад, и дальнейшее общение с ним не изменило его отношения.
«Он и не знает сам, чем обладает, да ему и все равно. Ну и пусть, все равно он это потеряет».
— Но победа моя неполна, ибо враг мой украл у меня последнего из моих наследников.
«Знай ты это раньше, может быть, ты не так бы спешил убить остальных».
В памяти мелькнул на мгновение образ младшей сестры, исступленно выкрикивающей проклятия отцу, в то время как Эводх пытал её на глазах у отца и перепуганного Анариса, только-только вернувшегося с Артелиона. Остальные его братья погибли подобным же образом, пав жертвой собственных амбиций, пока его воспитывали Аркады.
«Зато теперь у тебя нет выбора. Панархисты сказали мне, как отразились попадания в твой корабль при Ахеронте на твоей наследственности, и до меня доходили слухи о том, каких жалких уродцев ты плодил после этого».
— Но лишить меня и этой доли моего палиаха я ему не позволю. Он превратил тебя в размазню, не способную править по-настоящему, отравив твой дух, — Эсабиан использовал слово «хачка», обозначающее достоинства, передаваемые из поколения в поколение, — такими панархистскими извращениями, как эта их «любовь».
Презрение, с которым его отец произнес последнее слово, только усилилось от того, что ему пришлось использовать понятие из уни, ибо должарского эквивалента ему не было.
— Ты опозорил память предков своим поведением по отношению к этой ничтожной рабыне, словно такая прикотчи способна на достойную борьбу. — Он помолчал, улыбаясь с холодной брезгливостью. — О, конечно, за тобой следили. — Лицо его помрачнело, голос возвысился и зазвенел от гнева. — Возможно ли ожидать нормальных наследников от такого червя?
Он стремительно взмахнул рукой. Сила удара оторвала Леланор от палубы и швырнула о переборку.
Внутри Анариса все сжалось, но он не выказал никакой реакции, пока его возлюбленная, шатаясь, поднималась с палубы.
— И тем не менее ты снова и снова настаиваешь на встрече с этим ничтожеством — эту слабость ты наверняка подцепил у панархистов, ибо в моем роду таких извращений не знали с тех пор, как Дол заложил основание башен в Джар Эмине. — Эсабиан резко замолчал, словно пытаясь овладеть собой; когда он заговорил снова, голос его звучал не громче обычного.
— Однако теперь у меня есть время заняться твоим перевоспитанием, дабы взрастить в тебе дух, достойный наследников Дола — да живет Дол в тебе так, как живет он во мне. Я не потерплю возражений, и у меня снова будет сын.
Анарис бросил украдкой взгляд на Леланор, которую била дрожь. Она крепко прижала локти к бокам и переводила испуганный взгляд с одного на другого: проданная на Должар в рабство рифтерами, она так и не выучила должарского.
Эсабиан одарил его ледяной улыбкой и нажал кнопку на стоявшем рядом столике. Люк в дальнем конце комнаты отворился, пропуская высокую фигуру Эводха; татуировки-карра матово блестели на его бритой голове в свете Артелиона.
— Твой первый урок начнется прямо сейчас. — Он подал знак Эводху. — И продлится ровно столько, сколько потребуется, чтобы избавить тебя от слабости.
Медик крепко взял Леланор за руку выше локтя. Она испуганно вздрогнула и выскользнула из его рук, бросившись в объятья Анариса.
Эводх рванулся к нему. Как только пешж машхадни протянул руку к Леланор, Анарис перехватил его руку и провел прием уланшу, от которого тот врезался в переборку и рухнул на палубу, запутавшись в собственных одеждах.
Не обращая внимания на Эсабиана, он нежно повернул Леланор к себе и осторожно приподнял её лицо за подбородок.
— Не бойся, сердце моего сердца, я не позволю им сделать тебе больно.
Она услышала уверенность в его голосе и прижалась к нему всем телом. Он наклонился и нежно поцеловал ее, гладя её по спине под брезгливо-возмущенное рычание отца и барахтанье пытающегося встать Эводха.
Он почувствовал, как она успокаивается, отвечая на его ласку, забыв о том, что их окружает. Руки её скользнули ему за спину, и он поднял свои руки к её затылку в последней прощальной ласке, потом осторожно вытащил из рукава свой пешакх и вонзил его острое как бритва лезвие в её шею. Клинок без сопротивления вошел ей в позвоночник, и она умерла мгновенно, лишь едва заметно вздрогнув.
Она привалилась к нему, и он ощутил во рту вкус крови. Осторожно опустив её на пол, он выпрямился лицом к отцу.
Откуда-то взялись и бросились к нему охранники; лица их заметно побледнели при виде разгневанного лица Эсабиана. Анарис издевательски улыбнулся отцу.
— Все, что ты можешь предложить, отец мой, — это смерть, а этого недостаточно.
* * *
АРТЕЛИОН
День, когда Мойре исполнилось девять лет, был лучше всех других дней её рождения до той минуты, пока не появились солдаты в черном.
Неделей раньше родители поразили ее, сообщив, что они возьмут её посмотреть на Аврой — на несколько лет раньше, чем это обычно полагалось. А в это утро её папа принес цветы из Дворца, чтобы она подарила их Аврой — он срезал их в саду, за которым ухаживал для самого Панарха.
— Некоторые из них родом с планет таких далеких, что их никогда не увидеть в небе над Мандалой, — сказал он.
От их ярких красок и запахов голова шла кругом. Он держал букет в руках, а Мойра не могла надышаться их ароматом.
— А они не скучают по родному солнцу? — спросила она, вспомнив про Аврой.
Отец улыбнулся.
— Не знаю, малышка. Я стараюсь сделать так, чтобы им было хорошо здесь. — Взгляд его сделался почему-то печальным, и он на мгновение отвернулся, глядя на холмы, возвышавшиеся между их домиком и дворцом.
Мойра отнесла цветы на кухню — там мама под пристальным взглядом Поппо, их косматого черного пса, собирала корзину со снедью.
— Смотри, мамочка, наверняка Аврой никогда еще не видела таких цветов.
Некоторые цветы и правда были совсем необычные; те, что пахли лучше всех, на вид напоминали клубок змей.
Мама улыбнулась ей, убирая остатки еды. Под глазами её были почему-то темные круги.
— Женщины прилетают посмотреть на нее со всех концов Тысячи Солнц, Мойра. Я уверена, она видела и куда необычнее. Главное — это то, что у тебя в сердце, когда ты кладешь их к её ногам.
Тут и папа вошел на кухню, а мама продолжала:
— Ты бы лучше пошла и обула свои лучшие сандалий, а потом припасла бы кусочков для Поппо, чтобы и у него был пикник.
— ...мы ничего не можем поделать, — донесся до нее папин голос. — А Дворец заявляет, что мы должны заниматься своими делами, как обычно.