1

Верин Далмер шагал по терминалу, непринужденно лавируя в толпах туристов. Высоко над головой спешащего рифтера хрустальные панели чуть подвинулись, повернувшись вслед за заходящим багрово-красным Уроборосом.

— ...вечно грызущий свой хвост. Но через пятьдесят тысяч лет или что-то около того расширение его испарит Парадисиум и Храмовую планету. — Монотонный голос экскурсовода прервал ход его мыслей, и Далмер свирепо покосился на стоявшую у него на пути группу туристов с Тиклипти. Зеленое лицо их жирного гида казалось в заливавшем космопорт Парадисиума красном свете черным.

«Как разорванный вакуумом труп», — брезгливо подумал рифтер, наступил жирному нижнестороннему на ногу и отодвинул его плечом в сторону. Должно быть, красный отсвет на покрытом шрамами лице Далмера усилил его и без того обычно свирепое выражение, ибо гид отскочил и пробормотал извинения, которые Далмер игнорировал.

«Пятьдесят тысяч лет. Ну и пусть!» Ко времени, когда умирающая звезда поглотит Парадисиум, он давным-давно уже будет мертв. Далмер фыркнул и поднял взгляд вверх. Красный гигант и огненное кольцо, оторванное от его поверхности почти скрывшейся теперь за ним второй звездой, царили на желтом небосклоне. «Как бы то ни было, — подумал он, — я буду рад смыться отсюда сегодня вечером». Парадисиум был единственным Обреченным Миром, который довелось посетить Далмеру, и — он надеялся — последним. Что же за расой такой был этот Ур, если они возвели разрушение в ранг искусства, требующего миллионы лет для того, чтобы оценить его красоту? И если уж они были настолько сильны, что переделывали по своему усмотрению целые солнечные системы, какая сила смела их?

Рифтер поморщился, недовольный собой. Эта чертова Храмовая Планета и её дурацкие жуки действовали ему на нервы. Верин терпеть не мог насекомых, и воспоминание о возвышающемся над ним Страже, обездвиженном газовой бомбой, заставило его невольно ускорить шаги.

Очереди у посылочного коммуникатора не было, и экран засветился при одном его приближении.

— Виртвандди? — произнес коммуникатор, и одновременно это же слово медленно поплыло вверх по экрану.

— Говори на уни! — рявкнул Далмер. — Или ты принимаешь меня за вонючего парадисийца?

— Прошу прощения, генц, — отозвался певучий голос, совершенно лишенный раскаяния, равно как, впрочем, и других эмоций. — Пункт назначения вашей посылки?

— Орбита Брангорнии, второй класс, со страховкой.

— Оплата?

— Договорная, наличными.

— Форму триста два и два АУ, будьте добры. — Створка под экраном отодвинулась, принимая коробку и несколько кредиток, которые Далмер швырнул вслед за ней. Автомат пожужжал немного и стих. — Мартин Керульд, первый эгиос, пункт триста шесть тире двести семьдесят пять, синхроорбита плюс пять, Брангорния.

Далмер внимательно сверил строки на экране со словами коммуникатора.

— Верно. Срок доставки?

— Расчетный срок тринадцать и две десятых, четыре узла, вероятное отклонение по СПЦ ноль пятнадцать.

Рифтер выгреб из приемника сдачу, отвернулся и зашагал прочь, не слушая бестолковые благодарности, которые автомат пел ему вслед. Желтое, без облачка небо Парадисиума продолжало действовать ему на нервы всю дорогу до шлюзового блока. Когда бы не эта гнида Барродах, он отправил бы посылку с синхроорбиты.

— Только из города, её надо послать из города, — настаивал бори. — И вторым классом — ни один человек не должен трогать ее, только автоматы.

«Что ж, — думал Далмер, хмурясь на встречных, — ЭТО можно понять». Эта зеркальная сфера, что он спер у проклятых жуков, оставила у него самое странное впечатление — ни с чем подобным он еще не встречался; даже нижнесторонний не мог бы не заметить поразительного несоответствия между массой сферы и абсолютным отсутствием инерции. Подобно большинству рифтеров, Далмер обладал отменным чувством массы и ускорения, так что обращение со сферой вызывало у него легкую тошноту. Он рад был избавиться от нее.

Чего ему было труднее понять — так это зачем вообще потребовалось посылать её по Сети.

«Эсабиан посылает нас украсть её через все Тысячу Солнц, снабжает нас кодом-паролем для карантинного монитора, не больше и не меньше, и после всего этого доверяет доставку её своим врагам!»

Он даже спросил об этом своего штурмана. Нальва вечно читает всякие извращенные книжки, так что у нее всегда найдется ответ или по крайней мере знание того, где его искать.

Она кивнула.

— Это все должарианские обычаи мести — ТеУильям в свое время неплохо изучил их. Они называют это «палиах». Необходимо дать врагу шанс вывернуться из всего этого, или в мести меньше наслаждения. — Нальва ехидно ухмыльнулась ему. — Вроде как преждевременно кончить...

Далмер отогнал от себя это воспоминание.

«Ладно, за это здорово заплатили, а на остальное плевать. Должарианцы все психи — а излишнее любопытство может помешать, когда имеешь дело с Властелином-Мстителем».

За ним несомненно следили — в космопорте это проще, чем на Узле. Работая локтями, рифтер проложил себе дорогу ко входу в шлюзовой блок, ощутив сильное облегчение, когда створки дверей скользнули в стороны. Через несколько часов он будет далеко от этой вонючей дыры, ведя «Кровавый Нож» в глубокий космос, навстречу обещанной награде.

«Жди меня, Рифтхавен», — весело подумал он, и двери за его спиной закрылись.

Мартин Керульд, милостью Его Величества Геласаара III Первый Эгиос Инфонетики Брангорнийского Узла при Ре-Хаманде, Архоне Брангорнийском, а также изменник своему сеньору, нажал на кнопку ожидания и, устало моргая, уставился на видеопанель. Глаза болели от долгих часов сидения перед экраном, желудок свело от напряжения и от избытка крепкого алгирийского чая.

Чувство горечи владело им, когда он обвел взглядом свой полутемный, но не лишенный элегантности рабочий кабинет, захламленный бумагами. Для него здесь ничего больше не оставалось. Он слишком долго работал на Властелина-Мстителя, беспощадного врага Панарха; новая же измена, теперь уже Должару, пусть даже и спасет Панархию, не искупит той клятвы, которую он нарушил...

Он преступил клятву, но месть его все же падет на тех, кто так долго держал его в дураках. Три вахты подряд он провел, сводя на нет свою работу последних пяти лет, напрягая все свои способности в попытке распутать паутину, которую соткал вокруг него Должар, и он может еще победить. Алгоритмы декодирования — пусть они не сочетаются ни с чем, что удалось ему обнаружить, и даже не отформатированы для ДатаНета — уже на пути к Аресу и Артелиону вместе с полным перечнем всех донесений, что передавал он должарцам с того момента; как продал свою верность, с описанием того немногого, что было ему известно, а посылка с Парадисиума переадресована единственному известному Керульду человеку, способному понять ценность её содержимого. Большую же часть времени заняло уничтожение всех следов того, что он сделал; когда он завершит свою работу, его действия будут необратимы, даже если их обнаружат. Впрочем, проследить их будет невозможно.

Все, что ему оставалось сделать, — это закончить письмо Саре, чтобы попытаться спасти жизнь человеку, которого оба имели более чем убедительный повод ненавидеть.

Керульд посмотрел на свои руки и слегка сжал их. Тот самый талант, который подарил ему его титул, то почти неосознанное, инстинктивное понимание структуры связей, что позволяли ему сливаться с компьютерами Узла в единое целое и ориентироваться в ДатаНете как птице в родной стихии — этот же талант привлек к нему внимание Должара, и этот же талант (он надеялся) спасет его от последствий его предательства и поможет раскрыть планы Властелина-Мстителя.

— Владыка Эсабиан желает иметь дело с правительством более разумным, чем то, что скорее всего может возникнуть при Семионе, — говорил ему бори во время их долгих переговоров. — Его Величество Геласаар готов внять гласу разума, но он стар. Он скоро уйдет, а наследник его груб и негибок. Должар желает мира и восстановления торговли — целей, не совместимых с военными амбициями Семиона.

Все это казалось таким разумным, если смотреть на это сквозь призму его ненависти к Семиону и любви к Саре.

Гален, второй сын Панарха, поэт, мечтатель, быстрый как ртуть, имел тем не менее задатки настоящего правителя. Тогда, в то давнее лето на Нарбоне, он быстро завоевал сердца их обоих, нижнесторонней и высокожителя в равной степени. Конечно, из Галена вышел бы куда лучший Панарх — в этом Керульд мог согласиться с Должаром.

Керульд снова посмотрел на экран. Негромкое жужжание бездушного, безразличного компьютера создавало фон его невеселым мыслям. Теперь и Гален, и миллиарды других оказались в опасности. Как он мог надеяться вести дела с Должаром, оставаясь при этом незапятнанным? Можно было догадаться, что Эсабиан ведет двойную игру.

Но кто-то другой из служителей Должара тоже вел двойную игру, так что появление в банке входящей корреспонденции Керульда алгоритма декодирования (и больше ничего — никаких объяснений) дало ему ключ, в результате чего он посылал сейчас по Сети ряд сообщений. Часы компьютерного времени, украденные у Брангорнийского Узла, он потратил на защиту больших сегментов памяти от чистящих программ, чтобы дать своей поисковой программе больше места для работы, не привлекая при этом постороннего внимания, получив в награду двадцать два расшифрованных сообщения — всего двадцать два из тысяч. Зато в число этих двадцати двух входили и те, в которых отдавались детальные распоряжения о подготовке к убийству Галена — под видом смерти на дуэли от руки приятеля — Дулу.

Руки его снова запорхали над пультом, и на экране высветилась разноцветная пространственно-временная схема. Красные линии отмечали направления ударов должарского заговора; зеленые — перемещение информации, которую он вот-вот передаст Саре на Нарбон, а также путь, который он наметил на Талгарт; бледно-голубые сферы, нерезкие от неопределенности, до сих пор связанной с релятивистскими средствами связи, — планеты. Красные линии обрывались, чуть не доходя до Нарбона и Талгарта; голубые сферы миров Семиона и Галена пересекались зелеными стрелами света и жизни.

Резким движением руки Керульд убрал изображение. Подобно большинству высокожителей, он слишком хорошо знал ущербность графических схем. В это же самое мгновение — понятие, как он угрюмо заметил про себя, само по себе лишенное смысла — кто-то в другом конце Тысячи Солнц мог затребовать у своего компьютера схему этой же самой ситуации и получить совершенно другой ответ. Очередность событий определяется тем, где вы находитесь, — и ничем другим; ДатаНет и все его сложнейшие расчеты Стандартного Времени — всего только видимость на фоне необозримости пространственно-временного континуума. Просто человечеству свойственно искать порядок в хаосе, пытаться постичь непостигаемое... так что он мог надеяться.

Больше ему все равно ничего не оставалось.

Он снова сосредоточился на экране, отключил режим ожидания и продолжил диктовать:

— Единственный способ, каким я могу спасти Галена, — это отправиться на Талгарт самому. Я буду там примерно тогда же, когда ты получишь это послание. — Он помолчал: говорить дальше ему не хотелось, ибо он молил сохранить жизнь человеку, которого ненавидел более любого другого. — Ты должна открыть все Семиону, чего бы это ни стоило мне или тебе. Слишком многое зависит сейчас от нас двоих — только он может мобилизовать приписанный к Нарбону флот и тем попытаться остановить то, что должно последовать за его убийством: смерть троих наследников является лишь частью должарианских планов. Это единственный способ для нас опрокинуть планы Эсабиана прежде, чем они начнут претворяться в жизнь. Мне удалось приготовить Властелину Должара несколько неприятных сюрпризов — у нас еще есть шанс победить.

Он замолчал и посмотрел на голографический портрет Сары, стоявший на столе: ясные зеленые глаза под короной рыже-золотых волос, безупречные черты и едва заметная улыбка, играющая в уголках губ. Он понимал, что никогда больше не увидит ее.

— Если я успею на Талгарт вовремя и смогу увезти Галена, я свяжусь с тобой. — Он конвульсивно сглотнул и нажал клавишу отправления, выждал мгновение и набрал последнюю команду: «Исполнить». Экран опустел.

Он резко встал, опрокинув кресло, и вышел из кабинета, прихватив стоявший у двери чемодан. У выхода из квартиры он в последний раз огляделся на привычную элегантную, невызывающую, но богатую обстановку, которой, скорее всего, никогда больше не насладится, и отпер дверь.

— Собрался в отпуск, да, Эгиос?

Похолодев, с легким чувством тошноты, Керульд резко отвернулся от иллюминатора, за которым стремительно удалялась планета. Он не регистрировался под настоящим именем, тем более не называл своей должности. Этих двоих он тоже не знал.

Он посмотрел в обе стороны по коридору — никого больше. Они хорошо рассчитали момент. Один из них поднял руку и направил ему в лицо матовый черный цилиндр.

Последовал негромкий щелчок, и Мартин Керульд успел еще понять, что его не убивают, прежде чем струя газа отключила его сознание.

Сара Дармара Таратен смотрела через весь парк на древний, потемневший от времени каменный дворец, в котором ей пришлось жить против воли восемь лет. Золотые черепицы кровли сияли тысячами отражений заходящего солнца, но красота её не трогала. Вид дворца пробуждал в её груди только злобу и страх, бывшие на протяжении всех этих восьми лет её постоянными спутниками. Она прошлась взглядам по островерхим окнам: никого не видно. Никакой паники, ничего подозрительного.

Впрочем, ничего такого она и не ожидала. Как ни странно, устроить все оказалось до смешного просто, стоило только Мартину Керульду установить необходимые контакты, так что она не думала, чтобы все пошло наперекосяк. Верит ли она в это? Нет. Слишком это похоже на Семиона: играть до самого последнего момента, и только тогда с обычной своей холодной улыбкой раскрыть их всех...

Она заставила себя не убыстрять шага по тропинке, ведущей к дому. Чистый, ослепительно белый гравий хрустел под ногами. Страх усилился до тошноты, но она не изменила выражения лица и сдерживала свой шаг.

«Потерпи. Скоро ты будешь с Галеном».

От одного этого имени напряжение её уменьшилось, как от самой мощной мантры. Гален. Гален бан-Аркад, второй сын Панарха Тысячи Солнц, без пяти минут лит-Аркад, наследник Изумрудного трона. Гален всегда, не задавая вопросов, знал настроение окружавших его людей, и, где бы он ни был, поблизости играла музыка. Когда он читал стихи, слушателю открывались — пусть даже ненадолго — покой и гармония Вселенной. Жизнь рядом с Галеном означала мир, красоту, радость.

«Восемь лет жизни заложницей ради покорности Галена».

Подходя к дому, она неохотно, но смирила свой гнев. Она медленно прошла мимо привратника и наконец-то смогла не обратить внимания на похотливый взгляд этой жалкой твари, проводивший её в дом.

Из спальни навстречу ей выпорхнула молоденькая горничная. Одного взгляда на её лицо Саре было достаточно, чтобы понять: что-то случилось. Тревога вновь вспыхнула в ней с новой силой.

— Леди Сара, — прошептала девушка. — Вам пришло послание.

Сара кивнула и ступила в прихожую; во рту и в горле пересохло настолько, что она боялась ответить, не закашлявшись. Она дернулась было в сторону покоев Семиона, чтобы стереть послание из памяти записывающих автоматов, которыми был полон дом, — необходимый для этого код она похитила несколько месяцев назад, — но передумала и остановилась. «Уже нет смысла об этом беспокоиться... если он знает, это пустая трата времени, а если нет — то не узнает никогда».

Сохраняя внешнее спокойствие, она заперла за собой дверь своих покоев, потом открыла маленькую дверку — за ней не было ничего, кроме экрана связи и кресла.

Сара села и набрала код; нетерпение её достигло предела в неизбежную паузу, пока экран не осветился и на нем не возникло лицо Мартина Керульда.

Ее тревога превратилась в ужас, когда она увидела его обычно безупречно расчесанные волосы всклокоченными и сбитыми набок, капли пота на лице, усталость и страх в покрасневших глазах. До сих пор она видела его только холеным джентльменом, иронично потешающимся над причудами жизни. Он всегда владел собой.

Заговорив, он протянул руку, словно пытаясь коснуться ее. Хотя она понимала, что послание записано и отправлено несколько дней назад с непостижимого разуму расстояния, жест этот дал ей ощущение сиюминутности происходящего.

— Сара... Надеюсь, это попадет к тебе, пока еще не поздно. Семион будет нужен нам живым. Я лгал... все это далеко не ограничивается убийством Семиона... мы бездумно поддержали обширный заговор против всей панархии. Нас использовал, обманул и предал Джеррод Эсабиан Должарианский. — Голос его зазвучал зловеще, выплевывая эти гортанные звуки.

Он наверняка ожидал от Сары, что она знает и ненавидит это имя, и какое-то слабое воспоминание шевельнулось в глубине её памяти, но так и не всплыло на поверхность, а Керульд уже продолжал. Она не знала, будет ли у нее время проиграть послание еще раз. Она должна слушать сейчас.

— ...я не говорил тебе, что помощь нам — наемный убийца и все прочее — исходила от Должара, так как боялся, что ты не решишься довериться такой помощи. — Он помолчал, ожесточенно растирая глаза руками. — Жаль, что я не сделал этого. Должарианцы планируют убить Галена в то же самое время, когда должен погибнуть Семион, и мне кажется, они намерены убить и третьего сына, Брендона, в то же самое время, в момент его Энкаинации на Артелионе. В центре Мандалы, в центре Тысячи Солнц! Всех трех наследников Панарха... Это месть Эсабиана Панарху за поражение при Ахеронте...

Застигнутый врасплох рассудок Сары оцепенел, как неисправный записывающий чип. Они хотят убить Галена? Она с усилием вернула взгляд на экран, на лицо Керульда и попыталась вникнуть в его слова.

Он кратко изложил ей суть заговора, направленного на смерть Галена, и то, как надеется предотвратить это.

— Ты должна открыть все Семиону, чего бы это ни стоило мне или тебе, — добавил он.

«НЕТ!» — кричал её рассудок. Кровь стучала в висках, и комната покачнулась перед её глазами на мгновение. Она заставила себя не сводить взгляда с экрана.

— ...это единственный способ для нас опрокинуть планы Эсабиана прежде, чем они начнут претворяться в жизнь. — Зубы его блеснули в свирепой улыбке. — Мне удалось приготовить Властелину Должара несколько неприятных сюрпризов — у нас еще есть шанс победить...

Последних фраз его Сара не слышала. Пальцы её сами собой набрали код сброса.

— Комп, — произнесла она, сделав глубокий вдох. На экране засветился зеленый огонек. — Пространственно-временную схему для... — где там Керульд? — Брангорнии и Нарбона, а также для Брангорнии и Талгарта.

Она механически ответила на все дополнительные вопросы компьютера: ДатаНет, коммерческие межзвездные маршруты, относительное время намеченных заговором действий, как их описал ей Керульд. Сообщенное им обстоятельство — то, что убийства запланированы на одно время, — облегчало ей эту задачу. Нижнесторонняя по рождению и воспитанию, она привыкла к постоянству планетарных времен года и верности суточного цикла; пространство-время было для нее скорее абстрактным понятием. На экране тем временем выросла несложная схема из красных и зеленых линий, соткавшихся вокруг расплывчатых от неопределенности бледно-голубых точек.

Послушный заложенной программе компьютер считал исходя только из тех данных, что ему дали. Сара в оцепенении смотрела на завершенный график: зеленый огонек полета Керульда обрывался вблизи от Талгарта, а бледно-голубая точка перечеркивалась кроваво-красной чертой успешного должарского заговора. Керульд не успеет... уже не успел.

Гален мертв.

Ее ладонь мягко опустилась на клавишу отмены, и разноцветные огни погасли. Она встала и вышла в прихожую. Семион прилетит самое позднее через час: она должна принять решение.

Она прошла через свою спальню, мимо ванны, полной чистой проточной воды, вышла из покоев и вернулась в задний атриум. Потом оперлась руками на парапет и уставилась взглядом в мощение между двумя бассейнами. Щебет редких птиц из оранжереи эхом отдавался от окружавших атриум стен, но Сара его не слышала.

Никого не видно. Если бы Семион уже вернулся, один или два охранника наверняка стояли бы где-нибудь в поле зрения. Она посмотрела сквозь густую листву оранжерейных деревьев, сквозь стеклянную стену, как раз вовремя, чтобы увидеть яркую голубую точку, медленно скользящую по розовеющему небу. Яхта Семиона.

Она вернулась в свои покои. Не меньше четверти часа уйдет у него на то, чтобы добраться до дворца от посадочной площадки. Пятнадцать минут на то, чтобы успокоиться... чтобы решить.

Она вошла в гардеробную, переоделась в легкий шелковый халат, потом остановилась в нерешительности. Хотя на протяжении всего дня она не заметила ничего и никого необычного, она знала, что в её спальне уже ждет наготове убийца, спрятавшись в старой раздаточной нише за древним ковром с Шарванна. Воздух в спальне казался каким-то необычным... заряженным?

Сегодня она плавала обнаженной в бассейнах атриума, прекрасно зная, что бесшумные и почти никогда не показывающиеся на глаза слуги Семиона подглядывают за ней в отсутствие господина. Сара хмуро улыбнулась. Убийца, несомненно, без труда пробрался на место: она кожей ощущала давление невидимых глаз, а это значило, что по дороге к ней в покои убийце не встретился никто.

Она хотела смерти Семиону, и она хотела выбрать момент, когда это случится. И это должно было произойти у нее в спальне — именно там, где она восемь лет умирала каждый день.

И Керульд хочет, чтобы она спасла его? Чтобы зло побеждало и дальше? Она горько улыбнулась, входя в спальню и присаживаясь за старый, еще из резного дерева стол.

Что там говорил Керульд? Эсабиан Должарианский? Она вспомнила теперь что-то насчет нападения на Панархию, когда она была еще совсем маленькой. Возможно, поэтому Мартин, ненавидевший Семиона почти так же сильно, как она сама, хотел сохранить ему жизнь. Семион командовал флотом.

Все сыновья должны погибнуть, и панарх, несомненно, тоже.

Она невидящим взглядом уставилась на стол, только сейчас вспомнив, что есть еще и третий сын, Брендон, с которым она ни разу не встречалась. На что способен он? Она вспомнила, какой гордостью светились глаза Галена, когда он рассказывал о гениальности своего младшего брата — несмотря даже на какой-то там скандал, в результате которого Брендона исключили из Военно-Космической Академии десять лет назад. Впрочем, с тех пор Брендон занимался преимущественно тем, что подавал своими эксцентричными выходками повод для новых скандалов.

Она тряхнула головой, борясь со слезами, что жгли ей глаза. Будь прокляты они все. Если Гален мертв, с ним умерли и счастье, и жизнь, и её смысл. И Мартин еще хочет, чтобы Семиону оставили жизнь... Чтобы не допустить смены одного зла другим? Семиону не жить, не торжествовать.