9.

Элизабет надеялась улизнуть и тайком добраться до Лувра, чтобы искать защиты у королевы, но виконт Крейтон словно разгадал её замыслы. Он бесцеремонно подхватил супругу на руки и понёс к выходу по залам дворца. Элизабет брыкалась изо всех сил, пытаясь вырваться из объятий Крейтона, но виконт лишь сильнее прижимал её к своей широкой мускулистой груди. На все проклятия и угрозы он отвечал новыми насмешками, а когда Элизабет разошлась уже не на шутку — пригрозил, что прилюдно задерёт ей юбки и как следует выпорет. Тогда женщина притихла — и не только потому, что испугалась позора. Слишком хорошо помнила она, как измывался над нею Рейвенволд… а ведь Крейтон был куда сильнее и выше покойного графа! И Элизабет смирилась — пока.

Когда Крейтон вышел на крыльцо, предместье Сен-Жермен тонуло в ночной темноте. Во внутреннем дворе ожидали две кареты, уже запряжённые лошадьми. Принц сдержал слово и выделил для охраны путешественников двадцать вооружённых до зубов мушкетёров.

Из первой кареты выскочила Гвиннет и стремглав бросилась к хозяйке:

— Миледи, что случилось? Вам нехорошо?

И озадаченно воззрилась на золотоволосого великана, который нёс на руках Элизабет.

— Это ещё кто такой?

— Уймись, хлопотунья, — усмехнулся Гэррэт. — Твоя хозяйка цела и невредима. Кроме того, она теперь — моя жена, так что я сам о ней позабочусь.

И, не обращая внимания на квохтание служанки, направился к каретам. Он прекрасно понимал, что стоит поставить графиню на землю, как она пустится наутёк во всю прыть. Поэтому Гэррэт велел одному из мушкетёров охранять вторую дверцу кареты, а сам бережно усадил жену на обитое бархатом сиденье.

— Подвинься, Бесс, — велел Гэррэт. Согнувшись в три погибели, он боком пролез в карету, уселся рядом с Элизабет и захлопнул за собой дверцу.

Элизабет в ужасе высунулась в окошко.

— Гвиннет! Не оставляй меня!

Гэррэт отодвинул её и хладнокровно разъяснил служанке, что рядом с мужем графиня в компаньонке не нуждается, а потому пускай Гвиннет едет во второй карете, вместе с прочими слугами.

Гвиннет заколебалась, разрываясь между преданностью графине и распоряжением Гэррэта.

— Простите, миледи, — наконец огорчённо пробормотала она и ушла.

Карета дёрнулась, загремела по булыжной мостовой, Элизабет откинулась на подушки, которыми было обложено сиденье. Ей было не по себе под пристальным, оценивающим взглядом Крейтона — виконт рассматривал её, словно музейный экспонат или же военный трофей.

— Ну вот, так будет намного уютнее, — он потянул за шнур, которым были подвязаны занавески. Тяжёлая ткань с громким шорохом развернулась, наглухо закрыв окошки и надёжно спрятав тех, кто сидел в карете, от любопытных взглядов.

— Зачем вы опустили занавески? Сейчас же откройте!

Элизабет прижала к груди подушку, словно щит. Неужели виконт и впрямь решил последовать скабрёзному совету принца?

Крейтон и бровью не повёл.

— Так безопаснее. Нас никто не должен видеть. По крайней мере, до тех пор, пока мы не отъедем от Парижа на приличное расстояние.

Элизабет подальше отодвинулась от супруга, хотя в темноте кареты сделать это было нелегко — виконт был слишком могучего сложения, а его длинные ноги никак не умещались под сиденьем. Даже сквозь юбки Элизабет ощущала жар его мускулистого бедра.

Тут карету сильно тряхнуло, Крейтона толчком швырнуло прямо на Элизабет. Женщина зажмурилась в ожидании удара — но ничего не произошло. Открыв глаза, Элизабет увидела, что Крейтон нависает над ней, упираясь руками в спинку сиденья. Горячее дыхание обжигало её лицо.

— Извини. Я тебя не ушиб? — В голосе его звучала неподдельная забота.

— Нет. — Она качнула головой, внезапно ощутив, какую мощь источает это крепкое, мускулистое тело. Боже, какой великан! Поскорей бы он вернулся на своё место… И всё же от его близости у Элизабет замирало сердце.

Крейтон чуть отодвинулся, рассматривая её вдовий чепец.

— Эта штука пристёгивается? Булавками там или чем-нибудь ещё?

— Никаких булавок, — кратко отозвалась Элизабет. — А что?

— А то, что он тебе больше не понадобится. Сегодня ночью, во всяком случае.

Не успела она сказать и слова, как виконт проворно сдёрнул разом и чепчик, и вуаль. Жёсткие, иронические черты Крейтона слегка разгладились.

— Что дрожишь? Я ведь тебя не укушу!

Элизабет промолчала. Муж уверенной рукой высвободил и расправил её длинные золотистые локоны.

— Так-то намного лучше, — сказал он наконец, и суровые голубые глаза его заметно смягчились. — У тебя такие красивые волосы, Бесс. Не надо их прятать.

Опять это ненавистное имя — и как раз тогда, когда Крейтон проявил наконец человеческие черты!

Насупясь, Элизабет неловко поправила распустившиеся волосы.

— Я закрываю волосы, сэр, потому что я — в трауре. Не только по мужу, но и по любимой сестре.

— По первому мужу, — поправил Крейтон, пристально вглядываясь в её лицо. — Должно быть, это ужасно — потерять сестру. Вы были близки, не так ли? Леди Шарлотта часто рассказывала о тебе, и всегда с таким восторгом…

— Вы знали друг друга? — Элизабет не скрывала удивления. Шарлотта никогда не упоминала Крейтона в своих письмах. Впрочем, что тут удивительного? Английские эмигранты держались в Париже тесной, сплочённой группой. Конечно же, они были знакомы. Лишь сейчас она вспомнила, что видела виконта в церкви на похоронах Шарлотты.

Крейтон вернулся на своё место.

— Мы были друзьями, — просто ответил он. — Она была сама доброта. Никогда никого не осуждала, принимала всех такими, как есть. Мне будет её не хватать.

По щекам Элизабет заструились горячие слезы.

— Вот те раз, — пробормотал Крейтон, — я вовсе не хотел тебя огорчить. На, возьми. — Он протянул Элизабет аккуратно выглаженный платок. — Тебе неприятно, что мы заговорили о твоей сестре?

— Нет, нисколько, — пролепетала Элизабет, осушая слезы. — Просто впервые со дня похорон кто-то заговорил о ней. Наверно, я ещё не готова к такой беседе. Да к тому же так устала… и голодна.

— О, это поправимо. — Крейтон пошарил под сиденьем и выдвинул корзину с провизией.

Порывшись в корзине, он достал бутылку вина и два серебряных кубка.

— Ты, должно быть, и впрямь умираешь с голода. Как только я раньше не догадался? Выпей пока вина, а я накрою для нас ужин.

Виконт развернул промасленную бумагу, достал пирожки с мясом, аккуратно и тонко нарезал сыр и хлеб, сложил все на плотной салфетке и лишь после этого утвердил импровизированный столик у неё на коленях.

— Спасибо, — пробормотала Элизабет, почти сожалея, что голос её помимо воли прозвучал так угрюмо.

Она так устала и проголодалась, что вино сразу ударило ей в голову. Насытившись, Элизабет откинулась на подушки… и сама не заметила, как погрузилась в крепкий сон.

Она свернулась клубочком на сиденье, ощущая сквозь сон упругое, мягкое, невыразимо уютное тепло. Мерный стук копыт баюкал её, словно колыбельная. Сонно вздыхая, Элизабет поудобнее устроилась в этом мягком тепле — и заснула крепче, наслаждаясь небывалым, умиротворённым покоем.

И лишь проснувшись, Элизабет обнаружила, что угрелась, словно котёнок, в объятиях виконта, уткнулась щекой в его широкую мускулистую грудь.

Вспыхнув от нестерпимого стыда, Элизабет поспешно отпрянула от Крейтона — и тот, конечно же, проснулся.

— Хорошо выспалась, Бесс? — спросил он, зевая и сладко потягиваясь.

— Х-хорошо, — запинаясь, пробормотала Элизабет — и в крайнем смущении даже не заметила, что он назвал её Бесс.

После краткого отдыха карета покатила дальше. Поправив занавеску, Гэррэт пристально взглянул на сидевшую рядом женщину.

— Сдаётся мне, что сейчас самый подходящий момент обсудить наши дела.

— Очень хорошо. — Элизабет зябко обхватила руками плечи. О чём Крейтон собирается говорить с ней?

— Наш союз нельзя назвать браком по любви, но скажи, разве мало подобных браков?

Он подался вперёд, опёрся локтями о колени.

— Я хочу сказать вот что: мы с тобой оба не хотели этого брака, но так уж случилось. Это — данность. Мы должны признать это и решить, как нам жить дальше.

Сдвинув брови, Гэррэт сосредоточенно разглядывал свою ладонь, затем всё же отважился заглянуть в глаза Элизабет.

— Думаю, мы сможем договориться. У тебя будет своя жизнь, у меня — своя.

Элизабет поняла, к чему он клонит.

— У вас будут свои друзья…

Лицо Крейтона прояснилось.

— Именно.

— А у меня свои, — закончила она вызывающе.

— Верно, — улыбнулся он. — Доколе ты будешь поступать осмотрительно, я постараюсь смотреть на некоторые вещи сквозь пальцы.

Гэррэт заколебался:

— Но совсем другое дело, когда это касается детей.

Дети! Боже праведный, вот оно, наконец! Что сказать ему? Солгать? Но потом, когда он узнает правду, всё станет во сто крат тяжелее! А правду Гэррэт узнает обязательно.

— Детей? — с трудом она повторила роковое слово.

— Да. — Голубые глаза Крейтона подёрнулись дымкой. — Если у тебя будут дети, пусть они будут от меня. Ублюдки мне не нужны.

Элизабет могла бы сказать, что тревожиться ему не о чём… но смолчала, с трудом скрывая страх. Крейтон лукаво улыбнулся:

— Моя мать говорит, что не сможет умереть спокойно, пока я не произведу на свет наследника.

Именно этого она и боялась! Элизабет сменила тему на менее опасную:

— Ваша мать жива?

Она никак не могла представить себе Крейтона рядом с матерью. Или в кругу домашних.

— Слава создателю, да! Она тебе понравится. Очень славная. Она живёт в Чествике с моими сёстрами.

Мать и сестры, подумала Элизабет. Знают ли они о его бастардах?

Крейтон откинулся на подушки, явно сочтя разговор законченным.

— Если не случится ничего неожиданного, мы будем в гостинице вовремя — и сегодня вечером будем спать в настоящей постели.

Элизабет сжалась. Гостиница и настоящая постель?

Неужели Крейтон мог… ожидать от неё исполнения супружеских обязанностей? Он ведь ясно сказал, что теперь Элизабет его жена, и он своего не упустит. Едва они останутся одни, Крейтон овладеет ею… и Элизабет не в силах будет ему помешать. Так ловушка еретического брака захлопнется окончательно, и её душа будет обречена на вечные муки.

10.

Гэррэт вышел из дверей гостиницы и заглянул в карету. Бесс сидела в ожидании, напряжённая и прямая, как пика, её руки покоились на коленях. Гэррэт наклонил голову и криво улыбнулся.

— Ну, Бесс, есть две новости — хорошая и плохая. С какой начать?

— Сперва я хотела бы выбраться из кареты. — Она устремила на него пронизывающий взор. — Позвольте же мне наконец выйти, виконт.

Гэррэт повиновался и отошёл в сторону, ожидая, когда супруга сойдёт с подножки. Выбравшись из кареты, Элизабет одёрнула мятые юбки и с вызовом взглянула на Гэррэта.

— Какую же плохую новость вы хотите мне сообщить?

Гэррэт почти не удивился, что она попросила прежде назвать плохую новость. Он глубоко вздохнул:

— В гостинице полно французских солдат. Они спят после попойки.

Он ожидал услышать поток возмущённых слов, но Элизабет лишь кратко осведомилась:

— А хорошая новость?

Гэррэт усмехнулся:

— Есть только одна свободная комната, и боюсь, нам придётся провести эту ночь вместе.

В ответ Бесс одарила его ледяным взглядом. Позабыв на мгновение о том, что вокруг толпятся мушкетёры и слуги, она упёрла руки в бока и громко заявила:

— Может быть, мне и предстоит ночевать в одной комнате с вами, сэр, но из этого вовсе не следует, что спать мы будем в одной постели!

— Ясно. — Гэррэт ослепительно улыбнулся. — Кровать, стало быть, достанется вам одной?

Так вот что она затевает! Отлично, он принимает её игру. Гэррэт галантно предложил Элизабет руку.

— Может быть, мы обсудим это за ужином, Бесс — без свидетелей?

Солнце только зашло, когда супруги покончили с простым, но обильным и довольно вкусным ужином — тушёный цыплёнок, ржаной хлеб, яблочный пирог и крепкое вино. Как обычно, графиня ела мало, хотя Гэррэт подкладывал ей кусочки побольше и повкуснее.

Прихватив бокал вина, он устроился в массивном, неказистого вида кресле и устремил взгляд на огонь, полыхавший в камине.

— Мы отправимся в путь ещё до рассвета, так что лучше лечь спать пораньше. Мне послать за Гвиннет или сегодня тебе помощь служанки не понадобится?

В комнате воцарилась неловкая тишина, которую нарушил ровный голос графини:

— Гвиннет поможет мне снять платье.

— Ах да! Все эти кнопки, узелки и крючки… — Гэррэт поднялся, велел одному из солдат позвать служанку и снова уселся в кресло.

— У женщин всегда столько хлопот, чтобы лечь в постель, — философски заметил он, все так же неотрывно глядя на языки пламени в камине. — Неужто ваша сестра не может обойтись без суеты?

— Судя по тому, сэр, что я слышала о вас, вы знаете женщин лучше, чем они сами.

— Хороший ответ! — рассмеялся Гэррэт.

Он обернулся — Бесс по-прежнему неподвижно сидела за маленьким обеденным столиком. Вся её поза выражала крайнюю усталость. В неверном свете свечи графиня была похожа на маленькую девочку, усталую и обиженную, которой давно пора баиньки. Полумрак смягчил резкие черты её измождённого лица.

Странное всё-таки создание досталось ему в жёны! Эта женщина не желает никому покоряться и ведёт войну со всем миром. Впрочем, эта война, похоже, давно её утомила. Гэррэт вдруг посочувствовал Элизабет всем сердцем.

Всегда ли она была такой? Помнится, Калпепер рассказывал про отца Элизабет — строгий, религиозный старец с жёстким характером. Возможно, непреклонный характер Элизабет порождён её тяжёлой жизнью и выкован в бесконечной борьбе за существование. Гэррэт вспомнил о искренней приязни, человеческом тепле и веселье, которые всегда царили в усадьбе Крейтонов.

Он не мог вообразить, как Бесс смеётся. Полноте, да умеет ли она вообще смеяться?

Гэррэту хотелось услышать её смех, но ещё больше — услышать, как Элизабет поёт, пусть даже тем неверным, пронзительным, пьяным голосом, каким пела три года назад в часовне.

Вот только пусть бы на этот раз избрала другой повод для пения!

Как же пробудить в этой ледяной статуе золотоволосую фею, которая открылась Гэррэту той ночью? Он готов биться об заклад, что в Бесс ещё довольно жизни, просто она загнала свои чувства глубоко внутрь и сама же страдает от того, что не в силах выпустить их на волю. Такое с ходу не исправишь, ну да Гэррэт всегда отличался хорошим терпением. А попытаться, право, стоит. Он ничего при этом не потеряет, зато приобрести может многое.

Он поднялся с кресла и подошёл к Элизабет.

— Что ж, коли я такой по женской части — почему бы мне не помочь тебе улечься в постель по всем правилам?

И легко вынул из её волос булавку, затем другую.

Элизабет мгновенно напряглась всем телом. Так было всегда, когда Гэррэт оказывался поблизости. Что ж, пускай она его на дух не переносит — однако ж каждое его прикосновение пробуждает в ней ясный и недвусмысленный трепет. И всё же… нет, он просто не в силах понять эту женщину.

Ещё три булавки — и роскошные золотистые локоны привольно рассыпались по плечам. Элизабет не проронила ни слова. Хотя её волосам недоставало блеска, они были мягкими и шелковистыми на ощупь. Гэррэт заглянул в открытый дорожный саквояж, стоявший возле

Элизабет, и увидел деревянную гребёнку с редкими зубьями. Такая гребёнка скорее пристала горничной, нежели графине.

Как только они достигнут Лондона, Гэррэт накупит ей гребней из слоновой кости и платьев из тончайшего шелка и, конечно же, подарит ей сапфиры, которые так удивительно сочетаются с цветом её глаз. Может быть, тогда Бесс наконец осознает, что все тяготы и лишения в её жизни закончились?

Он взял неказистую гребёнку и принялся неторопливыми, хорошо рассчитанными движениями расчёсывать золотистые локоны.

— Как у меня получается?

— На ночь волосы мне расчёсывает Гвиннет. Я предпочла бы, чтобы она делала это и впредь, — сдавленно произнесла Бесс.

Он остановился. В её голосе слышался страх — не простой испуг, а животный страх. Гэррэт опустила глаза — женщина с такой силой вцепилась в подлокотник кресла, что пальцы у неё побелели.

Гэррэт отложил гребёнку и присел напротив Элизабет.

— Нам надо поговорить, Бесс. — Мягкой улыбкой он попытался её ободрить. — Может, будет проще, если ты станешь называть меня Гэррэт?

Элизабет искоса глянула на него и промолчала.

— Гэррэт — простое имя и его легко запомнить. Неужели я прошу слишком многого?

— Гэррэт. — Она произнесла его имя, словно выплюнула застрявшую в зубах кость.

— Спасибо. Теперь, когда мы с тобой назвали друг друга по имени, я хочу задать тебе один вопрос. — Он заглянул в её непроницаемые голубые глаза. — Скажи, отчего ты меня боишься?

Элизабет отвела глаза.

— Я вас не боюсь. — Голос её зазвенел, как натянутая струна.

— В самом деле? Почему же ты замираешь всякий раз, когда я подхожу к тебе, и вздрагиваешь при каждом моем прикосновении?

— Я вас не боюсь, — повторила она упрямо и теперь в упор взглянула на Гэррэта. — Просто мне неприятны и ваше присутствие, и ваши прикосновения.

Гэррэт покачал головой и улыбнулся.

— Ты увиливаешь от ответа. Так чего же ты всё-таки боишься?

Элизабет поднялась, обхватила себя руками за плечи.

— Я прекрасно понимаю, что вы задумали совершить сегодня ночью. Вы заявили об этом совершенно определённо.

И отошла подальше от Гэррэта, к самому камину.

— Конечно, вы способны принудить меня к плотскому греху — но полюбить грех вы меня не заставите. Так же, как не заставите полюбить вас.

Лицо графини розовело в отсветах пламени камина, но казалось, и пламени не под силу растопить ледяную маску, сковавшую её черты.

— Я не невинна. За шесть лет жизни с Рейвенволдом я узнала, что такое близость между мужчиной и женщиной. Главное же, я поняла, что близость такого рода доставляет радость одному мужчине.

Она с вызовом взглянула на Гэррэта.

— Я знаю, что за дверью на страже стоят ваши люди. И никто не придёт мне на помощь, если я закричу. Вы сильнее меня, больше меня — я не в силах помешать вам совершить задуманное. Посему, если вы непреклонны в своём стремлении овладеть моим телом, прошу только одного — не причинять мне боли. И покончить со всем этим как можно быстрее.

Элизабет опять отвернулась к огню. Рейвенсволду обычно хватало нескольких минут. Если только он не был слишком пьян — тогда мерзостное соитие длилось бесконечно.

— Граф Рейвенволд был единственным мужчиной в твоей жизни? — Гэррэт глядел на женщину, застывшую у камина.

— Разумеется! Разве могло быть иначе?

— И никаких любовников, возлюбленных?

Теперь Бесс смотрела на него с откровенным презрением.

— Как это ни трудно для вас, постарайтесь понять, что в этом мире существуют и порядочные женщины, женщины, которые хранят верность мужу и однажды данному слову. В моей жизни был только один мужчина — мой супруг перед господом.

— Вот оно что… — Гэррэт поджал губы. Это объясняло многое. Интересно только узнать, подавил ли безудержный эгоизм Рейвенволда в Элизабет даже самый зародыш нежности? Или какие-то нежные чувства в её душе всё-таки остались, правда, накрепко скованные скорлупой самодовольства и ханжеской непогрешимости.

— Бедная Бесс, — искренне посочувствовал он. — Ты даже не догадываешься, какое это счастье, когда тебя любят.

— Счастье? — На губах её дрогнула горькая усмешка. — Мне не так много известно о счастье, сэр, но что такое обязанности, я знаю хорошо. И что такое честь — тоже. Труд в поте лица, служение господу и моему королю — вот принципы, которые я исповедую и которыми руководствуюсь в жизни.

Она говорила без запинки, словно вызубрила эти слова наизусть.

— Счастье, удовольствие — эфемерная, преходящая вещь. Оно не служит вечной или хотя бы великой цели.

— Да что ты, Бесс! Служит, да ещё как!

Да уж, подумал Гэррэт, непочатый край работы. Много, очень много времени потребуется, чтобы Бесс оттаяла. Гэррэт откинулся в кресле. Пожалуй, с этой женщиной нужно говорить без увёрток.

— Успокойся, Бесс, я никогда не навязывал себя женщинам, и уж тем более не стану навязывать свои ласки тебе. — В голосе его зазвучала неприкрытая ирония. — Да и к чему — ведь вокруг столько женщин, которые не только рады заполучить меня, но даже сами меня преследуют. Не тревожься, Бесс, я ничуть не пострадаю из-за твоей холодности.

Дерзкая откровенность Гэррэта привела женщину в ужас.

— Вы — невозможный человек, сэр!

— Ничего подобного, самый что ни на есть обычный! И довольно пока об этом! Я, знаешь ли, чертовски устал.

С этими словами он невозмутимо стянул с себя сапоги, затем поднялся и расстегнул широкий кожаный ремень.

— Ещё одно, впрочем. — Гэррэт кивнул в сторону кровати. — Я собираюсь спать в этой самой постели. Если ты не против, можешь присоединиться ко мне. Обещаю, что не дотронусь до тебя и пальцем. Плевать мне на твои принципы — я хочу хорошенько выспаться.

Гэррэт снял ремень и одним движением стащил через голову рубаху из тонкой замши.

Бесс замерла при виде его обнажённого торса.

Гэррэт двигался намеренно неторопливо — чтобы супруга успела получше его рассмотреть.

Походная жизнь закалила Гэррэта, и при каждом движении под его гладкой кожей переливались стальные мускулы. Бесс не доводилось прежде видеть обнажённым молодого привлекательного мужчину — ведь покойный граф был рыхл телом, чрезвычайно волосат, да и его обвисший большой живот не слишком тешил взгляд.

Гэррэт ухмыльнулся:

— Вслед за рубашкой обычно снимают штаны, Бесс. Если ты не горишь желанием увидеть то, что находится у меня ниже пояса, лучше отвернись.

Он забрался в постель и до пояса укрылся покрывалом.

— Ну вот, теперь можно смотреть. Ничего не видно.

Гэррэт с наслаждением развалился на пуховой перине — пускай себе и комковатой, но после двух ночей непрерывной тряски в карете она казалась мягкой, точно облако. Приоткрылась дверь, и в спальню нырнула запыхавшаяся от усердия Гвиннет.

— Когда разденешься, Бесс, погасите свечи. И постарайтесь не слишком шуметь. Я очень устал.

Элизабет пододвинула кресло поближе к огню и плотнее закуталась в подбитый мехом плащ. Почему ей так холодно? В камине весело трещат дрова, тесная комнатушка прогрелась отменно — и всё же леденящий холод пробирает Элизабет до самых костей.

И отчего ей так стыдно и страшно? Как в те времена, когда она, маленькая девочка, набедокурив, ожидала, что сейчас отворится дверь, войдёт отец с кожаным ремнём в руке и начнёт её воспитывать? Напротив, ей следует радоваться. Её мольбы услышаны. Крейтон дал слово не требовать от неё любви силой. И всё же Элизабет почему-то не радовалась. Она чувствовала себя совсем разбитой, и одна мысль неотвязно мучила её: обманом её заманили в ловушку, откуда невозможно улизнуть.

Элизабет бросила быстрый, опасливый взгляд на мужчину, который свернулся клубком на своей стороне кровати. Убедившись, что глаза Гэррэта закрыты, а его дыхание глубоко и ровно, она позволила себе рассмотреть его повнимательнее.

Взгляд её задержался на густых бровях вразлёт. Удивительные брови! Они бросались бы в глаза ещё больше, если бы не прямой нос и чёткий абрис властного подбородка. Да, виконт красив — мужской неподдельной красотой, и всё же Элизабет предпочла бы мужчину с прочными моральными устоями.

Конечно, Крейтон не лишён положительных качеств. Он, судя по всему, знающий командир, решительный и уверенный в своих действиях. И когда захочет, манеры его безупречны. Беда в том, что он не джентльмен. Вот и все.

Элизабет отвернулась к камину. Джентльмен уступил бы ей кровать целиком.

Тремя днями позже, в предместье Лондона Элизабет, сидя в наёмном экипаже, поджидала виконта, который отправился по своим делам. Внезапно дверца распахнулась, и в карету стремительно ворвалась Анна Мюррей.

— Элизабет! — застрекотала она, захлопнув дверцу. — Ты замужем за виконтом Крейтоном? Вот уж не ожидала! Но как это случилось? Я просто сгораю от нетерпения и хочу услышать все до мельчайших подробностей. Невероятное сочетание — скромница леди Элизабет и ловелас виконт Крейтон! Какая захватывающая новость! Ещё до захода солнца в Англии все будут говорить только об этом.

Не заметив выражения боли и изумления на лице Элизабет, Анна продолжала:

— Из твоего мужа невозможно вытянуть ни слова! Они с Бамфилдом погрязли в делах и планах. Кажется, он даже не сообщил бы мне, что вы поженились, если б я не справилась о тебе и Шарлотте… — Анна запнулась, и улыбка её погасла.

— Прости, дорогая моя! Как же я глупа и бестактна — болтаю о пустяках, когда ты только что потеряла свою единственную сестру! — Исполнясь сочувствием, она принялась целовать затянутые в перчатки руки Элизабет.

— Я сочувствую тебе всем сердцем, поверь! Ещё раз прошу извинить меня за бестактность.

— Ты ни в чём не виновата.

Как обычно, безмерная доброта подруги тронула Элизабет, и она грустно улыбнулась.

— Теперь, когда не стало Шарлотты, твоя дружба так много для меня значит.

Слёзы хлынули из глаз Анны.

— А твоя — для меня, дорогая Элизабет.

И Анна тут же переключилась на менее печальную тему:

— Ну разве не чудо план, что составил Бамфилд? Никак не могу поверить, что ты и виконт будете работать вместе с нами. Это же так рискованно!

Элизабет нахмурилась:

— Рискованно? Анна, во что втянул тебя Бамфилд на этот раз?

— Ты действительно ничего не знаешь? — На хорошеньком личике Анны выразилось искреннее удивление.

— Не имею ни малейшего представления. Виконт… то есть мой муж упоминал лишь об отправке небольшого груза через канал, но разве это связано с риском?

Глаза Анны заблестели от волнения. Она наклонилась вперёд и прошептала так тихо, что Элизабет с трудом смогла разобрать её слова:

— Груз — это герцог Йоркский, и вы с Гэррэтом поможете нам спасти его.

Гэррэт совсем не удивился, застав в экипаже Анну Мюррей, которая оживлённо болтала с Элизабет. Он забрался в карету и втиснулся на сиденье рядом с графиней.

— Полагаю, вы уже вдоволь наговорились.

— Мы едва начали, — заявила Анна и одарила Гэррэта ослепительной улыбкой. — Догадайтесь, какая у нас новость? Графиня согласилась съездить за платьем. Я обо всём ей рассказала.

— Что?! — Гэррэт не верил собственным ушам. «Съездить за платьем» только с виду казалось невинным делом. «Платье для мисс Эндрю» было частью плана Бамфилда — рискованного и почти безумного. Втянуть во всё это Бесс…