Глава 10

Профессор Мортон провел первый час своего рабочего дня в своем офисе, просматривая последние данные об экспериментах с Ц-551. Согнувшись над столом, он курил, выбивая трубку в пепельницу и вновь наполняя ее табаком, не отрывая глаз от листа бумаги. Великолепно, просто великолепно.

Эвансы все еще планировали свой поход на юг в поисках более теплого климата, но пока они так и не рискнули выйти из шале. Было бы интересно понаблюдать, если они на это решатся; они были типичными представителями унылого и нелюбопытного рабочего класса, решил он, боятся нарушить обычный порядок вещей. Но из запасы, конечно, скоро кончатся, и им придется что-то предпринять.

Алан Джей и его подружка выходят в лагерь по отдельности. Тайные походы, пока другой спит. Но они всегда возвращаются в свое шале номер 24, потому что это единственное место, где они чувствуют себя в безопасности. Двое любовников, ставшие чужими друг другу. Но все же они не расстались. Как-то раз он грубо обошелся с ней, за ними необходимо тщательно наблюдать. Сейчас, однако, кажется, ладят. Она убеждена, что она шлюха, он вообще не знает, кто он такой. Пока у него есть наркотики, ему все равно.

Долман все еще поправляется от ушибов, кипит ненавистью к капиталистам. Он втихаря что-то замышляет, но с помощью подслушивающего устройства невозможно, к сожалению, узнать его мысли. Смит, смотритель площадки, пытается вступить с ним в контакт. Когда они встретятся, что-то произойдет, Мортон был в этом уверен.

Теперь Мейсы, первый семейный эксперимент. Гвин — мошенник, финансовый жулик. Сотрудники Управления налоговых сборов пытались поймать его уже несколько лет, но им это, вероятно, никогда не удастся. Создание его затуманено, и Мейс начал паниковать. Как растратчик, который боится уйти в отпуск, потому что в его отсутствие все может раскрыться. Он собирается хорошо проводить время и плевать хотел на завтра.

Жена Мейса начинает расклеиваться. Жизнь под напряжением, чрезмерная родительская опека и одержимость респектабельностью. Она убеждена, что беременна. Страх, таившийся в ней годами, нашел выход. Она не беременна, Мортон был в этом уверен, но как она будет действовать? Профессор раззадоривал свой аппетит вопросами.

И их дочь: девушка, лишенная нормальной жизни подростка, она собирается наверстать упущенное. Все трое намереваются выйти вечером и совершить что-то абсолютно несвойственное их обычному поведению.

Тони Мортон отвлекся, снова выбил трубку, но не набил ее на сей раз. Несколько секунд он сидел, уставившись на закрытую папку. Его удовлетворенность исчезла, на лице появилось выражение озадаченности, легкого раздражения. Затем он поднялся одним гибким движением, неслышно прошел по толстому ковру. Он слегка приоткрыл дверь и выглянул в соседний офис.

Энн Стэекхауз склонилась над компьютером, она сидела спиной к Мортону. На ней была тонкая нейлоновая блузка, сквозь которую просвечивала алая бретелька от бюстгальтера. Она была так красива, что профессор испытал чувство горечи. Он пожалел, что все так вышло. Это была его вина, этой связи никогда не должно было быть, но он не сможет стереть все из памяти. Бурные ночи, страсть, затмевающая разум, человеческий фактор, столь опасный для эксперимента с Ц-551. Теперь все кончено, у него нет сомнений, и он не станет пытаться вернуть то, что короткое время принадлежало ему.

За те несколько минут, что он незаметно наблюдал за Энн, в его натренированном мозгу произошло изменение — он переключился с личной установки на профессиональную. Его мозг очистился, и стройное, чувственное тело на другом конце комнаты стало просто рабочей единицей, столь важной для успеха.

— Энн, — он широко распахнул дверь, увидел, как она вздрогнула и повернулась к нему. — Если можно, уделите мне минуту. — Босс, вызывающий свою секретаршу, чтобы продиктовать ей текст, вежливо, но повелительно.

— Да, конечно, — она вскочила со стула чересчур поспешно, и этого было достаточно, чтобы он понял, что она нервничает, что ее терзает совесть. И это нехорошо для дела, когда на карту поставлено доверие к правительству. Когда в любой цепи замечают слабое звено, его или чинят, или убирают и заменяют более прочным. Личные эмоции при этом не имеют значения.

Он уже сидел за своим столом, когда она вошла в офис, наполнил трубку табаком и зажег, не торопясь. С этим разговором нельзя было торопиться. Он указал ей на стул напротив, улыбнулся.

Никогда не знаешь, что думает Тони, он первоклассный мастер скрывать свои переживания, подумала Энн.

— В личном плане, — голос его был ровный, он даже чуть улыбнулся. — Я полагаю, между нами все кончено, я правильно понял?

Она помедлила, знала, что краснеет; внезапно этот стул показался самым неудобным в мире. Она попыталась сидеть спокойно.

— О, никаких обид нет, — он махнул рукой, словно их недавняя связь была пустяковым делом. — Я прекрасно могу это понять. Просто мне хотелось бы знать. Я уверен, что ты меня понимаешь.

— Да, — она опять помолчала, внутри у нее все оборвалось. — Боюсь, что все кончено. Так... получилось.

— Кто-то другой?

Опять вопрос показался обычным. Он смотрел не на нее, листал отчеты, которые она напечатала вчера. Может быть, он и не интересуется личными делами.

— Да, — пауза, — другой.

— Спасибо, что сказала, — тон его не изменился. — Я должен похвалить тебя за эти отчеты. Краткие и точные. Все эксперименты прекрасно вырисовываются... кроме одного!

На этот раз Энн Стэкхауз все же переменила позу, она откинулась на спинку стула, пожалев, что не может провалиться сквозь пол и оказаться вне этой комнаты. Глаза Мортона смотрели прямо на нее, сверкающие глаза ястреба-охотника, заметившего полевку, прячущуюся в траве.

— Да? — Попытайся выглядеть удивленной. Но получилось скорее как виноватый вскрик.

— Биби! — в голосе Мортона теперь послышались резкость, скрытый гнев. — Я не понимаю, почему он не был введен в эксперимент. Или, возможно, — саркастический намек, — этот человек не поддается действию Ц-551, вызывающего галлюцинации?!

Энн не знала, что сказать. Если бы она заранее заготовила ответ, она и тогда бы не смогла правдоподобно соврать. Черт, этот негодяй знает все!

— Разве он... так важен? — она взяла себя в руки, решив бороться.

— Честно говоря, да. Это молодой человек из состоятельной семьи, решивший стать строителем, тогда как у него есть диплом физика. Бунтарь, если угодно. Что им движет? Мы бы многое хотели узнать о нем. Но если его организм способен противостоять воздействию Ц-551, тогда он еще интереснее. Почему ты не дала ему препарат?

Она не ответила. У нее чуть было не сорвалось с языка оправдание школьницы: «Я не знаю». Это прозвучало бы глупо, еще больше снизило бы ее шансы. Она смотрела на пепельницу; диагональная форма, подделка под хрусталь, похожая на всевидящее око, пытающееся загипнотизировать ее. Она отвела взгляд, почувствовав в глубине души искру гнева, которая все разгоралась.

— Ну? Сказать мне самому, почему ты не дала Биби препарат?

— Давай, продолжай, — слабый выпад. Уволь меня, освободи,

— Ты не дала ему таблетку, потому что у тебя с ним личные отношения. Меня это не касается, — это было произнесено злобным шепотом и было, очевидно, очень важно для профессора Мортона. — Но я должен напомнить, что ты подписала ряд документов, когда начала работать в нашем отделе. И твои нынешние действия представляют очень серьезную угрозу безопасности. Я надеюсь, мне нет необходимости напоминать тебе об этом.

— Я не раскрыла никаких официальных секретов, — гнев внутри нее начал проявлять себя. — Я обещаю тебе, что ни одно слово не просочилось. Я просто отказываюсь вводить его в эксперимент.

— О, я понимаю, — он откинулся в кресле, медленно зажег трубку. — Итак, тщательно подготовленные досье и отчеты должны пойти прахом просто потому, что ты решила вступить в любовную связь с одним из наших... подопытных кроликов, тебе, кажется, нравится такое название. Ты фактически диктуешь правительству Ее Величества, над кем оно может проводить эксперименты, а над кем нет.

— Я просто хочу, чтобы Джеффа оставили в покое.

— Милая девочка, — теперь тон его был резок, — не тебе это решать. Ты нарушила своими действиями правила. Ты подписала, что будешь подчиняться, не задавая вопросов, и вот уже противоречишь этому. В результате ты стала опасна для дела.

— Тогда уволь меня, — резко сказала она. — Отдай мне мои документы, и я сразу же уеду. Ты никогда больше не увидишь меня.

— К сожалению, это не простая работа. Если бы мы могли увольнять непослушных сотрудников, мы бы выпускали множество шпионов, имеющих на нас зуб. Ты прекрасно знаешь, насколько серьезен наш эксперимент, его последствия, и если об этом станет известно общественности...

— Тогда я подам заявление об уходе!

— И это невозможно, — он рассмеялся, но от его смеха по спине у нее побежали ледяные мурашки. — Мы не можем позволить тебе просто так уйти, девочка!

— Ты угрожаешь мне? — она чувствовала, как колотится ее сердце. Ее замутило, у нее слегка закружилась голова.

— Скажем так: я пытаюсь убедить тебя выполнить работу, которую ты обязана делать.

— А если я откажусь? — Положим карты на стол, чтобы все выяснилось. Она начала слегка дрожать и надеялась, что Мортон не заметит этого.

— Тогда нам придется принять соответствующие меры. — Людоед-великан в облаке табачного дыма, в этом было что-то зловещее, похожее на пиротехнические эффекты в кинофильмах. Она содрогнулась.

— Это ответ политика. — По крайней мере, она была зла, все-таки какое-то утешение.

— Ну, я полагаю, что отчасти я и есть политик, — он говорил тихо, почти шепотом. — Я служу правительству, человечеству. В этом и заключается важность нашей задачи. Мы не можем потерпеть поражение из-за тривиальных вещей.

— Это нарушение прав человека, — возразила она. — Послушайте, профессор, говорите нормальным языком, чтобы я могла понять. Хватит намеков. Что именно вы предпримете, если я откажусь выполнять задание?

— Боюсь, что тебя придется... изолировать, ради безопасности, — он произнес это с некоторым сожалением, но угроза в голосе осталась.

— Запереть, да? Упрятать в психушку, как они поступают с диссидентами в России?

— В широком смысле — да. У нас нет альтернативы.

— Я могу обратиться в полицию.

— Мне кажется, я тебе переоценил, — он наклонился к ней через стол, — ты же не думаешь на самом деле, что это тебе бы помогло, ведь так?

— О, ради Бога! — она сдерживала нарастающую панику, желание вскочить, бежать из этой комнаты, бежать из лагеря. — Нет, не думаю. Как я уже. сказала, все это попахивает советскими методами. Полиция появляется тогда, когда вам это нужно, что бы я ни делала, вы используете свою власть, чтобы упрятать меня в психушку. Или, может быть, убрать. Так вы это называете, не правда ли?

— Не будем отклоняться от темы, — внезапно Мортон встал, подошел к окну и стал смотреть на главную автостоянку, засунув руки в карманы. Спокойный человек, у которого возникла проблема, ее нужно разрешить. — Послушай, Энн, не будем доводить до плохого. Нам это не нужно. Ни тебе, ни мне. Ты хорошо работала, лучше и быть не может, а теперь ты собираешься разрушить свое чудесное будущее в нашем отделе из-за чепухи.

— Из-за чепухи!

— Совершенно верно, — он повернулся и посмотрел на нее — приветливый, улыбающийся человек. — Послушай, с Биби ничего не случится, он просто переживет несколько... фантазий. По всей вероятности, совершенно безобидных. Несколько дней, и он вернется к своему нормальному состоянию, совершенно не сознавая, что произошло. Или же, если мы так решим, мы можем применить противоядие и вернуть его анормальное состояние в течение нескольких часов. Так кто что теряет? Он, конечно, не пострадает от каких-то вредных воздействий. В проигрыше окажешься только ты, если не согласишься выполнить приказ. В лучшем случае тебя переведут в лабораторию на какую-нибудь простую работу, мы можем даже послать тебя в Штаты. Так что Биби ты все равно не увидишь. Он найдет себе другую, а ты останешься ни с чем. Будь же благоразумна, Энн. Если не ты дашь ему препарат, это сделает кто-то другой. Своим упрямством ты будешь наказана, но над Биби все равно проведут эксперимент. Так что не лучше ли подсунуть ему таблеточку, а через несколько дней вы бы продолжили свой роман. Да могли бы и не прекращать. Мы не знаем. Ну же, Энн, будь умницей. Я бросаю тебе спасательный круг. Если все это дойдет до ушей моего начальства, я не думаю, что у тебя будет еще один шанс. Даже несмотря на то, что между нами все кончено, я хочу помочь тебе. Но я должен получить четкий ответ: да или нет. Немедленно!

Она опустила голову. Он прав, выхода нет. Дай Джеффу Ц-551, иди мы сами это сделаем. Он все равно получит препарат. А она будет наказана за отказ.

— Я ненавижу эту работу, я ненавижу тебя, Тони. Но я вижу, что у меня нет выхода, — сказала она.

— Отлично! — он набивал трубку табаком «Кавендиш», что всегда означало, что он доволен результатом. — Я все же не ошибся в тебе. Небольшой эмоциональный сбой, скажем так. Давай забудем об этом разговоре, а вечером ты дашь Биби таблетку. Договорились?

— Думаю, что да, — она встала и поспешила вон из комнаты.

Глава 11

Ал оказался не таким, как представляла его утром Сара. Исчезли его оживленность, готовность болтать и смеяться. Он был не то чтобы сдержан, а скорее угрюм. Пока они шли к озерной пристани, исчез и ее энтузиазм, она подумала, что, может быть, ей не стоило приходить. Она подумала о своих родителях, сидящих в кинотеатре «Адельфи», о жарком, душном зале, о видеофильме, чтобы посмотреть его, нужно напрягать глаза и уши; контраст слишком темный, звук нечеткий, дети болтают, где-то плачет ребенок. Если это одноразовое свидание, то оно внесет приятное разнообразие в ее отдых с предками, который мало чем отличался от жизни дома.

Большинство лодок были пришвартованы к пристани. Молодая парочка делала, по-видимому, свой последний круг, а какие-то глупые мальчишки пытались догнать пару уток, рискуя перевернуть лодку; так им и надо, нечего приставать к уткам.

Ал отвязал одну из лодок, отбросил канат. Сильный молчаливый мужчина в обшарпанных вельветовых шортах, без майки. Сара следила за каждым его гибким движением, у нее пробежали мурашки по телу. Ей хотелось, чтобы ее видели с ним, чтобы другие девушки завидовали ей. Она никогда не испытывала подобных чувств к Норману, он был таким обыкновенным.

Ал наклонил голову, удерживая лодку, чтобы она не накренилась, и Сара села в нее. Она боялась поскользнуться и упасть в воду; она хорошо плавала, но вода была такая темная, жуткая, на поверхности плавал всякий мусор. Бр-р-р-! Ал оттолкнул лодку от берега, перепрыгнул через корму, раскачав лодчонку. И он продолжал молчать; он начал грести, медленно и ритмично, лодка отошла от берега.

Солнце начало опускаться за горы, с побережья дул мягкий, приятный бриз. Нежный вечер, допоздна можно ходить в майке и шортах. Она постаралась расслабиться, но не смогла, но так же точно было во время ее первого свидания с Норманом. Если бы только Ал завел какую-нибудь пустую беседу!

— Как тепло, — сказала она наконец, потому что не в силах была выдержать молчание.

Он кивнул — единственный признак того, что он услышал ее слова. Она начала нервно сцеплять и расцеплять пальцы.

— Ты откуда? — она попыталась еще раз.

— Ниоткуда, — он посмотрел на нее, и она подумала, что глаза его кажутся остекленевшими, как будто он страдает катарактой. Выражение лица отсутствующее, как будто мысли его где-то далеко. — Я все время в пути, а здесь отдыхаю.

Он сложил весла, вытащил полиэтиленовый пакетик с табаком и начал свертывать сигарету. — Курить будешь? — он предложил ей самокрутку.

— Нет, спасибо, я не курю.

— А надо бы, — он усмехнулся в бороду, чиркнув в ладонях спичкой. — Особенно эти.

— Куда мы плывем? — вопрос был не праздный, он снова начал грести, казалось, у него имелся какой-то план.

— Прогуляемся по острову. Это гораздо интереснее, чем просто кружить по озеру, как все.

Она кивнула. Ей не оставалось выбора. Лодок на озере больше не было, утки, наконец, уплыли, и мальчишки утратили интерес. Они почти доплыли до пристани.

В свете заката вода вовсе не выглядела привлекательной. Водное пространство, созданное человеком озеро, которое, вероятно, не глубже пяти футов, у берегов его была застоявшаяся пена и грязь. Остров был размером в пол-акра — густая рощица из ив и хвойных деревьев, заросшая ракитником и иван-чаем. Под деревьями роились облака мошек. Саре не особенно хотелось сходить на берег; там, наверно, лягушки, ящерицы и всякие насекомые. Но Ал направил лодку к берегу, схватился за нависшую над водой ветку, чтобы пристать.

Он протянул ей руку, помог сойти на берег, покрытый жесткой травой, не отпустил ее, пока они не оказались на ровной почве. Она была рада, что надела сандалии; Ала могли искусать насекомые — он был босиком.

Листва смыкалась за ними, словно занавес, скрывающий их от любопытных взглядов на берегу, который был отсюда метрах в ста. Трава и хвойные иголки, как будто ступаешь по ковру, мягкому и упругому. Сумерки наступят рано под этими нависающими над землей ветвями.

Он сел на траву под соснами, еще освещенными солнцем, усадил ее рядом. Опять наступило напряженное молчание.

— Здесь хорошо, — он обнял ее одной рукой. — Как-то уединенно. Как будто в собственном мире, вдали от всех. Я не люблю людей.

— Тогда зачем же ты приехал в лагерь отдыха, где на сотне акров собралось пять тысяч людей, и все топчутся 24 часа в сутки?

Он сжал губы, словно попытался найти причину, но покачал головой, сдавшись.

— Не знаю, зачем я здесь. Смешно, да? — он хрипло засмеялся. — У меня еще есть кое-какие проблемы.

— Да? — спросила она, напрягшись. Не надо было ей идти на это свидание. Но, может быть, лучше выслушать его проблемы, дать ему выговориться.

— Меня преследует одна девушка, — он говорил тихо, озираясь, словно ожидал, что предмет его разговора прячется под землей и подслушивает. — С ней просто сладу нет, никак не отвяжется.

— Ты не можешь от нее избавиться?

— Это не так-то легко, — он оторвал горящий кончик сигареты. — Видишь ли, она поселилась у меня, и если я ее не буду держать взаперти, она выйдет и станет орать, что я ее изнасиловал.

У Сары внезапно засосало под ложечкой, она задрожала от страха.

— Но ведь этого не было. Ал?

— Нет, — он покачал головой. — Видишь ли, она шлюха, требует тридцатку за раз. Понимаешь?

Сара не понимала. Она попыталась отодвинуться, но он крепко держал ее. Она расслабилась, она не хотела сопротивляться, чтобы не рассердить его. Он чокнутый, это точно.

— Так что я с ней влип.

— А ты не можешь уехать?

— Она наведет на меня полицию, это как пить дать. Она угрожала мне недавно... Я помню, что недавно, я что-то за временем не услежу. Так что я ее избил, обработал как следует. Но я ее не насиловал.

О боже! Да он же накачался наркотиками, она в этом уверена. Вся эта история — выдумка, плод его воображения. По всей вероятности, такой девушки вовсе не существует.

— Я бы хотел, чтобы она на тебя была похожа.

Она почувствовала его дыхание, застоявшийся запах табака, ощутила его грубую бороду, когда губы Ала стали искать ее губы. Они нашли их, и он принялся яростно целовать ее. Она пыталась сопротивляться, но это было бесполезно, он был сильный и, казалось, не замечал даже этой видимости сопротивления.

— Я сказал себе, когда увидел тебя утром, — он чуть отодвинулся, но продолжал крепко держать ее, — вот девушка, в которую я могу по-настоящему влюбиться. Что-то в тебе есть такое, чему я не в силах противиться. У нас с тобой многое впереди, милочка.

— Мои родители ждут меня к половине одиннадцатого, — Сара говорила быстро, настоятельно. — Они очень заботятся обо мне, беспокоятся по разным пустякам. Если я не вернусь без четверти одиннадцать, меня станут с полицией разыскивать.

— Да не волнуйся ты, — он ободряюще похлопал ее по плечу. — Им и в голову не придет искать нас на этом острове.

Господи, да он вообразил, что я боюсь, что они найдут меня!

— Мой друг завтра приезжает!

— Друг! — внезапно настроение Ала изменилось, глаза его сузились, губы сжались. — Ты не сказала мне, что у тебя есть парень.

— Ты же не спрашивал, но и ты не сказал мне, что в твоем шале живет девушка.

— Слушай, — глаза его вдруг прояснились, — это наш шанс. Если мы будем действовать правильно, мы сможем разом избавиться от моей девушки и от твоего парня.

— Что... что ты имеешь в виду?

— Ну как же, мы можем дать деру, а им останется лишь локти кусать. Утром мы будем уже далеко.

Ей показалось, что деревья вокруг наклонились и закружились, завертелись по спирали, потом медленно остановились.

— Я... я хочу обратно, — она чуть не плакала.

— Этот твой парень, — он, казалось, не слышал ее, — он когда-нибудь уже...

Пальцы Ала заскользили по ее ногам, попытались раздвинуть ее сомкнутые бедра.

— Нет! — это была правда. — Я никому этого не позволяла!

Он стал снова целовать ее, придавливая к земле, его сильная рука ощупывала ее шорты, разрывала их. Она почувствовала, как треснул материал, начал рваться.

— Тогда это будет особенно приятно, — он тяжело дышал, — как будто ты все уже обо мне знала и берегла себя для меня.

И тогда она стала кричать. Ее вопли, полные ужаса, эхом отдавались в ночной тишине.

— Заткнись, черт возьми! — Ал рассердился, зажал ей рот ладонью, ее крики превратились в мычание. Она боролась, пыталась пнуть его ногой, вонзила зубы в его руку.

Он закричал, завопил от боли, и ей почти удалось выскользнуть из-под него. Почти. Как только она вырвалась, он схватил ее другой рукой за волосы, снова придавил к земле, со злостью прижал коленом ее живот. — Сука! — он плюнул ей в лицо. — Ты такая же дрянь, как и она. Еще похуже! Ты хотела только подразнить меня, да? А зачем же мы приехали на этот остров, а?

Она попыталась ответить ему, но не могла произнести ни слова, у нее лишь стучали зубы, она хрипло дышала. Ее сильно тошнило. О, Норман, я люблю тебя, если бы только был здесь! Я ничего плохого не хотела с ним делать, клянусь!

Ал ударил ее кулаком по лицу, она почувствовала, что у нее сломаны зубы. Осколки во рту, вкус крови. Она плакала, умоляла.

— Ты тоже пойдешь жаловаться в полицию, да?

Он поднял ее, опять швырнул на землю.

— Может быть, они уже услыхали твои вопли, идиотка, идут сюда. Тебе эта игра не удалась. Давай, ври им, сколько влезет, скажи им, что я тебя изнасиловал. Как собирается сделать Синди, если я ее выпущу из шале...

Внезапно его пронзила одна мысль. Синди! Он ведь оставил ее одну, она может выйти, пойти в полицию. Эта девка во всем виновата, может, это заговор. Ловушка!

Он снова потянулся к ней, увидел, как она пытается защититься ладонями, но это была слишком слабая защита против его мощного кулака. Кость ударила по кости, что-то громко хрустнуло, и вот она уже больше не кричала и не визжала.

Обезумев от ненависти и страха, не замечая, что тело ее безжизненно повисло в его руках, словно сломанная марионетка, которую держат за шею, он тряс ее. Он все забыл, помнил лишь о той девушке в шале, он боялся, что она что-то предпримет в его отсутствие. Он бросил тело Сары, побежал к лодке, толкнул ее на глубину и отчаянно начал грести к берегу.

Глава 12

На рассвете толпа, стоящая на границе Зеленого лагеря, решила, что вооруженные люди, окружившие шале ь 24, — полицейские снайперы. Иначе и быть не могло, потому что именно полицейские держат зевак на безопасном расстоянии. Сквозь утренний туман можно было разглядеть три силуэта: два человека стояли на дорожке у шале, а один был на балконе. Несомненно, что за домом их находилось гораздо больше.

Кордон полицейских в форме, патрульные машины и «Лэнд Ровер» с синими мигалками. Без всякого предупреждения спящий лагерь был потревожен; в двери раздавался стук, полицейские велели отдыхающим взять одежду и покинуть их шале.

— Опять Чернобыль? — спросила одна женщина.

— Или атомная война? — ее муж с мутными глазами дрожал, натягивая халат. — Что происходит, черт возьми?!

Только когда все отдыхающие вышли из шале, через мегафон им было дано объяснение.

— В номере 24 находится мужчина, который, вероятно, вооружен, он держит заложницей женщину. Просьба отойти подальше ради собственной безопасности.

Алан Джей бежал с острова в слепом страхе, он быстро догреб до берега, выпрыгнул из лодки, бросив ее, и она медленно поплыла по покрытой мусором воде. Он остановился, стараясь припомнить, в какую сторону идти в этом искусственном мире яркого света и оглушительной музыки.

Калейдоскоп красок, американские горки, напоминающие ревущего змееподобного монстра из разноцветного пламени, толпы людей, вываливающиеся из кинотеатра и образующие очередь у киосков с едой, толкающиеся за рыбой и чипсами, за свежими дарами моря. Враждебная среда, где никому нет дела до других, каждый думает лишь о себе. Развлечение эгоистов.

Словно убежавший дикий зверь, оказавшийся в безвыходном положении, он прокрался вдоль территории главного лагеря, прошел мимо лабиринта шале с их тускло освещенными улочками, окаймленными неухоженными розовыми садиками и порыжевшими от солнца лужайками. Он перешел на шаг, пытаясь отыскать свое шале.

Сара была забыта; она влетела в его жизнь и исчезла, как исчезает с приходом дня ночная тень. Только Синди имела значение: соблазнительная шлюха, издевающаяся над ним, требующая плату за пользование ее телом, угрожающая ему законом. Может быть, он опоздал, и она уже ушла, может быть, как раз сейчас уговаривает полицию прийти и арестовать человека, который держит ее в плену, который изнасиловал ее. Он не смог бы этого опровергнуть.